Страница:
– Хорошо, – пробормотала она и вдруг засуетилась, что-то разыскивая в своем рюкзаке.
Душевые кабины были отдельно, в южной части холла, и туда немедленно выстроилась очередь. Но, несмотря ни на что, это оказался настоящий рай. Вода была чуть теплая, попахивала трубами и химикатами, но она расслабляла и очищала. Я наплевал даже на рану, хоть это и опасно, но я попытался обернуть ее целлофановым пакетом. Плечо уже прихватилось снаружи.
Плохо помню все детали. Всем были розданы портативные сигнализации с датчиками движения, и как-то неожиданно холл опустел.
Я успел перекинуться парой фраз только с Йоргеном и Сибиллой, а рядом стоял Сенька и вовсю расхваливал местный сервис, обращаясь то ли к нам, то ли в пустоту.
Мои благороднейшие эсквайры разделили мое беспокойство по поводу навязчивого приглашения к губернатору вдвоем с Ириной.
– Да забей, не ходи, – махнул рукой Йорген.
– Надо быть в курсе, что тут творится, – ответил я. – Да и дело у меня кой-какое есть…
– Ты смотри, деловой, не перестарайся, – ухмыльнулся устало Йорген.
– Да уж постараюсь, – в тон ему ответил я.
Потом мы пошли с Ириной в выделенную нам комнату с номером «12». Комната была небольшой. Я запер дверь, проверил окна, проверил койки и столик, стоящий возле окна, между койками. Посмотрел вентиляцию, рукомойник и туалетную кабинку, все, на что хватило сил, – ничего подозрительного не бросилось в глаза.
Ирина тем временем переоделась, сложила комбез и постелила себе и мне настоящие простыни! Были какие-то синтепоновые одеяла, но я взял свое походное, шерстяное. Прилепив на дверь сигналку, я со словами «ну наконец-то» как подкошенный рухнул на постель и почти сразу уснул, успев только снять комбез и положить на стол автомат.
Ирина еще что-то говорила… гладила меня… задирала мне водолазку на спине и мазала ноющий синяк чем-то прохладным… потом ногу… но я уже проваливался в бесконечную сладостную пучину долгожданного сна…
– Цель полета на Марс? – требовательно спросил голос из темноты.
– Завоевание галактики…
– Что?!
– Стать добровольным членом общества Первой Колонии Марса, – ответил я, двигая желваками.
Комната была темной, и, кроме орехового бюро и старомодной настольной лампы, в ней почти ничего не было. За окном стоял поздний сырой осенний вечер.
Яркий конус света падал на столешницу, скрывая за собой в полутьме лицо вопрошающего.
Я сидел в неудобном скрипучем кресле, и что-то довольно чувствительно упиралось мне в задницу, как я ни ерзал. Наверное, это нарочно так сделали, чтобы посетитель нервничал, не мог сосредоточиться и выкладывал всю подноготную…
– Почему вы решили стать добровольным колонистом? Членам вашей семьи нужны социальные льготы? Или вы романтик?
Слова, доносящиеся с другой стороны луча лампы, были низкого тембра и почти без интонаций. Это тоже делалось специально, чтобы человек не вел беседу с неким персонажем, другим собеседником, а как бы разговаривал сам с собой, отвечая на возникающие в голове мысли.
– Скорее романтик: у меня нет семьи.
– Не женаты?
– Разведен.
– Понятно… – Возникла небольшая пауза, как передышка между раундами боксерского поединка. – Боюсь вас огорчить, но то, что вы увидите там, вряд ли вызовет у вас восторг. Марс не для романтиков, скорее для прагматиков или маньяков – там еще почти ничего нет, там каждый волен быть в том виде, который естественен для его натуры. Этакое зеркало, что ли. Типа Дикого Запада, только хуже, рафинированней… Там побеждает сила, а не идеи: людям там – не до идей, молодой человек.
Все-таки прокололся, выдал парочку персонифицирующих оценок! Обозначил свой возраст и отношение… да и интонации эти…
– Я согласен с вами. – Я сделал маневр уклонения и прикрылся левой. – Но на Земле у меня не осталось ничего такого, о чем я мог бы пожалеть, так что у меня особо нет вариантов…
– Надежда на изменение жизни – совсем не то что надежда на изменение мира вокруг. – Он мягко пытался теснить меня в угол, но я заметил этот ход. – На Земле вы еще сможете спрятаться, найти свою отдушину, свой микросоциум, а там вас переделают под обстановку, и прикрыться там нечем. Вы будете отсчитывать сол за солом унылого и кровавого календаря…
– В том-то и дело, – я совершил грубоватый, но мощный выпад, – мне не нужны эти микрополочки, я хочу жить в равномерном обществе, пусть оно даже и примитивно и жестоко…
– От макро к микро, – слабо парировал он, – но по результатам тестирования вы вряд ли протянете там больше полугода: новичкам обычно везет, но потом… Вы хотели бы стать гладиатором в Древнем Риме?
– Значит, так надо, – я поставил блок, – если бы у меня не было перспектив, то да, стал бы, хотя и не хотел. Рискнуть всем, когда терять больше нечего…
– Перспективы есть всегда, и терять всегда найдется что. Например, жизнь… Ну да что я вам тут объясняю… – Он попытался провести прямой в голову. – Еще полтора года назад я подписал бы ваши документы не глядя. – Он неожиданно отступил. – Достаточно было вашего заверенного у нотариуса заявления. Но сейчас, когда проект «Терра-3» заморожен, а я продолжаю сидеть здесь, на этом месте, я провожу тестирование очень тщательно и…
– Ой, – невольно вырвалось у меня: я посмотрел на свои ладони: они были размером с крупную сковородку! Да и кресло перестало скрипеть – оно разломилось на две половинки: я резко увеличивался в собственных габаритах, напоминая самому себе Алису в Стране чудес, с той лишь разницей, что не пил, не ел ничего подозрительного, да и веера чужого не подбирал… – Что это за хрень такая? – испуганно спросил я, заполняя пространство почти половины комнаты.
– А-а-а-а-а, – протянул он понимающе, – теперь я вижу – вы готовы: ваше макро готово стать микро. Вас переполнило энергией… В вас возникло кольцо уробороса.
Мне и вправду показалось, что сквозь меня проходит какое-то вертикальное мерцающее кольцо.
– Ладно, пойдемте.
И тут я увидел, как на фоне серого окна медленно поднимается огромный силуэт человека, с могучими широкими плечами, косматой гривой волос. Этот силуэт тоже устремляется к потолку плавным движением встающего с колен великана.
Настольная лампа начинает мерцать и наконец гаснет, неумолимо устремляясь куда-то вниз, в темноту, вместе со всем интерьером комнаты.
Словно по команде, мы синхронно вытягиваем вверх руки, и они, колоннообразные, с пучком труб-пальцев, упираются в обшитый стальными листами потолок, в котором виднеется проем квадратного люка, где проглядывают сквозь мерцающий бледно-сиреневый мягкий рефлекс облаков множество одиноких и равнодушных звезд. Их обвели карандашом и назвали богами, героями, мифическими зверями или просто символическими предметами, но повлияло ли это на них? Вряд ли…
– Конечно, повлияло, – словно в ответ говорит черный силуэт, сидящий на краю крыши вагона, рядом со мной.
Вагон мерно раскачивается, изредка постукивают эхом колеса на рельсовых стыках, и безвозвратно вдаль уносится в перспективу веретено ниточек рельсов, на которые наматываются провода линий электропередачи и одинокие фрагменты светящихся в темноте окон. Сматывается прошлое в бесконечную спираль, будто бы пряжа мойры.
– Все-таки ты меня нашел, – сказал я, как ни странно, не ощущая ни малейшего страха.
– Это неизбежно, – глухо ответил он, – наши пути пересекаются в одной плоскости, правда, только один раз в эту вечность. В другую все повторится, но немножко иначе…
– Зачем тебе понадобился трон? – спросил я с любопытством. – Зачем тебе нужна была эта эгида?
– Ты всерьез думаешь, что все это мне необходимо? – спросил он с легкой иронией. – Твой дядюшка любит наговорить про меня бог знает что.
– Да нет. – Я почувствовал, что веду себя не совсем тактично для первой встречи. – Просто он так волнуется за баланс…
– Мы все волнуемся за баланс, но волноваться за него глупо – он и есть закон.
Мне показалось, что на фоне его головы поблескивают две оранжевые искорки, словно летящие в дыму костра.
– Тебе просто пока не дано понять некоторых вещей, – продолжал он, – потому что ты пользуешься человеческими представлениями о разуме, о сознании и о материи. Человек склонен считать себя чем-то уникальным, неким итогом не суть важно чего – эволюции или божественного творения. И так, и так можно сказать, но понять – только растворившись. Убив что-то, необходимо умереть самому, для равновесия, – вот для этого есть я: я, который всегда умирает. Я, которого нет в этом мире. Я – течение энтропии. У меня все наоборот – из микро в макро. Чтобы была связь между донором и акцептором, между всей этой системой сообщающихся сосудов. Поэтому я – многолик, а они – нет. Они все разные, но отдельно.
– Я начинаю понимать… – сказал я, задумчиво глядя в убегающую ленту пейзажа.
Мне вдруг действительно показалось, что поезд стоит на месте, а по краям на невидимом транспортере проматывается пейзаж, создавая ощущение движения. Стало холодно – ветер пронизывал до самой кожи. Даже звезды, казалось, приблизились, стали крупнее и ярче.
– Мы что, все батарейки? – спросил я.
– Почему так банально? Зависит от желания. – Он легонько болтал ногами, напоминающими темные акварельные разводы. – Иерархии не существует. Змей может быть только в четырехмерном пространстве.
– Ладно, – кивнул я, – это понятно. Ты мне лучше скажи – что это за «Пантеон» такой?
– Забавы взрослых малышей, – как-то ехидно произнес он, – не бери в голову.
– Хорошо. – Я пытался закрепить доверительные позиции. – А кто же тогда убил Джованни?
– А ты еще не знаешь? – удивился он.
– Догадываюсь, – с умным видом протянул я. – Просто все как-то не до этого было…
– Да тут и догадываться нечего – все очень банально, даже неинтересно: у тебя есть все факты, их надо просто сопоставить. Ты был прав, когда решил, что это убийство – чистейшая импровизация, и, надо сказать, не очень удачная. Да и недавно была одна вещь, которая наталкивает на размышления.
– Значит, надо… – начал было я.
– Надо тебе валить отсюда, пока не поздно, – вдруг выкрикнул он и столкнул меня своей ручищей вниз, прямо с крыши, туда, в скручивающееся стальное веретено тускло поблескивающих рельсов…
– Я его видел, дядя, – пробормотал я, – он говорил со мной… он…
– Лежи-лежи: тебе нельзя сейчас разговаривать, тебе нужен отдых… главное – что ты жив остался…
Я проснулся от чьего-то пристального взгляда.
Открыл глаза, вскинул голову с подушки и потянулся за автоматом.
На меня смотрело лицо Ирины и улыбалось, она гладила меня по плечу.
Ирина сидела на моей кровати и смотрела на меня.
– Ну ты и храпишь, – сказала она с улыбкой, – я думала, это компрессор работает.
– Сколько сейчас времени, вернее, который час? – спросил я, нахмурившись.
– Почти два, – ответила Ирина, вставая с постели. Она была уже одета и приготовила немного эрзац-кофе и какие-то бутерброды.
– Ну я и сплю. – Я протер глаза руками.
– Тебе полезно, ты раненый, – сказала она, пододвинув ко мне стул и поставив на его сиденье еду перед самым моим носом.
– Я лучше встану, – сказал я, откидывая одеяло и усаживаясь на край койки. Заныл синяк на спине.
Мы позавтракали, и я изложил Ирине идею про нашу поездку к губернатору Персеполиса.
– В общем, ехать надо, а то фигня какая-то творится, – резюмировал я. – Я не думаю, что это коварная засада врагов, но внимательным надо быть предельно. Возьми с собой бластер – для красоты.
– Возьму, – сказала Ирина, – а платье у меня есть с собой…
– Не может быть! – удивился я. – Зачем тебе здесь платье?
– Оно нетяжелое, я взяла его с собой так, на память о Земле… не знаю зачем, а вот и пригодилось.
Я умылся и вышел в холл. Нога болела уже не так сильно, хотя наступать было неприятно.
Под потолком горели мертвенно-белые диодные лампы. Девушки-портье уже не было, а доблестная охрана сидела на стульях. Человек со шрамом дремал, а его напарник резался в игровую приставку.
На диване около душевых секций сидела Дронова и болтала с Аюми. Завидев меня, обе посмотрели в мою сторону.
– Доброе утро, пан Охотник, как спалось? – спросила Дронова с сальной улыбочкой на лице.
– Как мертвому, – ответил я спокойно.
Пани Аида относилась к разряду тех людей, которых ничем не проймешь: они буквально питаются любой информацией, особенно интимного свойства.
– А вам? – спросил я.
– Скучно, – ответила темпераментная пани, – никого не убили, и никто не напал.
– Надеюсь, ваши новые Охотники устроят вам настоящий триллер, – сухо сказал я.
– Боюсь, что как с вами – уже не будет, – то ли с сожалением, то ли с сарказмом сказала она.
Я спустился по лестнице в гараж, проверил дромадеров, почесал Чембу за ухом, на что он довольно тявкнул, и потрепал за гриву Ирининого альбиноса (интересно, как она его называет – ни разу не слышал).
Зачем-то постояв возле генераторного отсека и послушав мерное гудение двигателей, я вышел через маленькую дверь. Три ступеньки от нее спускались на пыльную улицу между гаражными аппарелями. Ночной город ожил после дня: прямо передо мной катились телеги, шли по делам или прогуливались люди. Изредка проезжали зарядившиеся солнечной энергией дня трициклы с пестрыми тентами. Напротив «Гладиатора» стояло несколько некрашеных лавочек, сложенных из грубо обработанного песчаника. Одна оружейная, другая – продовольственная, а перед ней было что-то вроде летнего кафе: стояло несколько столиков, укрытых блестящим противосолнечным навесом. За одним столиком сидела компания каких-то чумазых личностей и что-то шумно выпивала.
Я закурил, глядя на пятнышки огоньков и освещенных окон.
Когда поднялся в номер, прямо обомлел: Ирина уже успела переодеться.
Она была в коротком, изумрудного цвета платье с открытыми плечами. Я никогда ее не видел такой! Аккуратная, тонкая и стройная фигура, точеные плечи и красивая шея и русые волосы в каре… И огромные серые глаза с золотыми искорками…
– Ох… – только и смог сказать я – так мне сдавило внезапно легкие.
– Так нормально будет, как ты думаешь? – спросила она.
Было видно, что она слегка нервничает.
– Я тебе так скажу, – ответил я, еле переведя дух. – Если разместить твое фото в Сети, то на Марсе никогда не будут устраивать конкурсов красоты, понимая всю бесполезность этих мероприятий!
– Дэн, ну я серьезно. – Она поправила на платье какую-то одной ей видную складку.
– А ты думаешь, это юмор? – Я, не отрываясь, смотрел на нее.
– Ладно, будем считать, что самый главный марсианский эстет оценил, – улыбнулась она.
– Только теперь я буду к тебе всегда приставать, – сказал я чистую правду.
– Ты не сделаешь этого, – как-то неуверенно и с легким протестом сказала она.
– Вот увидишь, – угрожающе кивнул я.
В дверь настойчиво постучали.
– Открыто! – Я развернулся к двери, инстинктивно заслонив собой Ирину.
В дверном проеме показался второй охранник с коммуникатором в руке.
– За вами транспорт пришел. – Он говорил, делая странные ударения в словах.
– Сейчас идем, – кивнул я.
– У вас есть время, мне сказали. – И он исчез за дверью.
Я вновь залюбовался Ириной, глядя на ее полуобнаженные плечи (платье было слегка декольтировано). И тут я заметил, что на шее у нее висит что-то вроде кулона. На тонкой цепочке покачивалась небольшая S-образная змейка из белого металла. Змейка была изображена с раскрытой пастью и имела посредине небольшую поперечную выемку. Странно, но, когда я обыскивал Ирины вещи (о чем вспоминал с внутренним содроганием) там, на заводе, я не увидел этой безделушки. Черт! А ведь мне кажется, что я знаю, что это такое: это напоминало часть разъединенного надвое символа змея Уробороса. В довольно-таки редкой вариации: когда два змея (в отличие от обычного кольца), переплетаясь восьмеркой, кусают друг друга за хвост. Он считался символом бесконечного возрождения, вечной цепи диалектического движения и единства. Ну почему в жизни все так нелепо? Я догадывался конечно же о том, что у Ирины должно быть нечто подобное, вернее, именно это…
– Ух ты, какой у тебя красивый талисман! – Я искренне восхитился. – А что это за штука?
Ирина немного смутилась и инстинктивно закрыла кулон ладонью.
– Это, – она замялась ненадолго, – муж подарил, давно еще… мне нравится…
– Это и вправду красивая штука, – подтвердил я, – только кажется, что она не целиковая, судя по ложбинке в центре.
– Ну не знаю, – отмахнулась Ирина, – мне она нравится такой. Он сказал, чтобы я ее везде на Марсе с собой носила: он верил в талисманы.
– Странно, что он, такой серьезный мужчина… – пробормотал я, роясь в своих вещах.
Прямо поверх термобелья я натянул брезентовые черные штаны с накладными карманами, надел бронежилет, наплечную кобуру со своим ПМ и еле втиснулся в потертую кожаную куртку.
– Это, конечно, не комильфо, но… – оправдывался я, приглаживая волосы перед зеркалом.
– Тебе так хорошо, – утешила Ирина.
Она прицепила к своей бежевой кобуре с бластером длинный ремешок и повесила на плечо: получилась милая такая дамская сумочка в стиле хай-тек.
Я вышел опять в холл, постучался к Азизу с полковником и к Йоргену с Сибиллой.
Полковник открыл дверь, прижимая к груди веер из игральных карт. Из номера отчетливо пахнуло анашой, и сверкнули белки Азиза, обрамленные мохнатыми косичками. Йорген и Сибилла открыли не сразу.
– Так, – сказал я, когда все собрались в холле, – нас с Ириной позвали к губернатору на чай. Я хочу выяснить причину столь повышенного внимания к нашим персонам.
Я старался говорить тихо, чтобы не слышали охранники, а Дронова, не стесняясь, вытянула шею и напряженно прислушивалась.
– Вам я поручаю следить за всем в оба, – продолжил я, еще снизив голос, – контактов минимум, если будут предлагать пройтись по городу – только по ближайшим окрестностям и только с местной охраной. Никого не слушайте и сами следите, чтобы в группе много не болтали про нашу дорогу, про убийство и вообще, ну понимаете… И всем держаться вместе – пока мы еще группа, все вопросы будем завтра решать.
Все согласно закивали.
– И все же, Страний, надо вмэсте иты нам… – начал Азиз в своей неторопливой манере, словно подбирая слова.
– Азиз, ты не понимаешь, что это для вашей личной безопасности? Ты же неглупый парень! – Я посмотрел на него в упор.
– Да все я понимаю, – как-то обиженно сказал растаман.
– Одно дело тусовка, а другое дело – двойной риск расстаться с жизнью. – Я вздохнул. – Ладно, мы пойдем.
Проинструктировав в сходном порядке разбуженного мною охранника со шрамом (его звали Бэн), мы с Ириной спустились в гараж и вышли на улицу.
Возле гаражных аппарелей стоял давешний красный БМП-кабриолет.
Водитель, на голове которого красовался танкистский кожаный шлем, увидев нас, вылез со своего места, и не успел я сказать, что и сам могу, обогнул нос вездехода и раскрыл перед нами изломанную ребром жесткости дверцу с правой стороны.
– Спасибо, – вежливо сказала Ирина.
Водитель не произнес ни слова – может, он немой?
Мы забрались на потертые кожаные сиденья, а водитель завел двигатель и, громко просигналив уже знакомым мне трубным ревом, стал разворачивать машину в сторону центра.
Без шлема и кислородной маски я чувствовал себя немного неуютно, будто забыл что-то важное. Теплый ветер, нагретый стенами кратера за день, дул вдоль улицы, принося новые запахи города. Мы с Ириной, как и подобает заправским туристам, озирались по сторонам, жадно впитывая в себя эту незнакомую атмосферу: людей, неуклюжие и разномастные дома, бурление жизни возле питейных и развлекательных заведений, суету торговцев, праздность гуляк, сосредоточенность патрулей, гавканье разношерстных домашних церберов и многое другое. Изредка на стенах попадались грубо напечатанные плакаты с надписями типа «Выкинул мусор на улицу? Плюнь себе в тарелку!», «Ищешь девайсы в пустыне? Пойди на завод и сделай их сам!», «Станем Пятым Городом!» и тому подобная агитация.
По мере приближения к центру мы увидели перемены пейзажа: стали появляться некие подобия парков – огороженных территорий возле домов, где росли разнообразные растения, от кактусов до каких-то раскидистых деревьев с облезлыми стволами. Дома становились более аккуратными и многоэтажными, а людей на улицах было уже поменьше.
В какой-то момент вездеход повернул влево и остановился возле пятиэтажного здания, облицованного светлой плиткой. Над небольшим крыльцом была аккуратная вывеска, немного напоминающая транспарант: «Городское управление Общественного собрания Персеполиса. Свободные колонии Марса».
Здание стояло в центре четырехугольной площади, а возле его фасада росли маленькие хвойные деревца.
«Город сильно изменился», – в сотый раз подумал я.
БМП подкатила, мерно покачиваясь, к крыльцу и остановилась. Водитель продолжал молчать. Я уж было кивнул Ирине, сидящей с краю, чтоб она открывала дверцу, как один из охранников, стоящих возле крыльца, подскочил к машине и галантно распахнул перед Ириной дверцу. Ирина вновь сказала «спасибо», а тот подал ей руку, помогая вылезти из вездехода.
Меня все это забавляло, особенно учитывая то, что я видел здесь раньше и что мы видели при въезде. Это напоминало провинциальный театр, где решили поставить «Гамлета».
– Следуйте за мной, – сказал охранник не без пафоса, – я отведу вас к господину губернатору.
И мы последовали.
Войдя в уютный холл с ресепшеном, мы подошли к дверям лифта, отделанным пластиковыми панелями под дерево. Охранник пропустил нас в кабину и нажал какую-то кнопку на панели.
Плавно качнувшись, лифт поехал вниз. «Странно, что не вверх, – нас везут в казематы!» – подумал я с сарказмом. И чего этому губернатору от нас нужно?
Лифт остановился, и вежливый (а может, предусмотрительный) охранник пропустил нас вперед.
Мы оказались в просторном помещении, где стоял стол с настольной лампой и сидели четверо человек из гвардии Брауна.
Один из них похлопал меня по карманам и осмотрел мой ПМ, извлеченный из кобуры, при этом постоянно извиняясь. Иру попросили показать бластер, кажется, больше из любопытства. Затем мы вошли в какой-то ярко освещенный коридор. В конце него оказалась железная дверь, как в бункере, и двое часовых. Дверь открыли.
– Дальше идите прямо, – сказал охранник, – удачной ночи.
Мы переглянулись и вошли в какое-то маленькое помещение, где царил полумрак, увешанное панорамными фотографиями Персеполиса. Напротив была еще одна дверь, пластиковая. Из-за нее доносилась приглушенная музыка и голоса.
Я взял Ирину под руку и сперва подумал постучаться, но затем потянул за ручку.
Дверь открылась, и на нас брызнул яркий свет. Комната была стилизована под уютную квартиру: по стенам располагались псевдоокна, прикрытые занавесками, в центре стоял роскошный диван, а в углу компьютер с большущим монитором. На полу был постелен ковер с затейливым орнаментом. Возле дивана стояли пятеро человек в строгих костюмах (такое на Марсе увидишь редко), с бокалами в руках, и мирно беседовали.
Двоих я узнал: это были Гастон и Кэр Браун, двух других, стоящих вполоборота, я видел впервые. Гастон кивнул на нас человеку в синем костюме, который стоял спиной.
Сухопарый и подвижный резко развернулся, и…
– Странный! Амиго мио! – услышал я до боли знакомый голос!
Это был Диего! Диего Хлопотун! Вертлявый официант-наркоша из бара «Лунная Дорога», правая рука Жирного Тэдди!
Но теперь он выглядел по-другому: ухоженный, слегка располневший, гладко выбритый, со щегольскими черными усиками и парочкой золотых зубов. Правда, легкий безумный блеск в глазах остался.
– Диего! – Я развел руками в немом удивлении. – Тысячу солов не видал тебя! Как ты сюда попал?!
– Вот так вот, – улыбнулся он, – бывает.
Говорил он уже почти без акцента.
– Я вижу, что вы знакомы с господином губернатором, – сказал подошедший к нам Кэр Браун и щелкнул пальцами.
Появилась миловидная девушка в коротком платье и с подносом, на котором стояли бокалы с жидкостью рубинового цвета. Она подошла к нам.
– Возьмите бокалы, друзья, – рекомендовал Диего, – лучшее кизиловое вино из моих парников. Да, Странный, представь меня своей даме.
– Диего, миллион глюков мне в корму, – выдавил я из себя. – Ты – губернатор Персеполиса?!!
– Да, Странный, – он кивнул, – когда мы с тобой познакомились, я был обыкновенным официантом, но время летит, все меняется, и граждане свободного Персеполиса избрали меня своим губернатором, – ты заметил, надеюсь, что в городе многое изменилось?
– Да и ты, Диего, тоже, – улыбнулся я, внимательно вглядываясь в лицо человека, который смог меня удивить. – Это Ирина, гид нашей группы.
– Очень приятно. – Диего взял Ирину за руку и поцеловал. – Вы – очаровательная девушка!
– Спасибо, мне тоже очень приятно, – сказала Ирина с легкой улыбкой. – Дэн мне про вас рассказывал.
– Буду надеяться, что только хорошее, – улыбнулся Диего, галантно поклонившись. – Пойдем, я представлю тебя «отцам» города.
Продолжая приходить в себя, я направился за ним к дивану, где стояли остальные.
Несмотря на этот сюрприз, мои рефлексы бойца-параноика были напряженнее, чем в момент смертельного балета шагающих танков: если ты знаешь, где враг, то все в порядке, а вот если нет…
Душевые кабины были отдельно, в южной части холла, и туда немедленно выстроилась очередь. Но, несмотря ни на что, это оказался настоящий рай. Вода была чуть теплая, попахивала трубами и химикатами, но она расслабляла и очищала. Я наплевал даже на рану, хоть это и опасно, но я попытался обернуть ее целлофановым пакетом. Плечо уже прихватилось снаружи.
Плохо помню все детали. Всем были розданы портативные сигнализации с датчиками движения, и как-то неожиданно холл опустел.
Я успел перекинуться парой фраз только с Йоргеном и Сибиллой, а рядом стоял Сенька и вовсю расхваливал местный сервис, обращаясь то ли к нам, то ли в пустоту.
Мои благороднейшие эсквайры разделили мое беспокойство по поводу навязчивого приглашения к губернатору вдвоем с Ириной.
– Да забей, не ходи, – махнул рукой Йорген.
– Надо быть в курсе, что тут творится, – ответил я. – Да и дело у меня кой-какое есть…
– Ты смотри, деловой, не перестарайся, – ухмыльнулся устало Йорген.
– Да уж постараюсь, – в тон ему ответил я.
Потом мы пошли с Ириной в выделенную нам комнату с номером «12». Комната была небольшой. Я запер дверь, проверил окна, проверил койки и столик, стоящий возле окна, между койками. Посмотрел вентиляцию, рукомойник и туалетную кабинку, все, на что хватило сил, – ничего подозрительного не бросилось в глаза.
Ирина тем временем переоделась, сложила комбез и постелила себе и мне настоящие простыни! Были какие-то синтепоновые одеяла, но я взял свое походное, шерстяное. Прилепив на дверь сигналку, я со словами «ну наконец-то» как подкошенный рухнул на постель и почти сразу уснул, успев только снять комбез и положить на стол автомат.
Ирина еще что-то говорила… гладила меня… задирала мне водолазку на спине и мазала ноющий синяк чем-то прохладным… потом ногу… но я уже проваливался в бесконечную сладостную пучину долгожданного сна…
– Цель полета на Марс? – требовательно спросил голос из темноты.
– Завоевание галактики…
– Что?!
– Стать добровольным членом общества Первой Колонии Марса, – ответил я, двигая желваками.
Комната была темной, и, кроме орехового бюро и старомодной настольной лампы, в ней почти ничего не было. За окном стоял поздний сырой осенний вечер.
Яркий конус света падал на столешницу, скрывая за собой в полутьме лицо вопрошающего.
Я сидел в неудобном скрипучем кресле, и что-то довольно чувствительно упиралось мне в задницу, как я ни ерзал. Наверное, это нарочно так сделали, чтобы посетитель нервничал, не мог сосредоточиться и выкладывал всю подноготную…
– Почему вы решили стать добровольным колонистом? Членам вашей семьи нужны социальные льготы? Или вы романтик?
Слова, доносящиеся с другой стороны луча лампы, были низкого тембра и почти без интонаций. Это тоже делалось специально, чтобы человек не вел беседу с неким персонажем, другим собеседником, а как бы разговаривал сам с собой, отвечая на возникающие в голове мысли.
– Скорее романтик: у меня нет семьи.
– Не женаты?
– Разведен.
– Понятно… – Возникла небольшая пауза, как передышка между раундами боксерского поединка. – Боюсь вас огорчить, но то, что вы увидите там, вряд ли вызовет у вас восторг. Марс не для романтиков, скорее для прагматиков или маньяков – там еще почти ничего нет, там каждый волен быть в том виде, который естественен для его натуры. Этакое зеркало, что ли. Типа Дикого Запада, только хуже, рафинированней… Там побеждает сила, а не идеи: людям там – не до идей, молодой человек.
Все-таки прокололся, выдал парочку персонифицирующих оценок! Обозначил свой возраст и отношение… да и интонации эти…
– Я согласен с вами. – Я сделал маневр уклонения и прикрылся левой. – Но на Земле у меня не осталось ничего такого, о чем я мог бы пожалеть, так что у меня особо нет вариантов…
– Надежда на изменение жизни – совсем не то что надежда на изменение мира вокруг. – Он мягко пытался теснить меня в угол, но я заметил этот ход. – На Земле вы еще сможете спрятаться, найти свою отдушину, свой микросоциум, а там вас переделают под обстановку, и прикрыться там нечем. Вы будете отсчитывать сол за солом унылого и кровавого календаря…
– В том-то и дело, – я совершил грубоватый, но мощный выпад, – мне не нужны эти микрополочки, я хочу жить в равномерном обществе, пусть оно даже и примитивно и жестоко…
– От макро к микро, – слабо парировал он, – но по результатам тестирования вы вряд ли протянете там больше полугода: новичкам обычно везет, но потом… Вы хотели бы стать гладиатором в Древнем Риме?
– Значит, так надо, – я поставил блок, – если бы у меня не было перспектив, то да, стал бы, хотя и не хотел. Рискнуть всем, когда терять больше нечего…
– Перспективы есть всегда, и терять всегда найдется что. Например, жизнь… Ну да что я вам тут объясняю… – Он попытался провести прямой в голову. – Еще полтора года назад я подписал бы ваши документы не глядя. – Он неожиданно отступил. – Достаточно было вашего заверенного у нотариуса заявления. Но сейчас, когда проект «Терра-3» заморожен, а я продолжаю сидеть здесь, на этом месте, я провожу тестирование очень тщательно и…
– Ой, – невольно вырвалось у меня: я посмотрел на свои ладони: они были размером с крупную сковородку! Да и кресло перестало скрипеть – оно разломилось на две половинки: я резко увеличивался в собственных габаритах, напоминая самому себе Алису в Стране чудес, с той лишь разницей, что не пил, не ел ничего подозрительного, да и веера чужого не подбирал… – Что это за хрень такая? – испуганно спросил я, заполняя пространство почти половины комнаты.
– А-а-а-а-а, – протянул он понимающе, – теперь я вижу – вы готовы: ваше макро готово стать микро. Вас переполнило энергией… В вас возникло кольцо уробороса.
Мне и вправду показалось, что сквозь меня проходит какое-то вертикальное мерцающее кольцо.
– Ладно, пойдемте.
И тут я увидел, как на фоне серого окна медленно поднимается огромный силуэт человека, с могучими широкими плечами, косматой гривой волос. Этот силуэт тоже устремляется к потолку плавным движением встающего с колен великана.
Настольная лампа начинает мерцать и наконец гаснет, неумолимо устремляясь куда-то вниз, в темноту, вместе со всем интерьером комнаты.
Словно по команде, мы синхронно вытягиваем вверх руки, и они, колоннообразные, с пучком труб-пальцев, упираются в обшитый стальными листами потолок, в котором виднеется проем квадратного люка, где проглядывают сквозь мерцающий бледно-сиреневый мягкий рефлекс облаков множество одиноких и равнодушных звезд. Их обвели карандашом и назвали богами, героями, мифическими зверями или просто символическими предметами, но повлияло ли это на них? Вряд ли…
– Конечно, повлияло, – словно в ответ говорит черный силуэт, сидящий на краю крыши вагона, рядом со мной.
Вагон мерно раскачивается, изредка постукивают эхом колеса на рельсовых стыках, и безвозвратно вдаль уносится в перспективу веретено ниточек рельсов, на которые наматываются провода линий электропередачи и одинокие фрагменты светящихся в темноте окон. Сматывается прошлое в бесконечную спираль, будто бы пряжа мойры.
– Все-таки ты меня нашел, – сказал я, как ни странно, не ощущая ни малейшего страха.
– Это неизбежно, – глухо ответил он, – наши пути пересекаются в одной плоскости, правда, только один раз в эту вечность. В другую все повторится, но немножко иначе…
– Зачем тебе понадобился трон? – спросил я с любопытством. – Зачем тебе нужна была эта эгида?
– Ты всерьез думаешь, что все это мне необходимо? – спросил он с легкой иронией. – Твой дядюшка любит наговорить про меня бог знает что.
– Да нет. – Я почувствовал, что веду себя не совсем тактично для первой встречи. – Просто он так волнуется за баланс…
– Мы все волнуемся за баланс, но волноваться за него глупо – он и есть закон.
Мне показалось, что на фоне его головы поблескивают две оранжевые искорки, словно летящие в дыму костра.
– Тебе просто пока не дано понять некоторых вещей, – продолжал он, – потому что ты пользуешься человеческими представлениями о разуме, о сознании и о материи. Человек склонен считать себя чем-то уникальным, неким итогом не суть важно чего – эволюции или божественного творения. И так, и так можно сказать, но понять – только растворившись. Убив что-то, необходимо умереть самому, для равновесия, – вот для этого есть я: я, который всегда умирает. Я, которого нет в этом мире. Я – течение энтропии. У меня все наоборот – из микро в макро. Чтобы была связь между донором и акцептором, между всей этой системой сообщающихся сосудов. Поэтому я – многолик, а они – нет. Они все разные, но отдельно.
– Я начинаю понимать… – сказал я, задумчиво глядя в убегающую ленту пейзажа.
Мне вдруг действительно показалось, что поезд стоит на месте, а по краям на невидимом транспортере проматывается пейзаж, создавая ощущение движения. Стало холодно – ветер пронизывал до самой кожи. Даже звезды, казалось, приблизились, стали крупнее и ярче.
– Мы что, все батарейки? – спросил я.
– Почему так банально? Зависит от желания. – Он легонько болтал ногами, напоминающими темные акварельные разводы. – Иерархии не существует. Змей может быть только в четырехмерном пространстве.
– Ладно, – кивнул я, – это понятно. Ты мне лучше скажи – что это за «Пантеон» такой?
– Забавы взрослых малышей, – как-то ехидно произнес он, – не бери в голову.
– Хорошо. – Я пытался закрепить доверительные позиции. – А кто же тогда убил Джованни?
– А ты еще не знаешь? – удивился он.
– Догадываюсь, – с умным видом протянул я. – Просто все как-то не до этого было…
– Да тут и догадываться нечего – все очень банально, даже неинтересно: у тебя есть все факты, их надо просто сопоставить. Ты был прав, когда решил, что это убийство – чистейшая импровизация, и, надо сказать, не очень удачная. Да и недавно была одна вещь, которая наталкивает на размышления.
– Значит, надо… – начал было я.
– Надо тебе валить отсюда, пока не поздно, – вдруг выкрикнул он и столкнул меня своей ручищей вниз, прямо с крыши, туда, в скручивающееся стальное веретено тускло поблескивающих рельсов…
– Я его видел, дядя, – пробормотал я, – он говорил со мной… он…
– Лежи-лежи: тебе нельзя сейчас разговаривать, тебе нужен отдых… главное – что ты жив остался…
Я проснулся от чьего-то пристального взгляда.
Открыл глаза, вскинул голову с подушки и потянулся за автоматом.
На меня смотрело лицо Ирины и улыбалось, она гладила меня по плечу.
Ирина сидела на моей кровати и смотрела на меня.
– Ну ты и храпишь, – сказала она с улыбкой, – я думала, это компрессор работает.
– Сколько сейчас времени, вернее, который час? – спросил я, нахмурившись.
– Почти два, – ответила Ирина, вставая с постели. Она была уже одета и приготовила немного эрзац-кофе и какие-то бутерброды.
– Ну я и сплю. – Я протер глаза руками.
– Тебе полезно, ты раненый, – сказала она, пододвинув ко мне стул и поставив на его сиденье еду перед самым моим носом.
– Я лучше встану, – сказал я, откидывая одеяло и усаживаясь на край койки. Заныл синяк на спине.
Мы позавтракали, и я изложил Ирине идею про нашу поездку к губернатору Персеполиса.
– В общем, ехать надо, а то фигня какая-то творится, – резюмировал я. – Я не думаю, что это коварная засада врагов, но внимательным надо быть предельно. Возьми с собой бластер – для красоты.
– Возьму, – сказала Ирина, – а платье у меня есть с собой…
– Не может быть! – удивился я. – Зачем тебе здесь платье?
– Оно нетяжелое, я взяла его с собой так, на память о Земле… не знаю зачем, а вот и пригодилось.
Я умылся и вышел в холл. Нога болела уже не так сильно, хотя наступать было неприятно.
Под потолком горели мертвенно-белые диодные лампы. Девушки-портье уже не было, а доблестная охрана сидела на стульях. Человек со шрамом дремал, а его напарник резался в игровую приставку.
На диване около душевых секций сидела Дронова и болтала с Аюми. Завидев меня, обе посмотрели в мою сторону.
– Доброе утро, пан Охотник, как спалось? – спросила Дронова с сальной улыбочкой на лице.
– Как мертвому, – ответил я спокойно.
Пани Аида относилась к разряду тех людей, которых ничем не проймешь: они буквально питаются любой информацией, особенно интимного свойства.
– А вам? – спросил я.
– Скучно, – ответила темпераментная пани, – никого не убили, и никто не напал.
– Надеюсь, ваши новые Охотники устроят вам настоящий триллер, – сухо сказал я.
– Боюсь, что как с вами – уже не будет, – то ли с сожалением, то ли с сарказмом сказала она.
Я спустился по лестнице в гараж, проверил дромадеров, почесал Чембу за ухом, на что он довольно тявкнул, и потрепал за гриву Ирининого альбиноса (интересно, как она его называет – ни разу не слышал).
Зачем-то постояв возле генераторного отсека и послушав мерное гудение двигателей, я вышел через маленькую дверь. Три ступеньки от нее спускались на пыльную улицу между гаражными аппарелями. Ночной город ожил после дня: прямо передо мной катились телеги, шли по делам или прогуливались люди. Изредка проезжали зарядившиеся солнечной энергией дня трициклы с пестрыми тентами. Напротив «Гладиатора» стояло несколько некрашеных лавочек, сложенных из грубо обработанного песчаника. Одна оружейная, другая – продовольственная, а перед ней было что-то вроде летнего кафе: стояло несколько столиков, укрытых блестящим противосолнечным навесом. За одним столиком сидела компания каких-то чумазых личностей и что-то шумно выпивала.
Я закурил, глядя на пятнышки огоньков и освещенных окон.
Когда поднялся в номер, прямо обомлел: Ирина уже успела переодеться.
Она была в коротком, изумрудного цвета платье с открытыми плечами. Я никогда ее не видел такой! Аккуратная, тонкая и стройная фигура, точеные плечи и красивая шея и русые волосы в каре… И огромные серые глаза с золотыми искорками…
– Ох… – только и смог сказать я – так мне сдавило внезапно легкие.
– Так нормально будет, как ты думаешь? – спросила она.
Было видно, что она слегка нервничает.
– Я тебе так скажу, – ответил я, еле переведя дух. – Если разместить твое фото в Сети, то на Марсе никогда не будут устраивать конкурсов красоты, понимая всю бесполезность этих мероприятий!
– Дэн, ну я серьезно. – Она поправила на платье какую-то одной ей видную складку.
– А ты думаешь, это юмор? – Я, не отрываясь, смотрел на нее.
– Ладно, будем считать, что самый главный марсианский эстет оценил, – улыбнулась она.
– Только теперь я буду к тебе всегда приставать, – сказал я чистую правду.
– Ты не сделаешь этого, – как-то неуверенно и с легким протестом сказала она.
– Вот увидишь, – угрожающе кивнул я.
В дверь настойчиво постучали.
– Открыто! – Я развернулся к двери, инстинктивно заслонив собой Ирину.
В дверном проеме показался второй охранник с коммуникатором в руке.
– За вами транспорт пришел. – Он говорил, делая странные ударения в словах.
– Сейчас идем, – кивнул я.
– У вас есть время, мне сказали. – И он исчез за дверью.
Я вновь залюбовался Ириной, глядя на ее полуобнаженные плечи (платье было слегка декольтировано). И тут я заметил, что на шее у нее висит что-то вроде кулона. На тонкой цепочке покачивалась небольшая S-образная змейка из белого металла. Змейка была изображена с раскрытой пастью и имела посредине небольшую поперечную выемку. Странно, но, когда я обыскивал Ирины вещи (о чем вспоминал с внутренним содроганием) там, на заводе, я не увидел этой безделушки. Черт! А ведь мне кажется, что я знаю, что это такое: это напоминало часть разъединенного надвое символа змея Уробороса. В довольно-таки редкой вариации: когда два змея (в отличие от обычного кольца), переплетаясь восьмеркой, кусают друг друга за хвост. Он считался символом бесконечного возрождения, вечной цепи диалектического движения и единства. Ну почему в жизни все так нелепо? Я догадывался конечно же о том, что у Ирины должно быть нечто подобное, вернее, именно это…
– Ух ты, какой у тебя красивый талисман! – Я искренне восхитился. – А что это за штука?
Ирина немного смутилась и инстинктивно закрыла кулон ладонью.
– Это, – она замялась ненадолго, – муж подарил, давно еще… мне нравится…
– Это и вправду красивая штука, – подтвердил я, – только кажется, что она не целиковая, судя по ложбинке в центре.
– Ну не знаю, – отмахнулась Ирина, – мне она нравится такой. Он сказал, чтобы я ее везде на Марсе с собой носила: он верил в талисманы.
– Странно, что он, такой серьезный мужчина… – пробормотал я, роясь в своих вещах.
Прямо поверх термобелья я натянул брезентовые черные штаны с накладными карманами, надел бронежилет, наплечную кобуру со своим ПМ и еле втиснулся в потертую кожаную куртку.
– Это, конечно, не комильфо, но… – оправдывался я, приглаживая волосы перед зеркалом.
– Тебе так хорошо, – утешила Ирина.
Она прицепила к своей бежевой кобуре с бластером длинный ремешок и повесила на плечо: получилась милая такая дамская сумочка в стиле хай-тек.
Я вышел опять в холл, постучался к Азизу с полковником и к Йоргену с Сибиллой.
Полковник открыл дверь, прижимая к груди веер из игральных карт. Из номера отчетливо пахнуло анашой, и сверкнули белки Азиза, обрамленные мохнатыми косичками. Йорген и Сибилла открыли не сразу.
– Так, – сказал я, когда все собрались в холле, – нас с Ириной позвали к губернатору на чай. Я хочу выяснить причину столь повышенного внимания к нашим персонам.
Я старался говорить тихо, чтобы не слышали охранники, а Дронова, не стесняясь, вытянула шею и напряженно прислушивалась.
– Вам я поручаю следить за всем в оба, – продолжил я, еще снизив голос, – контактов минимум, если будут предлагать пройтись по городу – только по ближайшим окрестностям и только с местной охраной. Никого не слушайте и сами следите, чтобы в группе много не болтали про нашу дорогу, про убийство и вообще, ну понимаете… И всем держаться вместе – пока мы еще группа, все вопросы будем завтра решать.
Все согласно закивали.
– И все же, Страний, надо вмэсте иты нам… – начал Азиз в своей неторопливой манере, словно подбирая слова.
– Азиз, ты не понимаешь, что это для вашей личной безопасности? Ты же неглупый парень! – Я посмотрел на него в упор.
– Да все я понимаю, – как-то обиженно сказал растаман.
– Одно дело тусовка, а другое дело – двойной риск расстаться с жизнью. – Я вздохнул. – Ладно, мы пойдем.
Проинструктировав в сходном порядке разбуженного мною охранника со шрамом (его звали Бэн), мы с Ириной спустились в гараж и вышли на улицу.
Возле гаражных аппарелей стоял давешний красный БМП-кабриолет.
Водитель, на голове которого красовался танкистский кожаный шлем, увидев нас, вылез со своего места, и не успел я сказать, что и сам могу, обогнул нос вездехода и раскрыл перед нами изломанную ребром жесткости дверцу с правой стороны.
– Спасибо, – вежливо сказала Ирина.
Водитель не произнес ни слова – может, он немой?
Мы забрались на потертые кожаные сиденья, а водитель завел двигатель и, громко просигналив уже знакомым мне трубным ревом, стал разворачивать машину в сторону центра.
Без шлема и кислородной маски я чувствовал себя немного неуютно, будто забыл что-то важное. Теплый ветер, нагретый стенами кратера за день, дул вдоль улицы, принося новые запахи города. Мы с Ириной, как и подобает заправским туристам, озирались по сторонам, жадно впитывая в себя эту незнакомую атмосферу: людей, неуклюжие и разномастные дома, бурление жизни возле питейных и развлекательных заведений, суету торговцев, праздность гуляк, сосредоточенность патрулей, гавканье разношерстных домашних церберов и многое другое. Изредка на стенах попадались грубо напечатанные плакаты с надписями типа «Выкинул мусор на улицу? Плюнь себе в тарелку!», «Ищешь девайсы в пустыне? Пойди на завод и сделай их сам!», «Станем Пятым Городом!» и тому подобная агитация.
По мере приближения к центру мы увидели перемены пейзажа: стали появляться некие подобия парков – огороженных территорий возле домов, где росли разнообразные растения, от кактусов до каких-то раскидистых деревьев с облезлыми стволами. Дома становились более аккуратными и многоэтажными, а людей на улицах было уже поменьше.
В какой-то момент вездеход повернул влево и остановился возле пятиэтажного здания, облицованного светлой плиткой. Над небольшим крыльцом была аккуратная вывеска, немного напоминающая транспарант: «Городское управление Общественного собрания Персеполиса. Свободные колонии Марса».
Здание стояло в центре четырехугольной площади, а возле его фасада росли маленькие хвойные деревца.
«Город сильно изменился», – в сотый раз подумал я.
БМП подкатила, мерно покачиваясь, к крыльцу и остановилась. Водитель продолжал молчать. Я уж было кивнул Ирине, сидящей с краю, чтоб она открывала дверцу, как один из охранников, стоящих возле крыльца, подскочил к машине и галантно распахнул перед Ириной дверцу. Ирина вновь сказала «спасибо», а тот подал ей руку, помогая вылезти из вездехода.
Меня все это забавляло, особенно учитывая то, что я видел здесь раньше и что мы видели при въезде. Это напоминало провинциальный театр, где решили поставить «Гамлета».
– Следуйте за мной, – сказал охранник не без пафоса, – я отведу вас к господину губернатору.
И мы последовали.
Войдя в уютный холл с ресепшеном, мы подошли к дверям лифта, отделанным пластиковыми панелями под дерево. Охранник пропустил нас в кабину и нажал какую-то кнопку на панели.
Плавно качнувшись, лифт поехал вниз. «Странно, что не вверх, – нас везут в казематы!» – подумал я с сарказмом. И чего этому губернатору от нас нужно?
Лифт остановился, и вежливый (а может, предусмотрительный) охранник пропустил нас вперед.
Мы оказались в просторном помещении, где стоял стол с настольной лампой и сидели четверо человек из гвардии Брауна.
Один из них похлопал меня по карманам и осмотрел мой ПМ, извлеченный из кобуры, при этом постоянно извиняясь. Иру попросили показать бластер, кажется, больше из любопытства. Затем мы вошли в какой-то ярко освещенный коридор. В конце него оказалась железная дверь, как в бункере, и двое часовых. Дверь открыли.
– Дальше идите прямо, – сказал охранник, – удачной ночи.
Мы переглянулись и вошли в какое-то маленькое помещение, где царил полумрак, увешанное панорамными фотографиями Персеполиса. Напротив была еще одна дверь, пластиковая. Из-за нее доносилась приглушенная музыка и голоса.
Я взял Ирину под руку и сперва подумал постучаться, но затем потянул за ручку.
Дверь открылась, и на нас брызнул яркий свет. Комната была стилизована под уютную квартиру: по стенам располагались псевдоокна, прикрытые занавесками, в центре стоял роскошный диван, а в углу компьютер с большущим монитором. На полу был постелен ковер с затейливым орнаментом. Возле дивана стояли пятеро человек в строгих костюмах (такое на Марсе увидишь редко), с бокалами в руках, и мирно беседовали.
Двоих я узнал: это были Гастон и Кэр Браун, двух других, стоящих вполоборота, я видел впервые. Гастон кивнул на нас человеку в синем костюме, который стоял спиной.
Сухопарый и подвижный резко развернулся, и…
– Странный! Амиго мио! – услышал я до боли знакомый голос!
Это был Диего! Диего Хлопотун! Вертлявый официант-наркоша из бара «Лунная Дорога», правая рука Жирного Тэдди!
Но теперь он выглядел по-другому: ухоженный, слегка располневший, гладко выбритый, со щегольскими черными усиками и парочкой золотых зубов. Правда, легкий безумный блеск в глазах остался.
– Диего! – Я развел руками в немом удивлении. – Тысячу солов не видал тебя! Как ты сюда попал?!
– Вот так вот, – улыбнулся он, – бывает.
Говорил он уже почти без акцента.
– Я вижу, что вы знакомы с господином губернатором, – сказал подошедший к нам Кэр Браун и щелкнул пальцами.
Появилась миловидная девушка в коротком платье и с подносом, на котором стояли бокалы с жидкостью рубинового цвета. Она подошла к нам.
– Возьмите бокалы, друзья, – рекомендовал Диего, – лучшее кизиловое вино из моих парников. Да, Странный, представь меня своей даме.
– Диего, миллион глюков мне в корму, – выдавил я из себя. – Ты – губернатор Персеполиса?!!
– Да, Странный, – он кивнул, – когда мы с тобой познакомились, я был обыкновенным официантом, но время летит, все меняется, и граждане свободного Персеполиса избрали меня своим губернатором, – ты заметил, надеюсь, что в городе многое изменилось?
– Да и ты, Диего, тоже, – улыбнулся я, внимательно вглядываясь в лицо человека, который смог меня удивить. – Это Ирина, гид нашей группы.
– Очень приятно. – Диего взял Ирину за руку и поцеловал. – Вы – очаровательная девушка!
– Спасибо, мне тоже очень приятно, – сказала Ирина с легкой улыбкой. – Дэн мне про вас рассказывал.
– Буду надеяться, что только хорошее, – улыбнулся Диего, галантно поклонившись. – Пойдем, я представлю тебя «отцам» города.
Продолжая приходить в себя, я направился за ним к дивану, где стояли остальные.
Несмотря на этот сюрприз, мои рефлексы бойца-параноика были напряженнее, чем в момент смертельного балета шагающих танков: если ты знаешь, где враг, то все в порядке, а вот если нет…