Деверо Джуд. Дорога страсти

   Она замерла и прислушалась, но, к ее ужасу, он явно направлялся не к дому, а к беседке. Она не смела шевельнуться.
   — Мне показалось, здесь кто-то есть, — сказал он, когда до нее осталось несколько шагов.
   Аманда тяжело вздохнула. Попалась!
   — Добрый вечер, профессор Монтгомери, — буркнула она.
   Хэнк вошел в беседку и сел как можно дальше от Аманды. Он заметил лишь краешек белого платья в свете фар. Мог бы и не заметить, но, похоже, у него особое чутье на Аманду. «Шел бы ты спать, — сказал он сам себе. — Ты выпил слишком много пива и после быстрой езды у тебя слишком хорошее настроение, чтобы сидеть с этой девушкой». Но мозг, похоже, не управлял телом, так что он продолжал сидеть.
   — Я познакомился сегодня с вашей подругой.
   Аманда не могла представить, кто мог назваться ее подругой, поскольку прошли годы с того времени, как она виделась с кем-то еще, кроме Тейлора и своей семьи.
   — Неужели? — спросила она. Ей определенно пора наверх, Тейлору бы не понравилось, что она сидит здесь. Этого не было в расписании, и она даже не изучала созвездия.
   — Ривой Эйлер, — подсказал он. Некоторое время Аманда не могла определить, кто это мог быть, но постепенно вспомнила прежние сражения с Ривой. Она уже давно не была похожа на Аманду тех времен, когда затевала с Ривой бессмысленные драки. Какое счастье, что Тейлор спас ее от себя самой.
   — Вы помните ее? — спросил Монтгомери. — Она вас помнит, особенно синяк, который вы ей поставили под глазом.
   Неожиданно для себя Аманда улыбнулась.
   — Да, помню. Мне поначалу было жаль ее, но она быстро положила этому конец. Она всегда…
   — Что?
   — Всегда хотела того же, что было у меня. Если я надевала голубое платье с сердечками, два дня спустя она появлялась в голубом платье с сердечками. Однажды мама повязала мне ленту в розовую и белую полоску, и на следующий день Рива пришла с такой же лентой. Я… — Она замолчала.
   — Что вы сделали?
   — Я выбросила свою ленту в реку. Он улыбнулся ей в темноте.
   — Я иду с Ривой в субботу на танцы, — выпалил он, не успев подумать.
   — Хорошо, — сказала Аманда. — У Ривы мало радостей в жизни.
   — В отличие от вас, — не смог не сказать он. Она выглядела чертовски привлекательно в лунном свете, а белое платье и бледный овал лица делали ее похожей на сказочную фею.
   Ее тон стал жестким.
   — Я действительно счастлива. У меня есть все — семья, жених, книги. Большего нельзя и желать.
   Он подумал, что если ей этого хватает, то для большинства женщин этого недостаточно.
   — Может, вам с Тейлором присоединиться к нам с Ривой? Мы бы пошли на танцы всей компанией.
   — Не думаю, что это возможно, — ответила она, не в силах представить Тейлора танцующим. Она встала, взяла ручку и тетрадь и пошла к выходу. — Мне пора.
   Он быстро, как огромная кошка, скользнул к двери и загородил вход. Он стоял очень близко к ней и чувствовал ее легкий аромат. Не думая, что он делает, он поднял руку и коснулся ее волос.
   — Не уходи, — прошептал он. — Побудь со мной.
   Аманда испуганно вздрогнула. Он смотрел на нее так же, как когда читал стихотворение, особенно место о дрогнувших коленях… Ни один мужчина никогда не смотрел на нее так, никогда с ней так не разговаривал. Это пугало, и вместе с тем она не могла двинуться с места.
   — Какой длины твои волосы? — прошептал он.
   — Длины? — растерянно переспросила она. — До пояса. Их трудно расчесывать.
   — А я бы хотел взглянуть на них распущенными. Они, наверное, такие длинные, густые.
   Аманда чувствовала себя очень странно. Возможно, сказывался пропущенный ужин. Возможно, сказывались все те ужины, которые она пропустила за последние несколько недель, но она чувствовала легкое головокружение и дрожь.
   — Профессор Монтгомери, я не думаю… — начала она, но остановилась, увидев, что он шагнул ближе к ней.
   — Какие у тебя плечи, Аманда? Такие же белые и нежные, как кожа твоих щек? — Он прикоснулся к ее щеке.
   "Очень странно», — подумала она, глядя ему прямо в глаза. Она знала, что не должна слушать то, что он говорит. Может, ей следует позвать на помощь? Она сделала шаг назад, и он тут же шагнул ближе к ней.
   — Ради таких глаз можно умереть, — сказал он, лаская ее взглядом. — А губы! Губы, созданные для поцелуев. Губы, созданные, чтобы шептать слова любви. Губы, созданные, чтобы ласкать мужчину.
   Она не могла сказать ни слова, лишь в голове лихорадочно билось: «О Боже!». Она была напугана, и только поэтому не убегала и не звала на помощь. Хотя нет, это чувство можно было лишь отчасти назвать страхом. Она не знала, с чем сравнить его.
   — Аманда, — прошептал он и обнял ее, лаская шею.
   К ней никто так не прикасался, и ей показалось, что она умирает. Она закрыла глаза, откинула голову назад, с наслаждением ощущая его руки на своем лице.
   И вдруг все закончилось. Монтгомери исчез. Она стояла одна в ночной темноте и думала, не пригрезилось ли ей все это. Но, услышав, как захлопнулась дверь, она поняла, что Монтгомери ушел в дом.
   Аманда тяжело опустилась на скамейку, ручка и тетрадь, которые она прижимала к себе все это время, упали к ней на колени. Все не так. Она поступила не правильно. Нельзя было так поступать, а главное, нельзя было чувствовать такое…
   Она вспомнила о Тейлоре и ее сердце болезненно сжалось. Он ей доверял, верил в нее, а она чуть не предала его. Она — испорченное, аморальное создание. Как она смеет считать себя достойной Тейлора, если ведет себя таким образом с абсолютно незнакомым мужчиной, который попросту посмеялся над ней? Может, профессор Монтгомери и создает благоприятное впечатление, но оно обманчиво. Он цитирует вульгарные вирши, слишком быстро ведет машину, приглашает незнакомых женщин на танцы и заигрывает с девушкой, которая обручена с другим, прямо под носом у ее жениха. Люди, обладающие высокой моралью — такие, как Тейлор, — так себя не ведут. Тейлор никогда не ведет машину слишком быстро (по правде говоря, он вообще не водит машину сам). Тейлор не тратит время на такие бессмысленные занятия, как танцы, и он никогда не сорвется посреди ночи, чтобы встретиться с кем-нибудь вроде Ривы Эйлер. И он никогда не заигрывает с девушками, даже с той, на которой собрался жениться. Тейлор не говорит женщине, что ее губы созданы для поцелуев или для того, чтобы шептать слова любви. Или ласкать мужчину.
   Ласкать? Целовать обнаженные плечи мужчины, или хотя бы его ладонь, или… «Нет! — приказала она себе. — Выкинь такие мысли из головы». По крайней мере, ей следовало представить, что она целует обнаженные плечи Тейлора, а не Монтгомери. Но никогда в жизни она не смогла бы предположить, что Тейлор способен снять рубашку при ней.
   Аманда пошла к дому. Она никогда не чувствовала себя такой смущенной, и в очередной раз ей захотелось, чтобы профессор Монтгомери уехал. Теперь она приложит все силы, чтобы держаться от него подальше.
 
   Хэнк плохо спал той ночью. Он не знал, что не дает ему уснуть — совесть или простое возбуждение. Ну почему ему всегда хочется не тех женщин? Он не обращал внимания на Блайт Вудли, пока та была его студенткой, но стоило ей обручиться с другим, как он тут же возник рядом.
   Теперь была Аманда, женщина, не способная вдохновить на великую страсть, но он не мог заставить себя держаться от нее подальше. Она была хорошенькой, но существует множество женщин красивее ее. Она была слишком худой, слишком правильной, в ней даже было что-то от старой девы. Тогда почему он сходил с ума, когда оказывался рядом?
   Хэнк слез с кровати и, пока не передумал, начал собирать чемодан. Завтра же он переберется в Кингман. Так будет лучше, учитывая и то, что руководители профсоюза смогут связаться с ним. Он остановится в гостинице «Кингман Арме», и каждый вечер будет знакомиться с новой женщиной, настоящей женщиной из плоти и крови, которая ест свиные отбивные и пьет пиво, и не считает танцы смертным грехом. Он найдет женщину, с которой можно разговаривать.
   Когда он наконец заснул, было три часа ночи.
 
   — Аманда, — недовольным тоном сказал Тейлор. Они сидели в столовой, ожидая, пока Монтгомери присоединится к завтраку. — Миссис Ганстон сказала, что он собрал чемодан и собирается уехать сегодня.
   Аманда виновато вздохнула. Профессор Монтгомери уезжал по ее вине.
   — Ты, видимо, не понимаешь, что это значит. Этот Монтгомери — настоящий социалист. Он пишет, что следует все отдать бедным. Он хочет забрать твой дом, твою одежду. Аманда, он хочет, чтобы ты работала на полях или стала служанкой. Тебе этого хочется?
   Она вспомнила ростбиф и жареный картофель, который ели слуги на кухне, но отогнала картину.
   — Нет, не хочу, — печально сказала она.
   — Но все так и произойдет, если профессор Монтгомери уедет. Люди из профсоюза доберутся до него, склонят его на свою сторону, и он организует забастовку.
   Аманда разглядывала собственные руки. Она чувствовала себя виноватой, но не знала, что делать. Профессор Монтгомери был непредсказуем — то он ненавидел ее, то заигрывал с ней.
   — Аманда! — резко произнес Тейлор. — Почему твои волосы не в порядке?
   Одна прядь действительно выбилась из тугого узла, в который она обычно укладывала волосы. Аманда поспешно заправила ее обратно.
   — Я причесывалась второпях, потому что профессор Монтгомери занял ванную. — Ее голос вдруг сорвался. — Тейлор, не мог бы ты составить расписание и для него? Он приходит и уходит когда ему угодно, идет в ванную, когда ему хочется, ест что и когда ему хочется. Он постоянно мешает другим.
   Тейлор неодобрительно отнесся к ее взрыву, но потом улыбнулся. Ее гнев доказывал, что она — женщина, понимающая, что такое логика. Она никогда не вернется домой в два часа ночи пьяная и не будет валяться до полудня, она не исчезнет на три дня. Аманда всегда будет заботится о муже и детях.
   К полному удивлению Аманды, Тейлор легко коснулся губами ее лба. Он никогда не целовал ее прежде.
   — Ну, милая, — нежно сказал он. — Хочешь клубничного джема? А через несколько дней, когда хмель соберут, Монтгомери и люди из профсоюза оставят нас в покое, и мы сможем обсудить наши свадебные планы.
   Аманда остолбенела. Что такого она сказала? Что она сделала? Минуту назад он был рассержен тем, что она не смогла справиться с профессором Монтгомери, а теперь заговорил о свадьбе.
   Аманда села за стол. Чем бы это ни было вызвано, она была рада. Она намазала тост джемом, как делала за обедом с Монтгомери, прикрыла глаза и вдохнула аромат.
   На этот раз остолбенел Тейлор.
   — Аманда! — резко произнес он.
   — Я… я прошу прощения, — сказала она, открыв глаза. — Запах такой приятный.
   Он отодвинул джем на дальний конец стола, словно бутылку виски от пьяницы, и Аманда постаралась скрыть тоску во взгляде, когда смотрела вслед джему.
 
   Проснувшись, Хэнк почувствовал себя несвежим, поэтому тут же отправился в ванную и набрал побольше холодной воды. Когда он сел в ванну, его зубы застучали, а кожа покрылась мурашками, но зато он окончательно проснулся — и изгнал из головы остатки сна, в котором ему снилась Аманда.
   Еще один завтрак в ее обществе, а он покинет этот странный дом, где живут четыре человека, а он видит только двух.
   Одевшись, он подошел к лестнице, чтобы спуститься вниз, но остановился рядом с дверью, ведущей в комнату Аманды. Дверь была приоткрыта. Слева за стеной, на черной лестнице, слышались шаги прислуги. Он понял, что наверху, кроме него, никого нет.
   Не задумываясь о том, что делает, он подошел и толкнул дверь. Комната была безликой, как картинка из журнала, и он не понял, почему его это удивило. Там было все, что положено: мебель, картины на стенах, занавески на окнах, но в ней не было ничего, что указывало бы на ее обитателя. В доме его матери даже в комнатах для гостей на столе лежали скатерти, возле кроватей — романы, если гостю захочется почитать на ночь. На каждом стуле лежало по красивой подушке, возле кресел — яркие пледы, всюду — свежие цветы, а в шкафах — мешочки с ароматическими смесями.
   Но в комнате Аманды не было ничего похожего. На столах ничего не лежало. Не было кружевных подушечек на кровати, застеленной голубым покрывалом. Картины представляли собой слишком тщательные воспроизведения предметов, чтобы они казались настоящими. Темно-синие занавески — не глубокого голубого цвета, который мог бы оживить комнату, а скучного, унылого, невыразительного синего.
   Он прошел в противоположный конец комнаты к столу, за которым Аманда провела всю ночь. Со стола все было убрано. Он выдвинул ящик стола с правой стороны и убедился, что вещи уложены в нем очень аккуратно. Сверху лежал исписанный листок бумаги, озаглавленный «Расписание», внизу проставлена сегодняшняя дата. На листке был поминутно расписан день — куда Аманда повезет Монтгомери сегодня, о чем будет беседовать, даже где и чем угостит и что наденет.
   Он с отвращением задвинул ящик. Что за упорядоченная маленькая сволочь! Она не только распланировала собственную жизнь, но она собирается отнять свободу у окружающих. Неожиданно он почувствовал сочувствие к Тейлору и задумался, знает ли тот, во что ввязался. Распишет ли Аманда и обязанности мужа? «11.01 — четвертая попытка зачать ребенка». А если ему не удастся сделать это с шести попыток, она вышвырнет мужа вон? Он не мог представить, как Аманда пишет в собственном расписании: «11.01 — почувствовать страсть».
   Он вышел из комнаты, оставив дверь открытой и даже не пытаясь скрыть следы своего пребывания. Через несколько часов он отсюда уедет.
   Аманда и Тейлор уже сидели в столовой. После сдержанного приветствия Хэнк наполнил тарелку и сел за стол. Он старался скрыть гнев, но это было нелегко. Он чувствовал себя как дикий зверь, которого словили и посадили в клетку в зоопарке, установив жесткий порядок кормежки. Она пытается заставить его жить по расписанию, а что же тогда говорить о Тейлоре? Если бедняга не будет придерживаться установленного ею порядка, он потеряет ранчо? «Женись на мне, делай то, что я велю, и ранчо — твое», — так она ему сказала?
   "Бедняга», — подумал Хэнк, с сочувствием глядя на Тейлора. Она не позволяет устраивать праздники или танцы, она забыла девушку, с которой когда-то дружила.
   — Профессор Монтгомери, — говорил в это время Тейлор, — Аманда хотела бы поехать в Террилл на лекцию по евгенике. Она не может отправиться без сопровождающего, а у меня много работы. Не согласитесь ли вы составить ей компанию?
   Хэнк хотел было отказаться, но решил, что должен сказать ей все, что думает о ее стремлении управлять другими.
   — С удовольствием, — сказал он, глядя прямо на Аманду и не пытаясь скрыть гнев.
   Аманда посмотрела на него и, увидев, как он разъярен, хотела сказать, что никуда с ним не поедет, но не посмела рассердить Тейлора, особенно после того, как он заговорил о браке.
   И все же что-то в выражении лица Монтгомери заставило зашевелиться волосы на ее затылке.
   После завтрака она почти полчаса прождала его у машины, пока наконец он не вышел из дома.
   — Что, мисс, выбились из расписания? — резко спросил он.
   Она шагнула в сторону, словно стараясь держаться подальше от переполнявшего его гнева.
   — Да, мы должны были выехать раньше, — робко произнесла она.
   — Тогда чего ждем? — он повернулся к шоферу. — Вы нам сегодня не понадобитесь. — Затем перевел взгляд на Аманду. — Или мы едем в моей машине, или вообще не едем.
   — Хорошо, — тихо сказала она. Ей самой хотелось проехаться в такой славной открытой машине Монтгомери.
   — Этого тоже нет в расписании, верно? — сердито спросил он и прошел мимо нее к гаражу.
   Она стояла несколько мгновений, глядя ему вслед. Может, Тейлор передал ему копию расписания? Может, профессор Монтгомери злится на самого себя за то, что опаздывает или за то, что пошел в ванную, когда это не было указано в расписании?
   Он произвел все манипуляции, необходимые, чтобы завести машину, вывел ее из гаража и так близко подъехал к Аманде, что чуть не задел колесом ее ноги.
   — Садитесь! — скомандовал он.
   Аманда с облегчением повиновалась. Вид этой желтой машинки всегда поднимал ей настроение, поэтому, садясь на черное сиденье и придерживая шляпу, когда «Мерсер» резко тронулся с места, она уже улыбалась. Это не было похоже на поездку в лимузине. Пока она в восхищении оглядывалась по сторонам, Хэнк прибавил газа. Ей не доводилось раньше ездить так быстро. Ветер растрепал волосы, глаза приходилось закрывать, чтобы в них не попала мошкара — лобовое стекло было только перед сиденьем водителя. Ей все нравилось. Да, все: и ветер, и то, что машина открытая, и то, как все быстрее мелькали деревья и поля.
   Поездка была недолгой, не такой долгой, как хотелось Аманде. Посреди пути раздался странный звук и машина резко свернула направо. Монтгомери выругался, и Аманда с интересом наблюдала, как он поворачивает тугой руль и останавливает машину. Руки и глаза Монтгомери были заняты, поэтому Аманда не сразу заметила, что мужчина рядом с ней окончательно утратил контроль над собой.
   Когда машина остановилась, Монтгомери посмотрел на Аманду, и его лицо стало еще злее, хотя, казалось, это невозможно.
   — Шина лопнула. Теперь ваше расписание полетит ко всем чертям.
   Поскольку главным для Тейлора было удержать Монтгомери подальше от Кингмана, Аманда надеялась, что Тейлор не рассердится, если они опоздают на лекцию. Самой Аманде хотелось просто подольше ехать на этой замечательной машине.
   Она откинулась на сиденье, закрыла глаза и улыбнулась, еще раз вспоминая поездку. Прежде чем Аманда смогла понять, что происходит, Монтгомери схватил ее, сжал в объятиях и поцеловал. Он целовал ее с той же силой, с какой вел машину.
   Ошеломленная, она не смогла шевельнуться. Она даже не успела открыть глаза. И как только поняла, что происходящее ей нравится, он так резко оттолкнул ее, что она ударилась спиной о сиденье.
   Она поднесла руку к губам и широко открытыми глазами посмотрела на Монтгомери.
   — А это было в вашем расписании, мисс Чопорность? Ну что, поездка напугала вас? Скорость не подходит для вашего правильного мира? Вы можете думать, что держите в руках всех мужчин, но это не так. Может, бедняга Тейлор и подчиняется вам ради ранчо папаши, но всех нас вам не подчинить.
   В ярости он пошел к машине, вытащил запасное колесо и начал снимать поврежденное.
   Аманда не двинулась с места. Его слова, поцелуй, то, как он действовал, вызвали только недоумение. Она не могла понять, о чем он говорит, и поэтому испугалась. Они были одни на заброшенной грязной дороге, в десяти милях от Кингмана, и поблизости не было видно ни машин, ни домов.
   Собрав все мужество, Аманда вышла из машины и стала у него за спиной, стараясь держаться как можно прямее.
   — Профессор Монтгомери, мне очень жаль, что я расстроила вас. Мне жаль, что нарушение распорядка так расстраивает вас, но мне пора домой. — Она развернулась и пошла по направлению к Кингману.
   — Если вы не будете гнать лошадей, я подвезу вас, а потом уеду с вашего чертового ранчо и… — Он услышал шаги и, обернувшись, увидел, что она уходит.
   "Пусть прогуляется, — подумал он. — Ей полезно немного поработать мышцами». Он не предполагал, что способен так злиться. Обычно его приводила в ярость несправедливость, а не хорошенькие девушки. Он ненавидел любое угнетение, не выносил богатых землевладельцев, позволяющих себе издеваться над рабочими и арендаторами, не мог спокойно смотреть на людей, утративших свободу.
   Может быть, именно это его разозлило:
   Аманда пыталась ограничить его свободу. Она расписала его действия по минутам и ожидала, что он будет делать все, что она ни потребует. Совсем как ее отец, который свято верил, что тот, кто работает на его полях, не имеет никаких прав.
   Он обернулся и посмотрел на маленькую фигурку Аманды, удалявшуюся все дальше.
   Как отец, который пытается контролировать других, или Дрисколл, который был выкроен из того же материала. Эти двое хотят управлять всем миром и всеми людьми, населяющими его.
   Хэнк выпрямился, словно что-то напугало его.
   — Управлять миром, — прошептал он, — или хотя бы одной маленькой дочерью?
   Он побежал за Амандой.
   Когда Хэнк преградил путь, Аманда расправила плечи, словно набирая побольше воздуха, чтобы закричать.
   — Аманда, — осторожно попросил он, кляня себя за то, что напугал девушку, — расскажи мне о расписании.
   Он, похоже, больше не злился, но Аманда ему не доверяла.
   — Тейлор каждый вечер составляет расписание для меня.
   — И сколько это уже длится? — спросил Хэнк. Он не знал, зачем спрашивает, просто хотел проверить свою догадку.
   — С тех пор, как мне исполнилось четырнадцать. Тейлора тогда наняли в качестве моего учителя.
   — В расписании, которое я видел, указывается каждая минута. Она нахмурилась:
   — Конечно. Там же говорится, что я должна успеть сделать. А разве вы не расписываете, когда и что должны сделать?
   Хэнк облегченно выдохнул вместо ответа.
   — Ив расписании указывается, что ты должна надеть?
   — Да.
   — И что есть?
   — Да.
   — И когда можешь воспользоваться ванной?
   Она отвела глаза и покраснела.
   — Это сделано, чтобы упорядочить домашний распорядок.
   Он остановился и внимательно посмотрел на нее, « разглядывая каждый завиток волос. Когда он впервые увидел Аманду, ему показалось, что у нее печальный взгляд, и теперь он знал причину печали. В четырнадцать лет она была бабочкой, готовой вылупиться из кокона, но отец нанял этого убийцу бабочек — старину Тейлора, чтобы запихнуть ее обратно в кокон. Там она и оставалась.
   Ему захотелось обнять ее, прижать к себе, пообещать, что теперь все будет хорошо, но это бы не помогло, поскольку, по правде говоря, Аманда не знала, что что-то в ее жизни нуждается в исправлении.
   — Аманда, — терпеливо сказал он таким тоном, каким обычно разговаривают с застенчивыми детьми. — С тобой обращаются как с пленницей. Подобно тому, как твой отец издевается над людьми, которые трудятся у него, Дрисколл издевается над тобой. Никто не живет по расписанию, любой человек имеет право на то, чтобы есть, когда хочется, идти в ванную, когда хочется. Дрисколл отнял у тебя свободу, свободу, гарантированную каждому конституцией. Поедем со мной, Аманда, я увезу тебя отсюда прямо сейчас. Я прослежу, чтобы ты никогда больше не жила по расписанию. — Он протянул ей руку.
   Аманда так удивилась, что несколько мгновений не могла произнести ни слова. Она смотрела на Монтгомери, стоящего на залитой солнцем дороге с видом проповедника, пытающего отвратить грешников от их пороков, и гнев, который накапливался в ней с момента его приезда, выплеснулся, как лава во время извержения вулкана.
   — Как вы смеете рассуждать так о моей жизни, — сказала она сквозь зубы. — Как вы смеете оскорблять моих отца и жениха! — Она шагнула вперед, глядя ему прямо в глаза, и гнев сделал ее как будто выше (или его — ниже). — Да что вы знаете обо мне? Вы приехали к нам как гость и только и делаете, что насмехаетесь над нами и смотрите на нас сверху вниз. Знайте, мне нравится, как я живу. Мне нравится четкий распорядок. Я люблю учиться, а больше всего я люблю отца и своего жениха. Что до вашей конституции, то я слышала, что человек имеет еще и право на выбор, и я сама выбрала, как мне жить. А сейчас, профессор Монтгомери, садитесь в свою быструю машину и уезжайте так быстро, как только сможете. Я пойду домой и первое, что сделаю, — прослежу, чтобы вам отослали ваши вещи.
   Держа спину прямо, она обогнула его и пошла по дороге, демонстрируя каждым шагом, как она разъярена.
   Хэнк в шоке остался на месте, чувствуя себя полным идиотом. С первого момента их встречи ему казалось, что их что-то объединяет. Его злило, что она этого не видит. Он ревновал ее к Тейлору и искал повод думать, что она на самом деле не любит его. Сейчас он чувствовал себя дураком, из-за того что смел надеяться, будто она может полюбить кого-нибудь еще. Он почувствовал, что краснеет, вспомнив, как пообещал спасти ее от буки Тейлора.
   Хэнк стер со лба пот. После встречи с Амандой он стал сам не свой. Он вел себя как мальчишка, который сначала дарит подарки девочке, которая ему нравится, а потом дергает ее за косички. Восстановив в памяти последние несколько дней, он устыдился своего поведения. Он вспомнил, как бросал Аманду посреди улицы, делал язвительные замечания, а временами был откровенно груб. Он силой поцеловал ее, чего раньше ни с кем себе не позволял.
   А что сделала Аманда, чтобы заслужить такое отношение? Она была сама собой. Она вела его в музей, а он смеялся. Она предлагала побеседовать о чем-нибудь, что могло его заинтересовать, а он с высокомерием отвергал это. Она пригласила его присоединиться к тихому поэтическому вечеру, а он шокировал ее чтением неприличных стихов.
   Он никогда не чувствовал себя так отвратительно.
   Он пошел по дороге вслед за Амандой, и снова напугал девушку, возникнув неожиданно прямо перед ней.
   — Мисс Колден, — сказал он, прежде чем она успела заговорить, — я не нахожу слов, чтобы выразить свое раскаяние. Вы правы во всем, что сказали, от первого до последнего слова. Я вел себя отвратительно. Я не надеюсь, что вы простите меня, но чтобы исправить положение, немедленно покину ваш дом. Но сначала, может, вы позволите отвезти вас на ранчо?