Дэвис Френсис. Вкус любви

   - Но видение каждого уникально.
   - Вот именно.
   - То же самое с иллюстрированием или живописью, - заметила Кэйт.
   - Конечно. Понимаете, образы Симона никогда не были индивидуальными, они всегда были подражаниями кому-то другому. Он просто не обладал глазом, чтобы снимать моду, и потребовалось много и болезненно пережитого времени, прежде чем он наконец принял этот факт.
   Вот так мы и бились... Я летала в такие сумасшедшие места, как Маракеш, снимать демонстрации мод для разворотов в "Вог", а Симон - домашнюю одежду в Нью-Джерси. Это было ужасно. Потом я забеременела, а когда родились близнецы, то мой муж, который всегда говорил, как это чудесно - иметь детей, сделал вдруг полный поворот. Дети занимают слишком много моего времени и внимания, ему совсем не осталось места. А так как я некоторое время не могла выполнять никаких заказов, то чувствовала себя очень несчастной.
   - А как Джулио вмешался во все это?
   - Он пришел как-то вечером, а тут Симон и я затеяли одну из наших ужасных ссор. Джулио просто встал и велел нам замолчать. Он сказал Симону, что тот ведет себя словно ревнивый подросток, а мне, что я использую детей, чтобы избежать встречи лицом к лицу с моими чувствами к Симону и работе.
   - Я не уверена, что поняла, что вы имеете в виду.
   - Я любила Симона, по-настоящему любила. Мое сердце разрывалось, когда я видела, как он бьется о стену, и чем престижнее делались мои заказы, тем более виноватой я себя чувствовала, потому что у меня все получалось, а у него нет. Где-то глубоко внутри меня росло презрение за его упрямые попытки добиться чего-то в сфере, где каждому было очевидно, что у него никогда ничего не получится. И я ненавидела его за то, что он ревнует к тому времени и вниманию, что я отдаю моим детям, и я ненавидела себя за эту ненависть.
   - А вы не обиделись на Джулио, что он так резко все выложил вам?
   - Как ни странно, вовсе нет. Он сказал нам обоим вещи, в которых мы отчаянно нуждались, я так думаю. Мы должны были найти точку соприкосновения. А Симон просто нуждался в хорошем, сильном толчке в нужном направлении - ведь он блестяще делает то, чем сейчас занимается. В Нью-Йорке нет второго такого фотографа, который мог бы заставить тот серебряный кофейник выглядеть так, как это сделает Симон.
   - Он знает, как надо смотреть, чтобы это видеть, - сказала Кэйт.
   - Конечно. И это Джулио помог ему найти себя, получить его первые заказы на съемки предметов изящных искусств и промышленной рекламы. Он также настоял, чтобы я нашла время, чтобы стать настоящей домохозяйкой, живущей домом, готовкой, но умеющей и вернуться к работе, вместо того чтобы проводить время у окна в мечтаниях или переживать полученные царапины.
   - Рик и Полли не выглядят страдающими от того, что вы вернулись к работе, - сказала Кэйт, - они чудесные дети. Я думаю, что вы замечательно воспитали их, а Симон, совершенно очевидно, души в них не чает и вас тоже любит до безумия.
   - Я к нему испытываю то же самое. Мы предназначены друг для друга - просто временно сбились с пути. Мы будем благодарны Джулио всю оставшуюся жизнь за то, что он помог нам снова обрести друг друга. - Мелисса перевела дух. - Я наблюдала за ним, когда он смотрел на вас, Кэйт. Думаю, он видит в вас больше, чем только коллегу. А вы заинтересованы им?
   - Я не в его лиге, Мелисса. Может быть, вы считаете это глупым, но я знаю имя Фрэзера и восхищаюсь его работой с первого года обучения в классе дизайна, когда он был всего лишь одной из восходящих молодых звезд. Когда я начала работать в Нью-Йорке, он был уже одним из богов. А это чертовски трудно отделить человека от легенды. Даже как личность, он настолько значительнее, чем...
   - Почему-то у меня ощущение, что за тем, что вы говорите, стоит нечто большее? - пустила пробный шар Мелисса.
   Кэйт улыбнулась.
   - Ладно, Мелисса... Я никогда не позволю себе увлечься мужчиной, с которым работаю.
   - Но ведь вы же не в одном офисе, - запротестовала та.
   - Кроме того, я полагаю, что он увлечен Лиз Мэдден.
   - В самом деле? Я думала, что это кончилось много лет назад, - подумала она вслух. - Ладно, в любом случае, если вы дадите Джулио шанс, вы найдете, что он вполне такой, как все люди, только лучше.
   Симон распахнул дверь в кухню.
   - Ну, вы двое, сколько можно пить чай? Пошли, пора за работу. Джулио говорит, что снимки на белом в порядке, и мы готовы начать съемки с черным задником. Пока вы тут болтали и гоняли чаи, мы уже установили черный тент.
   Вчетвером они работали до полуночи, подбирая подсветку и делая пробные кадры. Было уже три часа утра, когда Джулио нашел негативы превосходными, а Симон допустил, что "они не так уж плохи".
   Кэйт зевнула. Обняв ее за плечи, Джулио сказал:
   - Я отвезу ее домой, пока она не свалилась с ног.
   Она чувствовала себя уютно, ощущая тепло и силу его руки, когда они прощались с Мелиссой и Симоном перед тем, как выйти на улицу.
   Джулио остановил такси, и скоро они были уже у дома Кэйт.
   - У вас найдется что-нибудь выпить? - спросил Джулио, когда она открывала дверь своей квартиры.
   - У меня есть немного виски. Но, странное дело, я снова хочу есть. Сейчас я открою жестянку с супом. Хотите немного?
   - Нет, но вы ешьте. А я приготовлю себе выпить, - сказал он, следуя за ней в крохотную кухоньку. Он раздавил хрупкие кубики льда в корытце и, держа его в руке, обернулся, ища куда бы его поставить. - Неудивительно, что вы не занимаетесь готовкой, - сказал он, ставя корытце в раковину. - Это все равно что готовить в почтовом ящике.
   - Она достаточно велика, - возразила Кэйт, срывая крышку с консервной банки с супом. - Это пюре из спаржи. Хотите? - Он стоял над ней с гримасой на лице, глядя на кастрюльку. Кэйт чувствовала на шее его теплое дыхание.
   - Нет, я оставляю это вам. - Он протиснулся в гостиную и стал разглядывать ее рисунки.
   - Вот это мне нравится, - сказал он, ткнув в работу еще ее студенческих лет. - Это очень хорошо.
   - Этих оливковых деревьев полно в Миннесоте, - сказала она.
   - Ведь вы оттуда родом? Из Миннеаполиса? - Он откинулся на кушетке, вытянув свои длинные ноги под кофейным столиком.
   Кэйт подошла с чашкой супа к креслу на другой стороне столика.
   - Да, мой отец все еще живет там. Он пекарь, моя мама умерла, когда я была в колледже.
   - А когда вы вышли замуж?
   - Хм... Я училась в последнем классе школы, а Джек начинал свою юридическую практику.
   - И?
   - И ничего. Ничего не получилось, только и всего.
   Он прихлебывал свою выпивку в задумчивом молчании, пока Кэйт не покончила с супом.
   - Вы были влюблены?
   Кэйт рассмеялась, что, похоже, удивило его.
   - О! Я была отчаянно влюблена - влюблена в мечту.
   Неожиданно для нее стало ужасно важно, чтобы Джулио понял. Но как он может - в высшей степени мужчина до мозга костей. Не было никакого шанса, что он способен постичь страстные надежды или мечты молоденькой девушки. Ему не приходилось бороться, чтобы не быть сломленным, бороться за свою независимость. Но как это было бы чудесно, если бы он вдруг понял?
   Он ободряюще нагнулся к ней.
   - Нас было трое с одинаковыми мечтами. Мы были Неустрашимым Трио и верили, что у нас будет все: романы, любовь, брак, карьера - и все сразу. Нэнси, Ребекка и я... Мы так верили, что можем добиться этого.
   Кэйт грустно покачала головой. Тонкий слой супа застывал в чашке, и она стала похожей на внутреннюю поверхность раковины.
   - И что произошло с вашим Неустрашимым Трио?
   - Нэнси уединилась на каком-то острове в Греции, чтобы закончить свой роман, а кончила тем, что вышла замуж за отдыхавшего там дерматолога. При случае пописывает в бюллетень Ассоциации родителей и учителей. Ребекка, Бекки, рисовала, как Боттичелли. Она замужем за инженером и подрабатывает, делая рекламу для магазина электротоваров, торгующего со скидкой в Ла Джолле. - Кэйт попыталась проглотить комок в горле, но оно слишком пересохло. - Сломленные мечтательницы, утраченные мечты. - Она горько усмехнулась. - Это могло бы стать названием песни, разве не так?
   - А что произошло с Кэйт? - Его голос прозвучал мягко, он осторожно вертел в пальцах стакан, словно это был нежный фрукт, который можно было легко раздавить.
   - Ни у кого из нас брак не сложился так, как мы мечтали, и только я сделала карьеру и осталась независимой.
   - А почему только вы, как вы полагаете?
   - Может быть, потому что только я верила в это достаточно сильно, чтобы за это бороться. В этом сказалось, без сомнения, влияние моей матери. Она была очень сильной женщиной, ее страстью было обучение игре на фортепьяно. Она всегда говорила: "Это грех против Бога, впустую растрачивать свой талант". Она действительно верила в это, и меня заставила поверить.
   - Ваша мать была права, Кэйт, - тихо прервал он.
   - Я знаю, - откликнулась Кэйт, - поэтому когда я вышла замуж за Джека, я знала наперед, какой должна быть наша жизнь. Юрист Джек должен был расти, как на дрожжах, в своей фирме, и в кратчайший срок стать в ней партнером. А дизайнер Кэйт обязана сделать блестящую карьеру в лучшей местной студии.
   - Но? - быстро подтолкнул Джулио.
   - Но Джек не желал, чтобы я работала после окончания школы. Он не хотел видеть, что мне это необходимо, что творческая, профессиональная работа важная часть моей жизни. Возможно, вы не представляете, какое это разочарование - обнаружить, что человек, которого вы любите, считает ваши амбиции тривиальностью. - Она почувствовала, как пульс ее стал биться сильнее от вызванного этими воспоминаниями волнения.
   - Мне кажется, вам нужно выпить, - сказал Джулио, вставая и направляясь со своим стаканом на кухню. - А чем вы должны были заниматься, полагал юрист Джек? - крикнул он оттуда.
   - Вести дом. Следить, чтобы пол на кухне был хорошо навощен. Рисовать цветочки на подносах... О, даже не знаю, что еще.
   Джулио вернулся с устрашающе выглядевшим бокалом виски с водой.
   - Выпейте, - скомандовал он, - я хочу услышать о вас побольше. Выпейте. И представьте, что вам море по колено.
   Кэйт улыбнулась. Питье отдавало жженым деревом, внутри ее обожгло, но когда жжение прекратилось, она почувствовала, как спадает напряжение.
   - Джек думал, что работающая жена - неприлично, это его словцо. Ни у одного юриста жены не работают. Что скажут партнеры, если его жена будет работать?
   - Возможно, они сказали бы, что Джек женился на очень талантливой и независимой женщине. Мужчина должен быть сильным и много дающим, чтобы любить сильную женщину.
   Она поглядела на него поверх края бокала и подышала на него. На стекле образовалась дымка тумана. Рассеянно она вывела на ней букву "Д" и тут же стерла ее пальцем.
   - Все это приходило мне в голову, когда одни наши друзья стали заниматься бизнесом, связанным с загородными участками. Я рисовала для них фирменный знак и бланки, затем сделала уличные указатели и раскраску фургонов. Я также начала сотрудничать с агентством, которое они выбрали для своей рекламы, и тут Джек предъявил ультиматум: "Моя жена никогда не будет работать!"
   - И как вы к этому отнеслись?
   - Я собрала все свое мужество и сказала Джеку, что мне плевать, что думают его партнеры, и что я нечто большее, чем удобная комбинация для сексуального удовлетворения и натирания полов, и что я решила начать деятельность свободной художницы. Если положение мужа не мешает быть юристом, то и дизайнер может стать хорошей женой. Я была обучена быть художницей, и, черт побери, я намерена быть ею.
   - И что он сказал?
   - Ничего, что вам было бы интересно услышать. У нас произошла ужасная ссора.
   Взволнованная и совершенно выжатая, Кэйт подошла к окну. Улица внизу была безлюдной, небо на севере размыто розовым и золотым от миллионов неоновых огней. Скоро наступит утро, растворяя пастельные тона серым светом перед восходом солнца.
   - Вскоре после этого я приехала в Нью-Йорк.
   Как я сказала? "Сломленные мечтательницы, утраченные мечты".
   Джулио откинулся назад, сцепив руки за головой.
   - Мечты не так-то просто убить, и вы потрясаете меня своим упорством.
   - Может быть, вы правы, - еле выговорила она, - наверняка правы. - Криво улыбаясь самой себе, она взяла свою суповую чашку с кофейного столика, вымыла ее под краном на кухне и оставила сохнуть. Напевая тихо под нос, она убрала расколотые кубики льда обратно в морозилку и вытерла все вокруг. Когда она вернулась в комнату, Джулио, вытянувшись на кушетке, спал.
   На цыпочках она прошла через комнату и вернулась с подушкой и одеялом со своей кровати. Осторожно сняла с него легкие мокасины, тихонько приподняла голову и подсунула под нее подушку, снова поразившись упругости его волос. Когда она подтыкала одеяло вокруг него, он простонал во сне. Голубые прожилки, тонкие словно в глубине фарфора, проступили на его веках. Она слегка откинула завитки волос с его лба и осторожно провела пальцами по его виску и щеке.
   Все еще улыбаясь, она выключила свет и тихонько прошла в спальню. Она оставила дверь распахнутой и, засыпая, слышала глубокое ритмичное дыхание Джулио. Оно напомнило ей море - медленные волны накатывались на далекий берег.
   Глава 8
   Кофе, подумала Кэйт. Она ощутила аромат кофе. Она повернулась на бок, обняв подушку. На кровать падали лучи солнца. Зажмурившись от их яркого света, она нащупала часы возле кровати. Десять тридцать! Закрыв глаза, она натянула простыню поверх головы. Медленно в памяти всплыла вечерняя съемка и утренний разговор с Джулио. Она застонала. И что это нашло на нее, так рассусоливать о Джеке, изумилась она. Видимо, утомление, предположила она.
   Кофе. Она по-прежнему чувствовала его аромат. Значит, Джулио все еще здесь! Натянув халат, она распахнула дверь.
   Очевидно, он только что принял душ. Полуголый, обернув бедра полотенцем, он осторожно очищал яблоко на ее крохотной кухоньке.
   Художник до мозга костей, Кэйт не могла не оценить, как свет с потолка подчеркивает мускулы его груди, она ощутила у довольствие, глядя на его великолепный торс и живот. А как женщина, она была взволнована великолепием завитков его черных волос, спускающихся от его груди к паху.
   Длинная, тонкая полоска яблочной кожуры красно-белой лентой спускалась с его ножа. Как загипнотизированная, Кэйт наблюдала, как удлиняется эта спираль, а сама непроизвольно представляла обнаженное, сильное тело Джулио, прижимающееся к ней, его руки, обнимающие ее, в то время как... У нее перехватило дыхание. Ей до боли захотелось прикоснуться к нему, скользнуть ищущими руками по рельефным буграм мышц...
   Он взглянул на нее, и она поняла, что он прочитал желание в ее глазах. В его ладони лежало влажное яблоко. Не отрывая взгляда от ее глаз, он сжал его в руке так, как если бы это была женская грудь. Словно завороженная, она смотрела, как он поднес яблоко к губам и слизнул выступивший сок.
   Она задохнулась, а он усмехнулся поверх яблока.
   - Доброе утро, - выдавила она, голос ее прозвучал нервно и октавой выше, чем обычно.
   - Чудесное утро! Быстренько в душ, Кэйт! Нельзя терять такой день.
   - Вы всегда такой оживленный и веселый с утра? Я серьезно рассчитывала поспать до полудня.
   - Ерунда. Сначала завтрак. Затем я веду вас за покупками.
   - Покупками? Какими покупками?
   - Для обеда. Я собираюсь приготовить обед, какого вы никогда раньше не ели.
   - Шутите.
   - Конечно, нет. Я - великолепный повар благодаря маме. А теперь собирайтесь.
   Стоя в душе под струящейся водой, Кэйт внушала себе: будь осторожна девочка, это не тот мужчина, которым можно увлечься.
   Несмотря на то, что говорила Мелисса, Кэйт не была уверена, что Джулио больше не связан с Лиз. У Мохана они вели себя достаточно откровенно. И от того, что прошедшей ночью он был мил и внимателен, вовсе не следовало забывать, каким властным и безжалостным может быть Великий Фрэзер. Но даже в своем одурманенном эмоциями состоянии Кэйт считала, что у нее должно хватить рассудительности избежать каких-либо отношений с ним. Даже не думай об этом, твердо велела она сама себе.
   Но, несмотря на это, она думала. Она снова намылилась, думая при этом о его руках, губах, голосе, о его запахе. Выйдя из-под душа, она решила: этот мужчина превращает меня в такую же сладострастную особу, каким является сам. Вытирая досуха волосы, она критически разглядывала себя в большом зеркале, вделанном в дверь ванной. Ее ноги были хороши, бедра красивы. Груди маленькие, но уверенно вздернутые. Ты неплохо выглядишь, Кэйт, подумала она и озорно подмигнула собственному отражению.
   Стоя перед гардеробом, она размышляла, будет ли у нее возможность вернуться и переодеться к обеду. Возможно, нет. Значит, нужно надеть что-то такое, что выглядело бы вполне буднично для похода по магазинам и достаточно элегантно для вечера. Она остановилась на светло-бежевой шелковой блузке, мягкой шерстяной юбке и жакете цвета свежего мха.
   Джулио был уже одет, когда она вошла в комнату. Сидя на кушетке, он делал записи в блокноте.
   - Я прикидываю меню и список наших покупок. Ваш кофе на плите, а в духовке горячие тосты. Будьте осторожны, когда станете намазывать на них масло - оно у вас пахнет луком. - И снова погрузился в свои записи.
   Кэйт жевала тост, думая, что он прав. Масло действительно имело привкус лука. Еще повезло, что он не был у нее в январе, тогда масло отдавало селедкой.
   - Можете сказать, что вы там запланировали или это сюрприз?
   - Сюрприз. Вы готовы? Первая остановка - Маленькая Италия, следующая Сохо. Затем отправляемся ко мне.
   Субботние покупатели заполонили тротуары и даже проезжую часть улиц. Двери всех магазинов были распахнуты настежь, а воздух напоен ароматом поджариваемого кофе и свежеиспеченного хлеба. Они проходили мимо рыбных магазинов, овощных и мясных базаров, пекарен и кафе. Отовсюду доносился гул голосов и смеха. Джулио подвел ее ко входу в магазин на Принс-стрит.
   Он выглядел так, словно все окрестные магазины были втиснуты в один. Полки были завалены всем, что только европейцы считали стоящим поставлять в Америку, с явным преобладанием итальянских продуктов. У Кэйт зарябило в глазах от одних только названий мест, красиво выложенных на прилавках: Эбели, Модена, Абруцци, Неаполь, Болонья. Она вздохнула. Дальше шли два громадных прилавка-холодильника, протянувшихся почти по всей длине магазина.
   - Смотрите, Джулио, перепелиные яйца!
   А рядом лежали сами перепелки и фазаны в оперении. В следующей витрине она насчитала четырнадцать видов копченой рыбы и дюжину сортов сушеных грибов из Франции и Италии.
   Здесь были также полки, заставленные кофейниками и кастрюлями всех размеров, кофейными мельницами, щетками, черпаками, лопаточками, шумовками, чайниками. Тут имелись крохотные мутовки размером с палец и мутовки с бейсбольную биту, сверкающие аппараты для приготовления загадочных итальянских блюд и сложные кофеварки. Все это венчал медный котел для варки рыбы в ярд диаметром.
   Кэйт обнаружила корзины свежих овощей, связанных в маленькие пучки и доставленных самолетом из Франции. Она увидела массу видов макарон из Италии и застряла в изумлении, разглядывая макаронники размером с оливку, начиненные свежей тыквой, когда Джулио прошептал ей на ухо:
   - Ваши глаза стали большими, как блюдца. Вы похожи на ребенка в дни Рождества.
   - Что за чудесное место. С чего мы начнем?
   - С сыров. Это здесь. - Повернувшись к продавцу за прилавком, он попросил горгонзолу. - Два фунта, пожалуйста, вот этот, кажется, хорош. - Он указал на пронизанное голубыми прожилками колесо цвета слоновой кости. - Фунт пармиджане реджиане и фунт нормандского масла. - Еще он выбрал свежей лапши и греческих оливок, после чего повел Кэйт к прилавку с кондитерскими изделиями.
   - Выбирайте, что вам понравится, Кэйт. Тут я полагаюсь на вас.
   Здесь были торты, похожие на произведения ювелира, печенья, шоколадные трюфели. Кэйт взглянула на Джулио. Он разглядывал невозмутимо что-то грандиозное с этикеткой "Ле Нуаж".
   - Что это? - беспомощно спросила она.
   - Это называется "Облако", - сказал он мечтательно. - Яблоки, пропитанные бренди, с кремом между тремя тончайшими листиками теста.
   - Давайте возьмем это, - сказала она, - у вас при виде сладкого прямо клыки вырастают.
   - Этот торт на целую семью, - сказал он спокойно.
   На овощном базаре Кэйт катила тележку по забитому людьми проходу, пока Джулио читал ей лекцию, как выбирать фрукты и овощи. Он объяснил, что предпочитает калифорнийские лимоны флоридским, потому что у них тоньше аромат и они не такие сладкие.
   Он остановился, чтобы купить три длинных, не толще запястья Кэйт, французских батона.
   Когда продавец в мясном отделе предложил ему что-то с прилавка, он покачал головой, и оба погрузились в оживленную дискуссию на итальянском. Потом мясник скрылся в своем закутке и вернулся с куском мяса такого цвета, что он походил на розовый жемчуг.
   - Что вы покупаете? - спросила Кэйт.
   - Молочную телятину.
   Кэйт осторожно несла коробку с десертом, а Джулио - все остальное. Он повернул на Западную одиннадцатую улицу, засаженную по сторонам деревьями, с домами девятнадцатого века, окруженными железной оградой, и остановился у двухэтажного особняка из красно-бурого кирпича.
   - Вот мой дом, - сказал он. Держа пакеты в руках, он откинул локтем край пиджака и выпятил обтянутое джинсами бедро. - Если вы залезете в мой карман, то найдете ключ.
   Кэйт заметила, что его джинсы очень плотно прилегают к телу. Она попыталась засунуть пальцы в карман, но легче было втиснуть их в створку раковины.
   - Попробуйте нагнуться, - сказала она, - и не дышите.
   Она с трудом извлекла ключ со дна его кармана. Когда она взглянула на него, он имел загадочный вид человека, производящего в уме сложные вычисления. Она глубоко вздохнула и быстро повторила таблицу умножения.
   Сияющая черная дверь была окружена маленькими стеклянными панелями, молоток и ручка были из старой полированной латуни, блестевшей под лучами солнца.
   - Какой чудесный дом, - выдохнула она.
   - Мой прадед купил его в 1872 году, а мой дед родился здесь через два года. Отец тоже родился здесь. Он был первым художником в длинной-длинной веренице банкиров. Сейчас он на пенсии, они с матерью живут в Италии, поэтому я не пользуюсь цокольным этажом.
   Когда они проходили к кухне через центральный холл, Кэйт успела заглянуть в раскрытые двери и заметить гостиную, библиотеку, столовую, спальню, кухню и всюду - камины.
   - Джулио, это огромный дом. Как вы с ним управляетесь?
   - Это заботы Серафины. Когда родители уехали в Италию, а я вернулся сюда, то унаследовал ее вместе с домом. На самом деле, она моя троюродная сестра или что-то в этом роде. Серафина чистит, пылесосит, полирует, следит за стиркой моих вещей, гладит мои простыни, пришивает пуговицы к моим рубашкам, делает покупки на неделю и время от времени готовит мне ужин. Она - моя миссис Винг.
   - И сколько лет этому образцу совершенства?
   - О... - он взглянул на нее дразнящим взглядом, - за шестьдесят. Она живет в нашей семье еще с тех пор, когда я был ребенком.
   - И что вы делаете со всем этим пространством?
   - Когда-нибудь оно будет заполнено, - заявил он. - Не хотите ли осмотреться, пока я буду распаковывать всю эту ерунду и готовить что-нибудь нам на обед?
   Кэйт прошлась по длинному холлу, тянущемуся по всей длине дома от двери до задней стены, вошла в библиотеку, заранее улыбаясь от предчувствия ее традиционности. Конечно же, длинный ряд портретов Фрэзеров-банкиров, переплеты из телячьей кожи с золотым тиснением, поблескивающие на полках из красного дерева, занимающих все стены. Массивный дубовый стол и виндзорские стулья в центре комнаты. Кожаный диван и два клубных кресла перед камином, на каминной доске портрет предка Фрэзера в шотландском кильте, сурово взирающего сверху вниз. Хотя его глаза были голубыми, как небо, а волосы представляли массу золотых кудрей, Кэйт показалось, что она видит в нем какое-то сходство с Джулио, - его взгляд и постановку челюсти.
   Из темной пышности библиотеки она перешла через холл в гостиную напротив. Бледный старинный китайский ковер устилал большую часть пола из светлого дуба. Стены были обтянуты шелковыми обоями цвета сжатой пшеницы, все деревянные предметы и потолок были цвета слоновой кости. Золотистый диван, два гармонирующих с ним кресла и китайский кофейный столик на изогнутых ножках были единственной мебелью, и, как и стены, казалось, были погружены в какую-то полутьму. Они, очевидно, существовали лишь для того, чтобы создавать фон для картин.
   Кэйт почувствовала, как у нее перехватило дыхание. Не веря своим глазам, она подошла ближе к камину, чтобы лучше разглядеть картину над ним. Это был Боннар! Подлинник! Картина изображала блистательную жену художника, выходящую из ванны под знойные стрелы солнечных лучей. Кэйт обошла комнату по кругу, здесь были еще только две картины - очень большое полотно Моне - мерцающий свет и влажные гиацинты в его саду в Дживерни, и огромное, во всю стену полотно Ротко - туманные пятна сада, который никогда не существовал, медитация по поводу воображаемого пространства во времени, которого никогда не было. Кэйт застыла, охваченная восторгом.
   Она энергично распахнула двойные двери, ведущие в столовую, и увидела великолепную комнату восемнадцатого века, которой соответствовал полированный стол из красного дерева, чиппендейловские кресла, высокий комод и белые деревянные детали на фоне стен цвета бледного абрикоса.
   - Джулио! - воскликнула она, вернувшись в кухню, - Это настоящий замок сокровищ. Я нигде в жизни не ожидала увидеть такие картины, кроме как в музее. Я ошеломлена.