Страница:
Джулио усмехнулся.
- Мой дед только раз в жизни совершил путешествие в Европу: он считал, что каникулы - это пустая трата времени и потому смертный грех. Работа и кирха были семейным девизом. Ему было пятьдесят четыре года, когда он впервые увидел полотна импрессионистов, и это произвело на него впечатление кирпича, упавшего на голову. Он вернулся из Парижа с этим Боннаром и этим Моне. Неплохой глаз для банкира.
Кэйт покачала головой.
- Прямо не верится.
- Время обеда. Мне кажется, достаточно тепло, чтобы обедать в саду, вы не возражаете? Я понесу поднос, а вы попридержите дверь. Вот сюда... - указал он на лестницу в конце холла, который отделял кухню от спален напротив.
Крыша дома была превращена в благоухающий зимний сад. Повсюду были кадки с декоративными деревцами и цветами. Ломонос и плющ вздымались вверх шпалерами, а вьющийся виноград целиком покрывал одну сторону. Рододендроны были в алых и оранжевых цветах. Примулы в низких ящиках образовывали колористический ряд от темно-багрового и фуксинового к розовому и белому. Здесь было множество азалий и горшков с кизилом. Около вьющегося винограда Джулио высадил массу пряных трав и подвязанных к колышкам томатов.
- Это словно отдельный мирок, - пробормотала Кэйт, - такое впечатление, что город находится за тысячу миль отсюда.
- Он требует массы времени, но того стоит. А теперь давайте есть. - Он поставил поднос на столик между двумя стульями.
- Настоящий деревенский ленч в саду.
Перед ними были нарезанные огурчики и весенний лук, политые оливковым маслом и уксусом, кубики пармезана и ломтики хрустящего батона, пикантные оливки, тарелка с дольками апельсинов, посыпанных сахарной пудрой, и бутылка белого вина.
Когда они съели все, что было на подносе, Кэйт счастливо вздохнула и откинулась в своем шезлонге, закрыв глаза. Она подставила лицо солнцу, наслаждаясь его теплом, и томно вытянулась. У нее было ощущение, что она выбралась из тесной зимней раковины.
На что это было бы похоже, размышляла она, жить в этом прекрасном доме с этим темпераментным человеком? Сколько еще противоречивых черт она обнаружит в нем? А в себе? Все, что он делал, он делал с одержимостью. Это, должно быть, опустошало всех, кто целый день находился бы рядом с ним... Но это так заразительно... А еще в нем столько нежности, подумала она, вспомнив, как он сжал ее руку, когда они разглядывали фотографию бабушки Полли.
- Вы спите? - спросил он шепотом. Она раскрыла глаза:
- Нет, бодрствую. - Но, должно быть, она все же отключилась на какое-то время, потому что он уже переоделся в широкие брюки и белый свитер, а поднос исчез.
Он склонился над ней.
- Я очень рад, что вы здесь. - Он взял ее за руку, чтобы помочь встать, но никто из них не сдвинулся с места. Ее глаза встретили его настолько пронзительный взгляд, что у нее перехватило дыхание. Словно жизненная энергия, поддерживающая ее существование, была вытянута из ее тела и перелилась из ее глаз в его. Но в следующее мгновение она ощутила, как эта энергия, усиленная во множество раз, вернулась к ней. Ее рука стиснула его руку. С бесконечной осторожностью, словно она была так же хрупка, как шейка стеклянной ложечки, его губы коснулись ее губ в поцелуе невообразимой нежности и продолжительности.
Потом он чуть откинулся назад, взял ее лицо в ладони и, неотрывно глядя в ее глаза своими темными глазами, прошептал:
- О, Кэйт! Хотите стать моей Кэйт?
- Да, Джулио, - сказала она, целуя кончики его пальцев, когда они коснулись ее губ. - Да...
Он привлек ее ближе к себе и погрузил свое лицо в ее волосы. Он ощутил запах сандалового дерева и папоротника. Она чувствовала, как напряглось его тело, отяжелело от желания, когда он прижался к ней. Его рот впитывал ненасытно ее губы, его язык проникал между ними.
- Я так хочу тебя, Кэйт, - бормотал он, обнимая ее на узком шезлонге.
- И я хочу.., хочу... - начала она.
- Чего ты хочешь, моя Кэйт? Она была не в состоянии продолжать. Его пальцы нащупали пуговки ее блузки, а она погрузила свои руки в его вьющиеся черные волосы, прижимая его голову к своей груди, ощущая, как жесткие кудри щекочут ее соски.
- О, Кэйт, - простонал он, его дыхание, казалось, клокотало в горле, - я обожаю тебя!
Он сжимал ее бедра, и уже не было времени для нежных поцелуев и медленных ласк. Его жадные руки и алчущий рот обшаривали ее груди, погружая ее в неподконтрольный вихрь желания и страсти, заставляя ее тело трепетать. Она подалась к нему, она жаждала его рот, его руки, его прильнувшее к ней тело. Его рот обволакивал ее губы, язык требовательно и ищуще ласкал его изнутри. Он стянул с ее бедер колготки. Она рвала ремень его брюк, прижимая его сильные, мускулистые бедра к себе. Их тела мгновенно слились в одно, словно два пылающих солнца, излучая вырвавшуюся наружу страсть. Они соединились в диком объятии, сплавились воедино и замерли, задыхаясь.
- Кэйт, дорогая, - наконец вымолвил он, - я не думал, что это случится так.
Она нежно прижала его голову к ложбинке между грудей.
- Мягкий полумрак и тихая музыка? Она обмотала прядь его волос вокруг пальца, как кольцо.
- Что-то в этом роде. - Он сжал ладонью ее грудь.
Словно яблоко, подумала она.
- Я не захотела ждать, - заверила она его и поцеловала в макушку.
- Я понял это сегодня утром, - признался он. Его большой палец нежно коснулся ее соска.
- Это было так заметно?
- Как флаги и знамена, Кэйт. Тебя видно насквозь. Твое простодушие дико возбуждает такого старого соблазнителя, как я.
- Ты вовсе не старый, дорогой, а я совсем не так простодушна, как ты думаешь. А позднее у нас будет мягкий полумрак?
- Хм... - произнес он, целуя ее грудь. - Я обещаю. Но теперь... - он сел, - ты поможешь мне готовить.
- Сейчас?
- Сейчас! - он поправил растерзанную одежду: сочно поцеловал ее в губы, помог подняться на ноги и повел вниз по лестнице.
На кухне он протянул ей длинный белый фартук.
- Закатай рукава, - сказал он, завязывая лямки фартука и целуя сзади ее в шею. - Для начала мы приготовим жаркое.
- Не раньше, чем ты одаришь меня настоящим поцелуем, - запротестовала Кэйт, повернувшись в кольце его рук.
- Это последний до ужина, - пригрозил он, - иначе мы никогда не поедим. Его губы были нежными и наполнили ее предвкушением блаженства. - А теперь, сказал он, отступив на шаг, - этот рецепт передавался в семье моей матери из поколения в поколение. Он не из поваренной книги, это фамильное блюдо никаких отвратительных соусов. Итальянская пища усугубляет жизнь, а не скрывает ее...
- Дорогой, ты снова читаешь лекцию. И как мы сможем готовить, если ты не отрываешь от меня своих рук?
- Не сможем, - признался он и вздохнул.
Потом положил несколько розмариновых листочков в мраморную ступку. Разотри их, пока я накрошу чеснок.
Когда обе задачи были выполнены, он сделал в куске телятины единственный разрез и раскрыл его, словно книгу.
- Теперь тщательно посыпь его розмарином, - сказал он, целуя кончики ее пальцев, - а я добавлю сюда чеснок. Передай мне эту мельницу для перца.., я кручу ее.., завязываю, а теперь мне нужен один из твоих нежных пальчиков, чтобы сделать узелки, пожалуйста. Отлично! Это начало для арросто ди вителло. Можешь повторить!
- Арросто, - начала Кэйт и запнулась.
- Произнеси со вкусом. Ты должна прозвенеть "р" кончиком языка. Аррррррррр! ! Арррррр! Попробуй!
- Арррросто! Арросто ди вителло!
- Отлично! - Он быстро чмокнул ее, коснувшись кончиком языка ее губ.
- А разве допускается, чтобы повар вмешивал в свое дело посудомойку? - Она поцеловала его в подбородок. - Я думала, что должна дожидаться конца обеда.
- Ах, но это прерогатива повара. Кэйт почистила и нарезала картофель, а затем уселась на высокий табурет и стала наблюдать, как Джулио готовит лук и мясо. Он привносил в готовку ту же страстную энергию, что и в работу.
Они вместе накрыли стол в столовой и поставили подносы и блюда нагреваться у пылающего очага. Потом они отдыхали на кухне, окруженные ароматами запекающейся телятины и медленно закипающего лука. Каждые несколько минут Джулио вскакивал, чтобы подрегулировать пламя, полить жиром телятину, помешать картофель. Он двигался по кухне так умело, так экономно тратя энергию, что Кэйт подумала, что он, должно быть, самый элегантный повар в мире.
Он откупорил охлажденную бутылку граве.
- Это для начала... - Потом он повернулся, чтобы снять жаркое с огня и поместить его в нагретую духовку, и поставил на плиту чайник с водой. - Ты проголодалась?
- Умираю от голода. Когда я наблюдаю, как ты готовишь, у меня, кроме всего прочего, разыгрывается аппетит.
- Вот это уже моя Кэйт! - Он снова торопливо чмокнул ее, прежде чем обратил свое внимание на кусок горгонзолы, который он в кастрюльке растер со сливками. - А теперь мы отправимся в столовую. Зажги свечи, я приду через минуту.
Кэйт чинно уселась за длинный стол, накрытый сейчас только для них двоих. Как много поколений, размышляла она, сидели здесь при свете свечей? Если начинать от его прапрадеда, получается четыре, подсчитала она.
Неожиданно рядом с нею очутился Джулио. Он поцеловал ее в голову и поставил перед ней тарелку с макаронами.
- Это феттучине ал горгонзола, - сказал он, наливая в ее бокал вино и садясь напротив. - А теперь ешь.
Она взяла вилку и попробовала. Свежесваренные макароны были политы острым соусом из сыра и сливок.
- Нравится? - спросил он озабоченно.
- Это божественно. Думаю, что могла бы есть их всю жизнь. Во всяком случае, все, что я попробовала, мне нравится. Сливки снимают остроту сыра, не так ли?
Она закончила пробу в благоговейной тишине, а когда подняла взгляд, увидела, что он внимательно наблюдает за ней.
- Возможно, ты никогда не научишься готовить, как итальянцы, но уж ешь ты точно по-итальянски.
- А как едят итальянцы?
- С удовольствием, с жаром, с любовью. Кон аморе.
Он встал, чтобы убрать со стола, и положил руку на ее плечо, удерживая ее на месте.
- Сиди. Я подам.
Через несколько минут он вернулся с блюдом нарезанной ломтями телятины, маленькими кубиками поджаренного картофеля и миской кислосладкого лука.
- В этом доме, - сказал он, - мы подаем посемейному.
Он положил еду на ее тарелку и наполнил бокалы для них обоих.
- Все очень вкусно, - сказала она, - это самая замечательная пища, которую я когда-либо ела, а ты еще и раньше угостил меня такими блюдами...
Он счастливо улыбнулся.
- Вкусно, не правда ли? Хочешь еще кусочек телятины?
- О, я не в состоянии.
- Съешь это сенса пане, - сказал он, накладывая ей еще понемногу с каждого блюда.
- Что это означает?
- Сенса пане - без хлеба. Когда твоя итальянская мама так говорит, это значит, что ты можешь всегда справиться с добавкой, если будешь есть без хлеба.
Кэйт начала ощущать себя вовлеченной в какой-то древний ритуал, вкушая пищу, приготовленную с такой любовью этим феерическим человеком, который словно выложил перед ней все плоды земли. Казалось, он так свободно обращается с дарами всех времен года, словно пользуется покровительством матери-земли. И Кэйт даже почудилось, что они едят в фермерском доме.
Когда он сменил тарелки и принес салат, ей показалось, что он прочитал ее мысли.
- Теперь, когда мои родители живут в Италии, - сказал он, - моя мать получила возможность развести настоящий огород. Это именно то, по чему она остро скучала, после того как вышла замуж за моего отца и переехала в Нью-Йорк. Мой отец ухаживал за фруктовыми деревьями и, конечно, рисовал. Он тридцать лет преподавал здесь в "Лиге студентов искусства" рисунок. Через неделю после выхода на пенсию он купил у одной из кузин мамы крохотный фруктовый сад, а еще через два месяца они собрали вещи и переехали туда. Там очень красиво, вокруг живет еще много семей, так что они не одиноки.
- Это звучит, словно мечта стала явью.
- Так и есть. Мой отец всегда сохранял необычайно ясное представление о том, какой должна быть жизнь. А он очень настойчивый человек.
- Я бы сказала, что его сын тоже.
- Он встретил мою мать, когда занимался на каникулах живописью в Италии, а через неделю предложил ей выйти за него замуж. Он всегда утверждал, что сделал бы ей предложение еще раньше, но ему потребовалось так много времени, чтобы достаточно изучить итальянский, чтобы быть понятым. И, во всяком случае, он никогда не сомневался в своем отношении к работе. Я думаю, что этим он в чем-то похож на твою мать. Талант для него означал дар. Нужно обладать мужеством, чтобы следовать туда, куда он влечет тебя. Он всегда говорил: "Ты должен выхаживать свое предназначение так же, как ты заботишься о своей жене".
- Очень здраво.
- Я хочу когда-нибудь тоже обзавестись таким местечком, как они, - сказал он.
- Я тоже. Когда продвинусь достаточно успешно вперед, то сделаю основной взнос на небольшое поместье в Вудстоке, которое присмотрела несколько лет назад. Но почему ты не купил себе загородное убежище?
- Я не хочу убежища от мира, местечка, где можно забиться в норку и разыгрывать из себя отшельника. Мне нужно место, которое я смог бы когда-нибудь разделить со своей семьей.
- Понимаю, - задумчиво протянула она. - А чего еще тебе бы хотелось?
- Хочешь, я признаюсь тебе в самом большом моем секрете?
- Хочу.
- Мне бы хотелось уметь петь, - он залился хохотом, - но я не в состоянии и одну ноту взять правильно.
- Я тоже.., так что могу составить тебе компанию.
- Позволь, я принесу сыр. Я должен чуть-чуть подогреть его на плите.
У горгонзолы был выдержанный и пикантный вкус. Они мазали ломти хрустящего хлеба сладким французским маслом, а сверху сыром.
Когда они допили вино, он принес ей кусок чудесного торта.
Она попробовала немного и зажмурила глаза, чтобы лучше ощутить вкус пропитанных бренди яблок, пышность крема, хрустящую нежность вафельных прокладок.
- Должно быть, это то, что едят ангелы.
- Теперь ты знаешь, почему путти, эти ангелочки на картинах Ренессанса, всегда улыбаются.
- И все такие пухленькие. Не думаю, что я справлюсь с этим куском.
- Моя дорогая, не переживай. Могу ручаться, что Злые ведьмы Запада не утащат тебя, если ты не подчистишь свою тарелку.
Он принес поднос с кофейными чашками и маленький кофейник-эспрессе.
- Кофе будем пить в библиотеке перед камином?
- Хорошо. Я возьму поднос, - предложила Кэйт, - а ты разожги огонь.
Вскоре они уже сидели на диване в библиотеке перед пылающим камином. Джулио обнял ее рукой, а она прислонилась головой к его плечу. Так они потягивали кофе и наблюдали за языками пламени.
Он снова поцеловал ее в голову.
- Расскажи, как ты видишь в своих мечтах этот загородный домик. На что он похож? И почему ты выбрала Вудсток?
- У меня там друзья - супружеская пара. Этот старый, полуразрушенный фермерский дом - их собственность. Его можно видеть из их жилища на другой стороне холма. За ним небольшой лесок, а перед ним - лужайка. Они его используют временами для приема гостей, но надо приложить много сил, чтобы превратить его в настоящее жилище. В лесу бьет ключ, который изливается в маленькое озерцо, где много прекрасной, но очень юркой форели.
- Только не говори мне, что ты рыбачишь, - сказал он, пощипывая ее за ухо.
- Именно так, сэр. И тебе будет приятно это услышать, я умею готовить рыбу. Мой отец научил меня удить рыбу на мушек, когда я была моложе Полли. И мух ловить я тоже умею.
- Разумеется. - Его пальцы играли с завитками волос на ее шее. - Ты и меня научишь?
- Ловить рыбу?
- А почему нет? Ты забываешь, что я городской парень, городом рожденный и вскормленный. А это как раз то, чего я всегда хотел делать.
- Почему?
- Чтобы я мог когда-нибудь научить этому моих сыновей.
Он встал, чтобы подбросить еще одно полено в камин, и долго стоял перед ним, вглядываясь в языки пламени.
Когда он снова сел и повернулся к ней, она увидела, как всполохи огня отражаются в его глазах.
- Так ты научишь меня, Кэйт?
- Да, Джулио, - сказала она, проведя пальцем по его щеке.
Он дотронулся до ее лица, и это походило, как будто два человека встретились после долгой разлуки.
Медленно, с любовной взвешенностью, без единого торопливого движения он снял с нее блузку. Он улыбался от предвкушения удовольствия, глаза светились восторгом.
- Ты само совершенство, кара миа, само совершенство. - Его пальцы легко пробежали по ее плечам, потом ладони накрыли груди. - Ax, - сказал он, улыбаясь удовлетворенно ее грудям.
Кэйт взглянула вниз. Ее соски поднялись от возбуждения, словно ягоды клубники, молящие, чтобы их поцеловали. Где-то в глубине себя она ощутила, как по ее телу пробегает огонь. Она попыталась прошептать его имя, но смогла издать только стон.
С такой же неспешностью, как и он, Кэйт расстегнула его рубашку. Под ней была мускулистая грудь, покрытая завитками черных волос, сбегающих к низу его живота. Она задержала пальцы в этих завитках и подняла ему навстречу глаза с мольбой во взоре. Но он слегка отстранил ее от себя. Внутри нее разгорелся огонь, и эта пауза ввергла ее в безумие.
Когда наконец он снял с нее последнюю одежду, быстро сбросил свою и медленно привлек к себе, когда наконец она ощутила его упругий торс своими трепещущими грудями, когда жар его тела встретился с разгорающимся огнем внутри нее, в ней запылала страсть, сильнее, чем когда-либо испытанная раньше. Она обхватила его шею, а когда его рот накрыл ее губы, она втянула в себя его язык. Она неистово хотела обладать им, и чтобы он обладал ею.
Куда бы ни прикасался его рот, там тут же возникали сладостные ощущения и появлялось желание отвечать на его поцелуи. Его губы проследовали по изгибу ее шеи и оставили след пламени на ее горле. Когда он поочередно охватил ими оба ее соска, она вскричала от наслаждения. Она покоилась в его руках, пока он ласкал ее тело, словно творил, создавал, придавал ему форму из первозданного хаоса. Он покрывал поцелуями ее живот, в то время, как его руки разжигали пламя в ее чреслах. Он поцеловал ее под коленями, и она начала трепетать, словно язычок пламени желания, разгорающийся все сильнее и сильнее и неутоленнее. Когда она почувствовала, что больше не в силах выносить это, она стала снова и снова выкликать его имя и молить, пока он крепко не прижал ее к себе.
Кэйт была взята им, как море своим богом. Ее конечности свело тяжестью волн, которые лишили ее сил сопротивляться. Шум волн врывался в ее уши, морская вода заливала глаза, попадала в каждую клеточку тела, увлекая ее все глубже и глубже, в темноту бушующих потоков. Сверкающие фосфоресцирующие струи взорвались под ее веками.
Медленно, медленно.., она всплывала, вращаясь в центре водоворота, где поверхностные воды плескались томно о ее тело, а поразительные анемоны срывались с кончиков ее пальцев. Она лежала, не ощущая своего веса, превратившись в разлившееся, дающее жизнь море, подвластное луне, приливам и отливам, величественному богу, который, захватив ее, несет по водной глади, изменив ее навсегда.
- Я люблю тебя, - прошептала она.
- Я люблю тебя, кара миа, - прошептал он в ответ. Он встал над ней, его тело казалось бронзовым в отблесках умирающего пламени. Она окинула взглядом его тело и неожиданно задрожала трепетно, вспомнив и его силу, и его нежность.
Нагнувшись, он легко поднял ее на руки и отнес в спальню. Она провела языком по его горлу, оно имело вкус моря.
Его поцелуи теперь стали еще более жадными, руки откровеннее. Их тела снова соприкоснулись, словно следуя морскому приливу, он увлек ее дальше, в глубину, ввергая в неисследованные пучины, где светились отраженным светом кораллы и раковины-жемчужницы.
И она снова медленно вверглась в водоворот...
- Я люблю тебя... Я люблю тебя, - выдохнул он, а затем она словно погрузилась в небытие.
Глава 9
Кэйт томно потянулась. Голова была как в тумане, во всем теле чувствовалась слабость. Упершись пальцами ног в спинку кровати, она прогнулась и прикрыла рукой глаза от проникающего в комнату слепящего солнца. Она улыбнулась про себя: рука пахла Джулио и морем.
- Доброе утро, дорогая, - прошептал Джулио, отводя ее руку и нежно целуя ей веки. - Я принес тебе завтрак. - Его губы пахли медом.
Кэйт села, завернувшись в простыню. Джулио совершенно обнаженный, улыбаясь, стоял рядом с кроватью. Он поставил поднос с завтраком ей на колени и сел рядом.
- Будь умницей, выпей апельсинового сока, - велел он - А потом можешь съесть тост с маслом и медом. - Он налил в две кружки кофе с молоком. - Я принес утренние газеты. Сейчас позавтракаем и вместе порешаем кроссворд, а потом...
- Я не могу, дорогой, - сказала Кэйт.
Он ласково погладил ее по щеке.
- Если мы решим весь день провести здесь, то можем устроить пикник в саду...
- Я не могу остаться. К завтрашнему утру мне необходимо закончить одну работу.
- Или мы могли бы пойти на новый итальянский фильм в "Литтл Карнеги", а потом поужинать в мексиканском ресторанчике...
- Ты же знаешь, я бы с удовольствием, но завтра я должна сдать работу, а я еще никогда в жизни не нарушала сроки. Ни на час.
- Или же мы можем покататься на яхте. Ты бы хотела? Я знаю одного парня, который всегда ищет компанию.
- Не представляю, как это можно сделать, учитывая мои обстоятельства.
- Нет, я не хочу тебя ни с кем делить. Лучше давай поедем в романтическое путешествие в карете по Центральному парку?
- У меня душа неспокойна, что я не занимаюсь делом. Еще только не хватает, чтобы...
- Останься со мной, - прошептал он, поглаживая через простыню ее бедро.
- Ну что ты делаешь, дорогой?
- Искушаю тебя... Только подумай, какие радости ждут нас, если мы вместе проведем этот день.
- Дело же не в том, что я этого не хочу, - сказала она, засмеявшись, и, схватив его за уши, привлекла к себе и поцеловала в губы долгим и вкусным поцелуем. Простыня слетела с нее, и он стал целовать ее грудь.
- Джулио, - взмолилась она, - ты же прольешь кофе. Разве ты не хочешь, чтобы я добилась успеха? Чтобы все художественные редакторы бегали за мной по всему городу?
- Только с девяти до пяти и никогда по выходным, - промычал он, забираясь к ней в постель и прижимаясь к ней. Он обхватил ее так, чтобы мог ласкать ее одной рукой, а другой - держать кружку с кофе. Он довольно вздохнул:
- А теперь скажи мне, любовь моя, как бы ты хотела провести этот день? Он игриво сжал ее грудь. - Ведь ты сегодня - моя?
- Я каждый день твоя, начиная с завтра. Весь завтрашний день - твой. Как только я закончу работу, мы компенсируем то, что не смогли сделать сего дня... - Она ласково поцеловала его. - Честное слово.
Его рука на ее груди замерла, губы сжались.
- Почему не сегодня?
- Потому что меня ждет работа, любовь моя. Ну, поверь мне. Сроки есть сроки.
- Ерунда. Все эти сроки, которые придумывают редакторы, не имеют никакого значения, никто на них и внимания не обращает.
- Может быть, для тебя, но не для меня. Неужели мы не можем поужинать завтра?
- Завтра я не могу.
- Вот видишь, значит у тебя могут быть свои дела...
- Это значит, что я смогу тебя увидеть завтра лишь на работе...
- А сколько сейчас, между прочим, времени?
- Часов двенадцать.
- О Боже! Дай мне халат или что-нибудь прикрыться.
- Халат? Зачем?
- Скромность девушки с Запада. Она всегда на меня нападает по утрам. Ну, пожалуйста.
Посмеиваясь, Джулио принес ей купальный халат, который был ей почти до пят.
- Там в аптечке найдешь новую зубную щетку, - крикнул он ей вслед, когда она входила в ванную.
Кэйт открыла аптечку и нашла целую пачку нераспечатанных зубных щеток. И для чего это ему целых пять новых щеток, удивилась она. Но думать об этом ей не хотелось. Когда она кончила чистить зубы, в дверь постучал Джулио.
- Можно войти?
- Да, - сказала она удивленно.
- Ты уже приняла душ?
- Нет, только почистила зубы.
- Прекрасно! - воскликнул он, хватая ее и неся в душ.
- Ну что за глупости, - попыталась вырваться она. - Здесь не хватит места для двоих.
- Хватит, если мы прижмемся друг к другу, - сказал он, крепко держа ее за руку. - Горячий или средний?
- Горячий, самый горячий, - сказала она уже с улыбкой. - Ой, Джулио, я чувствую себя так глупо.
- Ерунда, радость моя, а то кто же помоет тебе как следует спинку? Ну-ка давай, забирайся.
Кэйт, смеясь, подставила тело под горячие струи, пока Джулио намыливал ее с таким усердием и энергией, как будто имел дело с чумазым ребенком.
- Знаешь, - смеясь, сказала Кэйт, - когда я в последний раз мылась в душе не одна, а это было в шестом классе гимназии, Куки Килер вела себя совсем не так, как ты.
- Ну-ка, ополаскивайся, - приказал он ей. - Эй! Ты попала мылом мне в глаз, - завопил он.
- На вот, - сказала она, протягивая ему полотенце. - Вытри скорее.
- Ой-ой-ой, как больно!
- Перестань тереть, будет только хуже. Ты просто как ребенок, - попыталась она его успокоить, обнимая его и целуя по очереди его глаза.
В ответ он крепко обнял ее под потоками воды, поцелуи его становились все более страстными, объятия более пылкими. Она почувствовала, как его отросшая за ночь щетина покалывает ей горло.
- Дорогой, - простонала она, - не здесь.
- Почему? - засмеялся он, вода струилась по его лицу.
- Во-первых, мы можем упасть.
- Ничего подобного, я очень устойчивый, могу ногами вцепиться в пол, как лемур, - сказал он, поднимая ее и прижимая к себе.
- Поставь меня на пол, дурачок ты этакий.
- Ведь ты моя, Кэйт? - требовательно спросил он. - Моя?
- Да, Джулио, - прошептала она, с недоумением отмечая сердитую нотку в его голосе.
- Мой дед только раз в жизни совершил путешествие в Европу: он считал, что каникулы - это пустая трата времени и потому смертный грех. Работа и кирха были семейным девизом. Ему было пятьдесят четыре года, когда он впервые увидел полотна импрессионистов, и это произвело на него впечатление кирпича, упавшего на голову. Он вернулся из Парижа с этим Боннаром и этим Моне. Неплохой глаз для банкира.
Кэйт покачала головой.
- Прямо не верится.
- Время обеда. Мне кажется, достаточно тепло, чтобы обедать в саду, вы не возражаете? Я понесу поднос, а вы попридержите дверь. Вот сюда... - указал он на лестницу в конце холла, который отделял кухню от спален напротив.
Крыша дома была превращена в благоухающий зимний сад. Повсюду были кадки с декоративными деревцами и цветами. Ломонос и плющ вздымались вверх шпалерами, а вьющийся виноград целиком покрывал одну сторону. Рододендроны были в алых и оранжевых цветах. Примулы в низких ящиках образовывали колористический ряд от темно-багрового и фуксинового к розовому и белому. Здесь было множество азалий и горшков с кизилом. Около вьющегося винограда Джулио высадил массу пряных трав и подвязанных к колышкам томатов.
- Это словно отдельный мирок, - пробормотала Кэйт, - такое впечатление, что город находится за тысячу миль отсюда.
- Он требует массы времени, но того стоит. А теперь давайте есть. - Он поставил поднос на столик между двумя стульями.
- Настоящий деревенский ленч в саду.
Перед ними были нарезанные огурчики и весенний лук, политые оливковым маслом и уксусом, кубики пармезана и ломтики хрустящего батона, пикантные оливки, тарелка с дольками апельсинов, посыпанных сахарной пудрой, и бутылка белого вина.
Когда они съели все, что было на подносе, Кэйт счастливо вздохнула и откинулась в своем шезлонге, закрыв глаза. Она подставила лицо солнцу, наслаждаясь его теплом, и томно вытянулась. У нее было ощущение, что она выбралась из тесной зимней раковины.
На что это было бы похоже, размышляла она, жить в этом прекрасном доме с этим темпераментным человеком? Сколько еще противоречивых черт она обнаружит в нем? А в себе? Все, что он делал, он делал с одержимостью. Это, должно быть, опустошало всех, кто целый день находился бы рядом с ним... Но это так заразительно... А еще в нем столько нежности, подумала она, вспомнив, как он сжал ее руку, когда они разглядывали фотографию бабушки Полли.
- Вы спите? - спросил он шепотом. Она раскрыла глаза:
- Нет, бодрствую. - Но, должно быть, она все же отключилась на какое-то время, потому что он уже переоделся в широкие брюки и белый свитер, а поднос исчез.
Он склонился над ней.
- Я очень рад, что вы здесь. - Он взял ее за руку, чтобы помочь встать, но никто из них не сдвинулся с места. Ее глаза встретили его настолько пронзительный взгляд, что у нее перехватило дыхание. Словно жизненная энергия, поддерживающая ее существование, была вытянута из ее тела и перелилась из ее глаз в его. Но в следующее мгновение она ощутила, как эта энергия, усиленная во множество раз, вернулась к ней. Ее рука стиснула его руку. С бесконечной осторожностью, словно она была так же хрупка, как шейка стеклянной ложечки, его губы коснулись ее губ в поцелуе невообразимой нежности и продолжительности.
Потом он чуть откинулся назад, взял ее лицо в ладони и, неотрывно глядя в ее глаза своими темными глазами, прошептал:
- О, Кэйт! Хотите стать моей Кэйт?
- Да, Джулио, - сказала она, целуя кончики его пальцев, когда они коснулись ее губ. - Да...
Он привлек ее ближе к себе и погрузил свое лицо в ее волосы. Он ощутил запах сандалового дерева и папоротника. Она чувствовала, как напряглось его тело, отяжелело от желания, когда он прижался к ней. Его рот впитывал ненасытно ее губы, его язык проникал между ними.
- Я так хочу тебя, Кэйт, - бормотал он, обнимая ее на узком шезлонге.
- И я хочу.., хочу... - начала она.
- Чего ты хочешь, моя Кэйт? Она была не в состоянии продолжать. Его пальцы нащупали пуговки ее блузки, а она погрузила свои руки в его вьющиеся черные волосы, прижимая его голову к своей груди, ощущая, как жесткие кудри щекочут ее соски.
- О, Кэйт, - простонал он, его дыхание, казалось, клокотало в горле, - я обожаю тебя!
Он сжимал ее бедра, и уже не было времени для нежных поцелуев и медленных ласк. Его жадные руки и алчущий рот обшаривали ее груди, погружая ее в неподконтрольный вихрь желания и страсти, заставляя ее тело трепетать. Она подалась к нему, она жаждала его рот, его руки, его прильнувшее к ней тело. Его рот обволакивал ее губы, язык требовательно и ищуще ласкал его изнутри. Он стянул с ее бедер колготки. Она рвала ремень его брюк, прижимая его сильные, мускулистые бедра к себе. Их тела мгновенно слились в одно, словно два пылающих солнца, излучая вырвавшуюся наружу страсть. Они соединились в диком объятии, сплавились воедино и замерли, задыхаясь.
- Кэйт, дорогая, - наконец вымолвил он, - я не думал, что это случится так.
Она нежно прижала его голову к ложбинке между грудей.
- Мягкий полумрак и тихая музыка? Она обмотала прядь его волос вокруг пальца, как кольцо.
- Что-то в этом роде. - Он сжал ладонью ее грудь.
Словно яблоко, подумала она.
- Я не захотела ждать, - заверила она его и поцеловала в макушку.
- Я понял это сегодня утром, - признался он. Его большой палец нежно коснулся ее соска.
- Это было так заметно?
- Как флаги и знамена, Кэйт. Тебя видно насквозь. Твое простодушие дико возбуждает такого старого соблазнителя, как я.
- Ты вовсе не старый, дорогой, а я совсем не так простодушна, как ты думаешь. А позднее у нас будет мягкий полумрак?
- Хм... - произнес он, целуя ее грудь. - Я обещаю. Но теперь... - он сел, - ты поможешь мне готовить.
- Сейчас?
- Сейчас! - он поправил растерзанную одежду: сочно поцеловал ее в губы, помог подняться на ноги и повел вниз по лестнице.
На кухне он протянул ей длинный белый фартук.
- Закатай рукава, - сказал он, завязывая лямки фартука и целуя сзади ее в шею. - Для начала мы приготовим жаркое.
- Не раньше, чем ты одаришь меня настоящим поцелуем, - запротестовала Кэйт, повернувшись в кольце его рук.
- Это последний до ужина, - пригрозил он, - иначе мы никогда не поедим. Его губы были нежными и наполнили ее предвкушением блаженства. - А теперь, сказал он, отступив на шаг, - этот рецепт передавался в семье моей матери из поколения в поколение. Он не из поваренной книги, это фамильное блюдо никаких отвратительных соусов. Итальянская пища усугубляет жизнь, а не скрывает ее...
- Дорогой, ты снова читаешь лекцию. И как мы сможем готовить, если ты не отрываешь от меня своих рук?
- Не сможем, - признался он и вздохнул.
Потом положил несколько розмариновых листочков в мраморную ступку. Разотри их, пока я накрошу чеснок.
Когда обе задачи были выполнены, он сделал в куске телятины единственный разрез и раскрыл его, словно книгу.
- Теперь тщательно посыпь его розмарином, - сказал он, целуя кончики ее пальцев, - а я добавлю сюда чеснок. Передай мне эту мельницу для перца.., я кручу ее.., завязываю, а теперь мне нужен один из твоих нежных пальчиков, чтобы сделать узелки, пожалуйста. Отлично! Это начало для арросто ди вителло. Можешь повторить!
- Арросто, - начала Кэйт и запнулась.
- Произнеси со вкусом. Ты должна прозвенеть "р" кончиком языка. Аррррррррр! ! Арррррр! Попробуй!
- Арррросто! Арросто ди вителло!
- Отлично! - Он быстро чмокнул ее, коснувшись кончиком языка ее губ.
- А разве допускается, чтобы повар вмешивал в свое дело посудомойку? - Она поцеловала его в подбородок. - Я думала, что должна дожидаться конца обеда.
- Ах, но это прерогатива повара. Кэйт почистила и нарезала картофель, а затем уселась на высокий табурет и стала наблюдать, как Джулио готовит лук и мясо. Он привносил в готовку ту же страстную энергию, что и в работу.
Они вместе накрыли стол в столовой и поставили подносы и блюда нагреваться у пылающего очага. Потом они отдыхали на кухне, окруженные ароматами запекающейся телятины и медленно закипающего лука. Каждые несколько минут Джулио вскакивал, чтобы подрегулировать пламя, полить жиром телятину, помешать картофель. Он двигался по кухне так умело, так экономно тратя энергию, что Кэйт подумала, что он, должно быть, самый элегантный повар в мире.
Он откупорил охлажденную бутылку граве.
- Это для начала... - Потом он повернулся, чтобы снять жаркое с огня и поместить его в нагретую духовку, и поставил на плиту чайник с водой. - Ты проголодалась?
- Умираю от голода. Когда я наблюдаю, как ты готовишь, у меня, кроме всего прочего, разыгрывается аппетит.
- Вот это уже моя Кэйт! - Он снова торопливо чмокнул ее, прежде чем обратил свое внимание на кусок горгонзолы, который он в кастрюльке растер со сливками. - А теперь мы отправимся в столовую. Зажги свечи, я приду через минуту.
Кэйт чинно уселась за длинный стол, накрытый сейчас только для них двоих. Как много поколений, размышляла она, сидели здесь при свете свечей? Если начинать от его прапрадеда, получается четыре, подсчитала она.
Неожиданно рядом с нею очутился Джулио. Он поцеловал ее в голову и поставил перед ней тарелку с макаронами.
- Это феттучине ал горгонзола, - сказал он, наливая в ее бокал вино и садясь напротив. - А теперь ешь.
Она взяла вилку и попробовала. Свежесваренные макароны были политы острым соусом из сыра и сливок.
- Нравится? - спросил он озабоченно.
- Это божественно. Думаю, что могла бы есть их всю жизнь. Во всяком случае, все, что я попробовала, мне нравится. Сливки снимают остроту сыра, не так ли?
Она закончила пробу в благоговейной тишине, а когда подняла взгляд, увидела, что он внимательно наблюдает за ней.
- Возможно, ты никогда не научишься готовить, как итальянцы, но уж ешь ты точно по-итальянски.
- А как едят итальянцы?
- С удовольствием, с жаром, с любовью. Кон аморе.
Он встал, чтобы убрать со стола, и положил руку на ее плечо, удерживая ее на месте.
- Сиди. Я подам.
Через несколько минут он вернулся с блюдом нарезанной ломтями телятины, маленькими кубиками поджаренного картофеля и миской кислосладкого лука.
- В этом доме, - сказал он, - мы подаем посемейному.
Он положил еду на ее тарелку и наполнил бокалы для них обоих.
- Все очень вкусно, - сказала она, - это самая замечательная пища, которую я когда-либо ела, а ты еще и раньше угостил меня такими блюдами...
Он счастливо улыбнулся.
- Вкусно, не правда ли? Хочешь еще кусочек телятины?
- О, я не в состоянии.
- Съешь это сенса пане, - сказал он, накладывая ей еще понемногу с каждого блюда.
- Что это означает?
- Сенса пане - без хлеба. Когда твоя итальянская мама так говорит, это значит, что ты можешь всегда справиться с добавкой, если будешь есть без хлеба.
Кэйт начала ощущать себя вовлеченной в какой-то древний ритуал, вкушая пищу, приготовленную с такой любовью этим феерическим человеком, который словно выложил перед ней все плоды земли. Казалось, он так свободно обращается с дарами всех времен года, словно пользуется покровительством матери-земли. И Кэйт даже почудилось, что они едят в фермерском доме.
Когда он сменил тарелки и принес салат, ей показалось, что он прочитал ее мысли.
- Теперь, когда мои родители живут в Италии, - сказал он, - моя мать получила возможность развести настоящий огород. Это именно то, по чему она остро скучала, после того как вышла замуж за моего отца и переехала в Нью-Йорк. Мой отец ухаживал за фруктовыми деревьями и, конечно, рисовал. Он тридцать лет преподавал здесь в "Лиге студентов искусства" рисунок. Через неделю после выхода на пенсию он купил у одной из кузин мамы крохотный фруктовый сад, а еще через два месяца они собрали вещи и переехали туда. Там очень красиво, вокруг живет еще много семей, так что они не одиноки.
- Это звучит, словно мечта стала явью.
- Так и есть. Мой отец всегда сохранял необычайно ясное представление о том, какой должна быть жизнь. А он очень настойчивый человек.
- Я бы сказала, что его сын тоже.
- Он встретил мою мать, когда занимался на каникулах живописью в Италии, а через неделю предложил ей выйти за него замуж. Он всегда утверждал, что сделал бы ей предложение еще раньше, но ему потребовалось так много времени, чтобы достаточно изучить итальянский, чтобы быть понятым. И, во всяком случае, он никогда не сомневался в своем отношении к работе. Я думаю, что этим он в чем-то похож на твою мать. Талант для него означал дар. Нужно обладать мужеством, чтобы следовать туда, куда он влечет тебя. Он всегда говорил: "Ты должен выхаживать свое предназначение так же, как ты заботишься о своей жене".
- Очень здраво.
- Я хочу когда-нибудь тоже обзавестись таким местечком, как они, - сказал он.
- Я тоже. Когда продвинусь достаточно успешно вперед, то сделаю основной взнос на небольшое поместье в Вудстоке, которое присмотрела несколько лет назад. Но почему ты не купил себе загородное убежище?
- Я не хочу убежища от мира, местечка, где можно забиться в норку и разыгрывать из себя отшельника. Мне нужно место, которое я смог бы когда-нибудь разделить со своей семьей.
- Понимаю, - задумчиво протянула она. - А чего еще тебе бы хотелось?
- Хочешь, я признаюсь тебе в самом большом моем секрете?
- Хочу.
- Мне бы хотелось уметь петь, - он залился хохотом, - но я не в состоянии и одну ноту взять правильно.
- Я тоже.., так что могу составить тебе компанию.
- Позволь, я принесу сыр. Я должен чуть-чуть подогреть его на плите.
У горгонзолы был выдержанный и пикантный вкус. Они мазали ломти хрустящего хлеба сладким французским маслом, а сверху сыром.
Когда они допили вино, он принес ей кусок чудесного торта.
Она попробовала немного и зажмурила глаза, чтобы лучше ощутить вкус пропитанных бренди яблок, пышность крема, хрустящую нежность вафельных прокладок.
- Должно быть, это то, что едят ангелы.
- Теперь ты знаешь, почему путти, эти ангелочки на картинах Ренессанса, всегда улыбаются.
- И все такие пухленькие. Не думаю, что я справлюсь с этим куском.
- Моя дорогая, не переживай. Могу ручаться, что Злые ведьмы Запада не утащат тебя, если ты не подчистишь свою тарелку.
Он принес поднос с кофейными чашками и маленький кофейник-эспрессе.
- Кофе будем пить в библиотеке перед камином?
- Хорошо. Я возьму поднос, - предложила Кэйт, - а ты разожги огонь.
Вскоре они уже сидели на диване в библиотеке перед пылающим камином. Джулио обнял ее рукой, а она прислонилась головой к его плечу. Так они потягивали кофе и наблюдали за языками пламени.
Он снова поцеловал ее в голову.
- Расскажи, как ты видишь в своих мечтах этот загородный домик. На что он похож? И почему ты выбрала Вудсток?
- У меня там друзья - супружеская пара. Этот старый, полуразрушенный фермерский дом - их собственность. Его можно видеть из их жилища на другой стороне холма. За ним небольшой лесок, а перед ним - лужайка. Они его используют временами для приема гостей, но надо приложить много сил, чтобы превратить его в настоящее жилище. В лесу бьет ключ, который изливается в маленькое озерцо, где много прекрасной, но очень юркой форели.
- Только не говори мне, что ты рыбачишь, - сказал он, пощипывая ее за ухо.
- Именно так, сэр. И тебе будет приятно это услышать, я умею готовить рыбу. Мой отец научил меня удить рыбу на мушек, когда я была моложе Полли. И мух ловить я тоже умею.
- Разумеется. - Его пальцы играли с завитками волос на ее шее. - Ты и меня научишь?
- Ловить рыбу?
- А почему нет? Ты забываешь, что я городской парень, городом рожденный и вскормленный. А это как раз то, чего я всегда хотел делать.
- Почему?
- Чтобы я мог когда-нибудь научить этому моих сыновей.
Он встал, чтобы подбросить еще одно полено в камин, и долго стоял перед ним, вглядываясь в языки пламени.
Когда он снова сел и повернулся к ней, она увидела, как всполохи огня отражаются в его глазах.
- Так ты научишь меня, Кэйт?
- Да, Джулио, - сказала она, проведя пальцем по его щеке.
Он дотронулся до ее лица, и это походило, как будто два человека встретились после долгой разлуки.
Медленно, с любовной взвешенностью, без единого торопливого движения он снял с нее блузку. Он улыбался от предвкушения удовольствия, глаза светились восторгом.
- Ты само совершенство, кара миа, само совершенство. - Его пальцы легко пробежали по ее плечам, потом ладони накрыли груди. - Ax, - сказал он, улыбаясь удовлетворенно ее грудям.
Кэйт взглянула вниз. Ее соски поднялись от возбуждения, словно ягоды клубники, молящие, чтобы их поцеловали. Где-то в глубине себя она ощутила, как по ее телу пробегает огонь. Она попыталась прошептать его имя, но смогла издать только стон.
С такой же неспешностью, как и он, Кэйт расстегнула его рубашку. Под ней была мускулистая грудь, покрытая завитками черных волос, сбегающих к низу его живота. Она задержала пальцы в этих завитках и подняла ему навстречу глаза с мольбой во взоре. Но он слегка отстранил ее от себя. Внутри нее разгорелся огонь, и эта пауза ввергла ее в безумие.
Когда наконец он снял с нее последнюю одежду, быстро сбросил свою и медленно привлек к себе, когда наконец она ощутила его упругий торс своими трепещущими грудями, когда жар его тела встретился с разгорающимся огнем внутри нее, в ней запылала страсть, сильнее, чем когда-либо испытанная раньше. Она обхватила его шею, а когда его рот накрыл ее губы, она втянула в себя его язык. Она неистово хотела обладать им, и чтобы он обладал ею.
Куда бы ни прикасался его рот, там тут же возникали сладостные ощущения и появлялось желание отвечать на его поцелуи. Его губы проследовали по изгибу ее шеи и оставили след пламени на ее горле. Когда он поочередно охватил ими оба ее соска, она вскричала от наслаждения. Она покоилась в его руках, пока он ласкал ее тело, словно творил, создавал, придавал ему форму из первозданного хаоса. Он покрывал поцелуями ее живот, в то время, как его руки разжигали пламя в ее чреслах. Он поцеловал ее под коленями, и она начала трепетать, словно язычок пламени желания, разгорающийся все сильнее и сильнее и неутоленнее. Когда она почувствовала, что больше не в силах выносить это, она стала снова и снова выкликать его имя и молить, пока он крепко не прижал ее к себе.
Кэйт была взята им, как море своим богом. Ее конечности свело тяжестью волн, которые лишили ее сил сопротивляться. Шум волн врывался в ее уши, морская вода заливала глаза, попадала в каждую клеточку тела, увлекая ее все глубже и глубже, в темноту бушующих потоков. Сверкающие фосфоресцирующие струи взорвались под ее веками.
Медленно, медленно.., она всплывала, вращаясь в центре водоворота, где поверхностные воды плескались томно о ее тело, а поразительные анемоны срывались с кончиков ее пальцев. Она лежала, не ощущая своего веса, превратившись в разлившееся, дающее жизнь море, подвластное луне, приливам и отливам, величественному богу, который, захватив ее, несет по водной глади, изменив ее навсегда.
- Я люблю тебя, - прошептала она.
- Я люблю тебя, кара миа, - прошептал он в ответ. Он встал над ней, его тело казалось бронзовым в отблесках умирающего пламени. Она окинула взглядом его тело и неожиданно задрожала трепетно, вспомнив и его силу, и его нежность.
Нагнувшись, он легко поднял ее на руки и отнес в спальню. Она провела языком по его горлу, оно имело вкус моря.
Его поцелуи теперь стали еще более жадными, руки откровеннее. Их тела снова соприкоснулись, словно следуя морскому приливу, он увлек ее дальше, в глубину, ввергая в неисследованные пучины, где светились отраженным светом кораллы и раковины-жемчужницы.
И она снова медленно вверглась в водоворот...
- Я люблю тебя... Я люблю тебя, - выдохнул он, а затем она словно погрузилась в небытие.
Глава 9
Кэйт томно потянулась. Голова была как в тумане, во всем теле чувствовалась слабость. Упершись пальцами ног в спинку кровати, она прогнулась и прикрыла рукой глаза от проникающего в комнату слепящего солнца. Она улыбнулась про себя: рука пахла Джулио и морем.
- Доброе утро, дорогая, - прошептал Джулио, отводя ее руку и нежно целуя ей веки. - Я принес тебе завтрак. - Его губы пахли медом.
Кэйт села, завернувшись в простыню. Джулио совершенно обнаженный, улыбаясь, стоял рядом с кроватью. Он поставил поднос с завтраком ей на колени и сел рядом.
- Будь умницей, выпей апельсинового сока, - велел он - А потом можешь съесть тост с маслом и медом. - Он налил в две кружки кофе с молоком. - Я принес утренние газеты. Сейчас позавтракаем и вместе порешаем кроссворд, а потом...
- Я не могу, дорогой, - сказала Кэйт.
Он ласково погладил ее по щеке.
- Если мы решим весь день провести здесь, то можем устроить пикник в саду...
- Я не могу остаться. К завтрашнему утру мне необходимо закончить одну работу.
- Или мы могли бы пойти на новый итальянский фильм в "Литтл Карнеги", а потом поужинать в мексиканском ресторанчике...
- Ты же знаешь, я бы с удовольствием, но завтра я должна сдать работу, а я еще никогда в жизни не нарушала сроки. Ни на час.
- Или же мы можем покататься на яхте. Ты бы хотела? Я знаю одного парня, который всегда ищет компанию.
- Не представляю, как это можно сделать, учитывая мои обстоятельства.
- Нет, я не хочу тебя ни с кем делить. Лучше давай поедем в романтическое путешествие в карете по Центральному парку?
- У меня душа неспокойна, что я не занимаюсь делом. Еще только не хватает, чтобы...
- Останься со мной, - прошептал он, поглаживая через простыню ее бедро.
- Ну что ты делаешь, дорогой?
- Искушаю тебя... Только подумай, какие радости ждут нас, если мы вместе проведем этот день.
- Дело же не в том, что я этого не хочу, - сказала она, засмеявшись, и, схватив его за уши, привлекла к себе и поцеловала в губы долгим и вкусным поцелуем. Простыня слетела с нее, и он стал целовать ее грудь.
- Джулио, - взмолилась она, - ты же прольешь кофе. Разве ты не хочешь, чтобы я добилась успеха? Чтобы все художественные редакторы бегали за мной по всему городу?
- Только с девяти до пяти и никогда по выходным, - промычал он, забираясь к ней в постель и прижимаясь к ней. Он обхватил ее так, чтобы мог ласкать ее одной рукой, а другой - держать кружку с кофе. Он довольно вздохнул:
- А теперь скажи мне, любовь моя, как бы ты хотела провести этот день? Он игриво сжал ее грудь. - Ведь ты сегодня - моя?
- Я каждый день твоя, начиная с завтра. Весь завтрашний день - твой. Как только я закончу работу, мы компенсируем то, что не смогли сделать сего дня... - Она ласково поцеловала его. - Честное слово.
Его рука на ее груди замерла, губы сжались.
- Почему не сегодня?
- Потому что меня ждет работа, любовь моя. Ну, поверь мне. Сроки есть сроки.
- Ерунда. Все эти сроки, которые придумывают редакторы, не имеют никакого значения, никто на них и внимания не обращает.
- Может быть, для тебя, но не для меня. Неужели мы не можем поужинать завтра?
- Завтра я не могу.
- Вот видишь, значит у тебя могут быть свои дела...
- Это значит, что я смогу тебя увидеть завтра лишь на работе...
- А сколько сейчас, между прочим, времени?
- Часов двенадцать.
- О Боже! Дай мне халат или что-нибудь прикрыться.
- Халат? Зачем?
- Скромность девушки с Запада. Она всегда на меня нападает по утрам. Ну, пожалуйста.
Посмеиваясь, Джулио принес ей купальный халат, который был ей почти до пят.
- Там в аптечке найдешь новую зубную щетку, - крикнул он ей вслед, когда она входила в ванную.
Кэйт открыла аптечку и нашла целую пачку нераспечатанных зубных щеток. И для чего это ему целых пять новых щеток, удивилась она. Но думать об этом ей не хотелось. Когда она кончила чистить зубы, в дверь постучал Джулио.
- Можно войти?
- Да, - сказала она удивленно.
- Ты уже приняла душ?
- Нет, только почистила зубы.
- Прекрасно! - воскликнул он, хватая ее и неся в душ.
- Ну что за глупости, - попыталась вырваться она. - Здесь не хватит места для двоих.
- Хватит, если мы прижмемся друг к другу, - сказал он, крепко держа ее за руку. - Горячий или средний?
- Горячий, самый горячий, - сказала она уже с улыбкой. - Ой, Джулио, я чувствую себя так глупо.
- Ерунда, радость моя, а то кто же помоет тебе как следует спинку? Ну-ка давай, забирайся.
Кэйт, смеясь, подставила тело под горячие струи, пока Джулио намыливал ее с таким усердием и энергией, как будто имел дело с чумазым ребенком.
- Знаешь, - смеясь, сказала Кэйт, - когда я в последний раз мылась в душе не одна, а это было в шестом классе гимназии, Куки Килер вела себя совсем не так, как ты.
- Ну-ка, ополаскивайся, - приказал он ей. - Эй! Ты попала мылом мне в глаз, - завопил он.
- На вот, - сказала она, протягивая ему полотенце. - Вытри скорее.
- Ой-ой-ой, как больно!
- Перестань тереть, будет только хуже. Ты просто как ребенок, - попыталась она его успокоить, обнимая его и целуя по очереди его глаза.
В ответ он крепко обнял ее под потоками воды, поцелуи его становились все более страстными, объятия более пылкими. Она почувствовала, как его отросшая за ночь щетина покалывает ей горло.
- Дорогой, - простонала она, - не здесь.
- Почему? - засмеялся он, вода струилась по его лицу.
- Во-первых, мы можем упасть.
- Ничего подобного, я очень устойчивый, могу ногами вцепиться в пол, как лемур, - сказал он, поднимая ее и прижимая к себе.
- Поставь меня на пол, дурачок ты этакий.
- Ведь ты моя, Кэйт? - требовательно спросил он. - Моя?
- Да, Джулио, - прошептала она, с недоумением отмечая сердитую нотку в его голосе.