Страница:
Жена коменданта бродила, ломая руки: ведь пол в комнате Идэйн был усеян разбросанными нарядами; которые они смастерили. Идэйн взяла леди Друсиллу за руку и отвела в сторону.
– Я прошу вас передать весточку Магнусу фитц Джулиану. Вы сделаете это для меня? Я знаю, он здесь, в замке Бистон. Я видела его во время празднества по случаю прибытия короля. Ах, леди Друсилла, пойдите к нему, – умоляла она, – скажите ему, что я возвращаюсь в монастырь по приказу короля Генриха! Если бы я могла поговорить с ним хоть минутку, на сердце у меня стало бы легче!
Почтенная дама бросила на нее изумленный взгляд.
– Ты говоришь о молодом сыне графа де Морлэ? Разве он только что не обручился с дочерью графа Лестера?
Идэйн отпрянула. Она об этом не слышала и высказала свою просьбу под влиянием импульса, не задумываясь. Магнус обручен?
– Ах, девушка! – При виде выражения лица Идэйн леди Друсилла обняла ее. – Не смотри так! Я привязалась к тебе и не могу видеть тебя такой печальной. – Она отстранилась и вытерла глаза. – А теперь, дорогая, попытайся забыть о печали и посмотреть на вещи с другой стороны. По крайней мере тебе сохранили жизнь, тебя не сожгли!
В двери стоял рыцарь и делал им знаки.
Идэйн взяла свой плащ. Итак, Магнус обручен! Он ни разу не пришел к ней, не попытался найти ее. Все еще оцепеневшая, она смогла только прошептать непослушными губами:
– Да, это верно, по крайней мере жизнь мне оставили.
Она последовала вниз по ступенькам за леди Друсиллой. Шел мелкий холодный дождь. Учитывая, что дороги запружены меняющими дислокацию войсками, им понадобится целый день на то, чтобы выбраться из города и попасть на северную дорогу.
У подножия лестницы Идэйн ждал эскорт – двое конных рыцарей из королевской гвардии Генриха Второго и оруженосец с белыми, как лен, волосами. Сердце ее подскочило в груди при виде третьего всадника в темном плаще, под которым было обычное одеяние тамплиера – белое с красным крестом.
– Сэр Асгард!
Когда тамплиер спешился, Идэйн подбежала к нему и схватила за руку. Пальцы его были холодны.
– Как ты себя чувствуешь? – крикнула она. Ей хотелось заключить его в объятия. – Я тебя не видела с той ночи… с тех пор, как король… – Идэйн осеклась.
То, что случилось, было слишком ужасно, чтобы это можно было выразить словами и обсуждать даже с Асгардом, который при этом присутствовал. Она пыталась догадаться, знает ли он, что она говорила спонтанно, не зная заранее, что скажет, не задумываясь о последствиях. С той ночи Идэйн уже сотни раз пожалела о том, что король пришел к ней. Теперь челядь в замке сплетничала, что именно она доконала короля Генриха.
Тамплиер подвел ее к лошади, предназначенной для дамской верховой езды, и сказал, понизя голос:
– У меня есть добрая весть. Король почти оправился и скоро отправится в Лондон. Лорд Лестер, находящийся при нем и прислуживающий ему, говорит, что он не держит на тебя зла. Он желает только, чтобы ты немедленно вернулась в свой монастырь, где будешь под надежной защитой.
И где никогда, никогда больше не попадёшься ему на глаза. Но этого он вслух не произнес.
Посмотрев в его яркие, будто наполненные светом голубые глаза, Идэйн поняла мысль тамплиера: она должны оставаться в этом монастыре до конца дней своих.
– Сэр Асгард, – спросила она, – ты будешь сопровождать меня туда?
На мгновение ей показалось, что на губах его заиграла едва заметная улыбка.
– Да, благородная девица, – ответил он, не добавив больше ни слова.
Идэйн вздохнула, благодарная уже за это. Как ей справедливо напомнила леди Друсилла, ее не замуровали в каменный мешок. И не осудили как колдунью.
Тамплиер подсадил ее на маленькую лошадку. Идэйн смотрела на него сверху вниз, прекрасного, как всегда.
Но ее мятежное сердце внезапно закричало: «Магнус!»
Как могла она оставить его, только мельком увидев в последний раз за высоким столом в пиршественном зале? И помнить при этом, сколь огромное расстояние разделяет его, сына влиятельного вельможи, и ее, сироту без роду и племени?
Отчаянным усилием воли Идэйн подавила тоску, разрывавшую сердце. По крайней мере, говорила она себе, поворачивая свою лошадку, чтобы последовать за Асгардом, при ней есть человек, которому она может доверять, друг, который, несомненно, доставит ее в монастырь Сен-Сюльпис.
Она повернулась в седле, чтобы помахать леди Друсилле, которая, вся в слезах, стояла у входа в башню.
К концу дня дождь превратил дороги, ведущие из Честера, в непроходимую грязь. Армии двигались медленно, и опередить их было невозможно. Несколько постоялых дворов, располагавшихся вдоль дороги, были заполнены до отказа. Асгард вед свою маленькую группу в арьергарде армии графа Норфолка, двигаясь за отрядами рыцарей из болотистых земель на юге Англии.
Речи, которые вели между собой рыцари графа Норфолка, были невеселыми, даже мрачными. Принц Генри был популярен в Англии так же, как во Франции, и смерть его была окутана покровом тайны. Говорили об исходе приграничной войны и о том, будет ли ее продолжать Уильям Лев после смерти принца Генри и подавления мятежных баронов, врагов короля Генриха.
Идэйн ехала на своем коньке следом за Асгардом и слушала разговор двух королевских рыцарей, сопровождавших их.
– Следующий претендент на трон – принц Джеффри, – сказал кто-то. – Спасибо этой старой кобыле, королеве, что она наплодила достаточно королевских отпрысков. А если что случится и с Джеффри, то есть еще юный Ричард, а за ним следует маленький Джон, которого прозвали Безземельным.[11]
– Нет, никто не может сравниться с принцем Генри, – ответил второй рыцарь. – Джеффри всегда находился в тени брата. Как говорят трубадуры, в Генри мы потеряли доброго короля: он унаследовал красоту материл смекалистую голову отца.
Асгард осадил коня, чтобы ехать рядом с Идэйн.
– Как твое здоровье? – осведомился он.
Идэйн подняла капюшон, чтобы лучше видеть тамплиера. Мелкий дождь осел на его плаще, бисеринки воды сверкали на доспехах. Он знал, что она прислушивалась к разговору рыцарей.
По правде говоря, Идэйн проголодалась и хотела спросить, когда они остановятся на ночлег, а также подумал ли он о постоялом дворе, где бы можно было переночевать. Они уже ехали много часов и все еще тащились в арьергарде. Все, начиная с рыцарей и кончая маленьким толстеньким оруженосцем, промокли и озябли. Но Идэйн не хотелось жаловаться. Их положение было не лучше и не хуже, чем у шлепающих во грязи солдат.
– Я чувствую себя сносно, сэр Асгард, – ответила она.
На мгновение она углядела, как в его блестящих голубых глазах полыхнул, будто молния, какой-то свет. Потом он кивнул и, пришпорив коня, поскакал вперед, чтобы присоединиться к остальным.
У Идэйн вырвался вздох.
Ей повезло, что в монастырь Сен-Сюльпис ее сопровождал именно Асгард. Идэйн знала: он не допустит, чтобы ей причинили зло. В конце концов, разве не приходил он к ее двери в замке тамплиеров в ту ночь и не он ли обещал защитить ее? Идэйн этого не забыла.
В этот день, у нее возникла причина еще раз поблагодарить короля Генриха за эскорт. С полдюжины рыцарей, пытавшихся догнать войско графа Норфолка, поравнялись с ними. Сразу стало ясно, что им пришлось нагонять войско, потому что они задержались в какой-нибудь харчевне или винной лавчонке и слишком увлеклись. Самый младший был так пьян, что едва сидел в седле.
– О, да здесь тамплиер! – крикнул один из них, оглядывая Идэйн. – Далеко же ты заехал от Святой Земли, а?
В этом месте дорога была узкой и вела к броду через маленькую речку. Идэйн и ее эскорт оказались в окружении пеших солдат графа Норфолка, недавно набранных в армию из вилланов северной Англии, вооруженных только пиками и кольями. Они топтались на берегу ручья, собираясь снять обувь, прежде чем перейти его вброд, потому что большинство из них были сельскими жителями и хорошо представляли, каково это – топать в мокрой обуви.
Асгард не ответил пьяным рыцарям графа Норфолка. Его красивое лицо под шлемом оставалось бесстрастным, и он повел свою группу вброд через реку. Другие рыцари понукали своих лошадей и галопом перемахивали через речку.
– Эй! – крикнул один из них, хватая за узду коня Асгарда. – Мы с тобой разговариваем, тамплиер! Это та девица, о которой идет молва?
Второй схватил лошадь Идэйн под уздцы, а третий дотянулся до капюшона Идэйн и откинул его. При виде ее белоснежного лица и рассыпавшихся по плечам золотых волос они заулюлюкали.
– Да, это она! – крикнул один из них. – Этот тамплиер не такой святой, если сводничает для старого короля Генри!
Их предводитель пришпорил коня.
– Куда ты ее везешь? – крикнул он. – У нас есть серебро. Дай нам часок позабавиться с ней и…
Он не закончил свою речь. Почти небрежно Асгард выбросил вперед руку в металлической перчатке и ударил его в живот. Движение было молниеносным, и рыцарь оказался распростертым на травянистом берегу ручья.
Его спутники, слишком пьяные, чтобы действовать быстро, осадили своих лошадей, в то время как первый из норфолкских рыцарей, шатаясь, пытался подняться на ноги. Он бранился и сквернословил. Один из королевских рыцарей из эскорта Идэйн вытащил из ножен меч и снова ловко уложил его ударом плашмя.
Асгард напал на двух других. Одного он схватил за руку и, рванув, выбросил из седла. Сила Асгарда была огромной, и тот шлепнулся прямо в ручей. Рука Асгарда в металлической перчатке, усеянной для большей мощи шипами там, где находились костяшки пальцев, поднялась и нанесла удар по голове второго нападавшего, и, несмотря на шлем, удар оглушил его. Молодой рыцарь упал головой на шею своей лошади. Все закончилось мгновенно, без кровопролития. Королевский рыцарь спрятал меч в ножны, а Асгард свой даже не вынимал.
Один из рыцарей эскорта взял коня Идэйн под уздцы и повел через ручей. Она не вскрикнула, старалась сдерживать свои чувства, но теперь, когда все миновало, не могла унять дрожь. Рыцари предлагали за нее серебро. Их слова все еще стояли у нее в ушах. Они, все трое, предлагали деньги за право провести с ней всего час. Именно это сказал их предводитель. И им было известно, что она в Честере у короля. В армии слухи распространяются быстро.
Когда они выехали на дорогу, Асгард пришпорил коня и поравнялся с ней. Склонившись и заметив ее бледность и то, что плечи ее трясутся, он посадил Идэйн впереди себя.
Сидеть на боевом коне Асгарда было все равно что ехать на живой горе. С минуту Идэйн не могла перевести дух. Потом со вздохом прильнула к его груди. Даже сквозь белый плащ тамплиера и сквозь металлическую кольчугу она чувствовала трепет его сильного поджарого тела.
И постепенно она перестала дрожать.
Приют на ночь они нашли у фермера, заломившего непомерную цену за право переночевать у него на сеновале над амбаром. Сейчас на дороге было не так людно. По слухам, войска Уильяма Льва проникли далеко в глубь английской территории, и армия сделал рывок на восток от Честера, чтобы перехватить их.
Идэйн, не привыкшая к столь длительной верховой езде, очень устала. Тело ее так затекло, что она с трудом смогла идти, когда Асгард помог ей спешиться. Жена фермера, пожиравшая глазами прекрасный плащ Идэйн, предложила ей соломенный тюфяк у огня на кухне, но девушка отказалась: она была не против того, чтобы спать рядом с рыцарями, если среди них был Асгард. Люди короля были анжуйцами, как и большинства самых надежных и преданных слуг Генриха Плантагенета, и предпочитали держаться особняком. Идэйн знала только их имена – Жискар и Дени. После того как они отведали горячей стряпни хозяйки, состоявшей из похлебки, и закусили хлебом и сыром, все отправились на покой. Беловолосый оруженосец зарылся в солому на сеновале, свернулся клубочком и тотчас уснул.
Стемнело, дождь прекратился, но поднялся влажный и теплый ветер, в котором уже чувствовалось дыхание весны. Идэйн лежала, завернувшись в плащ, прислушиваясь к шуму ветра в ветвях деревьев. Недалеко от нее, между оруженосцем и другими рыцарями, Асгард преклонил колена в вечерней молитве. Свет на чердаке был тусклым, потому что жена фермера не позволила им взять наверх свечу. В этом сумеречном свете Идэйн могла различить только белый плащ и темный крест да бледный ореол волос Асгарда.
Он молился долго. Лежа на боку и глядя на него, Идэйн размышляла, о чем он мог так пламенно и долго молиться, а также что за удовольствие нашел в суровой монашеской жизни столь красивый мужчина.
Должно быть, удовлетворение. Да, это было самое подходящее слово. Уж, конечно, не счастье – в этом безупречном лице с тонкими чеканными чертами не было радости. Да она и не думала, что монахи, даже такие воинственные, как он, созданы для радости.
Наконец Асгард закончил молиться, поднялся с колен и снял тяжелые доспехи. Старательно расправил латы и положил на солому рядом с мечом и поясом. Потом и сам лег на спину и завернулся в свой синий плащ.
– Сэр Асгард! – окликнула его Идэйн, прежде чем он закрыл глаза. Асгард тотчас повернулся к ней. Когда эти ярко-голубые глаза встретили ее взгляд, Идэйн опешила и замолчала.
Что она хотела ему сказать? – недоумевала Идэйн. Что хотела бы стать его другом? Она вспоминала все дни, проведенные рядом с ним, когда он лежал раненый, как меняла ему повязки и одежду, мыла его и приносила ему горшок для удовлетворения его естественных нужд. Могла ли она ему сказать, что, несмотря на безупречный образ рыцаря и тамплиера, она чувствовала, что он очень одинок?
Как и я, подумала Идэйн. Ей хотелось поговорить с кем-нибудь о том, что она возвращается в монастырь и будет теперь навсегда отрезана от мира. Ее жизнь так сильно изменилась. Король изгнал ее, потому что она воспользовалась магией, чтобы сказать ему о смерти сына. Но по-своему он был добр к ней. Даже в глубокой скорби он не назвал ее «ведьмой». И оставил ей жизнь.
Наконец Идэйн сказала:
– Я, думаю, здесь, в сене, есть мыши.
Асгард поднял голову, опираясь на локоть и хмурясь.
– Благородная девица, я пойду к фермеру и попрошу у него кошку. Все фермеры держат кошек.
– Нет-нет, благодарю, все обойдется.
Ей следовало знать заранее, что он попытается что-нибудь предпринять.
Разочарованная, Идэйн снова легла. Разговор с Асгардом ничего ей не дал. Ей нужен был Магнус. Где он сейчас?
Он обручен, с горечью твердила она. Идэйн представляла, как он проводит время, болтая и танцуя со своей невестой. Он говорил ей, что не пропускает рыцарских турниров и что он поэт. Возможно, он пишет стихи и читает их ей в саду замка или в другом укромном месте. Возможно, участвует в турнире, сражаясь с другими рыцарями, чтобы показать ей свою удаль и воинскую доблесть.
Но и эти занятия не удержат его долго в стороне от войны на границе, думала она злорадно и сама стыдилась своих мыслей. Шотландские армии движутся на юг, и ему придется покинуть Честер вместе с армией своего отца. И двинуться на восток.
Все дальше и дальше от нее.
Идэйн отвернулась. Асгард все еще смотрел на нее, ожидая, когда она заговорит снова. Идэйн поворочалась на своей подстилке, потом повернулась к нему спиной. И закрыла лицо руками, чтобы скрыть слезы.
К северу от Уигана на дорогах было совсем пустынно, и им удалось остановиться на ночлег в гостинице, двухэтажном строеньице с общей комнатой, предназначенной для благородных гостей, и другой – для лучников, вилланов и гуртовщиков. Асгард заплатил за дополнительные удобства – несколько скамеек и одеял.
Наверху была еще общая комната для женщин, где стояли две широкие постели, одну из которых Идэйн пришлось делить с женой мельника и двумя дамами, родственницами местного барона, направлявшимися в Лондон.
По мере приближения к монастырю Сен-Сюльпис они встречали все больше и больше людей, слышавших о ней. Монахини словно обезумели, когда Айво де Бриз так внезапно и бесцеремонно забрал ее из монастыря, поэтому новость эта быстро распространилась далеко за пределы их округи.
Жена мельника, направлявшаяся с мужем в Честер, сказала Идэйн, что слышала о девушке из монастыря, которую держали в замке Бистон, когда там гостил королевский двор, и о том, что она привлекла внимание самого короля. Но мельничиха и две почтенные дамы хотели узнать не столько об Идэйн, сколько о смерти молодого принца Генри и о том, как король Англии принял это известие.
– Все изменилось, – заявила одна из дам, – с тех пор, как король заточил в темницу ее величество королеву. Говорят, Элинор Аквитанская умела обуздать Генриха, но она горько просчиталась. Если бы король разрешил мальчику править вместе с собой, как обещал, молодой Генрих остался бы дома, в Англии, и прожил бы все эти годы мирно и счастливо, вместо того чтобы воевать в Нормандии против отца.
Другая почтенная дама нетерпеливо ждала, пока ее сестра закончит свою речь.
– Верно, – пискнула она, – то, что они говорят? Что молодого короля отравили?
Идэйн покачала головой. Она все еще не могла об этом говорить. Мысль о собственном участии в этой истории, о том, что она предсказала смерть принца, сковывала ее, что-то поднималось к горлу и начинало душить. Увидев выражение ее лица, тетки барона обменялись многозначительными взглядами.
– А куда ты направляешься теперь? – пожелала знать одна из них. – Следуешь за нашим благословенным королем Генрихом? Говорят, что то, что во Франции его не любят, помешает ему поехать на похороны сына. Вместо этого он пойдет сражаться с шотландским королем.
На мгновение Идэйн закрыла глаза. Как и все, обе дамы воображали, что она одна из фавориток короля. Сделав над собой усилие, Идэйн ответила:
– Я возвращаюсь в монастырь Сен-Сюльпис. Туда, где я прежде была воспитательницей в классах для девочек.
Все три женщины уставились на бархатное платье, в которое она была одета, и на ее отороченный мехом плащ и не проронили ни слова. Но когда Идэйн выходила из комнаты, она услышала, как одна из них сказала:
– Красивая девушка, но ясно, что она ему не угодила. Я отдала бы целое пенни, чтобы узнать, почему король отослал ее от себя.
21
– Я прошу вас передать весточку Магнусу фитц Джулиану. Вы сделаете это для меня? Я знаю, он здесь, в замке Бистон. Я видела его во время празднества по случаю прибытия короля. Ах, леди Друсилла, пойдите к нему, – умоляла она, – скажите ему, что я возвращаюсь в монастырь по приказу короля Генриха! Если бы я могла поговорить с ним хоть минутку, на сердце у меня стало бы легче!
Почтенная дама бросила на нее изумленный взгляд.
– Ты говоришь о молодом сыне графа де Морлэ? Разве он только что не обручился с дочерью графа Лестера?
Идэйн отпрянула. Она об этом не слышала и высказала свою просьбу под влиянием импульса, не задумываясь. Магнус обручен?
– Ах, девушка! – При виде выражения лица Идэйн леди Друсилла обняла ее. – Не смотри так! Я привязалась к тебе и не могу видеть тебя такой печальной. – Она отстранилась и вытерла глаза. – А теперь, дорогая, попытайся забыть о печали и посмотреть на вещи с другой стороны. По крайней мере тебе сохранили жизнь, тебя не сожгли!
В двери стоял рыцарь и делал им знаки.
Идэйн взяла свой плащ. Итак, Магнус обручен! Он ни разу не пришел к ней, не попытался найти ее. Все еще оцепеневшая, она смогла только прошептать непослушными губами:
– Да, это верно, по крайней мере жизнь мне оставили.
Она последовала вниз по ступенькам за леди Друсиллой. Шел мелкий холодный дождь. Учитывая, что дороги запружены меняющими дислокацию войсками, им понадобится целый день на то, чтобы выбраться из города и попасть на северную дорогу.
У подножия лестницы Идэйн ждал эскорт – двое конных рыцарей из королевской гвардии Генриха Второго и оруженосец с белыми, как лен, волосами. Сердце ее подскочило в груди при виде третьего всадника в темном плаще, под которым было обычное одеяние тамплиера – белое с красным крестом.
– Сэр Асгард!
Когда тамплиер спешился, Идэйн подбежала к нему и схватила за руку. Пальцы его были холодны.
– Как ты себя чувствуешь? – крикнула она. Ей хотелось заключить его в объятия. – Я тебя не видела с той ночи… с тех пор, как король… – Идэйн осеклась.
То, что случилось, было слишком ужасно, чтобы это можно было выразить словами и обсуждать даже с Асгардом, который при этом присутствовал. Она пыталась догадаться, знает ли он, что она говорила спонтанно, не зная заранее, что скажет, не задумываясь о последствиях. С той ночи Идэйн уже сотни раз пожалела о том, что король пришел к ней. Теперь челядь в замке сплетничала, что именно она доконала короля Генриха.
Тамплиер подвел ее к лошади, предназначенной для дамской верховой езды, и сказал, понизя голос:
– У меня есть добрая весть. Король почти оправился и скоро отправится в Лондон. Лорд Лестер, находящийся при нем и прислуживающий ему, говорит, что он не держит на тебя зла. Он желает только, чтобы ты немедленно вернулась в свой монастырь, где будешь под надежной защитой.
И где никогда, никогда больше не попадёшься ему на глаза. Но этого он вслух не произнес.
Посмотрев в его яркие, будто наполненные светом голубые глаза, Идэйн поняла мысль тамплиера: она должны оставаться в этом монастыре до конца дней своих.
– Сэр Асгард, – спросила она, – ты будешь сопровождать меня туда?
На мгновение ей показалось, что на губах его заиграла едва заметная улыбка.
– Да, благородная девица, – ответил он, не добавив больше ни слова.
Идэйн вздохнула, благодарная уже за это. Как ей справедливо напомнила леди Друсилла, ее не замуровали в каменный мешок. И не осудили как колдунью.
Тамплиер подсадил ее на маленькую лошадку. Идэйн смотрела на него сверху вниз, прекрасного, как всегда.
Но ее мятежное сердце внезапно закричало: «Магнус!»
Как могла она оставить его, только мельком увидев в последний раз за высоким столом в пиршественном зале? И помнить при этом, сколь огромное расстояние разделяет его, сына влиятельного вельможи, и ее, сироту без роду и племени?
Отчаянным усилием воли Идэйн подавила тоску, разрывавшую сердце. По крайней мере, говорила она себе, поворачивая свою лошадку, чтобы последовать за Асгардом, при ней есть человек, которому она может доверять, друг, который, несомненно, доставит ее в монастырь Сен-Сюльпис.
Она повернулась в седле, чтобы помахать леди Друсилле, которая, вся в слезах, стояла у входа в башню.
К концу дня дождь превратил дороги, ведущие из Честера, в непроходимую грязь. Армии двигались медленно, и опередить их было невозможно. Несколько постоялых дворов, располагавшихся вдоль дороги, были заполнены до отказа. Асгард вед свою маленькую группу в арьергарде армии графа Норфолка, двигаясь за отрядами рыцарей из болотистых земель на юге Англии.
Речи, которые вели между собой рыцари графа Норфолка, были невеселыми, даже мрачными. Принц Генри был популярен в Англии так же, как во Франции, и смерть его была окутана покровом тайны. Говорили об исходе приграничной войны и о том, будет ли ее продолжать Уильям Лев после смерти принца Генри и подавления мятежных баронов, врагов короля Генриха.
Идэйн ехала на своем коньке следом за Асгардом и слушала разговор двух королевских рыцарей, сопровождавших их.
– Следующий претендент на трон – принц Джеффри, – сказал кто-то. – Спасибо этой старой кобыле, королеве, что она наплодила достаточно королевских отпрысков. А если что случится и с Джеффри, то есть еще юный Ричард, а за ним следует маленький Джон, которого прозвали Безземельным.[11]
– Нет, никто не может сравниться с принцем Генри, – ответил второй рыцарь. – Джеффри всегда находился в тени брата. Как говорят трубадуры, в Генри мы потеряли доброго короля: он унаследовал красоту материл смекалистую голову отца.
Асгард осадил коня, чтобы ехать рядом с Идэйн.
– Как твое здоровье? – осведомился он.
Идэйн подняла капюшон, чтобы лучше видеть тамплиера. Мелкий дождь осел на его плаще, бисеринки воды сверкали на доспехах. Он знал, что она прислушивалась к разговору рыцарей.
По правде говоря, Идэйн проголодалась и хотела спросить, когда они остановятся на ночлег, а также подумал ли он о постоялом дворе, где бы можно было переночевать. Они уже ехали много часов и все еще тащились в арьергарде. Все, начиная с рыцарей и кончая маленьким толстеньким оруженосцем, промокли и озябли. Но Идэйн не хотелось жаловаться. Их положение было не лучше и не хуже, чем у шлепающих во грязи солдат.
– Я чувствую себя сносно, сэр Асгард, – ответила она.
На мгновение она углядела, как в его блестящих голубых глазах полыхнул, будто молния, какой-то свет. Потом он кивнул и, пришпорив коня, поскакал вперед, чтобы присоединиться к остальным.
У Идэйн вырвался вздох.
Ей повезло, что в монастырь Сен-Сюльпис ее сопровождал именно Асгард. Идэйн знала: он не допустит, чтобы ей причинили зло. В конце концов, разве не приходил он к ее двери в замке тамплиеров в ту ночь и не он ли обещал защитить ее? Идэйн этого не забыла.
В этот день, у нее возникла причина еще раз поблагодарить короля Генриха за эскорт. С полдюжины рыцарей, пытавшихся догнать войско графа Норфолка, поравнялись с ними. Сразу стало ясно, что им пришлось нагонять войско, потому что они задержались в какой-нибудь харчевне или винной лавчонке и слишком увлеклись. Самый младший был так пьян, что едва сидел в седле.
– О, да здесь тамплиер! – крикнул один из них, оглядывая Идэйн. – Далеко же ты заехал от Святой Земли, а?
В этом месте дорога была узкой и вела к броду через маленькую речку. Идэйн и ее эскорт оказались в окружении пеших солдат графа Норфолка, недавно набранных в армию из вилланов северной Англии, вооруженных только пиками и кольями. Они топтались на берегу ручья, собираясь снять обувь, прежде чем перейти его вброд, потому что большинство из них были сельскими жителями и хорошо представляли, каково это – топать в мокрой обуви.
Асгард не ответил пьяным рыцарям графа Норфолка. Его красивое лицо под шлемом оставалось бесстрастным, и он повел свою группу вброд через реку. Другие рыцари понукали своих лошадей и галопом перемахивали через речку.
– Эй! – крикнул один из них, хватая за узду коня Асгарда. – Мы с тобой разговариваем, тамплиер! Это та девица, о которой идет молва?
Второй схватил лошадь Идэйн под уздцы, а третий дотянулся до капюшона Идэйн и откинул его. При виде ее белоснежного лица и рассыпавшихся по плечам золотых волос они заулюлюкали.
– Да, это она! – крикнул один из них. – Этот тамплиер не такой святой, если сводничает для старого короля Генри!
Их предводитель пришпорил коня.
– Куда ты ее везешь? – крикнул он. – У нас есть серебро. Дай нам часок позабавиться с ней и…
Он не закончил свою речь. Почти небрежно Асгард выбросил вперед руку в металлической перчатке и ударил его в живот. Движение было молниеносным, и рыцарь оказался распростертым на травянистом берегу ручья.
Его спутники, слишком пьяные, чтобы действовать быстро, осадили своих лошадей, в то время как первый из норфолкских рыцарей, шатаясь, пытался подняться на ноги. Он бранился и сквернословил. Один из королевских рыцарей из эскорта Идэйн вытащил из ножен меч и снова ловко уложил его ударом плашмя.
Асгард напал на двух других. Одного он схватил за руку и, рванув, выбросил из седла. Сила Асгарда была огромной, и тот шлепнулся прямо в ручей. Рука Асгарда в металлической перчатке, усеянной для большей мощи шипами там, где находились костяшки пальцев, поднялась и нанесла удар по голове второго нападавшего, и, несмотря на шлем, удар оглушил его. Молодой рыцарь упал головой на шею своей лошади. Все закончилось мгновенно, без кровопролития. Королевский рыцарь спрятал меч в ножны, а Асгард свой даже не вынимал.
Один из рыцарей эскорта взял коня Идэйн под уздцы и повел через ручей. Она не вскрикнула, старалась сдерживать свои чувства, но теперь, когда все миновало, не могла унять дрожь. Рыцари предлагали за нее серебро. Их слова все еще стояли у нее в ушах. Они, все трое, предлагали деньги за право провести с ней всего час. Именно это сказал их предводитель. И им было известно, что она в Честере у короля. В армии слухи распространяются быстро.
Когда они выехали на дорогу, Асгард пришпорил коня и поравнялся с ней. Склонившись и заметив ее бледность и то, что плечи ее трясутся, он посадил Идэйн впереди себя.
Сидеть на боевом коне Асгарда было все равно что ехать на живой горе. С минуту Идэйн не могла перевести дух. Потом со вздохом прильнула к его груди. Даже сквозь белый плащ тамплиера и сквозь металлическую кольчугу она чувствовала трепет его сильного поджарого тела.
И постепенно она перестала дрожать.
Приют на ночь они нашли у фермера, заломившего непомерную цену за право переночевать у него на сеновале над амбаром. Сейчас на дороге было не так людно. По слухам, войска Уильяма Льва проникли далеко в глубь английской территории, и армия сделал рывок на восток от Честера, чтобы перехватить их.
Идэйн, не привыкшая к столь длительной верховой езде, очень устала. Тело ее так затекло, что она с трудом смогла идти, когда Асгард помог ей спешиться. Жена фермера, пожиравшая глазами прекрасный плащ Идэйн, предложила ей соломенный тюфяк у огня на кухне, но девушка отказалась: она была не против того, чтобы спать рядом с рыцарями, если среди них был Асгард. Люди короля были анжуйцами, как и большинства самых надежных и преданных слуг Генриха Плантагенета, и предпочитали держаться особняком. Идэйн знала только их имена – Жискар и Дени. После того как они отведали горячей стряпни хозяйки, состоявшей из похлебки, и закусили хлебом и сыром, все отправились на покой. Беловолосый оруженосец зарылся в солому на сеновале, свернулся клубочком и тотчас уснул.
Стемнело, дождь прекратился, но поднялся влажный и теплый ветер, в котором уже чувствовалось дыхание весны. Идэйн лежала, завернувшись в плащ, прислушиваясь к шуму ветра в ветвях деревьев. Недалеко от нее, между оруженосцем и другими рыцарями, Асгард преклонил колена в вечерней молитве. Свет на чердаке был тусклым, потому что жена фермера не позволила им взять наверх свечу. В этом сумеречном свете Идэйн могла различить только белый плащ и темный крест да бледный ореол волос Асгарда.
Он молился долго. Лежа на боку и глядя на него, Идэйн размышляла, о чем он мог так пламенно и долго молиться, а также что за удовольствие нашел в суровой монашеской жизни столь красивый мужчина.
Должно быть, удовлетворение. Да, это было самое подходящее слово. Уж, конечно, не счастье – в этом безупречном лице с тонкими чеканными чертами не было радости. Да она и не думала, что монахи, даже такие воинственные, как он, созданы для радости.
Наконец Асгард закончил молиться, поднялся с колен и снял тяжелые доспехи. Старательно расправил латы и положил на солому рядом с мечом и поясом. Потом и сам лег на спину и завернулся в свой синий плащ.
– Сэр Асгард! – окликнула его Идэйн, прежде чем он закрыл глаза. Асгард тотчас повернулся к ней. Когда эти ярко-голубые глаза встретили ее взгляд, Идэйн опешила и замолчала.
Что она хотела ему сказать? – недоумевала Идэйн. Что хотела бы стать его другом? Она вспоминала все дни, проведенные рядом с ним, когда он лежал раненый, как меняла ему повязки и одежду, мыла его и приносила ему горшок для удовлетворения его естественных нужд. Могла ли она ему сказать, что, несмотря на безупречный образ рыцаря и тамплиера, она чувствовала, что он очень одинок?
Как и я, подумала Идэйн. Ей хотелось поговорить с кем-нибудь о том, что она возвращается в монастырь и будет теперь навсегда отрезана от мира. Ее жизнь так сильно изменилась. Король изгнал ее, потому что она воспользовалась магией, чтобы сказать ему о смерти сына. Но по-своему он был добр к ней. Даже в глубокой скорби он не назвал ее «ведьмой». И оставил ей жизнь.
Наконец Идэйн сказала:
– Я, думаю, здесь, в сене, есть мыши.
Асгард поднял голову, опираясь на локоть и хмурясь.
– Благородная девица, я пойду к фермеру и попрошу у него кошку. Все фермеры держат кошек.
– Нет-нет, благодарю, все обойдется.
Ей следовало знать заранее, что он попытается что-нибудь предпринять.
Разочарованная, Идэйн снова легла. Разговор с Асгардом ничего ей не дал. Ей нужен был Магнус. Где он сейчас?
Он обручен, с горечью твердила она. Идэйн представляла, как он проводит время, болтая и танцуя со своей невестой. Он говорил ей, что не пропускает рыцарских турниров и что он поэт. Возможно, он пишет стихи и читает их ей в саду замка или в другом укромном месте. Возможно, участвует в турнире, сражаясь с другими рыцарями, чтобы показать ей свою удаль и воинскую доблесть.
Но и эти занятия не удержат его долго в стороне от войны на границе, думала она злорадно и сама стыдилась своих мыслей. Шотландские армии движутся на юг, и ему придется покинуть Честер вместе с армией своего отца. И двинуться на восток.
Все дальше и дальше от нее.
Идэйн отвернулась. Асгард все еще смотрел на нее, ожидая, когда она заговорит снова. Идэйн поворочалась на своей подстилке, потом повернулась к нему спиной. И закрыла лицо руками, чтобы скрыть слезы.
К северу от Уигана на дорогах было совсем пустынно, и им удалось остановиться на ночлег в гостинице, двухэтажном строеньице с общей комнатой, предназначенной для благородных гостей, и другой – для лучников, вилланов и гуртовщиков. Асгард заплатил за дополнительные удобства – несколько скамеек и одеял.
Наверху была еще общая комната для женщин, где стояли две широкие постели, одну из которых Идэйн пришлось делить с женой мельника и двумя дамами, родственницами местного барона, направлявшимися в Лондон.
По мере приближения к монастырю Сен-Сюльпис они встречали все больше и больше людей, слышавших о ней. Монахини словно обезумели, когда Айво де Бриз так внезапно и бесцеремонно забрал ее из монастыря, поэтому новость эта быстро распространилась далеко за пределы их округи.
Жена мельника, направлявшаяся с мужем в Честер, сказала Идэйн, что слышала о девушке из монастыря, которую держали в замке Бистон, когда там гостил королевский двор, и о том, что она привлекла внимание самого короля. Но мельничиха и две почтенные дамы хотели узнать не столько об Идэйн, сколько о смерти молодого принца Генри и о том, как король Англии принял это известие.
– Все изменилось, – заявила одна из дам, – с тех пор, как король заточил в темницу ее величество королеву. Говорят, Элинор Аквитанская умела обуздать Генриха, но она горько просчиталась. Если бы король разрешил мальчику править вместе с собой, как обещал, молодой Генрих остался бы дома, в Англии, и прожил бы все эти годы мирно и счастливо, вместо того чтобы воевать в Нормандии против отца.
Другая почтенная дама нетерпеливо ждала, пока ее сестра закончит свою речь.
– Верно, – пискнула она, – то, что они говорят? Что молодого короля отравили?
Идэйн покачала головой. Она все еще не могла об этом говорить. Мысль о собственном участии в этой истории, о том, что она предсказала смерть принца, сковывала ее, что-то поднималось к горлу и начинало душить. Увидев выражение ее лица, тетки барона обменялись многозначительными взглядами.
– А куда ты направляешься теперь? – пожелала знать одна из них. – Следуешь за нашим благословенным королем Генрихом? Говорят, что то, что во Франции его не любят, помешает ему поехать на похороны сына. Вместо этого он пойдет сражаться с шотландским королем.
На мгновение Идэйн закрыла глаза. Как и все, обе дамы воображали, что она одна из фавориток короля. Сделав над собой усилие, Идэйн ответила:
– Я возвращаюсь в монастырь Сен-Сюльпис. Туда, где я прежде была воспитательницей в классах для девочек.
Все три женщины уставились на бархатное платье, в которое она была одета, и на ее отороченный мехом плащ и не проронили ни слова. Но когда Идэйн выходила из комнаты, она услышала, как одна из них сказала:
– Красивая девушка, но ясно, что она ему не угодила. Я отдала бы целое пенни, чтобы узнать, почему король отослал ее от себя.
21
В меньшей и более тихой общей комнате мальчишка-поваренок обслуживал посетителей, обнося их тарелками с копченой сельдью, хлебом и сыром и подавая королевским рыцарям эль. Белоголового оруженосца, как и Асгарда, видно не было.
Идэйн хотела было присоединиться к Жискару и Дени и поужинать в их обществе, но они были заняты разговором и не смотрели на нее, поэтому она прошла дальше.
Отворив тяжелую дверь, Идэйн вышла в ночь. Ветер стал холоднее, но в нем все еще ощущался запах влажной земли, травы и весны. Идэйн остановилась под дубами, росшими возле гостиницы, и смотрела, как пурпурные краски заката быстро тускнеют на горизонте и появляются над головой первые звезды. Прежде чем услышать, она почувствовала чье-то приближение.
– Не кричи! – сказал знакомый голос.
– Магнус! – выдохнула она. – Это ты!
Его голос, вернее, свистящий шепот, был совсем близко от нее – в темноте она не могла его разглядеть. Его рука стремительно обвилась вокруг нее, другой рукой он отбросил с ее лица капюшон.
– Я ждал хоть какой-нибудь искры света, чтобы увидеть твои волосы. – Его пальцы зарылись в них, перебирая нежные золотые пряди. – Иисусе! Девушка, я искал тебя, как безумный, с того момента, как армия повернула на восток. Я надеялся, что тамплиер будет искать гостиницу. Два дня! Не могу поверить, что нашел тебя!
– Ты всегда меня находишь.
Идэйн скользнула под его влажный плащ, ее руки блуждали по его телу, натыкаясь на кольчугу. Она чувствовала запах мужского пота и лошадей.
На этот раз, напомнила себе Идэйн, ей не пришлось прибегать к зову, чтобы он пришел: в этом не было необходимости. Новость о его помолвке положила всему конец. И все же Идэйн еще не решила, что сказать ему о причине своего возвращения в Сен-Сюльпис.
А он даже и не думал об этом. Он был Магнусом, возвышавшимся над ней, как башня – сильным, неукротимым, полным страсти и желающим только того, что она могла ему дать. Он держал ее лицо в своих холодных, слегка дрожащих ладонях и осыпал поцелуями ее нос, веки, губы, пока она не начала от них задыхаться.
– Бог мне судья, как ты прекрасна! – шептал он. – Ах, Идэйн, ты мое сердце, моя душа, моя любовь. Как я мог отпустить тебя, не попрощавшись? Как я мог не заняться с тобой любовью, чтобы запомнить на всю жизнь? Я бы умер тысячью смертей. И как ты могла покинуть Честер, – сказал он, повышая голос, – оставив мне всего лишь слово, которое мне и передала эта толстая женщина, жена коменданта? Хотела, чтобы я знал, что тебя возвращают в монастырь? И ничего больше?
Идэйн прижималась к нему. Все было не так, все было неверно. Она не знала, чего ждала. Она была полна безумной радости, похожего на бред ощущения счастья, что он оказался здесь, обнимал и целовал ее. Только Магнус был способен найти ее в местности, полной передвигающихся войск.
Но он сказал, что мчался из Честера, только чтобы заняться с нею на прощание любовью, чтобы он мог запомнить это на всю жизнь. Это его слова. Что он хотел переспать с ней в последний раз.
Она сделала попытку оттолкнуть его, но Магнус держал ее крепко. Рука его перебирала пряди ее волос, он нежно гладил ими себя по щеке и бормотал, что им следует уединиться куда-нибудь, где они будут одни.
Идэйн ненавидела эту лихорадку в крови, это быстро поднимавшееся в ней обжигающее желание, столь же бурное, как и его собственное. Он был помолвлен, а значит, потерян для нее навсегда.
Она оттолкнула его, когда Магнус попытался расшнуровать корсаж ее платья.
– Боже милостивый, – прошептала она, – ты хочешь взять меня прямо здесь? Здесь, под деревьями, на гостиничном дворе?
– Нет, – пробормотал он, не в силах остановиться, его руки гладили и ласкали ее груди. – Идем со мной!
Идэйн последовала за ним на задний двор к сараям, пытаясь запахнуть расстегнутое платье.
– Здесь, сюда, – сказал он, подталкивая ее вперед, и пинком отворил дверь.
Внутри оказались горы мешков с мукой, уложенных почти до потолка, а также бочки с сидром, насколько можно было судить по запаху. Магнус, пошарив по полке, нашел на ней свечу.
– Что ты сделал? – спросила Идэйн, вглядываясь в темноту. – Нас сюда не пускают!
Он улыбнулся ей своей ослепительной улыбкой, потом зажег огарок свечи и поставил ее в держатель на полке. Вокруг них заплясали тени.
Магнус опустился на мешок с мукой, притянул Идэйн к себе и поставил между колен. При свете свечи его черты казались жесткими. Война наложила на него свой отпечаток: под глазами его и в углах красивого крупного рта появились морщинки.
– Когда я увидел на гостиничном дворе де ля Герша, я понял, что и ты здесь, – хрипло сказал он. – Знаешь, я не спал целые сутки и чуть не загнал коня, пришлось покупать другого, И все это, чтобы отыскать тебя!
Магнус снова принялся расшнуровывать ее корсаж, а потом уткнулся лицом в ее груди, так что она видела только его темно-рыжую голову.
– Я заплатил хозяину гостиницы за то, чтобы воспользоваться этим сараем, – сообщил он глухим голосом. – А потом ждал под деревьями, пока ты выйдешь.
Идэйн все смотрела на его склоненную голову. Это был все тот же Магнус – сын графа, надменный, уверенный в себе. Судя по его манерам, хозяева гостиницы нипочем не решились бы отказать ему.
– А ты сказал своей нареченной, – спросила она тихо, – что отправился искать меня? Чтобы в последний раз, на прощанье, как ты сам сказал, заняться со мной любовью? Прежде чем ворота монастыря вновь закроются за мной?
Магнус поднял на нее затуманенные желанием глаза.
– Идэйн, клянусь Крестом Господним…
Она оттолкнула его. Оторвав его руки от рукавов своего платья, спустила его до талии, потом перешагнула через него и принялась распускать шнуровку сорочки.
– Я люблю тебя, но ты недостоин этого, Магнус фитц Джулиан. – Она вздернула подбородок. – Ты дважды спасал мне жизнь, но все же по-прежнему считаешь себя выше бедной сироты, особенно теперь, когда некоторые называют ее ведьмой. Но с самого начала именно ты вел себя недостойно, а не я.
– Идэйн, дорогая! – только и мог произнести Магнус сдавленным голосом.
Она стояла перед ним обнаженная, в слабом свете свечи тело ее сверкало и казалось золотистым. Она принялась распускать волосы, и они золотым ливнем упали на ее плечи и спину.
Он потянулся к ней, но она отступила, не позволяя ему обнять себя. Магнус хмуро посмотрел на неё.
– Иисусе, Идэйн, имей ко мне хоть чуть-чуть доверия. Ты – моя единственная настоящая любовь, и я не сделаю тебе ничего плохого.
Она ответила ему только пристальным взглядом, и Магнус взорвался:
– Черт возьми, ты слушаешь? Браки заключаются не на небесах, а между отцами влиятельных семейств. Это узы, зависящие от происхождения и положения в обществе и одобренные королем. Чтобы жениться на тебе, я должен бросить вызов не только своему отцу, но и своему сюзерену, королю Генриху!
Отчаянным жестом Магнус запустил пятерню в волосы, но оказалось, что они коротко подстрижены. Выражение его лица было таким, что Идэйн чуть не расхохоталась.
Она толкнула его на пыльные мешки и занялась застежками его нагрудных лат. Он сказал, что она его любимая, что она его сердце и душа, но так ни разу и не сказал, что любит ее. А главное, он заявил, что скакал два дня только для того, чтобы «в последний раз заняться с ней любовью». И теперь она не знала, чему верить.
Идэйн хотела было присоединиться к Жискару и Дени и поужинать в их обществе, но они были заняты разговором и не смотрели на нее, поэтому она прошла дальше.
Отворив тяжелую дверь, Идэйн вышла в ночь. Ветер стал холоднее, но в нем все еще ощущался запах влажной земли, травы и весны. Идэйн остановилась под дубами, росшими возле гостиницы, и смотрела, как пурпурные краски заката быстро тускнеют на горизонте и появляются над головой первые звезды. Прежде чем услышать, она почувствовала чье-то приближение.
– Не кричи! – сказал знакомый голос.
– Магнус! – выдохнула она. – Это ты!
Его голос, вернее, свистящий шепот, был совсем близко от нее – в темноте она не могла его разглядеть. Его рука стремительно обвилась вокруг нее, другой рукой он отбросил с ее лица капюшон.
– Я ждал хоть какой-нибудь искры света, чтобы увидеть твои волосы. – Его пальцы зарылись в них, перебирая нежные золотые пряди. – Иисусе! Девушка, я искал тебя, как безумный, с того момента, как армия повернула на восток. Я надеялся, что тамплиер будет искать гостиницу. Два дня! Не могу поверить, что нашел тебя!
– Ты всегда меня находишь.
Идэйн скользнула под его влажный плащ, ее руки блуждали по его телу, натыкаясь на кольчугу. Она чувствовала запах мужского пота и лошадей.
На этот раз, напомнила себе Идэйн, ей не пришлось прибегать к зову, чтобы он пришел: в этом не было необходимости. Новость о его помолвке положила всему конец. И все же Идэйн еще не решила, что сказать ему о причине своего возвращения в Сен-Сюльпис.
А он даже и не думал об этом. Он был Магнусом, возвышавшимся над ней, как башня – сильным, неукротимым, полным страсти и желающим только того, что она могла ему дать. Он держал ее лицо в своих холодных, слегка дрожащих ладонях и осыпал поцелуями ее нос, веки, губы, пока она не начала от них задыхаться.
– Бог мне судья, как ты прекрасна! – шептал он. – Ах, Идэйн, ты мое сердце, моя душа, моя любовь. Как я мог отпустить тебя, не попрощавшись? Как я мог не заняться с тобой любовью, чтобы запомнить на всю жизнь? Я бы умер тысячью смертей. И как ты могла покинуть Честер, – сказал он, повышая голос, – оставив мне всего лишь слово, которое мне и передала эта толстая женщина, жена коменданта? Хотела, чтобы я знал, что тебя возвращают в монастырь? И ничего больше?
Идэйн прижималась к нему. Все было не так, все было неверно. Она не знала, чего ждала. Она была полна безумной радости, похожего на бред ощущения счастья, что он оказался здесь, обнимал и целовал ее. Только Магнус был способен найти ее в местности, полной передвигающихся войск.
Но он сказал, что мчался из Честера, только чтобы заняться с нею на прощание любовью, чтобы он мог запомнить это на всю жизнь. Это его слова. Что он хотел переспать с ней в последний раз.
Она сделала попытку оттолкнуть его, но Магнус держал ее крепко. Рука его перебирала пряди ее волос, он нежно гладил ими себя по щеке и бормотал, что им следует уединиться куда-нибудь, где они будут одни.
Идэйн ненавидела эту лихорадку в крови, это быстро поднимавшееся в ней обжигающее желание, столь же бурное, как и его собственное. Он был помолвлен, а значит, потерян для нее навсегда.
Она оттолкнула его, когда Магнус попытался расшнуровать корсаж ее платья.
– Боже милостивый, – прошептала она, – ты хочешь взять меня прямо здесь? Здесь, под деревьями, на гостиничном дворе?
– Нет, – пробормотал он, не в силах остановиться, его руки гладили и ласкали ее груди. – Идем со мной!
Идэйн последовала за ним на задний двор к сараям, пытаясь запахнуть расстегнутое платье.
– Здесь, сюда, – сказал он, подталкивая ее вперед, и пинком отворил дверь.
Внутри оказались горы мешков с мукой, уложенных почти до потолка, а также бочки с сидром, насколько можно было судить по запаху. Магнус, пошарив по полке, нашел на ней свечу.
– Что ты сделал? – спросила Идэйн, вглядываясь в темноту. – Нас сюда не пускают!
Он улыбнулся ей своей ослепительной улыбкой, потом зажег огарок свечи и поставил ее в держатель на полке. Вокруг них заплясали тени.
Магнус опустился на мешок с мукой, притянул Идэйн к себе и поставил между колен. При свете свечи его черты казались жесткими. Война наложила на него свой отпечаток: под глазами его и в углах красивого крупного рта появились морщинки.
– Когда я увидел на гостиничном дворе де ля Герша, я понял, что и ты здесь, – хрипло сказал он. – Знаешь, я не спал целые сутки и чуть не загнал коня, пришлось покупать другого, И все это, чтобы отыскать тебя!
Магнус снова принялся расшнуровывать ее корсаж, а потом уткнулся лицом в ее груди, так что она видела только его темно-рыжую голову.
– Я заплатил хозяину гостиницы за то, чтобы воспользоваться этим сараем, – сообщил он глухим голосом. – А потом ждал под деревьями, пока ты выйдешь.
Идэйн все смотрела на его склоненную голову. Это был все тот же Магнус – сын графа, надменный, уверенный в себе. Судя по его манерам, хозяева гостиницы нипочем не решились бы отказать ему.
– А ты сказал своей нареченной, – спросила она тихо, – что отправился искать меня? Чтобы в последний раз, на прощанье, как ты сам сказал, заняться со мной любовью? Прежде чем ворота монастыря вновь закроются за мной?
Магнус поднял на нее затуманенные желанием глаза.
– Идэйн, клянусь Крестом Господним…
Она оттолкнула его. Оторвав его руки от рукавов своего платья, спустила его до талии, потом перешагнула через него и принялась распускать шнуровку сорочки.
– Я люблю тебя, но ты недостоин этого, Магнус фитц Джулиан. – Она вздернула подбородок. – Ты дважды спасал мне жизнь, но все же по-прежнему считаешь себя выше бедной сироты, особенно теперь, когда некоторые называют ее ведьмой. Но с самого начала именно ты вел себя недостойно, а не я.
– Идэйн, дорогая! – только и мог произнести Магнус сдавленным голосом.
Она стояла перед ним обнаженная, в слабом свете свечи тело ее сверкало и казалось золотистым. Она принялась распускать волосы, и они золотым ливнем упали на ее плечи и спину.
Он потянулся к ней, но она отступила, не позволяя ему обнять себя. Магнус хмуро посмотрел на неё.
– Иисусе, Идэйн, имей ко мне хоть чуть-чуть доверия. Ты – моя единственная настоящая любовь, и я не сделаю тебе ничего плохого.
Она ответила ему только пристальным взглядом, и Магнус взорвался:
– Черт возьми, ты слушаешь? Браки заключаются не на небесах, а между отцами влиятельных семейств. Это узы, зависящие от происхождения и положения в обществе и одобренные королем. Чтобы жениться на тебе, я должен бросить вызов не только своему отцу, но и своему сюзерену, королю Генриху!
Отчаянным жестом Магнус запустил пятерню в волосы, но оказалось, что они коротко подстрижены. Выражение его лица было таким, что Идэйн чуть не расхохоталась.
Она толкнула его на пыльные мешки и занялась застежками его нагрудных лат. Он сказал, что она его любимая, что она его сердце и душа, но так ни разу и не сказал, что любит ее. А главное, он заявил, что скакал два дня только для того, чтобы «в последний раз заняться с ней любовью». И теперь она не знала, чему верить.