Страница:
Бертрада. Эта женщина всегда стояла между ними, даже теперь, на их брачной постели.
Как и его гордость. Неужели даже теперь он не может избавиться от греха гордыни?
Ричард перевернулся на спину и подложил руки под голову. Изабель перенесла огромное потрясение, когда Адам напал на нее, и не успела она смыть со своего тела следы крови этого человека, как он уложил ее в постель. Он никудышный муж, раз так обращается со своей женой. У него не хватило сил и воли, чтобы остановиться, чтобы приструнить свою похоть.
А это самый страшный из смертных грехов. Им управляет его тело. Он ничем не лучше животного, ищущего самку. Он даже хуже, потому что обладает разумом и душой. Он согрешил с Бертрадой, а теперь перенес эту грязь в свой брак.
Он просто хотел обладать Изабель, хотел смыть с нее последние воспоминания о прикосновениях Адама, окутать ее своей аурой, своим ароматом. И он сделал это, но все, чего он сумел добиться, так это то, что его жена лежит рядом с ним, напуганная и молчаливая.
– Тебя беспокоит твой супружеский долг? – спросил он, глядя в потолок.
Она долго молчала. До их ушей доносился приглушенный шум из холла: потрескивание дров в очаге, плеск воды, мужские голоса и женский смех. Но Изабель молчала.
– Нет. – Изабель лежала на боку, отвернувшись от него и зажав руки меж согнутых коленей. – А тебя?
– Нет, – коротко ответил он. – Я нахожу свой супружеский долг более чем приятным.
Она вздохнула, и он почувствовал, что она дрожит.
– Я шучу, Изабель, и, видимо, не остроумно. В монастыре мало внимания уделяли юмору, и я, наверное, забыл, как надо веселиться, впрочем, как и драться.
– Ты прекрасный воин, – поспешила заверить она.
– Хоть в чем-то ты меня защищаешь, – сказал он.
Он почувствовал, что она улыбается в темноте, и улыбнулся в ответ.
– Так же, как и ты защитил меня, – произнесла она, благодаря его.
– Это мое право и моя обязанность.
– Обязанность, – эхом повторила она.
– И также мое удовольствие, – признал он. – Молись за меня, Изабель, потому что я нисколько не сожалею о том, что отправил его в ад, и не раскаиваюсь в содеянном.
Она перевернулась на спину, согнув ноги в коленях и скрестив руки на животе.
– А будешь ли ты, нет, сможешь ли ты молиться за меня, зная, что я стала причиной его смерти?
Он резко повернулся к ней.
– Как можешь ты быть причиной его смерти, когда это он набросился на тебя, как волк на беззащитного кролика? Ты – причина? Нет, это моя рука отправила его в мир иной, и мне должно молиться об упокое его души.
Изабель повернула голову и посмотрела на него, все еще крепко обнимая себя руками.
– А мне – нет? Разве я не… спровоцировала его? Разве это не я…
– А разве кролик провоцирует волка? – перебил он, приподнимаясь на локте, чтобы заглянуть ей в глаза. Улыбнувшись, он добавил: – Тебе все равно придется помолиться за меня, Изабель, никуда не денешься. Потому что именно сейчас мне это необходимо. Может быть, придет время, и я буду усердно молиться за тебя, но пока твой черед не настал.
Его слова снимали с нее всю вину. Он освобождал ее от навалившегося тяжкого чувства стыда. Он не считал ее ответственной за нападение Адама, он не думал, что она спровоцировала его своим кокетством и флиртом, хотя имел на это полное право. Ричард освобождал ее, полностью снимал с нее всю ответственность за случившееся. Его слова были наполовину шутливыми, но это не меняло их смысла.
Изабель посмотрела на него, и ее губы расплылись в лучезарной улыбке.
– Мой черед не настал?
– Нет, – сказал он, улыбнувшись в ответ, – пока еще нет. Ты не сделала ничего, абсолютно ничего, Изабель.
– А ты скажешь, когда мне будет необходима твоя молитва?
Ричард поцеловал кончики ее волос и улыбнулся:
– Давай оба будем помнить о твоей просьбе сообщить тебе, если ты допустишь ошибку. Это прекрасный способ начать супружескую жизнь.
– Ты так думаешь? – лукаво спросила она, широко улыбаясь.
– Естественно. А разве я не монах, который должен быть хорошо осведомлен обо всех духовных делах?
– Никакой ты не монах, – мягко произнесла она.
– Нет, – согласился он, – но я муж и, как муж, предлагаю тебе поспать.
– А ты останешься со мной? – спросила она.
Останется ли он с ней на всю ночь или проведет время до рассвета в часовне за молитвами Господу как бенедиктинский монах? Он муж, а не брат. И он останется. Он будет рядом с ней всю свою жизнь.
– Естественно, останусь, – сказал он, нежно целуя ее губы.
Она уснула еще до того, как он в первый раз прочитал «Отче наш». Ее дыхание было глубоким и спокойным, она свободно раскинула руки, расслабившись во сне. Внезапно она дернулась, открыв рот в безмолвном крике, и ее страх наполнил комнату.
– Спи, Изабель, – нежно прошептал он, успокаивая ее. – Никто не обидит тебя, пока я жив.
Она уснула. Ее страх остался в прошлом, как сон, туманный и фантастический. Он положил руку ей на спину, радуясь уже тому, что Изабель дышит. Она жива, она в безопасности. А больше ничего не имеет значения.
Она принадлежит ему. Эти слова эхом отражались в его сердце, им вторили мириады отголосков, наполняющих его изнутри, – тихих и противоречивых. Никто не обидит тебя, пока я жив.
Почему он все еще жив?
Он человек, соблазнивший жену лорда, который воспитывал его, был ему как отец. Зная это, Хенли должен был бы убить его. Он имел на это полное право, так же как Ричард имел право отнять жизнь Адама, когда тот протянул свои грязные руки к Изабель. Это право мужа, и с этим не поспоришь.
Став мужем, он посмотрел на свои свидания с Бертрадой другими глазами. Где был Хенли, когда заметил, что их тянет друг к другу? Где он был, когда Бертрада была так одинока?
Теперь он знал ответ. Оглядываясь в прошлое, он впервые увидел что-то еще помимо собственной вины. Хенли был там. Он видел все, но ничего не говорил. Он нарочно позволял Бертраде стоять там, где Ричард мог ее увидеть. Он хотел, чтобы молоденький оруженосец проводил с ней время, занимал ее хотя бы на несколько минут. И так изо дня в день. Хенли видел все… но ничего не предпринимал.
Почему?
Он не мог этого понять. Если хоть один мужчина прикоснется к Изабель, он тут же отправится в могилу вслед за Адамом. Изабель всегда принадлежала ему, так будет всегда. Она его, и только его. Какой мужчина добровольно согласится, чтобы это было иначе? Только трус. Почему Хенли так быстро уехал, ничего не спросив о подробностях смерти его вассала, который совсем недавно принес ему присягу? Не извинился, не возмутился?
Так не поступают благородные люди.
А бесчестный человек способен на все.
Глава 26
Как и его гордость. Неужели даже теперь он не может избавиться от греха гордыни?
Ричард перевернулся на спину и подложил руки под голову. Изабель перенесла огромное потрясение, когда Адам напал на нее, и не успела она смыть со своего тела следы крови этого человека, как он уложил ее в постель. Он никудышный муж, раз так обращается со своей женой. У него не хватило сил и воли, чтобы остановиться, чтобы приструнить свою похоть.
А это самый страшный из смертных грехов. Им управляет его тело. Он ничем не лучше животного, ищущего самку. Он даже хуже, потому что обладает разумом и душой. Он согрешил с Бертрадой, а теперь перенес эту грязь в свой брак.
Он просто хотел обладать Изабель, хотел смыть с нее последние воспоминания о прикосновениях Адама, окутать ее своей аурой, своим ароматом. И он сделал это, но все, чего он сумел добиться, так это то, что его жена лежит рядом с ним, напуганная и молчаливая.
– Тебя беспокоит твой супружеский долг? – спросил он, глядя в потолок.
Она долго молчала. До их ушей доносился приглушенный шум из холла: потрескивание дров в очаге, плеск воды, мужские голоса и женский смех. Но Изабель молчала.
– Нет. – Изабель лежала на боку, отвернувшись от него и зажав руки меж согнутых коленей. – А тебя?
– Нет, – коротко ответил он. – Я нахожу свой супружеский долг более чем приятным.
Она вздохнула, и он почувствовал, что она дрожит.
– Я шучу, Изабель, и, видимо, не остроумно. В монастыре мало внимания уделяли юмору, и я, наверное, забыл, как надо веселиться, впрочем, как и драться.
– Ты прекрасный воин, – поспешила заверить она.
– Хоть в чем-то ты меня защищаешь, – сказал он.
Он почувствовал, что она улыбается в темноте, и улыбнулся в ответ.
– Так же, как и ты защитил меня, – произнесла она, благодаря его.
– Это мое право и моя обязанность.
– Обязанность, – эхом повторила она.
– И также мое удовольствие, – признал он. – Молись за меня, Изабель, потому что я нисколько не сожалею о том, что отправил его в ад, и не раскаиваюсь в содеянном.
Она перевернулась на спину, согнув ноги в коленях и скрестив руки на животе.
– А будешь ли ты, нет, сможешь ли ты молиться за меня, зная, что я стала причиной его смерти?
Он резко повернулся к ней.
– Как можешь ты быть причиной его смерти, когда это он набросился на тебя, как волк на беззащитного кролика? Ты – причина? Нет, это моя рука отправила его в мир иной, и мне должно молиться об упокое его души.
Изабель повернула голову и посмотрела на него, все еще крепко обнимая себя руками.
– А мне – нет? Разве я не… спровоцировала его? Разве это не я…
– А разве кролик провоцирует волка? – перебил он, приподнимаясь на локте, чтобы заглянуть ей в глаза. Улыбнувшись, он добавил: – Тебе все равно придется помолиться за меня, Изабель, никуда не денешься. Потому что именно сейчас мне это необходимо. Может быть, придет время, и я буду усердно молиться за тебя, но пока твой черед не настал.
Его слова снимали с нее всю вину. Он освобождал ее от навалившегося тяжкого чувства стыда. Он не считал ее ответственной за нападение Адама, он не думал, что она спровоцировала его своим кокетством и флиртом, хотя имел на это полное право. Ричард освобождал ее, полностью снимал с нее всю ответственность за случившееся. Его слова были наполовину шутливыми, но это не меняло их смысла.
Изабель посмотрела на него, и ее губы расплылись в лучезарной улыбке.
– Мой черед не настал?
– Нет, – сказал он, улыбнувшись в ответ, – пока еще нет. Ты не сделала ничего, абсолютно ничего, Изабель.
– А ты скажешь, когда мне будет необходима твоя молитва?
Ричард поцеловал кончики ее волос и улыбнулся:
– Давай оба будем помнить о твоей просьбе сообщить тебе, если ты допустишь ошибку. Это прекрасный способ начать супружескую жизнь.
– Ты так думаешь? – лукаво спросила она, широко улыбаясь.
– Естественно. А разве я не монах, который должен быть хорошо осведомлен обо всех духовных делах?
– Никакой ты не монах, – мягко произнесла она.
– Нет, – согласился он, – но я муж и, как муж, предлагаю тебе поспать.
– А ты останешься со мной? – спросила она.
Останется ли он с ней на всю ночь или проведет время до рассвета в часовне за молитвами Господу как бенедиктинский монах? Он муж, а не брат. И он останется. Он будет рядом с ней всю свою жизнь.
– Естественно, останусь, – сказал он, нежно целуя ее губы.
Она уснула еще до того, как он в первый раз прочитал «Отче наш». Ее дыхание было глубоким и спокойным, она свободно раскинула руки, расслабившись во сне. Внезапно она дернулась, открыв рот в безмолвном крике, и ее страх наполнил комнату.
– Спи, Изабель, – нежно прошептал он, успокаивая ее. – Никто не обидит тебя, пока я жив.
Она уснула. Ее страх остался в прошлом, как сон, туманный и фантастический. Он положил руку ей на спину, радуясь уже тому, что Изабель дышит. Она жива, она в безопасности. А больше ничего не имеет значения.
Она принадлежит ему. Эти слова эхом отражались в его сердце, им вторили мириады отголосков, наполняющих его изнутри, – тихих и противоречивых. Никто не обидит тебя, пока я жив.
Почему он все еще жив?
Он человек, соблазнивший жену лорда, который воспитывал его, был ему как отец. Зная это, Хенли должен был бы убить его. Он имел на это полное право, так же как Ричард имел право отнять жизнь Адама, когда тот протянул свои грязные руки к Изабель. Это право мужа, и с этим не поспоришь.
Став мужем, он посмотрел на свои свидания с Бертрадой другими глазами. Где был Хенли, когда заметил, что их тянет друг к другу? Где он был, когда Бертрада была так одинока?
Теперь он знал ответ. Оглядываясь в прошлое, он впервые увидел что-то еще помимо собственной вины. Хенли был там. Он видел все, но ничего не говорил. Он нарочно позволял Бертраде стоять там, где Ричард мог ее увидеть. Он хотел, чтобы молоденький оруженосец проводил с ней время, занимал ее хотя бы на несколько минут. И так изо дня в день. Хенли видел все… но ничего не предпринимал.
Почему?
Он не мог этого понять. Если хоть один мужчина прикоснется к Изабель, он тут же отправится в могилу вслед за Адамом. Изабель всегда принадлежала ему, так будет всегда. Она его, и только его. Какой мужчина добровольно согласится, чтобы это было иначе? Только трус. Почему Хенли так быстро уехал, ничего не спросив о подробностях смерти его вассала, который совсем недавно принес ему присягу? Не извинился, не возмутился?
Так не поступают благородные люди.
А бесчестный человек способен на все.
Глава 26
Изабель разбудили пение птиц и вопли кота, на которого кто-то наступил. Лежа с закрытыми глазами, она слышала, как в холле смеялись Эдмунд с Ульриком. Приглушенным мягким голосом Элзбет говорила что-то им в ответ. Изабель сладко потянулась, чувствуя приятную тяжесть во всем теле. В этот момент Джоан сказала Элис что-то резкое, но ответа не последовало.
Так всегда начинается день в Дорни, и при мысли об этом сердце Изабель наполнилось непонятной радостью. Внизу живота все горело после бурной ночи, но Изабель это не печалило. Ричард вчера потрудился на славу. Изабель знала, что он настойчивый человек, но даже не догадывалась, до какой степени.
Улыбаясь, она снова потянулась и вдруг заметила, что лежит на кровати одна. Одна, и это после того, как он обещал остаться с ней. Он обещал не покидать ее даже ночью, но не сдержал слова. Для нее потеряло значение то, что он снял с нее вину за смерть Адама, перестало быть важным, что он дал ей наслаждение. Не важно, что он говорил с ней как с женой, как с нужным, драгоценным человеком, как с желанной женщиной. Им недолго осталось быть вместе.
Как могла она забыть?
Этой ночью он всего лишь выполнял свой долг. И следующая ночь не принесет ничего нового. И так каждый день, день за днем, пока она не забеременеет, и тогда Ричард поспешит обратно в свой монастырь. Возможно, он даже не станет дожидаться рождения ребенка. Он узнает, что сделал все от него зависящее, когда маленький комочек жизни забьется внутри ее живота, и уедет. В конце концов, выносить и родить здорового малыша – это уже ее работа.
Она снова проснулась одна. Ричард, конечно же, опять пошел молиться. Выполнив один долг, он обратился к другому. Ну что ж, ей тоже не мешало бы помолиться.
Она расправила покрывало, проведя руками по своему расслабленному телу, и посмотрела в окно. Подниматься она не стала. День был пасмурным, пепельно-серое небо было сплошь покрыто облаками, закрывающими солнце. Сильные порывы ветра врывались в окно, принося запахи влажной земли и дождя. Она до носа закуталась в покрывало.
Этой ночью… Она не хотела думать о том, что произошло этой ночью.
И думала все время только об этой ночи.
Они занимались такими интимными вещами, целовались, покусывали друг друга, упивались вкусом и ароматом друг друга… Это ужасало ее. Интриговало. Смущало. Возбуждало.
Ричард был свиреп, доводя ее до экстаза.
Изабель вздрогнула и спрятала улыбку в густой теплый мех покрывала.
Она знала, что в нем кипит страсть, она поняла это уже после первого их поцелуя в конюшне. Но тогда она еще не знала, куда эта страсть может привести.
Ей будет сложно забыть все это, когда Ричард снова уйдет в монастырь. Будет ли это так же трудно для него? Нет, он ясно дал понять, что ему нужно, в их первую брачную ночь. Он не хочет получать чувственное удовольствие. Он выразил это всего тремя словами, которые он повторял, но их оказалось достаточно, чтобы все прояснить. Я не хочу.
И она сама сделала то же самое, сказала ему те же слова, хотя сердце ее кричало другое. Не долг двигал ею, когда она отдавалась ему с такой охотой. Возможно, он чувствовал то же самое?
Возможно? Она прожила всю жизнь в мечтах и надежде, что, возможно, Ричард полюбит ее, захочет ее, она будет ему нужна. Но она выросла. Настало время избавиться от глупых фантазий и посмотреть в глаза реальности.
Изабель усилием воли заставила себя вылезти из теплой кровати на холодный пол. Холодный воздух и ее нагота заставляли ее спешить. Она быстро направилась к тазику с водой, стоявшему на табуретке у стены, как вдруг дверь резко распахнулась. На пороге стоял широко улыбающийся Ричард.
Не успел он и слова сказать, как она, в два прыжка достигнув кровати, нырнула обратно под одеяло, натянув его до подбородка.
– Доброе утро, Изабель. Я пришел посмотреть, как у тебя дела, и вижу, что дела твои идут как нельзя лучше.
– У меня все хорошо, – сухо произнесла она. Он решил, что ей нездоровится, раз она так долго лежит в постели. Ведь время уже близилось к полудню. – Я уже почти приготовилась для молитвы.
– Тебе вовсе не обязательно молиться по часам, как в монастыре, – сказал он.
Где же все-таки он был? Явно не с ней.
– Но ты же делаешь это, – возразила она, холодно глядя на него.
– Просто по привычке. Но тебе незачем брать с меня пример.
Разумеется, нет. Он вернется в монастырь, и ей не придется делать этого.
– Насколько я вижу, ты и не торопишься изменить свои привычки. А раз так, значит, ты просто не хочешь этого.
Ричард закрыл за собой дверь. В руках он нес кружку эля и кусок свежего хлеба. Он пришел, чтобы порадовать свою жену, неся ей завтрак. А она ведет себя как настоящая злюка.
– Неправда, – спокойно возразил он. – У меня появилось много новых привычек, о которых я и думать не мог еще пару недель назад.
– И много новых бед, – добавила она, взяв эль.
– Нет, беды были у меня всегда. Это я приношу тебе одни несчастья.
– Но это несчастьем не назовешь. – Она поставила кружку с элем на стол. Изабель пыталась показаться веселой, в то время как на сердце ее скребли кошки. Это не его вина. Не по своей воле заключил он этот брак с ней. Но как только Ричард выполнит свой долг по отношению к ней, он покинет свою неудавшуюся жену. Разве она не «счастливейшая» из женщин? Сейчас он принадлежит ей, но это продлится самое большее месяца три. Говоря по правде, разве она не выиграет во всей этой ситуации, если приобретет большой живот и воспаленный мозг в придачу?
– А у тебя нежный язычок, и ты умеешь шутить, – заметил он, усаживаясь на край кровати. Прядь волос упала ему на лоб, как темный осенний лист на водную гладь. Его глаза горели синим огнем.
– Ты первый, кто говорит мне это. Многие считают, что у меня острый язык, если не сказать хуже.
– Если бы они попробовали его на вкус, они не стали бы так говорить.
– Ты очень добрый, – проговорила она, глядя на него поверх своей кружки с элем.
Так ли трудно будет провести несколько месяцев в компании этого человека? Она тосковала по этой близости, этому единению всю свою жизнь. Почему нужно все разрушить только из-за того, что предмет ее фантазий не совпадает с ее идеалом? Она поняла, чего хочет, и настало время вверить все в руки Господа: пусть Всевышний устроит все так, как сочтет нужным. Она примет любое Его решение. Возможно, Он даст ей три года. Три года рядом с Ричардом не покажутся ей несчастьем.
– Я вовсе не добрый, – возразил он. – И тебе это известно лучше, чем кому бы то ни было. Я гордый.
– Да, – охотно согласилась она.
– И неловкий.
– Только на словах, – успокаивала она, лаская его руку. На ее губах играла хищная улыбка.
– И многие сказали бы, что я слишком серьезный, – произнес он, поигрывая ее пальцами.
– Я предпочла бы слово «мрачный», – широко улыбнулась она.
– Еще я слышал слово «красивый»…
– Но никто не осмелится произнести это в твоем присутствии, – закончила она.
– Стойкий?
– Решительный.
– Приятный? – Его черные брови сошлись на переносице.
– Вежливый.
– Романтичный? – Неожиданно на ее палец скользнуло золотое кольцо с изумрудами. Ее обручальное кольцо.
Оно было прекрасно.
Оно было совершенно.
Она совсем не так представляла его.
Но оно было лучше, чем даже в самых смелых ее мечтах.
– Безнадежный романтик. – Она потянулась к нему, стремясь поцеловать в губы. Ненужное более одеяло, создававшее между ними барьер, соскользнуло, обнажив ее стройное тело.
Он обвил ее руками, согревая своим телом. Его шерстяная туника терлась о ее нежную кожу, отчего волны возбуждения расходились по всему ее телу. Ричард был полностью одет, волосы причесаны, зубы почищены, а на Изабель не было ничего, кроме мягкого покрывала из черных шелковистых волос.
Она была совершенна.
Он легонько укусил ее за мочку уха.
– Я оставил на тебе отметины, – сказал он. – Ты вся в синяках.
Она обняла его руками за шею и выгнулась ему навстречу. Он посадил ее к себе на колени, и она зажала его туловище между своими бедрами.
– Я должна помолиться и заняться своими повседневными делами. – Она уткнулась ему в шею. Изабель поцеловала теплую кожу на его шее и улыбнулась, ощутив легкую пульсацию под своими губами.
– Нет, мой долг – боготворить тебя, преклоняться перед тобой, что я и собираюсь сделать, – сказал он, накрывая ладонями ее груди, дразня пальцами ее возбужденные соски.
– Ты всегда думаешь только о долге, как я вижу, – сказала она, прокладывая губами влажную дорожку к его рту.
– И? – Он поглаживал ее бедра.
– И, – выдохнула она, – я никогда не была…
– Да? – спросил он, поглаживая ее ягодицы, в то время как его рот изучал ее соски.
– …так поражена твоим…
Его пальцы проникли в ее лоно, и капли влаги – свидетельство ее возбуждения – оросили шерстяную ткань туники Ричарда. Его мужское естество запульсировало, переполненное желанием. Его рот истязал ее сосок, яростно посасывая его. Ощущения лились сквозь Изабель, как солнечные лучи проходят сквозь облака: горячие, яркие и долгожданные.
– …усердием! – закончила она.
Ричард возбуждал ее промежность, заставляя тереться об себя. Его руки крепко держали ее бедра, не давая отстраниться, его губы сладко терзали ее грудь. Она вся напряглась, жаждая его, желая, чтобы он наконец взял ее, чтобы вошел в нее, заполнив эту ноющую пустоту внутри.
Он играл с ней.
Руки Ричарда отпустили нежные бедра и обхватили ее голову, его губы опалили ее рот огненным поцелуем. Все тело Изабель горело, стремясь к соединению с ним.
– Ты признаешь, что поражена? – сказал он, целуя ее рот, скользя губами по чувствительной коже у нее на шее, наслаждаясь запахом ее возбужденной плоти. Его руки обхватили ее за спину, удерживая на расстоянии в пару сантиметров от себя. Она хотела прижиматься к нему, чувствовать его жар, его силу, его огромное пульсирующее естество.
Но он отказывал ей в этом.
– Твоей верностью долгу? Да, – простонала она, ища его губы.
– Ах, долг, – усмехнулся он. – Жестокие слова из уст мягкой Изабель.
– Ты хочешь оскорбить меня? – лениво улыбнулась она. – Но разве получать удовольствие на брачной постели – не мой долг? Это я и делаю. Точнее, стараюсь сделать, – добавила она.
Изабель начала ощупывать его одежду, ища способ освободить своего мужа от шерстяных пут. Она тянула и тащила, но руки не слушались. Она жалобно застонала, огорчившись, что не может обнажить его прекрасное тело.
Ричард с трудом сопротивлялся ей, но все же его язык страстно припал к ее возбужденному соску.
– Тебе не хватает сдержанности, Изабель. Я часто это замечаю.
– А ты, Ричард, такой же веселый, как мертвец.
– Мертвец? За этим мертвецом ты готова была пойти хоть на край света. Что же заставляло тебя делать это?
Его руки играли с ее грудями. Когда она нашла прореху в его шерстяной броне, мешающей ей прикоснуться к нему, он одной рукой сжал оба ее запястья, лишая ее руки свободы. Его пальцы нежно держали тонкие руки у нее за спиной, не причиняя ни вреда, ни боли. Ее беззащитные груди были полностью открыты его ласкам, ее бедра были широко раздвинуты, готовые принять его.
Она не сопротивлялась.
– Что заставляло? – задыхалась Изабель, в то время как рот Ричарда дразнил один ее сосок, а свободная рука нежно пощипывала другой. – Если хочешь знать – твое тело.
Его рука медленно сползала вниз по ее ребрам и подтянутому животу, задержавшись на маленьком островке кудрявых волос. Желание внутри ее разрослось настолько, что причиняло боль, и она задергалась, пытаясь прижаться к его руке. Одним легким движением он погрузил глубоко в нее свой палец, все еще лаская ртом ее покрасневший от неистовых ласк сосок. Она застонала и откинула голову, выгибаясь навстречу его рукам.
– И поэтому, – пробормотал он, сверкая глазами, – ты постоянно наблюдала за мной, месяц за месяцем? Ты смотрела на мое тело?
Он убрал руку. Изабель чувствовала, что ее любовный нектар капает на него, томимое жаждой наслаждения тело взывало к избавлению от этих сладостных мук. Он посмотрел на нее, и на губах его заиграла хищная улыбка.
– Больше всего я любила смотреть на тебя летом, – сказала она хриплым от страсти голосом, – потому что тогда ты снимал свою куртку.
– Лето вот-вот наступит, – прошептал он.
Таким своеобразным способом он просил, чтобы она наблюдала, как он тренируется. Он хочет, чтобы она смотрела на него. Он хочет, чтобы она не спускала с него глаз, чтобы хотела его, желала его.
– Я жду не дождусь, – сказала она, и ее глаза засветились в предвкушении.
– Ах, Изабель, ты всегда такая нетерпеливая, – мягко укорил ее он.
Все еще удерживая руки Изабель у нее за спиной, он одним быстрым движением освободил свое восставшее копье, полное жизни и энергии. Она приподнялась и начала медленно опускаться на его твердую плоть. Из ее горла вырвался стон наслаждения, когда она почувствовала его горячую пульсацию в себе. Она начала жадно целовать его губы, упиваясь мужественным ароматом. Его воздух стал ее воздухом. Изабель начала неистовую скачку на его коленях, и Ричард вливался в ее бешеный ритм. Его копье едва помещалось в ней, и это сладостное натяжение еще более усиливало наслаждение от его близости. Изабель буквально растворялась в своих ощущениях, в его прикосновениях, в нем самом.
Он освободил ее руки, и они мгновенно обвили его шею. Изабель извивалась на нем, поощряя гладить ее тело, ласкать нежную грудь. Его ладони накрыли жаждущие наслаждения мягкие полушария, в то время как его губы припали к пульсирующей жилке у нее на шее.
Огромная волна блаженства быстро накрыла ее, закружив в вихре страсти, поднимая к самому солнцу и опуская на самое дно, Изабель содрогалась, мучимая сладкими горячими спазмами, крича от испытываемого удовольствия. Мощного. Пугающего. Она затряслась бы от страха, но девушку успокаивали руки Ричарда на ее теле, его губы на ее коже, его аромат в ее ноздрях. Она с Ричардом, а значит, ей нечего бояться, и Изабель унеслась за пределы досягаемого, гонимая неимоверно сладостным ураганом, с легкостью подхватывающим ее содрогающееся тело.
Уже сейчас, может быть, его семя дает всходы внутри ее.
Расслабившись, Изабель упала на грудь Ричарда, и он осторожно обнял ее за спину. Его прикосновения успокаивали, расслабляли, призывали вернуться обратно на землю. Она слезла с него, и в воздухе разлился их общий аромат, в котором смешались ее страсть и его удовольствие. Он нежно поцеловал ее, и они, улыбаясь, упали на кровать, все еще сжимая друг друга в объятиях.
Она определенно познала неземное блаженство в его руках.
Изабель усмехнулась и вздохнула, глубже зарываясь в его объятия, обвивая его руками и ногами.
– А ты нашла способ насладиться своим долгом, я думаю, – сказал Ричард, поглаживая ее волосы.
Долг. Да, выполнять его оказалось приятно. Его долг – дать ей ребенка, и, возможно, это произошло именно сегодня.
Сегодня, подумала она, нахмурившись. Каждый раз, как он изливал в нее свое семя, она на день приближалась к тому моменту, когда потеряет его. Она не могла изменить этого. От нее не зависело ничего. Ричард был непревзойденным любовником, своими действиями он буквально сводил ее с ума, поднимал на вершины блаженства, и Изабель была ему безмерно благодарна за это.
Интересно, Бертрада чувствовала в его объятиях то же самое?
Эта мысль терзала ее мозг, вгрызаясь в мысли. Сейчас, лежа на своей постели, Изабель совсем не хотелось думать о Бертраде, и все же эта женщина всегда стояла между ними. Всегда.
Интересно, а Ричард думает о своей любимой, когда лежит в постели с женой?
Ричард почувствовал перемену в настроении своей жены и повернулся к ней.
– Я слишком утомил тебя, Изабель? – спросил он, поглаживая одной рукой ее волосы. Вторая его ладонь покоилась на ее бедре. – Моя страсть… нет, – он резко сел на постели, – давай называть вещи своими именами. Похоть переполняет все мое существо. Она начинает управлять мной, хотя я должен держать ее под контролем.
Изабель села рядом с ним, обеспокоенно глядя на него. Ее волосы густым каскадом спускались вниз по спине, угольно-черные на нежно-белом фоне. Изабель вся была нежной, светлой, хрупкой. Он не должен был брать ее так грубо.
Нужно рассказать ей все, чтобы она знала, за кого вышла замуж на самом деле, с кем связала свою жизнь. Он уже рассказал ей о Бертраде, настало время поведать и о самом черном своем грехе, подтверждением которого и была его связь с женой Хенли.
Ему не хотелось говорить о том, что он прятал от людских глаз, и особенно от глаз Изабель. Он не хотел терять ее. А признавшись в своем грехе, он потеряет ее навсегда. Но время, когда можно было скрывать свои преступления, прошло. Если вообще в жизни честного мужчины может быть такое время. Он не будет больше молчать. Не будет ничего скрывать от своей жены.
– Ты должна знать об этом, – сказал он, глядя ей прямо в глаза. Он хотел видеть ее в тот момент, когда она отвернется от него в отвращении.
– О чем? Я не понимаю, что ты имеешь в виду, – пожала плечами Изабель, откидывая назад свои густые тяжелые волосы.
Неужели она не понимает, как его возбуждает один ее лишь вид, даже сейчас, когда он только что отдал ей свое семя?
Они так давно знакомы, и все же она совсем его не знает.
– Тогда слушай меня, Изабель. Ты должна знать правду. – Он поднялся с постели и подошел к окну. Подальше от нее, подальше от искушения. – Я великий грешник.
– Как и каждый из нас, – быстро сказала она.
– Не в такой степени, как я, – возразил он. – Ты уже знаешь о Бертраде.
Он видел, как она вся напряглась и задрала подбородок, готовясь терпеть нападки на свою гордость.
Никогда он не видел ее такой.
Она, обнаженная, сидела на его постели, готовясь слушать о другой женщине. Его восхитила ее сила, и он внезапно почувствовал гордость за Изабель. Такой женой мог бы гордиться каждый мужчина, а он не хотел ее. Нет, это не совсем так. Он хотел обладать ею, сделать своей, и в этом и есть его самый черный, самый ужасный грех.
– Но речь не о Бертраде, – сказал он, глядя на небо. День был пасмурный, громоздкие, напитанные влагой облака сплошь покрывали серое небо. Деревья кутались в густой туман, птичьего пения не было слышно. Темный и тяжелый день специально для такого ужасного признания. – Речь обо мне. Я погряз во грехе. И имя ему – похоть.
– Я вижу, ты считаешь, что сделал ужасное признание, Ричард, – проговорила она, набрасывая на плечи меховое покрывало. – Я оскорблю тебя, если скажу, что все мы, Божьи создания, похотливы?
Так всегда начинается день в Дорни, и при мысли об этом сердце Изабель наполнилось непонятной радостью. Внизу живота все горело после бурной ночи, но Изабель это не печалило. Ричард вчера потрудился на славу. Изабель знала, что он настойчивый человек, но даже не догадывалась, до какой степени.
Улыбаясь, она снова потянулась и вдруг заметила, что лежит на кровати одна. Одна, и это после того, как он обещал остаться с ней. Он обещал не покидать ее даже ночью, но не сдержал слова. Для нее потеряло значение то, что он снял с нее вину за смерть Адама, перестало быть важным, что он дал ей наслаждение. Не важно, что он говорил с ней как с женой, как с нужным, драгоценным человеком, как с желанной женщиной. Им недолго осталось быть вместе.
Как могла она забыть?
Этой ночью он всего лишь выполнял свой долг. И следующая ночь не принесет ничего нового. И так каждый день, день за днем, пока она не забеременеет, и тогда Ричард поспешит обратно в свой монастырь. Возможно, он даже не станет дожидаться рождения ребенка. Он узнает, что сделал все от него зависящее, когда маленький комочек жизни забьется внутри ее живота, и уедет. В конце концов, выносить и родить здорового малыша – это уже ее работа.
Она снова проснулась одна. Ричард, конечно же, опять пошел молиться. Выполнив один долг, он обратился к другому. Ну что ж, ей тоже не мешало бы помолиться.
Она расправила покрывало, проведя руками по своему расслабленному телу, и посмотрела в окно. Подниматься она не стала. День был пасмурным, пепельно-серое небо было сплошь покрыто облаками, закрывающими солнце. Сильные порывы ветра врывались в окно, принося запахи влажной земли и дождя. Она до носа закуталась в покрывало.
Этой ночью… Она не хотела думать о том, что произошло этой ночью.
И думала все время только об этой ночи.
Они занимались такими интимными вещами, целовались, покусывали друг друга, упивались вкусом и ароматом друг друга… Это ужасало ее. Интриговало. Смущало. Возбуждало.
Ричард был свиреп, доводя ее до экстаза.
Изабель вздрогнула и спрятала улыбку в густой теплый мех покрывала.
Она знала, что в нем кипит страсть, она поняла это уже после первого их поцелуя в конюшне. Но тогда она еще не знала, куда эта страсть может привести.
Ей будет сложно забыть все это, когда Ричард снова уйдет в монастырь. Будет ли это так же трудно для него? Нет, он ясно дал понять, что ему нужно, в их первую брачную ночь. Он не хочет получать чувственное удовольствие. Он выразил это всего тремя словами, которые он повторял, но их оказалось достаточно, чтобы все прояснить. Я не хочу.
И она сама сделала то же самое, сказала ему те же слова, хотя сердце ее кричало другое. Не долг двигал ею, когда она отдавалась ему с такой охотой. Возможно, он чувствовал то же самое?
Возможно? Она прожила всю жизнь в мечтах и надежде, что, возможно, Ричард полюбит ее, захочет ее, она будет ему нужна. Но она выросла. Настало время избавиться от глупых фантазий и посмотреть в глаза реальности.
Изабель усилием воли заставила себя вылезти из теплой кровати на холодный пол. Холодный воздух и ее нагота заставляли ее спешить. Она быстро направилась к тазику с водой, стоявшему на табуретке у стены, как вдруг дверь резко распахнулась. На пороге стоял широко улыбающийся Ричард.
Не успел он и слова сказать, как она, в два прыжка достигнув кровати, нырнула обратно под одеяло, натянув его до подбородка.
– Доброе утро, Изабель. Я пришел посмотреть, как у тебя дела, и вижу, что дела твои идут как нельзя лучше.
– У меня все хорошо, – сухо произнесла она. Он решил, что ей нездоровится, раз она так долго лежит в постели. Ведь время уже близилось к полудню. – Я уже почти приготовилась для молитвы.
– Тебе вовсе не обязательно молиться по часам, как в монастыре, – сказал он.
Где же все-таки он был? Явно не с ней.
– Но ты же делаешь это, – возразила она, холодно глядя на него.
– Просто по привычке. Но тебе незачем брать с меня пример.
Разумеется, нет. Он вернется в монастырь, и ей не придется делать этого.
– Насколько я вижу, ты и не торопишься изменить свои привычки. А раз так, значит, ты просто не хочешь этого.
Ричард закрыл за собой дверь. В руках он нес кружку эля и кусок свежего хлеба. Он пришел, чтобы порадовать свою жену, неся ей завтрак. А она ведет себя как настоящая злюка.
– Неправда, – спокойно возразил он. – У меня появилось много новых привычек, о которых я и думать не мог еще пару недель назад.
– И много новых бед, – добавила она, взяв эль.
– Нет, беды были у меня всегда. Это я приношу тебе одни несчастья.
– Но это несчастьем не назовешь. – Она поставила кружку с элем на стол. Изабель пыталась показаться веселой, в то время как на сердце ее скребли кошки. Это не его вина. Не по своей воле заключил он этот брак с ней. Но как только Ричард выполнит свой долг по отношению к ней, он покинет свою неудавшуюся жену. Разве она не «счастливейшая» из женщин? Сейчас он принадлежит ей, но это продлится самое большее месяца три. Говоря по правде, разве она не выиграет во всей этой ситуации, если приобретет большой живот и воспаленный мозг в придачу?
– А у тебя нежный язычок, и ты умеешь шутить, – заметил он, усаживаясь на край кровати. Прядь волос упала ему на лоб, как темный осенний лист на водную гладь. Его глаза горели синим огнем.
– Ты первый, кто говорит мне это. Многие считают, что у меня острый язык, если не сказать хуже.
– Если бы они попробовали его на вкус, они не стали бы так говорить.
– Ты очень добрый, – проговорила она, глядя на него поверх своей кружки с элем.
Так ли трудно будет провести несколько месяцев в компании этого человека? Она тосковала по этой близости, этому единению всю свою жизнь. Почему нужно все разрушить только из-за того, что предмет ее фантазий не совпадает с ее идеалом? Она поняла, чего хочет, и настало время вверить все в руки Господа: пусть Всевышний устроит все так, как сочтет нужным. Она примет любое Его решение. Возможно, Он даст ей три года. Три года рядом с Ричардом не покажутся ей несчастьем.
– Я вовсе не добрый, – возразил он. – И тебе это известно лучше, чем кому бы то ни было. Я гордый.
– Да, – охотно согласилась она.
– И неловкий.
– Только на словах, – успокаивала она, лаская его руку. На ее губах играла хищная улыбка.
– И многие сказали бы, что я слишком серьезный, – произнес он, поигрывая ее пальцами.
– Я предпочла бы слово «мрачный», – широко улыбнулась она.
– Еще я слышал слово «красивый»…
– Но никто не осмелится произнести это в твоем присутствии, – закончила она.
– Стойкий?
– Решительный.
– Приятный? – Его черные брови сошлись на переносице.
– Вежливый.
– Романтичный? – Неожиданно на ее палец скользнуло золотое кольцо с изумрудами. Ее обручальное кольцо.
Оно было прекрасно.
Оно было совершенно.
Она совсем не так представляла его.
Но оно было лучше, чем даже в самых смелых ее мечтах.
– Безнадежный романтик. – Она потянулась к нему, стремясь поцеловать в губы. Ненужное более одеяло, создававшее между ними барьер, соскользнуло, обнажив ее стройное тело.
Он обвил ее руками, согревая своим телом. Его шерстяная туника терлась о ее нежную кожу, отчего волны возбуждения расходились по всему ее телу. Ричард был полностью одет, волосы причесаны, зубы почищены, а на Изабель не было ничего, кроме мягкого покрывала из черных шелковистых волос.
Она была совершенна.
Он легонько укусил ее за мочку уха.
– Я оставил на тебе отметины, – сказал он. – Ты вся в синяках.
Она обняла его руками за шею и выгнулась ему навстречу. Он посадил ее к себе на колени, и она зажала его туловище между своими бедрами.
– Я должна помолиться и заняться своими повседневными делами. – Она уткнулась ему в шею. Изабель поцеловала теплую кожу на его шее и улыбнулась, ощутив легкую пульсацию под своими губами.
– Нет, мой долг – боготворить тебя, преклоняться перед тобой, что я и собираюсь сделать, – сказал он, накрывая ладонями ее груди, дразня пальцами ее возбужденные соски.
– Ты всегда думаешь только о долге, как я вижу, – сказала она, прокладывая губами влажную дорожку к его рту.
– И? – Он поглаживал ее бедра.
– И, – выдохнула она, – я никогда не была…
– Да? – спросил он, поглаживая ее ягодицы, в то время как его рот изучал ее соски.
– …так поражена твоим…
Его пальцы проникли в ее лоно, и капли влаги – свидетельство ее возбуждения – оросили шерстяную ткань туники Ричарда. Его мужское естество запульсировало, переполненное желанием. Его рот истязал ее сосок, яростно посасывая его. Ощущения лились сквозь Изабель, как солнечные лучи проходят сквозь облака: горячие, яркие и долгожданные.
– …усердием! – закончила она.
Ричард возбуждал ее промежность, заставляя тереться об себя. Его руки крепко держали ее бедра, не давая отстраниться, его губы сладко терзали ее грудь. Она вся напряглась, жаждая его, желая, чтобы он наконец взял ее, чтобы вошел в нее, заполнив эту ноющую пустоту внутри.
Он играл с ней.
Руки Ричарда отпустили нежные бедра и обхватили ее голову, его губы опалили ее рот огненным поцелуем. Все тело Изабель горело, стремясь к соединению с ним.
– Ты признаешь, что поражена? – сказал он, целуя ее рот, скользя губами по чувствительной коже у нее на шее, наслаждаясь запахом ее возбужденной плоти. Его руки обхватили ее за спину, удерживая на расстоянии в пару сантиметров от себя. Она хотела прижиматься к нему, чувствовать его жар, его силу, его огромное пульсирующее естество.
Но он отказывал ей в этом.
– Твоей верностью долгу? Да, – простонала она, ища его губы.
– Ах, долг, – усмехнулся он. – Жестокие слова из уст мягкой Изабель.
– Ты хочешь оскорбить меня? – лениво улыбнулась она. – Но разве получать удовольствие на брачной постели – не мой долг? Это я и делаю. Точнее, стараюсь сделать, – добавила она.
Изабель начала ощупывать его одежду, ища способ освободить своего мужа от шерстяных пут. Она тянула и тащила, но руки не слушались. Она жалобно застонала, огорчившись, что не может обнажить его прекрасное тело.
Ричард с трудом сопротивлялся ей, но все же его язык страстно припал к ее возбужденному соску.
– Тебе не хватает сдержанности, Изабель. Я часто это замечаю.
– А ты, Ричард, такой же веселый, как мертвец.
– Мертвец? За этим мертвецом ты готова была пойти хоть на край света. Что же заставляло тебя делать это?
Его руки играли с ее грудями. Когда она нашла прореху в его шерстяной броне, мешающей ей прикоснуться к нему, он одной рукой сжал оба ее запястья, лишая ее руки свободы. Его пальцы нежно держали тонкие руки у нее за спиной, не причиняя ни вреда, ни боли. Ее беззащитные груди были полностью открыты его ласкам, ее бедра были широко раздвинуты, готовые принять его.
Она не сопротивлялась.
– Что заставляло? – задыхалась Изабель, в то время как рот Ричарда дразнил один ее сосок, а свободная рука нежно пощипывала другой. – Если хочешь знать – твое тело.
Его рука медленно сползала вниз по ее ребрам и подтянутому животу, задержавшись на маленьком островке кудрявых волос. Желание внутри ее разрослось настолько, что причиняло боль, и она задергалась, пытаясь прижаться к его руке. Одним легким движением он погрузил глубоко в нее свой палец, все еще лаская ртом ее покрасневший от неистовых ласк сосок. Она застонала и откинула голову, выгибаясь навстречу его рукам.
– И поэтому, – пробормотал он, сверкая глазами, – ты постоянно наблюдала за мной, месяц за месяцем? Ты смотрела на мое тело?
Он убрал руку. Изабель чувствовала, что ее любовный нектар капает на него, томимое жаждой наслаждения тело взывало к избавлению от этих сладостных мук. Он посмотрел на нее, и на губах его заиграла хищная улыбка.
– Больше всего я любила смотреть на тебя летом, – сказала она хриплым от страсти голосом, – потому что тогда ты снимал свою куртку.
– Лето вот-вот наступит, – прошептал он.
Таким своеобразным способом он просил, чтобы она наблюдала, как он тренируется. Он хочет, чтобы она смотрела на него. Он хочет, чтобы она не спускала с него глаз, чтобы хотела его, желала его.
– Я жду не дождусь, – сказала она, и ее глаза засветились в предвкушении.
– Ах, Изабель, ты всегда такая нетерпеливая, – мягко укорил ее он.
Все еще удерживая руки Изабель у нее за спиной, он одним быстрым движением освободил свое восставшее копье, полное жизни и энергии. Она приподнялась и начала медленно опускаться на его твердую плоть. Из ее горла вырвался стон наслаждения, когда она почувствовала его горячую пульсацию в себе. Она начала жадно целовать его губы, упиваясь мужественным ароматом. Его воздух стал ее воздухом. Изабель начала неистовую скачку на его коленях, и Ричард вливался в ее бешеный ритм. Его копье едва помещалось в ней, и это сладостное натяжение еще более усиливало наслаждение от его близости. Изабель буквально растворялась в своих ощущениях, в его прикосновениях, в нем самом.
Он освободил ее руки, и они мгновенно обвили его шею. Изабель извивалась на нем, поощряя гладить ее тело, ласкать нежную грудь. Его ладони накрыли жаждущие наслаждения мягкие полушария, в то время как его губы припали к пульсирующей жилке у нее на шее.
Огромная волна блаженства быстро накрыла ее, закружив в вихре страсти, поднимая к самому солнцу и опуская на самое дно, Изабель содрогалась, мучимая сладкими горячими спазмами, крича от испытываемого удовольствия. Мощного. Пугающего. Она затряслась бы от страха, но девушку успокаивали руки Ричарда на ее теле, его губы на ее коже, его аромат в ее ноздрях. Она с Ричардом, а значит, ей нечего бояться, и Изабель унеслась за пределы досягаемого, гонимая неимоверно сладостным ураганом, с легкостью подхватывающим ее содрогающееся тело.
Уже сейчас, может быть, его семя дает всходы внутри ее.
Расслабившись, Изабель упала на грудь Ричарда, и он осторожно обнял ее за спину. Его прикосновения успокаивали, расслабляли, призывали вернуться обратно на землю. Она слезла с него, и в воздухе разлился их общий аромат, в котором смешались ее страсть и его удовольствие. Он нежно поцеловал ее, и они, улыбаясь, упали на кровать, все еще сжимая друг друга в объятиях.
Она определенно познала неземное блаженство в его руках.
Изабель усмехнулась и вздохнула, глубже зарываясь в его объятия, обвивая его руками и ногами.
– А ты нашла способ насладиться своим долгом, я думаю, – сказал Ричард, поглаживая ее волосы.
Долг. Да, выполнять его оказалось приятно. Его долг – дать ей ребенка, и, возможно, это произошло именно сегодня.
Сегодня, подумала она, нахмурившись. Каждый раз, как он изливал в нее свое семя, она на день приближалась к тому моменту, когда потеряет его. Она не могла изменить этого. От нее не зависело ничего. Ричард был непревзойденным любовником, своими действиями он буквально сводил ее с ума, поднимал на вершины блаженства, и Изабель была ему безмерно благодарна за это.
Интересно, Бертрада чувствовала в его объятиях то же самое?
Эта мысль терзала ее мозг, вгрызаясь в мысли. Сейчас, лежа на своей постели, Изабель совсем не хотелось думать о Бертраде, и все же эта женщина всегда стояла между ними. Всегда.
Интересно, а Ричард думает о своей любимой, когда лежит в постели с женой?
Ричард почувствовал перемену в настроении своей жены и повернулся к ней.
– Я слишком утомил тебя, Изабель? – спросил он, поглаживая одной рукой ее волосы. Вторая его ладонь покоилась на ее бедре. – Моя страсть… нет, – он резко сел на постели, – давай называть вещи своими именами. Похоть переполняет все мое существо. Она начинает управлять мной, хотя я должен держать ее под контролем.
Изабель села рядом с ним, обеспокоенно глядя на него. Ее волосы густым каскадом спускались вниз по спине, угольно-черные на нежно-белом фоне. Изабель вся была нежной, светлой, хрупкой. Он не должен был брать ее так грубо.
Нужно рассказать ей все, чтобы она знала, за кого вышла замуж на самом деле, с кем связала свою жизнь. Он уже рассказал ей о Бертраде, настало время поведать и о самом черном своем грехе, подтверждением которого и была его связь с женой Хенли.
Ему не хотелось говорить о том, что он прятал от людских глаз, и особенно от глаз Изабель. Он не хотел терять ее. А признавшись в своем грехе, он потеряет ее навсегда. Но время, когда можно было скрывать свои преступления, прошло. Если вообще в жизни честного мужчины может быть такое время. Он не будет больше молчать. Не будет ничего скрывать от своей жены.
– Ты должна знать об этом, – сказал он, глядя ей прямо в глаза. Он хотел видеть ее в тот момент, когда она отвернется от него в отвращении.
– О чем? Я не понимаю, что ты имеешь в виду, – пожала плечами Изабель, откидывая назад свои густые тяжелые волосы.
Неужели она не понимает, как его возбуждает один ее лишь вид, даже сейчас, когда он только что отдал ей свое семя?
Они так давно знакомы, и все же она совсем его не знает.
– Тогда слушай меня, Изабель. Ты должна знать правду. – Он поднялся с постели и подошел к окну. Подальше от нее, подальше от искушения. – Я великий грешник.
– Как и каждый из нас, – быстро сказала она.
– Не в такой степени, как я, – возразил он. – Ты уже знаешь о Бертраде.
Он видел, как она вся напряглась и задрала подбородок, готовясь терпеть нападки на свою гордость.
Никогда он не видел ее такой.
Она, обнаженная, сидела на его постели, готовясь слушать о другой женщине. Его восхитила ее сила, и он внезапно почувствовал гордость за Изабель. Такой женой мог бы гордиться каждый мужчина, а он не хотел ее. Нет, это не совсем так. Он хотел обладать ею, сделать своей, и в этом и есть его самый черный, самый ужасный грех.
– Но речь не о Бертраде, – сказал он, глядя на небо. День был пасмурный, громоздкие, напитанные влагой облака сплошь покрывали серое небо. Деревья кутались в густой туман, птичьего пения не было слышно. Темный и тяжелый день специально для такого ужасного признания. – Речь обо мне. Я погряз во грехе. И имя ему – похоть.
– Я вижу, ты считаешь, что сделал ужасное признание, Ричард, – проговорила она, набрасывая на плечи меховое покрывало. – Я оскорблю тебя, если скажу, что все мы, Божьи создания, похотливы?