Диана Бош. Прощание с первой красавицей

   – Вот, смотри! Любишь?
   Я пожала плечами.
   – Под настроение. Я вообще к сладкому равнодушна.
   – Везет тебе! – с завистью оглядела мою тощую фигуру Сусанна.
   Мы налили в чашки чай, она вставила в длинный мундштук сигарету и, закурив, вдруг спросила:
   – Слушай, а как получилось, что ты с Викой сдружилась? Странно это, вы совсем разные. Она тебе сама дружбу предложила?
   Я замялась:
   – Слушай, тебе не кажется странным этот разговор?
   – Нет. – Она вздохнула. – Мне кажется странным, что Вика проявляет к тебе повышенный интерес. Да и Вася что-то последнее время понурый ходит.
   – При чем здесь Вася?
   – Как, ты не знаешь? Вот так подруги! Вася – Викин сожитель, или, как она любит называть своих мальчиков, гражданский муж. А до него Вика с Яковлевым жила. Они дольше всех вместе продержались, целых восемь месяцев. Это у них уже третий заход был, первый и второй раз жили они месяца по четыре. В перерыве Вика чуть не вышла замуж, уже даже платье белое примеряла.
   – За Яковлева?
   – Да нет же! Какая ты тугодумка… У нее был роман с каким-то альфонсом. Он не работал, сидел у нее на шее, вернее Яковлев их обоих и содержал.
   – Не может быть! – не поверила я. – Так не бывает!
   – Еще как бывает. Вика встряла Игорю в голову, как морковка в землю, и он никак не может ее оттуда вытащить. Любовь у него, понимаешь. Такая, которая прощает все.
   – Ничего себе! – вытаращила я глаза, тщетно пытаясь представить, чтобы меня с бойфрендом содержал, к примеру, Ванька. Так и не представив, перестала мучить свой и без того уставший мозг.
   – Хочешь, расскажу, из-за чего Яковлев в очередной раз от нее ушел?
   – Не хочу.
   – А я все равно расскажу, тебе полезно будет услышать для общего развития.
   И, не обращая внимания на мой протестующий жест, Сусанна начала повествование. А я вдруг с удивлением обнаружила, что показавшийся мне пьяным бредом рассказ Яковлева вполне реален – теперь передо мной вырисовывалась довольно стройная картина.
 
   Итак, некоторое время назад случилось следующее.
 
   Почти вся редакция была приглашена на вечеринку к Вике по случаю Первого мая. Первыми пришли трое коллег.
   – Привет! – Ада, встав на цыпочки, дотянулась до Викиной щеки и громко чмокнула.
   Сусанна вручила ей пакет с продуктами и выпивкой:
   – Бери, не брезгуй. Это наш посильный вклад в общее дело.
   – Спасибо, – проворковала Вика ангельским голоском нимфетки-переростка. – Проходите в дом, располагайтесь. Сейчас остальные подойдут, и сядем за стол.
   Хозяйка дома вся светилась и излучала очарование. Яковлев покосился на нее и, занервничав, закурил. Ему очень хорошо было знакомо такое ее состояние, Вика начинала «сиять» каждый раз, когда у нее завязывался новый роман. И ему приходилось смиренно отходить в сторону. И зачем только он увидел ее тогда, несколько лет назад, эту профурсетку-первокурсницу? Зачем…
   Эх, да только что теперь об этом говорить! Завяз он по уши. Заболел. Любовью заболел. По-хорошему, надо взять бы да уйти, так ведь ноги не несут. Ну почему Вика? Почему он влюбился именно в нее? Нет, чтобы на ее месте оказаться тихой скромной девушке, с которой они бы мирно пили по вечерам чай и растили детей…
   Яковлев вздохнул, затушил сигарету и пошел к гостям. Ада, Агент и Сусанна бурно обсуждали преимущества и недостатки разных видов покера. Агент, низкорослый и сухопарый мужчина, вышагивал по комнате, громко стуча пятками. Темные волосы его были взъерошены, от жары – в доме было сильно натоплено – на лбу выступили капельки пота. Он размахивал одной рукой, вторую по-ленински заложив за пройму жилета, и разглагольствовал о преимуществах «трехкарточного».
   Сусанна кривила губы и убеждала начать с «карибского», а Ада ренегатски настаивала на бридже.
   – Какой покер? С ума сошли, да? – возмутилась Вика, внося блюдо с сыром. – Сначала за стол. А то знаю я вас, сейчас на полу рассядетесь и еду туда же перетащите, поросята!
   Яковлеву хотелось одиночества. Он чувствовал, что сегодня случится что-то важное для него. Выйдя на кухню, он достал остро заточенный нож, толстую деревянную доску, которую сам купил – Яковлев любил готовить и все кухонные принадлежности всегда выбирал сам, – и нарезал бекон. Потом достал из духовки запеченную по его собственному рецепту индейку и понес к столу. Там по-прежнему шел спор. Вика молча наблюдала за всеми, не вступая в общую перепалку, и нервно поглядывала на часы. Настроение у нее явно испортилось.
   – Все, садимся! – она резко вскочила. – Больше никого не ждем.
   И в этот момент раздался звонок. Вика зарделась, как маков цвет, и побежала открывать дверь. Яковлев проводил ее грустным взглядом и, пытаясь прикурить, сломал три спички. В сердцах встряхнул коробок так, что спички разлетелись в разные стороны, но он все-таки зажег одну и прикурил.
   – Презент хозяйке дома, – из прихожей раздался вальяжный молодой басок.
   Яковлев вышел туда и увидел, как новый гость целует Вике ладонь. Покосившись на Игоря, она поспешно выдернула руку и прижала к себе букет оранжевых бархатцев, упакованных в бордовую гофрированную бумагу. На взгляд Яковлева, букет был отвратительно аляповатым и не стоил того счастья, которое светилось в глазах Вики.
   – Знакомьтесь, это Василий, фотограф, – представила она гостя остальным.
   Парень расхлябанной походкой прошел к столу и уселся, картинно подогнув рукав джинсовой куртки так, что стал виден поддельный «Роллекс». У него были прямые темно-русые волосы и томно-синие глаза, которые Яковлев сразу окрестил блудливыми. Нельзя было не заметить, что Вася очень хорош собой и наверняка имеет бешеный успех у женского пола, но было в нем и что-то отталкивающее. Поискав этому ощущению разумное объяснение – кроме чувства ревности, разумеется, но так и не найдя, Игорь Семенович вздохнул и разлил водку по рюмкам.
 
   Васе было двадцать два, и ему до зубовного скрежета осточертело жить с мамой и ежедневно слушать ее советы. «В твоем возрасте пора бы уже зарабатывать самому, а не сидеть у меня на шее», – пилила его она. И молодому человеку хотелось скорее стать свободным, как ветер.
   Красивая, всегда хорошо одетая Вика, уверенная в себе, со стабильным доходом, в отличие от всегда перебивающегося случайными заработками Васи, показалась парню верхом совершенства. «Если быть рядом с ней, – подумал он, – то вполне можно добиться осуществления своих тайных желаний».
   – Мы здесь собрались, чтобы… – вырвал его из плена сладких мыслей голос Яковлева.
   – Не важно, по какому поводу мы собрались, – перебила Игоря Вика, очаровательно улыбаясь. – Первое мая как праздник уже давно никого не интересует. Главное, что мы собрались!
   Девушка сделала акцент на последнем слове и многозначительно посмотрела на Васю.
   Тот снисходительно улыбнулся.
   – Так выпьем же! – поднял рюмку Агент.
   Яковлев не мог смириться с тем, что его перебили, не дав договорить, поэтому гаркнул:
   – Да здравствует Первое мая, дорогие товарищи!
   – Ура! – заорала Ада и полезла целоваться к Сусанке.
   – Ну, ну, – не одобрила ее поведения Вика, – еще не Пасха, христосоваться рано.
   Агент, не обращая внимания на их перепалку, выпил, крякнул и разлил беленькую по новой.
   К концу четвертой бутылки настроение у всех поднялось, глаза заблестели, языки развязались.
   – Вася, а вы чем занимаетесь? – промурлыкала Ада, наклоняясь к нему и кокетливо поводя плечиком.
   – Он фотограф, я же сказала! – тоном, не предвещающим ничего хорошего, одернула ее Вика.
   Но Аде уже море было по колено.
   – Ой, как интересно, – закатила она глаза, – как приятно общаться с творческой личностью! А кто вы по знаку Зодиака?
   – Небось, какая-нибудь скотина, – желчно вставил Яковлев.
   – Мой знак – Рыбы.
   – А я Дева, – продолжала кокетничать Ада. – Дева и Рыбы – гармоничная пара.
   – Вика, а ты кто? – спросил Вася.
   – Рак, – буркнула она, вставая и оттесняя от Васи Аду.
   Ада покачнулась и едва не упала.
   – Наверняка тоже гармоничная пара, – прокомментировал Яковлев. – Рак ведь любит рыбу. Тухлую.
   Агент, поглощавший еду со скоростью, неожиданной для его небольшого жилистого тела, заметил на столе густо усыпанное перцем рыбное блюдо и, подцепив пару кусочков, отправил в рот. Дыхание у него тут же перехватило, на глазах выступили слезы, и он едва удержался, чтоб малодушно не выплюнуть жгучую рыбу. Отдышавшись, вытер слезы и, украдкой оглядевшись, громко сказал:
   – Ребята, рыба – просто отпад! Кто не пробовал, очень рекомендую!
   Несколько рук тут же протянулись к блюду, и общее мнение затем озвучила Сусанна:
   – Агент, а ты – гад.
   Аде вдруг стало жалко себя. Она села в угол и загрустила. Вспомнились несчастливое сиротское детство, бабушка, отказавшаяся от нее семилетней, неудачное замужество и одиночество в семье. Если бы не верная Сусанка, которая была с ней рядом с тех пор, как семилетняя Ада впервые переступила порог детского дома, то жизнь была бы и вовсе невыносима. Она знала, какие слухи ходят о них по редакции, но это все ерунда. Сусанна ей как сестра.
   – Давайте танцевать! – закричала Вика, вцепляясь в Васю и вытаскивая его на середину комнаты.
   Яковлев зло окинул их взглядом, налил себе еще водки и, заметив, как Агент, оценивший пикантность восточного блюда, продолжает его поглощать, посоветовал:
   – Мечи пореже, печень заболит. – Затем он выпил очередную рюмку и отключился. А проснулся от тишины. Разлепив глаза, огляделся вокруг и, никого не увидев, поднялся. Жажда мучила его нестерпимо. По-стариковски прошаркав на кухню, Яковлев напился воды из-под крана и, посмотрев на себя в зеркало, выдернул волосинку, нахально торчащую из ноздри. По дороге обратно поднял опрокинутый кем-то стул, собрал грязные салфетки со стола, выключил работающий телевизор и тут увидел их. Он по инерции еще шагнул вперед, не в силах отвести взгляд от обнаженного тела Вики в объятиях Васи, потом повернулся и, сгорбившись, вышел из спальни. Медленно, словно каждую минуту ожидая, что кто-нибудь проснется, достал дорожную сумку и стал складывать вещи.
   Собрав сумку, Игорь Семенович аккуратно закрыл дверь, бросил ключ в форточку и ушел. Идти, собственно говоря, ему было некуда: будучи уроженцем Украины, своего жилья он в России не имел. Оставалось два варианта: снять номер в гостинице или попроситься на постой к кому-то из друзей. «Если бы я скромней тратился на подарки да на развлечения, – думал он, бредя по ночному городу, – уже давно обзавелся бы собственной квартирой».
 
   Как только захлопнулась дверь, Вася Смирнов поднял голову и довольно улыбнулся. Клофелин в последней рюмке хозяйки дома сделал свое дело, а интеллигентный Яковлев, как и предполагалось, не стал устраивать дебош с битьем посуды и Васиной физиономии, а просто тихо слинял. Фотограф встал, жизнерадостно хрустнул костями и пошел по дому осматривать скарб. Он ликовал, и для полноты ощущения ему надо было с кем-то разделить это ликование.
   Василий подошел к спящей Вике и потряс ее за плечо. Никакой реакции. Потряс ее сильнее – та в его руках болталась, как тряпичная кукла, и Васе стало не по себе. Он попытался ее посадить, надеясь, что от столь кардинальных мер Вика непременно проснется, но все было тщетно.
   И тогда Васю охватил страх. Он в панике заметался по комнате, чувствуя, как холодный пот струйкой стекает между лопаток. Вызвать «Скорую»? И что он скажет? Что случайно уронил клофелин Вике в рюмку? Или правду?
   Вася даже хмыкнул, представив, как он чистосердечно кается перед бригадой врачей «Cкорой помощи»: «Господа доктора, а что мне оставалось делать, если Вика вовсе не собиралась расставаться со своим гражданским мужем Яковлевым? Довольствоваться и дальше объедками и жить с постоянно пилящей меня мамой? Кто ж мог предположить, что доза окажется слишком большой?»
   «О, господи! – спохватился на этом месте своей мысленной речи Вася. – Это похоже на показания на допросе, а не на исповедь перед врачами. Так и накаркать беду недолго, тьфу-тьфу-тьфу…
   А если Вика умрет? Так что же, мне тюрьма светит? И даже если она выживет, но попадет в больницу, разговора с ментами не избежать. Тогда Яковлев вернется к Вике, а я получу неприятности, может быть, даже судимость»…
   От такой мысли Василия бросило в жар, он подбежал к Вике и начал хлестать ее по щекам. Голова девушки болталась из стороны в сторону. Потом вдруг она слабо застонала и зашевелилась. У Васи отлегло от сердца.
   Жива. Спит, профура.
   Он сел в кресло, закинул ноги на журнальный столик и взял пачку Викиных сигарет.
   Там почти ничего не осталось. «Ничего себе, дымит!» – недовольно пробормотал Вася, доставая последнюю и с наслаждением прикуривая.
   Жизнь прекрасна, и впереди его ждет светлое будущее.
 
   – Вот как все было на самом деле, – закончила свой рассказ Сусанна.
   – Но какое отношение эта история имеет ко мне? Я-то здесь при чем? – спросила я.
   – Да как же ты не понимаешь?! – всплеснула руками Сусанна. – Вика не оставляла попыток помириться с Яковлевым, а ты ей помешала.
   – И вовсе я не мешала! – возмутилась я. – И вообще, мы с ней дружим.
   – Вот это-то и странно. Впрочем, поступай, как знаешь.

Глава 4

   «Даже звезды сталкиваются, и из их столкновений рождаются новые миры. Сегодня я знаю, что это – жизнь», – закончила я статью словами Чарли Чаплина на собственном семидесятилетии и поставила точку. Теперь можно отдохнуть и подумать о предстоящей свадьбе. Времени оставалось мало, а портниха тянула с платьем, ресторан все еще был не выбран, а Иван проявлял странное спокойствие, каждый раз отмахиваясь от меня, как от назойливой мухи.
   Я подошла к окну и легла животом на подоконник. В саду кто-то ходил, и мне показалось, что это Яковлев. Только я хотела его позвать, как кто-то тронул меня за плечо и раздался Викин голос:
   – Ты что, уснула? Не слышишь разве, о чем я тебя спрашиваю? У меня день рождения сегодня. Не придешь – обижусь.
   – Вика, не могу! – взмолилась я. – Честно! До свадьбы так мало времени, а ничего еще не сделано. Я к портнихе сегодня собиралась.
   – Эгоистка, ты боишься потратить на меня два часа?! Никак от тебя не ожидала!
   На глазах ее блеснули слезы.
   – Ладно, – вздохнула я, – приду.
   – Смотри, жду тебя ровно в семь. И Ивана с собой бери! – уже убегая, крикнула Вика.
 
   Улизнув пораньше с работы, я кинулась объезжать на своем автомобиле магазины. Хитрый Иван предоставил выбор подарка мне, на себя взяв только покупку букета, и теперь мне приходилось ломать голову: выбрать подарок полезный, но простой, или бесполезный, но симпатичный. В итоге я купила дизайнерскую вазу под предполагаемый Ванин букет.
   Иван уже ждал у ворот, мрачно озираясь по сторонам и нервно куря. Увидев меня, быстро подошел и распахнул дверцу автомобиля.
   – Что так долго? – спросил он.
   – Подарок выбирала. И потом, пять минут – не опоздание.
   Ничего не ответив, Иван двинулся к дому, а мне стало обидно. Никогда раньше он не позволял себе так со мной разговаривать! Если бы я знала, что ждет меня впереди…
 
   В середине вечеринки Иван куда-то исчез, и я, скучая, вышла в сад. Узкая тропинка петляла, огибая кусты малины и крыжовника и убегая к обрыву. И там под большой раскидистой яблоней стоял, прислонившись к ее стволу спиной, Иван. Одной рукой он обнимал за талию Вику, а в глазах его была такая любовь, что земля ушла у меня из-под ног. Я повернулась и побежала, у самого дома едва не сбив с ног Сусанну.
   Та увидела мое бледное лицо и сразу все поняла.
   – Ты что, не знала? – изумилась она. – Да вся редакция давно в курсе!
   От ее «поддержки» мне захотелось оказаться где-нибудь за тысячу миль. Я быстро села за руль и завела мотор.
   – Стой! – кинулась ко мне Сусанна. – Тебе нельзя сейчас ехать, успокойся сначала!
   Ее рука скользнула по стеклу захлопнувшейся за мной дверцы, я резко надавила на газ и, обдав Викину подругу песком и щебнем из-под колес, умчалась.
   Скорость, на которой неслась моя старенькая «Лада», была предельной. Машины и редкие прохожие шарахались от меня, но я все давила и давила на газ. Слезы текли по щекам и капали с подбородка на новое платье.
   Закончились высотные дома, потом подошли к концу дачные участки, и началась загородная трасса. Вдруг из темноты в свете фар появился маленький белый щенок. Он увидел машину и в ужасе лег, положив морду на передние лапы. «Сбить собаку – плохая примета», – успела подумать я и резко крутанула руль.
   Последнее, что я успела увидеть, был длинномерный «МАЗ», мчащийся навстречу мне, а затем наступил мрак.
 
   Как только «Лада», свернув с трассы в придорожную канаву, несколько раз перевернулась, «МАЗ» подмял шедшую за нею белую «Хонду», отшвырнул черный «Мерседес», который от удара развернулся и перегородил дорогу встречному потоку, и, так и не остановившись, полетел дальше.
   Причина была в том, что водитель, мужчина пятидесяти двух лет, выйдя в рейс, не успокоился после недавней ссоры с женой. Он мысленно говорил и говорил с ней, пытаясь доказать, что та не права, потом искал ей оправдание и винил в размолвке себя, а затем его охватила тоска. Шофер почувствовал вдруг, что один-одинешенек на всем белом свете. Друзья – кто ушел из жизни, кто отдалился, а дети у него так и не родились. С женой не хотели сначала заводить ребенка, а позже не получилось.
   Была одна женщина, которую он очень любил. Но когда та сказала, что ждет ребенка, струсил – был тогда не готов начать все сначала. Делить квартиру с женой он не собирался – это было не в его принципах. «А вдруг и с новой женой не сложится? – думал водитель. – И куда я тогда? А ведь мне уже сорок…» И он отказался от любви. А та женщина, кажется, сделала аборт. И вот, спустя годы, ему стало тоскливо и одиноко. Он даже не призывал смерть специально – просто расхотел жить.
   В небесах открылась белая дверь, и свет коснулся его души…
   А «МАЗ» покатился дальше, неся смерть и сея боль на своем пути.
 
   Ласково грело солнце, небо было безоблачным и неправдоподобно синим, а трава зеленой и сочной. Я наклонилась и легла рядом с цветком. Нежно-сиреневый, с голубыми прожилками, он пах ванилью и мятой. Сквозь лепестки, как через тонкий китайский фарфор, был виден призрачный свет. От легкого дуновения ветерка колокольчик качнулся и зазвенел:
   – Ди-а-на…
   – Я в раю? – спросила я его.
   Но цветок не ответил, продолжая тихонько звенеть. Постепенно его звук становился все громче и громче, превратился в шум ветра в ветвях, потом – в рокот морской волны и, наконец, загремел колокольным набатом.
   Я закрыла голову руками и – полетела вниз.
 
   Сильно болела голова, ломило все тело, и пахло чем-то неприятным. Лекарствами?
   – Доктор, она пришла в себя!
   Я открыла глаза. Белое пятно перед глазами медленно приобрело черты Гали Молочковой.
   – Ты меня слышишь?
   – Да, – попыталась сказать я, но не издала ни звука. Беззвучно открывала рот, как рыба.
   – Не говори, тебе нельзя. – Галя погладила меня по руке.
   Я только хотела спросить, что со мной случилось, как тело стало невесомым, и я стремительно понеслась вверх. Вокруг снова возник зеленый луг, и среди цветов, пахнущих ванилью, мне стало хорошо. По травинке покатилась капелька росы, я подставила ладонь, но она почему-то упала мне на щеку. Следом, одна за другой покатились капельки дождя, и мир стал складываться, словно карточный домик. Не знаю, почему, но я вдруг поняла, что мне отказано в этом светлом мире. Меня вытолкнули из него, и я опять стремительно полетела – теперь вниз, разглядывая с высоты птичьего полета больничную палату и крошечную кровать размером со спичечный коробок. «В нее совершенно точно нельзя попасть!» – с ужасом подумала я… и почувствовала под руками жесткие простыни.
   – Фу, напугала. Ишь, что удумала, умирать! – пророкотал надо мной сочный баритон. – Молодая, красивая, тебе еще жить да жить! Да детей рожать… Давай, давай, девочка, выкарабкивайся, меня на крестины позовешь…
   Молоденькая медсестра воткнула мне в руку иголку, пристраивая капельницу, с другой стороны капельница уже стояла, и я подумала, что, наверное, похожа на распятую бабочку. Врач, моложавый блондин с голубыми, как весеннее небо, глазами, склонился надо мной, и я почувствовала запах бергамота, сандала и табака. И еще от него веяло спокойствием и уверенностью в себе.
   – Что со мной? – еле слышно прошептала я.
   – А ты не помнишь?
   Я подумала и отрицательно повела головой.
   – А куда ехала, помнишь?
   – Нет.
   Доктор нахмурился. Потом озабоченно спросил:
   – А как зовут тебя, помнишь?
   – Да.
   – А это кто? – Он указал на Молочкову, тихо стоявшую у окна.
   – Галя.
   – Чудесно! – обрадовался врач. – Амнезия затронула только конкретные события. И лучше их не вспоминать.
 
   Галя навещала меня каждый день, подолгу просиживая у моей кровати. Евгений Андреевич, тот самый блондин, мой лечащий врач, приходил, даже если у него не было дежурства. Просто проверить, как я себя чувствую. Соседки по палате перемигивались и подталкивали друг друга локтями, одна я ничего не замечала, пока меня не просветила Галя.
   – Да ведь Евгений Андреевич к тебе неравнодушен!
   – Глупости, – заявила я.
   Галя спорить не стала, сразу переведя разговор на свою полуторагодовалую дочь.
   – Представляешь, собираемся вчера на улицу, я ее одеваю и между делом логопедом работаю. Говорю ей: «Алена, скажи «гулять». Она так громко и радостно: «Булять!» Я терпеливо растолковываю: «Нет, правильно надо говорить «гу-лять». Скажи: «гу…». Послушно повторяет: «гу…». А теперь: «лять», – говорю я. «Лять». «Вот молодец! – восхищаюсь я своими педагогическими способностями и дочкиной понятливостью. «А теперь все вместе: гу-лять». И слышу: «гу-блять». «Все, – говорю, – Алена, произноси по-старому».
   В этот момент дверь распахнулась, впуская пахнущего свежестью Евгения Андреевича, и Галина быстро выскользнула в коридор.
   – Как наши дела? – спросил доктор. Его пальцы споро пробежали по моему телу. – Здесь болит?
   – Нет.
   – А здесь?
   Он куда-то нажал, я ойкнула и толкнула его.
   – Отлично! – почему-то обрадовался врач. – Все даже лучше, чем я ожидал. Если и дальше так пойдет, скоро разрешу вставать.
   Евгений Андреевич осмотрел двух моих соседок по палате и вышел. Дверь не успела закрыться, как в нее тут же скользнула Галя.
   – Слушай, как он на тебя смотрит!
   – Как?
   – Ты что, правда, ничего не замечаешь? Да он же влюблен в тебя!
   – Галя, не выдумывай. Нормально он на меня смотрит, как на всех.
   – Нет, ну вы подумайте только! – всплеснула она руками. – Разве можно быть такой слепой?
   – Галя, не фантазируй, глупости говоришь. И потом, наверняка доктор давно и счастливо женат. Это раз. И у нас огромная разница в возрасте. Это два.
   – Какая разница в возрасте? Подумаешь, пятнадцать лет. Бывает и больше. И жены у него нет, умерла три года назад, я узнавала.
   – Да? – изумилась я. – Ну, ты даешь, какую бешеную деятельность развила…
   – Так он мне самой нравится. Евгений Андреевич такой импозантный! – вздохнула Галина. – Вот только никого, кроме тебя, он не замечает.
 
   Стремительно приближался момент выписки. Я с ужасом думала о том, что мне придется вернуться в пустой стылый дом, а я так не люблю жить одна. И еще о том, что теперь буду лишена общества Евгения Андреевича. Больше не будет мимолетных, но таких милых встреч и задушевных бесед с ним по вечерам.
   В утро выписки Евгений пригласил меня к себе в кабинет. Он подробно проинструктировал, что мне можно, а чего категорически нельзя, потом вдруг замолчал и отвернулся к окну. Молчал долго, не решаясь сказать того, чего ждала от него я, самого главного. Наконец он повернулся и, охрипнув от волнения, произнес:
   – Я не могу без тебя.
   И в его взгляде были любовь, нежность и обещание защиты.
   Вскоре Женя взял отпуск, и мы уехали отдыхать. Мой доктор так и не решился рассказать мне обо всех событиях, которые предшествовали аварии и косвенно стали ее причиной. В редакции эту щепетильную тему тоже обходили стороной. Вика уволилась, Иван мне на глаза не попадался, и я жила в счастливом неведении.
   Вспомнилось все внезапно, почти через год, теплым августовским вечером. Я торопилась домой, где меня ждали Женя и новорожденный Андрюшка, и очень нервничала. И вдруг на мокрый асфальт, ярко освещенный светом фонарей, выбежал маленький щенок. Он увидел приближающийся к нему автомобиль, замер и лег на дорогу, прижав к лапам лобастую голову. Я резко затормозила, выбежала на проезжую часть, чтобы убрать с нее щенка, и вдруг все вспомнила: тот страшный вечер, несущийся на меня «МАЗ», а также предательство Ивана и Вики – моего жениха и лучшей подруги.
   Едва я вошла в дом, как Евгений понял все.
   – Ты вспомнила… – не то утверждая, не то спрашивая, сказал он. И, не ожидая моего ответа, достал с верхней полки толстый медицинский справочник и из него вынул залитое кровью письмо.
   «Я знаю, что виноват перед тобой, – писал в нем Иван. – Наверное, мне нет прощения…»
   Ванька долго, на нескольких страницах, рассказывал, как был не прав, как жалеет о том, что потерял, вскользь, как о чем-то несущественном, упомянул о Викиной измене и о том, что чувствовал себя пешкой в чужой игре. Затем Женя мне сообщил, что в тот день, когда было написано это письмо, стоял легкий мороз, шел мелкий моросящий дождь, покрывавший асфальт ледяной коркой. И Иван на скользкой дороге не справился с управлением, ездить медленно он не умел. Машину выкинуло под мчавшийся навстречу «КамАЗ», и Ване начисто срезало голову.