Страница:
Мне стало больно. Наверное, я до сих пор любила его?
Вскоре Вика помирилась с Яковлевым и снова пришла работать в нашу редакцию. Она по-прежнему жила в квартире Ивана, как его законная жена, точнее, теперь уже вдова. Мы обходили друг друга стороной, делая вид, что между нами никогда ничего не происходило. У Вики опять были какие-то проблемы в личной жизни, но я намеренно не вдавалась в подробности. А при чьей-нибудь попытке просветить меня отвечала, что мне это безразлично.
Я чувствовала себя счастливой. Евгений оказался заботливым мужем и отцом, Андрюшка подрастал, и будущее казалось мне понятным и безоблачным.
«Восприми опасность как обещание покоя, а удачу как вестницу несчастья» – гласит одно из дзенских изречений. Оно всегда нравилось мне, но истинный его смысл до меня дошел, только когда не стало Жени.
Он умер внезапно – от остановки сердца, прямо на работе. С утра он чувствовал себя великолепно, ни на что не жаловался, и вдруг…
Я долго не могла поверить, что его больше нет.
Говорят, к нему в тот злополучный день приходила какая-то рыжеволосая девушка. Они недолго поговорили, потом Женю позвали к пациенту, умиравшему на операционном столе, а посетительница, не дождавшись его, ушла. Евгений вернулся в кабинет, выпил остывший кофе и потерял сознание. Когда его обнаружили, он уже не дышал.
Вскрытие показало наличие в организме сильного сердечного средства. К несчастью, у Евгения оказалась аллергия на этот препарат, и хотя доза была небольшой, для него она стала смертельной. Оставалось непонятным: зачем ему, никогда не жаловавшемуся на боль в сердце, понадобилось принимать лекарство? В этой истории было много неясностей, но смерть все равно списали на несчастный случай, и дело закрыли. Я же была тогда в таком состоянии, что не могла воевать.
Горе и отчаяние, навалившиеся на меня, подорвали мою веру в себя. Казалось, что все, кто становится мне близок, рано или поздно умирают, а потому я не имею права жить. Спас меня серьезный взгляд сына. С недетской мудростью малыш начал утешать меня, вытирая мои слезы своими ручонками и уговаривая потерпеть, подождать – так всегда уговаривала его я, когда он падал и ранил коленку. И мне стало стыдно. В своем эгоизме я едва не совершила подлость, едва не предала самого дорогого мне человека – маленького сына, оставив его одного в чужом и враждебном мире.
Спустя несколько дней, гуляя с ним в парке, я встретила странную женщину. Та блаженно улыбалась, глядя на моего сына, и вдруг сказала:
– Ангелы вокруг него вьются. Божье дитя. – А потом она вдруг диким взглядом окинула меня и судорожно перекрестилась: – А вокруг тебя кресты! Кресты! Береги сына, его ангелы держат тебя!
Прошло больше года со дня смерти Евгения. Я полностью погрузилась в работу и заботы о сыне, изредка выныривая из них, чтобы наскоро оглядеться по сторонам. Галя Молочкова уволилась из редакции, и теперь за ее столом сидела Серафима Ковалева. Она была всегда сдержанна, скрытна и холодна. И даже внешне старалась подчеркнуть всякое отсутствие помыслов о мирских утехах: волосы собраны в строгий пучок, темный английский костюм и мраморная неподвижность правильного лица. Этакая богиня, далекая от земной суеты.
Ее муж, Володя Ковалев, маленький, чернявый и вертлявый, работал у нас давно. Он не пропускал ни одной юбки, из-за чего слыл дамским угодником, и был всегда весел и безмятежен, как молочный поросенок. Само собой, когда в редакции появилась Серафима, резкое несходство супругов сразу бросилось в глаза.
Я теперь часто ходила в «Тройку» и работала там, выпивая немереное количество кофе и куря одну сигарету за другой. Надо сказать, что за годы работы в редакции я стала много курить, гораздо больше, чем могла себе представить раньше, но это пока меня не беспокоило. Обычно переживать о здоровье мы начинаем только тогда, когда его уже не осталось.
В тот день я, как всегда, обедала в «Тройке».
Мужчина сел за столик напротив и, опершись подбородком на сложенные в замок руки, стал задумчиво смотреть на меня. Я делала вид, что он меня не интересует, тщательно скрывая, что его внимание все же волнует меня. Он был высокий и статный и чем-то походил на Ричарда Гира, но дело было не в этом. Мужчина почему-то показался мне смутно знакомым, и это не давало мне покоя.
Когда он подозвал официанта и расплатился, я испытала одновременно чувство облегчения и досады. Облегчения, потому что странный человек сейчас уйдет – и я перестану думать о нем, а досады потому, что мне жгуче захотелось узнать, отчего его лицо мне кажется знакомым.
Мужчина встал и, неторопливо подойдя ко мне, положил на столик визитную карточку. «Даниил Сергеевич Соколов. Адвокат» – прочла я и вопросительно посмотрела на него.
– Пожалуйста, позвоните мне, – сказал он и быстро вышел.
Я мучилась примерно две недели. «Я знаю, ты когда-нибудь придешь, зайдешь случайно, повернув с дороги, небрежно пыль с плаща стряхнешь, случайно задержавшись на пороге…» Эти строки когда-то в юности написала я. Сейчас полудетские стихи постоянно вертелись в голове, не давая мне забыть случайную встречу. Я сопротивлялась, гнала мысли о «знакомом незнакомце» прочь, потому что давно решила – я больше не впущу в свою жизнь любовь.
Но в конце концов сдалась, уговорив себя, что мне совершенно необходима юридическая консультация. А еще, что следует непременно узнать, чего же на самом деле довольно известный в городе адвокат – я специально навела справки о Данииле Сергеевиче Соколове! – хотел от меня.
Однако, даже набирая номер его телефона, я все еще трусливо надеялась, что он не снимет трубку. Или его не окажется на месте. Но он ответил буквально после первого гудка.
Глава 5
Вскоре Вика помирилась с Яковлевым и снова пришла работать в нашу редакцию. Она по-прежнему жила в квартире Ивана, как его законная жена, точнее, теперь уже вдова. Мы обходили друг друга стороной, делая вид, что между нами никогда ничего не происходило. У Вики опять были какие-то проблемы в личной жизни, но я намеренно не вдавалась в подробности. А при чьей-нибудь попытке просветить меня отвечала, что мне это безразлично.
Я чувствовала себя счастливой. Евгений оказался заботливым мужем и отцом, Андрюшка подрастал, и будущее казалось мне понятным и безоблачным.
«Восприми опасность как обещание покоя, а удачу как вестницу несчастья» – гласит одно из дзенских изречений. Оно всегда нравилось мне, но истинный его смысл до меня дошел, только когда не стало Жени.
Он умер внезапно – от остановки сердца, прямо на работе. С утра он чувствовал себя великолепно, ни на что не жаловался, и вдруг…
Я долго не могла поверить, что его больше нет.
Говорят, к нему в тот злополучный день приходила какая-то рыжеволосая девушка. Они недолго поговорили, потом Женю позвали к пациенту, умиравшему на операционном столе, а посетительница, не дождавшись его, ушла. Евгений вернулся в кабинет, выпил остывший кофе и потерял сознание. Когда его обнаружили, он уже не дышал.
Вскрытие показало наличие в организме сильного сердечного средства. К несчастью, у Евгения оказалась аллергия на этот препарат, и хотя доза была небольшой, для него она стала смертельной. Оставалось непонятным: зачем ему, никогда не жаловавшемуся на боль в сердце, понадобилось принимать лекарство? В этой истории было много неясностей, но смерть все равно списали на несчастный случай, и дело закрыли. Я же была тогда в таком состоянии, что не могла воевать.
Горе и отчаяние, навалившиеся на меня, подорвали мою веру в себя. Казалось, что все, кто становится мне близок, рано или поздно умирают, а потому я не имею права жить. Спас меня серьезный взгляд сына. С недетской мудростью малыш начал утешать меня, вытирая мои слезы своими ручонками и уговаривая потерпеть, подождать – так всегда уговаривала его я, когда он падал и ранил коленку. И мне стало стыдно. В своем эгоизме я едва не совершила подлость, едва не предала самого дорогого мне человека – маленького сына, оставив его одного в чужом и враждебном мире.
Спустя несколько дней, гуляя с ним в парке, я встретила странную женщину. Та блаженно улыбалась, глядя на моего сына, и вдруг сказала:
– Ангелы вокруг него вьются. Божье дитя. – А потом она вдруг диким взглядом окинула меня и судорожно перекрестилась: – А вокруг тебя кресты! Кресты! Береги сына, его ангелы держат тебя!
Прошло больше года со дня смерти Евгения. Я полностью погрузилась в работу и заботы о сыне, изредка выныривая из них, чтобы наскоро оглядеться по сторонам. Галя Молочкова уволилась из редакции, и теперь за ее столом сидела Серафима Ковалева. Она была всегда сдержанна, скрытна и холодна. И даже внешне старалась подчеркнуть всякое отсутствие помыслов о мирских утехах: волосы собраны в строгий пучок, темный английский костюм и мраморная неподвижность правильного лица. Этакая богиня, далекая от земной суеты.
Ее муж, Володя Ковалев, маленький, чернявый и вертлявый, работал у нас давно. Он не пропускал ни одной юбки, из-за чего слыл дамским угодником, и был всегда весел и безмятежен, как молочный поросенок. Само собой, когда в редакции появилась Серафима, резкое несходство супругов сразу бросилось в глаза.
Я теперь часто ходила в «Тройку» и работала там, выпивая немереное количество кофе и куря одну сигарету за другой. Надо сказать, что за годы работы в редакции я стала много курить, гораздо больше, чем могла себе представить раньше, но это пока меня не беспокоило. Обычно переживать о здоровье мы начинаем только тогда, когда его уже не осталось.
В тот день я, как всегда, обедала в «Тройке».
Мужчина сел за столик напротив и, опершись подбородком на сложенные в замок руки, стал задумчиво смотреть на меня. Я делала вид, что он меня не интересует, тщательно скрывая, что его внимание все же волнует меня. Он был высокий и статный и чем-то походил на Ричарда Гира, но дело было не в этом. Мужчина почему-то показался мне смутно знакомым, и это не давало мне покоя.
Когда он подозвал официанта и расплатился, я испытала одновременно чувство облегчения и досады. Облегчения, потому что странный человек сейчас уйдет – и я перестану думать о нем, а досады потому, что мне жгуче захотелось узнать, отчего его лицо мне кажется знакомым.
Мужчина встал и, неторопливо подойдя ко мне, положил на столик визитную карточку. «Даниил Сергеевич Соколов. Адвокат» – прочла я и вопросительно посмотрела на него.
– Пожалуйста, позвоните мне, – сказал он и быстро вышел.
Я мучилась примерно две недели. «Я знаю, ты когда-нибудь придешь, зайдешь случайно, повернув с дороги, небрежно пыль с плаща стряхнешь, случайно задержавшись на пороге…» Эти строки когда-то в юности написала я. Сейчас полудетские стихи постоянно вертелись в голове, не давая мне забыть случайную встречу. Я сопротивлялась, гнала мысли о «знакомом незнакомце» прочь, потому что давно решила – я больше не впущу в свою жизнь любовь.
Но в конце концов сдалась, уговорив себя, что мне совершенно необходима юридическая консультация. А еще, что следует непременно узнать, чего же на самом деле довольно известный в городе адвокат – я специально навела справки о Данииле Сергеевиче Соколове! – хотел от меня.
Однако, даже набирая номер его телефона, я все еще трусливо надеялась, что он не снимет трубку. Или его не окажется на месте. Но он ответил буквально после первого гудка.
Глава 5
Прошло два года. Боль от давних событий притупилась, я почти не вспоминала Ивана, а о смерти Евгения могла уже думать без слез, как вдруг жизнь вновь напомнила о них.
Приближался праздник – День журналиста. По традиции мы всем коллективом редакции собрались в ресторан. К моей большой радости Вики с нами не должно было быть – она взяла путевку на Золотые пески и собиралась провести весь отпуск в Болгарии. А раз так, можно прийти на корпоратив с Даниилом. Признаться, когда предложила ему сопровождать меня на вечеринку, ожидала услышать отказ, но он на удивление легко согласился. Мне бы задуматься, что раз все идет так гладко – это не к добру, но я ничего не заподозрила.
Разумеется, первым человеком, кого я увидела, как только мы подъехали к ресторану, оказалась Вика. Рядом с ней маячил долговязый и белобрысый Шурик – ее новый воздыхатель.
– Дан, может, не пойдем в ресторан? – тоскливо заныла я, предчувствуя недоброе.
– Почему?
– Мне расхотелось, – не очень убедительно соврала я и мрачно уставилась в окно автомобиля.
– А мне вот, представь себе, очень хочется. Имею я право, наконец, познакомиться с твоими коллегами? Или ты что-то от меня скрываешь? – ехидно улыбнулся Дан.
– Не говори ерунды, – огрызнулась я. И снова заныла: – Ну, пожалуйста, давай лучше отправимся в другой ресторан.
– Зачем? – уперся он. А если Даниил, истинный Овен, упирается, то сдвинуть с места его невозможно. – Вон и коллеги твои собрались, смотри, как тебе рады!
Он припарковал машину, и мне ничего не оставалось, как открыть дверцу и выйти.
– Дианка, привет! – радостно кинулась ко мне Любимцева. – Мы тут решаем, куда пойти: в ресторане-то канализацию прорвало. О, да ты с мужем! А он у тебя красавчик… – кокетливо подмигнула она сильно подведенным черным карандашом глазом.
Я немножко оторопела от столь радостного приема. Вообще-то мы с Любимцевой никогда не были особо дружны, этому мешали полярные приоритеты в жизни: она обожает розовый цвет, а я его терпеть не могу.
– И что, сильно залило? – обрадовалась я, наивно надеясь, что на том вечер и закончится.
– Да кошмар! Живого места не осталось!
– Дамы и господа, – взял слово Яковлев, – сегодня на повестке дня стоит один вопрос: куда пойти отмечать наш профессиональный праздник? Не дадим осрамившемуся ресторану с его дырявой канализацией испортить нам торжество! Какие будут предложения?
– Игорь, – поежилась Серафима, – ты как на профсоюзном собрании отрапортовал.
– А давайте прямо здесь, на травке, устроимся? – жизнерадостно развел руками Ковалев, показывая на газон. – Газетки постелим, водочка, закусочка, солнышко… хорошо!
Он зажмурил глаза от предвкушения и потому не заметил, как Сима одарила его презрительным взглядом.
– Травка отменяется. Здесь на газонах сидеть запрещено. – Сусанна длинными черными ногтями подцепила из пачки дамскую сигарету и воткнула ее в четко очерченный сливовый рот.
– Сусанка, как ты можешь с таким безобразием на губах ходить? – вздохнула Любимцева. – Аж страшно на тебя смотреть – рот, как у мертвеца!
– Что поделаешь, Людмила, – Сусанна выпустила облако дыма, – кто-то впадает в розовое детство, а кто-то всегда помнит о смерти.
– И все равно, – не сдавалась Любимцева, словно не замечая провокации. – Такие губы и поцеловать-то страшно. Ты ж молодая, тебе о жизни надо думать!
– Не ссорьтесь, девочки! – К Сусанне подошла Ада и обняла ее за талию. – Кто захочет, тот все равно поцелует. Мне вот нисколечко не страшно.
И она смачно чмокнула Сусанку в губы.
– Ада, размажешь… – подруга отстранилась, а Ада в ответ громко рассмеялась.
– Может быть, пойдем в другой ресторан? – обеспокоился Агент возможным срывом всего мероприятия.
– А у меня есть предложение лучше: поехали ко мне! – громко сказала Вика. – Квартира большая, все поместимся.
«Ну уж конечно, – ядовито подумала я, – квартира Ивана, которая перешла к тебе по наследству, вполне подходящий полигон: места много, посуды тоже хватает».
Я торопливо потянула Дана за рукав.
– Данюша, что-то мне уже не хочется ничего праздновать. Поедем домой, а? Я твоих любимых творожных пончиков пожарю…
Он с удивлением оглянулся:
– С чего вдруг тебе домой захотелось? И, главное, именно тогда, когда я сгораю от нетерпения познакомиться с твоими друзьями.
– Но…
– Нет, я сказал.
Я стихла и насупилась.
Вика тем временем уже бойко ворковала по телефону.
– Поросенок? Горячий? Это здорово! Михасик, я тебя обожаю, скоро будем!
– Мальчики за водкой, девочки за закуской, – тем временем распоряжался Яковлев.
– Отменяется! – скомандовала Вика. – Сначала едем за поросенком, а все остальное купим возле моего дома, там рядом супермаркет.
Любимцева засуетилась:
– Адочка, у вас в машине для меня место найдется?
– Конечно, Людмила Анатольевна, садитесь. Сусанна подвинется.
– Не подвинусь, – буркнула Сусанка, обиженная критикой своей помады, но все-таки пересела.
– Очаровательная, ты поедешь со мной, – обратился Вася Смирнов к внештатнице Светлане, прозванной Очаровашкой за манеру во время разговора томно закатывать глаза. Девушка заочно училась на журфаке и подрабатывала сразу в нескольких газетах, но основную массу времени предпочитала торчать у нас в редакции и уже стала как своя.
Очаровашка покраснела и застучала каблучками следом за вальяжно шедшим Василием. Как только она, изящно придержав коротенькую юбочку, села на переднее сиденье его машины, фотограф газанул и круто развернулся, едва не задев стоявшую на обочине старушку. Та отшатнулась и погрозила вслед машине сухоньким кулачком.
Проводив их взглядом, Вика презрительно скривилась и гаркнула на Яковлева:
– Игорь, сколько тебя можно ждать? Садись на заднее сиденье. Шурик, поехали!
Игорь Семенович торопливо выкинул только что прикуренную сигарету и беспрекословно полез в «Ладу» Шурика. Тот недовольно скривился. Он терпеть не мог, когда его называли Шуриком, да еще прилюдно. Будучи лейтенантом ФСБ, парень страшно этим гордился и предпочитал, чтобы к нему обращались не иначе как Александр Викторович.
– Кто не знает куда, поезжайте строго за нами! – крикнула Вика, и они умчались.
Мы тронулись следом.
Первая остановка была у ресторана, где нас уже ждал его хозяин Михаил. Выкупив убыточное кафе несколько лет назад, он стилизовал его под старинную таверну и сделал ставку на незатейливую народную кухню. Вика, как раз начинавшая тогда подрабатывать рекламными статьями в газете и репортажами на местном телевидении, с рвением взялась за дело, и вскоре название «У корчмаря» не знал в городе разве только ленивый или житель дальней деревеньки, из-за отсутствия электричества никогда не смотревший телевизора и не читавший газет. В благодарность за рекламу Вика почти год обедала у Михаила бесплатно, да и после он всячески старался оказывать ей знаки внимания.
Сейчас, увидев Вику, Миша заторопился к ней навстречу, подал руку, помогая выйти из автомобиля, и они скрылись в недрах таверны. Отсутствовала Вика довольно долго, и я не удержалась, чтобы не использовать паузу в своих интересах.
– Как есть хочется… – тоскливо протянула я, с надеждой глядя на Даниила. – А еще не скоро придется. Пока овощи нарежем…
– Это недолго.
– Салаты пока сделаем…
– Купим готовые.
– Фу, – скривилась я.
– Почему «фу»? А раньше, помнится, тебе они нравились.
И тут Вика вынырнула из ресторана с аппетитным коричнево-золотистым поросенком в руках, остро пахнущим тимьяном, майораном и кинзой, и разговор завял сам собой.
Через час все радостно высаживались на стоянке перед Викиным домом. Как ни странно, Вася с Очаровашкой нас не ждали, хотя и уехали раньше всех. Их не было ни около Мишиной таверны, ни в супермаркете. Но едва мы подошли к подъезду, как показался Васин автомобиль, и Вика приостановилась.
– Вы как всегда, – ехидно прокомментировала она появление коллег. – Вам бы только жрать, а работают пусть другие.
Светлана, и так выглядевшая невеселой, совсем упала духом, а Вася ехидно ухмыльнулся:
– Так вы и без нас хорошо справились, чего всем стадом толпиться…
Вика вскипела, но ответить ничего не успела, потому что подлетела радостная Любимцева, задержавшаяся в магазине, и затарахтела:
– Викочка, я готова к труду и обороне! Что мне доверят?
– Картошку чистить, – сквозь зубы процедила Вика, – что тебе еще можно доверить?
Но Любимцева отличалась хорошим душевным здоровьем и никогда не обижалась.
Лифт, как водится, не работал. Чертыхаясь и проклиная все на свете, мы растянулись по подъезду, как караван верблюдов по Сахаре. Впереди шли самые выносливые и спортивные, последней, охая и кряхтя, плелась Любимцева. На четвертом этаже она остановилась, тяжело дыша, и махнула рукой:
– Не ждите, идите дальше без меня!
– Самоотверженно прикрыла собой тылы, – хихикнула Сусанна.
– Тылы устали и застряли, не долетев три этажа, – на мотив «Усталой подлодки» с серьезным видом спел Агент.
– Я все слышу! – крикнула снизу Любимцева. – Назло вам начну бегать по утрам.
– Давно пора, – отозвался Агент.
Вика открыла дверь, Шурик вошел и, включив в прихожей свет, понес на кухню поросенка. Сумки с продуктами сгрузили на столик у порога, и мужчины сразу, видно притомившись, отправились на балкон курить. Женщины в соответствии с доброй русской традицией двинулись на кухню. Следом за нами прибежала запыхавшаяся Любимцева и, чтобы не быть в аутсайдерах, тут же схватилась за фартук. А может, просто сильно проголодалась. Людмила вооружилась картофелечисткой и запела в такт падающим в ведро очисткам:
– Слон, – уточнила Сусанна.
– Наступил, – радостно согласилась Любимцева, – но петь я все равно люблю. Так бы целыми днями и пела!
Я меланхолично нарезала на блюдо огурцы и помидоры, украсила все веточками зелени и вручила Светлане, сидевшей у стены как пай-девочка, сложив руки и глядя на нашу возню невинными голубыми глазами:
– На, неси на стол.
Очаровашка с готовностью упорхнула и довольно быстро вернулась.
– Еще есть, что нести?
– Есть. – Серафима сунула ей в руки тарелку с колбасой. – Скажи Вике, пусть придет, найдет мне терку. Сыр натереть надо.
Светлана ушла и отсутствовала так долго, что я даже забыла, куда ее посылала Серафима. Поэтому, когда Очаровашка вновь влетела в кухню, я вздрогнула от неожиданности. Тем более что она радостно объявила:
– А ее там нет!
– Кого нет? Терки? – переспросила Серафима.
– Вики.
Я почувствовала укол в сердце – вот оно, началось – и сказала, что пойду поищу хозяйку. И нашла. В дальней комнате. Это была, вероятно, Викина спальня. Даниил сидел за столом, рассматривая альбом с фотографиями, а «сладкая девочка» откровенно обольщала моего мужа, кокетничала, томно закатывая глаза, поводя плечиком и наклоняясь так, что ее пышный бюст почти касался носа моего мужа.
Я прислонилась к дверному косяку, почувствовав слабость в ногах. И тут Вика подняла голову и невинно спросила:
– Что случилось?
– Ничего. Кроме того, что вас все ждут.
– Да, действительно, нехорошо получается. Давайте, Вика, продолжим наш разговор немного позже. – Даниил встал, а я, не ожидая, когда он подойдет ко мне, вернулась на кухню.
Голова у меня гудела, как после нокдауна. Я механически протянула руку к пачке сигарет, лежавшей на окне, достала одну и трясущимися руками прикурила.
– Ты ж вроде бросила? – удивилась Сусанна.
– Опять начала, – рассеянно ответила я. И тут увидела в руках Серафимы терку. – Ой, прости, совсем забыла, за чем ходила, – виновато произнесла я.
– Ничего, я сама нашла, – сказала она.
Сима натерла сыр, выдавила туда чеснок и, положив сметаны, начала мешать.
– Жадно куришь, будто с голодухи. Что-то случилось?
– Нет, – мотнула я головой. – Я тут чью-то сигарету без спросу стащила.
– Травись, не жалко, – откликнулась Сусанна и выпустила очередной клуб дыма в окно. – Так что там произошло? Ты сама не своя.
– Ерунда. Вялотекущая шизофрения.
– А, – кивнула она, – это не страшно. У нас она у всех. Течет.
Мы наконец сели за стол и заработали столовыми приборами. Есть мне совершенно расхотелось, и я только вяло ковыряла вилкой салат.
– Ты почему не ешь? – повернулся ко мне Даниил. – Не нравится? Может быть, тебе рыбы положить?
– Не хочу, – поморщилась я.
– Что значит «не хочу»?! – искренне изумился он.
Никогда не страдавший отсутствием аппетита, мой супруг абсолютно не понимал, как можно добровольно отказываться от еды.
– Это значит – не буду.
– Еще чего! – пробормотал Даниил и с усердием, достойным лучшего применения, накидал мне в тарелку всего, что нашел на столе. – Ешь!
– Дан, ну что ты делаешь? – заныла я.
– Какой красивый поросенок! – вдруг воскликнула Любимцева. – Помнится, на Новый год такой же был. Это не он, случайно?
Вика сразу поняла ее намек – новогоднего поросенка так и не попробовали из-за ее ссоры с Яковлевым. Скандал тогда разгорелся не на шутку, дошло до метания друг в друга посудой, и гости предпочли тихо ретироваться.
– Он, – кивнула Вика.
– Так ты бы хоть банан сменила, что ли… Вот этот, который под хвостом торчит. А можно и тот, что изо рта.
– Да чего менять, все равно это муляжи, – буркнула Вика.
– Правда?! – простодушно изумилась Светлана и дернула один банан. Пальцы провалились в спелую мякоть.
– Ты его еще за пятачок укуси для чистоты эксперимента, – съязвила Серафима.
Ее раздражало, что Ковалев не спускает глаз с юной прелестницы, и она не сдержала эмоций.
Между тем Яковлев разлил спиртное и, взяв рюмку в руку, поднялся. Тут же вскочил и Шурик.
– Разрешите мне, – оттеснил бравый лейтенант Яковлева. – Как хозяину дома, так сказать.
Игорь Семенович недобро посмотрел на него и поморщился.
– Поскольку в основном, – поднял бокал с шампанским Шурик, – здесь собрались работники пера…
– И топора, – вставил Яковлев.
Шурик зыркнул на него злым глазом и, ожидая очередного подвоха, поторопился закончить тост:
– Я предлагаю выпить за них!
– За оборзевателей и рекоспондентов! Ура, товарищи! – закончил Яковлев.
У Шурика заиграли желваки на лице. Не дожидаясь, пока он сцепится с Яковлевым, Любимцева вскочила и рявкнула:
– Так выпьем же за нас! За четвертую власть!
Все чокнулись, выпили и заработали вилками.
– Людочка, как ты в Белокаменную съездила? – спросила Серафима, меланхолично наблюдая, как Яковлев и Шурик наперебой подкладывают на тарелку Вики лучшие куски, а та поочередно кормит обоих поклонников – протягивает им иссиня-черные мясистые оливки кончиками пальцев. Мужчины снимали их губами. Все это походило на кормежку зверей в зоопарке и смотрелось глупо и смешно.
Любимцева поправила розовые цветочки-заколочки в выжженных перекисью волосах и мечтательно произнесла:
– Ой, хорошо съездила, Сима…
– Так расскажи, что было, что видела, – попросила та.
– Слушай, история со мной одна произошла… цирк, да и только! – Любимцева с хрустом закусила соленым огурчиком и продолжила: – Представляешь, прогуливаюсь по Москве и вдруг набредаю на фешенебельный бутик. А там объявление: «Сегодня у нас распродажа, все товары по сниженным ценам, скидки – 50 процентов!» Конечно, я вошла. Смотрю, а там белье – просто отпад. И цены вполне приемлемые: сто, двести, самое дорогое – четыреста. Глянула в кошелек – почти две тысячи еще есть. Ну, я на радостях набрала и себе, и дочери, и сестре. Подхожу к кассе, а там выясняется, что цены-то – в долларах. А я, растяпа, думала, что в рублях. Чуть со стыда не сгорела! Жалко, конечно, уже размечталась перед молодым любовником в красивом белье покрасоваться…
– И что, ты так ничего и не купила? – огорчилась за нее Светлана.
– Господи, ты что, считать не умеешь?! – воскликнула Ковалева. – Цены были в долларах! У нее даже на одни приличные трусы не хватало!
Глаза у Светланы округлились, и она замерла, не в силах переварить услышанное. Стоимость белья размером в ее месячную зарплату поражала воображение. А потом Очаровашка заметила:
– Не очень-то умно за фирму переплачивать, у нас на рынке не хуже можно купить.
Светлане было восемнадцать, мама ее работала библиотекарем, а папаша давным-давно исчез, оставив о себе лишь смутные воспоминания. И поскольку собственных мыслей у Светы еще было мало, то сейчас, надо полагать, она озвучила точку зрения своей маменьки, вызвав минуту напряженной тишины.
– Ой, анекдот новый слышала, очень мне понравился! – прервала паузу Любимцева.
– Рассказывай, – оживилась Вика.
– Два старых еврея прогуливаются по одесской набережной… – начала Людмила.
– Слышали уже, – перебил ее Яковлев. – Чего это тебя на национальную тему потянуло?
– И сколько лет знатоку анекдотов? – понимающе подмигнул Ковалев.
– Двадцать шесть, – явно испытывая удовольствие от самого факта, просветила общественность Людмила Анатольевна.
– Вика, передай мне, пожалуйста, селедочку под шубой, – растянул в улыбке губы Вася. Глаза же фотографа при этом оставались серьезными, что производило неприятное впечатление.
Вика молча подвинула к нему селедочницу.
– Правда, Вика у нас в редакции самая красивая девушка? – ухмыльнулся Вася, повернувшись к Даниилу.
У Дана от такой бесцеремонности вытянулось лицо.
– Для меня самая красивая – моя жена, – галантно выкрутился он, заставив меня от досады прикусить язык, чтоб не ляпнуть что-нибудь скандальное. Дану ужасно не нравится, когда я опускаюсь до базарного этикета.
Собственно говоря, мне много и не надо. Убрал бы он из своей речи всего два слова: «для меня», и я была бы полностью удовлетворена. Не потому, что считаю себя самой красивой, а потому что ответ должен быть равноценным вопросу.
В этот момент мне вдруг показалось, что Вася что-то быстро шепнул Вике, после чего та дернулась и сбила на пол салатницу с «оливье». Не знаю, было ли жалко Васе салат или посуду, но Вику он пожалел.
– Ничего, ничего, дорогая, – дружески потрепал он ее по плечу, – с кем не бывает.
Вика резко сбросила его руку и, в сердцах швырнув скомканную салфетку на тарелку, вышла. Следом за ней подорвался Шурик.
– Ой-ей, побежал утешать, – прокомментировал Василий. – Футы-нуты, нервные мы какие!
Он делано рассмеялся и, развязно взяв за руку Светлану, притянул ее к себе. Очаровашка покорно прильнула к нему, восторженно глядя на него голубенькими глазками из-под реденькой беленькой челки. И тут же предложила:
– Потанцуем?
– Музыка слишком тихая, – отмахнулся он.
– Я сейчас сделаю громче! – сказала Света.
Девушка побежала к магнитофону, Смирнов, проводив ее ироничным взглядом, повернулся к Яковлеву и процедил:
– Пойду, воздухом подышу. Душно что-то. – И он вышел.
Света сникла, руки ее безвольно опустились, и тут любвеобильное сердце Ковалева не выдержало. Он взял ее за талию и повел танцевать.
Приближался праздник – День журналиста. По традиции мы всем коллективом редакции собрались в ресторан. К моей большой радости Вики с нами не должно было быть – она взяла путевку на Золотые пески и собиралась провести весь отпуск в Болгарии. А раз так, можно прийти на корпоратив с Даниилом. Признаться, когда предложила ему сопровождать меня на вечеринку, ожидала услышать отказ, но он на удивление легко согласился. Мне бы задуматься, что раз все идет так гладко – это не к добру, но я ничего не заподозрила.
Разумеется, первым человеком, кого я увидела, как только мы подъехали к ресторану, оказалась Вика. Рядом с ней маячил долговязый и белобрысый Шурик – ее новый воздыхатель.
– Дан, может, не пойдем в ресторан? – тоскливо заныла я, предчувствуя недоброе.
– Почему?
– Мне расхотелось, – не очень убедительно соврала я и мрачно уставилась в окно автомобиля.
– А мне вот, представь себе, очень хочется. Имею я право, наконец, познакомиться с твоими коллегами? Или ты что-то от меня скрываешь? – ехидно улыбнулся Дан.
– Не говори ерунды, – огрызнулась я. И снова заныла: – Ну, пожалуйста, давай лучше отправимся в другой ресторан.
– Зачем? – уперся он. А если Даниил, истинный Овен, упирается, то сдвинуть с места его невозможно. – Вон и коллеги твои собрались, смотри, как тебе рады!
Он припарковал машину, и мне ничего не оставалось, как открыть дверцу и выйти.
– Дианка, привет! – радостно кинулась ко мне Любимцева. – Мы тут решаем, куда пойти: в ресторане-то канализацию прорвало. О, да ты с мужем! А он у тебя красавчик… – кокетливо подмигнула она сильно подведенным черным карандашом глазом.
Я немножко оторопела от столь радостного приема. Вообще-то мы с Любимцевой никогда не были особо дружны, этому мешали полярные приоритеты в жизни: она обожает розовый цвет, а я его терпеть не могу.
– И что, сильно залило? – обрадовалась я, наивно надеясь, что на том вечер и закончится.
– Да кошмар! Живого места не осталось!
– Дамы и господа, – взял слово Яковлев, – сегодня на повестке дня стоит один вопрос: куда пойти отмечать наш профессиональный праздник? Не дадим осрамившемуся ресторану с его дырявой канализацией испортить нам торжество! Какие будут предложения?
– Игорь, – поежилась Серафима, – ты как на профсоюзном собрании отрапортовал.
– А давайте прямо здесь, на травке, устроимся? – жизнерадостно развел руками Ковалев, показывая на газон. – Газетки постелим, водочка, закусочка, солнышко… хорошо!
Он зажмурил глаза от предвкушения и потому не заметил, как Сима одарила его презрительным взглядом.
– Травка отменяется. Здесь на газонах сидеть запрещено. – Сусанна длинными черными ногтями подцепила из пачки дамскую сигарету и воткнула ее в четко очерченный сливовый рот.
– Сусанка, как ты можешь с таким безобразием на губах ходить? – вздохнула Любимцева. – Аж страшно на тебя смотреть – рот, как у мертвеца!
– Что поделаешь, Людмила, – Сусанна выпустила облако дыма, – кто-то впадает в розовое детство, а кто-то всегда помнит о смерти.
– И все равно, – не сдавалась Любимцева, словно не замечая провокации. – Такие губы и поцеловать-то страшно. Ты ж молодая, тебе о жизни надо думать!
– Не ссорьтесь, девочки! – К Сусанне подошла Ада и обняла ее за талию. – Кто захочет, тот все равно поцелует. Мне вот нисколечко не страшно.
И она смачно чмокнула Сусанку в губы.
– Ада, размажешь… – подруга отстранилась, а Ада в ответ громко рассмеялась.
– Может быть, пойдем в другой ресторан? – обеспокоился Агент возможным срывом всего мероприятия.
– А у меня есть предложение лучше: поехали ко мне! – громко сказала Вика. – Квартира большая, все поместимся.
«Ну уж конечно, – ядовито подумала я, – квартира Ивана, которая перешла к тебе по наследству, вполне подходящий полигон: места много, посуды тоже хватает».
Я торопливо потянула Дана за рукав.
– Данюша, что-то мне уже не хочется ничего праздновать. Поедем домой, а? Я твоих любимых творожных пончиков пожарю…
Он с удивлением оглянулся:
– С чего вдруг тебе домой захотелось? И, главное, именно тогда, когда я сгораю от нетерпения познакомиться с твоими друзьями.
– Но…
– Нет, я сказал.
Я стихла и насупилась.
Вика тем временем уже бойко ворковала по телефону.
– Поросенок? Горячий? Это здорово! Михасик, я тебя обожаю, скоро будем!
– Мальчики за водкой, девочки за закуской, – тем временем распоряжался Яковлев.
– Отменяется! – скомандовала Вика. – Сначала едем за поросенком, а все остальное купим возле моего дома, там рядом супермаркет.
Любимцева засуетилась:
– Адочка, у вас в машине для меня место найдется?
– Конечно, Людмила Анатольевна, садитесь. Сусанна подвинется.
– Не подвинусь, – буркнула Сусанка, обиженная критикой своей помады, но все-таки пересела.
– Очаровательная, ты поедешь со мной, – обратился Вася Смирнов к внештатнице Светлане, прозванной Очаровашкой за манеру во время разговора томно закатывать глаза. Девушка заочно училась на журфаке и подрабатывала сразу в нескольких газетах, но основную массу времени предпочитала торчать у нас в редакции и уже стала как своя.
Очаровашка покраснела и застучала каблучками следом за вальяжно шедшим Василием. Как только она, изящно придержав коротенькую юбочку, села на переднее сиденье его машины, фотограф газанул и круто развернулся, едва не задев стоявшую на обочине старушку. Та отшатнулась и погрозила вслед машине сухоньким кулачком.
Проводив их взглядом, Вика презрительно скривилась и гаркнула на Яковлева:
– Игорь, сколько тебя можно ждать? Садись на заднее сиденье. Шурик, поехали!
Игорь Семенович торопливо выкинул только что прикуренную сигарету и беспрекословно полез в «Ладу» Шурика. Тот недовольно скривился. Он терпеть не мог, когда его называли Шуриком, да еще прилюдно. Будучи лейтенантом ФСБ, парень страшно этим гордился и предпочитал, чтобы к нему обращались не иначе как Александр Викторович.
– Кто не знает куда, поезжайте строго за нами! – крикнула Вика, и они умчались.
Мы тронулись следом.
Первая остановка была у ресторана, где нас уже ждал его хозяин Михаил. Выкупив убыточное кафе несколько лет назад, он стилизовал его под старинную таверну и сделал ставку на незатейливую народную кухню. Вика, как раз начинавшая тогда подрабатывать рекламными статьями в газете и репортажами на местном телевидении, с рвением взялась за дело, и вскоре название «У корчмаря» не знал в городе разве только ленивый или житель дальней деревеньки, из-за отсутствия электричества никогда не смотревший телевизора и не читавший газет. В благодарность за рекламу Вика почти год обедала у Михаила бесплатно, да и после он всячески старался оказывать ей знаки внимания.
Сейчас, увидев Вику, Миша заторопился к ней навстречу, подал руку, помогая выйти из автомобиля, и они скрылись в недрах таверны. Отсутствовала Вика довольно долго, и я не удержалась, чтобы не использовать паузу в своих интересах.
– Как есть хочется… – тоскливо протянула я, с надеждой глядя на Даниила. – А еще не скоро придется. Пока овощи нарежем…
– Это недолго.
– Салаты пока сделаем…
– Купим готовые.
– Фу, – скривилась я.
– Почему «фу»? А раньше, помнится, тебе они нравились.
И тут Вика вынырнула из ресторана с аппетитным коричнево-золотистым поросенком в руках, остро пахнущим тимьяном, майораном и кинзой, и разговор завял сам собой.
Через час все радостно высаживались на стоянке перед Викиным домом. Как ни странно, Вася с Очаровашкой нас не ждали, хотя и уехали раньше всех. Их не было ни около Мишиной таверны, ни в супермаркете. Но едва мы подошли к подъезду, как показался Васин автомобиль, и Вика приостановилась.
– Вы как всегда, – ехидно прокомментировала она появление коллег. – Вам бы только жрать, а работают пусть другие.
Светлана, и так выглядевшая невеселой, совсем упала духом, а Вася ехидно ухмыльнулся:
– Так вы и без нас хорошо справились, чего всем стадом толпиться…
Вика вскипела, но ответить ничего не успела, потому что подлетела радостная Любимцева, задержавшаяся в магазине, и затарахтела:
– Викочка, я готова к труду и обороне! Что мне доверят?
– Картошку чистить, – сквозь зубы процедила Вика, – что тебе еще можно доверить?
Но Любимцева отличалась хорошим душевным здоровьем и никогда не обижалась.
Лифт, как водится, не работал. Чертыхаясь и проклиная все на свете, мы растянулись по подъезду, как караван верблюдов по Сахаре. Впереди шли самые выносливые и спортивные, последней, охая и кряхтя, плелась Любимцева. На четвертом этаже она остановилась, тяжело дыша, и махнула рукой:
– Не ждите, идите дальше без меня!
– Самоотверженно прикрыла собой тылы, – хихикнула Сусанна.
– Тылы устали и застряли, не долетев три этажа, – на мотив «Усталой подлодки» с серьезным видом спел Агент.
– Я все слышу! – крикнула снизу Любимцева. – Назло вам начну бегать по утрам.
– Давно пора, – отозвался Агент.
Вика открыла дверь, Шурик вошел и, включив в прихожей свет, понес на кухню поросенка. Сумки с продуктами сгрузили на столик у порога, и мужчины сразу, видно притомившись, отправились на балкон курить. Женщины в соответствии с доброй русской традицией двинулись на кухню. Следом за нами прибежала запыхавшаяся Любимцева и, чтобы не быть в аутсайдерах, тут же схватилась за фартук. А может, просто сильно проголодалась. Людмила вооружилась картофелечисткой и запела в такт падающим в ведро очисткам:
– Ой, Люда, – потрясла головой Серафима, будто отгоняя назойливую муху, – тебе медведь на ухо наступил.
Миленький ты мой,
Возьми меня с собой!
Там, в краю далеком,
Буду тебе женой.
– Слон, – уточнила Сусанна.
– Наступил, – радостно согласилась Любимцева, – но петь я все равно люблю. Так бы целыми днями и пела!
Я меланхолично нарезала на блюдо огурцы и помидоры, украсила все веточками зелени и вручила Светлане, сидевшей у стены как пай-девочка, сложив руки и глядя на нашу возню невинными голубыми глазами:
– На, неси на стол.
Очаровашка с готовностью упорхнула и довольно быстро вернулась.
– Еще есть, что нести?
– Есть. – Серафима сунула ей в руки тарелку с колбасой. – Скажи Вике, пусть придет, найдет мне терку. Сыр натереть надо.
Светлана ушла и отсутствовала так долго, что я даже забыла, куда ее посылала Серафима. Поэтому, когда Очаровашка вновь влетела в кухню, я вздрогнула от неожиданности. Тем более что она радостно объявила:
– А ее там нет!
– Кого нет? Терки? – переспросила Серафима.
– Вики.
Я почувствовала укол в сердце – вот оно, началось – и сказала, что пойду поищу хозяйку. И нашла. В дальней комнате. Это была, вероятно, Викина спальня. Даниил сидел за столом, рассматривая альбом с фотографиями, а «сладкая девочка» откровенно обольщала моего мужа, кокетничала, томно закатывая глаза, поводя плечиком и наклоняясь так, что ее пышный бюст почти касался носа моего мужа.
Я прислонилась к дверному косяку, почувствовав слабость в ногах. И тут Вика подняла голову и невинно спросила:
– Что случилось?
– Ничего. Кроме того, что вас все ждут.
– Да, действительно, нехорошо получается. Давайте, Вика, продолжим наш разговор немного позже. – Даниил встал, а я, не ожидая, когда он подойдет ко мне, вернулась на кухню.
Голова у меня гудела, как после нокдауна. Я механически протянула руку к пачке сигарет, лежавшей на окне, достала одну и трясущимися руками прикурила.
– Ты ж вроде бросила? – удивилась Сусанна.
– Опять начала, – рассеянно ответила я. И тут увидела в руках Серафимы терку. – Ой, прости, совсем забыла, за чем ходила, – виновато произнесла я.
– Ничего, я сама нашла, – сказала она.
Сима натерла сыр, выдавила туда чеснок и, положив сметаны, начала мешать.
– Жадно куришь, будто с голодухи. Что-то случилось?
– Нет, – мотнула я головой. – Я тут чью-то сигарету без спросу стащила.
– Травись, не жалко, – откликнулась Сусанна и выпустила очередной клуб дыма в окно. – Так что там произошло? Ты сама не своя.
– Ерунда. Вялотекущая шизофрения.
– А, – кивнула она, – это не страшно. У нас она у всех. Течет.
Мы наконец сели за стол и заработали столовыми приборами. Есть мне совершенно расхотелось, и я только вяло ковыряла вилкой салат.
– Ты почему не ешь? – повернулся ко мне Даниил. – Не нравится? Может быть, тебе рыбы положить?
– Не хочу, – поморщилась я.
– Что значит «не хочу»?! – искренне изумился он.
Никогда не страдавший отсутствием аппетита, мой супруг абсолютно не понимал, как можно добровольно отказываться от еды.
– Это значит – не буду.
– Еще чего! – пробормотал Даниил и с усердием, достойным лучшего применения, накидал мне в тарелку всего, что нашел на столе. – Ешь!
– Дан, ну что ты делаешь? – заныла я.
– Какой красивый поросенок! – вдруг воскликнула Любимцева. – Помнится, на Новый год такой же был. Это не он, случайно?
Вика сразу поняла ее намек – новогоднего поросенка так и не попробовали из-за ее ссоры с Яковлевым. Скандал тогда разгорелся не на шутку, дошло до метания друг в друга посудой, и гости предпочли тихо ретироваться.
– Он, – кивнула Вика.
– Так ты бы хоть банан сменила, что ли… Вот этот, который под хвостом торчит. А можно и тот, что изо рта.
– Да чего менять, все равно это муляжи, – буркнула Вика.
– Правда?! – простодушно изумилась Светлана и дернула один банан. Пальцы провалились в спелую мякоть.
– Ты его еще за пятачок укуси для чистоты эксперимента, – съязвила Серафима.
Ее раздражало, что Ковалев не спускает глаз с юной прелестницы, и она не сдержала эмоций.
Между тем Яковлев разлил спиртное и, взяв рюмку в руку, поднялся. Тут же вскочил и Шурик.
– Разрешите мне, – оттеснил бравый лейтенант Яковлева. – Как хозяину дома, так сказать.
Игорь Семенович недобро посмотрел на него и поморщился.
– Поскольку в основном, – поднял бокал с шампанским Шурик, – здесь собрались работники пера…
– И топора, – вставил Яковлев.
Шурик зыркнул на него злым глазом и, ожидая очередного подвоха, поторопился закончить тост:
– Я предлагаю выпить за них!
– За оборзевателей и рекоспондентов! Ура, товарищи! – закончил Яковлев.
У Шурика заиграли желваки на лице. Не дожидаясь, пока он сцепится с Яковлевым, Любимцева вскочила и рявкнула:
– Так выпьем же за нас! За четвертую власть!
Все чокнулись, выпили и заработали вилками.
– Людочка, как ты в Белокаменную съездила? – спросила Серафима, меланхолично наблюдая, как Яковлев и Шурик наперебой подкладывают на тарелку Вики лучшие куски, а та поочередно кормит обоих поклонников – протягивает им иссиня-черные мясистые оливки кончиками пальцев. Мужчины снимали их губами. Все это походило на кормежку зверей в зоопарке и смотрелось глупо и смешно.
Любимцева поправила розовые цветочки-заколочки в выжженных перекисью волосах и мечтательно произнесла:
– Ой, хорошо съездила, Сима…
– Так расскажи, что было, что видела, – попросила та.
– Слушай, история со мной одна произошла… цирк, да и только! – Любимцева с хрустом закусила соленым огурчиком и продолжила: – Представляешь, прогуливаюсь по Москве и вдруг набредаю на фешенебельный бутик. А там объявление: «Сегодня у нас распродажа, все товары по сниженным ценам, скидки – 50 процентов!» Конечно, я вошла. Смотрю, а там белье – просто отпад. И цены вполне приемлемые: сто, двести, самое дорогое – четыреста. Глянула в кошелек – почти две тысячи еще есть. Ну, я на радостях набрала и себе, и дочери, и сестре. Подхожу к кассе, а там выясняется, что цены-то – в долларах. А я, растяпа, думала, что в рублях. Чуть со стыда не сгорела! Жалко, конечно, уже размечталась перед молодым любовником в красивом белье покрасоваться…
– И что, ты так ничего и не купила? – огорчилась за нее Светлана.
– Господи, ты что, считать не умеешь?! – воскликнула Ковалева. – Цены были в долларах! У нее даже на одни приличные трусы не хватало!
Глаза у Светланы округлились, и она замерла, не в силах переварить услышанное. Стоимость белья размером в ее месячную зарплату поражала воображение. А потом Очаровашка заметила:
– Не очень-то умно за фирму переплачивать, у нас на рынке не хуже можно купить.
Светлане было восемнадцать, мама ее работала библиотекарем, а папаша давным-давно исчез, оставив о себе лишь смутные воспоминания. И поскольку собственных мыслей у Светы еще было мало, то сейчас, надо полагать, она озвучила точку зрения своей маменьки, вызвав минуту напряженной тишины.
– Ой, анекдот новый слышала, очень мне понравился! – прервала паузу Любимцева.
– Рассказывай, – оживилась Вика.
– Два старых еврея прогуливаются по одесской набережной… – начала Людмила.
– Слышали уже, – перебил ее Яковлев. – Чего это тебя на национальную тему потянуло?
– И сколько лет знатоку анекдотов? – понимающе подмигнул Ковалев.
– Двадцать шесть, – явно испытывая удовольствие от самого факта, просветила общественность Людмила Анатольевна.
– Вика, передай мне, пожалуйста, селедочку под шубой, – растянул в улыбке губы Вася. Глаза же фотографа при этом оставались серьезными, что производило неприятное впечатление.
Вика молча подвинула к нему селедочницу.
– Правда, Вика у нас в редакции самая красивая девушка? – ухмыльнулся Вася, повернувшись к Даниилу.
У Дана от такой бесцеремонности вытянулось лицо.
– Для меня самая красивая – моя жена, – галантно выкрутился он, заставив меня от досады прикусить язык, чтоб не ляпнуть что-нибудь скандальное. Дану ужасно не нравится, когда я опускаюсь до базарного этикета.
Собственно говоря, мне много и не надо. Убрал бы он из своей речи всего два слова: «для меня», и я была бы полностью удовлетворена. Не потому, что считаю себя самой красивой, а потому что ответ должен быть равноценным вопросу.
В этот момент мне вдруг показалось, что Вася что-то быстро шепнул Вике, после чего та дернулась и сбила на пол салатницу с «оливье». Не знаю, было ли жалко Васе салат или посуду, но Вику он пожалел.
– Ничего, ничего, дорогая, – дружески потрепал он ее по плечу, – с кем не бывает.
Вика резко сбросила его руку и, в сердцах швырнув скомканную салфетку на тарелку, вышла. Следом за ней подорвался Шурик.
– Ой-ей, побежал утешать, – прокомментировал Василий. – Футы-нуты, нервные мы какие!
Он делано рассмеялся и, развязно взяв за руку Светлану, притянул ее к себе. Очаровашка покорно прильнула к нему, восторженно глядя на него голубенькими глазками из-под реденькой беленькой челки. И тут же предложила:
– Потанцуем?
– Музыка слишком тихая, – отмахнулся он.
– Я сейчас сделаю громче! – сказала Света.
Девушка побежала к магнитофону, Смирнов, проводив ее ироничным взглядом, повернулся к Яковлеву и процедил:
– Пойду, воздухом подышу. Душно что-то. – И он вышел.
Света сникла, руки ее безвольно опустились, и тут любвеобильное сердце Ковалева не выдержало. Он взял ее за талию и повел танцевать.