Мы как-то реагируем лишь на малые части электромагнитного и акустического спектров. Мы не слышим ультразвука, в отличие, например, от собак. Разрешающая способность нашего зрения попросту ничтожна, мы и видим тоже очень «мало». Одна немка, у которой эта способность была несколько гипертрофированна, не могла смотреть телевизор, ибо различала точки, из которых составляется изображение на кинескопе. Аборигены Австралии видят мелькающие кинокадры, а не кинофильм.
   Если бы, предположим, степень выработки алкалоидов организмом была столь же завышена (по аналогии с упомянутым ранее японским солдатом — «крахмальным алкоголиком»), то люди были бы более «пьяными». При этом бы, как у это и бывает при «вульгарном» опьянении, наблюдаемые предметы в глазах людей двоились, а при приближении к ним, они сливались в один.
   И тогда философы такого «нового, дважды прекрасного мира» говорили бы, что люди видят якобы «простую вещь» и «вещь в себе» (её истинную суть), последняя внешне, на расстоянии неотличима от просто «вещи», но при попытке рассмотреть её поближе она исчезает. Теологи говорили бы о греховности человека, поэтому в наказание «второй, горний мир» от него ускользает. Оккультисты же пытались бы проникать в этот второй, двоящийся, ускользающий мир, дополнительно напиваясь или принимая наркотики. Некоторые же из них, в пику первым, нюхали бы нашатырный спирт, тем самым «протрезвлялись» и видели только один предмет, поэтому все считали бы их деградантами-токсикоманами.

Гении одной роли

   В данном контексте примечательно то, что слава, успех в искусстве воздействуют на организм, подобно алкоголю и наркотикам. Имеется в виду непомерно большая слава или чрезмерное упоение не слишком большой популярностью, типа «гениев одной ночи» — авторов одной песни, одной книги, актёров одной-единственной роли в фильме:
   — Вы что, собаки, не видите, что перед вами сам Захариабашидзе?! Дайте пройти, сволочи, вне очереди на фуникулёр! — (это действительный случай, но фамилия и текст слегка изменены, «преувеличены»).
   Аналогия в этом сходстве имеет глубинный характер, различаясь лишь внешними проявлениями и второстепенными факторами. Овации, почести, получение букетов и раздача автографов стимулируют зоны удовольствия, вырабатывающие вышеупомянутые эндогенные морфины, алкалоиды и опиаты, заменяя тем самым рюмки и шприцы.
   Опьянение славой, упоение успехом действуют на организм (особенно на хищный) наиболее эффективно, даже сильнее классической водки, ибо они действуют напрямую, непосредственно, минуя предостерегающие механизмы, расположенные в бренных частях организма — типа возникновения рвотного рефлекса на ранней стадии алкоголизма. Этот «кайф славы» похож на прямой, или открытый «интеллектуально-эмоциональный массаж» зон удовольствия мозга, при котором «вульгарный» желудок минуется, попросту не требуется.
   Но в итоге механизмы выработки этих самых алкалоидов, морфинов и опиатов, грубо говоря, изнашиваются. Довольствоваться малым — это не что иное, как щадящий режим для них. И если они разрушаются, то начинается процесс, полностью аналогичный негативным сдвигам в организме при алкоголизме развитой второй стадии, а то и запущенной третьей — «ветеранской». Если долго не хвалят критики (или не ругают, что одно и то же), то возникает типичный абстинентный синдром. Именно здесь можно увидеть как происходит непосредственное слияние воздействия искусства и алкоголя на организм. Дело в том, что абстинентный синдром художественный, «похмелье от искусства» успешно устраняется (прямо-таки «лечится»!) именно алкоголем. И такое «самолечение», ни для кого не секрет, весьма распространено среди «покалеченных» Великим Искусством индивидов.
   Толерантность, привыкание к славе проявляется точно так же как и в алкогольном варианте — в полной утрате чувства меры и постоянного требования всё больших количеств хвалы, «доз» почестей, порций лести, облаков фимиама. Если алкоголь, в качестве компенсатора, на этой стадии интоксикации организма славой не используется, то возникают невротические последствия в весьма серьёзных своих проявлениях: от капризности и истеричности с разбиванием дорогих китайских ваз (Сара Бернар, Элизабет Тейлор) до драчливости и эпатажных выходок на грани уголовного фола и по за гранью (Сергей Захаров, Георгий Юматов). Неким слабым утешением здесь могут явиться аналоги безалкогольных суррогатов, типа поисков поклонников любого пошиба или самообслуживание — покупка самому себе пышных букетов цветов, наём шумных клакеров.
   Следует отметить, что неизбалованность славой, успехом и достатком приносит творческой личности в определённых случаях много позитивного. Например, становится понятным прочный и даже закономерный успех в искусстве деятеля, в начале творческого пути не признанного, обшиканного и освистанного в своём дебюте. Такой нередко будущий отечественный классик карабкается постепенно, работает до седьмого пота — это, по большей части, диффузники «упрямого», «подагрического» типа. Кропотливо приближает он свой более поздний, зато более основательный успехтриумф, после чего пополняет мрачную когорту гонителей молодых, действуя так же упрямо и настойчиво Такому надёжному продвижению к высотам мастерства в немалой степени способствуют какие-либо имеющиеся физиологические и психологические изъяны, вызывающие «комплекс неполноценности». Всё это в общих чертах совпадает с той ситуацией, когда человек в молодости не пьёт, не курит, и в таком случае он позже становится алкоголиком, удивляя собутыльников прекрасной «формой» в час своего «триумфа».

Слуги Олуха Царя Небесного

   Можно сказать, «родственная» ситуация «привыкания к месту благ и славы», с печальной необходимостью затем «отвыкать» от этой «пагубной привычки», возникает и в политике. Например, при изгнании с крупных административно-политических постов, при «отзыве слуг и представителей народа» (бывших номенклатурщиков или равно нынешних всевозможных депутатов) из правительственных кругов. Так же, как раньше им предоставлялось всё, так же потом труднее угодить им уже даже по мелочам. Здесь — истоки происхождения системы номенклатурных должностей. Ибо вред от бесповоротно изгнанных мог бы представить серьёзную опасность для общества — как советского, так и нынешнего российского. Бывшие директора и секретари пошли бы на любое преступление, а тут у них опыт «дай боже», почище чем у иного рецидивиста, но за лопату не взялись бы ни за что. Только поэтому Сталину, оказавшемуся удивительно (подсознательно?) прозорливым в этом деле, приходилось их сажать или расстреливать.
   С видовой точки зрения Ленин и Сталин — на пару — создали не что иное, как в чистом виде систему борьбы с хищными гоминидами. Принцип «кто не работает — тот не ест» является неким отображением того факта, что для хищных гоминид честный созидательный труд невыносим. Постоянная же угроза сурового наказания для самого высокого начальства — отображение второй хищной доминанты: параноидальное стремление к власти ради самой власти (лезли туда, несмотря на высокую вероятность расстрела). Таким образом, принудительное трудовое перевоспитание и постоянная подрасстрельная ротация зарвавшихся руководителей всех рангов — это необходимая и почти достаточная система мер борьбы с хищными гоминидами в справедливом (= нехищном) обществе. Конечно же. самый эффективный метод борьбы с хищными гоминидами — это трудовая самоорганизация, ибо в честном трудовом коллективе им и не скрыться, и не удержаться, коллектив всегда выявляет «своих» подлецов.
   Такое справедливое общество в упоминавшейся книге «Духовный кризис» именуется «светлым», в отличие от безнравственного «тёмного». «Кто не хочет честно трудиться и/или всеми неправдами рвётся к власти — тот не человек». Постоянно выявлять «пятна дёгтя в бочке мёда» и нещадно удалять их, не давая им никакой возможности расплываться. «Лес рубят — щепки летят»: часть мёда, хоть как-то затронутая дёгтем, поневоле тоже удаляется. Если эти меры не принимаются, то нехищному (светлому) обществу — конец, что и случилось с СССР. К бесконтрольной власти дорвались хищные гоминиды, отменившие опасные для них «правила».
   Сейчас бывшие номенклатурщики вновь находятся у власти (и экономической, и политической), все они как-то пристроились в нужных для себя её эшелонах. Другое дело, что в плане созидательной работы они абсолютно бесперспективны. Ведь их незабвенный стиль руководства («давай-давай, иначе тебе плохо будет!») — полностью совпадает с уголовно-гангстерским «менеджментом». И поэтому они способны лишь «успешно» разрушать страну.
   Яркий тому пример — номенклатурный «строитель» Ельцин, который, подобно пьяному взрывнику, польстившемуся на обещанную американским шпионом бутылку дешёвого виски, разрушил СССР, а затем уже в пьяном угаре от «принятой на грудь банки» заморской сивухи принялся крушить Россию. Но винить в случившемся со страной единственно только власти (уже уволенного по «собственному желанию» Ельцина, всех его зарубежных «друзей», а также его предшественников в лице Горбачёва с его Политбюро) тоже нельзя. Кто же знал, что сам Господин Русский Народ окажется таким непроходимым олухом?! А с учётом его богоносности, — то и Олухом Царя Небесного?! Вовремя не затоптали насмерть врагов народа мы, а теперь уже — поздно, они вцепились мёртвой хваткой в нас.
   Ещё один немаловажный «плюс» номенклатуры состоит в том, что от его личного состава требуется, собственно, очень мало, т.к. руководить особо нечем, а вся энергия уходит на сохранение своей власти и личное благоустройство. Дело в том, что начиная с XVII века в России руководят не делом, а людьми. Начало этого негативного процесса легко отследить по его увязке с началом закрепощения личности на Руси. Поэтому менять советского (а шире, и российского) руководителя на более умного было бы просто глупо. Здесь, как нигде в мире, руководителю нужны такие качества, как именно «недалёкость» и нерассуждающая исполнительность.
   Согласно исследованиям психологов, высокоинтеллектуальные лидеры менее заинтересованы в результате деятельности. Это — некая социально-психологическая инверсия профессионального кретинизма. Поэтому — в нашем случае — они, увидев вздорность того или иного мероприятия (а таковых было пруд пруди), вряд ли стали бы мучить людей и требовать от них неукоснительности. В то время как всепоглощённый в административную деятельность дебил «живота свояго» не пощадит, но будет продолжать приказывать своим подчинённым делать то, что ему самому приказали сверху.
   Поэтому просто наивными, мягко говоря, выглядели тогдашние попытки высечь какую-то искру инициативы из руководства любого звена. Но особенно иллюстративно выпятилось это обстоятельство именно сейчас, когда уже, казалось бы, «всё можно»: «твори, выдумывай, пробуй»! Тем не менее, вся эта номенклатурная шатия-братия не занимается абсолютно ничем для блага страны, для народа, а только тем, чем занималась и раньше — воровством и борьбой за власть. Воруют, правда, теперь неизмеримо больше, да и «борьба за власть при продвижении к капитализму обострилась». Всё что есть у них «позитивного» — это пустые и лживые разговоры для отвода глаз и для саморекламы.
   В этой связи нельзя не отметить очень важное обстоятельство. Есть такое «крылатое» выражение, мол, «каждый народ заслуживает своего правительства». Так вот, к русскому народу эта «социологическая аксиома» не имеет никакого отношения. Русский народ — это не в меру обесхищенный суперэтнос, и он ни в коем случае не заслуживает своей хищной, как правило чужеродной, власти. Это — страшно, это — страдание без вины. Как в тюрьмах сидят невиновные, как казнят ни за что, так и русские горести — это явления того же самого рода. Русские никого не трогают, а к ним все лезут с самыми что ни на есть жуткими «предложениями».
   Точно так же уничтожены были индейцы. Они что, — тоже заслужили то, что их племенных вождей обманным путём заставляли подписывать липовые бумаги о продаже своих исконных земель? У нас были ваучеры. У ацтеков, инка испанские конкистадоры отбирали золото. У нас еврейские олигархи со своими прихвостнями украли все сбережения и скупили за бесценок всю промышленность. Тасманийцы, маори, на которых англичане охотились как на кроликов, — они тоже, что ли, заслужили ту участь, которая их постигла? У нас в год умерщвляется, «без пуль отстреливается» полтора миллиона «мирного», в основном именно русского населения. В странах Третьего мира практикуются государственные перевороты «через избирательную урну». Такие же бесчестные (пиар-технологические) манипуляции общественным сознанием проводятся и кремлёвскими компрадорами.
   Редкие, даже не пронародные, а хотя бы лишь прогосударственные (и то хорошо!) российские правители все умерли «не совсем» своей смертью. Павел Первый, Александр Третий, Сталин, Андропов. Русский народ своей страшной участью заслужил лишь полное право на беспощадную и наполненную высшим смыслом расправу со своими (и всего человечества) угнетателями.
   Поэтому, по меньшей мере, издевательски звучат всегдашние христианские «объяснения» страданий человеческих: мол, «Бог попустил, за грехи наказал. Ему виднее что и как». Уже тысячу лет Россию всё «попускают и попускают», и даже «опускают», тысячу лет Бог с неё всё никак не слезает.
   Пора бы и честь Ему знать, сколько ж можно народ-то изничтожать? На одного уничтоженного (да и то, как правило, самими людьми, а не Богом) мерзавца приходятся сотни тысяч жертв среди простых, честных людей.
   Вот простой вопрос: кто убил все те десятки тысяч людей при страшном спитакском землетрясении в Армении? Кто «попустил» им, за чьи это грехи они наказаны?! Прямые виновники, убийцы, не кто иные, как суггесторы подрядчики-строители, — все эти генетические мерзавцы, «сэкономившие» на качестве строительства, разворовавшие цемент и другие материалы (такое же «качество» строительства выявило и недавнее землетрясение в Турции). Но что-то Бог не чешется, особо не торопится с наказанием. А их всех стоило бы, по меньше мере, забетонировать! Никакого греха не будет!

Большая духовная пьянка

   После всего сказанного об эндогенных морфинах, опиатах и алкалоидах не должно показаться притянутой за уши аналогией то, что структура организации сфер искусства полностью совпадает с системой оборота алкоголя в той же «отдельно взятой» стране. Эта аналогия заметна во всех обществах и в самые разные периоды. В сталинские ли суровые времена в СССР, в США ли времён сухого закона. Но достаточно будет сравнить советский «запретительный» период и нынешнюю российскую эпоху «моря разливанного». Всё один к одному!
   Советский период «развития и расцвета социалистических искусств и ремёсел» — полный аналог тогдашней государственной винно-водочной монополии. Союзы творческих деятелей при этом соответствовали аналогичным штатам работников ликёрно-водочных заводов, на которых обычно работают субъекты с не менее причудливым жизненным опытом, чем у иных писателей. Те же твёрдые планы, постоянные цены, такое же неуважение к потребителю. Гон «бормотухи» и «гидрашки» под видом марочных вин, коллекционных водок. И равно — «халтура» и «фанера» вместо настоящей литературы, музыки и кино. При этом — никакого учёта запросов потребителя, даже наоборот, то что выпили бы или прочитали в охотку, — днём с огнём не найти.
   Непризнанные советские авторы — это самогонщики от искусства. Исполнители — чтецы, декламаторы, певцы, актёры, пианисты и т.д. — соответствовали хамоватым и корыстным продавцам винно-водочных отделов магазинов. Подпольные ВИА, вокально-инструментальные ансамбли советских подцензурных времён и аудиокассетные исполнители — полные аналоги спекулянтам-надомникам. Там могли дать и в долг, и обращение с покупателем более человечное, а ответная реакция «клиента» непредсказуема: от слез благодарности за опохмелку до доноса в милицию на подпольного «бутлегера».
   В нынешнее причудливое и жутковатое время в России можно купить абсолютно любую выпивку, и точно так же свободно «причаститься» практически любым дивертисментом или «художеством». Но под видом «Наполеона» или «Камю» есть риск хлебнуть разведённого фенолфталеина. А в престижном концертном зале, заплатив большие деньги за билет, можно запросто услышать, как новоявленные прокуренные и пропитые примадонны и мэтры «пускают петуха», а вместо виртуозных рулад издают находящееся по-за всякими октавами мокротное марихуановое клекотание. С подмостков некогда боготворимого таинственно-запретно-интригующего театра «Современник» ныне несётся площадной мат.
   То же самое происходит буквально во всех областях искусства — от поэзии, театра и кино до скульптуры и архитектуры. Аляповатые коттеджи новых русских, не менее нарядная «дантова» яма под Манежной площадью, непонятные, но имеющие «народные» издевательские названия творения Зураба Церетели. И где-то тут же, и так же витринно-наэойливо предлагается наивным людям «подлинный» армянский коньяк в «аутентичной» посуде — подкрашенный спитым чаем гидролизный или полуметиловый спирт в немытых пивных бутылках, декоративно (действительно искусно и красиво) оклеенных папье-маше из туалетной бумаги.
   Алкогольно-искусствоведческая аналогия прослеживается повсеместно. В мусульманских странах запрещены и алкогольные напитки, и наложено такое же суровое табу на изображение людей. В СССР, помнится, был «макулатурный» период — «апогей и апофеоз» гонений на алкоголь совпал с полным падением полиграфической культуры. Изготовляли что-то безобразное — и по качеству, и по оформлению. Как будто и руки тряслись с похмелья, и всё пропито, и не из чего делать. И такая же погоня за выпивкой, как и «макулатурная лихорадка». А, например, японское искусство больше всего напоминает аккуратные чашечки подогретого саке — рисовой водки. Так что искусство — это не что иное, как некая разновидность очень большой (духовной) пьянки.
   Чтение стихов, меломания — это всё такие же чувственные удовольствия, как и потребление спиртных напитков, лишь с иной масштабностью. Классическую музыку вообще как-то неправомерно выделяют в какую-то «возвышенную могучую кучку». Просто в прежние времена другой светской музыки не было, не считая религиозной и народной, на основе последней, кстати, и зиждется «классика». Ну а религиозная музыка и сама по себе и классика, и «опиум для народа на вынос». Кроме того 90 % «серьёзной» музыки является безнадёжно устаревшей, это уже трогательные музыкальные памятники. Точно так же канули в лету и продолжают исчезать из музыкального оборота тысячи прежде звучавших мелодий. Музыка эпохи Возрождения способна вызвать разве что умиление и скуку. Тем не менее «классический золотой фонд» огромен и всегда будет востребован. Нынешние же столь популярные «хэви-металл» и «рэп» через многие годы, вероятнее всего, будут лишь резать слух большинству будущих любителей старинной музыки. Да уже и сейчас классика вновь становится популярной в молодёжной среде.
   Прослушивание музыки, классической в том числе, при соответствующем привыкании и определённой генетической предрасположенности к этому занятию (что соответствует наличию «гена алкоголизма» у пьяниц) может вызвать в организме меломана самые причудливые реакции и ощущения. Так, например, сексопатологами описан клинический случай длительного (многочасового) оргазма у женщины, вызываемого ею с помощью прослушивания «Болеро» Равеля, написанного автором, как известно, под гнетущим впечатлением посещения им сталелитейного завода. Изнеженный Морис, поди, в руках-то никогда не держал обычного драчового напильника, не говоря уже о кувалде, и поэтому заводская обстановка, видимо, его так поразила, что подвигла на создание немеркнущего шедевра.
   Очевидно присутствие неэстетического компонента в таком явлении, как чтение неряшливо оформленного томика стихов, пусть даже самых прекрасных, тем более — на людях. Это всё же достаточно интимное занятие. Столь же непригляден необычайно ныне распространенный обычай: повсюду (на улице, в метро, автобусе, электричке) можно встретить «музыкальную молодёжь» с плеером, в наушниках-"балдёжниках". Эти занятия непосредственно и достаточно карикатурно сопоставимы с обычаем распития в общественных местах спиртных напитков, в советские времена почему-то считавшимся антиобщественным деянием. Сейчас не менее противно зрелище того, как алкогольные напитки — пиво, джин-тоник — пьют прямо на ходу.
   Карикатурность отмеченной аналогии имеет и ещё один, самый горький и печальный момент, обусловленный общественным бескультурьем, которое «культивирует», понятно, неизбывно подлая российская власть — Вечный Хам и Быдло России, её подлинный Чумазый, марающий всех остальных. Как вынуждали нас читать не талантливые книги, а верноподданническую халтуру, не роскошно оформленные издания, а какие-то свитки на серо-буро-малиновой бумаге, после двух-трёх прочтений превращающиеся в папье-маше (а сейчас навязывают ярко размалёванную похабщину, и хотя теперь есть в продаже и стоящие книги, но у людей нет даже средств к существованию), как живём мы в полном бесправии и в унизительной обстановке под грязной вонючей пятой каких-то, непонятно откуда взявшихся, человекоподобных «существ власти», так и за всю историю своего «пьяного веселия» (навязываемого сотни лет нашему народу теми же подлыми инородческими властями) ни один русский человек на своей родной земле ни разу не выпил ни одной рюмки в достойных человека условиях. Ни один. Ни разу. Ни одной.

Finita la commedia

   И небольшое предостережение напоследок, как говорится, — «на посошок».
   Итак, все виды искусства, художественного творчества в целом, — эмоциональны и недосапиентны, и ко всему ещё они пронизаны мощным хищным воздействием. Но особенно это проявляется в поэзии и музыке, что нередко заканчивается трагично. Музыканты и поэты должны быть обязательно молодыми, инфантильными или интеллектуально сниженными. И потому — чувственно пролонгированными. Они во многом похожи на раннесексуальных детей, способных на дикие безмотивные выходки. Можно вспомнить Сергея Есенина, Артюра Рэмбо.
   Истинные поэты, как и композиторы, взрослея, должны бы терять свою раннюю способность к творчеству. У многих людей подобная атрофия происходит в отношении юмора: с возрастом шутки остаются совершенно понятными, но часто уже совсем не кажутся смешными, и это вполне нормально. Но таким мятущимся творцам ко времени своего старения необходимо найти жизненно важную, спасительную для них информацию, или хотя бы обрести навыки для обычной ремесленнической работы в прозе или же — для выделки добротных симфоний и других музыкальных вещей. Иначе подобные авторы, не нашедшие спасительное «второе Я», не вписываются в убогие цеховые отношения общества и, как правило, трагически кончают.
   Подталкивающим и способствующим этому фактором является (это касается уже всех искусств) опять-таки алкоголь или наркотики. Часто эти зелья употребляются для стимулирования и прорыва в сознание подсознательной информации, ввиду отсутствия внешней. Последнее объясняется всё ж таки их необразованностью — в смысле несамодостаточности интеллекта. Отсюда такая тяга к общению, «тусовкам» или, наоборот, — резкие разрывы в знакомствах и связях и поиск новых, что, в принципе, одно и то же. Кроме того, детерминированная специфической сублимацией либидо юность у этих «рабов собственной сексуальности» уходит обычно на оформление проявлений таланта и, в лучшем случае, на какое-то запойное. отрывочное чтение яркой, но неглубокой литературы. Этой «нахватанности» почти никогда не оказывается достаточно для выработки устойчивого, непротиворечивого жизненного мировоззрения, тем более — для полноценной работы с «банком данных цивилизации».
   Внутренняя, добытая из подсознания, информация и созданные на её основе опусы по большей части оказываются неадекватными и не соответствующими чаяниям разохотившейся, не знающей меры подлой суггесторной и хамской охищненной диффузной публики, и, в конце концов, атрибуты славы теряются. Преждевременная смерть в таких случаях поднимает престиж автора и продлевает его славу, ибо сброд вынужден (вслух, на людях) хорошо говорить о мёртвых, хотя часто и не хоронит их, а лишь отбрасывает уже ненужные трупы на обочины дорог, дабы не спотыкаться о них по-пьяни ненароком.
   Всё это опять-таки похоже на трагическую распивочную ситуацию в компании собутыльников. Тот распространённый случай, когда у «благодетеля», который поил всех, вдруг кончаются деньги. Такова «слава искусства». Возникающие при этом конфликты, вызванные обидчивостью, драчливостью, отказами от заключённых пять минут назад договоров и дружб, весьма опасны. Синдром «окончания славы» знаменуется появлением точно таких же чувств, но оформляется более социально опосредовано. Цинизм и неуважение к другим вуалируется риторикой своего творческого сообщества, а тенденция к эпатажу быстро угасает со временем, что соответствует протрезвлению во время драки.
   Не отнимая всё же у искусства (да простит Господь ему его прегрешения!) последнего шанса, можно сказать, что поиск выхода необходим, и даже возможно указать путь к нему. То, что он существует, некий гипотетический выход — это демонстрируют многие дети нехищных людей: беззаботны, счастливы малым, приносят светлую радость другим. В отличие от отпрысков хищных гоминид, по которым уже с годовалого возраста видно, что редкая сволочь на горе людям растёт.
   Но поиск в этом направлении одновременно есть и то, что именуется в последнее время, возможно за неимением иного определения, как «смерть искусства».