Нитц попытался изобразить улыбку.
— Для примадонны вы довольно резко говорите.
— Я говорю резко вовсе не потому, что я примадонна, — сказал Ларс, а потому, что я боюсь больше ждать. Я очень боюсь, что они доберутся до нас, пока мы здесь миндальничаем.
Глава 25
Глава 26
Глава 27
— Для примадонны вы довольно резко говорите.
— Я говорю резко вовсе не потому, что я примадонна, — сказал Ларс, а потому, что я боюсь больше ждать. Я очень боюсь, что они доберутся до нас, пока мы здесь миндальничаем.
Глава 25
Правительственный высокоскоростной хоппер, пилотируемый тяжеловесным профессионалом, сержантом Ирвингом Блофаром, отвез Ларса обратно в Нью-Йорк, в Корпорацию.
— Эта дамочка, — сказал сержант Блофар. — Это советский дизайнер оружия? Ну, знаете, эта?
— Да, — ответил Ларс.
— И она будет работать?
— Да.
— Класс! — Это произвело впечатление на сержанта Блофара.
Хоппер камнем падал на крышу Корпорации Ларса, маленького здания среди возвышающихся колоссов.
— Да, у вас здесь действительно маленькое местечко, сэр, сказал сержант Блофар. — А все остальное под землей?
— Да вроде нет, — стоически ответил Ларс.
— Ну, что ж, я думаю, вам не нужно так уж много боеприпасов.
Искусно управляемый хоппер приземлился на знакомое поле крыши. Ларс выпрыгнул из него, бросился к постоянно движущемуся пандусу и минуту спустя уже шел по коридору к своему кабинету. Когда он взялся за ручку двери, из обычно закрытого бокового выхода появился Генри Моррис.
— Марен в здании.
Ларс уставился на него, держа руку на ручке.
— Да, — кивнул Генри. — Не знаю, откуда, возможно, через КАСН, она узнала, что Топчева приехала с тобой из Исландии. Может быть, агенты КВБ в Париже из мести намекнули ей. Черт его знает.
— Она уже добралась до Лили?
— Нет. Мы перехватили ее во внешнем общем вестибюле.
— Кто к ней приставлен?
— Билл и Эд Мак-Интайр, из отдела чертежей. Она действительно вне себя. Ты не поверишь, что это та же девушка, Ларс. Честно. Ее невозможно узнать.
Ларс открыл дверь. В дальнем конце, у окна, совсем одна стояла Лиля и смотрела на Нью-Йорк.
— Ты готова? — спросил Ларс.
Лиля, не оборачиваясь, сказала:
— Я слышала, у меня превосходный слух. Здесь твоя любовница, да? Я знала, что это произойдет. Это то, что я предвидела.
На столе Ларса зазвенел звонок, и его секретарь, мисс Гребхорн, на этот раз уже в панике, а не со смаком, сказала:
— Мистер Ларс, Эд Мак-Интайр говорит, что мисс Фейн удрала от них с Биллом Манфретти, вышла из общественного вестибюля и направляется в ваш кабинет.
— Хорошо, — сказал Ларс. Он схватил Лилю за руку, вихрем вытащил ее из кабинета и потащил по коридору к ближайшему эскалатору наверх. Она была как тряпичная кукла — совершенно пассивна. У нем было чувство, будто он тащил легковесное подобие, лишенное жизни или движения. Странное, неприятное чувство. Неужели Лиле было все равно, или просто это было уже слишком для нее? Но времени на исследование психологических причин ее инертности не оставалось. Он дотащил ее до ската, затащил на него. Они оба поднялись на крышу, где было поле и ожидающий их правительственный хоппер.
Как только они с Лилей показались на крыше, сойдя с поднимающегося наверх пандуса, на выходе из дополнительного ската здания появилась фигура. Это была Марен Фейн.
Как и сказал Генри Моррис, ее трудно было узнать. На ней был моднейший венерианский меховой плащ длиной до лодыжек, туфли на высоком каблуке, маленькая шляпка с вуалью, огромные, ручной работы серьги и, что было странно, почти не было макияжа, даже губной помады. Лицо было матового, соломенного цвета. От нее веяло могильным холодом, как будто смерть перенеслась вместе с ней через Атлантику из Парижа прямо сюда, на крышу. Смерть спряталась в ее глазах, черных, неподвижных и коварных, как у хищной птицы.
— Привет, — сказал Ларс.
— Здравствуй, Ларс, — размеренно произнесла Марен. — Здравствуйте, мисс Топчева.
Мгновение все молчали. Он не мог припомнить другого момента, когда бы он так неловко чувствовал себя.
— Что скажешь, Марен? — спросил он.
— Они связались со мной прямо из Булганинграда, — сказала Марен. Кто-то из БезКаба или их сотрудников. Но я не поверила, пока не проверила у КАСН.
Она улыбнулась, потом полезла в свою сумку, похожую на мешочек, которая висела у нее на плече, на мерном кожаном ремне.
Пистолет, который извлекла Марен, был уж точно самым маленьким из всех виденных им.
Первое, что пришло ему в голову — что эта чертова штучка была игрушкой, подделкой, что она выиграла его в десятидолларовом автомате…
Он пристально посмотрел на нем, вспомнив, что он, в конце концов, эксперт по оружию. А затем понял, что пистолет настоящий. Итальянского производства, специально для дамских сумочек.
Стоящая рядом с ним Лиля спросила:
— Как вас зовут? — Ее слова, адресованные Марен, были произнесены вежливо, взвешенно, даже доброжелательно. Это поразило Ларса, и он обернулся посмотреть на девушку.
О людях всегда можно узнать много нового. Лиля совершенно потрясла его: в этот критический момент, когда им в лицо смотрела крохотная смерть, Лиля Топчева превратилась в зрелую даму, имеющую все необходимые манеры.
Как будто она вошла на вечеринку, где присутствовали самые модные мошенники. Она возвысилась и полностью соответствовала ситуации, и ему показалось, что это было доказательством качества, сущности и смысла самого рода человеческого. Никто не мог бы снова убедить Ларса, что человеческое существо — это просто прямоходящее животное, носящее с собой носовой платок и умеющее отличить четверг от пятницы, да берите любой критерий… Даже определение Старого Орвилла, украденное из Шекспира, получило свой истинный смысл как оскорбительное и циническое пустословие.
Какое чувство, подумал Ларс. Не только любить эту девушку, но и восхищаться ею!
— Я Марен Фейн, — спокойно ответила Марен, но на нее это не произвело никакого впечатления.
Лиля с надеждой протянула руку, очевидно, в знак дружбы.
— Я очень рада, — начала она, — и я думаю, что мы могли бы…
Подняв крохотный пистолет, Марен выстрелила.
Хорошо смазанный, но в то же время ослепительно блестящий пистолет выстрелил тем, что когда-то, на начальной стадии технического развития, было известно как разрывная пуля «дум-дум».
Но патрон эволюционировал с течением времени. Он и теперь обладал одним существенным свойством: взрыв при соприкосновении с целью. Но вдобавок он делал еще кос-что. Его кусочки продолжали детонировать, производя бесконечный поток осколков, который рассеивался вокруг тела жертвы и задевал все вокруг него.
Ларс упал, скорее всего инстинктивно, отвернулся и скорчился; животное в нем свернулось в позе эмбриона — колени подтянуты, голова завернута вовнутрь. Он обхватил себя руками, зная, что он ничем не может помочь Лиле. Все было кончено, кончено навсегда. Столетия могут проноситься как капли воды в реке Времени, бесконечно. Но Лиля Топчева никогда больше не появится в череде судеб людских. Ларс думал о себе как о какой-то логической машине, построенной для холодного расчета и анализа, невзирая на окружающие условия: я не придумывал это оружие. Оно появилось задолго до меня. Этот старинный, древний монстр. Это все наследственное зло, принесенное сюда из прошлого, доставленное к порогу моей жизни и направленное, брошенное на уничтожение всего, что я люблю, в чем я нуждаюсь и что хочу защитить. Все стерто всего лишь нажатием на металлический курок, который настолько мал, что его можно просто проглотить, уничтожить в попытке прекратить его существование из-за простой жадности — жадности жизни к жизни.
Но ничто не сможет уничтожить его сейчас.
Он закрыл глаза и остался на месте. Его совершенно не заботило, что Марен может снова выстрелить, на этот раз в него. Если он что-то и чувствовал, то лишь желание, жажду — чтобы Марен выстрелила в него.
Он открыл глаза.
Никакого вверх бегущего эскалатора. Никакой посадочной площадки на крыше. Никакой Марен Фейн, никакого крохотного итальянского пистолета. Не было рядом растерзанной только что — словно оружие было злобным животным плоти, останков, липких, расчлененных, еще содрогающихся. Он увидел себя но не мог понять, почему — на городской улице, и даже не нью-йоркской. Он почувствовал перемену температуры, состава воздуха. Здесь были отдаленные горы с покрытыми снегом вершинами. Он почувствовал холод и задрожал.
Огляделся. Услышал автомобильные гудки.
Его ноги, его стопы болели. Он чувствовал страшную жажду.
Впереди, около автономного аптечного киоска, он увидел таксофон. Все тело ныло, онемело и похрустывало от усталости и боли.
В таксофоне он взял справочник и посмотрел на обложку.
Сиэттл, штат Вашингтон.
А время, подумал он. Как давно это было? Час назад? Месяцы? Годы? Он надеялся, что это длилось как можно дольше. Фуга, продолжавшаяся бесконечно. И теперь он был старым, старым и разбитым, унесенным ветром, отброшенным в прошлое. Этот побег не должен никогда заканчиваться, даже сейчас. В его уме вдруг, непостижимо как, зазвучал голос доктора Тодта, с помощью какой-то парапсихологической власти, данной ему. Тот голос, который во время полета из Исландии бубнил, бормотал сам себе: слова были неразличимы. И все же их ужасающая музыка. Будто доктор Тодт напевал сам себе старую балладу поражения. «Und die Hunde schnurren an den alten Mann». И вдруг голос Тодта зазвучал по-английски. «И собаки рычат», сказал доктор Тодт в голове Ларса, — «на старого человека».
Опустив монетку в щель автомата, Ларс набрал номер Ассоциации Ланфермана в Сан-Франциско.
— Соедините меня с Питом Фрейдом.
— Мистер Фрейд, — радостно ответил оператор, — уехал в командировку.
С ним невозможно связаться, мистер Ларс.
— Могу ли я в таком случае переговорить с Джеком Ланферманом?
— Мистер Ланферман тоже. Я думаю, вам-то можно сказать, мистер Ларс.
Они оба в Фестанг-Вашингтоне. Уехали вчера. Возможно, вы сможете связаться с ними там.
— Ясно, — сказал Ларс. — Спасибо, теперь я знаю. — И повесил трубку.
Затем он позвонил генералу Нитцу. Шаг за шагом его звонки поднимались по иерархической лестнице, а потом, когда он уже решил прекратить все это и повесить трубку, он обнаружил, что смотрит на Главкома.
— КАСН не могло найти вас, — сказал Нитц. — Как и ФБР, и ЦРУ.
— Собаки рычали, — ответил Ларс. — На меня. Я слышал их. Я никогда раньше в жизни не слышал их, Нитц.
— Где вы?
— В Сиэттле.
— Почему?
— Я не знаю.
— Ларс, вы действительно ужасно выглядите. Вы понимаете, что вы говорите или делаете? Что это вы там плетете о «собаках»?
— Я не знаю, где они, — сказал Ларс. — Но я действительно их слышал.
— Она прожила еще шесть часов, — продолжал Нитц. — Но, естественно, не было никакой надежды. И в любом случае, все уже кончилось. Или, может быть, вы знаете об этом?
— Я ничем не знаю.
— Они провели похоронный обряд, надеясь, что вы придете, и мы пытались связаться с вами. Вы, конечно, понимаете, что с вами произошло.
— Я вошел в состояние транса.
— И вы только что вышли из него?
Ларс кивнул.
— Лиля с…
— Что? — перебил Ларс.
— Лиля в Бетезде. С Рикардо Гастингсом. Пытается произвести сколько-нибудь полезный эскиз, она уже сделала несколько, но…
— Лиля мертва, — возразил Ларс. — Марен убила ее из итальянского пистолета марки «Беретта-пелфраг» 12-го калибра. Я видел, как это произошло.
Напряженно глядя на него, генерал Нитц сказал:
— Марен Фейн выстрелила из пистолета «Беретта-пелфраг» 12-го калибра, который был у нее. Оружие у нас, остатки пули, ее отпечатки пальцев на пистолете. Но она убила себя, а не Лилю.
— Я не знал, — после паузы сказал Ларс.
— Когда стреляют из «беретты», кто-то должен умереть. Такие уж это пистолеты. Просто чудо, что не задело всех вас троих.
— Это было самоубийство. Преднамеренное. Я уверен в этом. — Ларс кивнул. — Она, наверное, не собиралась убивать Лилю, даже если и думала об этом. — Он испустил прерывистый вздох усталости и покорности. Покорности не философской, не стоической, а просто отказа от всего.
Ничего нельзя было поделать. Это все произошло во время его состояния транса, его фуги. Давным-давно. Марен была мертва; Лиля была в Бетезде; он же, после вневременного путешествия в никуда, в пустоту, пришел в себя в деловой части Сиэттла. Настолько далеко, насколько ему, очевидно, удалось убежать от Нью-Йорка и всего, что там случилось. Или что, ему показалось, произошло.
— Вы можете вернуться сюда? — спросил генерал. — Чтобы помочь Лиле?
Просто ничего не выходит, она принимает свой наркотик, этот восточно-германский наркотик в таблетках, входит в транс, старается подобраться как можно ближе к Рикардо Гастингсу. Всех остальных убрали, чтобы не отвлекать ее. И все же, когда она приходит в себя, у нее только…
— Те самые старые эскизы от Орала Джакомини.
— Нет.
— Вы уверены? — Больной, усталый ум Ларса внезапно проснулся.
— Эти эскизы полностью отличаются от всего, что она делала до сих пор. Мы дали просмотреть их Питу Фрейду, и он согласился с этим. Она тоже так думает. Они всегда одинаковые.
Ларс почувствовал ужас.
— Всегда что?
— Успокойтесь. Это совсем не оружие, даже отдаленно не напоминающее Боевой Генератор Времени. Они физиологической, неатомной, органической природы… — Генерал Нитц помедлил, колеблясь, говорить ли это по видеофону — может, КВБ записывает…
— Ну скажите же, — проскрежетал Ларс.
— Автомат, напоминающий по форме человеческую фигуру. Необычный тип, но все же именно такой автомат. Очень похоже на то, что Ассоциация Ланфермана использует его в своих подземных испытаниях. Вы понимаете, что я имею в виду. Совсем как человек.
— Я буду так скоро, как только смогу, — сказал Ларс.
— Эта дамочка, — сказал сержант Блофар. — Это советский дизайнер оружия? Ну, знаете, эта?
— Да, — ответил Ларс.
— И она будет работать?
— Да.
— Класс! — Это произвело впечатление на сержанта Блофара.
Хоппер камнем падал на крышу Корпорации Ларса, маленького здания среди возвышающихся колоссов.
— Да, у вас здесь действительно маленькое местечко, сэр, сказал сержант Блофар. — А все остальное под землей?
— Да вроде нет, — стоически ответил Ларс.
— Ну, что ж, я думаю, вам не нужно так уж много боеприпасов.
Искусно управляемый хоппер приземлился на знакомое поле крыши. Ларс выпрыгнул из него, бросился к постоянно движущемуся пандусу и минуту спустя уже шел по коридору к своему кабинету. Когда он взялся за ручку двери, из обычно закрытого бокового выхода появился Генри Моррис.
— Марен в здании.
Ларс уставился на него, держа руку на ручке.
— Да, — кивнул Генри. — Не знаю, откуда, возможно, через КАСН, она узнала, что Топчева приехала с тобой из Исландии. Может быть, агенты КВБ в Париже из мести намекнули ей. Черт его знает.
— Она уже добралась до Лили?
— Нет. Мы перехватили ее во внешнем общем вестибюле.
— Кто к ней приставлен?
— Билл и Эд Мак-Интайр, из отдела чертежей. Она действительно вне себя. Ты не поверишь, что это та же девушка, Ларс. Честно. Ее невозможно узнать.
Ларс открыл дверь. В дальнем конце, у окна, совсем одна стояла Лиля и смотрела на Нью-Йорк.
— Ты готова? — спросил Ларс.
Лиля, не оборачиваясь, сказала:
— Я слышала, у меня превосходный слух. Здесь твоя любовница, да? Я знала, что это произойдет. Это то, что я предвидела.
На столе Ларса зазвенел звонок, и его секретарь, мисс Гребхорн, на этот раз уже в панике, а не со смаком, сказала:
— Мистер Ларс, Эд Мак-Интайр говорит, что мисс Фейн удрала от них с Биллом Манфретти, вышла из общественного вестибюля и направляется в ваш кабинет.
— Хорошо, — сказал Ларс. Он схватил Лилю за руку, вихрем вытащил ее из кабинета и потащил по коридору к ближайшему эскалатору наверх. Она была как тряпичная кукла — совершенно пассивна. У нем было чувство, будто он тащил легковесное подобие, лишенное жизни или движения. Странное, неприятное чувство. Неужели Лиле было все равно, или просто это было уже слишком для нее? Но времени на исследование психологических причин ее инертности не оставалось. Он дотащил ее до ската, затащил на него. Они оба поднялись на крышу, где было поле и ожидающий их правительственный хоппер.
Как только они с Лилей показались на крыше, сойдя с поднимающегося наверх пандуса, на выходе из дополнительного ската здания появилась фигура. Это была Марен Фейн.
Как и сказал Генри Моррис, ее трудно было узнать. На ней был моднейший венерианский меховой плащ длиной до лодыжек, туфли на высоком каблуке, маленькая шляпка с вуалью, огромные, ручной работы серьги и, что было странно, почти не было макияжа, даже губной помады. Лицо было матового, соломенного цвета. От нее веяло могильным холодом, как будто смерть перенеслась вместе с ней через Атлантику из Парижа прямо сюда, на крышу. Смерть спряталась в ее глазах, черных, неподвижных и коварных, как у хищной птицы.
— Привет, — сказал Ларс.
— Здравствуй, Ларс, — размеренно произнесла Марен. — Здравствуйте, мисс Топчева.
Мгновение все молчали. Он не мог припомнить другого момента, когда бы он так неловко чувствовал себя.
— Что скажешь, Марен? — спросил он.
— Они связались со мной прямо из Булганинграда, — сказала Марен. Кто-то из БезКаба или их сотрудников. Но я не поверила, пока не проверила у КАСН.
Она улыбнулась, потом полезла в свою сумку, похожую на мешочек, которая висела у нее на плече, на мерном кожаном ремне.
Пистолет, который извлекла Марен, был уж точно самым маленьким из всех виденных им.
Первое, что пришло ему в голову — что эта чертова штучка была игрушкой, подделкой, что она выиграла его в десятидолларовом автомате…
Он пристально посмотрел на нем, вспомнив, что он, в конце концов, эксперт по оружию. А затем понял, что пистолет настоящий. Итальянского производства, специально для дамских сумочек.
Стоящая рядом с ним Лиля спросила:
— Как вас зовут? — Ее слова, адресованные Марен, были произнесены вежливо, взвешенно, даже доброжелательно. Это поразило Ларса, и он обернулся посмотреть на девушку.
О людях всегда можно узнать много нового. Лиля совершенно потрясла его: в этот критический момент, когда им в лицо смотрела крохотная смерть, Лиля Топчева превратилась в зрелую даму, имеющую все необходимые манеры.
Как будто она вошла на вечеринку, где присутствовали самые модные мошенники. Она возвысилась и полностью соответствовала ситуации, и ему показалось, что это было доказательством качества, сущности и смысла самого рода человеческого. Никто не мог бы снова убедить Ларса, что человеческое существо — это просто прямоходящее животное, носящее с собой носовой платок и умеющее отличить четверг от пятницы, да берите любой критерий… Даже определение Старого Орвилла, украденное из Шекспира, получило свой истинный смысл как оскорбительное и циническое пустословие.
Какое чувство, подумал Ларс. Не только любить эту девушку, но и восхищаться ею!
— Я Марен Фейн, — спокойно ответила Марен, но на нее это не произвело никакого впечатления.
Лиля с надеждой протянула руку, очевидно, в знак дружбы.
— Я очень рада, — начала она, — и я думаю, что мы могли бы…
Подняв крохотный пистолет, Марен выстрелила.
Хорошо смазанный, но в то же время ослепительно блестящий пистолет выстрелил тем, что когда-то, на начальной стадии технического развития, было известно как разрывная пуля «дум-дум».
Но патрон эволюционировал с течением времени. Он и теперь обладал одним существенным свойством: взрыв при соприкосновении с целью. Но вдобавок он делал еще кос-что. Его кусочки продолжали детонировать, производя бесконечный поток осколков, который рассеивался вокруг тела жертвы и задевал все вокруг него.
Ларс упал, скорее всего инстинктивно, отвернулся и скорчился; животное в нем свернулось в позе эмбриона — колени подтянуты, голова завернута вовнутрь. Он обхватил себя руками, зная, что он ничем не может помочь Лиле. Все было кончено, кончено навсегда. Столетия могут проноситься как капли воды в реке Времени, бесконечно. Но Лиля Топчева никогда больше не появится в череде судеб людских. Ларс думал о себе как о какой-то логической машине, построенной для холодного расчета и анализа, невзирая на окружающие условия: я не придумывал это оружие. Оно появилось задолго до меня. Этот старинный, древний монстр. Это все наследственное зло, принесенное сюда из прошлого, доставленное к порогу моей жизни и направленное, брошенное на уничтожение всего, что я люблю, в чем я нуждаюсь и что хочу защитить. Все стерто всего лишь нажатием на металлический курок, который настолько мал, что его можно просто проглотить, уничтожить в попытке прекратить его существование из-за простой жадности — жадности жизни к жизни.
Но ничто не сможет уничтожить его сейчас.
Он закрыл глаза и остался на месте. Его совершенно не заботило, что Марен может снова выстрелить, на этот раз в него. Если он что-то и чувствовал, то лишь желание, жажду — чтобы Марен выстрелила в него.
Он открыл глаза.
Никакого вверх бегущего эскалатора. Никакой посадочной площадки на крыше. Никакой Марен Фейн, никакого крохотного итальянского пистолета. Не было рядом растерзанной только что — словно оружие было злобным животным плоти, останков, липких, расчлененных, еще содрогающихся. Он увидел себя но не мог понять, почему — на городской улице, и даже не нью-йоркской. Он почувствовал перемену температуры, состава воздуха. Здесь были отдаленные горы с покрытыми снегом вершинами. Он почувствовал холод и задрожал.
Огляделся. Услышал автомобильные гудки.
Его ноги, его стопы болели. Он чувствовал страшную жажду.
Впереди, около автономного аптечного киоска, он увидел таксофон. Все тело ныло, онемело и похрустывало от усталости и боли.
В таксофоне он взял справочник и посмотрел на обложку.
Сиэттл, штат Вашингтон.
А время, подумал он. Как давно это было? Час назад? Месяцы? Годы? Он надеялся, что это длилось как можно дольше. Фуга, продолжавшаяся бесконечно. И теперь он был старым, старым и разбитым, унесенным ветром, отброшенным в прошлое. Этот побег не должен никогда заканчиваться, даже сейчас. В его уме вдруг, непостижимо как, зазвучал голос доктора Тодта, с помощью какой-то парапсихологической власти, данной ему. Тот голос, который во время полета из Исландии бубнил, бормотал сам себе: слова были неразличимы. И все же их ужасающая музыка. Будто доктор Тодт напевал сам себе старую балладу поражения. «Und die Hunde schnurren an den alten Mann». И вдруг голос Тодта зазвучал по-английски. «И собаки рычат», сказал доктор Тодт в голове Ларса, — «на старого человека».
Опустив монетку в щель автомата, Ларс набрал номер Ассоциации Ланфермана в Сан-Франциско.
— Соедините меня с Питом Фрейдом.
— Мистер Фрейд, — радостно ответил оператор, — уехал в командировку.
С ним невозможно связаться, мистер Ларс.
— Могу ли я в таком случае переговорить с Джеком Ланферманом?
— Мистер Ланферман тоже. Я думаю, вам-то можно сказать, мистер Ларс.
Они оба в Фестанг-Вашингтоне. Уехали вчера. Возможно, вы сможете связаться с ними там.
— Ясно, — сказал Ларс. — Спасибо, теперь я знаю. — И повесил трубку.
Затем он позвонил генералу Нитцу. Шаг за шагом его звонки поднимались по иерархической лестнице, а потом, когда он уже решил прекратить все это и повесить трубку, он обнаружил, что смотрит на Главкома.
— КАСН не могло найти вас, — сказал Нитц. — Как и ФБР, и ЦРУ.
— Собаки рычали, — ответил Ларс. — На меня. Я слышал их. Я никогда раньше в жизни не слышал их, Нитц.
— Где вы?
— В Сиэттле.
— Почему?
— Я не знаю.
— Ларс, вы действительно ужасно выглядите. Вы понимаете, что вы говорите или делаете? Что это вы там плетете о «собаках»?
— Я не знаю, где они, — сказал Ларс. — Но я действительно их слышал.
— Она прожила еще шесть часов, — продолжал Нитц. — Но, естественно, не было никакой надежды. И в любом случае, все уже кончилось. Или, может быть, вы знаете об этом?
— Я ничем не знаю.
— Они провели похоронный обряд, надеясь, что вы придете, и мы пытались связаться с вами. Вы, конечно, понимаете, что с вами произошло.
— Я вошел в состояние транса.
— И вы только что вышли из него?
Ларс кивнул.
— Лиля с…
— Что? — перебил Ларс.
— Лиля в Бетезде. С Рикардо Гастингсом. Пытается произвести сколько-нибудь полезный эскиз, она уже сделала несколько, но…
— Лиля мертва, — возразил Ларс. — Марен убила ее из итальянского пистолета марки «Беретта-пелфраг» 12-го калибра. Я видел, как это произошло.
Напряженно глядя на него, генерал Нитц сказал:
— Марен Фейн выстрелила из пистолета «Беретта-пелфраг» 12-го калибра, который был у нее. Оружие у нас, остатки пули, ее отпечатки пальцев на пистолете. Но она убила себя, а не Лилю.
— Я не знал, — после паузы сказал Ларс.
— Когда стреляют из «беретты», кто-то должен умереть. Такие уж это пистолеты. Просто чудо, что не задело всех вас троих.
— Это было самоубийство. Преднамеренное. Я уверен в этом. — Ларс кивнул. — Она, наверное, не собиралась убивать Лилю, даже если и думала об этом. — Он испустил прерывистый вздох усталости и покорности. Покорности не философской, не стоической, а просто отказа от всего.
Ничего нельзя было поделать. Это все произошло во время его состояния транса, его фуги. Давным-давно. Марен была мертва; Лиля была в Бетезде; он же, после вневременного путешествия в никуда, в пустоту, пришел в себя в деловой части Сиэттла. Настолько далеко, насколько ему, очевидно, удалось убежать от Нью-Йорка и всего, что там случилось. Или что, ему показалось, произошло.
— Вы можете вернуться сюда? — спросил генерал. — Чтобы помочь Лиле?
Просто ничего не выходит, она принимает свой наркотик, этот восточно-германский наркотик в таблетках, входит в транс, старается подобраться как можно ближе к Рикардо Гастингсу. Всех остальных убрали, чтобы не отвлекать ее. И все же, когда она приходит в себя, у нее только…
— Те самые старые эскизы от Орала Джакомини.
— Нет.
— Вы уверены? — Больной, усталый ум Ларса внезапно проснулся.
— Эти эскизы полностью отличаются от всего, что она делала до сих пор. Мы дали просмотреть их Питу Фрейду, и он согласился с этим. Она тоже так думает. Они всегда одинаковые.
Ларс почувствовал ужас.
— Всегда что?
— Успокойтесь. Это совсем не оружие, даже отдаленно не напоминающее Боевой Генератор Времени. Они физиологической, неатомной, органической природы… — Генерал Нитц помедлил, колеблясь, говорить ли это по видеофону — может, КВБ записывает…
— Ну скажите же, — проскрежетал Ларс.
— Автомат, напоминающий по форме человеческую фигуру. Необычный тип, но все же именно такой автомат. Очень похоже на то, что Ассоциация Ланфермана использует его в своих подземных испытаниях. Вы понимаете, что я имею в виду. Совсем как человек.
— Я буду так скоро, как только смогу, — сказал Ларс.
Глава 26
На огромном посадочном поле крыши военного госпиталя его встретили трое бравых морских пехотинцев. Они проводили его, как будто он был важный сановник. Или нет, пожалуй, преступник, подумал Ларс. Или оба вместе.
Они сразу же спустились к усиленно охраняемому этажу, где происходило это.
Это. Такого слова, как они, не было. Ларс заметил попытку обесчеловечить ту деятельность, в которую собирался погрузиться. Обращаясь к одному из эскортирующих его офицеров, он заметил:
— Все же это лучше, чем попасть в руки этих неизвестных поработителей из отдаленной звездной системы, если они у них есть.
— А что «это», сэр?
— Да что угодно, — ответил Ларс.
Самый высокий морской офицер, он действительно был очень высоким, произнес:
— Там есть на что взглянуть, сэр.
Когда они миновали последний охранный пост, Ларс спросил высокого офицера:
— А вы сами видели этого старого ветерана войны, Рикардо Гастингса?
— Только мгновение.
— Сколько ему лет, как вы думаете?
— Может быть, девяносто. Или сто… Пожалуй, даже больше.
— Я никогда не видел его, — сказал Ларс.
Перед ними была последняя дверь, и в том, что она точно знала, сколько людей можно пропустить внутрь, был какой-то сверхсмысл. Дверь на мгновение распахнулась, он увидел одетых в белое людей.
— Я заключу с вами спор, — сказал он, когда чувствительная дверь щелкнула в ожидании, пока он пройдет. — По поводу возраста Рикардо Гастингса.
— Хорошо, сэр.
— Шесть месяцев, — сказал Ларс.
Трое морских офицеров уставились на него.
— Нет, — сказал Ларс. — Я передумал. Четыре.
И пошел вперед, оставив свой эскорт позади, потому что увидел Лилю Топчеву.
— Привет, — сказал он.
Она сразу же обернулась.
— Привет. — И слабо улыбнулась.
— Я думал, ты в домике Пятачка, — сказал он. — Навещаешь Ого.
— Нет, — ответила она. — Я в доме Пуха. В гостях у Пуха.
— Когда эта «беретта» выстрелила…
— О Боже, я думала, что это в меня, и ты тоже. Ты был в этом уверен и не мог даже посмотреть. Неужели это должна была быть я? Так или нет, но этого не случилось. И я бы поступила точно так же. Я бы не смотрела, если бы думала, что он направлен на тебя. Я так решила и думала, думала, думала, все время, пока… Я просто чертовски волновалась за тебя. Куда ты делся? Ты впал в транс и просто ушел куда-то. Знаешь, я подумала — она никогда раньше не стреляла из таких пистолетов. Она, должно быть, и понятия не имела, как он действует.
— А что теперь?
— Я работала. О Боже, как я работала! Пойдем в соседнюю комнату, посмотрим на него. — Лиля, помрачнев, пошла вперед. — Тебе сказали, что мне ничего не удалось?
— Могло бы быть и хуже, учитывая, что с нами происходит почти каждый час, — сказал Ларс.
Возвращаясь с Востока, он узнал, как чудовищно много людей исчезло с лица земли. Невероятно много. Такой катастрофы человечество еще не знало.
— Рикардо Гастингс говорит, что они с Сириуса, — сказала Лиля. — И они хотят нас поработить, как мы и подозревали. Они хитиновые и имеют физиологическую иерархию, которая насчитывает уже миллионы лет. На планетах их системы, которые находятся на расстоянии чуть больше девяти световых лет от нас, теплокровные формы жизни никогда не поднимались выше стадии лемура. Древесные, с лисьими мордами, большинство ведут ночной образ жизни, есть даже с гибкими подвижными хвостами. Поэтому мы для них просто разумные уродцы. Просто более высокоорганизованные, наподобие рабочих лошадей, организмы, умеющие работать. Они восхищаются нашим большим пальцем. Мы можем делать любую сложную работу, но они думают о нас, как мы — о крысах.
— Но ведь мы все время ставим эксперименты на крысах. Мы пытаемся научиться, используя их…
— Но, — возразила Лиля, — мы любопытны, как лемуры. Необычный звук и мы высунем головы из нор, чтобы посмотреть, в чем дело. А они — нет.
Кажется, что среди хитиновых форм, даже высокоорганизованных, большинство — рефлексные организмы. Поговори с Гастингсом об этом.
— Мне совсем неинтересно говорить с ним, — ответил Ларс.
Впереди, за раскрытой дверью, сидел похожий на одетую палку скелет.
Его расплывчатое, втянутое, похожее на высохшую тыкву маленькое лицо медленно поворачивалось, будто под действием мотора. Глаза не моргали.
Черты лица не изменялись чувствами. Организм превратился в простую воспринимающую машину. Органы чувств, беспрерывно двигаясь туда-сюда, воспринимали информацию. Но сколько ее достигало мозга, запоминалось и понималось, одному Богу было известно. Возможно, совсем ничего.
Появилась знакомая личность, держа в руке щипцы.
— Я знал, что вы обязательно объявитесь, — сказал Ларсу доктор Тодт.
Но на его лице было написано огромное облегчение. — Вы пешком?
— Должно быть, — ответил Ларс.
— Вы не помните?
— Ничего. Но я устал.
— Нормальная тенденция, — сказал доктор Тодт. — Даже сильнейшие психозы можно преодолеть, просто необходимо немного времени. Лечение переменой мест. Просто во многих случаях времени не хватает. А что касается вас, то времени вообще нет. — Затем он обернулся к Рикардо Гастингсу.
— Теперь о нем — что бы вы хотели попробовать прежде всего?
Ларс изучил сгорбленную старческую фигуру.
— Биопсию.
— Не понимаю.
— Я хочу взять пробу ткани. Мне все равно какой, из любой части тела.
— Зачем?
— В дополнение к микроскопическому анализу я хочу сделать проверку углеродом. Насколько точен новый тестирующий углерод-17-В?
— До месяцев.
— Я так и думал. До тех пор, пока не будет результатов углеродного тестирования, с моей стороны не будет никаких эскизов, трансов, никакой другой деятельности.
Тодт сделал неопределенный жест:
— Кто может знать намерения Бессмертных?
— Сколько потребуется времени?
— Результаты могут быть получены сегодня к трем часам дня.
— Хорошо, — сказал Ларс. — Я пойду приму душ, куплю новые туфли и, может быть, новое пальто. Чтобы подбодрить себя.
— Магазины закрыты. Людям рекомендовано оставаться под землей. Эти районы включают в себя…
— Не перечисляйте. Я слышал весь список по пути сюда.
— Вы серьезно не собираетесь входить в транс? — спросил Тодт.
— Нет. Нет никакого смысла. Ведь Лиля пыталась же.
— Хочешь посмотреть на мои эскизы, Ларс? — спросила Лиля.
— Посмотрю. — Он протянул руку, и ему подали целую кипу. Он быстро пролистал их и увидел то, что и ожидал — ни больше ни меньше. Он положил их на стол рядом.
— Они действительно тонкой конструкции, — заметил доктор Тодт.
— Автомат, напоминающий по форме человека, — с надеждой произнесла Лиля, неотрывно глядя на Ларса.
— Это он, — сказал Ларс. Он показал на древнюю сгорбленную фигуру, которая беспрерывно вращала, как орудийной башенкой, головой. — Или, вернее, оно. Ты не поняла, что у нет в голове. Ты только поняла анатомические составляющие, входящие в биохимическую основу. То, что делает его живым. То, что является искусственным механизмом. — Затем добавил:
— Я понимаю, что это андроид, напоминающий внешне человека, и знаю, что углеродное тестирование подтвердит это. Единственное, что я хочу узнать — это точный возраст.
После некоторой паузы Тодт хрипло спросил:
— Что?
— Сколько времени эти чужаки над нами? — спросил Ларс, не удостоив его ответом.
— Неделю.
— Не думаю, что такой совершенный автомат, как этот, мог быть собран за неделю.
— В таком случае, если ты прав, то его создатель знал… — сказала Лиля.
— О черт! — ответил Ларс. — Я прав. Посмотри на свои эскизы и ответь: разве в них не Рикардо Гастингс? Я действительно хочу это сказать. Давай, валяй!
Ларс подобрал эскизы, сунул их ей, Лиля машинально взяла их и молча, как будто не видя, просмотрела, каждый раз еле заметно кивая.
— Кто мог сконструировать такой удачный автомат? — спросил доктор, заглядывая через Лилино плечо. — У ком есть такие способности и возможности, не говоря уже о вдохновенном таланте?
— Ассоциация Ланфермана, — ответил Ларс.
— Кто-нибудь еще? — снова спросил Тодт.
— Я больше никого не знаю.
Благодаря КАСН у Ларса было довольно точное представление о возможностях Нар-Востока. У них не было ничего подобного. Ничто не могло сравниться с Ассоциацией Ланфермана, которая, в конце концов, простиралась от Сан-Франциско до Лос-Анджелеса: экономический, индустриальный организм длиной в пятьсот миль.
А производство андроидов, которые даже при ближайшем пристальном рассмотрении выглядели как подлинно живые существа, было одним из их главных производств.
Внезапно Рикардо Гастингс закаркал:
— Если бы не несчастный случай, когда волна энергии переполнила…
Подойдя к нему, Ларс перебил:
— Ты управляешься изнутри?
Старые затуманенные глаза взглянули на нем. Но ответа не последовало, слюнявый рот больше не двигался.
— Ну, давай же, — сказал Ларс. — Автоматически или дистанционно? Ты статический или ты принимаешь инструкции извне? Честно говоря, я думаю, что ты — полный автомат. Запрограммированный наперед. — Затем Лиле и доктору Тодту:
— Это объясняет то, что вы называете «маразмом». Повторение определенных смысловых кусков снова и снова.
Рикардо Гастингс пробормотал, пуская слюни:
— Парень, мы их разбили. Они не ожидали этого, думали, что смели нас.
Наши дизайнеры оружия — они не смогли ничего. Пришельцы думали, что они смогут просто так прийти на Землю и победить. Но мы им задали! Жаль, что вы этого не помните, это было еще до вас. — Он — или оно — хмыкнуло, невидящим взглядом уставившись в пол, искривив рот в гримасе восторга.
— Я все равно не приемлю идею оружия, путешествующего во времени, сказал Ларс после паузы.
— Мы сделали из них кашу, — бормотал Рикардо Гастингс. — Мы полностью отклонили их чертовы спутники из этого временного вектора, на миллиарды лет в будущее, и они до сих пор там. Хе-хе! — В его глазах промелькнула искорка жизни. — Они теперь кружатся над планетой, населенной только, наверное, пауками да одноклеточными. Жаль. Мы еще поймали их линейные корабли, с помощью Б.Г.В. Мы послали их в далекое прошлое, они были посланы завоевывать Землю приблизительно во времена трилобитов. Тут уже не проиграешь! Победить трилобитов и палками заставить их подчиниться! Старый ветеран триумфально фыркнул.
В два тридцать, после того ожидания, которое Ларс не повторил бы ни за какие деньги, сотрудник госпиталя принес данные, полученные углеродным анализом ткани, взятой из тела старика.
— Что там? — спросила Лиля, неловко поднявшись и не отрывая глаз от лица Ларса, пытаясь определить его реакцию.
— Прочитай это сама. — Он протянул ей одинарный листочек.
Почти теряя сознание, она попросила:
— Скажи мне сам.
— Микроскопический анализ показал, что это бесспорно человеческая, а не синтет… то есть, искусственная ткань. Анализы углеродом-17-В кусочка ткани показали, что это экземпляр возраста от 110 до 115 лет. И возможно, но не наверняка, еще старше.
— Ты ошибся, — сказала Лиля.
— Да. — Ларс кивнул.
Рикардо Гастингс хмыкнул.
Они сразу же спустились к усиленно охраняемому этажу, где происходило это.
Это. Такого слова, как они, не было. Ларс заметил попытку обесчеловечить ту деятельность, в которую собирался погрузиться. Обращаясь к одному из эскортирующих его офицеров, он заметил:
— Все же это лучше, чем попасть в руки этих неизвестных поработителей из отдаленной звездной системы, если они у них есть.
— А что «это», сэр?
— Да что угодно, — ответил Ларс.
Самый высокий морской офицер, он действительно был очень высоким, произнес:
— Там есть на что взглянуть, сэр.
Когда они миновали последний охранный пост, Ларс спросил высокого офицера:
— А вы сами видели этого старого ветерана войны, Рикардо Гастингса?
— Только мгновение.
— Сколько ему лет, как вы думаете?
— Может быть, девяносто. Или сто… Пожалуй, даже больше.
— Я никогда не видел его, — сказал Ларс.
Перед ними была последняя дверь, и в том, что она точно знала, сколько людей можно пропустить внутрь, был какой-то сверхсмысл. Дверь на мгновение распахнулась, он увидел одетых в белое людей.
— Я заключу с вами спор, — сказал он, когда чувствительная дверь щелкнула в ожидании, пока он пройдет. — По поводу возраста Рикардо Гастингса.
— Хорошо, сэр.
— Шесть месяцев, — сказал Ларс.
Трое морских офицеров уставились на него.
— Нет, — сказал Ларс. — Я передумал. Четыре.
И пошел вперед, оставив свой эскорт позади, потому что увидел Лилю Топчеву.
— Привет, — сказал он.
Она сразу же обернулась.
— Привет. — И слабо улыбнулась.
— Я думал, ты в домике Пятачка, — сказал он. — Навещаешь Ого.
— Нет, — ответила она. — Я в доме Пуха. В гостях у Пуха.
— Когда эта «беретта» выстрелила…
— О Боже, я думала, что это в меня, и ты тоже. Ты был в этом уверен и не мог даже посмотреть. Неужели это должна была быть я? Так или нет, но этого не случилось. И я бы поступила точно так же. Я бы не смотрела, если бы думала, что он направлен на тебя. Я так решила и думала, думала, думала, все время, пока… Я просто чертовски волновалась за тебя. Куда ты делся? Ты впал в транс и просто ушел куда-то. Знаешь, я подумала — она никогда раньше не стреляла из таких пистолетов. Она, должно быть, и понятия не имела, как он действует.
— А что теперь?
— Я работала. О Боже, как я работала! Пойдем в соседнюю комнату, посмотрим на него. — Лиля, помрачнев, пошла вперед. — Тебе сказали, что мне ничего не удалось?
— Могло бы быть и хуже, учитывая, что с нами происходит почти каждый час, — сказал Ларс.
Возвращаясь с Востока, он узнал, как чудовищно много людей исчезло с лица земли. Невероятно много. Такой катастрофы человечество еще не знало.
— Рикардо Гастингс говорит, что они с Сириуса, — сказала Лиля. — И они хотят нас поработить, как мы и подозревали. Они хитиновые и имеют физиологическую иерархию, которая насчитывает уже миллионы лет. На планетах их системы, которые находятся на расстоянии чуть больше девяти световых лет от нас, теплокровные формы жизни никогда не поднимались выше стадии лемура. Древесные, с лисьими мордами, большинство ведут ночной образ жизни, есть даже с гибкими подвижными хвостами. Поэтому мы для них просто разумные уродцы. Просто более высокоорганизованные, наподобие рабочих лошадей, организмы, умеющие работать. Они восхищаются нашим большим пальцем. Мы можем делать любую сложную работу, но они думают о нас, как мы — о крысах.
— Но ведь мы все время ставим эксперименты на крысах. Мы пытаемся научиться, используя их…
— Но, — возразила Лиля, — мы любопытны, как лемуры. Необычный звук и мы высунем головы из нор, чтобы посмотреть, в чем дело. А они — нет.
Кажется, что среди хитиновых форм, даже высокоорганизованных, большинство — рефлексные организмы. Поговори с Гастингсом об этом.
— Мне совсем неинтересно говорить с ним, — ответил Ларс.
Впереди, за раскрытой дверью, сидел похожий на одетую палку скелет.
Его расплывчатое, втянутое, похожее на высохшую тыкву маленькое лицо медленно поворачивалось, будто под действием мотора. Глаза не моргали.
Черты лица не изменялись чувствами. Организм превратился в простую воспринимающую машину. Органы чувств, беспрерывно двигаясь туда-сюда, воспринимали информацию. Но сколько ее достигало мозга, запоминалось и понималось, одному Богу было известно. Возможно, совсем ничего.
Появилась знакомая личность, держа в руке щипцы.
— Я знал, что вы обязательно объявитесь, — сказал Ларсу доктор Тодт.
Но на его лице было написано огромное облегчение. — Вы пешком?
— Должно быть, — ответил Ларс.
— Вы не помните?
— Ничего. Но я устал.
— Нормальная тенденция, — сказал доктор Тодт. — Даже сильнейшие психозы можно преодолеть, просто необходимо немного времени. Лечение переменой мест. Просто во многих случаях времени не хватает. А что касается вас, то времени вообще нет. — Затем он обернулся к Рикардо Гастингсу.
— Теперь о нем — что бы вы хотели попробовать прежде всего?
Ларс изучил сгорбленную старческую фигуру.
— Биопсию.
— Не понимаю.
— Я хочу взять пробу ткани. Мне все равно какой, из любой части тела.
— Зачем?
— В дополнение к микроскопическому анализу я хочу сделать проверку углеродом. Насколько точен новый тестирующий углерод-17-В?
— До месяцев.
— Я так и думал. До тех пор, пока не будет результатов углеродного тестирования, с моей стороны не будет никаких эскизов, трансов, никакой другой деятельности.
Тодт сделал неопределенный жест:
— Кто может знать намерения Бессмертных?
— Сколько потребуется времени?
— Результаты могут быть получены сегодня к трем часам дня.
— Хорошо, — сказал Ларс. — Я пойду приму душ, куплю новые туфли и, может быть, новое пальто. Чтобы подбодрить себя.
— Магазины закрыты. Людям рекомендовано оставаться под землей. Эти районы включают в себя…
— Не перечисляйте. Я слышал весь список по пути сюда.
— Вы серьезно не собираетесь входить в транс? — спросил Тодт.
— Нет. Нет никакого смысла. Ведь Лиля пыталась же.
— Хочешь посмотреть на мои эскизы, Ларс? — спросила Лиля.
— Посмотрю. — Он протянул руку, и ему подали целую кипу. Он быстро пролистал их и увидел то, что и ожидал — ни больше ни меньше. Он положил их на стол рядом.
— Они действительно тонкой конструкции, — заметил доктор Тодт.
— Автомат, напоминающий по форме человека, — с надеждой произнесла Лиля, неотрывно глядя на Ларса.
— Это он, — сказал Ларс. Он показал на древнюю сгорбленную фигуру, которая беспрерывно вращала, как орудийной башенкой, головой. — Или, вернее, оно. Ты не поняла, что у нет в голове. Ты только поняла анатомические составляющие, входящие в биохимическую основу. То, что делает его живым. То, что является искусственным механизмом. — Затем добавил:
— Я понимаю, что это андроид, напоминающий внешне человека, и знаю, что углеродное тестирование подтвердит это. Единственное, что я хочу узнать — это точный возраст.
После некоторой паузы Тодт хрипло спросил:
— Что?
— Сколько времени эти чужаки над нами? — спросил Ларс, не удостоив его ответом.
— Неделю.
— Не думаю, что такой совершенный автомат, как этот, мог быть собран за неделю.
— В таком случае, если ты прав, то его создатель знал… — сказала Лиля.
— О черт! — ответил Ларс. — Я прав. Посмотри на свои эскизы и ответь: разве в них не Рикардо Гастингс? Я действительно хочу это сказать. Давай, валяй!
Ларс подобрал эскизы, сунул их ей, Лиля машинально взяла их и молча, как будто не видя, просмотрела, каждый раз еле заметно кивая.
— Кто мог сконструировать такой удачный автомат? — спросил доктор, заглядывая через Лилино плечо. — У ком есть такие способности и возможности, не говоря уже о вдохновенном таланте?
— Ассоциация Ланфермана, — ответил Ларс.
— Кто-нибудь еще? — снова спросил Тодт.
— Я больше никого не знаю.
Благодаря КАСН у Ларса было довольно точное представление о возможностях Нар-Востока. У них не было ничего подобного. Ничто не могло сравниться с Ассоциацией Ланфермана, которая, в конце концов, простиралась от Сан-Франциско до Лос-Анджелеса: экономический, индустриальный организм длиной в пятьсот миль.
А производство андроидов, которые даже при ближайшем пристальном рассмотрении выглядели как подлинно живые существа, было одним из их главных производств.
Внезапно Рикардо Гастингс закаркал:
— Если бы не несчастный случай, когда волна энергии переполнила…
Подойдя к нему, Ларс перебил:
— Ты управляешься изнутри?
Старые затуманенные глаза взглянули на нем. Но ответа не последовало, слюнявый рот больше не двигался.
— Ну, давай же, — сказал Ларс. — Автоматически или дистанционно? Ты статический или ты принимаешь инструкции извне? Честно говоря, я думаю, что ты — полный автомат. Запрограммированный наперед. — Затем Лиле и доктору Тодту:
— Это объясняет то, что вы называете «маразмом». Повторение определенных смысловых кусков снова и снова.
Рикардо Гастингс пробормотал, пуская слюни:
— Парень, мы их разбили. Они не ожидали этого, думали, что смели нас.
Наши дизайнеры оружия — они не смогли ничего. Пришельцы думали, что они смогут просто так прийти на Землю и победить. Но мы им задали! Жаль, что вы этого не помните, это было еще до вас. — Он — или оно — хмыкнуло, невидящим взглядом уставившись в пол, искривив рот в гримасе восторга.
— Я все равно не приемлю идею оружия, путешествующего во времени, сказал Ларс после паузы.
— Мы сделали из них кашу, — бормотал Рикардо Гастингс. — Мы полностью отклонили их чертовы спутники из этого временного вектора, на миллиарды лет в будущее, и они до сих пор там. Хе-хе! — В его глазах промелькнула искорка жизни. — Они теперь кружатся над планетой, населенной только, наверное, пауками да одноклеточными. Жаль. Мы еще поймали их линейные корабли, с помощью Б.Г.В. Мы послали их в далекое прошлое, они были посланы завоевывать Землю приблизительно во времена трилобитов. Тут уже не проиграешь! Победить трилобитов и палками заставить их подчиниться! Старый ветеран триумфально фыркнул.
В два тридцать, после того ожидания, которое Ларс не повторил бы ни за какие деньги, сотрудник госпиталя принес данные, полученные углеродным анализом ткани, взятой из тела старика.
— Что там? — спросила Лиля, неловко поднявшись и не отрывая глаз от лица Ларса, пытаясь определить его реакцию.
— Прочитай это сама. — Он протянул ей одинарный листочек.
Почти теряя сознание, она попросила:
— Скажи мне сам.
— Микроскопический анализ показал, что это бесспорно человеческая, а не синтет… то есть, искусственная ткань. Анализы углеродом-17-В кусочка ткани показали, что это экземпляр возраста от 110 до 115 лет. И возможно, но не наверняка, еще старше.
— Ты ошибся, — сказала Лиля.
— Да. — Ларс кивнул.
Рикардо Гастингс хмыкнул.
Глава 27
Значит, я снова, сказал себе Ларс Паудердрай, так же основательно провалил все, как и тогда, когда действительно была необходимость в оружии. Ни разу не было ситуации, в которой бы я действительно пригодился им. Кроме, конечно, той, когда Нар-Восток и Запад-Блок охватила доброкачественная опухоль многолетней игры в Эру Внедрения. Во время которой мы одурачили огромное множество простофиль повсеместно, для их же собственной пользы, за счет их собственных склонностей.