Страница:
Филип К. Дик
Кланы спутника Альфы
1
Прежде чем войти в кабинет ассамблеи, Габриель Бейнс отправил вперед симулакрона, чтобы проверить, нет ли там ловушки. Симулакрон, созданный изобретательным кланом манов, во всем походил на него и мог много чего делать, но Бейнс использовал его только для защиты своей персоны. Обеспечение собственной безопасности было единственной целью его жизни, как это и подобало члену анклава Пар в Адольфвилле на севере спутника.
Разумеется, Бейнс много раз бывал за пределами Адольфвилля, но безопасно, точнее, относительно безопасно, чувствовал себя только здесь, за толстыми стенами города паров. Это доказывало, что его принадлежность к клану Пар не была следствием каких-то комбинаций, что он вполне обоснованно попал в один из массивных, крепко построенных городских округов. Бейнс был совершенно искренен; это было видно с первого взгляда.
Взять хотя бы его визит в мрачные норы гебов во время поисков беглых из рабочей бригады. Они были гебами, значит, искать их следовало в Гандитауне.
Но дело было в том, что для него все гебы выглядели одинаково: сгорбленные существа в грязных одеждах, хохочущие и бестолковые. Они годились лишь в чернорабочие. Но в Адольфвилле, где требовалось постоянно совершенствовать защиту от нападений манов, рабочие нужны были всегда, а ни один пар ни за что не согласился бы работать. Как бы то ни было, среди ветхих халуп гебов он чувствовал панический страх — реакцию той части его личности, на которую больше всего действовало окружение. Поселок гебов представлял собой обитаемую свалку, полную картонных хижин, но гебы не протестовали, и совершенно невозмутимо жили среди собственных отходов.
Здесь, на ассамблее — они собирались дважды в год — у гебов, разумеется, будет свой представитель. Вероятно, опять толстуха Сара Апостолес. Бейнс, выступающий от имени Пара, окажется в одном помещении с грязной — в самом буквальном смысле — гебой. Это даже как-то принижало его задачу.
Впрочем, куда большие опасения у него вызывал представитель манов, потому что Бейнс, как и всякий пар, панически их боялся. Его шокировала их тяга к бессмысленному насилию, этого он никак не мог понять. Они наслаждались насилием, испытывали извращенное наслаждение, уничтожая предметы и запугивая людей, особенно паров, к которым принадлежал он сам.
Он знал, каковы эти маны, но это ничего не меняло — он по-прежнему дрожал от одной мысли о встрече с Говардом Стрэвом, их делегатом.
Симулакрон вернулся, астматически сопя; на лице, имитирующем лицо Бейнса, блуждала вымученная улыбка.
— Все в порядке. Опасных газов нет, нет ни отравляющих веществ в графине с водой, ни пулеметных амбразур, ни адских машин. Нет также опасности электрических разрядов. Вы можете спокойно войти.
— К тебе никто не подходил? — осторожно спросил Бейнс.
— Там еще никого нет, — ответил симулакрон, — если не считать геба, подметающего пол.
Бейнс рывком открыл дверь и увидел геба. Мужчина подметал обычным их способом — медленно и размеренно, а на лице его застыла глупая улыбка, словно работа забавляла его. Вероятно, он мог бы без малейшего отвращения выполнять ее месяцами — ведь гебы не понимали даже концепции разнообразия. Разумеется, подумалось Бейнсу, в этой простоте есть свои преимущества. Например, на него произвел большое впечатление известный святой гебов, Игнац Ледебур, бродивший от города к городу, одаряя всех очарованием своей простоты. Этот наверняка ни у кого не вызывал опасений…
Гебы, даже их святые, не пытались обращать людей, как делали это мистики шизов. Все, чего они хотели, так это, чтобы их оставили в покое. Жизнь их год от года становилась все проще, а их идеалом была вегетация на уровне зелени.
Проверив свой лазерный пистолет, Бейнс решился. Осторожно войдя в кабинет ассамблеи, он уселся, но тут же пересел, не желая сидеть слишком близко от окна — там он становился удобной мишенью. Чтобы скоротать время, он решил поговорить с гебом.
— Как тебя зовут? — спросил он.
— Джекоб Симион, — ответил геб с той же глупой улыбкой, продолжая подметать пол. Гебы даже не понимали, что кто-то издевается над ними, но даже если и понимали, это их мало беспокоило. Апатия ко всему — вот что их отличало.
— Любишь свою работу, Джекоб? — спросил Бейнс. закуривая.
— Конечно, — ответил геб и залился своим дурацким смехом.
Дверь открылась, и на пороге появилась красивая толстушка Аннет Голдинг — делегат от поли.
— Я уж боялась, что опоздала, — сказала девушка.
— Нет.
Бейнс поднялся и подал ей стул, окинув женщину подозрительным взглядом. Ничто не говорило о том, что она принесла с собой оружие. Впрочем, у нее во рту могли быть спрятаны капсулы со смертоносными спорами. Решив, что так оно и есть, Бейнс снова пересел, выбрав стул на дальнем конце длинного стола. Дистанция — вот что важнее всего.
— Жарко здесь, — сказала Аннет. — Я бежала по всей лестнице. — Она улыбнулась ему беззаботной улыбкой поли. Бейнс не считал ее особенно привлекательной… хотя, если бы она немного похудела… И все-таки он любил Аннет и воспользовался случаем, чтобы немного поболтать с ней. Разговор носил слегка эротическую окраску.
— Аннет, — сказал он, — ты очень милая и симпатичная девушка. Жалко, что у тебя нет мужа. Если бы ты вышла за меня…
— Да, Габ, — ответила она, улыбаясь, — я чувствовала бы себя в безопасности. Лакмусовая бумажка в каждом углу, пульсационные анализаторы атмосферы, защита от всех излучений…
— Перестань! — оборвал ее Бейнс. Интересно, сколько ей может быть лет? Наверняка, не больше двадцати. Как и все поли, она выглядела ребенком. Поли не взрослели, не менялись с течением времени, ибо в чем еще заключалась их жизнь, как не в искусственном продлении детства? В конце концов, все дети каждого клана спутника рождались как поли, ходили в общую центральную школу, и не менялись до десятого или двенадцатого года жизни. А некоторые — вот она, например, — не менялись никогда.
Аннет открыла сумочку, вынула пакетик конфет и принялась жадно есть.
— Я разволновалась, — объяснила она, — и мне нужно что-нибудь съесть.
Она протянула пакетик Бейнсу, но тот вежливо отказался: осторожность прежде всего. Он защищал свою жизнь тридцать пять лет и не собирался ее лишаться из-за глупого каприза. Все нужно обдумывать и планировать, тогда можно прожить еще столько же.
— Надеюсь, Луис Манфрети и в этом году будет представлять клан шизов, — сказала Аннет. — Я всегда любила его, он так интересно рассказывает. Земные и небесные твари, чудовища, которые сражаются под землей… — Она задумчиво пососала конфетку. — Как ты думаешь, Габ, в видениях шизов что-то есть?
— Нет в них ни черта, — откровенно ответил Бейнс.
— В таком случае, почему они только и говорят об этом? Для них-то они реальны.
— Мистицизм, — презрительно отмахнулся Бейнс. Он втянул носом воздух и почувствовал какой-то странный сладковатый запах. Поняв, что он идет от волос Аннет, мужчина выдохнул. «А может, так задумано», — тут же подумал он, снова настораживаясь.
— У тебя хорошие духи, — неискренне похвалил он. — Как они называются?
— «Дикая ночь», — ответила Аннет. — Я купила их у торговца с Альфы Второй. Это стоило мне девяносто скинов, но пахнут они бесподобно, правда ведь? Месячный заработок. — Она погрустнела.
— Выходи за меня, — снова начал Бейнс, но тут же умолк.
Появился представитель депов. Он стоял в двери, и взгляд его вытаращенных глаз, смотревших с искаженного ужасом лица, казалось, пронзал Бейнса насквозь.
— О боже мой, — вздохнул Габриель, не зная, то ли посочувствовать бедному депу, то ли выразить ему презрение. В конце концов, мужчина мог и воодушевиться, все депы могли бы это сделать, будь они немного похрабрее, но храбрость была незнакома жителям южной колонии. А этот был и вовсе тряпкой. Он замер в дверях, боясь войти, но настолько равнодушный к своей судьбе, что сделал бы даже то, чего боялся. Впрочем, нав-сос на его месте просто досчитал бы до двадцати, повернулся бы и удрал.
— Пожалуйста, входите, — уговаривала Аннет, указывая на стул.
— А какой смысл в этих ассамблеях? — спросил деп и вошел — вялый, согбенный, обреченный. — Мы только причиняем друг другу боль. Незачем устраивать новые авантюры.
Он сел, склонив голову и стиснув руки.
— Я Аннет Голдинг, — сказала Аннет. — А это Габриель Бейнс, пар. Я — поли, а ты деп, да? Это ясно по тому, как ты уставился в пол, — засмеялась она.
Деп не ответил, он даже не представился.
Разговор — Бейнс хорошо это знал — был для депа необычайно труден — им на него не хватало энергии. Этот деп пришел пораньше, видимо, из страха опоздать: чрезмерное рвение, вызванное постоянным страхом. Бейнс не любил их, они были бесполезны и для самих себя, и для других кланов. Зачем они вообще жили? В отличие от гебов, их нельзя было использовать даже как чернорабочих — лишенные всякой воли депы ложились на землю и невидящими глазами таращились в небо.
Наклонившись к Бейнсу, Аннет мягко сказала:
— Развесели его.
— Ни за что! — ответил Бейнс. — Какое мне до него дело? Он сам виноват в том, что он такой. Он мог бы измениться, если бы захотел, мог бы поверить в добро. Судьба у него не хуже, чем у любого из нас, может, даже лучше. Работают они еле-еле; хотел бы я выполнять за год столько работы, сколько средний деп.
В дверь вошла высокая блондинка средних лет, одетая в длинное серое пальто. Это была Ингрид Хибблер, нав-сос. Идя вокруг стола и поочередно касаясь рукой каждого стула, она шепотом считала. Бейнс и Аннет ждали, а геб, подметавший пол, вдруг поднял голову и захохотал. Деп все так же смотрел в пол, ничего не видя. Наконец мисс Хибблер нашла стул, номер которого ее удовлетворил, отодвинула и чопорно села, стиснув руки. Пальцы ее быстро шевелились, словно она вязала невидимую защитную оболочку.
— На стоянке я встретила Стрэва, — сказала она и принялась тихо считать — Эти маны… Он чуть не переехал меня и мне пришлось… — Она вздрогнула и на секунду умолкла. — Впрочем, неважно. Трудно избавиться от его ауры, если уж тебя ею заразили.
Аннет заметила, непонятно для кого:
— Если в этом году Манфред вновь будет делегатом от шизов, он, вероятно, вместо двери войдет в окно. — Она весело рассмеялась, и геб подхватил этот смех. — И, разумеется, мы ждем еще геба, — добавила девушка.
— Это я д-делегат из Гандитауна, — отозвался геб Джекоб Симион, монотонно взмахивая метлой. — Я п-подумал: дай подмету немного, пока буду ж-ждать. — Он улыбнулся им.
Бейнс вздохнул: представитель гебов — дворник. Впрочем, все они таковы, если не сейчас, то потенциально. Итак, не было только шиза и мана. Говард Стрэв, явится, как только накружится всласть по стоянке, пугая делегатов «Лучше пусть не пробует меня испугать», — подумал Бейнс. Лазерный пистолет на поясе не был игрушкой, а кроме того, в холле его сигнала ждал сим.
— О чем будет сегодняшний разговор? — спросила нав-сос мисс Хибблер, и внезапно начала считать с закрытыми глазами: — Раз, два. Раз, два.
— Ходят слухи, — ответила Аннет, — будто замечен странный корабль. Это не торговое судно с Альфы Второй, в этом мы почти уверены.
Она с таким азартом ела конфеты, что прикончила почти весь пакет. Бейнс знал, что у девушки есть какие-то отклонения в работе мозга, некая разновидность синдрома обжорства, и каждый раз, когда она волновалась, ее тянуло пожевать.
— Корабль, — молвил деп, словно вдруг проснувшись. — Может, хоть они наведут у нас порядок.
— Какой порядок? — спросила мисс Хибблер.
— Сама знаешь, — откликнулся деп, слабо шевельнув рукой, и это было все, на что он оказался способен. Потом он вновь умолк и погрузился в апатию.
Для депов все и всегда казалось хаосом и при этом они, разумеется, боялись перемен. Презрение Бейнса только усилилось, когда он вспомнил это. И все-таки — корабль. Неужели это правда?
Стрэв должен знать. В Да Винчи Хейтс маны разработали устройства для наблюдения за кораблями. Вероятно, информация пришла от них, если, конечно, мистики шизов не высмотрели это в своих видениях.
— Это явный обман, — громко заметил Бейнс. Все в кабинете, включая вялого депа, разом взглянули на него, даже геб на мгновение перестал подметать.
— Маны на все способны, — пояснил Бейнс. — Они спят и видят управлять всеми нами.
— Но почему? — спросила мисс Хибблер.
— Ты же знаешь, что маны всех нас ненавидят, — сказал Бейнс, — что у них отродясь не бывало хороших манер. Варвары, грубияны, немытые громилы, хватающиеся за ружье всякий раз, когда слышат слово «культура». Это у них в крови.
Но это еще ничего не объясняло. Откровенно говоря, он и сам не знал, почему маны так старались задеть всех окружающих, если это не вытекало, как гласила его теория, из простого садизма. «Нет, — подумал он, — здесь должно быть что-то большее. Злость и зависть. Они должны завидовать, ибо понимают, что культурно мы стоим выше их. Достаточно вспомнить, насколько изменчив Да Винчи Хейтс — там нет ни порядка, ни эстетического единства. Дикая помесь из так называемых «творческих» проектов, начатых, но так и не законченных».
— Согласна, Стрэв несколько толстокож, — заметила Аннет. — И даже чуточку безумен. Но зачем ему сообщать о чужом корабле, которого он не видел? Ты не даешь никакого логического объяснения.
— Зато я знаю, — упрямо повторил Бейнс, — что маны, и особенно Говард Стрэв, настроены против нас. Мы должны вместе защищаться от… — тут он умолк, потому что дверь распахнулась и в кабинет бесцеремонно ворвался Говард Стрэв.
Рыжий, большой и мускулистый, он широко улыбнулся. Его, похоже, ничуть не волновало появление чужого корабля у их небольшого спутника.
Осталось дождаться только шиза, но тот мог опоздать и на час, и на два. Он мог находиться в трансе, погруженный в созерцание возможной реальности и первичных космических сил, являющихся основой преходящей вселенной.
— Мы вполне можем начинать, — решил Бейнс, разумеется, с оглядкой на Стрэва. И на мисс Хибблер. Фактически, ему было плевать на всех на них, за исключением, может, Аннет, но…
Ничего тут не поделаешь, все поли таковы. Никто и никогда не мог предвидеть, каким путем они пойдут. Они сознательно вели себя шиворот-навыворот, не подчинясь законам логики, но при этом не были ни ночными бабочками, как шизы, ни безмозглыми машинами, как гебы. Они были по-настоящему живыми, и именно это нравилось ему в Аннет — живость и свежесть.
Если честно, то она заставляла его чувствовать себя неловким, запертым в толстой железной скорлупе, словно в смешных древних доспехах. Ей было двадцать, ему — тридцать пять, может, в этом и была причина. «Держу пари, она хочет, чтобы я чувствовал себя именно так. Она нарочно старается, чтобы мне было плохо».
И тут, словно по заказу, он почувствовал к ней ледяную, расчетливую ненависть пара.
Аннет же, делая вид, будто ничего не заметила, доедала остатки конфет из пакета.
— Стойте, — сказал Омар драконам, поднимая руку. Мужчина и женщина, идущие по тротуару, остановились.
— Что с ним такое? Что он делает? — спросила девушка, с отвращением глядя на него.
— Это просто шиз погруженный в свои видения, — ответил мужчина.- Извечная война вспыхнула вновь, — вещал Омар. — Жизненные силы иссякают. Неужели ни один человек не примет мудрого решения и не откажется от жизни, чтобы обновить ее?
— Знаешь, им можно задавать разные вопросы, и они порой дают интересные ответы, — мужчина рассмеялся, подмигивая жене. — Ну-ка, спроси его. Только о чем-то значительном и всеобщем, а не о том, где ты вчера потеряла ножницы.
Женщина осторожно обратилась к Омару:
Простите, я всегда думала: бывает ли жизнь после смерти?
— Смерти нет, — ответил Омар, удивленный вопросом, изобличающим неописуемое невежество. — То, что ты видишь и называешь «смертью», просто фаза прорастания, в которой новая форма жизни дремлет, ожидая очередного воплощения. — Он поднял руки, указуя. — Видишь? Нельзя убить дракона смерти, пусть даже его кровь потоками заливает траву. Новые его образы возникают со всех сторон. Из зерна, погребенного в земле, вновь появляется растение. — Он двинулся вперед, оставив мужчину и женщину. — Мне нужно идти к семиэтажному каменному зданию, — напомнил он себе. — Там меня ждут Говард Стрэв, варвар. Мисс Хибблер, ворчунья, плененная цифрами. Аннет Голдинг, воплощение самой жизни, погружающаяся во все, что позволит ей это. Габриель Бейнс, порабощенный необходимостью защищаться от того, что не нападает. Простой человек с метлой, который ближе к Богу, чем кто-либо из нас. И еще тот печальный, который никогда не смотрит вверх, человек даже без имени. Как же его все-таки зовут? Может, Отто? Нет, пожалуй, Дино. Дино Уотерс. Он ждет смерти и не знает, что живет ожиданием призрака, ибо даже смерть не защитит его от самого себя.
Подойдя к подножию семиэтажного здания, самого большого в Адольфвилле, он с помощью левитации поднялся вверх и завис напротив нужного окна, стуча в него пальцем, пока кто-то ему не открыл.
— Мистер Манфретти не приехал? — спросила Аннет,
— В нынешнем году это невозможно, — объяснил Омар. — Он перебрался в другое царство и находится в трансе. Кормят его через нос.
— О! — сказала Аннет и вздрогнула. — Это кататония.
— Убейте его, — резко произнес Стрэв, — и избавитесь от лишней проблемы. Эти шизы более чем бесполезны. Они ведут себя как Жанна д’Арк. Ничего удивительного, что ваш город такой убогий.
— Материально он убог, — согласился Омар, — зато богат непреходящими ценностями.
Он держался подальше от Стрэва, стараясь вообще не обращать на него внимания. Ему претило стремление манов уничтожать все вокруг себя. Такое поведение проистекало от любви к жестокости, а вовсе не от необходимости; зло определялось сознательным выбором.
С другой стороны, здесь был еще и Габриель Бейнс. Как и все пары, он тоже мог быть жесток, но то было своего рода рабство. Его настолько поглощала забота о собственной шкуре, что, разумеется, он просто не мог не ошибаться на каждом шагу. Однако, в отличие от Стрэва, винить его в этом было нельзя.
Занимая свое место, Омар сказал:
— Да будет благословенно наше собрание. — Он повернулся к Стрэву. — Какие новости, Говард?
— Вооруженный корабль, — ответил Стрэв с широкой, хитрой улыбкой, явно радуясь беспокойству всех прочих. — Не торговое судно с Альфы Второй, а из совершенно иной системы. Мы перехватили их мысли, и они касаются не торговой миссии, а… — Он нарочно замолчал, не закончив фразы, хотел, наверное, посмотреть, как они будут пресмыкаться перед ним.
— Мы должны защищаться, — сказал Бейнс.
Мисс Хибблер согласилась с ним, к ней неохотно присоединилась Аннет. Даже геб перестал подметать и, похоже, забеспокоился.
— Мы в Адольфвилле, — продолжал Беинс, — конечно организуем оборону. Мы обращаемся к твоим людям, Стрэв, за техническими идеями, и ждем от вас многого. В первый раз мы просим, чтобы вы положили свою судьбу на весы ради общего блага.
— «Общее благо», — передразнил его Стрэв. — Ты хотел сказать «наше благо».
— Боже мой, — сказала Аннет. — Неужели ты всегда такой безответственный, Стрэв? Можешь ты хоть раз задуматься о возможных последствиях? Подумай хотя бы о детях. Если не себя, то хотя бы их мы должны защитить.
— Пусть жизненные силы воспрянут и одержат триумф на поле битвы. Пусть белый дракон избегнет красного пятна мнимой смерти, — тихо молился Омар Даймонд. — Пусть этот мир станет безопасным лоном и защитит нас от тех, кто служит аду.
И вдруг он вспомнил то, что увидел, когда шел на эту встречу: предвестие прибытия врага. Поток воды превратился в кровь, когда он пересек его. Теперь он знал, что означало это видение. Война и смерть, может, даже уничтожение Шести Кланов и их шести городов… шести, если не считать свалки, где жили гебы.
— Мы погибли… — хрипло пробормотал Дино Уотерс. Все уставились на него, даже Джекоб Симион. Как это похоже на депа!
— Прости ему… — прошептал Омар.
И где-то в невидимом королевстве дух жизни услышал, ответил и простил полумертвое существо Дино Уотерса из Коттон Мэзер Эстейтс, колонии депов.
Разумеется, Бейнс много раз бывал за пределами Адольфвилля, но безопасно, точнее, относительно безопасно, чувствовал себя только здесь, за толстыми стенами города паров. Это доказывало, что его принадлежность к клану Пар не была следствием каких-то комбинаций, что он вполне обоснованно попал в один из массивных, крепко построенных городских округов. Бейнс был совершенно искренен; это было видно с первого взгляда.
Взять хотя бы его визит в мрачные норы гебов во время поисков беглых из рабочей бригады. Они были гебами, значит, искать их следовало в Гандитауне.
Но дело было в том, что для него все гебы выглядели одинаково: сгорбленные существа в грязных одеждах, хохочущие и бестолковые. Они годились лишь в чернорабочие. Но в Адольфвилле, где требовалось постоянно совершенствовать защиту от нападений манов, рабочие нужны были всегда, а ни один пар ни за что не согласился бы работать. Как бы то ни было, среди ветхих халуп гебов он чувствовал панический страх — реакцию той части его личности, на которую больше всего действовало окружение. Поселок гебов представлял собой обитаемую свалку, полную картонных хижин, но гебы не протестовали, и совершенно невозмутимо жили среди собственных отходов.
Здесь, на ассамблее — они собирались дважды в год — у гебов, разумеется, будет свой представитель. Вероятно, опять толстуха Сара Апостолес. Бейнс, выступающий от имени Пара, окажется в одном помещении с грязной — в самом буквальном смысле — гебой. Это даже как-то принижало его задачу.
Впрочем, куда большие опасения у него вызывал представитель манов, потому что Бейнс, как и всякий пар, панически их боялся. Его шокировала их тяга к бессмысленному насилию, этого он никак не мог понять. Они наслаждались насилием, испытывали извращенное наслаждение, уничтожая предметы и запугивая людей, особенно паров, к которым принадлежал он сам.
Он знал, каковы эти маны, но это ничего не меняло — он по-прежнему дрожал от одной мысли о встрече с Говардом Стрэвом, их делегатом.
Симулакрон вернулся, астматически сопя; на лице, имитирующем лицо Бейнса, блуждала вымученная улыбка.
— Все в порядке. Опасных газов нет, нет ни отравляющих веществ в графине с водой, ни пулеметных амбразур, ни адских машин. Нет также опасности электрических разрядов. Вы можете спокойно войти.
— К тебе никто не подходил? — осторожно спросил Бейнс.
— Там еще никого нет, — ответил симулакрон, — если не считать геба, подметающего пол.
Бейнс рывком открыл дверь и увидел геба. Мужчина подметал обычным их способом — медленно и размеренно, а на лице его застыла глупая улыбка, словно работа забавляла его. Вероятно, он мог бы без малейшего отвращения выполнять ее месяцами — ведь гебы не понимали даже концепции разнообразия. Разумеется, подумалось Бейнсу, в этой простоте есть свои преимущества. Например, на него произвел большое впечатление известный святой гебов, Игнац Ледебур, бродивший от города к городу, одаряя всех очарованием своей простоты. Этот наверняка ни у кого не вызывал опасений…
Гебы, даже их святые, не пытались обращать людей, как делали это мистики шизов. Все, чего они хотели, так это, чтобы их оставили в покое. Жизнь их год от года становилась все проще, а их идеалом была вегетация на уровне зелени.
Проверив свой лазерный пистолет, Бейнс решился. Осторожно войдя в кабинет ассамблеи, он уселся, но тут же пересел, не желая сидеть слишком близко от окна — там он становился удобной мишенью. Чтобы скоротать время, он решил поговорить с гебом.
— Как тебя зовут? — спросил он.
— Джекоб Симион, — ответил геб с той же глупой улыбкой, продолжая подметать пол. Гебы даже не понимали, что кто-то издевается над ними, но даже если и понимали, это их мало беспокоило. Апатия ко всему — вот что их отличало.
— Любишь свою работу, Джекоб? — спросил Бейнс. закуривая.
— Конечно, — ответил геб и залился своим дурацким смехом.
Дверь открылась, и на пороге появилась красивая толстушка Аннет Голдинг — делегат от поли.
— Я уж боялась, что опоздала, — сказала девушка.
— Нет.
Бейнс поднялся и подал ей стул, окинув женщину подозрительным взглядом. Ничто не говорило о том, что она принесла с собой оружие. Впрочем, у нее во рту могли быть спрятаны капсулы со смертоносными спорами. Решив, что так оно и есть, Бейнс снова пересел, выбрав стул на дальнем конце длинного стола. Дистанция — вот что важнее всего.
— Жарко здесь, — сказала Аннет. — Я бежала по всей лестнице. — Она улыбнулась ему беззаботной улыбкой поли. Бейнс не считал ее особенно привлекательной… хотя, если бы она немного похудела… И все-таки он любил Аннет и воспользовался случаем, чтобы немного поболтать с ней. Разговор носил слегка эротическую окраску.
— Аннет, — сказал он, — ты очень милая и симпатичная девушка. Жалко, что у тебя нет мужа. Если бы ты вышла за меня…
— Да, Габ, — ответила она, улыбаясь, — я чувствовала бы себя в безопасности. Лакмусовая бумажка в каждом углу, пульсационные анализаторы атмосферы, защита от всех излучений…
— Перестань! — оборвал ее Бейнс. Интересно, сколько ей может быть лет? Наверняка, не больше двадцати. Как и все поли, она выглядела ребенком. Поли не взрослели, не менялись с течением времени, ибо в чем еще заключалась их жизнь, как не в искусственном продлении детства? В конце концов, все дети каждого клана спутника рождались как поли, ходили в общую центральную школу, и не менялись до десятого или двенадцатого года жизни. А некоторые — вот она, например, — не менялись никогда.
Аннет открыла сумочку, вынула пакетик конфет и принялась жадно есть.
— Я разволновалась, — объяснила она, — и мне нужно что-нибудь съесть.
Она протянула пакетик Бейнсу, но тот вежливо отказался: осторожность прежде всего. Он защищал свою жизнь тридцать пять лет и не собирался ее лишаться из-за глупого каприза. Все нужно обдумывать и планировать, тогда можно прожить еще столько же.
— Надеюсь, Луис Манфрети и в этом году будет представлять клан шизов, — сказала Аннет. — Я всегда любила его, он так интересно рассказывает. Земные и небесные твари, чудовища, которые сражаются под землей… — Она задумчиво пососала конфетку. — Как ты думаешь, Габ, в видениях шизов что-то есть?
— Нет в них ни черта, — откровенно ответил Бейнс.
— В таком случае, почему они только и говорят об этом? Для них-то они реальны.
— Мистицизм, — презрительно отмахнулся Бейнс. Он втянул носом воздух и почувствовал какой-то странный сладковатый запах. Поняв, что он идет от волос Аннет, мужчина выдохнул. «А может, так задумано», — тут же подумал он, снова настораживаясь.
— У тебя хорошие духи, — неискренне похвалил он. — Как они называются?
— «Дикая ночь», — ответила Аннет. — Я купила их у торговца с Альфы Второй. Это стоило мне девяносто скинов, но пахнут они бесподобно, правда ведь? Месячный заработок. — Она погрустнела.
— Выходи за меня, — снова начал Бейнс, но тут же умолк.
Появился представитель депов. Он стоял в двери, и взгляд его вытаращенных глаз, смотревших с искаженного ужасом лица, казалось, пронзал Бейнса насквозь.
— О боже мой, — вздохнул Габриель, не зная, то ли посочувствовать бедному депу, то ли выразить ему презрение. В конце концов, мужчина мог и воодушевиться, все депы могли бы это сделать, будь они немного похрабрее, но храбрость была незнакома жителям южной колонии. А этот был и вовсе тряпкой. Он замер в дверях, боясь войти, но настолько равнодушный к своей судьбе, что сделал бы даже то, чего боялся. Впрочем, нав-сос на его месте просто досчитал бы до двадцати, повернулся бы и удрал.
— Пожалуйста, входите, — уговаривала Аннет, указывая на стул.
— А какой смысл в этих ассамблеях? — спросил деп и вошел — вялый, согбенный, обреченный. — Мы только причиняем друг другу боль. Незачем устраивать новые авантюры.
Он сел, склонив голову и стиснув руки.
— Я Аннет Голдинг, — сказала Аннет. — А это Габриель Бейнс, пар. Я — поли, а ты деп, да? Это ясно по тому, как ты уставился в пол, — засмеялась она.
Деп не ответил, он даже не представился.
Разговор — Бейнс хорошо это знал — был для депа необычайно труден — им на него не хватало энергии. Этот деп пришел пораньше, видимо, из страха опоздать: чрезмерное рвение, вызванное постоянным страхом. Бейнс не любил их, они были бесполезны и для самих себя, и для других кланов. Зачем они вообще жили? В отличие от гебов, их нельзя было использовать даже как чернорабочих — лишенные всякой воли депы ложились на землю и невидящими глазами таращились в небо.
Наклонившись к Бейнсу, Аннет мягко сказала:
— Развесели его.
— Ни за что! — ответил Бейнс. — Какое мне до него дело? Он сам виноват в том, что он такой. Он мог бы измениться, если бы захотел, мог бы поверить в добро. Судьба у него не хуже, чем у любого из нас, может, даже лучше. Работают они еле-еле; хотел бы я выполнять за год столько работы, сколько средний деп.
В дверь вошла высокая блондинка средних лет, одетая в длинное серое пальто. Это была Ингрид Хибблер, нав-сос. Идя вокруг стола и поочередно касаясь рукой каждого стула, она шепотом считала. Бейнс и Аннет ждали, а геб, подметавший пол, вдруг поднял голову и захохотал. Деп все так же смотрел в пол, ничего не видя. Наконец мисс Хибблер нашла стул, номер которого ее удовлетворил, отодвинула и чопорно села, стиснув руки. Пальцы ее быстро шевелились, словно она вязала невидимую защитную оболочку.
— На стоянке я встретила Стрэва, — сказала она и принялась тихо считать — Эти маны… Он чуть не переехал меня и мне пришлось… — Она вздрогнула и на секунду умолкла. — Впрочем, неважно. Трудно избавиться от его ауры, если уж тебя ею заразили.
Аннет заметила, непонятно для кого:
— Если в этом году Манфред вновь будет делегатом от шизов, он, вероятно, вместо двери войдет в окно. — Она весело рассмеялась, и геб подхватил этот смех. — И, разумеется, мы ждем еще геба, — добавила девушка.
— Это я д-делегат из Гандитауна, — отозвался геб Джекоб Симион, монотонно взмахивая метлой. — Я п-подумал: дай подмету немного, пока буду ж-ждать. — Он улыбнулся им.
Бейнс вздохнул: представитель гебов — дворник. Впрочем, все они таковы, если не сейчас, то потенциально. Итак, не было только шиза и мана. Говард Стрэв, явится, как только накружится всласть по стоянке, пугая делегатов «Лучше пусть не пробует меня испугать», — подумал Бейнс. Лазерный пистолет на поясе не был игрушкой, а кроме того, в холле его сигнала ждал сим.
— О чем будет сегодняшний разговор? — спросила нав-сос мисс Хибблер, и внезапно начала считать с закрытыми глазами: — Раз, два. Раз, два.
— Ходят слухи, — ответила Аннет, — будто замечен странный корабль. Это не торговое судно с Альфы Второй, в этом мы почти уверены.
Она с таким азартом ела конфеты, что прикончила почти весь пакет. Бейнс знал, что у девушки есть какие-то отклонения в работе мозга, некая разновидность синдрома обжорства, и каждый раз, когда она волновалась, ее тянуло пожевать.
— Корабль, — молвил деп, словно вдруг проснувшись. — Может, хоть они наведут у нас порядок.
— Какой порядок? — спросила мисс Хибблер.
— Сама знаешь, — откликнулся деп, слабо шевельнув рукой, и это было все, на что он оказался способен. Потом он вновь умолк и погрузился в апатию.
Для депов все и всегда казалось хаосом и при этом они, разумеется, боялись перемен. Презрение Бейнса только усилилось, когда он вспомнил это. И все-таки — корабль. Неужели это правда?
Стрэв должен знать. В Да Винчи Хейтс маны разработали устройства для наблюдения за кораблями. Вероятно, информация пришла от них, если, конечно, мистики шизов не высмотрели это в своих видениях.
— Это явный обман, — громко заметил Бейнс. Все в кабинете, включая вялого депа, разом взглянули на него, даже геб на мгновение перестал подметать.
— Маны на все способны, — пояснил Бейнс. — Они спят и видят управлять всеми нами.
— Но почему? — спросила мисс Хибблер.
— Ты же знаешь, что маны всех нас ненавидят, — сказал Бейнс, — что у них отродясь не бывало хороших манер. Варвары, грубияны, немытые громилы, хватающиеся за ружье всякий раз, когда слышат слово «культура». Это у них в крови.
Но это еще ничего не объясняло. Откровенно говоря, он и сам не знал, почему маны так старались задеть всех окружающих, если это не вытекало, как гласила его теория, из простого садизма. «Нет, — подумал он, — здесь должно быть что-то большее. Злость и зависть. Они должны завидовать, ибо понимают, что культурно мы стоим выше их. Достаточно вспомнить, насколько изменчив Да Винчи Хейтс — там нет ни порядка, ни эстетического единства. Дикая помесь из так называемых «творческих» проектов, начатых, но так и не законченных».
— Согласна, Стрэв несколько толстокож, — заметила Аннет. — И даже чуточку безумен. Но зачем ему сообщать о чужом корабле, которого он не видел? Ты не даешь никакого логического объяснения.
— Зато я знаю, — упрямо повторил Бейнс, — что маны, и особенно Говард Стрэв, настроены против нас. Мы должны вместе защищаться от… — тут он умолк, потому что дверь распахнулась и в кабинет бесцеремонно ворвался Говард Стрэв.
Рыжий, большой и мускулистый, он широко улыбнулся. Его, похоже, ничуть не волновало появление чужого корабля у их небольшого спутника.
Осталось дождаться только шиза, но тот мог опоздать и на час, и на два. Он мог находиться в трансе, погруженный в созерцание возможной реальности и первичных космических сил, являющихся основой преходящей вселенной.
— Мы вполне можем начинать, — решил Бейнс, разумеется, с оглядкой на Стрэва. И на мисс Хибблер. Фактически, ему было плевать на всех на них, за исключением, может, Аннет, но…
Ничего тут не поделаешь, все поли таковы. Никто и никогда не мог предвидеть, каким путем они пойдут. Они сознательно вели себя шиворот-навыворот, не подчинясь законам логики, но при этом не были ни ночными бабочками, как шизы, ни безмозглыми машинами, как гебы. Они были по-настоящему живыми, и именно это нравилось ему в Аннет — живость и свежесть.
Если честно, то она заставляла его чувствовать себя неловким, запертым в толстой железной скорлупе, словно в смешных древних доспехах. Ей было двадцать, ему — тридцать пять, может, в этом и была причина. «Держу пари, она хочет, чтобы я чувствовал себя именно так. Она нарочно старается, чтобы мне было плохо».
И тут, словно по заказу, он почувствовал к ней ледяную, расчетливую ненависть пара.
Аннет же, делая вид, будто ничего не заметила, доедала остатки конфет из пакета.
* * *
Делегат от шизов, Омар Даймонд, разглядывая окружающий пейзаж, заметил двух равновеликих драконов — красного и белого, жизни и смерти. Драконы, сцепившись в поединке, заставляли равнину трястись, а небо над ней расползлось и сморщилось, словно гнилое. Серое солнце мало помогало миру, быстро теряющему свой небольшой запас жизни.— Стойте, — сказал Омар драконам, поднимая руку. Мужчина и женщина, идущие по тротуару, остановились.
— Что с ним такое? Что он делает? — спросила девушка, с отвращением глядя на него.
— Это просто шиз погруженный в свои видения, — ответил мужчина.- Извечная война вспыхнула вновь, — вещал Омар. — Жизненные силы иссякают. Неужели ни один человек не примет мудрого решения и не откажется от жизни, чтобы обновить ее?
— Знаешь, им можно задавать разные вопросы, и они порой дают интересные ответы, — мужчина рассмеялся, подмигивая жене. — Ну-ка, спроси его. Только о чем-то значительном и всеобщем, а не о том, где ты вчера потеряла ножницы.
Женщина осторожно обратилась к Омару:
Простите, я всегда думала: бывает ли жизнь после смерти?
— Смерти нет, — ответил Омар, удивленный вопросом, изобличающим неописуемое невежество. — То, что ты видишь и называешь «смертью», просто фаза прорастания, в которой новая форма жизни дремлет, ожидая очередного воплощения. — Он поднял руки, указуя. — Видишь? Нельзя убить дракона смерти, пусть даже его кровь потоками заливает траву. Новые его образы возникают со всех сторон. Из зерна, погребенного в земле, вновь появляется растение. — Он двинулся вперед, оставив мужчину и женщину. — Мне нужно идти к семиэтажному каменному зданию, — напомнил он себе. — Там меня ждут Говард Стрэв, варвар. Мисс Хибблер, ворчунья, плененная цифрами. Аннет Голдинг, воплощение самой жизни, погружающаяся во все, что позволит ей это. Габриель Бейнс, порабощенный необходимостью защищаться от того, что не нападает. Простой человек с метлой, который ближе к Богу, чем кто-либо из нас. И еще тот печальный, который никогда не смотрит вверх, человек даже без имени. Как же его все-таки зовут? Может, Отто? Нет, пожалуй, Дино. Дино Уотерс. Он ждет смерти и не знает, что живет ожиданием призрака, ибо даже смерть не защитит его от самого себя.
Подойдя к подножию семиэтажного здания, самого большого в Адольфвилле, он с помощью левитации поднялся вверх и завис напротив нужного окна, стуча в него пальцем, пока кто-то ему не открыл.
— Мистер Манфретти не приехал? — спросила Аннет,
— В нынешнем году это невозможно, — объяснил Омар. — Он перебрался в другое царство и находится в трансе. Кормят его через нос.
— О! — сказала Аннет и вздрогнула. — Это кататония.
— Убейте его, — резко произнес Стрэв, — и избавитесь от лишней проблемы. Эти шизы более чем бесполезны. Они ведут себя как Жанна д’Арк. Ничего удивительного, что ваш город такой убогий.
— Материально он убог, — согласился Омар, — зато богат непреходящими ценностями.
Он держался подальше от Стрэва, стараясь вообще не обращать на него внимания. Ему претило стремление манов уничтожать все вокруг себя. Такое поведение проистекало от любви к жестокости, а вовсе не от необходимости; зло определялось сознательным выбором.
С другой стороны, здесь был еще и Габриель Бейнс. Как и все пары, он тоже мог быть жесток, но то было своего рода рабство. Его настолько поглощала забота о собственной шкуре, что, разумеется, он просто не мог не ошибаться на каждом шагу. Однако, в отличие от Стрэва, винить его в этом было нельзя.
Занимая свое место, Омар сказал:
— Да будет благословенно наше собрание. — Он повернулся к Стрэву. — Какие новости, Говард?
— Вооруженный корабль, — ответил Стрэв с широкой, хитрой улыбкой, явно радуясь беспокойству всех прочих. — Не торговое судно с Альфы Второй, а из совершенно иной системы. Мы перехватили их мысли, и они касаются не торговой миссии, а… — Он нарочно замолчал, не закончив фразы, хотел, наверное, посмотреть, как они будут пресмыкаться перед ним.
— Мы должны защищаться, — сказал Бейнс.
Мисс Хибблер согласилась с ним, к ней неохотно присоединилась Аннет. Даже геб перестал подметать и, похоже, забеспокоился.
— Мы в Адольфвилле, — продолжал Беинс, — конечно организуем оборону. Мы обращаемся к твоим людям, Стрэв, за техническими идеями, и ждем от вас многого. В первый раз мы просим, чтобы вы положили свою судьбу на весы ради общего блага.
— «Общее благо», — передразнил его Стрэв. — Ты хотел сказать «наше благо».
— Боже мой, — сказала Аннет. — Неужели ты всегда такой безответственный, Стрэв? Можешь ты хоть раз задуматься о возможных последствиях? Подумай хотя бы о детях. Если не себя, то хотя бы их мы должны защитить.
— Пусть жизненные силы воспрянут и одержат триумф на поле битвы. Пусть белый дракон избегнет красного пятна мнимой смерти, — тихо молился Омар Даймонд. — Пусть этот мир станет безопасным лоном и защитит нас от тех, кто служит аду.
И вдруг он вспомнил то, что увидел, когда шел на эту встречу: предвестие прибытия врага. Поток воды превратился в кровь, когда он пересек его. Теперь он знал, что означало это видение. Война и смерть, может, даже уничтожение Шести Кланов и их шести городов… шести, если не считать свалки, где жили гебы.
— Мы погибли… — хрипло пробормотал Дино Уотерс. Все уставились на него, даже Джекоб Симион. Как это похоже на депа!
— Прости ему… — прошептал Омар.
И где-то в невидимом королевстве дух жизни услышал, ответил и простил полумертвое существо Дино Уотерса из Коттон Мэзер Эстейтс, колонии депов.
2
Едва взглянув на потрескавшиеся стены старой квартиры, на скрытое освещение, архаичное видеоокно и древний, изношенный пол из плиток, сделанных еще до корейской войны, Чак Риттерсдорф сказал себе: «А-а, ладно» и вынул чековую книжку. Он покривился при виде камина из кованого железа: последний раз он видел такой в 1970 году, когда был еще ребенком.
Хозяйка этой халупы подозрительно нахмурилась, разглядывая документы Чака.
— Из бумаг следует, что вы женаты, мистер Риттерсдорф, и имеете детей. Вам нельзя будет приводить их в эту квартиру. В объявлении я указала конкретно: «Мужчине, работающему, непьющему и…»
— В том-то и дело, — устало сказал Чак. Эта толстая женщина средних лет, одетая в венерианское платье из шкур сверчков-игрунов и меховые туфли, вызывала у него отвращение и здорово утомляла.
— Мы с женой живем раздельно; дети остались с ней. Именно поэтому мне и нужна квартира.
— Но они будут вас навещать, — ее брови, раскрашенные пурпуром, поднялись.
— Вы не знаете мою жену, — ответил Чак.
— Да нет же, наверняка будут. Я знаю новые федеральные законы о разводе. Это не то, что разводы в прежние времена. Вы уже были в суде? Получили документы?
Вчера он ночевал в отеле, а позавчера была последняя ночь, прошедшая в попытках добиться невозможного: жить с Мари и дальше.
Он подал женщине чек, та вернула ему идентификационную карточку и вышла. Закрыв за нею дверь, он подошел к окну и посмотрел вниз, на улицу, на машины, на реактивных прыгунов, на тротуары и туннели для пешеходов. Скоро ему придется позвонить адвокату, Нату Уилдеру. Совсем скоро. Распад их семьи выглядел смешно: профессией его жены были советы в семейных делах. Здесь, в Мэрион-Каунти, штат Калифорния, она пользовалась хорошей репутацией. Один Бог знает, сколько семей она спасла, однако именно ее великолепный талант и способности привели к тому, что Чак оказался в этой мрачной комнате. Мэри достигла многого и никак не могла избавиться от презрения к нему, а со временем чувство это усилилось. Его карьера — и с этим ему пришлось смириться — не была даже отчасти такой удачной, как у Мэри. Работа, которую сам он очень любил, заключалась в программировании симулакронов для бесчисленных пропагандистских кампаний, для агитации против коммунистических государств, окружающих США. Чак глубоко верил в то, чем занимался, но его работа не была ни высокооплачиваемой, ни особо почетной. Программы, которые он составлял, были, мягко говоря, инфантильны, фальшивы и необъективны. Адресовались они главным образом школьникам, как в США, так и в соседних коммунистических государствах, а также взрослым с начальным образованием. Конечно, он занимался черной работой, и Мэри много раз упрекала его в этом. Как бы то ни было, он продолжал делать свою работу, хотя за шесть лет их супружества получил множество других предложений. Возможно, он делал это потому, что любил слушать свои слова, произносимые гуманоидальными симулакронами, а может, чувствовал, что его работа необходима. США ушли в глухую экономическую и политическую оборону, и вынуждены были программировать симулакронов-пропагандистов, которые во всем мире выступали представителями ЦРУ, чтобы агитировать, убеждать, воздействовать. Однако…
Три года назад наступил кризис. Одним из клиентов Мэри, запутавшимся в невероятных супружеских проблемах и в трех своих любовницах, был телевизионный продюсер Джералд Фелд, создатель единственного в своем роде телешоу Банни Хентмана. Он также был владельцем большинства популярных комедийных телепрограмм. Во время одной из неофициальных встреч Мэри показала Джералду несколько сценариев, которые Чак написал для отделения ЦРУ в Сан-Франциско. Фелд прочел их с интересом, поскольку (это и объясняло выбор Мэри) в них действительно был немалый заряд юмора. В этом и состоял талант Чака: он писал нечто большее, чем обычные программы… Говорили, что юмор так и брызжет из них. И Фелд попросил Мэри устроить его встречу с Чаком.
Сейчас, стоя у окна в обшарпанной комнатенке, куда он не принес даже смены одежды, и глядя на улицу внизу, Чак вспомнил разговор с Мэри. Беседа была исключительно язвительной, типичной для разговоров такого рода, и каждая реплика Мэри подчеркивала разделяющую их пропасть.
Для Мэри вопрос был ясен: подвернулась возможность поработать, значит, следовало хорошенько обдумать ее. Фелд хорошо заплатит, а Чак приобретет необычайную популярность. Каждую неделю в титрах программы Банни Хентмана на экране будет появляться фамилия Чака, как сценариста, и это сможет увидеть весь некоммунистический мир. Мэри — в этом-то и был ключ ко всей проблеме — могла бы тогда гордиться им, поскольку занятие это было бы исключительно творческим, а для Мэри творчество являлось смыслом жизни. Работа же для ЦРУ, программирование симулакронов-пропагандистов, которые поставляли новости для необразованных африканцев или азиатов, не считалась творческой. Информация повторялась, а ЦРУ пользовалось дурной славой в кругах людей образованных, среди которых вращалась Мэри.
Хозяйка этой халупы подозрительно нахмурилась, разглядывая документы Чака.
— Из бумаг следует, что вы женаты, мистер Риттерсдорф, и имеете детей. Вам нельзя будет приводить их в эту квартиру. В объявлении я указала конкретно: «Мужчине, работающему, непьющему и…»
— В том-то и дело, — устало сказал Чак. Эта толстая женщина средних лет, одетая в венерианское платье из шкур сверчков-игрунов и меховые туфли, вызывала у него отвращение и здорово утомляла.
— Мы с женой живем раздельно; дети остались с ней. Именно поэтому мне и нужна квартира.
— Но они будут вас навещать, — ее брови, раскрашенные пурпуром, поднялись.
— Вы не знаете мою жену, — ответил Чак.
— Да нет же, наверняка будут. Я знаю новые федеральные законы о разводе. Это не то, что разводы в прежние времена. Вы уже были в суде? Получили документы?
Вчера он ночевал в отеле, а позавчера была последняя ночь, прошедшая в попытках добиться невозможного: жить с Мари и дальше.
Он подал женщине чек, та вернула ему идентификационную карточку и вышла. Закрыв за нею дверь, он подошел к окну и посмотрел вниз, на улицу, на машины, на реактивных прыгунов, на тротуары и туннели для пешеходов. Скоро ему придется позвонить адвокату, Нату Уилдеру. Совсем скоро. Распад их семьи выглядел смешно: профессией его жены были советы в семейных делах. Здесь, в Мэрион-Каунти, штат Калифорния, она пользовалась хорошей репутацией. Один Бог знает, сколько семей она спасла, однако именно ее великолепный талант и способности привели к тому, что Чак оказался в этой мрачной комнате. Мэри достигла многого и никак не могла избавиться от презрения к нему, а со временем чувство это усилилось. Его карьера — и с этим ему пришлось смириться — не была даже отчасти такой удачной, как у Мэри. Работа, которую сам он очень любил, заключалась в программировании симулакронов для бесчисленных пропагандистских кампаний, для агитации против коммунистических государств, окружающих США. Чак глубоко верил в то, чем занимался, но его работа не была ни высокооплачиваемой, ни особо почетной. Программы, которые он составлял, были, мягко говоря, инфантильны, фальшивы и необъективны. Адресовались они главным образом школьникам, как в США, так и в соседних коммунистических государствах, а также взрослым с начальным образованием. Конечно, он занимался черной работой, и Мэри много раз упрекала его в этом. Как бы то ни было, он продолжал делать свою работу, хотя за шесть лет их супружества получил множество других предложений. Возможно, он делал это потому, что любил слушать свои слова, произносимые гуманоидальными симулакронами, а может, чувствовал, что его работа необходима. США ушли в глухую экономическую и политическую оборону, и вынуждены были программировать симулакронов-пропагандистов, которые во всем мире выступали представителями ЦРУ, чтобы агитировать, убеждать, воздействовать. Однако…
Три года назад наступил кризис. Одним из клиентов Мэри, запутавшимся в невероятных супружеских проблемах и в трех своих любовницах, был телевизионный продюсер Джералд Фелд, создатель единственного в своем роде телешоу Банни Хентмана. Он также был владельцем большинства популярных комедийных телепрограмм. Во время одной из неофициальных встреч Мэри показала Джералду несколько сценариев, которые Чак написал для отделения ЦРУ в Сан-Франциско. Фелд прочел их с интересом, поскольку (это и объясняло выбор Мэри) в них действительно был немалый заряд юмора. В этом и состоял талант Чака: он писал нечто большее, чем обычные программы… Говорили, что юмор так и брызжет из них. И Фелд попросил Мэри устроить его встречу с Чаком.
Сейчас, стоя у окна в обшарпанной комнатенке, куда он не принес даже смены одежды, и глядя на улицу внизу, Чак вспомнил разговор с Мэри. Беседа была исключительно язвительной, типичной для разговоров такого рода, и каждая реплика Мэри подчеркивала разделяющую их пропасть.
Для Мэри вопрос был ясен: подвернулась возможность поработать, значит, следовало хорошенько обдумать ее. Фелд хорошо заплатит, а Чак приобретет необычайную популярность. Каждую неделю в титрах программы Банни Хентмана на экране будет появляться фамилия Чака, как сценариста, и это сможет увидеть весь некоммунистический мир. Мэри — в этом-то и был ключ ко всей проблеме — могла бы тогда гордиться им, поскольку занятие это было бы исключительно творческим, а для Мэри творчество являлось смыслом жизни. Работа же для ЦРУ, программирование симулакронов-пропагандистов, которые поставляли новости для необразованных африканцев или азиатов, не считалась творческой. Информация повторялась, а ЦРУ пользовалось дурной славой в кругах людей образованных, среди которых вращалась Мэри.