Не ответив, Тилья обняла ее, поцеловала и кинулась к маме. Та нагнулась и неловко обняла ее. Обе тихонько всхлипывали.
— Как же я рада вас видеть! — сказала Тилья, когда смогла говорить. — Как там папа? Река сказала, проход открыт и было сражение.
Мать вытерла глаза подолом юбки.
— Из-за гор пришли кочевники, как мы и говорили. Люди всегда начинают верить, когда уже слишком поздно. Десять дней назад отец ушел на войну. Та девочка — Мина?
Она спросила об этом как о чем-то совершенно обыденном. Наверное, если в один прекрасный день к тебе во двор прилетает крылатая лошадь, неся на спине двух мальчиков, один из которых недавно был слепым стариком, то начинаешь верить во что угодно. Анья уже как ни в чем не бывало сидела рядом с Миной, засыпая ее вопросами. Мина обнимала ее и смеялась.
Тилья не представляла, как пройдет встреча мамы с Миной. Сначала они стояли молча, разглядывая друг друга, а потом обнялись и поцеловались.
— Похоже, у меня появилась еще одна дочь, — сказала мать.
— Если хочешь, — смеясь, ответила Мина. — Пользуйся случаем, мамочка. Как только мы с Альнором сделаем все, что надо, я опять буду говорить тебе, что к чему, как всегда.
Глава 20. Дом
Эпилог
— Как же я рада вас видеть! — сказала Тилья, когда смогла говорить. — Как там папа? Река сказала, проход открыт и было сражение.
Мать вытерла глаза подолом юбки.
— Из-за гор пришли кочевники, как мы и говорили. Люди всегда начинают верить, когда уже слишком поздно. Десять дней назад отец ушел на войну. Та девочка — Мина?
Она спросила об этом как о чем-то совершенно обыденном. Наверное, если в один прекрасный день к тебе во двор прилетает крылатая лошадь, неся на спине двух мальчиков, один из которых недавно был слепым стариком, то начинаешь верить во что угодно. Анья уже как ни в чем не бывало сидела рядом с Миной, засыпая ее вопросами. Мина обнимала ее и смеялась.
Тилья не представляла, как пройдет встреча мамы с Миной. Сначала они стояли молча, разглядывая друг друга, а потом обнялись и поцеловались.
— Похоже, у меня появилась еще одна дочь, — сказала мать.
— Если хочешь, — смеясь, ответила Мина. — Пользуйся случаем, мамочка. Как только мы с Альнором сделаем все, что надо, я опять буду говорить тебе, что к чему, как всегда.
Глава 20. Дом
Солнце уже садилось, когда они вышли из леса. Тилья посмотрела на Вудбурн, куда так стремилась вернуться. Ферма казалась темной, заброшенной. Тилью снедала тревога об отце. Со слов матери она знала, что мальчики появились два дня назад, коротко рассказали ей новости, переночевали и улетели на войну.
— Что могут сделать двое мальчишек, даже на летающей лошади, против орды воинственных кочевников? — покачала головой мать.
Тилья не сомневалась в силе волшебства Веревочника, которое защитит Альнора и Таля. Но отец… Он с Дасти ушел десять дней назад и ничего не смыслил в войне. Тилья не могла думать ни о чем другом.
Но сейчас она была дома. Несмотря ни на что, ее переполняло счастье.
— Смотрите! — воскликнула Анья, чуть ли не выпрыгивая из седла.
Они взглянули, куда она указывала, на северо-запад. На фоне розового неба, широко раскинув огромные крылья и слегка согнув ноги, парила Калико. Тиддикин задрал морду и приветливо заржал, узнав подругу, несмотря на ее странное поведение. Снижаясь, она сделала два круга и приземлилась во дворе, подняв облачко пыли.
Мина бросилась к Альнору, а Анья начала приставать к Талю:
— Что произошло? Где папа? Откуда вы прилетели? Эй, почему они так целуются? Это же моя бабушка! Бабушки не должны целоваться!
— Как я тебя понимаю… — вздохнул Таль. — Это мой дедушка.
— А где же папа?
— Сейчас расскажу. Нет ли чего-нибудь поесть? Мы умираем от голода.
— Значит, папа жив и не ранен? — спросила Тилья.
Она догадалась об этом по жизнерадостному виду Таля.
— Да. Я сказал ему, что вы идете домой, и вчера вечером после сражения он тоже тронулся в путь. Мы посадили его на плот вместе с конем. Река сейчас полноводная, так что он может приплыть сегодня к ночи.
— Сражение! — перебила Анья. — Расскажи! Ну расскажи!
— Сначала накорми. А не то я съем тебя!
Несмотря на усталость, Таль был в отличном настроении. Мать и Анья принялись готовить ужин, а Тилья пошла чистить Калико. Она делала это в рукавицах, чтобы своим прикосновением не разрушить волшебство. На правом боку у Калико она заметила маленький ожог. Когда девочка управилась, остальные уже сидели за столом.
Тилья чувствовала себя дома, как в башмаках, которые ей не подходят. Они были нужного размера и ладно пригнаны по ноге, но что-то мешало, как будто их еще надо разносить. В доме все осталось по-старому, изменились люди. Анья, как всегда, всеми командовала и во все совала нос, но и она стала другой. Когда Тилья подарила ей перламутровый гребень, который купила в Рамраме и умудрилась донести до дома в целости и сохранности, Анья была в восторге, но вместо того, чтобы броситься к зеркалу и потребовать всеобщего восхищения, сначала очень серьезно поблагодарила сестру и даже сказала, что, наверное, нелегко было уберечь такую хрупкую вещь. Совсем как взрослая. Анья изменилась потому, что много месяцев оставалась единственной дочерью и начала понимать, что Вудбурн перейдет к ней.
Это все еще ранило Тилью. Она думала, что сумела и рассудком и сердцем принять то, что ей придется навсегда покинуть Вудбурн. Она обманывала себя.
Перемена в матери была не такой заметной, но она тоже стала немного другой. Когда Анья в который раз рассказывала, как они ходили слушать кедры «каждый-прекаждый день», мать прервала ее, начала что-то говорить и вдруг замолчала. Раньше с ней такого не случалось. Либо она договаривала то, что хотела, либо вообще не раскрывала рта.
Потом Тилья заметила и другие признаки перемены: ничего не значащая быстрая улыбка, бессмысленная суета на кухне, новый жест — мама теперь все время теребила выбившийся локон. Должно быть, это потому, что в лесу умерла магия. Если волшебства больше нет, то какое она имеет право жить в Вудбурне вместо тети Грэйн? Зачем девятнадцать поколений Урласдотеров каждую зиму пели кедрам? Да, сегодня кедры проснулись, и магия, может быть, возобновится еще на двадцать поколений, но ничто уже не вернет матери былой уверенности.
Мальчики так проголодались, что заглатывали свой ужин молча, не обращая внимания на расспросы Аньи. Во дворе послышался радостный лай Брандо. Тилья побежала за фонарем, чтобы встретить отца, но Анья ее опередила.
— Анья, папа захочет сначала поздороваться с Тильей, — твердо сказала мать. — Он очень о ней беспокоился.
— А мы беспокоились о нем, — возразила Анья, но покорно отдала фонарь сестре.
Тилья зажгла его угольком из печи и вышла во двор. Отец обтирал Дасти пучком соломы. Он обернулся и молча посмотрел на дочь.
— Я же говорила, что вернусь, — сказала она.
Ни слова не говоря, отец поднял ее, как будто собирался посадить на Дасти. Он внимательно вгляделся в ее лицо и поставил на землю.
— Ты выглядишь усталым, — сказала Тилья.
— Устанешь тут. А ты выросла. Вы сделали все, что нужно?
— Да. Я надеюсь, что да… Узнаем, когда начнется первый снегопад… Папа, я не просто выросла, я изменилась. Но это все еще мой дом.
— Хорошо.
Вот и все. Большего она и не ждала. Тилья чувствовала, как ее счастье отзывается в его груди, и этого было достаточно.
Несмотря на усталость, они проговорили допоздна, рассказывая друг другу о своих приключениях.
— Ничего не пропускай, — потребовала Анья. — Папа всегда что-нибудь пропускает. А я хочу знать все!
— Я постараюсь, — сказал отец.
— Хорошо, — ответила Анья и тут же заснула.
Анья была права: отец совсем не умел рассказывать. Из его бессвязного повествования, сопровождаемого активной жестикуляцией, Тилья поняла, что летом проход оказался открыт. Начались набеги, но жители Долины сумели их отразить. Потом наступило временное затишье, но восемнадцать дней назад постовые в горах заметили огромное войско кочевников, надвигающееся с Северной равнины. Мужчины со всей Долины собрались у подножия гор.
Когда кочевники напали, воинам Долины удалось продержаться целый день, но ночью их окружили. Им оставалось только одно — сражаться до последней капли крови. Начался яростный, беспощадный бой. Кочевники обрушили на противника все свои силы. Жители Долины знали, что обречены. Вдруг лошади их врагов в испуге заржали и бросились врассыпную.
— Я поднимаю голову и вижу: над кочевниками вдруг проносится как не знаю что…
— Калико! — радостно закричала Анья, проснувшись на минутку.
Все рассмеялись.
— Правильно, цыпленок. Только я не сразу узнал ее. Я даже сначала не понял, что это лошадь. На врагов, откуда ни возьмись, обрушились языки пламени! Они настигали их везде. Потом мы увидели, что это крылатая лошадь и на ней сидят два парня. Один держит поводья, а другой плеткой напускает пламя. Они прогнали кочевников! Те побросали все и визжали от ужаса, пытаясь скорее уйти через проход обратно в степь. Повсюду носились испуганные лошади без наездников. Мы ничего не понимали. Только что готовились умереть, и вдруг все кончилось.
Отец замолчал и потянулся за кружкой сидра.
— А что было дальше? — спросила Анья. — Я хочу знать про Калико.
— Больше из него ничего не вытянешь, — сказала мать. — Об этом надо спросить Альнора и Таля.
Тилье ужасно хотелось спать, глаза закрывались. Она оглядела знакомую кухню. Горела только одна лампа. По углам прятались тени. Отблески огня из открытой печи играли на лицах сидящих за столом. Мина и Альнор пересели на скамью у очага. Таль сидел рядом с Тильей. Между ними стояла лампа, поэтому его лицо трудно было разглядеть. Он теребил кончики хлыста, который ему дал Веревочник. Таль обернулся к Альнору, ожидая, что тот начнет повествование.
— Пусть лучше Таль рассказывает, — остановила его Мина. — Все равно он будет постоянно перебивать тебя.
— Зато Альнор будет все время меня поправлять. Ну хорошо, с чего мне начать?
— С того, как вы улетели от нас, — сказала Мина.
Таль ни секунды не медлил, чтобы собраться с мыслями. Слова так и срывались у него с языка.
— Калико знала, куда лететь, — начал он. — Альнор пытался управлять ею, но она не слушалась, поэтому мы просто позволили ей лететь куда хочет. Она приземлилась в вашем дворе. Мы немного перекусили, и Селли рассказала нам про кочевников. Мы устали как собаки и хотели рано утром отправиться на поле сражения, поэтому сразу легли спать. На рассвете Селли разбудила нас, мы позавтракали и собирались в путь, но Калико не двигалась с места. Она была дома и дома хотела остаться. Потом я вспомнил вот что. Веревочник сказал, мне может понадобиться плетка, но я не знал зачем. И вот я подумал: может быть, это волшебная плетка, чтобы показать летающей лошади, кто хозяин. Я щелкнул ее по спине, и это сработало!
Таль взмахнул плеткой. Каждый ее хвост вспыхнул ярким пламенем и погас.
— У нее остался ожог, — сказала Тилья.
— Я нечаянно, — рассмеялся Таль. — Тогда я еще не знал, как с ней обращаться. Она делает все, что я хочу. Смотрите!
Он взмахнул плеткой еще раз. Горящие хвосты обернулись вокруг горки ореховой скорлупы, которую сложила Тилья, и сожгли ее дотла. Все еще смеясь, Таль продолжил:
— Словом, Калико тут же поднялась в небо. Я взмахнул плеткой еще раз, просто чтобы показать, что она все еще у меня в руках. Пламя обвило ее копыта — лошадь должна помнить, что лучше ей быть послушной. Потом я убрал плетку под рубашку и начал думать о том, что еще она умеет делать, как вдруг почему-то вспомнил имя того мага… Дорн… Он использовал плетку на стенах Талака и потом в Голороте. Я понял, зачем Веревочник дал ее мне, — чтобы сразиться с кочевниками. Тогда я сказал Альнору держаться крепче и выбрал под нами высокое дерево. Я достал плетку, тряхнул ею и приказал: «Сожги его!»
Тилья не видела его лица, но что-то в его чересчур возбужденном голосе насторожило ее. И эта странная пауза после того, как он произнес имя Дорна. Она вспомнила слова Веревочника: «Я использовал магию Дорна. Присмотрите за парнем».
Тилья вышла из-за стола и стряхнула с тарелки пепел от ореховой скорлупы в очаг. Потом она вернулась и тихо встала за спиной у Таля.
Анья дремала, но движение Тильи разбудило ее.
— Что дальше? — сонно спросила она, почти не открывая глаз. — Я не сплю. Что случилось?
— Вот что, — сказал Таль, направив ленты огня прямо на нее.
Девочка закричала. Таль, дико хохоча, щелкнул плеткой еще раз. Тилья перегнулась через его плечо и сомкнула руки вокруг рукоятки хлыста. Онемение пронзило ее тело. В следующий миг в руке оказалось несколько веревок, между которыми тускло поблескивал длинный золотистый волос.
— Зачем ты это сделала?! — закричал Таль.
Он вскочил и повернулся к ней. Его лицо пылало от ярости. Казалось, он собирался ее ударить. Она схватила его руку, и мальчик замер. Тилья провела через себя и разрушила вселившуюся в него магию. С облегчением она поняла, что это был не сам Дорн, а только остатки его волшебства, и отпустила Таля. Он рухнул на стул и сжал голову руками.
— Простите меня, простите… — шептал он. — На меня вдруг что-то нашло…
— Ты не виноват, — ответила Тилья. — Веревочник сказал, что это опасно. Но риск был оправдан. Если бы не ты, папа мог бы погибнуть, кочевники сожгли бы все дома в Долине.
— Это правда, — подтвердил отец.
— Знаете, о чем я подумала? — тихо сказала мать. — Все-таки хорошо, что у нас в Долине нет магии. Она нужна только в лесу и в горах. А нам лучше без нее.
— Верно, — снова согласился отец.
— А что было потом? — спросила Анья.
— Теперь пусть Альнор рассказывает. — Таль через силу улыбнулся.
— Как вам угодно, — ответил Альнор, как всегда держась холодно с малознакомыми людьми. — Рассказывать осталось не так уж много. К полудню мы прилетели к месту сражения. Калико вела себя как настоящая боевая лошадь и прекрасно слушалась поводьев. Таль работал хлыстом. Языки пламени выхватывали кочевников из седел, но не причиняли вреда лошадям. Мы прогнали врагов обратно в степь, а потом полетели вперед и сожгли их лагерь. Пусть знают, что мы можем достать их везде. Итак, все закончилось. Мы слишком устали, поэтому остались на ночь у подножия гор. Утром мы с Талем опять наведались в степь — кочевников и след простыл. А потом мы полетели обратно в Вудбурн. Я ничего не пропустил, Таль?
— Хлыст, — тихо ответил тот. — Он хотел сжечь лошадей. Я ему не позволил.
Тилья вытащила из переплетенных волокон веревки золотой волос мага и обмотала его вокруг мизинца.
— Намучался ты с ним, — сказала Мина. — Ну, домоседы, полагаю, вы хотите услышать, что с нами приключилось после того, как вы проводили нас. Рассказывать будут в основном Тилья и Таль, потому что мы с Альнором плохо помним, как были стариками. Наберитесь терпения и не засыпайте — история будет долгой.
— Мы можем подождать до завтра, — предложила мать.
— Я не могу, — возразила Анья.
— Вообще-то, нам с Альнором нужно кое-что сделать, — сказала Мина. — Чем дольше мы будем тянуть, тем хуже. Поэтому, если вы не очень устали, давайте покончим со всеми рассказами сегодня.
— Хорошо, — вздохнула Тилья.
Когда она изложила всю историю, отец встал и потянулся.
— А теперь в постель, — сказал он. — Кто будет спать на чердаке?
— Таль, — ответила Мина. — У нас с Альнором есть одно дело, которое мы должны довести до конца.
— Да, — тихо сказал Альнор. — Ради Долины.
Мина и Альнор взяли два одеяла и охапку дров.
Тилью душили слезы.
— Да что с тобой? — Мина выдавила улыбку. — Посмотри на это по-другому. Если бы нам предложили побыть молодыми до тех пор, пока мы не вернемся домой, неужели бы мы отказались? Это было чудесное время, и мы бы ни на что его не променяли.
Она вышла во двор. Альнор на секунду остановился, посмотрел на Мину с насмешливой, проницательной улыбкой, совсем как у Таля, и вышел следом.
Когда отец незадолго до рассвета встал и пошел к животным, Тилья по старой привычке тоже проснулась. Мизинец на левой руке неприятно пульсировал, и она вспомнила, что волос Веревочника так и остался на пальце. Может быть, это и разбудило ее — ощущение, что не все доведено до конца. Тилья выскользнула из-под одеяла и нечаянно разбудила Анью.
— Куда ты? — спросила та.
— Ш-ш… Спи. Мне надо кое-что сделать.
— Магия?
— Вроде того.
— Я с тобой. Пожалуйста! Я должна знать.
Тилья уже собиралась строго велеть ей лежать в постели, как вдруг подумала, что, наверное, сестра права. Она должна знать.
— Хорошо. Одевайся.
На улице еще было темно, но небо на востоке уже окрасилось в светло-серый цвет. Вдалеке у темного края леса горел яркий костер. Альнор и Мина насладились последними часами своей молодости и только под утро решились сжечь сухую веточку винограда. Вздохнув, Тилья взяла Анью за руку и повела к конюшне. В темноте она нащупала на полке несколько кусков сахара, дала сестре и вывела из стойла Калико. Лошадь шумно захлопала гигантскими крыльями и сложила их на спине.
— Какие красивые! — воскликнула Анья.
— Боюсь, мне придется их забрать.
— Не надо! Я тоже хочу полетать!
— И я, но мама права. Магии не место в Долине. Она нужна только в лесу и в горах. Если оставить Калико крылья, это все испортит. Не знаю как, но из-за этого все может пойти неправильно. И не будет ни говорящих кедров, ни единорогов, ни Урласдотеров в Вудбурне…
— Наверное, ты права…
— Хорошо. Тогда отвлеки Калико кусочком сахара…
Когда лошадь потянулась за сахаром, Тилья провела рукой по крылу. Она ощутила поток магии, прошедший сквозь нее, и на землю упали два золотых пера. Тилья подняла их, размотала с мизинца волос Веревочника и обвязала им перья.
Калико слизнула последние крошки сахара и оглянулась. На ее морде появилось такое озадаченное выражение, что Тилья расхохоталась:
— Не понимает, куда девались ее крылья. Она чувствует, что-то изменилось, но не знает что. Держи перья.
— Зачем?
— Давай отведем ее в стойло, и я тебе расскажу. Они уселись рядышком на сеновале. Сестры так много времени провели в разлуке, что теперь им хотелось быть как можно ближе друг к другу.
— Это перья птицы Рух, — объяснила Тилья. — Она дала их мне, чтобы Веревочник мог помочь мальчикам перелететь через лес. У него бы ничего не получилось, если бы я их нашла или украла. Рух — волшебная птица, волшебная от природы, как единорог. И теперь я отдаю эти перья тебе, потому что когда-нибудь они опять понадобятся. Надеюсь, ни тебе, ни твоей дочери, ни ее дочерям и внучкам не придется воспользоваться ими. Но когда-нибудь кто-то из рода Урласдотеров снова отправится в Империю просить Веревочника помочь Долине, как мы просили Фахиля.
Поэтому ты должна бережно хранить эти перья и передать их своей дочери, поведав историю, которую ты слышала вчера. Я расскажу ее тебе еще раз, потому что ты почти все время спала.
Я видела, как Веревочник превратил Калико в крылатую лошадь, но не знаю, каким образом он это сделал. Наверное, той Урласдотер, которой придется лететь в Империю, подскажут сами перья и волос Веревочника. Ее руки будут знать, что делать. Скорее всего, лучше делать это в лесу, потому что там есть магия. Ей понадобится лошадь, и еще там должен быть мужчина или мальчик из Нортбека. А потом… Я точно не знаю… Наверное, она должна собрать из леса всю магию, пропустить ее через свои руки и вложить в перья, держа их по бокам лошади. В этот момент она должна произнести имя Веревочника. Рамдатта. Это тайное имя. Его не должен знать никто, кроме той, к кому перейдет Вудбурн.
— Рамдатта?
— Да. Ты все поняла?
— Да. Это важно. Ради Долины.
— Правильно.
Когда они вышли из конюшни, уже рассвело. Со стороны леса медленно брели к ферме два человека: костлявая старуха и высокий худой старик. Она хромала, тяжело опираясь на руку старика, а он шел как слепой.
Увидев их, Анья подбежала к воротам фермы и начала по ним карабкаться. Забравшись на них, она обернулась к дому и радостно крикнула:
— Просыпайтесь! Все просыпайтесь! Мина вернулась!
Анья спрыгнула по другую сторону ворот и бросилась через поле к бабушке.
— Что могут сделать двое мальчишек, даже на летающей лошади, против орды воинственных кочевников? — покачала головой мать.
Тилья не сомневалась в силе волшебства Веревочника, которое защитит Альнора и Таля. Но отец… Он с Дасти ушел десять дней назад и ничего не смыслил в войне. Тилья не могла думать ни о чем другом.
Но сейчас она была дома. Несмотря ни на что, ее переполняло счастье.
— Смотрите! — воскликнула Анья, чуть ли не выпрыгивая из седла.
Они взглянули, куда она указывала, на северо-запад. На фоне розового неба, широко раскинув огромные крылья и слегка согнув ноги, парила Калико. Тиддикин задрал морду и приветливо заржал, узнав подругу, несмотря на ее странное поведение. Снижаясь, она сделала два круга и приземлилась во дворе, подняв облачко пыли.
Мина бросилась к Альнору, а Анья начала приставать к Талю:
— Что произошло? Где папа? Откуда вы прилетели? Эй, почему они так целуются? Это же моя бабушка! Бабушки не должны целоваться!
— Как я тебя понимаю… — вздохнул Таль. — Это мой дедушка.
— А где же папа?
— Сейчас расскажу. Нет ли чего-нибудь поесть? Мы умираем от голода.
— Значит, папа жив и не ранен? — спросила Тилья.
Она догадалась об этом по жизнерадостному виду Таля.
— Да. Я сказал ему, что вы идете домой, и вчера вечером после сражения он тоже тронулся в путь. Мы посадили его на плот вместе с конем. Река сейчас полноводная, так что он может приплыть сегодня к ночи.
— Сражение! — перебила Анья. — Расскажи! Ну расскажи!
— Сначала накорми. А не то я съем тебя!
Несмотря на усталость, Таль был в отличном настроении. Мать и Анья принялись готовить ужин, а Тилья пошла чистить Калико. Она делала это в рукавицах, чтобы своим прикосновением не разрушить волшебство. На правом боку у Калико она заметила маленький ожог. Когда девочка управилась, остальные уже сидели за столом.
Тилья чувствовала себя дома, как в башмаках, которые ей не подходят. Они были нужного размера и ладно пригнаны по ноге, но что-то мешало, как будто их еще надо разносить. В доме все осталось по-старому, изменились люди. Анья, как всегда, всеми командовала и во все совала нос, но и она стала другой. Когда Тилья подарила ей перламутровый гребень, который купила в Рамраме и умудрилась донести до дома в целости и сохранности, Анья была в восторге, но вместо того, чтобы броситься к зеркалу и потребовать всеобщего восхищения, сначала очень серьезно поблагодарила сестру и даже сказала, что, наверное, нелегко было уберечь такую хрупкую вещь. Совсем как взрослая. Анья изменилась потому, что много месяцев оставалась единственной дочерью и начала понимать, что Вудбурн перейдет к ней.
Это все еще ранило Тилью. Она думала, что сумела и рассудком и сердцем принять то, что ей придется навсегда покинуть Вудбурн. Она обманывала себя.
Перемена в матери была не такой заметной, но она тоже стала немного другой. Когда Анья в который раз рассказывала, как они ходили слушать кедры «каждый-прекаждый день», мать прервала ее, начала что-то говорить и вдруг замолчала. Раньше с ней такого не случалось. Либо она договаривала то, что хотела, либо вообще не раскрывала рта.
Потом Тилья заметила и другие признаки перемены: ничего не значащая быстрая улыбка, бессмысленная суета на кухне, новый жест — мама теперь все время теребила выбившийся локон. Должно быть, это потому, что в лесу умерла магия. Если волшебства больше нет, то какое она имеет право жить в Вудбурне вместо тети Грэйн? Зачем девятнадцать поколений Урласдотеров каждую зиму пели кедрам? Да, сегодня кедры проснулись, и магия, может быть, возобновится еще на двадцать поколений, но ничто уже не вернет матери былой уверенности.
Мальчики так проголодались, что заглатывали свой ужин молча, не обращая внимания на расспросы Аньи. Во дворе послышался радостный лай Брандо. Тилья побежала за фонарем, чтобы встретить отца, но Анья ее опередила.
— Анья, папа захочет сначала поздороваться с Тильей, — твердо сказала мать. — Он очень о ней беспокоился.
— А мы беспокоились о нем, — возразила Анья, но покорно отдала фонарь сестре.
Тилья зажгла его угольком из печи и вышла во двор. Отец обтирал Дасти пучком соломы. Он обернулся и молча посмотрел на дочь.
— Я же говорила, что вернусь, — сказала она.
Ни слова не говоря, отец поднял ее, как будто собирался посадить на Дасти. Он внимательно вгляделся в ее лицо и поставил на землю.
— Ты выглядишь усталым, — сказала Тилья.
— Устанешь тут. А ты выросла. Вы сделали все, что нужно?
— Да. Я надеюсь, что да… Узнаем, когда начнется первый снегопад… Папа, я не просто выросла, я изменилась. Но это все еще мой дом.
— Хорошо.
Вот и все. Большего она и не ждала. Тилья чувствовала, как ее счастье отзывается в его груди, и этого было достаточно.
Несмотря на усталость, они проговорили допоздна, рассказывая друг другу о своих приключениях.
— Ничего не пропускай, — потребовала Анья. — Папа всегда что-нибудь пропускает. А я хочу знать все!
— Я постараюсь, — сказал отец.
— Хорошо, — ответила Анья и тут же заснула.
Анья была права: отец совсем не умел рассказывать. Из его бессвязного повествования, сопровождаемого активной жестикуляцией, Тилья поняла, что летом проход оказался открыт. Начались набеги, но жители Долины сумели их отразить. Потом наступило временное затишье, но восемнадцать дней назад постовые в горах заметили огромное войско кочевников, надвигающееся с Северной равнины. Мужчины со всей Долины собрались у подножия гор.
Когда кочевники напали, воинам Долины удалось продержаться целый день, но ночью их окружили. Им оставалось только одно — сражаться до последней капли крови. Начался яростный, беспощадный бой. Кочевники обрушили на противника все свои силы. Жители Долины знали, что обречены. Вдруг лошади их врагов в испуге заржали и бросились врассыпную.
— Я поднимаю голову и вижу: над кочевниками вдруг проносится как не знаю что…
— Калико! — радостно закричала Анья, проснувшись на минутку.
Все рассмеялись.
— Правильно, цыпленок. Только я не сразу узнал ее. Я даже сначала не понял, что это лошадь. На врагов, откуда ни возьмись, обрушились языки пламени! Они настигали их везде. Потом мы увидели, что это крылатая лошадь и на ней сидят два парня. Один держит поводья, а другой плеткой напускает пламя. Они прогнали кочевников! Те побросали все и визжали от ужаса, пытаясь скорее уйти через проход обратно в степь. Повсюду носились испуганные лошади без наездников. Мы ничего не понимали. Только что готовились умереть, и вдруг все кончилось.
Отец замолчал и потянулся за кружкой сидра.
— А что было дальше? — спросила Анья. — Я хочу знать про Калико.
— Больше из него ничего не вытянешь, — сказала мать. — Об этом надо спросить Альнора и Таля.
Тилье ужасно хотелось спать, глаза закрывались. Она оглядела знакомую кухню. Горела только одна лампа. По углам прятались тени. Отблески огня из открытой печи играли на лицах сидящих за столом. Мина и Альнор пересели на скамью у очага. Таль сидел рядом с Тильей. Между ними стояла лампа, поэтому его лицо трудно было разглядеть. Он теребил кончики хлыста, который ему дал Веревочник. Таль обернулся к Альнору, ожидая, что тот начнет повествование.
— Пусть лучше Таль рассказывает, — остановила его Мина. — Все равно он будет постоянно перебивать тебя.
— Зато Альнор будет все время меня поправлять. Ну хорошо, с чего мне начать?
— С того, как вы улетели от нас, — сказала Мина.
Таль ни секунды не медлил, чтобы собраться с мыслями. Слова так и срывались у него с языка.
— Калико знала, куда лететь, — начал он. — Альнор пытался управлять ею, но она не слушалась, поэтому мы просто позволили ей лететь куда хочет. Она приземлилась в вашем дворе. Мы немного перекусили, и Селли рассказала нам про кочевников. Мы устали как собаки и хотели рано утром отправиться на поле сражения, поэтому сразу легли спать. На рассвете Селли разбудила нас, мы позавтракали и собирались в путь, но Калико не двигалась с места. Она была дома и дома хотела остаться. Потом я вспомнил вот что. Веревочник сказал, мне может понадобиться плетка, но я не знал зачем. И вот я подумал: может быть, это волшебная плетка, чтобы показать летающей лошади, кто хозяин. Я щелкнул ее по спине, и это сработало!
Таль взмахнул плеткой. Каждый ее хвост вспыхнул ярким пламенем и погас.
— У нее остался ожог, — сказала Тилья.
— Я нечаянно, — рассмеялся Таль. — Тогда я еще не знал, как с ней обращаться. Она делает все, что я хочу. Смотрите!
Он взмахнул плеткой еще раз. Горящие хвосты обернулись вокруг горки ореховой скорлупы, которую сложила Тилья, и сожгли ее дотла. Все еще смеясь, Таль продолжил:
— Словом, Калико тут же поднялась в небо. Я взмахнул плеткой еще раз, просто чтобы показать, что она все еще у меня в руках. Пламя обвило ее копыта — лошадь должна помнить, что лучше ей быть послушной. Потом я убрал плетку под рубашку и начал думать о том, что еще она умеет делать, как вдруг почему-то вспомнил имя того мага… Дорн… Он использовал плетку на стенах Талака и потом в Голороте. Я понял, зачем Веревочник дал ее мне, — чтобы сразиться с кочевниками. Тогда я сказал Альнору держаться крепче и выбрал под нами высокое дерево. Я достал плетку, тряхнул ею и приказал: «Сожги его!»
Тилья не видела его лица, но что-то в его чересчур возбужденном голосе насторожило ее. И эта странная пауза после того, как он произнес имя Дорна. Она вспомнила слова Веревочника: «Я использовал магию Дорна. Присмотрите за парнем».
Тилья вышла из-за стола и стряхнула с тарелки пепел от ореховой скорлупы в очаг. Потом она вернулась и тихо встала за спиной у Таля.
Анья дремала, но движение Тильи разбудило ее.
— Что дальше? — сонно спросила она, почти не открывая глаз. — Я не сплю. Что случилось?
— Вот что, — сказал Таль, направив ленты огня прямо на нее.
Девочка закричала. Таль, дико хохоча, щелкнул плеткой еще раз. Тилья перегнулась через его плечо и сомкнула руки вокруг рукоятки хлыста. Онемение пронзило ее тело. В следующий миг в руке оказалось несколько веревок, между которыми тускло поблескивал длинный золотистый волос.
— Зачем ты это сделала?! — закричал Таль.
Он вскочил и повернулся к ней. Его лицо пылало от ярости. Казалось, он собирался ее ударить. Она схватила его руку, и мальчик замер. Тилья провела через себя и разрушила вселившуюся в него магию. С облегчением она поняла, что это был не сам Дорн, а только остатки его волшебства, и отпустила Таля. Он рухнул на стул и сжал голову руками.
— Простите меня, простите… — шептал он. — На меня вдруг что-то нашло…
— Ты не виноват, — ответила Тилья. — Веревочник сказал, что это опасно. Но риск был оправдан. Если бы не ты, папа мог бы погибнуть, кочевники сожгли бы все дома в Долине.
— Это правда, — подтвердил отец.
— Знаете, о чем я подумала? — тихо сказала мать. — Все-таки хорошо, что у нас в Долине нет магии. Она нужна только в лесу и в горах. А нам лучше без нее.
— Верно, — снова согласился отец.
— А что было потом? — спросила Анья.
— Теперь пусть Альнор рассказывает. — Таль через силу улыбнулся.
— Как вам угодно, — ответил Альнор, как всегда держась холодно с малознакомыми людьми. — Рассказывать осталось не так уж много. К полудню мы прилетели к месту сражения. Калико вела себя как настоящая боевая лошадь и прекрасно слушалась поводьев. Таль работал хлыстом. Языки пламени выхватывали кочевников из седел, но не причиняли вреда лошадям. Мы прогнали врагов обратно в степь, а потом полетели вперед и сожгли их лагерь. Пусть знают, что мы можем достать их везде. Итак, все закончилось. Мы слишком устали, поэтому остались на ночь у подножия гор. Утром мы с Талем опять наведались в степь — кочевников и след простыл. А потом мы полетели обратно в Вудбурн. Я ничего не пропустил, Таль?
— Хлыст, — тихо ответил тот. — Он хотел сжечь лошадей. Я ему не позволил.
Тилья вытащила из переплетенных волокон веревки золотой волос мага и обмотала его вокруг мизинца.
— Намучался ты с ним, — сказала Мина. — Ну, домоседы, полагаю, вы хотите услышать, что с нами приключилось после того, как вы проводили нас. Рассказывать будут в основном Тилья и Таль, потому что мы с Альнором плохо помним, как были стариками. Наберитесь терпения и не засыпайте — история будет долгой.
— Мы можем подождать до завтра, — предложила мать.
— Я не могу, — возразила Анья.
— Вообще-то, нам с Альнором нужно кое-что сделать, — сказала Мина. — Чем дольше мы будем тянуть, тем хуже. Поэтому, если вы не очень устали, давайте покончим со всеми рассказами сегодня.
— Хорошо, — вздохнула Тилья.
Когда она изложила всю историю, отец встал и потянулся.
— А теперь в постель, — сказал он. — Кто будет спать на чердаке?
— Таль, — ответила Мина. — У нас с Альнором есть одно дело, которое мы должны довести до конца.
— Да, — тихо сказал Альнор. — Ради Долины.
Мина и Альнор взяли два одеяла и охапку дров.
Тилью душили слезы.
— Да что с тобой? — Мина выдавила улыбку. — Посмотри на это по-другому. Если бы нам предложили побыть молодыми до тех пор, пока мы не вернемся домой, неужели бы мы отказались? Это было чудесное время, и мы бы ни на что его не променяли.
Она вышла во двор. Альнор на секунду остановился, посмотрел на Мину с насмешливой, проницательной улыбкой, совсем как у Таля, и вышел следом.
Когда отец незадолго до рассвета встал и пошел к животным, Тилья по старой привычке тоже проснулась. Мизинец на левой руке неприятно пульсировал, и она вспомнила, что волос Веревочника так и остался на пальце. Может быть, это и разбудило ее — ощущение, что не все доведено до конца. Тилья выскользнула из-под одеяла и нечаянно разбудила Анью.
— Куда ты? — спросила та.
— Ш-ш… Спи. Мне надо кое-что сделать.
— Магия?
— Вроде того.
— Я с тобой. Пожалуйста! Я должна знать.
Тилья уже собиралась строго велеть ей лежать в постели, как вдруг подумала, что, наверное, сестра права. Она должна знать.
— Хорошо. Одевайся.
На улице еще было темно, но небо на востоке уже окрасилось в светло-серый цвет. Вдалеке у темного края леса горел яркий костер. Альнор и Мина насладились последними часами своей молодости и только под утро решились сжечь сухую веточку винограда. Вздохнув, Тилья взяла Анью за руку и повела к конюшне. В темноте она нащупала на полке несколько кусков сахара, дала сестре и вывела из стойла Калико. Лошадь шумно захлопала гигантскими крыльями и сложила их на спине.
— Какие красивые! — воскликнула Анья.
— Боюсь, мне придется их забрать.
— Не надо! Я тоже хочу полетать!
— И я, но мама права. Магии не место в Долине. Она нужна только в лесу и в горах. Если оставить Калико крылья, это все испортит. Не знаю как, но из-за этого все может пойти неправильно. И не будет ни говорящих кедров, ни единорогов, ни Урласдотеров в Вудбурне…
— Наверное, ты права…
— Хорошо. Тогда отвлеки Калико кусочком сахара…
Когда лошадь потянулась за сахаром, Тилья провела рукой по крылу. Она ощутила поток магии, прошедший сквозь нее, и на землю упали два золотых пера. Тилья подняла их, размотала с мизинца волос Веревочника и обвязала им перья.
Калико слизнула последние крошки сахара и оглянулась. На ее морде появилось такое озадаченное выражение, что Тилья расхохоталась:
— Не понимает, куда девались ее крылья. Она чувствует, что-то изменилось, но не знает что. Держи перья.
— Зачем?
— Давай отведем ее в стойло, и я тебе расскажу. Они уселись рядышком на сеновале. Сестры так много времени провели в разлуке, что теперь им хотелось быть как можно ближе друг к другу.
— Это перья птицы Рух, — объяснила Тилья. — Она дала их мне, чтобы Веревочник мог помочь мальчикам перелететь через лес. У него бы ничего не получилось, если бы я их нашла или украла. Рух — волшебная птица, волшебная от природы, как единорог. И теперь я отдаю эти перья тебе, потому что когда-нибудь они опять понадобятся. Надеюсь, ни тебе, ни твоей дочери, ни ее дочерям и внучкам не придется воспользоваться ими. Но когда-нибудь кто-то из рода Урласдотеров снова отправится в Империю просить Веревочника помочь Долине, как мы просили Фахиля.
Поэтому ты должна бережно хранить эти перья и передать их своей дочери, поведав историю, которую ты слышала вчера. Я расскажу ее тебе еще раз, потому что ты почти все время спала.
Я видела, как Веревочник превратил Калико в крылатую лошадь, но не знаю, каким образом он это сделал. Наверное, той Урласдотер, которой придется лететь в Империю, подскажут сами перья и волос Веревочника. Ее руки будут знать, что делать. Скорее всего, лучше делать это в лесу, потому что там есть магия. Ей понадобится лошадь, и еще там должен быть мужчина или мальчик из Нортбека. А потом… Я точно не знаю… Наверное, она должна собрать из леса всю магию, пропустить ее через свои руки и вложить в перья, держа их по бокам лошади. В этот момент она должна произнести имя Веревочника. Рамдатта. Это тайное имя. Его не должен знать никто, кроме той, к кому перейдет Вудбурн.
— Рамдатта?
— Да. Ты все поняла?
— Да. Это важно. Ради Долины.
— Правильно.
Когда они вышли из конюшни, уже рассвело. Со стороны леса медленно брели к ферме два человека: костлявая старуха и высокий худой старик. Она хромала, тяжело опираясь на руку старика, а он шел как слепой.
Увидев их, Анья подбежала к воротам фермы и начала по ним карабкаться. Забравшись на них, она обернулась к дому и радостно крикнула:
— Просыпайтесь! Все просыпайтесь! Мина вернулась!
Анья спрыгнула по другую сторону ворот и бросилась через поле к бабушке.
Эпилог
По безлюдному краю шла женщина и вела за собой хромую клячу. Дома были брошены и сожжены, поля почернели от горелых колосьев. Повсюду смердели незахороненные тела людей и животных. Перед ней вставала темная стена леса и остов сгоревшей фермы.
Саранья вернулась домой. В Вудбурн.
Шесть лет назад она ушла, поклявшись, что никогда не вернется. Пять лет она прожила за Восточной пустыней и была рабыней воеводы до тех пор, пока не убили его и двоих детей, которых она ему родила. На него напала армия его родного брата. В неразберихе сражения ей удалось незаметно сбежать. Она шла всю ночь, в темноте не зная, куда направляется. Когда рассвело, Саранья увидела, что находится в пустыне.
Шесть лет назад она чуть не умерла, пересекая ее, хотя тогда несла с собой воду и пищу. Сейчас у нее не было ничего. Но она не повернула назад. Лучше умереть, чем продолжать жить в рабстве. На этот раз пустыня, казалось, сама помогала ей. Она обрушила на Саранью два ливня и привела к заброшенному колодцу, где скопилось достаточно воды. Неподалеку Саранья нашла колонию птиц, которые устроили себе гнезда прямо на песке. Набрав яиц и воды, она прошла Восточную пустыню.
Увидев, что произошло в Долине, она поняла, что должна узнать, осталось ли что-нибудь от Вудбурна.
Осталось немного. Полуобвалившаяся труба и недогоревшие стропила. Саранья крикнула. Никто не ответил. Братья, должно быть, мертвы или сражаются со всадниками. Мать и ее сестра, наверное, скрываются в лесу.
Саранья потрогала ногой давно остывшие угли. Она не имела права плакать. По собственной воле она обрубила все, что связывало ее с Вудбурном.
В золе что-то блеснуло. Саранья нагнулась и подняла два золотых пера, связанных красноватым волосом. Она провела по ним пальцами и вспомнила эту глупую сказку, в которую никогда не верила. Саранья думала, мать рассказала ее, чтобы на всю жизнь приковать к Вудбурну. А все оттого, что когда-то Саранья совершила ошибку, признавшись, будто иногда слышит кедры.
Тяжело вздохнув, она повернулась к кляче, которая со вчерашнего дня плелась за ней. Лошадь не могла найти ни еды, ни хозяина и просто прибилась к единственному живому существу, которое увидела. Саранья не гнала ее, потому что это свежее мясо, которое не надо тащить на себе.
— Лошадь есть, — хрипло сказала Саранья. — Теперь не хватает только парня из Нортбека.
Она оглянулась. Тяжело опираясь на посох и прихрамывая, к ней приближался человек. Дожидаясь его, Саранья бездумно пропускала перья сквозь пальцы. Вдруг она почувствовала, что ее руки наполнило странное тепло. Перья и волос, казалось, светились изнутри.
Человек подошел к ней. Это был мужчина около сорока, худой, темноволосый. Левую ногу перевязывала окровавленная тряпка.
— Рибек Ортальсон, — сказал он.
— Саранья Урласдотер. Подержи-ка голову этой кляче. — Она обошла лошадь и встала сбоку. — Не представляю, как это работает. Затем прошептала имя: — Рамдатта.
Ее руки знали, что делать.
Саранья вернулась домой. В Вудбурн.
Шесть лет назад она ушла, поклявшись, что никогда не вернется. Пять лет она прожила за Восточной пустыней и была рабыней воеводы до тех пор, пока не убили его и двоих детей, которых она ему родила. На него напала армия его родного брата. В неразберихе сражения ей удалось незаметно сбежать. Она шла всю ночь, в темноте не зная, куда направляется. Когда рассвело, Саранья увидела, что находится в пустыне.
Шесть лет назад она чуть не умерла, пересекая ее, хотя тогда несла с собой воду и пищу. Сейчас у нее не было ничего. Но она не повернула назад. Лучше умереть, чем продолжать жить в рабстве. На этот раз пустыня, казалось, сама помогала ей. Она обрушила на Саранью два ливня и привела к заброшенному колодцу, где скопилось достаточно воды. Неподалеку Саранья нашла колонию птиц, которые устроили себе гнезда прямо на песке. Набрав яиц и воды, она прошла Восточную пустыню.
Увидев, что произошло в Долине, она поняла, что должна узнать, осталось ли что-нибудь от Вудбурна.
Осталось немного. Полуобвалившаяся труба и недогоревшие стропила. Саранья крикнула. Никто не ответил. Братья, должно быть, мертвы или сражаются со всадниками. Мать и ее сестра, наверное, скрываются в лесу.
Саранья потрогала ногой давно остывшие угли. Она не имела права плакать. По собственной воле она обрубила все, что связывало ее с Вудбурном.
В золе что-то блеснуло. Саранья нагнулась и подняла два золотых пера, связанных красноватым волосом. Она провела по ним пальцами и вспомнила эту глупую сказку, в которую никогда не верила. Саранья думала, мать рассказала ее, чтобы на всю жизнь приковать к Вудбурну. А все оттого, что когда-то Саранья совершила ошибку, признавшись, будто иногда слышит кедры.
Тяжело вздохнув, она повернулась к кляче, которая со вчерашнего дня плелась за ней. Лошадь не могла найти ни еды, ни хозяина и просто прибилась к единственному живому существу, которое увидела. Саранья не гнала ее, потому что это свежее мясо, которое не надо тащить на себе.
— Лошадь есть, — хрипло сказала Саранья. — Теперь не хватает только парня из Нортбека.
Она оглянулась. Тяжело опираясь на посох и прихрамывая, к ней приближался человек. Дожидаясь его, Саранья бездумно пропускала перья сквозь пальцы. Вдруг она почувствовала, что ее руки наполнило странное тепло. Перья и волос, казалось, светились изнутри.
Человек подошел к ней. Это был мужчина около сорока, худой, темноволосый. Левую ногу перевязывала окровавленная тряпка.
— Рибек Ортальсон, — сказал он.
— Саранья Урласдотер. Подержи-ка голову этой кляче. — Она обошла лошадь и встала сбоку. — Не представляю, как это работает. Затем прошептала имя: — Рамдатта.
Ее руки знали, что делать.