Страница:
– Проходи. Как ты себя чувствуешь?
– Довольно муторно, – ответил Хэл.
– Тогда лучше садись. – Аманда положила на стол электронный карандаш, не отрывая внимательного взгляда от Хэла.
Хэл поспешил воспользоваться предложением и плюхнулся в мягкое кресло.
– Тебе несколько дней надо как следует отдохнуть, – сказала она. – Что я могу для тебя сделать?
– Подскажи, как организовать мое возвращение в Омалу, – попросил он. – Я и так уже чересчур тебя обременяю.
– Когда ты начнешь обременять меня, я не стану от тебя это скрывать, – произнесла Аманда. – Что касается возвращения в Омалу, то ты пока для таких путешествий недостаточно окреп.
– Но мне нужно вернуться, – упрямо повторил он. – У меня там есть дело. Мне нужно встретиться с кем-нибудь, кто уполномочен говорить от лица Дорсая.
– Тогда тебе нужны Серые Капитаны.
Он удивленно уставился на нее.
– Кто?
Она улыбнулась.
– Это старое выражение. Между прочим, мы говорим именно «серые», а не «седые». Я даже не знаю, известно ли кому-нибудь, откуда оно пришло. Давным-давно, еще во времена Клетуса, слово «капитан» перестало использоваться для обозначения воинского звания, кроме как на космических кораблях. Теперь этим словом называют общепризнанного лидера – не важно кто, мужчина это или женщина, – того, кому люди доверяют принимать решения. И первая, и вторая Аманда входили в число Серых Капитанов.
– А как насчет третьей? – Он с любопытством взглянул на нее.
– Третья тоже, – спокойно ответила она. – Но Серые Капитаны, как правило, не сидят в Омалу. Обычно они предпочитают находиться дома.
– Тогда я должен встретиться с каждым из них в отдельности и уговорить их собраться вместе, чтобы я мог обратиться ко всем сразу.
Несколько секунд Аманда молча разглядывала его.
– Если бы ты был в порядке, – наконец медленно произнесла она, – чего нет в действительности, и то так не следовало бы поступать. А в твоем нынешнем состоянии ты вообще не способен говорить с кем бы то ни было. Прежде всего тебе нужен отдых, не меньше недели.
Хэл покачал головой:
– Ну уж это слишком.
– Именно столько.
– В любом случае, – он уперся ладонями в подлокотники кресла, собираясь встать, – я не могу столько ждать…
– Нет, можешь.
– Ты не понимаешь. – Хэл убрал руки с подлокотников. – Во-первых, я должен передать важное послание, адресованное всему дорсайскому народу, от экзотов. Но, что для меня гораздо важнее, я должен лично переговорить с этими Капитанами. Я хочу, чтобы они поняли, что то, к чему мы идем, может уничтожить все, чем дорожат дорсайцы, и много чего еще помимо этого… не знаю, как убедить вас…
– Ты уже сделал это, – отозвалась Аманда. Он обеспокоенно взглянул на нее.
– Ты мне все уже рассказал, – Аманда спокойно смотрела на него, и он снова поразился бездонной глубине ее бирюзовых глаз, – в ту первую ночь, когда мы приехали сюда.
– Все рассказал? – воскликнул он. – Все?
– Думаю, что все. – Она снова несколько секунд изучающе смотрела на него. – Я знаю, что тебе необходимо сделать, и, в отличие от тебя, знаю, как это сделать. Для того чтобы ты смог встретиться с Серыми Капитанами, они должны собраться в одном месте. И этим местом вполне может стать Форали.
– Форали? – удивился Хэл.
– А почему бы нет? – Она пожала плечами. – Там достаточно места для проведения подобной встречи, к тому же там сейчас никто не живет.
Аманда замолчала и откинулась в кресле. Он тоже какое-то время хранил молчание. От одной мысли о том, что ему придется говорить с этими людьми в Гримхаусе, у него все похолодело внутри.
– Я могу собрать для тебя Капитанов и заручиться, если этого потребует ситуация, поддержкой округа, – продолжила она. – Вся встреча займет не больше суток, если только кому-нибудь из них не захочется переночевать здесь, прежде чем пуститься в обратный путь.
Хэл заколебался:
– И ты думаешь, они приедут?
– Да, – без тени сомнения в голосе заявила Аманда. – Они приедут.
– Но я не могу… – Он старался подобрать слова.
– Не можешь что? Обременять? – Она мягко улыбнулась. – Это ведь делается для нашего же блага, не так ли?
– Да… – все еще смущенно проговорил Хэл, – конечно. И все же…
– Тогда все в порядке, – кивнула Аманда. – Я разошлю приглашения всем, кому нужно. А ты тем временем сможешь отдохнуть.
– Сколько времени потребуется, чтобы собрать их здесь? – спросил он, чувствуя, что события развиваются для него слишком быстро.
– Если дело срочное, то шесть часов. – Она смотрела на него почти холодно. – Но в случаях, подобных твоему, когда особой срочности нет, потребуется по меньшей мере неделя для того, чтобы они смогли найти время и прибыть сюда. Так что через неделю ты сможешь переговорить с двумя третями из них.
– Разве этого достаточно? – удивился Хэл.
– Если тебе удастся убедить большую часть из них, – ответила она, – у тебя потом не будет никаких проблем. Каждый из них принимает решение совершенно самостоятельно, но все они – люди в высшей степени ответственные. Если твои доводы окажутся разумными, большинство из них прислушаются к тебе и передадут твои слова своим согражданам.
– Хорошо, – согласился он, хотя и не был до конца уверен в словах Аманды. К тому же этот в общем-то спокойный разговор очень утомил его.
– Тогда я сразу же займусь этим. – Она внимательно посмотрела на него. – Ты можешь сам приготовить себе что-нибудь поесть? А то у меня сейчас дел невпроворот.
– Ну конечно, – кивнул он.
На короткое мгновение улыбка озарило ее лицо, но в следующий же миг оно вновь обрело прежнее серьезное, деловитое выражение.
– Тогда все в порядке. – Аманда взяла в руку электронный карандаш и склонилась над экраном. – Если тебе что-нибудь понадобится, спрашивай, не стесняйся.
Хэл стоял, озадаченно разглядывая ее. Во всем этом было что-то странное. Когда он впервые появился здесь, Аманда встретила его вежливо, но вполне открыто. Сейчас же она стала и ближе и дальше одновременно, как-будто спряталась в панцирь, отгородившись от него. Он повернулся и на ватных ногах двинулся в кухню, чувствуя, что каждое движение дается ему с большим трудом.
Хэл поел, и тут же его неодолимо потянуло в сон. Он отправился в спальню и рухнул на постель; спустя некоторое время опять поднялся, поел и снова завалился спать.
Аманда оказалась права. Прошло целых три дня, прежде чем он почувствовал себя более или менее в порядке. Таким образом, неделя, отведенная для сбора Серых Капитанов, оказалась для него как нельзя кстати.
Но слабость, которая свалила его на этот раз, отличалась от прежней. Безусловно, все еще сказывались последствия крайнего физического истощения, в котором он находился на Гармонии. И тем не менее причиной его нынешней слабости было нечто другое. Сначала Хэл приписал ее психическому перенапряжению, но потом засомневался в правильности объяснения.
Но Хэл был абсолютно уверен в том, что его нынешнее состояние непосредственно связано с визитом в Гримхаус.
Так что же на самом деле произошло там, в столовой? И объяснение могло быть любым.
Одно из них, поддающееся логическому анализу, заключалось в том, что он нашел в Гримхаусе то, ради чего и приехал туда, а именно понимание семьи Гримов, и в частности Донала, но оно оказалось настолько глубоким, что на какой-то момент он, по крайней мере субъективно, как бы оживил эпизод из жизни Донала. Но было и другое объяснение, при мысли о котором у него поднимались волосы на загривке и по спине пробегала дрожь. Хэл упорно гнал его от себя, хватаясь за спасительную первую версию.
Но все равно приходил к некоему провалу, к какому-то качественному скачку, который вносил в эти рассуждения что-то неизвестное и необъяснимое, почти магическое, и именно это нечто и было повинно в том, что с ним произошло.
Но разве в создании любого произведения искусства не присутствует тот же качественный скачок или магия? Вы можете проследить творческий процесс лишь до определенного предела, а затем происходит что-то, не поддающееся определению, в результате чего и появляется произведение искусства.
Точно так же и Хэл столкнулся с этим качественным скачком сначала в своем сне о похоронах Джеймса, еще там, на Гармонии, а затем в спальне Донала; но ярче всего это проявилось в столовой. Проще всего было бы объяснить все самогипнозом или разыгравшимся воображением. Но в глубине души он и сам не верил в это, а лишь смутно догадывался, в чем тут дело. Он это чувствовал так же, как порой осознавал, что за написанной им стихотворной строкой скрывается нечто большее, нежели просто суммарный смысл составляющих ее слов. Истинная поэзия, использующая этот качественный скачок, открывала дверь в другую вселенную, которую он мог бы ощутить так же реально, как тогда ощущал себя Доналом.
И в этом смысле те короткие мгновения в столовой Гримхауса вмещают в себя гораздо больше, чем все хранящиеся в его подсознании воспоминания о том, что он когда-либо слышал о Гримхаусе. В глубине души, так глубоко, что никакие сомнения не могли поколебать этой уверенности, он знал – как знал, что живет, – что сцена, свидетелем которой он стал в столовой, была не просто реконструкцией возможных событий в ночь после выпуска Донала из Академии, а тем, что происходило там в действительности.
В последующие день или два, по мере того как слабость постепенно оставляла его тело и восстанавливались запасы физической и психической энергии, он стал больше интересоваться Амандой. Обычно она вставала очень рано и первым делом наводила порядок в доме, в конюшне и на всей территории усадьбы, а к десяти часам уже сидела в своем кабинете, работая над контрактами, – обычно до поздней ночи, не считая коротких перерывов на телефонные звонки, для приема пищи и мелких домашних дел, да редких деловых поездок за пределы усадьбы.
Ее работоспособность была просто поразительной. Чем бы Аманда ни занималась, у нее ко всему был выработан свой наиболее рациональный подход. И в то же самое время в ее действиях не было заметно никакой заученности или автоматизма, которые можно было бы ожидать при столь продуманной организации труда; наоборот, все ее движения были легки, как дыхание, и полны непринужденной грации истинного художника, создающего свои творения.
Но совесть все-таки мучила его, и на второй день утром Хэл перехватил ее по дороге на конюшню.
– Могу я чем-нибудь помочь?
– Я скажу тебе, если понадобится, – довольно резко ответила Аманда, затем, посмотрев на него, смягчилась. – Фал Морган – моя забота. Понятно?
– Да, – кивнул он и посторонился, пропуская ее.
На третий день к нему почти полностью вернулись прежние силы и энергия. Большую часть дня он только читал и размышлял, но к вечеру в нем стала нарастать жажда деятельности, неотвратимо, как растет уровень воды в перегороженной плотиной реке. После ужина Аманда по своему обыкновению отправилась в кабинет, а он снова попробовал читать, но мысли его разбегались. Его мучили вопросы, на которые он не мог получить ответа. За эти последние дни он почувствовал, что его все больше и больше тянет к ней, при этом что-то говорило ему, что его чувства находят у нее какой-то отклик. Но если это и так, то после поездки в Форали Аманда по совершенно непонятной ему причине стала все больше и больше отдаляться от него, скрываясь за домашними делами и работой.
После почти трех дней бесконечных размышлений об одном и том же все его естество взбунтовалось против столь затянувшегося безделья. Поужинав, Хэл направился в кабинет Аманды.
Но когда заглянул в приоткрытую дверь, то увидел, что она еще работает. В кладовке рядом с кухней он отыскал толстый свитер, оказавшийся вполне подходящим по размеру; надев его, он вышел во двор.
Сначала Хэл собирался прогуляться поблизости от дома. Высоко в небе светила одинокая, почти полная дорсайская луна, и все вокруг было залито чистым ярким светом. Он подошел к краю уступа, на котором располагался Фал Морган, и окинул взглядом лежащую под ним лощину. Его внимание привлекла игра света и тени внизу, а также каменистый склон на противоположной стороне лощины, и он начал осторожно спускаться вниз.
Хэл нисколько не боялся заблудиться. Окружающие его горные вершины были хорошо видны отовсюду и служили отличными ориентирами, особенно для человека, родившегося в схожей местности. Он пересек привлекшую его внимание лощину и начал взбираться по ее противоположному склону, усеянному камнями.
Хэл совсем забыл о времени. После нескольких дней, проведенных в блужданиях из комнаты в комнату, эта прогулка на открытом воздухе была для него чистым наслаждением. Он совершенно забыл то чувство восторга, которое испытывал, мальчишкой бродя по Скалистым горам; он ни разу не вспомнил о нем даже во время горных походов на Гармонии. И теперь оно вернулось к нему вновь. Возвышающиеся над ним на фоне озаренного лунным светом горизонта горные вершины вовсе не казались зловещими или чужими; наоборот, здесь так же, как и на Земле, в тени этих гостеприимных гигантов он ощущал такую свободу, какую не мог найти больше нигде. Его шаг сделался шире, дыхание стало полным и глубоким; откуда-то из глубины возникло страстное желание позабыть обо всех этих великих целях и предназначениях и просто жить, работая, в каком-нибудь месте, подобном этому.
Очнувшись наконец от своих грез, он спохватился, что гуляет уже по меньшей мере два часа. В ночном воздухе как-то незаметно похолодало, и он почувствовал, что продрог, несмотря на энергичные движения и толстый свитер. К тому же, вернувшись к реальности из страны грез, навеянных горными вершинами, он вдруг ощутил сильную усталость и повернул обратно в Фал Морган.
В доме царила тишина, вполне естественная для столь позднего часа. Аманда наверняка уже кончила работать и давно спит.
Но, оказавшись в коридоре, Хэл с удивлением обнаружил, что в гостиной все еще горит свет. Потом, заметив своеобразную мягкость и неровность освещения, понял, что это догорает огонь в камине; это было так не похоже на Аманду – ложиться спать, не загасив камин.
Может, она специально оставила камин для него, а может, сама еще там, в гостиной. Хэл осторожно двинулся дальше, но не успел дойти и до середины коридора, как услышал ее голос; она тихо, как будто про себя, что-то напевала в освещенной пламенем камина комнате.
Он растерялся и замер на месте; потом снял ботинки и совершенно неслышно, как во время тренировочных занятий по отработке движений, стал прокрадываться вперед, ко входу в гостиную.
Огонь в камине едва теплился; лишь изредка на крупных поленьях в самой его глубине вспыхивали длинные языки пламени, отбрасывая красноватые отблески на пол гостиной. Аманда сидела прямо перед камином на темно-красном прямоугольном ковре, скрестив ноги и положив на колени ладонями вверх расслабленные руки, и глядела на огонь; возле нее стояла полупустая чашка чая с молоком, если судить по светлому оттенку напитка, поскольку кофе она пила только черный.
В свете отблесков пламени она казалась тонкой, стройной тенью. Хэл видел главным образом ее профиль, чуть-чуть повернутый вперед. На ней были темно-коричневые рабочие брюки и мягкая желтая рубашка, в которой он видел ее во время обеда, но сейчас воротник рубашки был расстегнут. Волосы, обычно скрепленные на затылке, были распущены. Аманда сидела с задумчивым видом, слегка наклонив голову к огню. Он стоял настолько близко от нее, что в тишине дома до него отчетливо доносились слова песни, которую она негромко напевала своим чистым мелодичным голосом.
Доносящееся из гостиной тихое пение прекратилось. Хэл глубоко вздохнул, снова надел ботинки, затем беззвучно прокрался к двери, через которую перед этим вошел в дом. Тихонько открыв ее, затем с шумом захлопнул и, ступая обычным шагом, направился по коридору к гостиной.
Когда он вошел, Аманда стояла возле камина, повернув голову в ту сторону, откуда он появился. Ее взгляд упал на свитер, который был на нем надет, и Хэл заметил, что глаза ее слегка округлились.
– Я выходил прогуляться, – объяснил он. – Я взял его с вешалки. Надеюсь, я не сделал ничего непозволительного?
– Все в порядке, – сказала она. Потом после секундного колебания добавила:
– Это свитер Яна Грима.
– Неужели?
– Да. Он как-то зимой сам связал его. – Аманда мягко улыбнулась. – В зимнюю пору, когда вся усадьба погребена под снегом, мы стремимся хоть чем-то занять свои руки.
Она снова на секунду замолчала.
– Похоже, ты ожил? – Ее глаза, в свете камина ставшие совсем темными, внимательно смотрели на него.
– Да. И сейчас очень хочу спать. – Хэл улыбнулся ей в ответ. Их глаза на мгновение встретились. – Спокойной ночи, – произнес он и направился через комнату к коридору, ведущему в его спальню; он услышал за спиной ее ответное «спокойной ночи».
Войдя в спальню, Хэл закрыл дверь и вдруг ощутил на плечах тяжесть свитера. Он стянул его, затем разделся и повалился навзничь на постель. Когда он провел рукой над прикроватным столиком, датчик послушно выключил освещение, и вся комната погрузилась в темноту.
Некоторое время Хэл просто неподвижно лежал на своей постели. Вскоре он услышал звук ее шагов – Аманда прошла по коридору мимо его двери в спальню. Наконец в доме воцарилась тишина. Он продолжал лежать без сна, глядя в темноту; сердце его разрывалось от тоски и грусти, о причине которых он не осмеливался даже думать.
Глава 46
– Довольно муторно, – ответил Хэл.
– Тогда лучше садись. – Аманда положила на стол электронный карандаш, не отрывая внимательного взгляда от Хэла.
Хэл поспешил воспользоваться предложением и плюхнулся в мягкое кресло.
– Тебе несколько дней надо как следует отдохнуть, – сказала она. – Что я могу для тебя сделать?
– Подскажи, как организовать мое возвращение в Омалу, – попросил он. – Я и так уже чересчур тебя обременяю.
– Когда ты начнешь обременять меня, я не стану от тебя это скрывать, – произнесла Аманда. – Что касается возвращения в Омалу, то ты пока для таких путешествий недостаточно окреп.
– Но мне нужно вернуться, – упрямо повторил он. – У меня там есть дело. Мне нужно встретиться с кем-нибудь, кто уполномочен говорить от лица Дорсая.
– Тогда тебе нужны Серые Капитаны.
Он удивленно уставился на нее.
– Кто?
Она улыбнулась.
– Это старое выражение. Между прочим, мы говорим именно «серые», а не «седые». Я даже не знаю, известно ли кому-нибудь, откуда оно пришло. Давным-давно, еще во времена Клетуса, слово «капитан» перестало использоваться для обозначения воинского звания, кроме как на космических кораблях. Теперь этим словом называют общепризнанного лидера – не важно кто, мужчина это или женщина, – того, кому люди доверяют принимать решения. И первая, и вторая Аманда входили в число Серых Капитанов.
– А как насчет третьей? – Он с любопытством взглянул на нее.
– Третья тоже, – спокойно ответила она. – Но Серые Капитаны, как правило, не сидят в Омалу. Обычно они предпочитают находиться дома.
– Тогда я должен встретиться с каждым из них в отдельности и уговорить их собраться вместе, чтобы я мог обратиться ко всем сразу.
Несколько секунд Аманда молча разглядывала его.
– Если бы ты был в порядке, – наконец медленно произнесла она, – чего нет в действительности, и то так не следовало бы поступать. А в твоем нынешнем состоянии ты вообще не способен говорить с кем бы то ни было. Прежде всего тебе нужен отдых, не меньше недели.
Хэл покачал головой:
– Ну уж это слишком.
– Именно столько.
– В любом случае, – он уперся ладонями в подлокотники кресла, собираясь встать, – я не могу столько ждать…
– Нет, можешь.
– Ты не понимаешь. – Хэл убрал руки с подлокотников. – Во-первых, я должен передать важное послание, адресованное всему дорсайскому народу, от экзотов. Но, что для меня гораздо важнее, я должен лично переговорить с этими Капитанами. Я хочу, чтобы они поняли, что то, к чему мы идем, может уничтожить все, чем дорожат дорсайцы, и много чего еще помимо этого… не знаю, как убедить вас…
– Ты уже сделал это, – отозвалась Аманда. Он обеспокоенно взглянул на нее.
– Ты мне все уже рассказал, – Аманда спокойно смотрела на него, и он снова поразился бездонной глубине ее бирюзовых глаз, – в ту первую ночь, когда мы приехали сюда.
– Все рассказал? – воскликнул он. – Все?
– Думаю, что все. – Она снова несколько секунд изучающе смотрела на него. – Я знаю, что тебе необходимо сделать, и, в отличие от тебя, знаю, как это сделать. Для того чтобы ты смог встретиться с Серыми Капитанами, они должны собраться в одном месте. И этим местом вполне может стать Форали.
– Форали? – удивился Хэл.
– А почему бы нет? – Она пожала плечами. – Там достаточно места для проведения подобной встречи, к тому же там сейчас никто не живет.
Аманда замолчала и откинулась в кресле. Он тоже какое-то время хранил молчание. От одной мысли о том, что ему придется говорить с этими людьми в Гримхаусе, у него все похолодело внутри.
– Я могу собрать для тебя Капитанов и заручиться, если этого потребует ситуация, поддержкой округа, – продолжила она. – Вся встреча займет не больше суток, если только кому-нибудь из них не захочется переночевать здесь, прежде чем пуститься в обратный путь.
Хэл заколебался:
– И ты думаешь, они приедут?
– Да, – без тени сомнения в голосе заявила Аманда. – Они приедут.
– Но я не могу… – Он старался подобрать слова.
– Не можешь что? Обременять? – Она мягко улыбнулась. – Это ведь делается для нашего же блага, не так ли?
– Да… – все еще смущенно проговорил Хэл, – конечно. И все же…
– Тогда все в порядке, – кивнула Аманда. – Я разошлю приглашения всем, кому нужно. А ты тем временем сможешь отдохнуть.
– Сколько времени потребуется, чтобы собрать их здесь? – спросил он, чувствуя, что события развиваются для него слишком быстро.
– Если дело срочное, то шесть часов. – Она смотрела на него почти холодно. – Но в случаях, подобных твоему, когда особой срочности нет, потребуется по меньшей мере неделя для того, чтобы они смогли найти время и прибыть сюда. Так что через неделю ты сможешь переговорить с двумя третями из них.
– Разве этого достаточно? – удивился Хэл.
– Если тебе удастся убедить большую часть из них, – ответила она, – у тебя потом не будет никаких проблем. Каждый из них принимает решение совершенно самостоятельно, но все они – люди в высшей степени ответственные. Если твои доводы окажутся разумными, большинство из них прислушаются к тебе и передадут твои слова своим согражданам.
– Хорошо, – согласился он, хотя и не был до конца уверен в словах Аманды. К тому же этот в общем-то спокойный разговор очень утомил его.
– Тогда я сразу же займусь этим. – Она внимательно посмотрела на него. – Ты можешь сам приготовить себе что-нибудь поесть? А то у меня сейчас дел невпроворот.
– Ну конечно, – кивнул он.
На короткое мгновение улыбка озарило ее лицо, но в следующий же миг оно вновь обрело прежнее серьезное, деловитое выражение.
– Тогда все в порядке. – Аманда взяла в руку электронный карандаш и склонилась над экраном. – Если тебе что-нибудь понадобится, спрашивай, не стесняйся.
Хэл стоял, озадаченно разглядывая ее. Во всем этом было что-то странное. Когда он впервые появился здесь, Аманда встретила его вежливо, но вполне открыто. Сейчас же она стала и ближе и дальше одновременно, как-будто спряталась в панцирь, отгородившись от него. Он повернулся и на ватных ногах двинулся в кухню, чувствуя, что каждое движение дается ему с большим трудом.
Хэл поел, и тут же его неодолимо потянуло в сон. Он отправился в спальню и рухнул на постель; спустя некоторое время опять поднялся, поел и снова завалился спать.
Аманда оказалась права. Прошло целых три дня, прежде чем он почувствовал себя более или менее в порядке. Таким образом, неделя, отведенная для сбора Серых Капитанов, оказалась для него как нельзя кстати.
Но слабость, которая свалила его на этот раз, отличалась от прежней. Безусловно, все еще сказывались последствия крайнего физического истощения, в котором он находился на Гармонии. И тем не менее причиной его нынешней слабости было нечто другое. Сначала Хэл приписал ее психическому перенапряжению, но потом засомневался в правильности объяснения.
Но Хэл был абсолютно уверен в том, что его нынешнее состояние непосредственно связано с визитом в Гримхаус.
Так что же на самом деле произошло там, в столовой? И объяснение могло быть любым.
Одно из них, поддающееся логическому анализу, заключалось в том, что он нашел в Гримхаусе то, ради чего и приехал туда, а именно понимание семьи Гримов, и в частности Донала, но оно оказалось настолько глубоким, что на какой-то момент он, по крайней мере субъективно, как бы оживил эпизод из жизни Донала. Но было и другое объяснение, при мысли о котором у него поднимались волосы на загривке и по спине пробегала дрожь. Хэл упорно гнал его от себя, хватаясь за спасительную первую версию.
Но все равно приходил к некоему провалу, к какому-то качественному скачку, который вносил в эти рассуждения что-то неизвестное и необъяснимое, почти магическое, и именно это нечто и было повинно в том, что с ним произошло.
Но разве в создании любого произведения искусства не присутствует тот же качественный скачок или магия? Вы можете проследить творческий процесс лишь до определенного предела, а затем происходит что-то, не поддающееся определению, в результате чего и появляется произведение искусства.
Точно так же и Хэл столкнулся с этим качественным скачком сначала в своем сне о похоронах Джеймса, еще там, на Гармонии, а затем в спальне Донала; но ярче всего это проявилось в столовой. Проще всего было бы объяснить все самогипнозом или разыгравшимся воображением. Но в глубине души он и сам не верил в это, а лишь смутно догадывался, в чем тут дело. Он это чувствовал так же, как порой осознавал, что за написанной им стихотворной строкой скрывается нечто большее, нежели просто суммарный смысл составляющих ее слов. Истинная поэзия, использующая этот качественный скачок, открывала дверь в другую вселенную, которую он мог бы ощутить так же реально, как тогда ощущал себя Доналом.
И в этом смысле те короткие мгновения в столовой Гримхауса вмещают в себя гораздо больше, чем все хранящиеся в его подсознании воспоминания о том, что он когда-либо слышал о Гримхаусе. В глубине души, так глубоко, что никакие сомнения не могли поколебать этой уверенности, он знал – как знал, что живет, – что сцена, свидетелем которой он стал в столовой, была не просто реконструкцией возможных событий в ночь после выпуска Донала из Академии, а тем, что происходило там в действительности.
В последующие день или два, по мере того как слабость постепенно оставляла его тело и восстанавливались запасы физической и психической энергии, он стал больше интересоваться Амандой. Обычно она вставала очень рано и первым делом наводила порядок в доме, в конюшне и на всей территории усадьбы, а к десяти часам уже сидела в своем кабинете, работая над контрактами, – обычно до поздней ночи, не считая коротких перерывов на телефонные звонки, для приема пищи и мелких домашних дел, да редких деловых поездок за пределы усадьбы.
Ее работоспособность была просто поразительной. Чем бы Аманда ни занималась, у нее ко всему был выработан свой наиболее рациональный подход. И в то же самое время в ее действиях не было заметно никакой заученности или автоматизма, которые можно было бы ожидать при столь продуманной организации труда; наоборот, все ее движения были легки, как дыхание, и полны непринужденной грации истинного художника, создающего свои творения.
Но совесть все-таки мучила его, и на второй день утром Хэл перехватил ее по дороге на конюшню.
– Могу я чем-нибудь помочь?
– Я скажу тебе, если понадобится, – довольно резко ответила Аманда, затем, посмотрев на него, смягчилась. – Фал Морган – моя забота. Понятно?
– Да, – кивнул он и посторонился, пропуская ее.
На третий день к нему почти полностью вернулись прежние силы и энергия. Большую часть дня он только читал и размышлял, но к вечеру в нем стала нарастать жажда деятельности, неотвратимо, как растет уровень воды в перегороженной плотиной реке. После ужина Аманда по своему обыкновению отправилась в кабинет, а он снова попробовал читать, но мысли его разбегались. Его мучили вопросы, на которые он не мог получить ответа. За эти последние дни он почувствовал, что его все больше и больше тянет к ней, при этом что-то говорило ему, что его чувства находят у нее какой-то отклик. Но если это и так, то после поездки в Форали Аманда по совершенно непонятной ему причине стала все больше и больше отдаляться от него, скрываясь за домашними делами и работой.
После почти трех дней бесконечных размышлений об одном и том же все его естество взбунтовалось против столь затянувшегося безделья. Поужинав, Хэл направился в кабинет Аманды.
Но когда заглянул в приоткрытую дверь, то увидел, что она еще работает. В кладовке рядом с кухней он отыскал толстый свитер, оказавшийся вполне подходящим по размеру; надев его, он вышел во двор.
Сначала Хэл собирался прогуляться поблизости от дома. Высоко в небе светила одинокая, почти полная дорсайская луна, и все вокруг было залито чистым ярким светом. Он подошел к краю уступа, на котором располагался Фал Морган, и окинул взглядом лежащую под ним лощину. Его внимание привлекла игра света и тени внизу, а также каменистый склон на противоположной стороне лощины, и он начал осторожно спускаться вниз.
Хэл нисколько не боялся заблудиться. Окружающие его горные вершины были хорошо видны отовсюду и служили отличными ориентирами, особенно для человека, родившегося в схожей местности. Он пересек привлекшую его внимание лощину и начал взбираться по ее противоположному склону, усеянному камнями.
Хэл совсем забыл о времени. После нескольких дней, проведенных в блужданиях из комнаты в комнату, эта прогулка на открытом воздухе была для него чистым наслаждением. Он совершенно забыл то чувство восторга, которое испытывал, мальчишкой бродя по Скалистым горам; он ни разу не вспомнил о нем даже во время горных походов на Гармонии. И теперь оно вернулось к нему вновь. Возвышающиеся над ним на фоне озаренного лунным светом горизонта горные вершины вовсе не казались зловещими или чужими; наоборот, здесь так же, как и на Земле, в тени этих гостеприимных гигантов он ощущал такую свободу, какую не мог найти больше нигде. Его шаг сделался шире, дыхание стало полным и глубоким; откуда-то из глубины возникло страстное желание позабыть обо всех этих великих целях и предназначениях и просто жить, работая, в каком-нибудь месте, подобном этому.
Очнувшись наконец от своих грез, он спохватился, что гуляет уже по меньшей мере два часа. В ночном воздухе как-то незаметно похолодало, и он почувствовал, что продрог, несмотря на энергичные движения и толстый свитер. К тому же, вернувшись к реальности из страны грез, навеянных горными вершинами, он вдруг ощутил сильную усталость и повернул обратно в Фал Морган.
В доме царила тишина, вполне естественная для столь позднего часа. Аманда наверняка уже кончила работать и давно спит.
Но, оказавшись в коридоре, Хэл с удивлением обнаружил, что в гостиной все еще горит свет. Потом, заметив своеобразную мягкость и неровность освещения, понял, что это догорает огонь в камине; это было так не похоже на Аманду – ложиться спать, не загасив камин.
Может, она специально оставила камин для него, а может, сама еще там, в гостиной. Хэл осторожно двинулся дальше, но не успел дойти и до середины коридора, как услышал ее голос; она тихо, как будто про себя, что-то напевала в освещенной пламенем камина комнате.
Он растерялся и замер на месте; потом снял ботинки и совершенно неслышно, как во время тренировочных занятий по отработке движений, стал прокрадываться вперед, ко входу в гостиную.
Огонь в камине едва теплился; лишь изредка на крупных поленьях в самой его глубине вспыхивали длинные языки пламени, отбрасывая красноватые отблески на пол гостиной. Аманда сидела прямо перед камином на темно-красном прямоугольном ковре, скрестив ноги и положив на колени ладонями вверх расслабленные руки, и глядела на огонь; возле нее стояла полупустая чашка чая с молоком, если судить по светлому оттенку напитка, поскольку кофе она пила только черный.
В свете отблесков пламени она казалась тонкой, стройной тенью. Хэл видел главным образом ее профиль, чуть-чуть повернутый вперед. На ней были темно-коричневые рабочие брюки и мягкая желтая рубашка, в которой он видел ее во время обеда, но сейчас воротник рубашки был расстегнут. Волосы, обычно скрепленные на затылке, были распущены. Аманда сидела с задумчивым видом, слегка наклонив голову к огню. Он стоял настолько близко от нее, что в тишине дома до него отчетливо доносились слова песни, которую она негромко напевала своим чистым мелодичным голосом.
Хэл резко отпрянул назад в темноту коридора, не желая дальше подслушивать. Это было все равно как если бы он увидел ее обнаженной. Так же тихо он вернулся обратно на кухню и остановился в нерешительности.
…Водных струй зеленый отблеск на лице твоем.
У подножья водопада мы с тобой вдвоем.
Дремлет пруд под сенью ивы… Сон уже забыт.
Утра яркий свет и птиц призывный свист…
Доносящееся из гостиной тихое пение прекратилось. Хэл глубоко вздохнул, снова надел ботинки, затем беззвучно прокрался к двери, через которую перед этим вошел в дом. Тихонько открыв ее, затем с шумом захлопнул и, ступая обычным шагом, направился по коридору к гостиной.
Когда он вошел, Аманда стояла возле камина, повернув голову в ту сторону, откуда он появился. Ее взгляд упал на свитер, который был на нем надет, и Хэл заметил, что глаза ее слегка округлились.
– Я выходил прогуляться, – объяснил он. – Я взял его с вешалки. Надеюсь, я не сделал ничего непозволительного?
– Все в порядке, – сказала она. Потом после секундного колебания добавила:
– Это свитер Яна Грима.
– Неужели?
– Да. Он как-то зимой сам связал его. – Аманда мягко улыбнулась. – В зимнюю пору, когда вся усадьба погребена под снегом, мы стремимся хоть чем-то занять свои руки.
Она снова на секунду замолчала.
– Похоже, ты ожил? – Ее глаза, в свете камина ставшие совсем темными, внимательно смотрели на него.
– Да. И сейчас очень хочу спать. – Хэл улыбнулся ей в ответ. Их глаза на мгновение встретились. – Спокойной ночи, – произнес он и направился через комнату к коридору, ведущему в его спальню; он услышал за спиной ее ответное «спокойной ночи».
Войдя в спальню, Хэл закрыл дверь и вдруг ощутил на плечах тяжесть свитера. Он стянул его, затем разделся и повалился навзничь на постель. Когда он провел рукой над прикроватным столиком, датчик послушно выключил освещение, и вся комната погрузилась в темноту.
Некоторое время Хэл просто неподвижно лежал на своей постели. Вскоре он услышал звук ее шагов – Аманда прошла по коридору мимо его двери в спальню. Наконец в доме воцарилась тишина. Он продолжал лежать без сна, глядя в темноту; сердце его разрывалось от тоски и грусти, о причине которых он не осмеливался даже думать.
Глава 46
На следующий день по дорсайскому календарю было воскресенье. Аманда решила объехать несколько ближайших поместий. Их владельцы предложили свою помощь в проведении встречи с Серыми Капитанами в Форали. Хэл отправился вместе с ней.
Возвращаясь после обеда в фал Морган, Аманда немного отклонилась от маршрута, чтобы заехать на смотровую площадку – покрытый травой плоский уступ. Они спешились, и Аманда достала из седельной сумки бинокль.
– Садись, – сказала она Хэлу и первая опустилась на траву, скрестив ноги.
Он сел рядом и взял протянутый ею бинокль.
– Посмотри туда. – Она показала рукой куда-то вниз мимо Гримхауса, крыши которого виднелись слева в тысяче метров под ними.
Хэл приложил бинокль к глазам и увидел небольшую, окруженную деревьями зеленую поляну метрах в восьмистах ниже усадьбы.
– Вижу, – отозвался он. – Что это такое?
– Здесь первоначально располагалась усадьба Форали. Тогда ею владел Ичан Хан. Когда Клетус женился на его дочери Мелиссе, он построил Гримхаус там, где ты видишь его сейчас. Через некоторое время к ним переехал Ичан Хан и Форали опустел, хотя еще год или два там все оставалось по-прежнему. Вероятно, Ичан все не мог решить, что ему делать с ним дальше. Но однажды ночью случился пожар, и усадьба сгорела. С тех пор главной усадьбой Форали стал Гримхаус.
– Понятно, – кивнул Хэл.
– Мы могли бы туда спуститься, – продолжила Аманда, – но смотреть там особенно не на что; к тому же сверху отсюда ты можешь получить более полное представление о том, как выглядела раньше усадьба.
– Хорошо, – согласился он и протянул ей бинокль.
– Нет. Оставь его пока у себя, – сказала она. – Посмотри вон туда – отсюда можно увидеть даже Фал Морган, по крайней мере крыши некоторых из его строений.
– Да, верно. – Хэл снова приложил к глазам бинокль, потом опустил его и опять посмотрел на Аманду. Конечно, она имела все основания предположить, что его заинтересует предыстория Форали и все с нею связанное. И все же он чувствовал: помимо этой, лежащей на поверхности причины есть и другая, не явная.
– Клетус вернулся именно сюда, в первую усадьбу Форали, после того как на планету вторглись войска Доу де Кастриса, – сказала Аманда. – Это тебе известно?
Хэл кивнул.
– Это ведь было очень давно, не так ли? – ответил он. – Около двух столетий назад, когда Земля была расколота на Альянс и Коалицию. Доу принадлежал к числу лидеров Коалиции. Он убедил правительства обоих союзов объединить свои армии под его командованием для того, чтобы он мог завоевать другие планеты. Клетус Грим выступил против Доу. Тогда Доу организовал целую серию контрактов и, когда все опытные воины покинули Дорсай, вторгся на планету, но был остановлен женщинами, стариками и детьми.
Он улыбнулся.
– До сих пор некоторые историки считают, что Доу следовало бы перерезать себе глотку. Ведь это просто немыслимо – отборные войска терпят поражение от гражданского населения!
– Ты никогда не задумывался, почему так произошло? – спросила Аманда.
– Нет, – сразу посерьезнев, ответил он. – Я впервые услышал об этом от Малахии, когда был еще ребенком. И не увидел здесь ничего неестественного, ведь речь шла о дорсайцах.
– Одной только репутацией многого не добьешься, – пожала плечами Аманда. – Каждый регион – у нас тогда еще не было Кантонов – должен был сам решить, как строить свою оборону. Клетус оставил двух своих заместителей – Арвида Джонсона и Билла Этайера, да еще шестерых человек, имеющих специальную подготовку. Оказавшись перед угрозой вторжения, Аманда и другие столь же уважаемые всеми жители региона собрались вместе и рассмотрели несколько вариантов плана обороны.
– И все же… Что было дальше? – спросил он. – Я должен это знать.
– Хорошо, – кивнула Аманда. – Я расскажу тебе. История оказалась весьма простой. Войска Доу высадились на острове и расположились лагерем рядом с Форали-Тауном. Аманде Первой удалось добиться от их командира разрешения на продолжение работы местного завода. Однако, как и было задумано, в атмосферу города и прилегающих окрестностей было выброшено огромное количество паров карбонила никеля. Концентрации этих паров в пределах даже одной десятитысячной доли процента вполне достаточно для того, чтобы вызвать у человека аллергический дерматит и необратимый отек легких и через небольшой отрезок времени – неминуемую смерть.
Некоторое время подозрения захватчиков усыпляло то обстоятельство, что жители Форали-Тауна болели и умирали наравне с солдатами. Даже когда военные наконец поняли, в чем тут дело, им было трудно поверить, что горожане предпочли заплатить своими жизнями за гибель захватчиков.
Случилось так, что Клетус, прибыв на Дорсай, оказался в руках Доу, и тот заточил его в усадьбе Форали под охраной отряда еще здоровых солдат. Аманде вместе с восемью профессиональными военными, оставленными Клетусом, и группой вооруженных подростков удалось освободить Грима.
Каким бы захватывающим ни был рассказ девушки, основное внимание Хэла было приковано не к его содержанию, а к тому, как Аманда рассказывает о событиях далекого прошлого – как будто она сама принимала в них участие. У него снова возникло ощущение, еще более сильное, чем раньше, что за потоком слов скрывается нечто большее, что она пытается сообщить ему о чем-то, чего он до сих пор так и не сумел понять. Он даже разозлился на себя за свою непонятливость.
Он сидел возле нее под ярким утренним солнцем, слушая рассказы не только об обороне округа Форали, но также о смерти Кейси на Сент-Мари. Пока они беседовали, наступил полдень; когда же они вновь въезжали во двор Фал Моргана, Фомальгаут был уже на половине пути к закату.
На следующий день, в понедельник, Аманда отправилась в деловую поездку; весь вторник она отсутствовала в Фал Моргане, занимаясь организацией подготовки Гримхауса к переговорам. Хэл все это время оставался в Фал Моргане, размышляя над загадкой Аманды и над тем, что он скажет, чтобы убедить Серых Капитанов. Из-за какого-то суеверного чувства, которое, как ни странно, похоже, оказалось понятным Аманде, он не хотел появляться в Форали до начала официальных переговоров.
К вечеру вторника начали прибывать Капитаны из наиболее отдаленных районов; в Гримхаусе их встречали Аманда и соседи, согласившиеся помочь ей. Лишь поздно ночью у Хэла появилась возможность повидаться с ней.
– Что ты имела в виду в прошлый раз, когда сказала, что мне надо будет постараться убедить большинство из тех, кто приедет на переговоры? – спросил он, когда они уселись у камина в гостиной. – «Большинство» – это сколько процентов?
Аманда оторвала взгляд от языков пламени и мягко улыбнулась.
– Если ты сумеешь заручиться поддержкой семидесяти процентов прибывших, успех твоей миссии обеспечен, – сказала она. – Голоса тех, кто не сможет явиться на переговоры, после того как они побеседуют с непосредственными участниками встречи, распределятся примерно в такой же пропорции.
– Семьдесят процентов, – эхом повторил за ней Хэл; он медленно вертел в руках низкий стакан из толстого стекла, глядя на огонь сквозь коричневатую жидкость, которую едва успел пригубить.
– И пожалуйста, не жди чудес. – Повернув голову, он увидел, что она в упор смотрит на него. – Никому еще в жизни, за исключением Клетуса и, может быть, Донала, не удавалось заполучить все голоса. Семидесяти процентов тебе вполне хватит. Будь доволен и этим. Я уже говорила тебе, что на Дорсае все привыкли думать собственной головой, а к Серым Капитанам это относится в еще большей степени, чем к кому бы то ни было.
Возвращаясь после обеда в фал Морган, Аманда немного отклонилась от маршрута, чтобы заехать на смотровую площадку – покрытый травой плоский уступ. Они спешились, и Аманда достала из седельной сумки бинокль.
– Садись, – сказала она Хэлу и первая опустилась на траву, скрестив ноги.
Он сел рядом и взял протянутый ею бинокль.
– Посмотри туда. – Она показала рукой куда-то вниз мимо Гримхауса, крыши которого виднелись слева в тысяче метров под ними.
Хэл приложил бинокль к глазам и увидел небольшую, окруженную деревьями зеленую поляну метрах в восьмистах ниже усадьбы.
– Вижу, – отозвался он. – Что это такое?
– Здесь первоначально располагалась усадьба Форали. Тогда ею владел Ичан Хан. Когда Клетус женился на его дочери Мелиссе, он построил Гримхаус там, где ты видишь его сейчас. Через некоторое время к ним переехал Ичан Хан и Форали опустел, хотя еще год или два там все оставалось по-прежнему. Вероятно, Ичан все не мог решить, что ему делать с ним дальше. Но однажды ночью случился пожар, и усадьба сгорела. С тех пор главной усадьбой Форали стал Гримхаус.
– Понятно, – кивнул Хэл.
– Мы могли бы туда спуститься, – продолжила Аманда, – но смотреть там особенно не на что; к тому же сверху отсюда ты можешь получить более полное представление о том, как выглядела раньше усадьба.
– Хорошо, – согласился он и протянул ей бинокль.
– Нет. Оставь его пока у себя, – сказала она. – Посмотри вон туда – отсюда можно увидеть даже Фал Морган, по крайней мере крыши некоторых из его строений.
– Да, верно. – Хэл снова приложил к глазам бинокль, потом опустил его и опять посмотрел на Аманду. Конечно, она имела все основания предположить, что его заинтересует предыстория Форали и все с нею связанное. И все же он чувствовал: помимо этой, лежащей на поверхности причины есть и другая, не явная.
– Клетус вернулся именно сюда, в первую усадьбу Форали, после того как на планету вторглись войска Доу де Кастриса, – сказала Аманда. – Это тебе известно?
Хэл кивнул.
– Это ведь было очень давно, не так ли? – ответил он. – Около двух столетий назад, когда Земля была расколота на Альянс и Коалицию. Доу принадлежал к числу лидеров Коалиции. Он убедил правительства обоих союзов объединить свои армии под его командованием для того, чтобы он мог завоевать другие планеты. Клетус Грим выступил против Доу. Тогда Доу организовал целую серию контрактов и, когда все опытные воины покинули Дорсай, вторгся на планету, но был остановлен женщинами, стариками и детьми.
Он улыбнулся.
– До сих пор некоторые историки считают, что Доу следовало бы перерезать себе глотку. Ведь это просто немыслимо – отборные войска терпят поражение от гражданского населения!
– Ты никогда не задумывался, почему так произошло? – спросила Аманда.
– Нет, – сразу посерьезнев, ответил он. – Я впервые услышал об этом от Малахии, когда был еще ребенком. И не увидел здесь ничего неестественного, ведь речь шла о дорсайцах.
– Одной только репутацией многого не добьешься, – пожала плечами Аманда. – Каждый регион – у нас тогда еще не было Кантонов – должен был сам решить, как строить свою оборону. Клетус оставил двух своих заместителей – Арвида Джонсона и Билла Этайера, да еще шестерых человек, имеющих специальную подготовку. Оказавшись перед угрозой вторжения, Аманда и другие столь же уважаемые всеми жители региона собрались вместе и рассмотрели несколько вариантов плана обороны.
– И все же… Что было дальше? – спросил он. – Я должен это знать.
– Хорошо, – кивнула Аманда. – Я расскажу тебе. История оказалась весьма простой. Войска Доу высадились на острове и расположились лагерем рядом с Форали-Тауном. Аманде Первой удалось добиться от их командира разрешения на продолжение работы местного завода. Однако, как и было задумано, в атмосферу города и прилегающих окрестностей было выброшено огромное количество паров карбонила никеля. Концентрации этих паров в пределах даже одной десятитысячной доли процента вполне достаточно для того, чтобы вызвать у человека аллергический дерматит и необратимый отек легких и через небольшой отрезок времени – неминуемую смерть.
Некоторое время подозрения захватчиков усыпляло то обстоятельство, что жители Форали-Тауна болели и умирали наравне с солдатами. Даже когда военные наконец поняли, в чем тут дело, им было трудно поверить, что горожане предпочли заплатить своими жизнями за гибель захватчиков.
Случилось так, что Клетус, прибыв на Дорсай, оказался в руках Доу, и тот заточил его в усадьбе Форали под охраной отряда еще здоровых солдат. Аманде вместе с восемью профессиональными военными, оставленными Клетусом, и группой вооруженных подростков удалось освободить Грима.
Каким бы захватывающим ни был рассказ девушки, основное внимание Хэла было приковано не к его содержанию, а к тому, как Аманда рассказывает о событиях далекого прошлого – как будто она сама принимала в них участие. У него снова возникло ощущение, еще более сильное, чем раньше, что за потоком слов скрывается нечто большее, что она пытается сообщить ему о чем-то, чего он до сих пор так и не сумел понять. Он даже разозлился на себя за свою непонятливость.
Он сидел возле нее под ярким утренним солнцем, слушая рассказы не только об обороне округа Форали, но также о смерти Кейси на Сент-Мари. Пока они беседовали, наступил полдень; когда же они вновь въезжали во двор Фал Моргана, Фомальгаут был уже на половине пути к закату.
На следующий день, в понедельник, Аманда отправилась в деловую поездку; весь вторник она отсутствовала в Фал Моргане, занимаясь организацией подготовки Гримхауса к переговорам. Хэл все это время оставался в Фал Моргане, размышляя над загадкой Аманды и над тем, что он скажет, чтобы убедить Серых Капитанов. Из-за какого-то суеверного чувства, которое, как ни странно, похоже, оказалось понятным Аманде, он не хотел появляться в Форали до начала официальных переговоров.
К вечеру вторника начали прибывать Капитаны из наиболее отдаленных районов; в Гримхаусе их встречали Аманда и соседи, согласившиеся помочь ей. Лишь поздно ночью у Хэла появилась возможность повидаться с ней.
– Что ты имела в виду в прошлый раз, когда сказала, что мне надо будет постараться убедить большинство из тех, кто приедет на переговоры? – спросил он, когда они уселись у камина в гостиной. – «Большинство» – это сколько процентов?
Аманда оторвала взгляд от языков пламени и мягко улыбнулась.
– Если ты сумеешь заручиться поддержкой семидесяти процентов прибывших, успех твоей миссии обеспечен, – сказала она. – Голоса тех, кто не сможет явиться на переговоры, после того как они побеседуют с непосредственными участниками встречи, распределятся примерно в такой же пропорции.
– Семьдесят процентов, – эхом повторил за ней Хэл; он медленно вертел в руках низкий стакан из толстого стекла, глядя на огонь сквозь коричневатую жидкость, которую едва успел пригубить.
– И пожалуйста, не жди чудес. – Повернув голову, он увидел, что она в упор смотрит на него. – Никому еще в жизни, за исключением Клетуса и, может быть, Донала, не удавалось заполучить все голоса. Семидесяти процентов тебе вполне хватит. Будь доволен и этим. Я уже говорила тебе, что на Дорсае все привыкли думать собственной головой, а к Серым Капитанам это относится в еще большей степени, чем к кому бы то ни было.