Одно можно было сказать с определенностью. Каковы бы ни были другие цели тех, кто спланировал эту ситуацию, его собственная смерть была частью общего плана. Если бы он остался в живых и мог рассказать о том, что с ним случилось, это разрушило бы тщательно составленные планы. Возможно, была запланирована и смерть Аниты, по той же самой причине.
Он, в сущности, стоял перед лицом неизбежной смерти, в ситуации, в которой были замешаны неизвестные инопланетяне, на планете, к условиям которой он не был подготовлен; и он был предоставлен самому себе, наедине с инструментами и аппаратурой. Начиная с этого момента, он должен был спасать свою жизнь всеми возможными способами и без какой-либо помощи из-за пределов планеты.
...Что практически означало отказ от любых правил.
Он, в сущности, стоял перед лицом неизбежной смерти, в ситуации, в которой были замешаны неизвестные инопланетяне, на планете, к условиям которой он не был подготовлен; и он был предоставлен самому себе, наедине с инструментами и аппаратурой. Начиная с этого момента, он должен был спасать свою жизнь всеми возможными способами и без какой-либо помощи из-за пределов планеты.
...Что практически означало отказ от любых правил.
10
Билл не долго сидел в задумчивости перед панелью передатчика. Бросив взгляд на часы, он обнаружил, что осталось меньше четырех часов до обеда, а именно после обеда он обещал победить деревенского кузнеца. Самое время было заняться делом. Он встал с кресла перед панелью и направился в заднее помещение Представительства, где находился батарейный модуль, надеясь, что найдет там то, что ему нужно.
С одной из необходимых ему вещей у Билла проблем не было. Он нашел среди сельскохозяйственных орудий моток веревки толщиной в четверть дюйма, отмерил и отрезал кусок в сорок футов. Затем он начал искать вторую вещь, относительно которой был уверен, что найти ее не удастся.
Так оно и оказалось. То, что он искал, было ни больше ни меньше как готовым к употреблению полиспастом. В течение сорока минут он не нашел ничего подобного и понял, что больше не может тратить время на поиски. Придется сделать полиспаст самому.
Это было не так сложно, как могло показаться, если знать как теоретические, так и практические основы столь простого механизма. Еще раньше, когда он вошел в полутемный склад, где пахло пластиковыми обертками и картонными коробками, он заметил полуавтоматический токарный станок и множество инструментов, лежавших на полках и висевших на стенах.
Он поискал металлические заготовки, но тщетно. Нужно воспользоваться чем-то иным. Стены Представительства, как и стены большинства дилбианских строений, были сделаны из тяжелых бревен. Взяв механическую пилу, Билл отнес ее к двери в задней стене здания и, открыв дверь, отпилил четырехфутовый кусок бревна в дверном проеме.
Бревно Билл разрезал на токарном станке на четыре части, примерно по одному футу в длину и по футу в диаметре. Затем он отложил куски дерева в сторону и повернулся к экрану программирования станка. Взяв световое перо, начал набрасывать на экране чертежи блоков, которые он хотел сделать.
Детали приобрели достаточно точные очертания во всех трех измерениях, и программный блок станка считал их с экрана. Под экраном загорелась красная лампочка, подсвечивая черные буквы слова «готово». Билл нажал клавишу воспроизведения, и перед ним на экране появились полные и скорректированные трехмерные чертежи деталей полиспаста.
Станок теперь был готов к работе. Билл заложил в него один за другим куски дерева и через пятнадцать минут получил двенадцать обработанных деревянных деталей, из которых собрал два отдельных блока. Первый блок состоял из двух двойных шкивов, соединенных вместе, или четырех подвижных шкивов. Это был неподвижный блок, с тормозом и фиксатором, а также с большим деревянным крюком наверху. Второй блок, подвижный, состоял из трех шкивов. Два блока, соединенные вместе тросом, давали в распоряжение Билла полиспаст с подъемной силой в семь раз большей, чем сила, приложенная к тросу. Плоскопалый, который был несколько крупнее большинства дилбиан, весил, как подсчитал Билл, примерно в пять раз больше, чем он. Иначе говоря, деревенский кузнец, вероятно, мог поднять примерно свой собственный вес в девятьсот фунтов. Однако полиспаст, который соорудил Билл, давал ему семикратное преимущество. Таким образом, если он сможет приложить к тросу усилие, равное весу его собственного тела в сто шестьдесят пять фунтов, он сможет поднять груз в полтонны с лишним. Билл удовлетворенно посмотрел на творение своих рук.
Он взглянул на часы. Стрелки, настроенные на дилбианское время, показывали примерно полчаса до полудня. Внезапно он вспомнил, что не завтракал и не ужинал накануне, если не считать дилбианской еды, которую он, давясь, проглотил в Долине Разбойников. Он помнил, что видел хорошо оборудованную кухню, когда обследовал Представительство. Он оставил полиспаст на верстаке и открыл дверь в коридор, ведущий в жилую часть здания. В коридоре было темно, но ему показалось, что он заметил какое-то движение за дверью, когда она открылась перед ним.
Но это было все, что он успел увидеть. Мгновение спустя на его затылок обрушился сокрушительный удар, и он провалился в рассыпавшуюся искрами темноту.
Когда он снова открыл глаза, сначала ему показалось, что он все еще спит в своей кровати в Представительстве. Затем он начал ощущать головную боль, она постепенно нарастала, пока не заполнила весь его череп, а следом за этим почувствовал неприятный вкус в носу и во рту, словно надышался какого-то наркотического газа.
Он осторожно открыл глаза и обнаружил, что сидит на лесной полянке, на берегу ручья шириной в пятнадцать-двадцать футов. Поляна была окружена невысокими зарослями, за которыми прятались стволы деревьев.
Билл заморгал. Перед ним на земле сидел, скрестив ноги, словно огромный Будда в пышных одеждах, Мюла-ай. Видя, что его узнали, гемноид издал характерный булькающий звук.
— Добро пожаловать обратно в мир живых, э... Кирка-Лопата, — приветливо сказал Мюла-ай. — Я уже начал беспокоиться, придешь ли ты когда-либо в себя.
— Что это значит — стукнул меня по голове, притащил сюда... — начал было Билл, но звук его собственного голоса и работа мускулов его челюсти настолько заполнили его череп головной болью, что он вынужден был замолчать.
— Я? — удивленно переспросил Мюла-ай елейным голосом, удобно сложив руки на закутанном в ткань животе. — Как ты мог подозревать меня в подобном? Даю тебе честное слово, что я просто гулял в лесу и нашел тебя здесь, связанного.
— Связанного?.. — начал Билл, слишком потрясенный этими словами, чтобы обращать внимание на приступ боли, вновь охвативший весь череп от попытки заговорить. Он осознал, что у него связаны запястья за стволом дерева, на которое он опирается спиной. — Ты так просто не отделаешься! — набросился он на Мюла-ая. — Ты прекрасно знаешь, что ни один дилбианин не способен ни на что подобное. Ты нарушаешь договор между людьми и гемноидами на Дилбии. Твои собственные начальники сдерут с тебя за это шкуру!
— Продолжай, мой юный друг, — пробулькал Мюла-ай. — Насколько я знаю, мои начальники достаточно рассудительны. А где свидетели, которые могли бы назвать меня лжецом? Я гулял в лесу, случайно увидел тебя здесь и сел подождать, пока ты придешь в себя.
— Если это правда, — сказал Билл, полностью игнорируя головную боль, — как насчет того, чтобы развязать мне руки и освободить меня?
— Ну, я не знаю, могу ли я? — задумчиво сказал Мюла-ай. — Это похоже на вмешательство в местные дела, что категорически запрещено, как ты сам отметил, соглашением между людьми и гемноидами. Насколько я знаю, тебя схватили во время совершения какого-то преступления, и жители привязали тебя здесь, пока тебя не доставят обратно и не предадут их суду. — Он покачал головой. — Нет, нет, мой дорогой Кирка-Лопата. Я не могу взять на себя такую ответственность и развязать тебя, как бы мне этого ни хотелось.
— После таких заявлений тебе так просто не отделаться! — взорвался Билл. — Ты...
Он увидел явное удовольствие на круглом лице напротив него и тут же замолчал. Наградой ему была легкая тень разочарования, омрачившая улыбку, с которой Мюла-ай созерцал его до сих пор.
— Ладно, — сказал Билл холодно, как только мог. — Позабавились, и хватит. Теперь, я полагаю, ты расскажешь мне, что все это значит. Ты хочешь заключить со мной какую-то сделку, а твоя идея похитить меня и привязать здесь должна с самого начала поставить меня в невыгодное положение? Так?
Мюла-ай снова издал кудахчущий звук и потер свои большие руки.
— Очень хорошо, — сказал он. — Очень, очень хорошо, мой юный Кирка-Лопата! Будь у тебя еще немного подготовки и опыта, ты бы мог быть неплохим тайным агентом — для человека, разумеется. Конечно, это последнее, чего хотелось бы в данном случае твоему начальству, — кто-нибудь с подготовкой и опытом. Самое последнее!
Он опять закудахтал.
— Прекрати! — ровным голосом сказал Билл. — Я уже сказал, позабавились, и хватит. Кончай ходить вокруг да около и выкладывай прямо, что хотел сказать. Я не собираюсь перед тобой пресмыкаться лишь для того, чтобы доставить тебе удовольствие.
Мюла-ай покачал головой, и улыбка улетучилась с его лица.
— У тебя действительно нет никакой информации, верно, Кирка-Лопата? — сказал он. — Все, что ты знаешь о моей расе, — лишь сплетни, которые циркулируют среди людей, наслушавшихся сказок о гемноидах. Ты думаешь, что мое пребывание здесь, на Дилбии, позволяет мне отдаваться особому искусству моего народа, которое вы, люди, считаете проявлением вкуса к преднамеренной жестокости? Честно говоря, меня вполне удовлетворяет твоя реакция, когда она граничит с саной, нашим великим искусством. Но не здесь об этом говорить.
— Действительно? — с иронией сказал Билл.
— Действительно, — крайне серьезно произнес Мюла-ай, — это так. Проведу параллель с твоим человеческим опытом. Вы, люди, обладаете реакцией под названием эмпатия — эмоциональной способностью влезть в чужую шкуру и ощутить самому то, что чувствует другой. У нас, гемноидов, такого нет. Но наша сана — аналогичная реакция, хотя вы, люди, могли бы счесть ее прямо противоположной. Сана, как и эмпатия, устанавливает особые отношения между двумя индивидуумами. Как и ваша эмпатия, она требует больших усилий от пребывающего в ней индивидуума.
— Но в данный момент, я полагаю, ты в ней не пребываешь?
— Твой скептицизм, — ровно сказал Мюла-ай, — свидетельствует о закрытости твоего разума. Вы, люди, не слишком легко входите в состояние эмпатии, так же и мы не можем войти в сану с легкостью или случайно. Я мог бы рассматривать тебя как субъект саны на основе нашего случайного знакомства не больше, чем ты мог бы находиться в состоянии эмпатии, скажем, с Костоломом иди с любым из дилбиан, на основе своего нынешнего знакомства с ними.
Билл уставился на гемноида. Мюла-ай явно был откровенен с ним настолько, насколько мог, в его собственном понимании. Аргументы гемноида были убедительны. Но именно в этот момент у Билла внутри сработал некий сигнал тревоги, заставивший усомниться кое в чем из того, что только что сказал Мюла-ай.
— Так что, как ты понимаешь, — продолжал Мюла-ай, — по этому поводу ты можешь не беспокоиться. Точно так же, — Мюла-ай снова коротко прокудахтал, — ты можешь оставить идею о том, что я притащил тебя сюда, чтобы заключить с тобой какую-то сделку. Дорогой мой юноша, ты не из тех, с кем заключают сделки. Ты лишь пешка в игре, которая ведется здесь, на Дилбии, и притом пешка, не осознающая этого.
Он замолчал и с лучезарной улыбкой посмотрел на Билла.
— Понятно, — сказал Билл, лихорадочно пытаясь сообразить, что же было не так в объяснениях Мюла-ая. Ему хотелось услышать больше от гемноида. — Значит, ты полагаешь, я должен был спросить, зачем я здесь? Что ж, считай, что я спросил.
— Но ты же этого не сделал, сам знаешь, — прокудахтал Мюла-ай, глядя вверх на кудрявые облака, плывущие в голубом небе над вершинами деревьев, окружавших поляну.
— Ладно! — сказал Билл. — Зачем мои начальники послали меня сюда, по твоему мнению?
— Ясное дело, — Мюла-ай снова перевел взгляд с облаков на Билла, — чтобы тебя прикончил Костолом во время поединка, для чего же еще!
Билл уставился на него. Но Мюла-ай не желал продолжать разговор без особого приглашения.
— В самом деле? — наконец сказал Билл. — И ты думаешь, я в это поверю?
— Поверишь. Придется поверить... — пробормотал Мюла-ай, все еще наблюдая за лицом Билла. — Как только хорошенько подумаешь и поймешь, что ты здесь один, без связи со своим руководством. Да, я про все это знаю. И ты обречен на поединок, о котором я упоминал. Тебе не кажется, что это довольно странное совпадение — Представителя нет на планете из-за сломанной ноги именно тогда, когда ты оказался здесь, а твоя юная помощница оказалась, так сказать, невольной гостьей Разбойничьей Долины? Тебе не кажется странным, что ты оказался почти в том же положении, что и другой молодой человек, которого дилбиане называли Пол-Пинты и которому пришлось драться с местным чемпионом в другом селении? Давай, давай, Кирка-Лопата, наверняка тебе хватит ума, чтобы сопоставить эти факты!
Действительно... Билл невольно ощутил отчетливый холодок в груди. Против фактов нечего возразить — и это те самые факты, с которыми он столкнулся, когда утром сел перед консолью передатчика. Их невозможно перепроверить: существует ли официальный заговор, в соответствии с которым Билл должен был погибнуть? Но тем не менее факты таковы, и...
— Почему? — спросил Билл, как бы про себя. — Зачем им это нужно? Это не имеет никакого смысла!
— Имеет, имеет, Кирка-Лопата, — сказал Мюла-ай. — Между Представителем Гринтри и мной возникла — как я это называю — патовая ситуация. — Мюла-ай снова тихо закудахтал, использовав то же самое слово, которое использовала Анита в разговоре с Биллом прошлой ночью. — Вы, люди, не сможете получить никакой выгоды от этого проекта в Мокром Носу. Местные фермеры не примут вашей помощи, а разбойники под предводительством Костолома лишь развлекаются, глядя на все это, — с моей скромной помощью.
Он лучезарно улыбнулся Биллу.
— Самое лучшее, что могло бы предпринять ваше руководство, — продолжал он, — это закрыть этот неудачно спланированный проект, пока не стало еще хуже. Но как это сделать, не потеряв лица как перед дилбианами, так и на межпланетном уровне? Это равносильно признанию, что мы, гемноиды, выиграли раунд здесь, в Мокром Носу. Ответ, естественно, заключается в том, чтобы закрыть проект, но сначала найти для этого подходящий повод. А что может быть наиболее подходящим поводом?
Он замолчал и снова лучезарно улыбнулся Биллу.
— Ладно, — мрачно сказал Билл. — Я спрошу. Что?
— То, что в проекте участвовал неподготовленный юнец, который, к несчастью, — не по своей вине, но из-за злополучного стечения обстоятельств, — до того запутался в отношениях с местным населением, что в конце концов ввязался в поединок и погиб от лап местного чемпиона, Костолома.
Мюла-ай сделал паузу и закудахтал с таким усердием, что вся его тяжелая туша затряслась.
— Сколь прекрасна была бы такая ситуация! — сказал он. — Во-первых, это потребовало бы от людей временно закрыть проект и отозвать свой персонал — проект никогда не был бы возобновлен, и они бы не вернулись. Во-вторых, они бы сохранили свое лицо перед дилбианами, поскольку, хотя их глупый юнец и погиб, он все же проявил боевой дух, необходимый для схватки с Костоломом, и потому репутации Коротышек, проявляющих личное мужество в иных мирах, ничто не угрожает.
Билл уставился на него.
— Ты, похоже, абсолютно уверен, что я обречен на проигрыш, — сказал он, хотя в груди у него снова возник холодный комок. — Однако ведь Пол-Пинты не проиграл.
Мюла-ай невозмутимо закудахтал.
— Если быть до конца честным, Кирка-Лопата, — сказал он, — этой вашей маленькой хитрости мы не смогли до сих пор понять. Но мы не сомневаемся — и ты тоже можешь не сомневаться, — что эта победа была достигнута не только усилиями одного из вас — маленьких созданий, якобы превзошедшего дилбианина. Собственно, это наше мнение вряд ли нуждается в подтверждении. Я спрашиваю тебя — можешь ты представить себе человека, который мог бы одержать подобную победу, не обладая невидимым, неэтичным преимуществом?
Билл такого представить не мог. Холодок в его груди усилился.
— Нет, нет... — Мюла-ай покачал головой. — Сама мысль о человеке, выигравшем честную схватку с дилбианином, смешна. Но не беспокойся, маленький Кирка-Лопата. Я собираюсь спасти тебя от твоих бессердечных начальников, так же как и от Костолома.
Билл уставился на него.
— Ты?.. — начал он, но вовремя успел скрыть свои эмоции.
— Непременно, — сказал Мюла-ай, мягко поднимаясь на ноги и прислушиваясь к звукам, доносившимся из леса позади него. — А вот, если я не ошибаюсь, идут те, кто нам в этом поможет. Успокойся, Костолом тебя не убьет.
— Да? — Билл старался говорить хладнокровно и безразлично, как только мог. В этот момент он тоже услышал звук тяжелых шагов приближающихся дилбиан.
— Да, — сказал Мюла-ай, — вместо этого ты проиграешь свой поединок и свою жизнь самому слабому и дряхлому дилбианину в окрестностях. Пусть твои начальники попытаются после этого сохранить лицо, следуя твоему идиотскому заявлению, что ты лучший воин на мили вокруг!
Он повернулся в сторону от Билла. В этот момент на поляну ввалились две дилбианки и худой, трясущийся дилбианин, настолько старый, что у него кое-где вылезли волосы на шкуре. Одна дилбианка была невысокой и полной и выглядела удивительно знакомо, а вторая, помоложе, довольно стройная и высокая, ростом почти со старца.
Они остановились, окинули взглядом поляну и увидели Билла.
— Вот он! — сказал старик, удовлетворенно хихикнув, пронзительным (для дилбианина) голосом. — Прямо там, где нужно! — Он весело потер лапы.
— Передаю тебя в хорошие руки, Кирка-Лопата, — промурлыкал Мюла-ай.
Подмигнув и кивнув на только что пришедших дилбиан, но не сказав им ни слова, он мягко скользнул в окружавшие поляну заросли и исчез.
С одной из необходимых ему вещей у Билла проблем не было. Он нашел среди сельскохозяйственных орудий моток веревки толщиной в четверть дюйма, отмерил и отрезал кусок в сорок футов. Затем он начал искать вторую вещь, относительно которой был уверен, что найти ее не удастся.
Так оно и оказалось. То, что он искал, было ни больше ни меньше как готовым к употреблению полиспастом. В течение сорока минут он не нашел ничего подобного и понял, что больше не может тратить время на поиски. Придется сделать полиспаст самому.
Это было не так сложно, как могло показаться, если знать как теоретические, так и практические основы столь простого механизма. Еще раньше, когда он вошел в полутемный склад, где пахло пластиковыми обертками и картонными коробками, он заметил полуавтоматический токарный станок и множество инструментов, лежавших на полках и висевших на стенах.
Он поискал металлические заготовки, но тщетно. Нужно воспользоваться чем-то иным. Стены Представительства, как и стены большинства дилбианских строений, были сделаны из тяжелых бревен. Взяв механическую пилу, Билл отнес ее к двери в задней стене здания и, открыв дверь, отпилил четырехфутовый кусок бревна в дверном проеме.
Бревно Билл разрезал на токарном станке на четыре части, примерно по одному футу в длину и по футу в диаметре. Затем он отложил куски дерева в сторону и повернулся к экрану программирования станка. Взяв световое перо, начал набрасывать на экране чертежи блоков, которые он хотел сделать.
Детали приобрели достаточно точные очертания во всех трех измерениях, и программный блок станка считал их с экрана. Под экраном загорелась красная лампочка, подсвечивая черные буквы слова «готово». Билл нажал клавишу воспроизведения, и перед ним на экране появились полные и скорректированные трехмерные чертежи деталей полиспаста.
Станок теперь был готов к работе. Билл заложил в него один за другим куски дерева и через пятнадцать минут получил двенадцать обработанных деревянных деталей, из которых собрал два отдельных блока. Первый блок состоял из двух двойных шкивов, соединенных вместе, или четырех подвижных шкивов. Это был неподвижный блок, с тормозом и фиксатором, а также с большим деревянным крюком наверху. Второй блок, подвижный, состоял из трех шкивов. Два блока, соединенные вместе тросом, давали в распоряжение Билла полиспаст с подъемной силой в семь раз большей, чем сила, приложенная к тросу. Плоскопалый, который был несколько крупнее большинства дилбиан, весил, как подсчитал Билл, примерно в пять раз больше, чем он. Иначе говоря, деревенский кузнец, вероятно, мог поднять примерно свой собственный вес в девятьсот фунтов. Однако полиспаст, который соорудил Билл, давал ему семикратное преимущество. Таким образом, если он сможет приложить к тросу усилие, равное весу его собственного тела в сто шестьдесят пять фунтов, он сможет поднять груз в полтонны с лишним. Билл удовлетворенно посмотрел на творение своих рук.
Он взглянул на часы. Стрелки, настроенные на дилбианское время, показывали примерно полчаса до полудня. Внезапно он вспомнил, что не завтракал и не ужинал накануне, если не считать дилбианской еды, которую он, давясь, проглотил в Долине Разбойников. Он помнил, что видел хорошо оборудованную кухню, когда обследовал Представительство. Он оставил полиспаст на верстаке и открыл дверь в коридор, ведущий в жилую часть здания. В коридоре было темно, но ему показалось, что он заметил какое-то движение за дверью, когда она открылась перед ним.
Но это было все, что он успел увидеть. Мгновение спустя на его затылок обрушился сокрушительный удар, и он провалился в рассыпавшуюся искрами темноту.
Когда он снова открыл глаза, сначала ему показалось, что он все еще спит в своей кровати в Представительстве. Затем он начал ощущать головную боль, она постепенно нарастала, пока не заполнила весь его череп, а следом за этим почувствовал неприятный вкус в носу и во рту, словно надышался какого-то наркотического газа.
Он осторожно открыл глаза и обнаружил, что сидит на лесной полянке, на берегу ручья шириной в пятнадцать-двадцать футов. Поляна была окружена невысокими зарослями, за которыми прятались стволы деревьев.
Билл заморгал. Перед ним на земле сидел, скрестив ноги, словно огромный Будда в пышных одеждах, Мюла-ай. Видя, что его узнали, гемноид издал характерный булькающий звук.
— Добро пожаловать обратно в мир живых, э... Кирка-Лопата, — приветливо сказал Мюла-ай. — Я уже начал беспокоиться, придешь ли ты когда-либо в себя.
— Что это значит — стукнул меня по голове, притащил сюда... — начал было Билл, но звук его собственного голоса и работа мускулов его челюсти настолько заполнили его череп головной болью, что он вынужден был замолчать.
— Я? — удивленно переспросил Мюла-ай елейным голосом, удобно сложив руки на закутанном в ткань животе. — Как ты мог подозревать меня в подобном? Даю тебе честное слово, что я просто гулял в лесу и нашел тебя здесь, связанного.
— Связанного?.. — начал Билл, слишком потрясенный этими словами, чтобы обращать внимание на приступ боли, вновь охвативший весь череп от попытки заговорить. Он осознал, что у него связаны запястья за стволом дерева, на которое он опирается спиной. — Ты так просто не отделаешься! — набросился он на Мюла-ая. — Ты прекрасно знаешь, что ни один дилбианин не способен ни на что подобное. Ты нарушаешь договор между людьми и гемноидами на Дилбии. Твои собственные начальники сдерут с тебя за это шкуру!
— Продолжай, мой юный друг, — пробулькал Мюла-ай. — Насколько я знаю, мои начальники достаточно рассудительны. А где свидетели, которые могли бы назвать меня лжецом? Я гулял в лесу, случайно увидел тебя здесь и сел подождать, пока ты придешь в себя.
— Если это правда, — сказал Билл, полностью игнорируя головную боль, — как насчет того, чтобы развязать мне руки и освободить меня?
— Ну, я не знаю, могу ли я? — задумчиво сказал Мюла-ай. — Это похоже на вмешательство в местные дела, что категорически запрещено, как ты сам отметил, соглашением между людьми и гемноидами. Насколько я знаю, тебя схватили во время совершения какого-то преступления, и жители привязали тебя здесь, пока тебя не доставят обратно и не предадут их суду. — Он покачал головой. — Нет, нет, мой дорогой Кирка-Лопата. Я не могу взять на себя такую ответственность и развязать тебя, как бы мне этого ни хотелось.
— После таких заявлений тебе так просто не отделаться! — взорвался Билл. — Ты...
Он увидел явное удовольствие на круглом лице напротив него и тут же замолчал. Наградой ему была легкая тень разочарования, омрачившая улыбку, с которой Мюла-ай созерцал его до сих пор.
— Ладно, — сказал Билл холодно, как только мог. — Позабавились, и хватит. Теперь, я полагаю, ты расскажешь мне, что все это значит. Ты хочешь заключить со мной какую-то сделку, а твоя идея похитить меня и привязать здесь должна с самого начала поставить меня в невыгодное положение? Так?
Мюла-ай снова издал кудахчущий звук и потер свои большие руки.
— Очень хорошо, — сказал он. — Очень, очень хорошо, мой юный Кирка-Лопата! Будь у тебя еще немного подготовки и опыта, ты бы мог быть неплохим тайным агентом — для человека, разумеется. Конечно, это последнее, чего хотелось бы в данном случае твоему начальству, — кто-нибудь с подготовкой и опытом. Самое последнее!
Он опять закудахтал.
— Прекрати! — ровным голосом сказал Билл. — Я уже сказал, позабавились, и хватит. Кончай ходить вокруг да около и выкладывай прямо, что хотел сказать. Я не собираюсь перед тобой пресмыкаться лишь для того, чтобы доставить тебе удовольствие.
Мюла-ай покачал головой, и улыбка улетучилась с его лица.
— У тебя действительно нет никакой информации, верно, Кирка-Лопата? — сказал он. — Все, что ты знаешь о моей расе, — лишь сплетни, которые циркулируют среди людей, наслушавшихся сказок о гемноидах. Ты думаешь, что мое пребывание здесь, на Дилбии, позволяет мне отдаваться особому искусству моего народа, которое вы, люди, считаете проявлением вкуса к преднамеренной жестокости? Честно говоря, меня вполне удовлетворяет твоя реакция, когда она граничит с саной, нашим великим искусством. Но не здесь об этом говорить.
— Действительно? — с иронией сказал Билл.
— Действительно, — крайне серьезно произнес Мюла-ай, — это так. Проведу параллель с твоим человеческим опытом. Вы, люди, обладаете реакцией под названием эмпатия — эмоциональной способностью влезть в чужую шкуру и ощутить самому то, что чувствует другой. У нас, гемноидов, такого нет. Но наша сана — аналогичная реакция, хотя вы, люди, могли бы счесть ее прямо противоположной. Сана, как и эмпатия, устанавливает особые отношения между двумя индивидуумами. Как и ваша эмпатия, она требует больших усилий от пребывающего в ней индивидуума.
— Но в данный момент, я полагаю, ты в ней не пребываешь?
— Твой скептицизм, — ровно сказал Мюла-ай, — свидетельствует о закрытости твоего разума. Вы, люди, не слишком легко входите в состояние эмпатии, так же и мы не можем войти в сану с легкостью или случайно. Я мог бы рассматривать тебя как субъект саны на основе нашего случайного знакомства не больше, чем ты мог бы находиться в состоянии эмпатии, скажем, с Костоломом иди с любым из дилбиан, на основе своего нынешнего знакомства с ними.
Билл уставился на гемноида. Мюла-ай явно был откровенен с ним настолько, насколько мог, в его собственном понимании. Аргументы гемноида были убедительны. Но именно в этот момент у Билла внутри сработал некий сигнал тревоги, заставивший усомниться кое в чем из того, что только что сказал Мюла-ай.
— Так что, как ты понимаешь, — продолжал Мюла-ай, — по этому поводу ты можешь не беспокоиться. Точно так же, — Мюла-ай снова коротко прокудахтал, — ты можешь оставить идею о том, что я притащил тебя сюда, чтобы заключить с тобой какую-то сделку. Дорогой мой юноша, ты не из тех, с кем заключают сделки. Ты лишь пешка в игре, которая ведется здесь, на Дилбии, и притом пешка, не осознающая этого.
Он замолчал и с лучезарной улыбкой посмотрел на Билла.
— Понятно, — сказал Билл, лихорадочно пытаясь сообразить, что же было не так в объяснениях Мюла-ая. Ему хотелось услышать больше от гемноида. — Значит, ты полагаешь, я должен был спросить, зачем я здесь? Что ж, считай, что я спросил.
— Но ты же этого не сделал, сам знаешь, — прокудахтал Мюла-ай, глядя вверх на кудрявые облака, плывущие в голубом небе над вершинами деревьев, окружавших поляну.
— Ладно! — сказал Билл. — Зачем мои начальники послали меня сюда, по твоему мнению?
— Ясное дело, — Мюла-ай снова перевел взгляд с облаков на Билла, — чтобы тебя прикончил Костолом во время поединка, для чего же еще!
Билл уставился на него. Но Мюла-ай не желал продолжать разговор без особого приглашения.
— В самом деле? — наконец сказал Билл. — И ты думаешь, я в это поверю?
— Поверишь. Придется поверить... — пробормотал Мюла-ай, все еще наблюдая за лицом Билла. — Как только хорошенько подумаешь и поймешь, что ты здесь один, без связи со своим руководством. Да, я про все это знаю. И ты обречен на поединок, о котором я упоминал. Тебе не кажется, что это довольно странное совпадение — Представителя нет на планете из-за сломанной ноги именно тогда, когда ты оказался здесь, а твоя юная помощница оказалась, так сказать, невольной гостьей Разбойничьей Долины? Тебе не кажется странным, что ты оказался почти в том же положении, что и другой молодой человек, которого дилбиане называли Пол-Пинты и которому пришлось драться с местным чемпионом в другом селении? Давай, давай, Кирка-Лопата, наверняка тебе хватит ума, чтобы сопоставить эти факты!
Действительно... Билл невольно ощутил отчетливый холодок в груди. Против фактов нечего возразить — и это те самые факты, с которыми он столкнулся, когда утром сел перед консолью передатчика. Их невозможно перепроверить: существует ли официальный заговор, в соответствии с которым Билл должен был погибнуть? Но тем не менее факты таковы, и...
— Почему? — спросил Билл, как бы про себя. — Зачем им это нужно? Это не имеет никакого смысла!
— Имеет, имеет, Кирка-Лопата, — сказал Мюла-ай. — Между Представителем Гринтри и мной возникла — как я это называю — патовая ситуация. — Мюла-ай снова тихо закудахтал, использовав то же самое слово, которое использовала Анита в разговоре с Биллом прошлой ночью. — Вы, люди, не сможете получить никакой выгоды от этого проекта в Мокром Носу. Местные фермеры не примут вашей помощи, а разбойники под предводительством Костолома лишь развлекаются, глядя на все это, — с моей скромной помощью.
Он лучезарно улыбнулся Биллу.
— Самое лучшее, что могло бы предпринять ваше руководство, — продолжал он, — это закрыть этот неудачно спланированный проект, пока не стало еще хуже. Но как это сделать, не потеряв лица как перед дилбианами, так и на межпланетном уровне? Это равносильно признанию, что мы, гемноиды, выиграли раунд здесь, в Мокром Носу. Ответ, естественно, заключается в том, чтобы закрыть проект, но сначала найти для этого подходящий повод. А что может быть наиболее подходящим поводом?
Он замолчал и снова лучезарно улыбнулся Биллу.
— Ладно, — мрачно сказал Билл. — Я спрошу. Что?
— То, что в проекте участвовал неподготовленный юнец, который, к несчастью, — не по своей вине, но из-за злополучного стечения обстоятельств, — до того запутался в отношениях с местным населением, что в конце концов ввязался в поединок и погиб от лап местного чемпиона, Костолома.
Мюла-ай сделал паузу и закудахтал с таким усердием, что вся его тяжелая туша затряслась.
— Сколь прекрасна была бы такая ситуация! — сказал он. — Во-первых, это потребовало бы от людей временно закрыть проект и отозвать свой персонал — проект никогда не был бы возобновлен, и они бы не вернулись. Во-вторых, они бы сохранили свое лицо перед дилбианами, поскольку, хотя их глупый юнец и погиб, он все же проявил боевой дух, необходимый для схватки с Костоломом, и потому репутации Коротышек, проявляющих личное мужество в иных мирах, ничто не угрожает.
Билл уставился на него.
— Ты, похоже, абсолютно уверен, что я обречен на проигрыш, — сказал он, хотя в груди у него снова возник холодный комок. — Однако ведь Пол-Пинты не проиграл.
Мюла-ай невозмутимо закудахтал.
— Если быть до конца честным, Кирка-Лопата, — сказал он, — этой вашей маленькой хитрости мы не смогли до сих пор понять. Но мы не сомневаемся — и ты тоже можешь не сомневаться, — что эта победа была достигнута не только усилиями одного из вас — маленьких созданий, якобы превзошедшего дилбианина. Собственно, это наше мнение вряд ли нуждается в подтверждении. Я спрашиваю тебя — можешь ты представить себе человека, который мог бы одержать подобную победу, не обладая невидимым, неэтичным преимуществом?
Билл такого представить не мог. Холодок в его груди усилился.
— Нет, нет... — Мюла-ай покачал головой. — Сама мысль о человеке, выигравшем честную схватку с дилбианином, смешна. Но не беспокойся, маленький Кирка-Лопата. Я собираюсь спасти тебя от твоих бессердечных начальников, так же как и от Костолома.
Билл уставился на него.
— Ты?.. — начал он, но вовремя успел скрыть свои эмоции.
— Непременно, — сказал Мюла-ай, мягко поднимаясь на ноги и прислушиваясь к звукам, доносившимся из леса позади него. — А вот, если я не ошибаюсь, идут те, кто нам в этом поможет. Успокойся, Костолом тебя не убьет.
— Да? — Билл старался говорить хладнокровно и безразлично, как только мог. В этот момент он тоже услышал звук тяжелых шагов приближающихся дилбиан.
— Да, — сказал Мюла-ай, — вместо этого ты проиграешь свой поединок и свою жизнь самому слабому и дряхлому дилбианину в окрестностях. Пусть твои начальники попытаются после этого сохранить лицо, следуя твоему идиотскому заявлению, что ты лучший воин на мили вокруг!
Он повернулся в сторону от Билла. В этот момент на поляну ввалились две дилбианки и худой, трясущийся дилбианин, настолько старый, что у него кое-где вылезли волосы на шкуре. Одна дилбианка была невысокой и полной и выглядела удивительно знакомо, а вторая, помоложе, довольно стройная и высокая, ростом почти со старца.
Они остановились, окинули взглядом поляну и увидели Билла.
— Вот он! — сказал старик, удовлетворенно хихикнув, пронзительным (для дилбианина) голосом. — Прямо там, где нужно! — Он весело потер лапы.
— Передаю тебя в хорошие руки, Кирка-Лопата, — промурлыкал Мюла-ай.
Подмигнув и кивнув на только что пришедших дилбиан, но не сказав им ни слова, он мягко скользнул в окружавшие поляну заросли и исчез.
11
— Ладно, Кирка-Лопата, — сказал старик-дилбианин, когда все трое подошли к Биллу, — ты готов предстать перед судом, а? Ты готов принять приговор Старейшины?..
Его прервало фырканье высокой, молодо выглядевшей дилбианки. Он сердито повернулся к ней.
— Ну что тебе еще, Совершенно Очаровательная? — крикнул он. — У меня ведь есть внуки, верно? У меня не меньше прав быть Старейшиной, чем у любого другого!
— Слава Богу, — ответила Совершенно Очаровательная, презрительно фыркнув, — по крайней мере, я не одна из них!
— Совершенно Очаровательная, — строго сказала вторая дилбианка голосом, который Билл внезапно вспомнил по эпизоду на ферме Жестяного Уха, — оставь-ка Папашу Скрипа в покое! Он здесь для того, чтобы исполнить что следует, вот и все. Если ты и дальше будешь ему мешать, он никогда не сможет этого сделать!
Папаша Скрип разразился издевательским смехом.
— Верно, Штучка-или-Две! — хихикнул он. — Скажи-ка этой молодой нахалке пару ласковых! Давай, давай! А то она, понимаешь, считает, что раз она такая симпатичная, то всегда выйдет сухой из воды! Что ж, с молодыми наглецами такой номер, может быть, и пройдет, но не с Папашей Скрипом. И, судя по тому, как идут дела, с Костоломом это, во всяком случае, не слишком-то сработало! Последнее, что я слышал, — насмешливо добавил он, — он все еще волочится за Красоткой!
— Вот как! — воскликнула Совершенно Очаровательная, яростно разворачиваясь в сторону старика, который благоразумно спрятался за коренастой фигурой Штучки-или-Две. — Некоторые, — бросила Совершенно Очаровательная, — могут говорить все что угодно! А некоторые другие это повторяют! Но это ничего не меняет. Это я всегда сильнее всех нравилась Костолому.
Она подняла голову и изогнула шею, удовлетворенно разглядывая себя.
— В конце концов, — продолжала она спокойнее, — это я Совершенно Очаровательная. Все всегда так говорили. Разве можно себе представить, что такой высокий, могучий мужчина, как Костолом, захочет такую маленькую толстушку вроде Красотки? Да, конечно, она умеет готовить, я этого не отрицаю. Я считаю, что каждому следует отдавать должное. Но в жизни все-таки есть нечто притягательнее еды.
— Сейчас это не имеет никакого значения, Совершенно Очаровательная! — огрызнулась старшая дилбианка. — Мы здесь не для того, чтобы обсуждать Костолома. Мы здесь для того, чтобы разделаться с этим Коротышкой. Учтите, вы оба: то, что здесь происходит, — древний и почетный обычай нашей деревни. Мы не собираемся помешать этому Коротышке помочь Красотке получить Костолома только для того, чтобы доставить тебе удовольствие, Совершенно Очаровательная!
— Эй, хватит вам! — вмешался Папаша Скрип, весь дрожа от переполнявшего его рвения. — Пустите меня к нему, ладно? Я с ним разберусь! Я решу, что с ним делать!
Папаша Скрип приблизился к Биллу и склонился над ним так, что его дыхание пошевелило волосы на макушке Билла. Билл задержал дыхание, ибо у Папаши Скрипа ужасно пахло изо рта.
— Эй ты, Коротышка! Кирка-Лопата! — обратился к нему Папаша Скрип.
— В чем дело? — спросил Билл, отворачивая лицо.
К его облегчению, старик-дилбианин выпрямился, отодвинув вонючую морду на терпимое расстояние.
— На свое имя он отзывается, все в порядке, — прокомментировал Папаша Скрип двум дилбианкам. — Это решает вопрос о том, кто он.
— Почему бы нам не найти камень и не стукнуть его по голове? — предложила Совершенно Очаровательная приятным голосом.
— Давай дальше! — поторопила Штучка-или-Две Папашу Скрипа. Папаша Скрип сглотнул комок в горле и подчинился.
— Эй ты, Кирка-Лопата, — сказал он, — ты пришел сюда, чтобы помочь Грязным Зубам и Хитрому Учителю разрушить наш старый почтенный образ жизни. Мы позволили тебе это, и ты решил, что можешь поступать как вздумается. Разве ты не встал на сторону Красотки против такого прекрасного молодца, как Костолом, подговорив девочку обсудить с ее будущим мужем, где он хочет, чтобы она жила? Разве ты не вмешался в дела, которые никак тебя не касались? И кроме того, разве ты не предложил нашему деревенскому кузнецу состязаться в поднятии тяжестей сегодня днем?
— Конечно, предложил! — отпарировал Билл. — И я как раз собирался отправиться в его кузницу...
— Это не имеет никакого значения! — прервала его Штучка-или-Две. — Продолжай, Папаша Скрип.
— Я сейчас найду камень, и тогда мы сможем заткнуть ему рот, — весело сказала Совершенно Очаровательная, роясь в высокой траве.
— Конечно, ты вызвал его на состязание! — сказал Папаша Скрип. — А потом ты сбежал в лес и спрятался, чтобы тебе не пришлось встречаться с ним — я имею в виду Плоскопалого, — и таким образом оскорбил честь нашей деревни.
— Эй! — крикнул Билл. — Что значит «сбежал»? Ты что, не видишь, что у меня связаны руки?
— Чепуха! Продолжай, — сказала Штучка-или-Две, увидев, что Папаша Скрип опять сбит с толку.
— Но его руки... — неуверенно начал Папаша Скрип, поворачиваясь к Штучке-или-Две.
— Чепуха, говорю я тебе! — отпарировала Штучка-или-Две. — Ты ведь не можешь видеть его руки с того места, где стоишь, верно? Таким образом, это только его слова, не так ли? Ты же не собираешься верить словам аморального типа, который считает, что наши молодые женщины могут начать рассказывать своим будущим мужьям, как им поступать, и что делать, и где они собираются жить после замужества? Ведь не собираешься?
— Конечно, нет, — сказал Папаша Скрип. Он выпрямился, расправил плечи и снова обратился к Биллу с достаточно важным видом: — Исполняющий обязанности Старейшины — то есть я — считает тебя виновным во всех проступках. В соответствии с этим он приговаривает тебя — исполняющий обязанности Старейшины, то есть я — к отрубанию головы и к оставлению твоего тела в здании Представительства в назидание следующему Коротышке, который придет сюда после тебя.
Он оставил важный тон речи и вернулся к своей обычной манере.
— Я положил топоры в лесу, недалеко отсюда. Сейчас пойду принесу.
Папаша Скрип повернулся в сторону зарослей, но тут появилась Совершенно Очаровательная с камнем размером с небольшую дыню.
— Стукни его этим по голове, — радушно предложила она, — тогда он не сможет больше...
— Нет! — огрызнулась Штучка-или-Две. — Папаша Скрип собирается зарубить его, а никто не поверит, что это был честный поединок, если мы получим мертвого Коротышку с большой шишкой на голове...
— Подождите! — закричал Билл, которому отчаяние придало сил. — Вы что, все с ума посходили? Вы не можете просто так меня убить...
— Почему же, вполне можем, Кирка-Лопата, — перебил его Папаша Скрип, пошатываясь под грузом двух тяжелых дилбианских топоров, массивных, с треугольными лезвиями, сделанными из серого местного железа. — И это не значит, что у тебя нет никаких шансов. Как исполняющий обязанности Старейшины, я даю тебе шанс побороться за свою жизнь, вместо того чтобы просто зарубить тебя на месте. Я возьму один топор, а ты можешь взять другой. Держи!
Он бросил топор перед Биллом, и его рукоять ударилась о землю в шести дюймах от его ног.
— Что ты имеешь в виду? — крикнул Билл. — Я же тебе сказал, я связан! Ты что, не видишь, что у меня связаны руки...
— Что значит — связаны? — спросила Штучка-или-Две. Взглянув на старшую дилбианку, Билл обнаружил, что ее глаза крепко зажмурены. — Я не вижу никаких веревок на его руках. А ты, Совершенно Очаровательная?
Его прервало фырканье высокой, молодо выглядевшей дилбианки. Он сердито повернулся к ней.
— Ну что тебе еще, Совершенно Очаровательная? — крикнул он. — У меня ведь есть внуки, верно? У меня не меньше прав быть Старейшиной, чем у любого другого!
— Слава Богу, — ответила Совершенно Очаровательная, презрительно фыркнув, — по крайней мере, я не одна из них!
— Совершенно Очаровательная, — строго сказала вторая дилбианка голосом, который Билл внезапно вспомнил по эпизоду на ферме Жестяного Уха, — оставь-ка Папашу Скрипа в покое! Он здесь для того, чтобы исполнить что следует, вот и все. Если ты и дальше будешь ему мешать, он никогда не сможет этого сделать!
Папаша Скрип разразился издевательским смехом.
— Верно, Штучка-или-Две! — хихикнул он. — Скажи-ка этой молодой нахалке пару ласковых! Давай, давай! А то она, понимаешь, считает, что раз она такая симпатичная, то всегда выйдет сухой из воды! Что ж, с молодыми наглецами такой номер, может быть, и пройдет, но не с Папашей Скрипом. И, судя по тому, как идут дела, с Костоломом это, во всяком случае, не слишком-то сработало! Последнее, что я слышал, — насмешливо добавил он, — он все еще волочится за Красоткой!
— Вот как! — воскликнула Совершенно Очаровательная, яростно разворачиваясь в сторону старика, который благоразумно спрятался за коренастой фигурой Штучки-или-Две. — Некоторые, — бросила Совершенно Очаровательная, — могут говорить все что угодно! А некоторые другие это повторяют! Но это ничего не меняет. Это я всегда сильнее всех нравилась Костолому.
Она подняла голову и изогнула шею, удовлетворенно разглядывая себя.
— В конце концов, — продолжала она спокойнее, — это я Совершенно Очаровательная. Все всегда так говорили. Разве можно себе представить, что такой высокий, могучий мужчина, как Костолом, захочет такую маленькую толстушку вроде Красотки? Да, конечно, она умеет готовить, я этого не отрицаю. Я считаю, что каждому следует отдавать должное. Но в жизни все-таки есть нечто притягательнее еды.
— Сейчас это не имеет никакого значения, Совершенно Очаровательная! — огрызнулась старшая дилбианка. — Мы здесь не для того, чтобы обсуждать Костолома. Мы здесь для того, чтобы разделаться с этим Коротышкой. Учтите, вы оба: то, что здесь происходит, — древний и почетный обычай нашей деревни. Мы не собираемся помешать этому Коротышке помочь Красотке получить Костолома только для того, чтобы доставить тебе удовольствие, Совершенно Очаровательная!
— Эй, хватит вам! — вмешался Папаша Скрип, весь дрожа от переполнявшего его рвения. — Пустите меня к нему, ладно? Я с ним разберусь! Я решу, что с ним делать!
Папаша Скрип приблизился к Биллу и склонился над ним так, что его дыхание пошевелило волосы на макушке Билла. Билл задержал дыхание, ибо у Папаши Скрипа ужасно пахло изо рта.
— Эй ты, Коротышка! Кирка-Лопата! — обратился к нему Папаша Скрип.
— В чем дело? — спросил Билл, отворачивая лицо.
К его облегчению, старик-дилбианин выпрямился, отодвинув вонючую морду на терпимое расстояние.
— На свое имя он отзывается, все в порядке, — прокомментировал Папаша Скрип двум дилбианкам. — Это решает вопрос о том, кто он.
— Почему бы нам не найти камень и не стукнуть его по голове? — предложила Совершенно Очаровательная приятным голосом.
— Давай дальше! — поторопила Штучка-или-Две Папашу Скрипа. Папаша Скрип сглотнул комок в горле и подчинился.
— Эй ты, Кирка-Лопата, — сказал он, — ты пришел сюда, чтобы помочь Грязным Зубам и Хитрому Учителю разрушить наш старый почтенный образ жизни. Мы позволили тебе это, и ты решил, что можешь поступать как вздумается. Разве ты не встал на сторону Красотки против такого прекрасного молодца, как Костолом, подговорив девочку обсудить с ее будущим мужем, где он хочет, чтобы она жила? Разве ты не вмешался в дела, которые никак тебя не касались? И кроме того, разве ты не предложил нашему деревенскому кузнецу состязаться в поднятии тяжестей сегодня днем?
— Конечно, предложил! — отпарировал Билл. — И я как раз собирался отправиться в его кузницу...
— Это не имеет никакого значения! — прервала его Штучка-или-Две. — Продолжай, Папаша Скрип.
— Я сейчас найду камень, и тогда мы сможем заткнуть ему рот, — весело сказала Совершенно Очаровательная, роясь в высокой траве.
— Конечно, ты вызвал его на состязание! — сказал Папаша Скрип. — А потом ты сбежал в лес и спрятался, чтобы тебе не пришлось встречаться с ним — я имею в виду Плоскопалого, — и таким образом оскорбил честь нашей деревни.
— Эй! — крикнул Билл. — Что значит «сбежал»? Ты что, не видишь, что у меня связаны руки?
— Чепуха! Продолжай, — сказала Штучка-или-Две, увидев, что Папаша Скрип опять сбит с толку.
— Но его руки... — неуверенно начал Папаша Скрип, поворачиваясь к Штучке-или-Две.
— Чепуха, говорю я тебе! — отпарировала Штучка-или-Две. — Ты ведь не можешь видеть его руки с того места, где стоишь, верно? Таким образом, это только его слова, не так ли? Ты же не собираешься верить словам аморального типа, который считает, что наши молодые женщины могут начать рассказывать своим будущим мужьям, как им поступать, и что делать, и где они собираются жить после замужества? Ведь не собираешься?
— Конечно, нет, — сказал Папаша Скрип. Он выпрямился, расправил плечи и снова обратился к Биллу с достаточно важным видом: — Исполняющий обязанности Старейшины — то есть я — считает тебя виновным во всех проступках. В соответствии с этим он приговаривает тебя — исполняющий обязанности Старейшины, то есть я — к отрубанию головы и к оставлению твоего тела в здании Представительства в назидание следующему Коротышке, который придет сюда после тебя.
Он оставил важный тон речи и вернулся к своей обычной манере.
— Я положил топоры в лесу, недалеко отсюда. Сейчас пойду принесу.
Папаша Скрип повернулся в сторону зарослей, но тут появилась Совершенно Очаровательная с камнем размером с небольшую дыню.
— Стукни его этим по голове, — радушно предложила она, — тогда он не сможет больше...
— Нет! — огрызнулась Штучка-или-Две. — Папаша Скрип собирается зарубить его, а никто не поверит, что это был честный поединок, если мы получим мертвого Коротышку с большой шишкой на голове...
— Подождите! — закричал Билл, которому отчаяние придало сил. — Вы что, все с ума посходили? Вы не можете просто так меня убить...
— Почему же, вполне можем, Кирка-Лопата, — перебил его Папаша Скрип, пошатываясь под грузом двух тяжелых дилбианских топоров, массивных, с треугольными лезвиями, сделанными из серого местного железа. — И это не значит, что у тебя нет никаких шансов. Как исполняющий обязанности Старейшины, я даю тебе шанс побороться за свою жизнь, вместо того чтобы просто зарубить тебя на месте. Я возьму один топор, а ты можешь взять другой. Держи!
Он бросил топор перед Биллом, и его рукоять ударилась о землю в шести дюймах от его ног.
— Что ты имеешь в виду? — крикнул Билл. — Я же тебе сказал, я связан! Ты что, не видишь, что у меня связаны руки...
— Что значит — связаны? — спросила Штучка-или-Две. Взглянув на старшую дилбианку, Билл обнаружил, что ее глаза крепко зажмурены. — Я не вижу никаких веревок на его руках. А ты, Совершенно Очаровательная?