Страница:
Все равно не поверят.
Преодолев тысячу километров за позорные трое суток, баржа наконец бросила якорь на рейде Пуэрто Айоры, столицы архипелага. Этот аккуратный курортный поселок наполовину населен богатыми гринго, которые ищут здесь покоя и экологической чистоты. Благодаря стремительно растущему потоку туристов жители Галапагос — самые зажиточные в Эквадоре. Несмотря на сложности с пропиской, население островов удваивается каждые 5 лет. Толпы туристов бродят по улицам, скупая бесчисленные сувениры с изображением местной фауны. Чтобы попасть на другие острова, надо воспользоваться туристическими яхтами, а цены очень высокие — от 45 до 200 $ с носа, в зависимости от расстояния. Самое обидное, что вся фауна разбросана по разным островам, некоторые из которых вообще закрыты для туристов, так что посещение архипелага обходится в копеечку, а все увидеть просто невозможно.
Центральный остров Санта-Крус — самый населенный. Вообще-то Галапагосы
— национальный парк, но на четырех островах есть поселки и частные земли, в основном на склонах гор. Низменности заняты манграми и сухими кактусовыми лесами, а выше осадков больше. В горах Санта-Круса есть даже облачные леса из древесных маргариток Switenia.
На Санта-Крусе еще осталось около 2000 гигантских черепах (Geochelone elephantopus). Здесь же, на биостанции имени Дарвина, собраны черепахи с островов, где они почти уничтожены. Раньше на каждом острове, кроме самых маленьких, жил свой вид черепах, несколько отличавшийся от других в зависимости от характера растительности. Потом кое-где их истребили, а кое-где не совсем, но такого моря движущихся панцирей, как раньше, уже не увидишь. Тем не менее мы встретили в лесу очень крупного самца старше 140 лет и несколько черепах помоложе.
На станции Дарвина среди прочих живет Одинокий Джордж — последняя черепаха с острова Пинта. Когда стало ясно, что он остался один, его попытались скрестить с самками с соседнего острова Марчена, чтобы хотя бы таким путем сохранить генофонд. Тут-то и выяснилось, что черепахи с разных островов не дают помесей и, стало быть, это разные виды.
Именно различия в облике черепах впервые натолкнули Дарвина на мысль, что все островные формы происходят от общего предка, крупной южноамериканской угольной черепахи (G. carbonaria), но на каждом острове приспособились к местным условиям в результате отбора. К счастью, его тогдашние оппоненты плохо представляли себе Галапагосы, потому что черепахи могут в той же степени послужить доказательством ошибочности теории эволюции.
Во-первых, непонятно, как они попали на острова через 800-километровый пролив.
Во-вторых, даже если допустить какую-то фантастическую случайность, совершенно неясно, как они перебирались через проливы между островами шириной до 70 км.
Сейчас мы знаем, что эти вулканические острова образовались над «горячей точкой»
— восходящим током магмы, который «прожигает» земную кору вулканами. Поскольку плита земной коры в этом районе медленно движется, на западе архипелага возникают новые острова, а на востоке более старые постепенно погружаются в море под действием собственной тяжести. Таким образом, около 50 миллионов лет назад архипелаг был гораздо ближе к материку, чем сейчас. Предполагается, что черепахи могли попасть сюда на «растительных плотах» — островках спутанных растений, которые часто выносятся в море большими реками.
Трудно поверить, что черепаха проплывет на таком островке хотя бы час и ни разу не свалится «за борт». Но даже если считать, что они каким-то образом доcтигли архипелага, все равно непонятно, как они перебирались с одного острова на другой. Проливы глубиной до 700 метров, а уровень моря даже в разгар ледникового периода понижался максимум на 150. Некоторые острова, наверное, соединялись с другими до того, как начали погружаться в земную кору, но мелкие периферийные островки вряд ли были настолько велики, чтобы соединиться с остальными. А больших рек на архипелаге нет.
Единственное объяснение, которое я могу дать — это то, что на некоторые острова черепахи завезены людьми. Считается, что Галапагосы до прихода европейцев всегда были необитаемы. Но в последние годы появляется все больше доказательств того, что в глубокой древности у индейцев Южной Америки существовали культуры с развитым мореходством. Они плавали из Перу в Гватемалу и, вероятно, обнаружили эти острова. Ведь остров Кокос, прообраз «острова сокровищ» Стивенсона, они посещали регулярно, а он удален на сотни километров от Коста-Рики. Смутные упоминания об этих землях есть и в полинезийских преданиях эпохи Великих Полинезийских Плаваний (VIII-XII века). Правда, непонятно, как за столь короткое время (не больше 2000 лет) успели образоваться новые виды. Но в популяциях, происходящих от небольшого числа особей, процесс генетического расхождения может идти очень быстро. А археологических находок на архипелаге нет потому, что древние стоянки располагались на берегах и за сотни лет оказались под водой.
Интересно, что и вторая группа обитателей островов, легшая «первым камнем» в теорию эволюции, тоже оказалась с подвохом. Речь идет о маленьких птичках — дарвиновых вьюрках (Geospizinae). Их на архипелаге 13 видов, очень похожих внешне, но питающихся разной пищей и соответственно с разной формой клюва.
Дарвин предположил, что они происходят от одного вида, случайно залетевшего на острова, но в условиях отсутствия конкуренции (кроме них, здесь только 4 вида мелких наземных птиц) заняли разные экологические ниши.
Специализацию вьюрков мы могли наблюдать воочию. Лежа как-то на пляже, мы кормили их с рук печеньем. Собралось около десятка птичек трех видов, все зерноядные (Geospiza). Вскоре от печенья осталось только кусочки, завернутых в целлофан. Напрасно вьюрки пытались пробить упаковку: их тупые клювики для этого явно не годились. Бросив бесплодные попытки, малыши расселись вокруг в немом отчаянии.
И тут появился еще один вьюрок, Camarhynchus psittacula — амбал размером почти со снегиря, с тяжелым, как нож гильотины, острым клювом. Пара мощных ударов — и целлофан пробит насквозь. Через секунду все было кончено, лишь самый маленький из вьюрков (G. fuliginosa) еще выбирал из песка последние крошки.
Все это выглядит очень убедительно, но дело в том, что есть еще 14-й вид дарвиновых вьюрков, и живет он на уже упоминавшемся острове Кокос в 900 километрах к северу. Как он туда попал? Вьюрки не обладают особой тягой к дальним перелетам, и трудно понять, почему из тысяч видов птиц побережья на разные острова проник именно предполагаемый предок дарвиновых вьюрков. Может быть, на Кокос его завезли древние индейцы, захватив по пути с Галапагосских островов? Прояснить ситуацию могло бы изучение генетического расхождения видов методом электрофореза — кто бы мне его профинансировал?
Вьюрки — не единственные «ручные» обитатели архипелага. Собственно, одна из главных причин, почему он так притягателен для туристов, как раз и заключается в том, что местные животные совершенно не боятся человека. Причем если для морских птиц, черепах и котиков это вполне нормально, то от ящериц, мелких птичек и всегда крайне осторожных фламинго такого как-то не ожидаешь. Даже самый крупный местный хищник, галапагосский канюк (Buteo galapagoensis), может сесть вам на голову. Подобная доверчивость дорого обошлась островной фауне: после завоза моряками собак, кошек и крыс многие виды вымерли или сохранились только на маленьких островках. Еще больший ущерб нанесли одичавшие овцы и козы, с которыми сейчас ведется настоящая война.
Но чудеса островов — это не только удивительная фауна. Здесь встречаются поразительно красивые вещи, которые даже не сообразишь сразу, как назвать.
Идешь, к примеру, по кактусовому лесу среди россыпей пемзы и лавовых пригорков, и вдруг оказываешься на краю широченной трещины с черными базальтовыми стенами, а в полусотне метров внизу мерцает узкая полоска голубой морской воды. Таких заливчиков полно на Санта-Крусе, и в них любят отдыхать акулы и скаты. А если подняться в «мокрые» высокогорья, то можно увидеть «провалы» — места, гле обрушился свод лавовых «пузырей». Это нечто вроде колодца шириной и глубиной метров двести с лесом из древовидных папоротников на дне. А вокруг — укутанный по горло в мох причудливый лес из кривых свитений, где гнездятся необыкновенно яркие горлинки Zenaida galapagoensis. На самых же высоких горах растут только низкие кустарники Miconia.
Внутренние районы островов кажутся довольно безжизненными. Кроме черепах, тут попадаются канюки, очень скрытные погоныши Laterallus spinolotus, еще несколько видов птиц, редкие земляные удавчики Dromicus, маленькие лавовые ящерки Tropidurus, а на двух островах — практически вымершие после завоза крыс хомячки Oryzomys. Даже насекомых очень мало. В основном вся живность сосредоточена у побережья, в том числе в самом порту. А отдыхая на местных пляжах (они бывают черные, белые, жемчужно-розовые и голубые), чувствуешь себя, как в зоопарке.
Цапли расхаживают вокруг, высматривая алых крабов Grapsus, здоровенные морские игуаны греются на застывшей лаве, в море у берега кормится великое множество морских птиц, от маленьких изящных крачек до грузных пеликанов. Нередко приходится загорать в окружении морских львов. В отличие от других ластоногих, тоже собирающих гаремы, самец этого вида (Zalophus californianus) охраняет свой участок не с суши, а с воды. Поэтому к нему можно спокойно подходить, а вот в море иногда случаются эксцессы, ведь плавание с морскими львами и игуанами — одно из главных местных туристских развлечений. Особенно часто «хулиганят»
львы-подростки. Становится очень неуютно, когда такой львенок стремительно, как блик света, носится вокруг, норовя укусить. А вот молодые самочки совсем не агрессивны, и с ними очень здорово поиграть в море, хотя и кажешься себе ужасно медлительным и неуклюжим.
В море вообще стоит понырять: там можно встретить золотых скатов (Rhinoptera steindacheri), одну из красивейших рыб мира — королевского ангела (Pomacentrus rex) и других коралловых рыбок (здесь кое-где растут кораллы, хотя рифов они не образуют). В заливах можно покататься на морской черепахе. Их тут два близких вида, но почему-то черная черепаха (Chelonia agassizi) откладывает яйца на местных пляжах, а зеленая (Ch. mydas) уплывает для этого к берегам Центральной Америки. К сожалению, при нас вода была мутноватой из-за недавнего подводного землетрясения к югу от островов.
Увы, закрытых бухт на островах мало, и приходится либо плавать в прибое (что не всем нравится — Юльке, например, не понравилось бултыхаться в холодной воде на трехбалльных волнах, тем более что ныряли мы в тот раз с лодки в километре от острова), либо купаться в лавовых трещинах. Там можно наступить на ската-хвостокола, но зато вода теплая (а в море — всего градусов 17-20, и это почти на экваторе). Из-за наката высадка на берег со стоящего на рейде корабля иногда превращается в довольно рискованную акробатику, но к этому быстро привыкаешь.
Еще одна достопримечательность Санта-Круса — лавовые туннели. Они образуются, когда лавовый поток застывает с поверхности, а изнутри потом вытекает.
Получается нечто вроде метро до 10 км длиной, но иногда в несколько этажей. В этих туннелях можно увидеть «каменные розы», «каменную грибницу» и многие другие причудливые наросты на стенах, полу и покрытом сверкающими капельками воды потолке, причем большинство из этих образований никогда не встречается в обычных, карстовых пещерах.
Даже в самом порту есть несколько редких эндемичных видов, которых почти не встретишь в других местах архипелага — летучих мышей Lasiurus brachyotis, гекконов Phyllodactylus bauri, лавовых чаек (Larus fuliginosus) и ласточек Progne modesta (как и другие американские ласточки, они гнездятся в щелях или глубоко под кровлей, а не открыто на стенах).
Следующий остров, к которому мы направились — San Cristobal на востоке архипелага. Он очень похож на Санта-Крус, но в горы покрыты не лесами, а папоротниковой степью. Когда-то такие степи были широко распространены на Земле, но уже в меловом периоде папоротники уступили место цветковым растениям. На вершине есть маленькое кратерное озеро, где живет единственная пресноводная рыба архипелага — ложная четырехглазка (Dialommus fuscus). Несмотря на густой туман, десятки фрегатов кружились над водой, высматривая рыбок.
Недалеко от островного поселка Puerto Moreno есть большая колония фрегатов. К сожалению, в это время года она была пуста, лишь в воздухе парили несколько больших фрегатов (Fregata minor). Обычно этот вид встречается только в открытом море, а у берега охотится великолепный фрегат (F. magnificiens). Зато на пляже под скалами я обнаружил целые толпы северных куликов, в основном пепельных улитов (Heteroscelus incanus). Эти птицы прилетают сюда на зимовку, но ведь был июль! Потом я узнал, что некоторые кулики, например житель Высокой Арктики песчанка (Calidris alba), встречаются здесь круглый год.
В Пуэрто Морено мы наблюдали учения эквдорской армии, представленной на островах ротой стройбата под гордым названием «войска охраны территориальной целостности». Вид у них совершенно совковый. Кстати, Эквадор и Перу очень любят обзывать друг друга «социалистической страной», что имеет некоторые основания.
Здесь существует нечто вроде социализма по Солженицыну — с частными фирмами и большой ролью местного самоуправления. На каждом шагу можно увидеть всевозможные общественные постройки. Любая из них, будь то мост через ручей, «туалет типа сортир» или будка сторожа, украшена гордой табличкой «построено коммуной такой-то», причем табличка такого размера, словно речь идет об атомной электростанции.
Теперь мы двинулись на запад, к самому большому острову Izabela. Плавать в этих водах интересно, потому что они буквально кишат живностью. Как раз здесь холодное Перуанское течение встречается с теплым Противопассатным, благодаря чему продуктивность моря очень высокая (только в годы Эль-Ниньо она резко падает, и местная фауна в массе гибнет). По утрам можно увидеть волнистых альбатросов (Diomedea irrorata), разлетающихся во все стороны с единственной колонии на Эспаньоле. Днем по волнам бегают похожие на ласточек качурки (Oceanodroma). Их тут несколько видов, из которых два встречаются буквально тучами: O. castro и O. tethys. Они гнездятся в гигантской колонии в глубине щебнистых осыпей на острове Genovesa. Качурка Oceanites gracilis еще многочисленней, но ее гнездовья до сих пор не найдены.
На Галапагосах гнездятся три вида олуш (Sula). Я наблюдал, как они охотятся на рыбу вместе с обыкновенными дельфинами (Delphinus delphis). Дельфины, выстроившись полукругом, гнали большой косяк, а олуши кружились над ним и группами по нескольку десятков птиц пикировали в воду метров с 30, затем по спирали снова набирая высоту. Со стороны это выглядело как небольшой смерч.
Дельфины-афалины (Tursiops gilli), завидев наш корабль, немедленно мчались навстречу и пристраивались на носовой волне. Свесившись с носа корабля, можно было видеть, как десяток сильных серых зверей стремительно летит в зеленой толще воды. Афалины любят похулиганить и не упускают случая пристать к мирно плывущему морскому льву или пингвину. Особенно доставалось от них черно-белым китовидным дельфинам (Lissodelphis peroni), которые вынуждены были прыжками удирать с пути веселой ватаги афалин.
Несмотря на то, что острова — одна из самых популярных тусовок биологов, они все еще хранят немало секретов. Мне, например, удалось встретить парочку китов-ремнезубов Mesoplodon densirostris, которые до сих пор были известны лишь по выброшенным на берег трупам.
Между тем погода испортилась окончательно, и я торчал на носу под проливным дождем. Обычно ливни здесь бывают в жаркий сезон (с октября по апрель), а в остальное время — прохладные туманы и морось. Но нам досталось и то, и другое.
Наконец из пелены дождя выступила длинная темная полоса берега в белой пене прибоя.
Остров Исабела — цепочка из пяти вулканов, окруженных широкими шлейфами лавовых потоков. Галапагосы образованы щитовидными вулканами, которые возникают при извержениях жидкой слабогазированной лавы. В отличие от случаев, когда лава вязкая и сильногазированная, такие извержения проходят без взрывов — расплавленный базальт просто выплескивается из кратера и растекается широко вокруг. Поэтому здешние горы имеют пологие склоны и спокойные очертания. Лишь совсем маленькие островки, со всех сторон подмытые волнами, бывают причудливой формы. На крайнем северо-западе архипелага есть похожий на зуб островок Дарвин, на который можно высадиться только с вертолета.
Вулканы Исабелы и соседнего острова Фернандина периодически извергаются, поэтому большие площади здесь заняты свежими лавовыми потоками, где только начинают закрепляться кактусы и колючий кустарник. Вдоль побережья кое-где есть мангровые лагуны. На Исабеле одна маленькая деревушка, где мы и провели первый день, пережидая дождь. Прямо на околице бродят красные фламинго, к которым можно подойти на десять шагов, а в глубине леса попадаются канюки, черепахи и болотные совы. К северу от деревни лавовое поле достигает моря, и там волны выгрызли много крошечных бухт, проливов и «фьордов». Здесь живут маленькие галапагосские пингвины (Spheniscus mendiculus), с которыми можно поплавать. Видеть их среди кораллов и мангровых зарослей несколько дико, но на этих островах вообще много странностей.
Мы подошли к одной из заполненных водой трещин шириной в два метра и длиной около тридцати. В конце этого каменного мешка лежали на дне семь здоровенных островных акул (Carcharinus galapagensis) и одна белоперая рифовая (Triaenodon obesus). Акулы часто собираются в пещерах и гротах со спокойной водой и как бы спят там, но даже после специальных исследований никто не знает, зачем им это нужно. Наш гид Диего заглянул в трещину, поежился и весело спросил, не желает ли кто-нибудь нырнуть. Я знал, что акулы не охотятся в таких «спальных гротах», поэтому тут же закричал «да!» и, раздевшись до плавок, поплыл к рыбкам с дальнего конца трещины. Самое главное при этом — не делать резких движений, ведь если среди акул начнется паника, они, выскакивая все разом из узкого пространства, могут здорово помять вас и ободрать колючей шкурой (их шкура покрыта мелкими шипиками, из которых когда-то образовались акульи зубы — самые первые зубы на Земле).
Двигаясь со скоростью улитки, я проплыл всю трещину, пристроился над акулами и погладил их по колючим спинкам. Пара рыб лениво стронулась с места, медленно описала круг и вернулась на исходную позицию. Более нервная рифовая акула приняла было угрожающую позу (как и кошки, акулы выгибают спину и скалят зубы, но не так заметно), но тут же успокоилась. Повисев немного бок о бок с серо-голубыми тушами, я так же медленно выплыл из трещины, чрезвычайно довольный. Остальные ребята начали лихорадочно раздеваться и по очереди лезть в воду — публика у нас и вправду подбралась неплохая. Поскольку каждому требовалось много времени, чтобы доползти до акул и вернуться обратно, нам пришлось очень долго торчать на ветру под дождем, так что Диего, наверное, готов был меня убить.
Не будучи профессиональным биологом, он все же неплохо знал фауну островов — ведь его работа заключалась в том, чтобы показывать ее туристам. Поначалу он с радостью слушал всякие интересные вещи, которые я ему рассказывал, и даже кое-что записывал, но потом потихонечку начал комплексовать. Особенно ему действовало на нервы, что я постоянно видел то, что другие не видели. Ничего удивительного: я торчал на носу корабля, пока все валялись в теплых каютах, к тому же глаза у меня натренированы многолетней практикой. На этот раз, не успел я влезть в соседний заливчик (в воде было чуть теплее, чем на воздухе), как тут же встретил акулу-молота (Sphyrna lewini).
— Здесь нет акул-молотов! — заявил Диего, ехидно усмехнувшись.
— Ну как же нет, когда я ее только что видел!
— Ты всегда видишь то, чего никто не видит!
Мне было его искренне жаль, когда тем же вечером он сам поймал на леску полуметрового молотенка.
Эти вечера на якорных стоянках Галапагос мы вспоминаем как волшебную сказку. Мы уже окончательно привыкли к качке и даже научились под нее подстраиваться, когда спали на борту. Из окна каюты мы могли видеть изумительно красивое зрелище.
Яркие прожектора на корме освещали море под нами, и там, в прозрачно-зеленой толще воды, словно в аквариуме, появлялись привлеченные светом морские обитатели. На Санта-Крусе нас встретили желтые в черный горошек спинороги (Ballista), которые обдирали жесткими клювами наросшие на днище баржи водоросли и ракушек, а заодно перехватывали кусочки хлеба, которые мы им кидали. На других островах это были морские львы. Они кружились под нами, дожидаясь, пока в освещенное пространство не ворвется сверкающей молнией похожая на ожившую серебряную стрелу рыбка-сарган. Тогда следовало несколько секунд стремительных бросков, мгновенных разворотов и прыжков, прежде чем юркая добыча не доставалась одному из охотников.
На юг от деревни тянулась полоса пляжей, усыпанных ракушками янтин (Jantina).
Эти молюски делают поплавки из затвердевшей пены и плавают по поверхности моря, питаясь синими медузами-парусниками (Velella), а в их ярко-сиреневых раковинах живут крошечные голубые крабики (Planes). Гуляя по пляжу, мы неожиданно встретили галапагосского баклана (Nannopterum harrisi), рослого зеленоглазого крепыша, который не летает, но зато бесстрашно ныряет прямо в прибое. Еще недавно пингвины и бакланы водились только на Фернандине и на западной стороне Исабелы, но теперь, похоже, заселяют и восточный берег, восстанавливая численность после катастрофического Эль-Ниньо 1982-83 годов, от которого эти птицы, пришельцы из холодных вод, гибли в первую очередь.
Дождь так и не кончился, и нам пришлось подниматься на вулкан Santo Tomas в отвратительную погоду. Мне досталась низкорослая кляча, которая буквально засыпала на ходу, а заставить ее подняться в галоп стоило нечеловеческих усилий.
Я привязал к поводьям брючный ремень, чтобы подгонять ее, но мне доставалось больше ударов, чем кобыле. По мокрым пастбищам мы поднялись к широкому плоскому кратеру и вскоре обнаружили, что на другой стороне острова погода просто прекрасная. Перед нами расстилалась великолепная панорама разноцветных лавовых полей, океана и островов.
Вокруг нас лавовые потоки были совсем свежими и начисто лишенными растительности, а дальше внизу на них понемногу появлялись сухие кустарнички, в которых жили птицы-пересмешники (Neosomimus parvulus). Среди мертвых черных камней вились похожие на метровой толщины канаты потоки более вязкой лавы, полые внутри — маленькие туннели. На вершинах красных конусов из щебенки открывались похожие на кратеры отверстия — фумаролы. Если подняться на конус и заглянуть в такую трехметровую дыру, то увидишь черное мокрое дно, с которого поднимается столб горячего едкого дыма, кольцо теплолюбивых папоротничков по стенам и яркую-яркую радугу.
Позагорав на горячей лаве, мы вернулись в седла и стали медленно спускаться обратно в дождь. Среди серого тумана светились ярко-красные с черным самцы рубиновой мухоловки (Pyrocephalus rubinus). Эта очаровательная маленькая птичка — одна из основных достопримечательностей островов, и туристы увозят отсюда сотни футболок с ее изображением. С радостью покупают такие сувениры и американцы, которым невдомек, что тот же вид встречается у них в юго-западных штатах.
Следующий день мы провели в море, где встретили пару синих акул-мако (Isiurus glaucus). Этот вид считается одним из самых опасных, но на Галапагосах ни одного случая нападения акул на человека вообще не известно, хотя морских львов они ловят постоянно. В чем тут дело, никто не знает. Посмотрев с моря на несколько совсем мелких островков, мы вернулись на Санта-Крус, где состоялась торжественная пьянка перед возвращением на материк. Мы, однако, решили, что лучше провести на островах еще пару дней, чем снова торчать на загруженной теперь коровами барже. Это было мудрое решение: потом я встретил пару знакомых с этого рейса, которые рассказали, что на обратном пути кэп заблудился по пьяни, и в Гуаякиль они шли пять суток вместо трех.
Пуэрто-Айора, где на причале греются морские игуаны, а кафе названы по латинским названиям птиц — один из самых райских уголков на свете. Мы поселились в маленьком отеле и гуляли по улицам, где уже знали многих в лицо. Каждое утро из порта расходились яхты на соседние острова. Я понимал, что могу себе позволить максимум одну вылазку, и выбрал Islas Plazas (Плоские острова) — во-первых, они ближе всего, во-вторых, одни из самых интересных.
Плоские острова — два крошечных клочка базальта у восточного берега Санта-Круса, разделенных узким проливом. По пути к ним можно увидеть морских котиков (Arctocephalus galapagoensis) — маленьких красноватых зверей с курносыми мордочками. На архипелаге их почти столько же, сколько львов, но увидеть их гораздо труднее. Из-за теплого меха они выходят на сушу в основном по ночам, а размножаются в гротах или под защитой скал и обрывов. К тому же в результате многолетнего преследования они сохранились только в более глухих уголках.
Плавать с ними гораздо приятнее, чем с большими и склонными к глупым шуткам львами.
На самих островках валяется множество морских львов, а по красной травке под кактусами ползают грузные сухопутные игуаны Conolophus subcristatus. Вся остальная живность сосредоточена на гребне высокого обрыва одного из островков.
Преодолев тысячу километров за позорные трое суток, баржа наконец бросила якорь на рейде Пуэрто Айоры, столицы архипелага. Этот аккуратный курортный поселок наполовину населен богатыми гринго, которые ищут здесь покоя и экологической чистоты. Благодаря стремительно растущему потоку туристов жители Галапагос — самые зажиточные в Эквадоре. Несмотря на сложности с пропиской, население островов удваивается каждые 5 лет. Толпы туристов бродят по улицам, скупая бесчисленные сувениры с изображением местной фауны. Чтобы попасть на другие острова, надо воспользоваться туристическими яхтами, а цены очень высокие — от 45 до 200 $ с носа, в зависимости от расстояния. Самое обидное, что вся фауна разбросана по разным островам, некоторые из которых вообще закрыты для туристов, так что посещение архипелага обходится в копеечку, а все увидеть просто невозможно.
Центральный остров Санта-Крус — самый населенный. Вообще-то Галапагосы
— национальный парк, но на четырех островах есть поселки и частные земли, в основном на склонах гор. Низменности заняты манграми и сухими кактусовыми лесами, а выше осадков больше. В горах Санта-Круса есть даже облачные леса из древесных маргариток Switenia.
На Санта-Крусе еще осталось около 2000 гигантских черепах (Geochelone elephantopus). Здесь же, на биостанции имени Дарвина, собраны черепахи с островов, где они почти уничтожены. Раньше на каждом острове, кроме самых маленьких, жил свой вид черепах, несколько отличавшийся от других в зависимости от характера растительности. Потом кое-где их истребили, а кое-где не совсем, но такого моря движущихся панцирей, как раньше, уже не увидишь. Тем не менее мы встретили в лесу очень крупного самца старше 140 лет и несколько черепах помоложе.
На станции Дарвина среди прочих живет Одинокий Джордж — последняя черепаха с острова Пинта. Когда стало ясно, что он остался один, его попытались скрестить с самками с соседнего острова Марчена, чтобы хотя бы таким путем сохранить генофонд. Тут-то и выяснилось, что черепахи с разных островов не дают помесей и, стало быть, это разные виды.
Именно различия в облике черепах впервые натолкнули Дарвина на мысль, что все островные формы происходят от общего предка, крупной южноамериканской угольной черепахи (G. carbonaria), но на каждом острове приспособились к местным условиям в результате отбора. К счастью, его тогдашние оппоненты плохо представляли себе Галапагосы, потому что черепахи могут в той же степени послужить доказательством ошибочности теории эволюции.
Во-первых, непонятно, как они попали на острова через 800-километровый пролив.
Во-вторых, даже если допустить какую-то фантастическую случайность, совершенно неясно, как они перебирались через проливы между островами шириной до 70 км.
Сейчас мы знаем, что эти вулканические острова образовались над «горячей точкой»
— восходящим током магмы, который «прожигает» земную кору вулканами. Поскольку плита земной коры в этом районе медленно движется, на западе архипелага возникают новые острова, а на востоке более старые постепенно погружаются в море под действием собственной тяжести. Таким образом, около 50 миллионов лет назад архипелаг был гораздо ближе к материку, чем сейчас. Предполагается, что черепахи могли попасть сюда на «растительных плотах» — островках спутанных растений, которые часто выносятся в море большими реками.
Трудно поверить, что черепаха проплывет на таком островке хотя бы час и ни разу не свалится «за борт». Но даже если считать, что они каким-то образом доcтигли архипелага, все равно непонятно, как они перебирались с одного острова на другой. Проливы глубиной до 700 метров, а уровень моря даже в разгар ледникового периода понижался максимум на 150. Некоторые острова, наверное, соединялись с другими до того, как начали погружаться в земную кору, но мелкие периферийные островки вряд ли были настолько велики, чтобы соединиться с остальными. А больших рек на архипелаге нет.
Единственное объяснение, которое я могу дать — это то, что на некоторые острова черепахи завезены людьми. Считается, что Галапагосы до прихода европейцев всегда были необитаемы. Но в последние годы появляется все больше доказательств того, что в глубокой древности у индейцев Южной Америки существовали культуры с развитым мореходством. Они плавали из Перу в Гватемалу и, вероятно, обнаружили эти острова. Ведь остров Кокос, прообраз «острова сокровищ» Стивенсона, они посещали регулярно, а он удален на сотни километров от Коста-Рики. Смутные упоминания об этих землях есть и в полинезийских преданиях эпохи Великих Полинезийских Плаваний (VIII-XII века). Правда, непонятно, как за столь короткое время (не больше 2000 лет) успели образоваться новые виды. Но в популяциях, происходящих от небольшого числа особей, процесс генетического расхождения может идти очень быстро. А археологических находок на архипелаге нет потому, что древние стоянки располагались на берегах и за сотни лет оказались под водой.
Интересно, что и вторая группа обитателей островов, легшая «первым камнем» в теорию эволюции, тоже оказалась с подвохом. Речь идет о маленьких птичках — дарвиновых вьюрках (Geospizinae). Их на архипелаге 13 видов, очень похожих внешне, но питающихся разной пищей и соответственно с разной формой клюва.
Дарвин предположил, что они происходят от одного вида, случайно залетевшего на острова, но в условиях отсутствия конкуренции (кроме них, здесь только 4 вида мелких наземных птиц) заняли разные экологические ниши.
Специализацию вьюрков мы могли наблюдать воочию. Лежа как-то на пляже, мы кормили их с рук печеньем. Собралось около десятка птичек трех видов, все зерноядные (Geospiza). Вскоре от печенья осталось только кусочки, завернутых в целлофан. Напрасно вьюрки пытались пробить упаковку: их тупые клювики для этого явно не годились. Бросив бесплодные попытки, малыши расселись вокруг в немом отчаянии.
И тут появился еще один вьюрок, Camarhynchus psittacula — амбал размером почти со снегиря, с тяжелым, как нож гильотины, острым клювом. Пара мощных ударов — и целлофан пробит насквозь. Через секунду все было кончено, лишь самый маленький из вьюрков (G. fuliginosa) еще выбирал из песка последние крошки.
Все это выглядит очень убедительно, но дело в том, что есть еще 14-й вид дарвиновых вьюрков, и живет он на уже упоминавшемся острове Кокос в 900 километрах к северу. Как он туда попал? Вьюрки не обладают особой тягой к дальним перелетам, и трудно понять, почему из тысяч видов птиц побережья на разные острова проник именно предполагаемый предок дарвиновых вьюрков. Может быть, на Кокос его завезли древние индейцы, захватив по пути с Галапагосских островов? Прояснить ситуацию могло бы изучение генетического расхождения видов методом электрофореза — кто бы мне его профинансировал?
Вьюрки — не единственные «ручные» обитатели архипелага. Собственно, одна из главных причин, почему он так притягателен для туристов, как раз и заключается в том, что местные животные совершенно не боятся человека. Причем если для морских птиц, черепах и котиков это вполне нормально, то от ящериц, мелких птичек и всегда крайне осторожных фламинго такого как-то не ожидаешь. Даже самый крупный местный хищник, галапагосский канюк (Buteo galapagoensis), может сесть вам на голову. Подобная доверчивость дорого обошлась островной фауне: после завоза моряками собак, кошек и крыс многие виды вымерли или сохранились только на маленьких островках. Еще больший ущерб нанесли одичавшие овцы и козы, с которыми сейчас ведется настоящая война.
Но чудеса островов — это не только удивительная фауна. Здесь встречаются поразительно красивые вещи, которые даже не сообразишь сразу, как назвать.
Идешь, к примеру, по кактусовому лесу среди россыпей пемзы и лавовых пригорков, и вдруг оказываешься на краю широченной трещины с черными базальтовыми стенами, а в полусотне метров внизу мерцает узкая полоска голубой морской воды. Таких заливчиков полно на Санта-Крусе, и в них любят отдыхать акулы и скаты. А если подняться в «мокрые» высокогорья, то можно увидеть «провалы» — места, гле обрушился свод лавовых «пузырей». Это нечто вроде колодца шириной и глубиной метров двести с лесом из древовидных папоротников на дне. А вокруг — укутанный по горло в мох причудливый лес из кривых свитений, где гнездятся необыкновенно яркие горлинки Zenaida galapagoensis. На самых же высоких горах растут только низкие кустарники Miconia.
Внутренние районы островов кажутся довольно безжизненными. Кроме черепах, тут попадаются канюки, очень скрытные погоныши Laterallus spinolotus, еще несколько видов птиц, редкие земляные удавчики Dromicus, маленькие лавовые ящерки Tropidurus, а на двух островах — практически вымершие после завоза крыс хомячки Oryzomys. Даже насекомых очень мало. В основном вся живность сосредоточена у побережья, в том числе в самом порту. А отдыхая на местных пляжах (они бывают черные, белые, жемчужно-розовые и голубые), чувствуешь себя, как в зоопарке.
Цапли расхаживают вокруг, высматривая алых крабов Grapsus, здоровенные морские игуаны греются на застывшей лаве, в море у берега кормится великое множество морских птиц, от маленьких изящных крачек до грузных пеликанов. Нередко приходится загорать в окружении морских львов. В отличие от других ластоногих, тоже собирающих гаремы, самец этого вида (Zalophus californianus) охраняет свой участок не с суши, а с воды. Поэтому к нему можно спокойно подходить, а вот в море иногда случаются эксцессы, ведь плавание с морскими львами и игуанами — одно из главных местных туристских развлечений. Особенно часто «хулиганят»
львы-подростки. Становится очень неуютно, когда такой львенок стремительно, как блик света, носится вокруг, норовя укусить. А вот молодые самочки совсем не агрессивны, и с ними очень здорово поиграть в море, хотя и кажешься себе ужасно медлительным и неуклюжим.
В море вообще стоит понырять: там можно встретить золотых скатов (Rhinoptera steindacheri), одну из красивейших рыб мира — королевского ангела (Pomacentrus rex) и других коралловых рыбок (здесь кое-где растут кораллы, хотя рифов они не образуют). В заливах можно покататься на морской черепахе. Их тут два близких вида, но почему-то черная черепаха (Chelonia agassizi) откладывает яйца на местных пляжах, а зеленая (Ch. mydas) уплывает для этого к берегам Центральной Америки. К сожалению, при нас вода была мутноватой из-за недавнего подводного землетрясения к югу от островов.
Увы, закрытых бухт на островах мало, и приходится либо плавать в прибое (что не всем нравится — Юльке, например, не понравилось бултыхаться в холодной воде на трехбалльных волнах, тем более что ныряли мы в тот раз с лодки в километре от острова), либо купаться в лавовых трещинах. Там можно наступить на ската-хвостокола, но зато вода теплая (а в море — всего градусов 17-20, и это почти на экваторе). Из-за наката высадка на берег со стоящего на рейде корабля иногда превращается в довольно рискованную акробатику, но к этому быстро привыкаешь.
Еще одна достопримечательность Санта-Круса — лавовые туннели. Они образуются, когда лавовый поток застывает с поверхности, а изнутри потом вытекает.
Получается нечто вроде метро до 10 км длиной, но иногда в несколько этажей. В этих туннелях можно увидеть «каменные розы», «каменную грибницу» и многие другие причудливые наросты на стенах, полу и покрытом сверкающими капельками воды потолке, причем большинство из этих образований никогда не встречается в обычных, карстовых пещерах.
Даже в самом порту есть несколько редких эндемичных видов, которых почти не встретишь в других местах архипелага — летучих мышей Lasiurus brachyotis, гекконов Phyllodactylus bauri, лавовых чаек (Larus fuliginosus) и ласточек Progne modesta (как и другие американские ласточки, они гнездятся в щелях или глубоко под кровлей, а не открыто на стенах).
Следующий остров, к которому мы направились — San Cristobal на востоке архипелага. Он очень похож на Санта-Крус, но в горы покрыты не лесами, а папоротниковой степью. Когда-то такие степи были широко распространены на Земле, но уже в меловом периоде папоротники уступили место цветковым растениям. На вершине есть маленькое кратерное озеро, где живет единственная пресноводная рыба архипелага — ложная четырехглазка (Dialommus fuscus). Несмотря на густой туман, десятки фрегатов кружились над водой, высматривая рыбок.
Недалеко от островного поселка Puerto Moreno есть большая колония фрегатов. К сожалению, в это время года она была пуста, лишь в воздухе парили несколько больших фрегатов (Fregata minor). Обычно этот вид встречается только в открытом море, а у берега охотится великолепный фрегат (F. magnificiens). Зато на пляже под скалами я обнаружил целые толпы северных куликов, в основном пепельных улитов (Heteroscelus incanus). Эти птицы прилетают сюда на зимовку, но ведь был июль! Потом я узнал, что некоторые кулики, например житель Высокой Арктики песчанка (Calidris alba), встречаются здесь круглый год.
В Пуэрто Морено мы наблюдали учения эквдорской армии, представленной на островах ротой стройбата под гордым названием «войска охраны территориальной целостности». Вид у них совершенно совковый. Кстати, Эквадор и Перу очень любят обзывать друг друга «социалистической страной», что имеет некоторые основания.
Здесь существует нечто вроде социализма по Солженицыну — с частными фирмами и большой ролью местного самоуправления. На каждом шагу можно увидеть всевозможные общественные постройки. Любая из них, будь то мост через ручей, «туалет типа сортир» или будка сторожа, украшена гордой табличкой «построено коммуной такой-то», причем табличка такого размера, словно речь идет об атомной электростанции.
Теперь мы двинулись на запад, к самому большому острову Izabela. Плавать в этих водах интересно, потому что они буквально кишат живностью. Как раз здесь холодное Перуанское течение встречается с теплым Противопассатным, благодаря чему продуктивность моря очень высокая (только в годы Эль-Ниньо она резко падает, и местная фауна в массе гибнет). По утрам можно увидеть волнистых альбатросов (Diomedea irrorata), разлетающихся во все стороны с единственной колонии на Эспаньоле. Днем по волнам бегают похожие на ласточек качурки (Oceanodroma). Их тут несколько видов, из которых два встречаются буквально тучами: O. castro и O. tethys. Они гнездятся в гигантской колонии в глубине щебнистых осыпей на острове Genovesa. Качурка Oceanites gracilis еще многочисленней, но ее гнездовья до сих пор не найдены.
На Галапагосах гнездятся три вида олуш (Sula). Я наблюдал, как они охотятся на рыбу вместе с обыкновенными дельфинами (Delphinus delphis). Дельфины, выстроившись полукругом, гнали большой косяк, а олуши кружились над ним и группами по нескольку десятков птиц пикировали в воду метров с 30, затем по спирали снова набирая высоту. Со стороны это выглядело как небольшой смерч.
Дельфины-афалины (Tursiops gilli), завидев наш корабль, немедленно мчались навстречу и пристраивались на носовой волне. Свесившись с носа корабля, можно было видеть, как десяток сильных серых зверей стремительно летит в зеленой толще воды. Афалины любят похулиганить и не упускают случая пристать к мирно плывущему морскому льву или пингвину. Особенно доставалось от них черно-белым китовидным дельфинам (Lissodelphis peroni), которые вынуждены были прыжками удирать с пути веселой ватаги афалин.
Несмотря на то, что острова — одна из самых популярных тусовок биологов, они все еще хранят немало секретов. Мне, например, удалось встретить парочку китов-ремнезубов Mesoplodon densirostris, которые до сих пор были известны лишь по выброшенным на берег трупам.
Между тем погода испортилась окончательно, и я торчал на носу под проливным дождем. Обычно ливни здесь бывают в жаркий сезон (с октября по апрель), а в остальное время — прохладные туманы и морось. Но нам досталось и то, и другое.
Наконец из пелены дождя выступила длинная темная полоса берега в белой пене прибоя.
Остров Исабела — цепочка из пяти вулканов, окруженных широкими шлейфами лавовых потоков. Галапагосы образованы щитовидными вулканами, которые возникают при извержениях жидкой слабогазированной лавы. В отличие от случаев, когда лава вязкая и сильногазированная, такие извержения проходят без взрывов — расплавленный базальт просто выплескивается из кратера и растекается широко вокруг. Поэтому здешние горы имеют пологие склоны и спокойные очертания. Лишь совсем маленькие островки, со всех сторон подмытые волнами, бывают причудливой формы. На крайнем северо-западе архипелага есть похожий на зуб островок Дарвин, на который можно высадиться только с вертолета.
Вулканы Исабелы и соседнего острова Фернандина периодически извергаются, поэтому большие площади здесь заняты свежими лавовыми потоками, где только начинают закрепляться кактусы и колючий кустарник. Вдоль побережья кое-где есть мангровые лагуны. На Исабеле одна маленькая деревушка, где мы и провели первый день, пережидая дождь. Прямо на околице бродят красные фламинго, к которым можно подойти на десять шагов, а в глубине леса попадаются канюки, черепахи и болотные совы. К северу от деревни лавовое поле достигает моря, и там волны выгрызли много крошечных бухт, проливов и «фьордов». Здесь живут маленькие галапагосские пингвины (Spheniscus mendiculus), с которыми можно поплавать. Видеть их среди кораллов и мангровых зарослей несколько дико, но на этих островах вообще много странностей.
Мы подошли к одной из заполненных водой трещин шириной в два метра и длиной около тридцати. В конце этого каменного мешка лежали на дне семь здоровенных островных акул (Carcharinus galapagensis) и одна белоперая рифовая (Triaenodon obesus). Акулы часто собираются в пещерах и гротах со спокойной водой и как бы спят там, но даже после специальных исследований никто не знает, зачем им это нужно. Наш гид Диего заглянул в трещину, поежился и весело спросил, не желает ли кто-нибудь нырнуть. Я знал, что акулы не охотятся в таких «спальных гротах», поэтому тут же закричал «да!» и, раздевшись до плавок, поплыл к рыбкам с дальнего конца трещины. Самое главное при этом — не делать резких движений, ведь если среди акул начнется паника, они, выскакивая все разом из узкого пространства, могут здорово помять вас и ободрать колючей шкурой (их шкура покрыта мелкими шипиками, из которых когда-то образовались акульи зубы — самые первые зубы на Земле).
Двигаясь со скоростью улитки, я проплыл всю трещину, пристроился над акулами и погладил их по колючим спинкам. Пара рыб лениво стронулась с места, медленно описала круг и вернулась на исходную позицию. Более нервная рифовая акула приняла было угрожающую позу (как и кошки, акулы выгибают спину и скалят зубы, но не так заметно), но тут же успокоилась. Повисев немного бок о бок с серо-голубыми тушами, я так же медленно выплыл из трещины, чрезвычайно довольный. Остальные ребята начали лихорадочно раздеваться и по очереди лезть в воду — публика у нас и вправду подбралась неплохая. Поскольку каждому требовалось много времени, чтобы доползти до акул и вернуться обратно, нам пришлось очень долго торчать на ветру под дождем, так что Диего, наверное, готов был меня убить.
Не будучи профессиональным биологом, он все же неплохо знал фауну островов — ведь его работа заключалась в том, чтобы показывать ее туристам. Поначалу он с радостью слушал всякие интересные вещи, которые я ему рассказывал, и даже кое-что записывал, но потом потихонечку начал комплексовать. Особенно ему действовало на нервы, что я постоянно видел то, что другие не видели. Ничего удивительного: я торчал на носу корабля, пока все валялись в теплых каютах, к тому же глаза у меня натренированы многолетней практикой. На этот раз, не успел я влезть в соседний заливчик (в воде было чуть теплее, чем на воздухе), как тут же встретил акулу-молота (Sphyrna lewini).
— Здесь нет акул-молотов! — заявил Диего, ехидно усмехнувшись.
— Ну как же нет, когда я ее только что видел!
— Ты всегда видишь то, чего никто не видит!
Мне было его искренне жаль, когда тем же вечером он сам поймал на леску полуметрового молотенка.
Эти вечера на якорных стоянках Галапагос мы вспоминаем как волшебную сказку. Мы уже окончательно привыкли к качке и даже научились под нее подстраиваться, когда спали на борту. Из окна каюты мы могли видеть изумительно красивое зрелище.
Яркие прожектора на корме освещали море под нами, и там, в прозрачно-зеленой толще воды, словно в аквариуме, появлялись привлеченные светом морские обитатели. На Санта-Крусе нас встретили желтые в черный горошек спинороги (Ballista), которые обдирали жесткими клювами наросшие на днище баржи водоросли и ракушек, а заодно перехватывали кусочки хлеба, которые мы им кидали. На других островах это были морские львы. Они кружились под нами, дожидаясь, пока в освещенное пространство не ворвется сверкающей молнией похожая на ожившую серебряную стрелу рыбка-сарган. Тогда следовало несколько секунд стремительных бросков, мгновенных разворотов и прыжков, прежде чем юркая добыча не доставалась одному из охотников.
На юг от деревни тянулась полоса пляжей, усыпанных ракушками янтин (Jantina).
Эти молюски делают поплавки из затвердевшей пены и плавают по поверхности моря, питаясь синими медузами-парусниками (Velella), а в их ярко-сиреневых раковинах живут крошечные голубые крабики (Planes). Гуляя по пляжу, мы неожиданно встретили галапагосского баклана (Nannopterum harrisi), рослого зеленоглазого крепыша, который не летает, но зато бесстрашно ныряет прямо в прибое. Еще недавно пингвины и бакланы водились только на Фернандине и на западной стороне Исабелы, но теперь, похоже, заселяют и восточный берег, восстанавливая численность после катастрофического Эль-Ниньо 1982-83 годов, от которого эти птицы, пришельцы из холодных вод, гибли в первую очередь.
Дождь так и не кончился, и нам пришлось подниматься на вулкан Santo Tomas в отвратительную погоду. Мне досталась низкорослая кляча, которая буквально засыпала на ходу, а заставить ее подняться в галоп стоило нечеловеческих усилий.
Я привязал к поводьям брючный ремень, чтобы подгонять ее, но мне доставалось больше ударов, чем кобыле. По мокрым пастбищам мы поднялись к широкому плоскому кратеру и вскоре обнаружили, что на другой стороне острова погода просто прекрасная. Перед нами расстилалась великолепная панорама разноцветных лавовых полей, океана и островов.
Вокруг нас лавовые потоки были совсем свежими и начисто лишенными растительности, а дальше внизу на них понемногу появлялись сухие кустарнички, в которых жили птицы-пересмешники (Neosomimus parvulus). Среди мертвых черных камней вились похожие на метровой толщины канаты потоки более вязкой лавы, полые внутри — маленькие туннели. На вершинах красных конусов из щебенки открывались похожие на кратеры отверстия — фумаролы. Если подняться на конус и заглянуть в такую трехметровую дыру, то увидишь черное мокрое дно, с которого поднимается столб горячего едкого дыма, кольцо теплолюбивых папоротничков по стенам и яркую-яркую радугу.
Позагорав на горячей лаве, мы вернулись в седла и стали медленно спускаться обратно в дождь. Среди серого тумана светились ярко-красные с черным самцы рубиновой мухоловки (Pyrocephalus rubinus). Эта очаровательная маленькая птичка — одна из основных достопримечательностей островов, и туристы увозят отсюда сотни футболок с ее изображением. С радостью покупают такие сувениры и американцы, которым невдомек, что тот же вид встречается у них в юго-западных штатах.
Следующий день мы провели в море, где встретили пару синих акул-мако (Isiurus glaucus). Этот вид считается одним из самых опасных, но на Галапагосах ни одного случая нападения акул на человека вообще не известно, хотя морских львов они ловят постоянно. В чем тут дело, никто не знает. Посмотрев с моря на несколько совсем мелких островков, мы вернулись на Санта-Крус, где состоялась торжественная пьянка перед возвращением на материк. Мы, однако, решили, что лучше провести на островах еще пару дней, чем снова торчать на загруженной теперь коровами барже. Это было мудрое решение: потом я встретил пару знакомых с этого рейса, которые рассказали, что на обратном пути кэп заблудился по пьяни, и в Гуаякиль они шли пять суток вместо трех.
Пуэрто-Айора, где на причале греются морские игуаны, а кафе названы по латинским названиям птиц — один из самых райских уголков на свете. Мы поселились в маленьком отеле и гуляли по улицам, где уже знали многих в лицо. Каждое утро из порта расходились яхты на соседние острова. Я понимал, что могу себе позволить максимум одну вылазку, и выбрал Islas Plazas (Плоские острова) — во-первых, они ближе всего, во-вторых, одни из самых интересных.
Плоские острова — два крошечных клочка базальта у восточного берега Санта-Круса, разделенных узким проливом. По пути к ним можно увидеть морских котиков (Arctocephalus galapagoensis) — маленьких красноватых зверей с курносыми мордочками. На архипелаге их почти столько же, сколько львов, но увидеть их гораздо труднее. Из-за теплого меха они выходят на сушу в основном по ночам, а размножаются в гротах или под защитой скал и обрывов. К тому же в результате многолетнего преследования они сохранились только в более глухих уголках.
Плавать с ними гораздо приятнее, чем с большими и склонными к глупым шуткам львами.
На самих островках валяется множество морских львов, а по красной травке под кактусами ползают грузные сухопутные игуаны Conolophus subcristatus. Вся остальная живность сосредоточена на гребне высокого обрыва одного из островков.