Ему хотелось слизнуть с этих сосков воду. Хотелось намазать их медом и съесть их. Хотелось…
   Чарлз никогда не думал, что будет с такой силой желать публичную девку. Чего бы он не отдал, чтобы овладеть ею.
   Он даже готов был отвезти ее в Англию.
   Мужчине во время такого трудного и опасного путешествия необходимо иногда расслабиться, и в качестве развлечения он мог бы поиграть с ее телом. Но он не позволит ей путаться с другими мужчинами.
   Теперь она принадлежит ему одному.
   Бескрайние просторы пустыни – самое подходящее место, чтобы дать волю своим страстям. В пустыне нет свидетелей. Нет будущего. Только этот день, только эта минута.
   Она должна заплатить за свою свободу. И она готова заплатить. В этом он нисколько не сомневался. Но только на его условиях.
   – Никаких зрителей, – сказал он отрывисто.
   – Что вы сказали?
   – Вы все еще хотите в Англию?
   Она обвязала простыню вокруг бедер.
   – Вы же знаете, что хочу.
   – В таком случае вам придется согласиться на мои условия. – Голос его дрогнул от волнения.
   Да, да, да. Он хотел этого. Что бы он ни говорил, он хотел ее так сильно, что готов был торговаться с ней.
   – Что за условия?
   – Вы не будете больше выставлять себя напоказ. Будете вести себя скромно, чего бы вам это ни стоило, за исключением тех случаев, когда мы будем оставаться наедине.
   – И что тогда? – не без ехидства спросила она, не сомневаясь в том, что он дал волю своим желаниям и жаждет овладеть ею.
   – Тогда вы будете полностью в моей власти.
   – О! И что вы станете со мной делать?
   – Буду брать то, что пожелаю и когда пожелаю. Я не хочу овладеть вами. Хочу лишь прикасаться к вашей груди, вашим соскам в конце долгого утомительного дня в пустыне.
   – Только прикасаться?
   – Прикасаться к вашим соскам, когда они такие, как сейчас, похожие на бутоны.
   У нее перехватило дыхание.
   – Не понимаю.
   – Вряд ли вы сможете это понять. Но я настаиваю.
   – И мы не будем спать вместе?
   – Не будем.
   Уж не безумен ли он? Что за дурацкие условия?
   – А если мне захочется настоящей близости?
   – Исключено. Я буду ласкать вас, когда и как пожелаю. И учтите, я бываю весьма требовательным. Даже ненасытным.
   – Хотелось бы увидеть вас в этом качестве.
   – Скоро увидите, ханум.
   Она закрыла глаза, пытаясь представить все, что он собирался с ней делать.
   – Обещаю, что после меня вы не захотите другого мужчину.
   Он помедлил мгновение, наблюдая, как лунные блики играют на ее теле, на трепещущей груди.
   – Но это лишь в том случае, если вы согласитесь на этих условиях ехать со мной в Англию.
   Она судорожно сглотнула. Значит, он не будет с ней спать, только ласкать ее грудь. Что же, не так уж высока цена.
   Она провела языком по губам:
   – Я согласна.
   – На что согласны?
   Она снова сглотнула.
   – Согласна предоставить вам мое тело в ваше полное распоряжение на все время нашего путешествия.
   – А теперь отдайте мне пистолет и нож.
   – Не думаю, что стоит это делать.
   – Поверьте мне, моя дорогая девочка. Я гораздо больше хочу ласкать вас, чем бросить где-нибудь по дороге. Доверьтесь мне. Без вас мое путешествие не станет короче, а путешествовать с вами будет гораздо приятнее, если я буду знать, что каждый вечер смогу ласкать вас. Мы же взрослые люди. Вы отдадите мне оружие, а я вам то, что обещал.
   – Когда? – спросила она, задыхаясь.
   – Завтра, в конце дня, когда мы остановимся на ночлег. В Сефре раздобудем большую палатку, несколько ковров и подушек, чтобы было удобнее вести наши сексуальные изыскания в конце долгого дня. Вы разденетесь, и тогда…
   – Я не могу ждать до завтра. Посмотрите на мои соски.
   – Завтра, ханум, когда мы останемся одни на широких просторах пустыни, в нашем маленьком мирке, в палатке, и тогда я покажу вам, что может искусный и ненасытный любовник.
   Ранним утром они проезжали по Сефре, где жизнь уже била ключом. Джорджи всю ночь не спала, мучимая желанием. Чарлз возбудил ее, и она чувствовала себя неудовлетворенной.
   Чарлз исчез, как только она отдала ему оружие, и она понятия не имела, где он. Быть может, развлекается с другой женщиной. Впрочем, вряд ли, бережет себя для нее.
   Чарлзу предстояло сегодня продать лошадей и мула. Она следовала за ним с опущенной головой, само смирение и послушание, пока он важно шагал по базару.
   Как только они двинулись между рядами, их окружили люди и принялись яростно торговаться.
   Она улавливала лишь одно то и дело повторявшееся слово – «кади», когда Чарлзу вручали деньги.
   В конце концов у него в руках оказался целый мешок бумажных денег за двух проданных породистых лошадей, а мула и их скудный скарб, предназначенный для путешествия, он отдал в придачу и выглядел очень довольным.
   – Во время путешествия, ханум, нам не придется страдать от неудобств.
   – Неужели? Оттого что мы пойдем пешком?
   – Нет, нет, мы поедем на верблюде.
   Она снова услышала слово «кади», когда он торговался, покупая трех верблюдов, договариваясь о том, чтобы на них погрузили достаточно корма для животных и провиант. Он купил еще два меха для воды, коврик, чтобы постелить в палатке, роскошные подушки и одеяла, тарелки, чашки, приборы, два горшка, котел для кипячения воды, низенький складной столик и необходимую и достойную одежду для нее.
   Необходимую? Достойную?
   Скрытая темным тяжелым хлопчатобумажным покрывалом и чадрой, она чувствовала себя невидимой и теперь ничем не отличалась от остальных женщин с шаркающей походкой, сновавших между рядами с товарами.
   Кади, кади… Видя, что у него есть деньги, торговцы совали товары прямо ему в лицо.
   – Что такое «кади»?
   – То же, что «мастер» в английском. Господин.
   Он то и дело останавливался, делая очередную покупку: то круг козьего сыра, то сахар, то мешок проса или риса.
   – Теперь осталось встретиться с нашим проводником, и можно отправляться в путь.
   Проводника звали Рашми. Это был дородный мужчина средних лет в развевающихся одеждах. Он ожидал их у северных ворот с верблюдами и всем скарбом, переложенным соломой и упакованным в корзины, свисавшие по обе стороны верблюжьего крупа.
   – Итак, сегодня мы проделаем первый отрезок пути, – сказал Чарлз.
   Стражник открыл ворота, и медленно, гуськом, они двинулись в путь через западные ворота города и окунулись в облако зноя и бескрайние пески, лежащие под столь же бескрайним небом пустыни.
   Не было ни деревца, ни кустика в этом ландшафте. Только песок, небо, солнце и тяжело ступающие животные. В полдень они устроили привал, чтобы утолить жажду и поесть, снова взобрались на верблюдов и двинулись дальше.
   Медленно-медленно они погружались в неведомое, и Рашми вел их вперед, ориентируясь по солнцу, опираясь на свой опыт и инстинкт. В первый день им предстояло проделать довольно большой отрезок пути, и он был самым тяжелым из-за невыносимой жары.
   Джорджи боялась потерять сознание от запаха и ровного покачивания верблюдов, от обжигающей жары, а также от соприкосновения с тканью покрывала. Ей до боли хотелось вернуться в Сефру и там остаться.
   Она была согласна на все, только бы избежать удушья и пытки этим невыносимым зноем.
   Наконец солнце начало опускаться за горизонт, золотистый шар теперь напоминал о себе только лиловатыми и розовыми полосами заката, быстро сменявшегося сумерками. Они остановились на ночлег. В центре пустоты. Такова пустыня – путь в никуда, с тоской размышляла Джорджи. Чарлз и Рашми принялись ставить палатки: для Рашми – поблизости от верблюдов, для нее и Чарлза – поодаль.
   Между двумя палатками Чарлз развел костер, использовав в качестве топлива солому и верблюжий навоз, и повесил над огнем два горшка – для воды и для мяса с овощами.
   Джорджи было велено удалиться в палатку и приготовиться к вечеру.
   Конечно, он не сможет этого сделать, Чарлз не сможет, думала она с замиранием сердца. Джорджи расстелила на полу коврик, положила на него подушки и одеяла. Тени Чарлза и Рашми, двигавшихся возле костра, время от времени загораживали свет, струившийся в палатку. Сердце ее учащенно билось, дыхание стало прерывистым. Она желала, чтобы он овладел ею. Ее снедал телесный голод, и в то же время ей хотелось унизить его. Даже это кошмарное путешествие не может отбить охоту заниматься сексом, думала она раздраженно. Он обещал ласкать ее, как никто прежде.
   Ей даже не хотелось есть. Джорджи сорвала покрывало и плащ. Он велел ей ждать его обнаженной в конце каждого дня пути. Она разделась и ждала.
   А он все не шел. Мужчины поели одни. Женщины, как существа низшие, не принимали участия в трапезе. Но она думала только о том, как покорить своей воле мужчину.
   Воображение рисовало Джорджи картины, одну эротичнее другой. Возбуждение ее дошло до предела. А он все не шел. Снаружи доносились смех, тихое журчание беседы и звуки ночи. Тишину нарушали лишь потрескивание дров на костре, хохот гиены и вздохи жующих верблюдов. Тело ее все глубже погружалось в пучину желания. Джорджи обхватила груди ладонями, а большими пальцами прикоснулась к соскам.
   – Это мои соски, ханум.
   Она вздрогнула, услышав его голос, низкий и требовательный.
   – Я это уже слышала, кади, но пока никто еще не претендовал на то, чтобы стать их господином.
   – В таком случае подождите меня, подождите, пока я буду готов. Есть вещи, которые мужчине необходимо сделать до того, как предаться наслаждению.
   – А есть обещания, которые мужчине следует держать, – ответила она в тон ему, – если совершается сделка наподобие нашей.
   Он слегка улыбнулся. Она жаждала его ласк. Он это видел. Ее соски были горячими и напряженными. Теперь ничто не могло от него укрыться. Он намеренно медлил, чтобы еще сильнее разжечь ее желание.
   – Вы, ханум, получите столько удовольствия, сколько пожелаете. Обещаю.
   Джорджи поднялась и теперь стояла перед ним, выпрямившись во весь рост. Он подошел к ней ближе и положил ладони на ее груди. С губ ее слетел не то вздох, не то стон. Двумя пальцами, большим и указательным, он стал сжимать ее соски. Это было как удар электрического тока. Она с трудом перевела дух.
   – А теперь, ханум, пока я буду ласкать ваши соски, вы можете чем-нибудь заняться, например поесть. – Ощущение было настолько будоражащим и острым, что она попыталась отстраниться и передохнуть, но он не отпускал ее и продолжал свое занятие. – Лягте, ханум, и позвольте мне поиграть с вашими сосками.
   – О, это слишком, – простонала она.
   – Да нет же, этого недостаточно. Мне этого недостаточно. Я обещал вам быть ненасытным в любовных утехах. Игра только начинается, или вы хотите ее прекратить? – Он снова легонько потер ее соски. – Я хотел прикоснуться к вашей роскошной груди еще в тот вечер, когда вы пришли ко мне в бунгало. А теперь она моя, и я буду делать с ней что захочу или что пожелаете вы, ханум.
   У нее снова перехватило дух. Она тщетно пыталась вырваться.
   – Это цена за мою помощь, ханум. Не так уж она высока.
   – Знаю, – прошептала она, – но я не предполагала…
   – Чего не предполагали?
   – Насколько неутомимы ваши пальцы.
   – А я не предполагал, что ваши соски окажутся настолько податливыми и возбудимыми. Вы ведь хотели этого, ханум. Вы ждали меня.
   – Знаю, знаю. Но это слишком…
   – Вовсе не слишком. Я готов заниматься этим всю ночь. Даже если вы уснете.
   – Я не знала, – простонала она, стараясь увернуться от него.
   – Знали, – возразил он безжалостно, – и хотели этого. Вы ведь пришли в ярость оттого, что я заставил вас ждать. Перед вами не сентиментальный англичанин, ханум. Я беру что хочу. А хочу я ваши соски. Каждый вечер. Пусть это длится часы, дни или месяцы. Вы должны согласиться, или мы расторгнем сделку, и я отвезу вас назад, в Сефру. – Он продолжал водить пальцами по ее соскам вперед-назад, вверх и вниз в ритме, от которого жар разливался по ее жилам. Когда она стала терять сознание, он осторожно опустил ее, подсунул ей под спину подушку таким образом, что все тело ее изогнулось, и снова завладел сосками.
   – Итак, ханум побеждена. Слава Богу, что вы лежите. Так гораздо легче ласкать вашу грудь.
   Она застонала.
   – Вы больше не хотите? Отвезти вас в Сефру?
   Она извивалась всем телом и тяжело дышала.
   – Ханум, кажется, недовольна мной, иначе выразила бы свое удовольствие.
   – Нет, нет, нет, – пролепетала она. – Еще…
   – Что еще?
   – О-о! Еще… Я хочу…
   – В Сефру?
   – Нет, – простонала она, – продолжайте ласкать меня.
   – Я так и думал, – пробормотал он, удобнее располагаясь на подушках.

Глава 11

   Что он с ней сделал? Она лежала на боку в кольце его рук, покоящихся у нее на груди, и в ней тлели искры неудовлетворенного желания. Он довел ее почти до обморока. Заставил молить о снисхождении.
   Она прижалась к нему, ощутив его отвердевшую плоть, и невольно задвигала бедрами. Но он был неприступен как скала и не шел на полную близость с ней. А она так этого хотела!
   Нет, она хотела и его ласк, и ей нравилось то, что он так умело возбуждал ее, то, как он гладил и сжимал ее соски. Она чувствовала, что ее засасывает водоворот страсти и желания и она теряет контроль над собой. Каждая частица ее тела, каждый нерв был нацелен на это наслаждение, и казалось, что внимание всего ее существа было сосредоточено на его пальцах и ее собственных сосках. Она была влажной и горячей и готовой принять его. Она желала почувствовать его в своем теле. Ее тело просто готово было взорваться. Он угадывал ее возбуждение, и ему приятно было чувствовать, как извивается ее тело, прижимаясь к нему. Но он дал себе слово: не теперь. Как он ни стремился к близости с ней, как ни возбуждала его она, он должен был сдержать слово. Ему было достаточно прикасаться к ней. По крайней мере сегодня. Возможно, и нынешним вечером ему придется испытать танталовы муки, чтобы сдерживать нарастающее желание перед лицом такой необузданной сексуальности.
   После ночи, какую он провел рядом с ней, любой мужчина набросился бы на нее, забыв обо всем на свете. Ведь тело ее было таким желанным, таким податливым и сладострастным, таким роскошным, и он был уверен, что ни один мужчина еще не ласкал ее так, как он, и что теперь она не пожелает никого другого.
   – Кади, кади…
   Возле палатки возникла тень – это Рашми звал его. Чарлз тихонько выругался и нашел в себе силы ответить ему. Потом обратился к ней:
   – Пора собираться в путь. Я должен ему помочь, а вам надо одеться. Но я буду наслаждаться вашей грудью до последней минуты.
   – Тогда я не смогу одеться.
   – Оденьтесь так, чтобы я мог прикасаться к вам под вашей абейей. До вечера далеко. А я и пяти минут не выдержу.
   Он убрал руки с ее груди, и она вздрогнула, как от холода, внезапно почувствовав себя брошенной. Он заметил ее реакцию.
   – Оденьтесь, – сказал он отрывисто. – Мне надо помочь Рашми погрузить вещи на верблюдов. Нам предстоит долгий и жаркий день.
 
   День действительно выдался жарким. И начался дневной переход в никуда. А вокруг пески, палящее солнце и бескрайнее небо.
   Время от времени вдали появлялась песчаная дюна, казавшаяся непреодолимым препятствием. То и дело попадались погибшие от жары и жажды животные, добыча гиен, а также скорпионы и ядовитые насекомые, чьи укусы вызывали паралич.
   Надо было пройти не менее двадцати миль в день, чтобы на пятый дойти до оазиса Калахари, дать отдых животным, напоить их, а также пополнить запасы воды.
   Но до оазиса еще далеко. Однако изнуряющий зной не помешал Чарлзу вспомнить о прошлой ночи, и эти воспоминания возбуждали его, вызывая желание.
   Джорджи тоже вспоминала прошлую ночь и с нетерпением ждала ее повторения. У нее было много мужчин, но ни один не возбуждал ее так, как Чарлз.
   Как она сможет сидеть рядом с ним на верблюде, в то время как его руки будут блуждать по ее телу под просторной одеждой? При мысли об этом тело ее выпрямилось, словно стрела, и жаждало его прикосновений. Нет, нет. Пока еще рано мечтать о сексе. Она бросила взгляд на него, шагавшего рядом.
   Возможно, он пожалел о том, что они предприняли это путешествие, вместо того чтобы остаться в Сефре, где он мог ласкать ее в любое время. Привал на обед был кратким: только вода и фрукты, и снова в путь, на этот раз на верблюдах.
   Она никак не могла сесть так, чтобы дать ему возможность прикасаться к ней.
   – Обопритесь о меня, ханум, – прошептал он, приникнув к ее уху сквозь покрывало.
   Она откинулась назад и, когда оперлась о его крепкое литое тело, почувствовала, как его руки, скользнув под покрывало, пробежали по ее животу и бедрам. У нее захватило дух.
   – Я сдержал свое обещание, – сказал он, лаская ее соски. – Это все, чего я хотел, ханум. Теперь мне легче будет переносить жару.
   Она все крепче прижималась к нему, стараясь заставить его ласкать ее так, как ей того хотелось, но он лишь прикрыл ее груди ладонями, и от разочарования она застонала.
   – Надо дождаться вечера, когда вы останетесь совсем нагой, тогда я смогу показать вам все, что умею.
   – Покажите сейчас, – попросила она.
   – Нет, ханум, вечером. Ожидание разжигает страсть. Когда вы, нагая, окажетесь в моих объятиях, я смогу ласкать вас, как никто другой. А теперь, ханум, вам лучше пересесть на вашего верблюда. Ваша близость для меня соблазн. Трудно противиться зову вашего тела. Так что давайте дождемся вечера, когда сможем уединиться в нашей палатке.
   Джорджи охватил гнев. Она поняла, что он с ней играет. Чарлз остановил верблюда и помог ей спуститься на землю. Рашми принял ее и усадил на другого верблюда. Для Джорджи эта сделка становилась тягостной. Она не могла побороть свои ощущения, потому что тело ее оставалось невостребованным. Нет, не совсем так. Чарлз Эллиот отлично знал, как следует обращаться с женщиной, с ее телом. Но он играл с ней и обрекал на неудовлетворенность и физические страдания. Может быть, заставлял таким образом искупать грехи, совершенные в Вэлли? Но теперь Вэлли представлялась ей иным миром, а весь смысл жизни сконцентрировался на нем.
   Он требовал от нее полной покорности, но обретет ли она в этом случае абсолютную власть над ним?
   Об этом стоит подумать.
   Она, собственно, ничего не теряла от этой сделки. Если не считать того, что он отказывался от полного обладания ею. Но взамен она получала ни с чем не сравнимое наслаждение, которое мог ей дать он один.
 
   Для него ситуация становилась опасной. Он был опьянен ее телом. Часто не сознавал, что делает и что говорит, когда прикасался к ее груди. Он просто терял голову. Было чистым безумием влюбиться в какую-то одну часть женского тела. Будь то в пустыне или где бы то ни было.
   К тому же она желала полной близости, а ему приходилось держать в узде свои чувства.
   Это оказалось нелегко. И с каждым днем все труднее и труднее. Но таковы были условия сделки. В пустыне у них не было будущего, возможно, не было даже завтрашнего дня. Было только настоящее и все возраставшее нечистое желание прикасаться к ней. Было также яростное желание заставить ее умолять об этой ласке. Он не хотел думать о том, что будет, когда они доберутся до цивилизованного мира. Он вообще ни о чем не мог думать сейчас, когда она ждала его нагая. От одной лишь мысли, что только он может прикасаться к ней и нынешней ночью, и завтра, и во все последующие ночи их путешествия, его бросало в жар.
 
   – Ханум… – Она рванулась из дальнего угла палатки и увидела его. Он весь напрягся и не сводил с нее глаз. Он снял головную повязку, верхнюю одежду и рубашку и, держа руки на бедрах, наблюдал за ней. – Ханум… вы знаете, какова власть женского тела. Оно может свести мужчину с ума.
   Она приблизилась к нему и прижалась сосками к его обнаженной груди. Он задрожал и едва устоял на ногах. Вот она, ее власть!
   – Дай мне испытать наслаждение, кади, – прошептала она. – Я измучилась, ожидая тебя.
   Чарлз с огромным трудом овладел собой. Ничего он не желал больше, чем войти в нее, утонуть в ней. Но нет, не теперь.
   Он продолжал сжимать ее соски. Джорджи не выдержала, так велико было наслаждение, колени подогнулись, и она в полном изнеможении опустилась на пол, увлекая его за собой. Опираясь на локти, он навис над ней, и она ощутила между ногами его набухший член. Он хочет ее, хотя решительно отрицает это.
   – Вы не сможете соблазнить меня, ханум.
   – Попытаюсь.
   – Бесполезно. Для меня это дело чести.
   – Но почему мы не можем делать то, что хотим?
   – А я и делаю что хочу, ханум. Ласкаю ваши груди.
   Но искушенную в такого рода делах Джорджи трудно было обмануть. Она видела, что он жаждет настоящей близости. И решила сделать все возможное и невозможное, чтобы, обессиленный борьбой, он упал в ее объятия.

Глава 12

   Они оба по-прежнему ждали наступления ночи.
   Их чувства были обострены до предела. Во время изнуряющих переходов под палящим солнцем Чарлз, поглощенный мыслями о прошедшей ночи, все чаще думал о том, что рано или поздно наступит момент, когда он не сможет больше отказывать ей в близости и вынужден будет сдаться. Нельзя до бесконечности испытывать свою силу воли.
   В свою очередь, Джорджи, искушенная в подобного рода делах, изумлялась все больше и больше. В Вэлли мужчины никогда не тратили время на любовные игры, а сразу приступали к делу.
   Но однажды ночью Чарлз не выдержал, уложил ее на подушки и сделал то, о чем они оба давно мечтали. Это было как взрыв, как извержение вулкана.
   Всю ночь они наслаждались друг другом. Потом уснули усталые.
   Она проснулась, когда солнечные лучи только начали просачиваться в палатку, и тотчас склонилась над ним.
   Но он не позволил ей дотронуться до себя и снова стал ласкать ее сосок. А она так мечтала о полной близости! Но в последующие пять дней он лишил ее этого блаженства и поступал как хотел, ни на минуту не оставляя в покое ее грудь.
   Его одержимость ее грудями была слишком опасна для него. Что случится с ними, когда они доберутся до настоящего, реального мира? Впрочем, об этом он не хотел задумываться. В их мире не существовало никого, кроме них самих. Никто не мог ни видеть, ни слышать их, ни узнать о них, и он мог делать с ней что пожелает и все, что обещал ей, и удовлетворять свое вожделение и утром, и вечером.
 
   У них оставалось по крайней мере еще пять дней и пять ночей, когда они могли наслаждаться.
   Неужели всего пять?
   А казалось, их путешествию не будет конца. Пять дней… Она сидела на верблюде и оглядывала горизонт в поисках места, где они могли бы устроить привал. Но впереди, насколько хватало глаз, были только песок и солнце.
   Впрочем, Рашми знал все тайны пустыни и уверенно вел их вперед. Должно быть, он знал и их тайны, но ему хорошо заплатили, чтобы он располагался подальше от их палатки и не любопытничал.
   По мере того как они продвигались на северо-запад, то и дело впереди вырастали песчаные дюны.
   – Никогда не ходите одна по дюнам, – предостерегал ее Чарлз. – Вы заблудитесь, потеряете способность ориентироваться, начнете вертеться на месте, и уж если потеряетесь, то наверняка погибнете.
   – Я и не собираюсь ходить одна, – пробормотала она, а он бросил на нее проницательный взгляд. Он желал уединения с ней еще больше, чем она, и не мог дождаться этого момента.
   Тремя часами позже на горизонте показалась едва различимая точка.
   – Кади, кади, мы пришли, пришли. – Рашми чуть не прыгал от радости. – А ведь еще не стемнело.
   – Мы остановимся здесь на сутки, – решил Чарлз.
   – Это слишком долго, кади.
   – Но я устал, и верблюды тоже. Нужно хорошенько отдохнуть.
   Рашми поклонился:
   – Как скажете, кади.
   Но вместо настоящего оазиса они увидели три или четыре тощие пальмы и источник шириной всего в десять футов.
   – Здесь можно отдохнуть, – сказал Рашми.
   Он помог Чарлзу поставить палатку поближе к деревьям и снять поклажу с верблюдов. Джорджи с Чарлзом уединились в своей палатке, пока Рашми кормил верблюдов и пытался развести небольшой костерок, чтобы приготовить пищу.
   – Скажи ему, чтобы он ушел, – простонала она, срывая одежду.
   – Я с трудом дождался этой минуты. – И он потянулся к ее соскам…

Глава 13

   Никогда еще он не знал женщины, подобной ей. Никогда не видел подобного тела, способного наслаждаться, экспериментировать, жаждущего все новых и новых ощущений. Она была подлинным порождением Вэлли. Ни одна женщина на свете не стала бы восторгаться его экспериментами, отдаваться столь бездумно, столь самозабвенно и бесстыдно.
   Не было такой эротической фантазии, которая не пришла бы ей в голову, когда она оказывалась рядом с ним. Она была прирожденной куртизанкой. Не подругой, не женой. И, осознав это, он понял, что легко расстанется с ней. Легко ли? Он сказал ей, что люди из племени его отца клеймили своих женщин и что он хотел бы поставить метку на ее груди, тем самым подтвердив свое право на обладание ею.
   В Сефре он купил хну и кисть, а также крохотный алмаз на тонкой, как нить, серебряной цепочке.
   Он принес все это в палатку, где они провели ночь, и смешал хну с водой.