Дмитрий Дашко. Зона захвата

3

   До утра, разумеется, уже никто не спал.
   К счастью, дождь прекратился, хотя тяжелые тучи продолжали висеть над лесом.
   При более тщательном осмотре в грязи были обнаружены несколько отпечатков ног в спецназовских берцах. Таких ни у кого в части не имелось. Обмундирование выдавалось времен еще царя Гороха. Даже офицеры щеголяли в кителях, пошитых лет тридцать назад, что уж говорить о солдатах.
   Потому всем стало ясно: это следы чужаков. Судя по всему, они пытались вскрыть ворота ангара, но прибывшие солдаты во главе с Морозовым их спугнули.
   За гнилым забором увидели примятую траву, с еловых ветвей сбита влага. Чужие пришли отсюда и уходили здесь. Примерно в километре лесная дорога, ведущая из гарнизона в поселок, из-за болота делает вынужденный крюк, обходя гиблое место. Скорее всего, там неизвестные оставили машину.
   Нашли тело часового. Вернее, то, что от него осталось. Какой-то неведомый зверь растерзал беднягу в клочья, размотал кишки, вырвал кости…
   Прибывший военврач сразу заявил: никакой зверь сделать подобное не в состоянии. Не поступают так звери даже в момент ярости.
   Но если не зверь, то кто тогда?..
   Разговоры… Разговоры… Домыслы…

4

   К обеду понаехало начальство и даже один генерал-майор, матерившийся, как портовый грузчик.
   Спокойный, сонный ритм забытой Богом войсковой части разорвали беготня, суета, работающие двигатели автомобилей, резкие команды.
   В сопровождении двух малоразговорчивых капитанов-особистов отчужденно держался некий штатский с выправкой военного. Все трое приехали вместе с генерал-майором на его служебной черной «Волге».
   Штатский – лет тридцати пяти, чуть выше среднего роста, хорошо сложенный, резкие черты загорелого лица, внимательный прищур серых глаз, короткий ежик светлых волос. Тяжелый подбородок, накачанная жилистая шея, мускулистые – это видно даже под тканью пиджака – руки, костистые кулаки.
   Лишь несведующий не понял бы, что это офицер службы госбезопасности. Вот только вместо цивильного светлого пиджака и отутюженных брюк с начищенными черными туфлями ему больше подошел бы камуфляж или «песчанка» с закатанными рукавами, разгрузка, забитая автоматными магазинами, да укороченный, как у десантуры, автомат.
   Этот столь не похожий на штатского человек проявил большую заинтересованность именно останками часового. Сопровождавшие его особисты создали невидимый барьер между этим загадочным штатским и остальными.
   Он какое-то время внимательно их разглядывал, потом приказал уложить все в кусок брезента.
   Никто, кроме него, не знал, что случаи подобных нападений участились. На каждый из них немедленно распространялся гриф секретности, а все без исключения свидетели получали соответствующее предупреждение.
   Шутить с комитетом могут лишь глупцы да сумасшедшие.
   Даже не спросив продолжавшего извергать маты генерал-майора, штатский приказал загрузить в багажник генеральской «Волги» завернутые в брезент останки. Затем молча указал водителю пальцем: вон из машины. Сам сел за руль и погнал прочь из войсковой части, особо не жалея подвеску автомобиля, гоня его по лесной, заросшей травой колее.

5

   Мощный движок «субару» оглушительно взревел. До ума его доводили в мастерской, которая специализировалась на «апгрейде» стритрейсеровских машин. Механики за работу брали дорого, но оно того стоило.
   Хозяин ревущего «болида» – высокий, несколько располневший из-за преимущественно сидячего образа жизни, но в целом не утративший спортивную фигуру – выглядел уверенным в себе. Настоящих конкурентов у него сегодня не было. Потому никто из собравшихся вдоль периметра улицы, перекрытой прикормленными гаишниками, не ставил на победителя: все гадали, кто придет вторым и третьим.
   Длинноногая блондинистая Ленка, воплощавшая сегодня знаменитый образ Мэрилин Монро с развевающейся на ветру юбкой, сунула голову в открытое окно «субару» и с томным вздохом оставила на щеке водителя алый многообещающий отпечаток.
   – Котик, – чуть лениво, с придыханием, способным свести с ума любого мужчину в возрасте от пяти до ста пятидесяти лет, проговорила она, – ты просто обязан сегодня победить. Иначе я обижусь и буду любить тебя не так страстно, как обычно.
   Ленка провела по его волосам рукой цвета шоколада с молоком (не солярий – Мальдивы) и отстранилась.
   «Котик», с трудом вытерпев представление, устроенное больше для посторонних, чем для него, кивнул:
   – Все будет в порядке, Ленуся. Не переживай.
   Про себя подумал, что с затянувшимся романом нужно завязывать.
   Нынешнюю пассию интересовало только одно – деньги, а их у Андрея Липатова, менеджера средней руки в крупной торговой компании, хватало. Нет, дело отнюдь не в приличной даже по столичным меркам зарплате.
   Просто когда в две тысячи восьмом страну крепко тряхнул кризис, Андрей чисто по наитию купил пакет акций металлургического комбината. Тогда они стоили сущие копейки. Перепуганные брокеры скидывали то, что, на их взгляд, было токсичными активами, не заглядывая в будущее. У Липатова в тот момент на руках оказалась приличная сумма, и, положившись на интуицию, он полностью вложил свой капитал в акции. Как выяснилось позже, не прогадал.
   Спустя пару лет все вернулось на круги своя. Комбинат заработал в полную мощь, стал платить дивиденды. Стоимость акций возросла в пять с лишним раз. Тогда Андрей по-настоящему ощутил вкус легких денег, благодаря которым появились: хорошая квартира в центре города, навороченная «субару», а с ней и страсть к стритрейсингу.
   Золотая молодежь любила погонять в темное время суток, однако далеко не все обладатели дорогих тачек были хорошими водителями. Зато Андрей за рулем чувствовал себя будто рыба в воде, вернее, как акула в стае мелких рыбешек.
   Каждый человек появляется на свет с каким-то талантом – Липатов был прирожденным водилой.
   В тюнинг и усовершенствование своей «японки» он вложил не только бешеное количество денег, но и частичку самого себя. В теле банального «манагера» билось сердце профессионального гонщика.
   Сегодняшний маршрут не был сложным: всего-то два поворота, вписаться в которые с устойчивостью «субару» – плевое дело. Потом триумфальный финиш, всеобщий восторг и обожание, на десерт – горячее, как песок в Сахаре, Ленкино тело.
   Дня через два он с ней расстанется.
   Еще на Мальдивах избранница начала его тяготить. Слишком фальшивой была ее напускная любовь, слишком жадными становились ее глаза, когда она смотрела на его кредитку.
   До поры до времени Андрея это устраивало, но всему на свете приходит конец. И лучше с ним не затягивать.
   Любовь без радости была, разлука точно будет без печали, причем для обеих сторон. Замену Ленка найдет быстро, достаточно вспомнить, как засматривается на ее аппетитные формы сынок мэра – тоже стритрейсер, севший за баранку спортивной «бэхи» после похода в кино на последний по счету (не то пятый, не то шестой) «Форсаж».
   Ну, а Андрей однозначно не пропадет. Елена Прекрасная явно не первая и точно не последняя в его бурной жизни.
   Липатов красавцем себя не считал, однако по собственному опыту знал, что внешность – это не главное. Нравиться женщинам он умел и ухаживал красиво, благо тугой бумажник тому немало способствовал. Огромные букеты из сто одной розы, рестораны, ночные клубы, отдых за границей… Ну кто устоит?
   К машинам стритрейсеров подошел гаишник. Увидев знакомое лицо, Андрей вздрогнул.
   Вспомнилось то, что ему так упорно хотелось забыть.

6

   Чечня его призыв зацепила совершенно случайно. По телевизору большие дяди в генеральских мундирах уже начинали бить себя пяткой в грудь, доказывая, что солдат-срочников ТАМ нет.
   Будь у Липатова такая возможность, он посмеялся бы людям из телеящика в лицо. Если все обстоит так, как рассказывают эти морды, почему тогда в маленьком чеченском ауле появился их взвод – тридцать парней после учебки, которые и стрелять-то толком не умели?
   Взвод вэвэшников раскидали по нескольким блокпостам. Поначалу все было тихо и мирно, местные солдат не трогали, те в свою очередь тоже никого не задирали. Такое статус-кво продолжалось почти две недели.
   Потом был ночной бой, в котором Андрею пришлось убить человека – не бородатого хмурого боевика в камуфляже, какими их любят показывать на центральных каналах, а вполне интеллигентного с виду мужчину, которого можно было принять за школьного учителя.
   Правда, в руках «учитель» держал не портфель с ученическими тетрадками, а АКМ и, перед тем как погибнуть, успел подранить Тоху Смирнова. Двум другим бойцам повезло куда меньше.
   «Двухсотых» повезли хоронить на родину: они оказались из одного города, даже жили по соседству. Андрей входил в число сопровождающих.
   Похороны были тяжелыми.
   Рыдали матери убитых солдат, глотали слезы отцы, плакали в сторонке невесты.
   От волнения у него задергалась щека, а на голове появилась первая седина. В девятнадцать лет…
   В бою было намного легче.
   После дембеля он устроился в компанию, в которой работал и поныне. Тоха подался в ГИБДД.
   Каждый раз, видя перед собой бывшего сослуживца, Липатов вспоминал тот бой, убитого боевика и плачущих родителей погибших солдат.
   Того «учителя» тоже было кому оплакивать. Андрей сожалел, что принес горе в его семью, но тогда, на блокпосту, у него не оставалось выбора. Или он, или его.

7

   Смирнов, переговорив с устроителем гонок, подошел к Липатову:
   – Здорово, Андрей!
   – Здорово, коль не шутишь.
   – Да уж какие тут шутки! Короче, у вас на все про все окно в полчаса. Надо уложиться.
   – Не вижу проблем! Времени за глаза хватит.
   – Тебе – да. Насчет остальных не уверен. Больше всего сомневаюсь в этом! – Смирнов кивком показал на БМВ, за рулем которой сидел сынок мэра. – Если с ним что-то случится, меня его папаша с потрохами сожрет. Ты понимаешь?
   – Понимаю.
   Раздался автомобильный гудок. Водитель «бэхи», догадавшись, что говорят о нем, нажал на клаксон.
   – Идиот! – тихо ругнулся Смирнов.
   – Не бери в голову, – произнес Андрей. – Все будет тип-топ.
   – Хотелось бы верить, – вздохнул гаишник. – Только на душе муторно. Как в Чечне перед тем, как меня ранило. Помнишь, я тогда с утра ходил как в воду опущенный?
   – Помню, – кивнул Липатов, хотя на самом деле не помнил.
   Смирнов продолжил:
   – Чувствовал я тогда что-то. И сегодня чувствую.
   – Типун тебе на язык! Накаркаешь еще! – возмутился Липатов.
   По спине пробежал неприятный холодок.
   Андрей давно верил в приметы, предопределение и в фатум. Атеистов и несуеверных на войне не бывает, перековываются после первого же обстрела.
   Тоха говорил убежденно, а значит, действительно что-то чувствовал, а может, и знал, только говорить не хотел в надежде, что пресловутое шестое чувство ошибается. Такое тоже бывает, но гораздо реже, чем хотелось.
   – Ладно, мне пора. – Тоха пожал ему руку и ушел.
   Спортивный БМВ подкатил к «субару» Андрея. Боковое стекло опустилось.
   – Спорим, я сегодня сделаю твою япономарку, – ухмыльнулся сын городского главы. – Ставлю полштуки евро на мой выигрыш.
   Липатов поначалу решил принять пари, но, вспомнив слова старого сослуживца, передумал.
   – Оставь себе. Я у детишек карманные деньги не забираю, – сказал Андрей и только потом сообразил, что наживает себе неприятности.
   Разговаривать в такой манере с парнем, отец которого вертит на известном предмете почти всех бизнесменов города, не стоило. Но было поздно. Юноша сначала побледнел, потом покраснел.
   Ну все, жди подляны, понял Липатов. Стучать папаше молодой человек не будет, однако организовать какую-нибудь пакость ему под силу.
   «Пусть „отобьет“ у меня Ленку и удовлетворится этой победой», – решил Андрей.
   Эта мысль ему определенно нравилась больше остальных.
   Девушка, словно догадавшись, что Липатов думает о ней, послала ему воздушный поцелуй. Андрей кисло улыбнулся в ответ.
   Публика заулюлюкала.
   Началось!
   По сигналу машины выстроились в один ряд. Улица была широкая, шестиполосная, с практически идеальным асфальтовым покрытием. Места хватит на всех.
   Андрей собрался, сосредоточившись на предстоящем заезде.
   Он не был обычным адреналинщиком, которому подавай острые впечатления, и неважно, каким способом.
   Ему нравилось обладать мощной машиной, выжимать из нее максимум возможностей, причем победа была не так важна, как сам процесс.
   Быстрота, скорость, рев двигателя, сила, толкающая его в спинку кресла, мелькающий за окном пейзаж. Он словно растворялся во времени и пространстве, сливался в единое целое с автомобилем, аннигилирующим километры дороги.
   Андрей не мог подобрать нужные слова, чтобы описать то, от чего он ловит кайф. Не придумано еще таких слов. Только набор коротких мыслей-эмоций, и все.
   Когда гонка заканчивалась, он долго не мог выйти из неистового экстаза, в который впадал с момента старта.
   Плевать, кто первым пересек финиш! Если он, круто! Здорово! Кто-то другой – все равно классно! Жизнь удалась!
   Потом наступал эмоциональный спад. Пару дней он ходил с пустыми глазами, затем оживал снова.
   Будь у него выбор – ночь с самой прекрасной на свете женщиной или сто километров бешеной гонки на трассе, Липатов выбрал бы последнее. И никогда не пожалел бы.
   В начале заезда он сразу обставил соперников, вырвавшись метров на сто вперед. Разрыв между лидером и остальными гонщиками стремительно увеличивался.
   «Субару» ревущим призраком летела по ночному городу, за ней веером распустился хвост других автомобилей.
   Мелькали фонарные столбы, бортики ограждений, деревья, высотки.
   Трасса проходила в отдалении от спального района. Движение по ночам тут было редким. Вряд ли кто из жителей ближних домов слышал натужный гул двигателей соревнующихся автомобилей.
   Через три километра поворот. Если грамотно вписаться, все. Победа в кармане.
   И снова скука, маета от безделья. Но пока азарт, безумная страсть и наслаждение скоростью.
   Ночь, царица ночь. Воистину темны дела твои, а власть безбрежна. Никому не ведомо, какой сюрприз заготовили твои крепкие объятья.

8

   Машина красиво прошла поворот, Липатов сбросил скорость. «Субару» плавно свернула и… оказалась в кромешной тьме.
   Фары выхватывали несколько метров дороги, фрагменты увиденного водителю не понравились.
   Дорожное полотно напоминало стиральную доску.
   Автомобиль тряхнуло, макушку крепко приложило о потолок. «Субару» заскакала по кочкам, ее чуть не занесло. Андрей титаническими усилиями сумел выровнять машину. Будь скорость повыше, наверняка перевернулся бы.
   Ремонт? Но где ограждения, знаки? Дорожные рабочие порой проявляют беспечность, однако не до такой же степени! Тем более, что еще несколько часов этот участок трассы был в полном порядке. Андрей специально прокатился по нему перед заездом. Да и Тоха Смирнов обязательно предупредил бы. Что он – себе враг?
   Ошибиться, свернуть не туда Андрей не мог, ибо поворот был один.
   И где, кстати, остальные гонщики?
   Он не видел их фар, не слышал звука моторов.
   Только темнота, ночь и разбитая дорога.
   Чистой воды сюрреализм, помутнение сознания или что там еще?
   А потом яркая вспышка во тьме, треск в лобовом стекле и осколки в лицо.
   По звуку он определил, что в машину стреляли из автомата, били практически в упор и не попали только чудом.
   Хорошо, что Андрей ехал без пассажира. Правое сиденье было буквально изрешечено. Окажись там человек – верная смерть. К гадалке не ходи.
   Липатов резко крутанул руль. Он не привык действовать в подобных обстоятельствах, ждал чего угодно, но только не автоматной очереди в себя, любимого.
   Теперь «субару» действительно занесло. Упав набок, машина прокатилась несколько метров, жалобно скрипя трущимся об асфальт кузовом, и остановилась, будто умерев на ходу.
   Андрея прижало к дверце. Сверху посыпалась какая-то мелкая дрянь, осколки бокового стекла.
   А когда «субару» прекратила движение, ему стало страшно. Гораздо страшнее, чем много лет назад на блокпосту в Чечне.
   Андрей с трудом вылез через проем, где еще пару мгновений назад стояло лобовое стекло, а теперь зияли дырки от пуль с разбежавшейся мелкой паутиной трещин.
   Сознание заполнило смешанное чувство непонимания происходящего: кто стрелял, почему, за что? Тяжелым грузом давило сожаление о разбитой дорогой машине; где-то на периферии роились мыслишки о цене за ее восстановление; но все пересиливал страх за свою жизнь и опять же за машину, которая может взорваться.
   Сработали приобретенные в Чечне рефлексы. Слегка разленившееся от сытого образа жизни тело слушалось плохо, но, подчиняясь инстинкту самосохранения, оно самостоятельно, без участия Андрея, выполняло все необходимое.
   Липатов, сидя на корточках, прильнул спиной к теплому гладкому капоту, пытаясь определить, откуда стреляли, но в кромешной темени дальше нескольких метров не видел ничего. Чернота была абсолютной, словно разлили черную гуашь. Даже небо без единой звездочки.
   Вдруг он почувствовал резкий запах бензина и боковым зрением уловил выскочившую из закоротившей проводки искру.
   Андрей резко выдохнул, оттолкнулся спиной от капота, побежал в ночь, ожидая взрыва и моля Бога, чтобы его не случилось, – ведь сгорит же машина!!!
   Взрыва не случилось. Послышался негромкий хлопок, и тут же вспыхнуло. Сразу, как спичка.
   Автомобиль горел ярко, по-киношному. Огненные языки устремились вверх, все сильнее охватывая кузов.
   В отчаянии стиснув зубы, Липатов смотрел на объятый пламенем «болид», в который вложил частичку своей души и немалое количество «карбованцев» с изображением в овальной рамке щекастого и волосатого дядьки, так всеми любимого.
   Надо сматываться – стрелявшие были поблизости, вряд ли их намерения стали миролюбивей. Но ноги будто приросли к земле. Он завороженно глядел на пламя, не в силах оторвать взгляд.
   Оно осветило ближайшие окрестности – мусорные кучи, торчащую из вывернутых бетонных плит арматуру, куски труб, поваленные столбы с путаными струнами провисших проводов…
   Вдруг из-за этих сюрреалистических куч, метрах в пятидесяти от горящей машины, появились силуэты троих человек. Пригибаясь, они перебежками устремились в сторону машины.
   Люди были вооружены. Один из неизвестных увидел Андрея (сложно не увидеть на фоне огня), вскинул автомат и дал короткую очередь.
   Эхо грохотом унеслось прочь. Пули страшно вжикнули у самой головы Липатова.
   Он бросился в темень, тут же упал плашмя, превозмогая боль в коленях и локтях, пополз вперед, укрылся за кучей кирпича. Мгновение спустя выглянул, ища неизвестных, отчего-то вознамерившихся убить его.
   Врагов у него не то чтобы не было, но вряд ли кто-то из них стал бы заказывать бригаду киллеров.
   Мэрский сынок? Успел наябедничать крутым знакомым, а те вихрем примчались, уложившись в пару минут? Нет, это из области ненаучной фантастики.
   Мысли хаотично метались, не позволяя принять какое-то определенное решение, инстинкт гнал подальше от опасного места. Подчиняясь ему, Андрей то на корточках, помогая себе руками, то пригибаясь к самой земле, устремился прочь.
   На беду ли, на удачу – Андрей не мог для себя решить, – из-за туч выглянул ущербный кус бледной луны. Стало светлее. Окрестности прорисовались лучше, однако и он сам теперь был гораздо заметней.
   В горячке Липатов не сознавал, что видит странно изменившийся город – за пустырем метрах в двухстах выделялись мрачные силуэты нескольких пятиэтажек с черными зевами окон, в которых не было ни намека на свет. Не видно было ни одного горящего фонаря уличного освещения. Все погружено во мрак. При ущербной луне чернели только мертвые коробки зданий, кучи мусора, слежавшегося кирпича, покореженный и скособоченный сиротливый киоск, сгоревшие остовы нескольких легковых автомобилей.
   Подобное Андрей видел в Чечне. Давно. Будто бы в другой жизни, которую ему страстно хотелось забыть, но не удавалось, хоть он и старался.
   Происходящее сейчас он еще не осмыслил в полной мере.
   Инстинкт гнал его все дальше и дальше, прочь от страшных людей с автоматами, сгоревшего «субару».
   «Похоже, я нарвался на одну из бандитских стрелок. Меня приняли за кого-то другого», – думал он на бегу.
   Надо найти милицию, то есть полицию. Рассказать им, что и как случилось.
   Машину жалко, никакая страховка не вернет ему то, что было. Впрочем, грех жаловаться: он жив и даже не ранен. Голова не болит, тошнота не подкатывает, значит, сотрясения мозга нет.
   А вот дыхалка сбилась, в висках застучали мелкие молоточки. Андрей остановился, сделал несколько дыхательных упражнений, которым учили еще в армии. Когда-то он спокойно бегал десятикилометровые кроссы с полной выкладкой. Первым к финишу не приходил, но и в дохляках не числился. Гоняли их тогда сержанты, как сидоровых коз. Что самое интересное – многое потом пригодилось.
   Вдох-выдох, пора.
   Андрей потрусил вперед. Кажется, его не преследовали, и все же чем дальше он отсюда уберется, тем лучше.
   Глаза успели свыкнуться с темнотой. Он увидел, что впереди, метрах в двухстах от него, прямая кишка улицы перегорожена настоящей баррикадой: бетонные плиты, кирпичи, остовы автомобилей, мешки с песком поверху, разный хлам – от мебели до старой бытовой техники.
   Это уже какая-то Красная Пресня получается или Париж времен Парижской коммуны, о которой Андрей слышал в школе и читал в «Отверженных» у Гюго. Вот только он ни в коей мере не походил на Гавроша.
   Ноги по инерции понесли вперед, однако грозный окрик с преградившего путь сооружения содержал недвусмысленную угрозу:
   – Стой! Буду стрелять.
   Андрей замер:
   – Не стреляйте! Я стою.
   Он с надеждой посмотрел наверх. Сейчас они увидят, поймут, что у него проблемы. Помогут, в конце концов!
   – Чего тебе надо? – спросили с баррикады.
   Прожектор осветил его одинокую фигуру. Он зажмурился.
   – На меня напали. Мне надо в полицию. Срочно, – заговорил Андрей.
   – В какую полицию? Мужик, ты сдурел! Вали на!..
   – Да помогите же! – взмолился Андрей.
   Язык ворочался с трудом, и слова давались ему тяжело. Особенно столь унизительные для мужчины, который давно привык чувствовать себя самодостаточным.
   Грохнул выстрел.
   – Топай отсюда, урод. Следующая пуля будет твоей, – грозно предупредили с баррикады.
   Андрей послушно развернулся и пошел в темноту.
   Он не хотел уходить далеко. Люди с баррикады, в отличие от тех, кто сжег его машину, все же не стали стрелять в него, хоть и имели такую возможность. Есть смысл держаться к ним поближе – так безопаснее.
   А потом Андрей передумал. Пожалуй, чем дальше он уберется от вооруженных психов, тем лучше.
   На перекрестке свернул направо, подошел к развалинам двухэтажного дома и, подумав, нырнул в ближайший проем. Какое-никакое, а укрытие.
   Стоп! Есть мобильник, можно позвонить, предупредить, вызвать подмогу, да мало ли вариантов!
   В шоковом состоянии он совершенно забыл о такой возможности.
   Андрей мысленно обозвал себя идиотом.
   Вот только поверят ли ему менты? Не примут ли его слова за бред алкоголика или за галлюцинации обдолбавшегося наркомана?
   Ничего, он покажет сгоревшую машину. Доказательство железное, пусть попробуют поднять на смех!
   Звонок, всего один звонок.
   Его ждало разочарование. Мобильник пострадал в недавней аварии и превратился в бесполезный кусок пластика. Андрей с тоской повертел его в руках, без особой жалости выкинул и задумался.
   Теперь до него в полной мере начала доходить странность происходящего.
   Случившееся походило на дурной сон, но Андрей понимал, что это не так. Он во что-то влип, но во что именно? Логического объяснения не находилось.
   Шоковое состояние прошло, вместо него появилась страшная усталость.
   Глаза смыкались. С неимоверной силой клонило ко сну.
   Андрей присел на корточки, немного подумав, распрямил ноги. Так было гораздо удобней.
   «Утром разберусь», – решил он и, прислонившись к холодной стене, заснул.

9

   Нашпигованный рваными, тревожными видениями сон внезапно оборвался вспыхнувшей в сознании молнией. Липатов будто упал в пропасть и очнулся от боли. Реальной боли.
   Он открыл глаза.
   Над ним навис неизвестный, а перед самым лицом Андрея бездонным провалом чернело дуло «акаэма».
   Еще один удар в бок пронзил насквозь все тело.
   Послышался грубый гортанный окрик с легким, скорее наигранным, нежели естественным акцентом:
   – Э, ишак, вставай, да! Тебя до обеда надо будить, да?
   Преодолевая боль, Липатов подскочил, отпрянув от неизвестного, облаченного в грязный камуфляж. Обросшее черной бородой лицо незнакомца презрительно скривилось.
   Андрея захлестнул поток образов из неприятного прошлого.
   Чечня…
   Однако чернобородый быстро вернул Липатова в еще более неприглядную действительность.
   Он ткнул Андрею стволом автомата в живот и все так же гортанно и с акцентом воскликнул, слегка растягивая гласные в словах:
   – Э! Я твой мама имел! Ты глухой или тормоз, да?