Страница:
Андрей, неудачно скрывая страх, посмотрел на бородача и хрипло произнес, не узнавая собственного голоса:
– Не стреляй… Не надо…
Бородатый с превосходством ухмыльнулся. Его злые карие буравчики сверлили Липатова, а тот старался не смотреть в глаза жестокому человеку.
В стиснутом страхом сознании Андрея вновь зароились воспоминания о Чечне.
Тело сотряс неожиданный озноб, с которым он никак не мог справиться. Потоком неслись мысли об одном и том же: «Как такое возможно, как он попал туда, куда ни за какие деньги не согласился бы вернуться еще раз? Что произошло… что произошло… что произошло???»
Появился еще один, вооруженный автоматом, уже рыжебородый, лет двадцати пяти – тридцати. Впрочем, борода делала его значительно старше. Он был невысокого роста, коренастый, уверенный в себе, в таком же грязном камуфляже, что и первый.
Коренастый что-то спросил у товарища на своем непонятном языке. Тот ответил. И тогда рыжебородый, ни слова не говоря, врезал Липатову прикладом в грудь.
Болезненный удар оказался много сильнее боли от падения. Дыхание перехватило. Андрей сдавленно вскрикнул и тяжело, часто задышал, пытаясь унять мучительные ощущения. Помутненным сознанием он чувствовал, как ему завернули за спину руки и туго связали их от запястий до локтей. Затем, пиная в бока, заставили подняться. Подталкивая в спину автоматами, награждая пинками в зад, гортанно выкрикивая угрозы, выгнали на улицу.
С пасмурного неба крапал мелкий дождь. Серый рассвет расширил скрытый ночной темнотой горизонт. Теперь у Липатова появилась возможность осмотреться.
Увиденное потрясло. Куда ни глянь – везде разруха и запустение. В городе, на окраине которого он находился, явно когда-то шли бои. Об этом свидетельствовал остов сгоревшего танка Т-80 с разбитыми траками, башня повернута вбок, пушка уныло опущена почти к самой земле. Все здания в пределах видимости основательно разрушены, стены испещрены щербинами от ударов пуль, провалы окон закопчены – в помещениях бушевали пожары. Кое-где стены зданий осыпались, вероятно от взрывов при попадании снарядов. Улицы усыпаны мусором, асфальтовое покрытие разбито воронками с вывороченной, уже слежавшейся землей вперемешку с глиной и камнями.
Самое ужасное, что это был родной город Андрея.
Но… какой-то старый, что ли…
Эту окраину Липатов хорошо знал, здесь нередко проводились гонки, в которых он так любил участвовать. Только в его городе здесь, помимо довольно старых домов, высились и новенькие шестнадцатиэтажки, возведенные какой-то строительной компанией, выхватившей в жесткой конкуренции пусть не самые престижные городские участки, но все же.
В этом городе не было высоток. Только пятиэтажные безликие панельные и кирпичные коробки, возведенные «во времена оны», когда не обремененный жизненными проблемами младший Липатов, ведомый мамой за ручку, шагал в детский сад…
Если бы не боль от ударов, крики бородатых и липкий всепоглощающий страх, Андрей снова решил бы, что это сон. Дурной сон. Когда он проснется, все будет по-прежнему: неплохая работа, хорошая квартира, деньги и, самое главное, машина, которой Андрей гордился небезосновательно, потому что второй такой в городе точно не было.
Его погнали куда-то по разрушенной улице, но недалеко. За третьей по счету полуразрушенной пятиэтажкой Андрей увидел сидящих на корточках, на составленных в стопку кирпичах и просто на асфальте людей – мужчин и женщин разного возраста. Всего человек тридцать, может, чуть больше. Они хмуро мокли под небольшим дождиком, время от времени с опаской озираясь по сторонам. Все мужчины, как и Андрей, были связаны. У женщин руки оставались свободными, видимо, неизвестные не опасались их – слабых и напуганных.
Сбившихся плотно людей охраняли несколько человек в камуфляже, вооруженных «калашами». Как успел заметить Андрей, среди них двое были вполне славянской внешности. У одного даже между расстегнутыми на груди пуговицами камуфляжной куртки виднелся крестик на шнурке.
Липатова толкнули в общую кучу, и он опустился на колени, сгорбившись. Наконец-то появилась возможность привести мысли в порядок и понять, что же все-таки произошло. Но никакого разумного объяснения случившемуся он по-прежнему не находил.
Андрей исподтишка поглядывал на соседей и вдруг осознал, что все они одеты как-то одинаково, неброско, бедновато даже. Так одевались когда-то давно строители коммунизма, не верящие в него, испытывающие дефицит буквально во всем. У этих людей даже выражения лица было иное. Какое? Андрей не смог бы сказать точно, но определенно иное.
Документальные фильмы тех лет очень наглядно передавали ту атмосферу. Люди, жившие в те времена, вскорости начнут сожалеть о них, как о безвозвратно утерянных вместе с великой державой, с интересами которой считался весь мир.
Липатов не разделял эту позицию, даже посмеивался над ностальгирующими.
Он полагал, что время, в которое ему довелось жить, гораздо лучше того, о котором с грустью вспоминали его родители.
Андрей был убежден, что сейчас, если умеючи, можно добиться таких высот, о каких при Союзе нечего было и помышлять…
А если что-то не получилось, так сам виноват. Слабые и неудачники должны отсеиваться естественным отбором.
Липатов обратил внимание, что находящиеся рядом с ним люди с любопытством рассматривают его, одетого совсем не так, как они. Он вдруг подумал, что в своих кроссовках, фирменных джинсах и яркой футболке похож на какого-нибудь иностранца, приехавшего в Союз образца восьмидесятых, когда тотальный дефицит свирепствовал, словно чума.
Чтобы не встречаться с завистливыми даже в такой ситуации взглядами, он посмотрел поверх голов товарищей по несчастью.
Вокруг все тот же мрачный пейзаж войны.
И почти сразу Липатов увидел на торце одной из пятиэтажек написанный красной краской лозунг: «Решения XXXII съезда КПСС – в жизнь!»
А чуть ниже еще один: «XVII пятилетку – 2010–2015 гг. – за четыре года!»
Краска не выглядела совсем уж старой и облезшей, как это случается с годами. Просто атмосфера разрухи делала город заброшенным и унылым, но если приглядеться повнимательнее, становилось ясно: бои шли здесь не более года назад.
Липатов подсчитал, что если бы СССР здравствовал и поныне, то как раз случился бы тридцать второй съезд коммунистической партии и семнадцатая пятилетка. Тем более что даты на втором лозунге это подтверждали.
Значит…
Нет…
Нет!
Этого не может быть!
Однако реальность говорила сама за себя. Неужели ситуацию надо принимать такой, какая она есть?
Если это не смерть, не галлюцинации, тогда хороши любые объяснения в рамках здравого смысла.
На ум пришла следующая гипотеза: каким-то неведомым образом он угодил в некий параллельный мир, где СССР продержался намного дольше, чем в привычной реальности. Не так давно, судя по следам разрухи, началась война. С кем? С американцами? С китайцами?
В таком случае кто эти неизвестные, которых он вначале принял за чеченских боевиков? То, что они с Кавказа, сомнений не вызывало, однако что среди них делают вон те двое русских? Наверное, это какая-то банда, возможно дезертиры. Но с кем же все-таки война?
Андрею стало не по себе при мысли, что он, возможно, сейчас получает дозу радиации, облучаясь от последствий взрыва атомной бомбы, – ведь если это война, значит, непременно ядерная. Однако секундой позже он ощутил настоящий страх, осознав, что это какой-то совсем другой мир.
Другой!!!
Разве такое возможно???
В книгах, в кино – да. Но не в реальной жизни.
Бред какой-то! Бред! Бред!
Но даже если на секунду допустить возможность подобного, возникает вполне резонный вопрос: как вернуться назад? Как?
И самое главное: что с ним будет дальше, зачем он нужен этим бородачам? Если хотели бы убить, давно убили бы…
Используют как раба или продадут в рабство? Это вполне в духе чеченских боевиков. Иногда они обменивают пленных на выкуп родственников. Он видел таких пленных в Чечне и в Дагестане, где базировалась его войсковая часть.
Освобожденные являли собой жалкое зрелище. Попадались такие, что по несколько лет находились в рабстве, сидели в вонючих зинданах. Это были седые мальчишки с мертвыми глазами и неживыми масками вместо лиц…
Им повезло. Их освободили при очередной зачистке или выкупили родственники.
Но у него здесь никаких родственников нет…
Господи!!! Неужели с ним будет то же самое?!
Панические мысли прервались появлением другой партии вооруженных камуфлированных незнакомцев. Всего их собралось человек пятнадцать. Среди вновь пришедших тоже были люди славянской внешности.
Пленников грубыми окриками подняли с земли, выстроили в колонну по двое. Андрей оказался в паре с худеньким невысоким пареньком лет двадцати или чуть больше. Паренек затравленно озирался, в широко раскрытых черных глазах застыл испуг, небольшая черноволосая голова спряталась в остренькие плечи.
Кто-то из бородачей встал во главе колонны, кто-то – в хвосте, а остальные – слева и справа от пленников.
Невольничий караван потянулся по изуродованной войной городской улице.
Бородачи заметно нервничали, зыркая по сторонам, сторожко поводя автоматами. Колонна петляла змейкой, пленники часто спотыкались, обходили завалы, заполненные гнилой водой воронки, перешагивали через поваленные столбы или пролезали под теми, что упали не до конца, повиснув на проводах.
Стоящие по обеим сторонам дороги полуразрушенные, похожие друг на друга однотипные пятиэтажки зияли провалами подъездов, чернотой оконных проемов, в которых кое-где сохранились рамы и даже осколки стекол с отражающимися порой солнечными бликами. Вот в этих случаях конвоиры просто падали, где шли, выставив перед собой автоматы.
Липатов уже сообразил: опасаются снайперов.
Все, как когда-то в Чечне при зачистках…
10
– Не стреляй… Не надо…
Бородатый с превосходством ухмыльнулся. Его злые карие буравчики сверлили Липатова, а тот старался не смотреть в глаза жестокому человеку.
В стиснутом страхом сознании Андрея вновь зароились воспоминания о Чечне.
Тело сотряс неожиданный озноб, с которым он никак не мог справиться. Потоком неслись мысли об одном и том же: «Как такое возможно, как он попал туда, куда ни за какие деньги не согласился бы вернуться еще раз? Что произошло… что произошло… что произошло???»
Появился еще один, вооруженный автоматом, уже рыжебородый, лет двадцати пяти – тридцати. Впрочем, борода делала его значительно старше. Он был невысокого роста, коренастый, уверенный в себе, в таком же грязном камуфляже, что и первый.
Коренастый что-то спросил у товарища на своем непонятном языке. Тот ответил. И тогда рыжебородый, ни слова не говоря, врезал Липатову прикладом в грудь.
Болезненный удар оказался много сильнее боли от падения. Дыхание перехватило. Андрей сдавленно вскрикнул и тяжело, часто задышал, пытаясь унять мучительные ощущения. Помутненным сознанием он чувствовал, как ему завернули за спину руки и туго связали их от запястий до локтей. Затем, пиная в бока, заставили подняться. Подталкивая в спину автоматами, награждая пинками в зад, гортанно выкрикивая угрозы, выгнали на улицу.
С пасмурного неба крапал мелкий дождь. Серый рассвет расширил скрытый ночной темнотой горизонт. Теперь у Липатова появилась возможность осмотреться.
Увиденное потрясло. Куда ни глянь – везде разруха и запустение. В городе, на окраине которого он находился, явно когда-то шли бои. Об этом свидетельствовал остов сгоревшего танка Т-80 с разбитыми траками, башня повернута вбок, пушка уныло опущена почти к самой земле. Все здания в пределах видимости основательно разрушены, стены испещрены щербинами от ударов пуль, провалы окон закопчены – в помещениях бушевали пожары. Кое-где стены зданий осыпались, вероятно от взрывов при попадании снарядов. Улицы усыпаны мусором, асфальтовое покрытие разбито воронками с вывороченной, уже слежавшейся землей вперемешку с глиной и камнями.
Самое ужасное, что это был родной город Андрея.
Но… какой-то старый, что ли…
Эту окраину Липатов хорошо знал, здесь нередко проводились гонки, в которых он так любил участвовать. Только в его городе здесь, помимо довольно старых домов, высились и новенькие шестнадцатиэтажки, возведенные какой-то строительной компанией, выхватившей в жесткой конкуренции пусть не самые престижные городские участки, но все же.
В этом городе не было высоток. Только пятиэтажные безликие панельные и кирпичные коробки, возведенные «во времена оны», когда не обремененный жизненными проблемами младший Липатов, ведомый мамой за ручку, шагал в детский сад…
Если бы не боль от ударов, крики бородатых и липкий всепоглощающий страх, Андрей снова решил бы, что это сон. Дурной сон. Когда он проснется, все будет по-прежнему: неплохая работа, хорошая квартира, деньги и, самое главное, машина, которой Андрей гордился небезосновательно, потому что второй такой в городе точно не было.
Его погнали куда-то по разрушенной улице, но недалеко. За третьей по счету полуразрушенной пятиэтажкой Андрей увидел сидящих на корточках, на составленных в стопку кирпичах и просто на асфальте людей – мужчин и женщин разного возраста. Всего человек тридцать, может, чуть больше. Они хмуро мокли под небольшим дождиком, время от времени с опаской озираясь по сторонам. Все мужчины, как и Андрей, были связаны. У женщин руки оставались свободными, видимо, неизвестные не опасались их – слабых и напуганных.
Сбившихся плотно людей охраняли несколько человек в камуфляже, вооруженных «калашами». Как успел заметить Андрей, среди них двое были вполне славянской внешности. У одного даже между расстегнутыми на груди пуговицами камуфляжной куртки виднелся крестик на шнурке.
Липатова толкнули в общую кучу, и он опустился на колени, сгорбившись. Наконец-то появилась возможность привести мысли в порядок и понять, что же все-таки произошло. Но никакого разумного объяснения случившемуся он по-прежнему не находил.
Андрей исподтишка поглядывал на соседей и вдруг осознал, что все они одеты как-то одинаково, неброско, бедновато даже. Так одевались когда-то давно строители коммунизма, не верящие в него, испытывающие дефицит буквально во всем. У этих людей даже выражения лица было иное. Какое? Андрей не смог бы сказать точно, но определенно иное.
Документальные фильмы тех лет очень наглядно передавали ту атмосферу. Люди, жившие в те времена, вскорости начнут сожалеть о них, как о безвозвратно утерянных вместе с великой державой, с интересами которой считался весь мир.
Липатов не разделял эту позицию, даже посмеивался над ностальгирующими.
Он полагал, что время, в которое ему довелось жить, гораздо лучше того, о котором с грустью вспоминали его родители.
Андрей был убежден, что сейчас, если умеючи, можно добиться таких высот, о каких при Союзе нечего было и помышлять…
А если что-то не получилось, так сам виноват. Слабые и неудачники должны отсеиваться естественным отбором.
Липатов обратил внимание, что находящиеся рядом с ним люди с любопытством рассматривают его, одетого совсем не так, как они. Он вдруг подумал, что в своих кроссовках, фирменных джинсах и яркой футболке похож на какого-нибудь иностранца, приехавшего в Союз образца восьмидесятых, когда тотальный дефицит свирепствовал, словно чума.
Чтобы не встречаться с завистливыми даже в такой ситуации взглядами, он посмотрел поверх голов товарищей по несчастью.
Вокруг все тот же мрачный пейзаж войны.
И почти сразу Липатов увидел на торце одной из пятиэтажек написанный красной краской лозунг: «Решения XXXII съезда КПСС – в жизнь!»
А чуть ниже еще один: «XVII пятилетку – 2010–2015 гг. – за четыре года!»
Краска не выглядела совсем уж старой и облезшей, как это случается с годами. Просто атмосфера разрухи делала город заброшенным и унылым, но если приглядеться повнимательнее, становилось ясно: бои шли здесь не более года назад.
Липатов подсчитал, что если бы СССР здравствовал и поныне, то как раз случился бы тридцать второй съезд коммунистической партии и семнадцатая пятилетка. Тем более что даты на втором лозунге это подтверждали.
Значит…
Нет…
Нет!
Этого не может быть!
Однако реальность говорила сама за себя. Неужели ситуацию надо принимать такой, какая она есть?
Если это не смерть, не галлюцинации, тогда хороши любые объяснения в рамках здравого смысла.
На ум пришла следующая гипотеза: каким-то неведомым образом он угодил в некий параллельный мир, где СССР продержался намного дольше, чем в привычной реальности. Не так давно, судя по следам разрухи, началась война. С кем? С американцами? С китайцами?
В таком случае кто эти неизвестные, которых он вначале принял за чеченских боевиков? То, что они с Кавказа, сомнений не вызывало, однако что среди них делают вон те двое русских? Наверное, это какая-то банда, возможно дезертиры. Но с кем же все-таки война?
Андрею стало не по себе при мысли, что он, возможно, сейчас получает дозу радиации, облучаясь от последствий взрыва атомной бомбы, – ведь если это война, значит, непременно ядерная. Однако секундой позже он ощутил настоящий страх, осознав, что это какой-то совсем другой мир.
Другой!!!
Разве такое возможно???
В книгах, в кино – да. Но не в реальной жизни.
Бред какой-то! Бред! Бред!
Но даже если на секунду допустить возможность подобного, возникает вполне резонный вопрос: как вернуться назад? Как?
И самое главное: что с ним будет дальше, зачем он нужен этим бородачам? Если хотели бы убить, давно убили бы…
Используют как раба или продадут в рабство? Это вполне в духе чеченских боевиков. Иногда они обменивают пленных на выкуп родственников. Он видел таких пленных в Чечне и в Дагестане, где базировалась его войсковая часть.
Освобожденные являли собой жалкое зрелище. Попадались такие, что по несколько лет находились в рабстве, сидели в вонючих зинданах. Это были седые мальчишки с мертвыми глазами и неживыми масками вместо лиц…
Им повезло. Их освободили при очередной зачистке или выкупили родственники.
Но у него здесь никаких родственников нет…
Господи!!! Неужели с ним будет то же самое?!
Панические мысли прервались появлением другой партии вооруженных камуфлированных незнакомцев. Всего их собралось человек пятнадцать. Среди вновь пришедших тоже были люди славянской внешности.
Пленников грубыми окриками подняли с земли, выстроили в колонну по двое. Андрей оказался в паре с худеньким невысоким пареньком лет двадцати или чуть больше. Паренек затравленно озирался, в широко раскрытых черных глазах застыл испуг, небольшая черноволосая голова спряталась в остренькие плечи.
Кто-то из бородачей встал во главе колонны, кто-то – в хвосте, а остальные – слева и справа от пленников.
Невольничий караван потянулся по изуродованной войной городской улице.
Бородачи заметно нервничали, зыркая по сторонам, сторожко поводя автоматами. Колонна петляла змейкой, пленники часто спотыкались, обходили завалы, заполненные гнилой водой воронки, перешагивали через поваленные столбы или пролезали под теми, что упали не до конца, повиснув на проводах.
Стоящие по обеим сторонам дороги полуразрушенные, похожие друг на друга однотипные пятиэтажки зияли провалами подъездов, чернотой оконных проемов, в которых кое-где сохранились рамы и даже осколки стекол с отражающимися порой солнечными бликами. Вот в этих случаях конвоиры просто падали, где шли, выставив перед собой автоматы.
Липатов уже сообразил: опасаются снайперов.
Все, как когда-то в Чечне при зачистках…
10
Нападение, как это и бывает при подобных обстоятельствах, случилось внезапно.
Из очередной подворотни и нескольких оконных проемов одновременно грохнули автоматные очереди. Трое конвоиров, схватив пули, осели безвольными кулями, остальные залегли, ведя суматошный огонь, толком не понимая, откуда началась стрельба.
Эхо перестрелки заметалось по улице…
Пленники бросились врассыпную. Кто-то упал, сраженный пулей. Другие, более хладнокровные, повалились за любые попавшиеся укрытия…
Женщины голосили…
Бородачи остервенело кричали, посылая автоматные очереди по сторонам…
Липатов, согнувшись, метнулся в сторону, стараясь вырваться из засады, спрятаться, а затем бежать.
И это у него почти получилось, но, на беду, он споткнулся, больно грохнувшись, – руки, связанные за спиной, не позволили правильно сгруппироваться. При падении Андрей хорошо приложился подбородком о булыжник, зубы клацнули, как у собаки, из глаз вышибло слезы, рот заполнился кровью.
Он скорчился, подтянув колени к груди, и лежал так, не пытаясь пошевелиться: боль была настолько сильной, что хотелось только одного – чтобы она отступила.
Рядом с ним упал конвойный из тех, что были славянской наружности. Его безбородое, но заросшее неопрятной щетиной лицо исказилось в злой гримасе. Умело отсекая по два патрона, он вел прицельный огонь по черным зевам окон. В его поведении не ощущалось паники, напротив, конвойный был спокоен и делал привычную работу. Видимо, такие нападения ему приходилось отражать не впервой.
Андрей мысленно выругался. Шансов удрать при таком соседе у него не было.
Бой стих так же неожиданно, как и начался. Еще мгновение назад грохотали выстрелы, металось многоголосое эхо, и вдруг все стихло, только громко стонал кто-то раненный. Конвойные еще какое-то время продолжали лежать. Потом, убедившись, что неведомые нападавшие ретировались, начали осторожно подниматься, готовые вновь упасть и открыть пальбу.
Из окон уже никто не стрелял. Бородачи успокоились и стали поднимать пленных, не скупясь на удары ногами и прикладами.
Поднялись не все. Среди погибших были как конвоиры, так и те, кого они вели.
Громко стонавшего раненого из пленных какой-то бородач добил одиночным выстрелом.
Андрей воспринял это как-то отстраненно, реагируя на происходящее на уровне рефлексов.
Теперь захваченных людей заставили бежать.
Поначалу и подгонять-то никого не приходилось – все стремились убраться подальше от места засады. Потом некоторые начали отставать, особенно женщины и мужики постарше. Колонна растянулась.
Бородачи беспрерывно ругались, толкая прикладами в спины отстающих. Женщинам доставалось поменьше – впрочем, их слезы и стенания ничуть не трогали конвойных. Когда обессиленно опустилась первая, ее без слов застрелили. Это на время придало несчастным сил, и они, тяжело дыша, продолжили изматывающий бег в неизвестность.
Потом запал кончился. Отстающих становилось все больше. Люди падали и не могли подняться.
Никто не заставлял их встать и бежать дальше. Сразу грохотал выстрел, и это на короткое время подгоняло почти выдохшихся пленников…
Липатов бежал бок о бок все с тем же щупленьким пареньком. Бег по пересеченной местности со связанными за спиной руками – задачка не из простых. Ведь бежать приходилось не трусцой, а гораздо быстрее.
Постоянно попадались препятствия, большие и маленькие. Глаза застилал пот, легкие работали, как кузнечные мехи, силы быстро таяли. За спиной все чаще звучали одиночные выстрелы.
Тяжелая, все заслоняющая мысль стучала в виски: «Не могу… Не могу больше… Не могу…»
Ей противилась другая, слабая, но упорно цепляющаяся за жизнь: «Надо… Надо… Надо…»
Наконец разбитая улица закончилась. Дальше дорога уходила за город. Здесь она и вовсе превратилась в сплошные колдобины. По обеим ее сторонам раскинулся неровный пустырь, поросший чахлой травой и репейником. Куда ни глянь – везде кучи мусора, будто большую свалку по всему пустырю разутюжил бульдозер.
Справа, параллельно дороге, тянулись эстакады метра три высотой, поддерживающие ржавые трубы небольшого диаметра. Топорщились жалкие остатки сорванного утеплителя, добавляя уныния и в без того нерадостный пейзаж.
В сером небе кружило бесчисленное воронье. Черные птицы, беспрерывно каркая, тяжело порхали, прыгали по мусорным кучам, что-то клевали, отлетая подальше, когда к ним приближалась колонна.
Опасность миновала. Бородачи сбавили темп, а потом перешли на быстрый шаг, не позволяя пленникам окончательно расслабиться. Но для уцелевших и это было царской милостью. Они, как загнанные лошади, шли пошатываясь. Выжили только самые выносливые, остальных камуфлированные конвойные застрелили в пути, отчего колонна изрядно поредела.
Андрей чувствовал, что еще немного, и он упадет. В глазах уже все плыло, в легкие вонзились тысячи иголок, а на ногах повисли пудовые гири.
Выжил.
Повезло.
Он вздохнул. Повезло ли?
Что будет дальше? Не превратится ли его жизнь в такой кошмар, что он позавидует тем несчастным, трупы которых усеяли весь маршрут колонны?
Не приведи Господи!
В совершенном смятении он то и дело оглядывался на разбитый войной, чужой и в то же время знакомый город, чтобы сориентироваться. В привычной реальности этого пустыря не существовало. Здесь располагались земельные наделы горожан.
Липатов зрительно помнил, что на этом самом месте торчали небольшие дачные постройки – от замухрышных сарайчиков до вполне приличных домиков-игрушек, возведенных хозяйственными мужиками, знающими, как и куда правильно вбить гвоздь. На разделенных заборами участках росли плодоносящие кусты ягод, ранетки, черемуха, березки, рябинки. Сельская идиллия.
А здесь…
Но как же такое могло произойти? Как он попал в другую реальность?
Невозможно… Невозможно… Это сейчас закончится. Ведь не должно же быть так! Не бывает такого…
Проселочная дорога пошла на подъем. Пленных снова стали подгонять, заставляя в темпе преодолеть бугор, с которого дорога, перевалив верхушку, неспешно сбегала по пологому склону.
На той стороне метрах в ста расположились два бортовых грузовика и пара легковых УАЗов. Все четыре машины были без тентов.
Подойдя ближе, Андрей рассмотрел, что грузовики – это ГАЗ-53, почти исчезнувшие в его реальности. Облезлые, выцветшие кабины покрывали пятна ржавчины, кое-где чернели дырки то ли от пуль, то ли от осколков.
Оба газика были скособоченные, «убитые», что называется, и, похоже, доживали последние дни. Лобовые стекла потрескались, а у одного так и вовсе нижний левый уголок был полностью залеплен изолентой, которая удерживала стеклянное крошево. На когда-то белых, а ныне пожелтевших «мордах» вместо круглых фар и желтых повторителей чернели провалы с виднеющимися цветными жилами проводки. Бамперы с крючками для буксировки были мятые, словно машины неоднократно во что-то врезались. Да, наверное, так оно и было.
Крашенные в защитный цвет уазики представляли не лучшее зрелище. Разве что из кузовов грозно торчали станковые пулеметы НСВ «Утес». Такие Липатов видел в Чечне. Старые, но надежные.
Машины охраняли четверо автоматчиков.
Когда колонна подошла к автомобилям, бородачи затеяли громкий разговор на своем непонятном языке. Хотя и без перевода было ясно, что пришедшие обсуждают случившееся в пути, засаду, погибших товарищей и убитых пленников.
Конвойные славянской внешности держались несколько особняком, из чего Андрей сделал вывод: они здесь на положении бедных родственников. В банде всем заправляют бородачи – «чехи», как их по привычке обозначил Липатов. Чеченцы то есть. Впрочем, это вполне могли быть горцы иной национальности, дагестанцы например.
Кавказцы, в отличие от «славян», держались уверенно, развязно. Зло зыркали по сторонам. Особое внимание уделяли женщинам посимпатичнее, которые, на свою беду, попали в плен. Сальные взгляды, шаловливые улыбочки, причмокивания.
«Не повезло бабам, – отрешенно подумал Андрей. – Затрахают до смерти, потом зарежут. Это в лучшем случае, а в худшем – превратят в бессловесных существ, забитых и затравленных».
У газика, который сохранился получше, со стуком откинули задний борт. Пленников окриками и тычками согнали к нему. Мужчин со связанными за спиной руками грубо закидывали в кузов. С женщинами обходились чуть мягче, хватали за ягодицы, груди, нагло ржали.
Одна из молодых женщин, боязливо прижимаясь к машине, робко попросила:
– Не надо, пожалуйста…
Но рыжебородый – тот, что ударил Липатова прикладом в грудь, по-хамски схватил ее, норовя залезть руками в интимные места, подсадил женщину в кузов. После чего по-русски обратился к своему товарищу:
– Приедем, сразу трахну эту суку.
И посмотрел вызывающе на Андрея, понуро стоявшего рядом.
Липатов понял, что эта фраза предназначалась для его ушей. Вроде проверки на вшивость: промолчит или заступится за оскорбленную женщину?
– Че молчишь, свинья рюсскый? – не выдержал рыжебородый, с прищуром глядя на Липатова. – Я твоих баб трахал и буду трахать. Потому что вы, рюсскые, – свиньи.
«Ну и трахал бы тогда свиней, правоверный мусульманин», – подумал Андрей, но вслух, конечно же, ответить не осмелился.
Это только в кино безоружный герой вышел бы победителем в схватке с парой десятков автоматчиков. В жизни все не так.
Рыжебородый ухмыльнулся и пнул Липатова в живот. Удар оказался не болезненным, однако Андрей согнулся. Его сразу подхватили и забросили в кузов. Следом закинули двух последних пленников и со стуком закрыли задний борт, заскрежетав бортовыми задвижками.
Второй грузовик остался пустым.
«Не набрали в этот раз нужное количество рабов, – решил Андрей и тут же подумал: – Сколько же они вылавливают при каждом рейде, если гоняют две машины и при этом без жалости добивают отстающих? Или раз на раз не приходится?»
В кузове было тесно. Голова лежащего на боку Липатова оказалась на ноге той самой женщины. Невольно он отметил, что бедро у нее упругое…
Взревев двигателями, кортеж тронулся. Впереди шел УАЗ с кавказцами, за ним – пустой грузовик, следом – ГАЗ-53 с пленниками. Замыкал колонну уазик с бандитами в кузове.
Трясло изрядно. Водитель и не думал притормаживать на кочках и ухабинах. Автомобиль подскакивал на колдобинах, люди набивали себе синяки и шишки.
Проехали километров сорок. Дорога была разбита, путь занял не менее часа.
Конечной точкой маршрута стала деревня, выглядевшая заброшенной.
Потемневшие от времени избы с закрытыми ставнями, покосившиеся палисадники, буйно разросшиеся лебеда и чертополох выше взрослого человека.
Несколько облезших собак с истеричным лаем понеслись вслед за машинами, едва не бросаясь под колеса. Но потом отстали, еще брехая вслед, потерялись в клубящейся пыли – здесь, в отличие от города, дождя не было.
В мире Липатова на месте этой деревни располагался коттеджный поселок. Красивые кирпичные особняки, кованые решетки оград, а иногда высокие, глухие заборы. На каждом шагу видеокамеры, в гаражах дорогие машины. И тишина.
Мир, созданный богатыми людьми для своего круга, когда отовсюду веет властью, возможностями и деньгами.
Здесь тоже было безлюдно, но сиро и убого. Ничего, кроме запустения, нищеты и безнадеги.
Остановилась процессия на противоположной от въезда стороне деревни. Пленникам приказали покинуть машину, развязали мужчинам руки.
Их завели в загон, огороженный обычными жердями. В подобных местах, как правило, держат лошадей или скот. В справедливости своего предположения Липатов убедился, когда повсюду увидел старый навоз и ощутил его неистребимый запах. Давно подсохшая грязь была сплошь истоптана копытами животных.
Женщин перед изгородью задержали, отделили трех, что помоложе, и увели. Среди них была та, на которую положил глаз рыжебородый. Он и пристроился за ней, не отрывая вожделенного взгляда. А она семенила торопливо, низко опустив голову. В осанке и движениях сквозил неподдельный страх…
Остальным пленницам приказали зайти за ограду вслед за мужчинами.
«Ну точно, сейчас этих девок по кругу пустят», – хмуро подумал Липатов и вздохнул, вспомнив презрительный взгляд боевика и его слова.
Подавленные пленники разбрелись по загону, каждый переживал личную трагедию и искал уединения.
Усевшись на слой прелой соломы, скопившейся в уголке загона, Андрей осмотрелся. Удалось увидеть несколько полуразрушенных коровников с просевшими крышами, с давно потемневшей побелкой, со сломанными распахнутыми воротами, ведущими в темное нутро; у одного из коровников громоздились остовы растащенной на запчасти техники.
Андрей, привыкший к тому, что подобный металлолом практически сразу увозят в пункты приема, удивился обилию ржавеющих без надобности денег. Даже прикинул, на какую сумму могли бы «потянуть» тяжеленные станины от тракторов, сеялок и старый-престарый, годов сороковых, ржавый токарный станок.
За коровниками одиноко торчала водонапорная башня. Вот и весь пейзаж.
Липатов снова впал в рефлексию, раздумывая, что же с ним произошло, где он оказался и каким образом.
На телеканалах нередко показывают псевдонаучные передачки о схожих явлениях. Липатов поначалу смотрел их, однако они быстро набили оскомину. Но чтобы такое произошло в действительности… Невероятно. И тем не менее – факт.
Значит, все же существуют параллельные реальности, где все не так, где живут другие люди – самые настоящие люди – и не подозревают о том, что есть иные миры.
Сколько же их, таких реальностей, и какая из них основная? Или такой нет? Интересно, его реальность – «самая главная» или есть какая-то «главнее»?
Почему выпавшие на его долю приключения столь негативны? Нет бы попасть в какое-нибудь сказочное королевство с воздушными замками, с рыцарскими турнирами, там стать принцем, влюбить в себя красавицу принцессу…
От невеселой самоиронии отвлекли появившиеся бородачи. Другие, но тоже в камуфляже. Пятеро, у всех «калаши».
Не торопясь, по-хозяйски зашли в загон, принялись осматривать пленников. Один из вошедших – низкорослый, широкоплечий, заросший черной бородой – вытащил нож из ножен, закрепленных с правой стороны на разгрузке.
Душа Липатова заметалась в паническом страхе. Не в силах оторвать взгляда от боевика с ножом, Андрей смотрел, как тот выбирает жертву.
Однако бородач не собирался никого резать. Он присел на корточки перед первым на его пути пленником и по-доброму, заботливо произнес:
– Открой рот, дорогой.
– Зачем? – испуганно спросил пленник, невольно отодвигаясь.
– Зубы золотые есть?
– Нет…
– Открой. Я посмотрю, – все так же вежливо попросил чернобородый.
Пленный разинул рот так, что, казалось, можно было засунуть в него кулак.
– Ай, мужчина! – одобрительно засмеялся бородач.
Стоящие за его спиной боевики презрительно улыбались.
– Вижу-вижу, – продолжал чернобородый и разрешил милостиво: – Ладно, закрывай.
Пленник закрыл рот и преданно выпучился на боевика, а тот снисходительно похлопал его ладонью по щеке и перешел к следующему.
У второго ничего ценного во рту тоже не нашлось. А вот третий заартачился, напрягся, едва кавказцы к нему приблизились.
Почуяв добычу, низкорослый не торопясь закурил, присел перед пленником на корточки, несколько секунд смотрел с прищуром, а потом спросил:
Из очередной подворотни и нескольких оконных проемов одновременно грохнули автоматные очереди. Трое конвоиров, схватив пули, осели безвольными кулями, остальные залегли, ведя суматошный огонь, толком не понимая, откуда началась стрельба.
Эхо перестрелки заметалось по улице…
Пленники бросились врассыпную. Кто-то упал, сраженный пулей. Другие, более хладнокровные, повалились за любые попавшиеся укрытия…
Женщины голосили…
Бородачи остервенело кричали, посылая автоматные очереди по сторонам…
Липатов, согнувшись, метнулся в сторону, стараясь вырваться из засады, спрятаться, а затем бежать.
И это у него почти получилось, но, на беду, он споткнулся, больно грохнувшись, – руки, связанные за спиной, не позволили правильно сгруппироваться. При падении Андрей хорошо приложился подбородком о булыжник, зубы клацнули, как у собаки, из глаз вышибло слезы, рот заполнился кровью.
Он скорчился, подтянув колени к груди, и лежал так, не пытаясь пошевелиться: боль была настолько сильной, что хотелось только одного – чтобы она отступила.
Рядом с ним упал конвойный из тех, что были славянской наружности. Его безбородое, но заросшее неопрятной щетиной лицо исказилось в злой гримасе. Умело отсекая по два патрона, он вел прицельный огонь по черным зевам окон. В его поведении не ощущалось паники, напротив, конвойный был спокоен и делал привычную работу. Видимо, такие нападения ему приходилось отражать не впервой.
Андрей мысленно выругался. Шансов удрать при таком соседе у него не было.
Бой стих так же неожиданно, как и начался. Еще мгновение назад грохотали выстрелы, металось многоголосое эхо, и вдруг все стихло, только громко стонал кто-то раненный. Конвойные еще какое-то время продолжали лежать. Потом, убедившись, что неведомые нападавшие ретировались, начали осторожно подниматься, готовые вновь упасть и открыть пальбу.
Из окон уже никто не стрелял. Бородачи успокоились и стали поднимать пленных, не скупясь на удары ногами и прикладами.
Поднялись не все. Среди погибших были как конвоиры, так и те, кого они вели.
Громко стонавшего раненого из пленных какой-то бородач добил одиночным выстрелом.
Андрей воспринял это как-то отстраненно, реагируя на происходящее на уровне рефлексов.
Теперь захваченных людей заставили бежать.
Поначалу и подгонять-то никого не приходилось – все стремились убраться подальше от места засады. Потом некоторые начали отставать, особенно женщины и мужики постарше. Колонна растянулась.
Бородачи беспрерывно ругались, толкая прикладами в спины отстающих. Женщинам доставалось поменьше – впрочем, их слезы и стенания ничуть не трогали конвойных. Когда обессиленно опустилась первая, ее без слов застрелили. Это на время придало несчастным сил, и они, тяжело дыша, продолжили изматывающий бег в неизвестность.
Потом запал кончился. Отстающих становилось все больше. Люди падали и не могли подняться.
Никто не заставлял их встать и бежать дальше. Сразу грохотал выстрел, и это на короткое время подгоняло почти выдохшихся пленников…
Липатов бежал бок о бок все с тем же щупленьким пареньком. Бег по пересеченной местности со связанными за спиной руками – задачка не из простых. Ведь бежать приходилось не трусцой, а гораздо быстрее.
Постоянно попадались препятствия, большие и маленькие. Глаза застилал пот, легкие работали, как кузнечные мехи, силы быстро таяли. За спиной все чаще звучали одиночные выстрелы.
Тяжелая, все заслоняющая мысль стучала в виски: «Не могу… Не могу больше… Не могу…»
Ей противилась другая, слабая, но упорно цепляющаяся за жизнь: «Надо… Надо… Надо…»
Наконец разбитая улица закончилась. Дальше дорога уходила за город. Здесь она и вовсе превратилась в сплошные колдобины. По обеим ее сторонам раскинулся неровный пустырь, поросший чахлой травой и репейником. Куда ни глянь – везде кучи мусора, будто большую свалку по всему пустырю разутюжил бульдозер.
Справа, параллельно дороге, тянулись эстакады метра три высотой, поддерживающие ржавые трубы небольшого диаметра. Топорщились жалкие остатки сорванного утеплителя, добавляя уныния и в без того нерадостный пейзаж.
В сером небе кружило бесчисленное воронье. Черные птицы, беспрерывно каркая, тяжело порхали, прыгали по мусорным кучам, что-то клевали, отлетая подальше, когда к ним приближалась колонна.
Опасность миновала. Бородачи сбавили темп, а потом перешли на быстрый шаг, не позволяя пленникам окончательно расслабиться. Но для уцелевших и это было царской милостью. Они, как загнанные лошади, шли пошатываясь. Выжили только самые выносливые, остальных камуфлированные конвойные застрелили в пути, отчего колонна изрядно поредела.
Андрей чувствовал, что еще немного, и он упадет. В глазах уже все плыло, в легкие вонзились тысячи иголок, а на ногах повисли пудовые гири.
Выжил.
Повезло.
Он вздохнул. Повезло ли?
Что будет дальше? Не превратится ли его жизнь в такой кошмар, что он позавидует тем несчастным, трупы которых усеяли весь маршрут колонны?
Не приведи Господи!
В совершенном смятении он то и дело оглядывался на разбитый войной, чужой и в то же время знакомый город, чтобы сориентироваться. В привычной реальности этого пустыря не существовало. Здесь располагались земельные наделы горожан.
Липатов зрительно помнил, что на этом самом месте торчали небольшие дачные постройки – от замухрышных сарайчиков до вполне приличных домиков-игрушек, возведенных хозяйственными мужиками, знающими, как и куда правильно вбить гвоздь. На разделенных заборами участках росли плодоносящие кусты ягод, ранетки, черемуха, березки, рябинки. Сельская идиллия.
А здесь…
Но как же такое могло произойти? Как он попал в другую реальность?
Невозможно… Невозможно… Это сейчас закончится. Ведь не должно же быть так! Не бывает такого…
Проселочная дорога пошла на подъем. Пленных снова стали подгонять, заставляя в темпе преодолеть бугор, с которого дорога, перевалив верхушку, неспешно сбегала по пологому склону.
На той стороне метрах в ста расположились два бортовых грузовика и пара легковых УАЗов. Все четыре машины были без тентов.
Подойдя ближе, Андрей рассмотрел, что грузовики – это ГАЗ-53, почти исчезнувшие в его реальности. Облезлые, выцветшие кабины покрывали пятна ржавчины, кое-где чернели дырки то ли от пуль, то ли от осколков.
Оба газика были скособоченные, «убитые», что называется, и, похоже, доживали последние дни. Лобовые стекла потрескались, а у одного так и вовсе нижний левый уголок был полностью залеплен изолентой, которая удерживала стеклянное крошево. На когда-то белых, а ныне пожелтевших «мордах» вместо круглых фар и желтых повторителей чернели провалы с виднеющимися цветными жилами проводки. Бамперы с крючками для буксировки были мятые, словно машины неоднократно во что-то врезались. Да, наверное, так оно и было.
Крашенные в защитный цвет уазики представляли не лучшее зрелище. Разве что из кузовов грозно торчали станковые пулеметы НСВ «Утес». Такие Липатов видел в Чечне. Старые, но надежные.
Машины охраняли четверо автоматчиков.
Когда колонна подошла к автомобилям, бородачи затеяли громкий разговор на своем непонятном языке. Хотя и без перевода было ясно, что пришедшие обсуждают случившееся в пути, засаду, погибших товарищей и убитых пленников.
Конвойные славянской внешности держались несколько особняком, из чего Андрей сделал вывод: они здесь на положении бедных родственников. В банде всем заправляют бородачи – «чехи», как их по привычке обозначил Липатов. Чеченцы то есть. Впрочем, это вполне могли быть горцы иной национальности, дагестанцы например.
Кавказцы, в отличие от «славян», держались уверенно, развязно. Зло зыркали по сторонам. Особое внимание уделяли женщинам посимпатичнее, которые, на свою беду, попали в плен. Сальные взгляды, шаловливые улыбочки, причмокивания.
«Не повезло бабам, – отрешенно подумал Андрей. – Затрахают до смерти, потом зарежут. Это в лучшем случае, а в худшем – превратят в бессловесных существ, забитых и затравленных».
У газика, который сохранился получше, со стуком откинули задний борт. Пленников окриками и тычками согнали к нему. Мужчин со связанными за спиной руками грубо закидывали в кузов. С женщинами обходились чуть мягче, хватали за ягодицы, груди, нагло ржали.
Одна из молодых женщин, боязливо прижимаясь к машине, робко попросила:
– Не надо, пожалуйста…
Но рыжебородый – тот, что ударил Липатова прикладом в грудь, по-хамски схватил ее, норовя залезть руками в интимные места, подсадил женщину в кузов. После чего по-русски обратился к своему товарищу:
– Приедем, сразу трахну эту суку.
И посмотрел вызывающе на Андрея, понуро стоявшего рядом.
Липатов понял, что эта фраза предназначалась для его ушей. Вроде проверки на вшивость: промолчит или заступится за оскорбленную женщину?
– Че молчишь, свинья рюсскый? – не выдержал рыжебородый, с прищуром глядя на Липатова. – Я твоих баб трахал и буду трахать. Потому что вы, рюсскые, – свиньи.
«Ну и трахал бы тогда свиней, правоверный мусульманин», – подумал Андрей, но вслух, конечно же, ответить не осмелился.
Это только в кино безоружный герой вышел бы победителем в схватке с парой десятков автоматчиков. В жизни все не так.
Рыжебородый ухмыльнулся и пнул Липатова в живот. Удар оказался не болезненным, однако Андрей согнулся. Его сразу подхватили и забросили в кузов. Следом закинули двух последних пленников и со стуком закрыли задний борт, заскрежетав бортовыми задвижками.
Второй грузовик остался пустым.
«Не набрали в этот раз нужное количество рабов, – решил Андрей и тут же подумал: – Сколько же они вылавливают при каждом рейде, если гоняют две машины и при этом без жалости добивают отстающих? Или раз на раз не приходится?»
В кузове было тесно. Голова лежащего на боку Липатова оказалась на ноге той самой женщины. Невольно он отметил, что бедро у нее упругое…
Взревев двигателями, кортеж тронулся. Впереди шел УАЗ с кавказцами, за ним – пустой грузовик, следом – ГАЗ-53 с пленниками. Замыкал колонну уазик с бандитами в кузове.
Трясло изрядно. Водитель и не думал притормаживать на кочках и ухабинах. Автомобиль подскакивал на колдобинах, люди набивали себе синяки и шишки.
Проехали километров сорок. Дорога была разбита, путь занял не менее часа.
Конечной точкой маршрута стала деревня, выглядевшая заброшенной.
Потемневшие от времени избы с закрытыми ставнями, покосившиеся палисадники, буйно разросшиеся лебеда и чертополох выше взрослого человека.
Несколько облезших собак с истеричным лаем понеслись вслед за машинами, едва не бросаясь под колеса. Но потом отстали, еще брехая вслед, потерялись в клубящейся пыли – здесь, в отличие от города, дождя не было.
В мире Липатова на месте этой деревни располагался коттеджный поселок. Красивые кирпичные особняки, кованые решетки оград, а иногда высокие, глухие заборы. На каждом шагу видеокамеры, в гаражах дорогие машины. И тишина.
Мир, созданный богатыми людьми для своего круга, когда отовсюду веет властью, возможностями и деньгами.
Здесь тоже было безлюдно, но сиро и убого. Ничего, кроме запустения, нищеты и безнадеги.
Остановилась процессия на противоположной от въезда стороне деревни. Пленникам приказали покинуть машину, развязали мужчинам руки.
Их завели в загон, огороженный обычными жердями. В подобных местах, как правило, держат лошадей или скот. В справедливости своего предположения Липатов убедился, когда повсюду увидел старый навоз и ощутил его неистребимый запах. Давно подсохшая грязь была сплошь истоптана копытами животных.
Женщин перед изгородью задержали, отделили трех, что помоложе, и увели. Среди них была та, на которую положил глаз рыжебородый. Он и пристроился за ней, не отрывая вожделенного взгляда. А она семенила торопливо, низко опустив голову. В осанке и движениях сквозил неподдельный страх…
Остальным пленницам приказали зайти за ограду вслед за мужчинами.
«Ну точно, сейчас этих девок по кругу пустят», – хмуро подумал Липатов и вздохнул, вспомнив презрительный взгляд боевика и его слова.
Подавленные пленники разбрелись по загону, каждый переживал личную трагедию и искал уединения.
Усевшись на слой прелой соломы, скопившейся в уголке загона, Андрей осмотрелся. Удалось увидеть несколько полуразрушенных коровников с просевшими крышами, с давно потемневшей побелкой, со сломанными распахнутыми воротами, ведущими в темное нутро; у одного из коровников громоздились остовы растащенной на запчасти техники.
Андрей, привыкший к тому, что подобный металлолом практически сразу увозят в пункты приема, удивился обилию ржавеющих без надобности денег. Даже прикинул, на какую сумму могли бы «потянуть» тяжеленные станины от тракторов, сеялок и старый-престарый, годов сороковых, ржавый токарный станок.
За коровниками одиноко торчала водонапорная башня. Вот и весь пейзаж.
Липатов снова впал в рефлексию, раздумывая, что же с ним произошло, где он оказался и каким образом.
На телеканалах нередко показывают псевдонаучные передачки о схожих явлениях. Липатов поначалу смотрел их, однако они быстро набили оскомину. Но чтобы такое произошло в действительности… Невероятно. И тем не менее – факт.
Значит, все же существуют параллельные реальности, где все не так, где живут другие люди – самые настоящие люди – и не подозревают о том, что есть иные миры.
Сколько же их, таких реальностей, и какая из них основная? Или такой нет? Интересно, его реальность – «самая главная» или есть какая-то «главнее»?
Почему выпавшие на его долю приключения столь негативны? Нет бы попасть в какое-нибудь сказочное королевство с воздушными замками, с рыцарскими турнирами, там стать принцем, влюбить в себя красавицу принцессу…
От невеселой самоиронии отвлекли появившиеся бородачи. Другие, но тоже в камуфляже. Пятеро, у всех «калаши».
Не торопясь, по-хозяйски зашли в загон, принялись осматривать пленников. Один из вошедших – низкорослый, широкоплечий, заросший черной бородой – вытащил нож из ножен, закрепленных с правой стороны на разгрузке.
Душа Липатова заметалась в паническом страхе. Не в силах оторвать взгляда от боевика с ножом, Андрей смотрел, как тот выбирает жертву.
Однако бородач не собирался никого резать. Он присел на корточки перед первым на его пути пленником и по-доброму, заботливо произнес:
– Открой рот, дорогой.
– Зачем? – испуганно спросил пленник, невольно отодвигаясь.
– Зубы золотые есть?
– Нет…
– Открой. Я посмотрю, – все так же вежливо попросил чернобородый.
Пленный разинул рот так, что, казалось, можно было засунуть в него кулак.
– Ай, мужчина! – одобрительно засмеялся бородач.
Стоящие за его спиной боевики презрительно улыбались.
– Вижу-вижу, – продолжал чернобородый и разрешил милостиво: – Ладно, закрывай.
Пленник закрыл рот и преданно выпучился на боевика, а тот снисходительно похлопал его ладонью по щеке и перешел к следующему.
У второго ничего ценного во рту тоже не нашлось. А вот третий заартачился, напрягся, едва кавказцы к нему приблизились.
Почуяв добычу, низкорослый не торопясь закурил, присел перед пленником на корточки, несколько секунд смотрел с прищуром, а потом спросил: