Дмитрий Стародубцев. Семь колодцев

   Но я не смею и взглянуть в ее сторону.
 
   Однажды Вовочка привел меня в подвал, где уже были Паскей и Фома. У них было две бутылки «Кавказа». В тот день я был в фаворе: у меня в портфеле лежала пухлая стопка порнографических фоток, которые я сам и напечатал с найденных на остановке негативов. Мы выпили, заговорили о девчонках и решили все вместе подрочить.
   – Я буду думать о Свете, – заявил Вовочка.
   – А я о Людмиле, – сообщил Паскей.
   Фома, естественно, решил представить себе Танюшу.
   Я промолчал.
   Когда мы уже достали свои корешки и быстро их взбодрили, Вовочка вдруг остановился и подозрительно спросил:
   – Сашок, а ты-то на кого дрочишь?
   Я испугался. Мне показалось, что он прочитал мои мысли.
   Замялся, покраснел.
   – Так, на одну девчонку в нашем дворе, – нашелся я. – Вы не знаете…
   Вовочка успокоился, опять углубился в свое занятие и вскоре первый дал хлесткой нескончаемой очередью в кирпичную стену…А я продолжал фантазировать о девочке у школьной доски.
 
   8. Света никого не любит. По крайней мере, мне на этот счет ничего не известно. Правда, несколько раз я ловил на себе ее изучающие взгляды…
 
   В этом причудливом лабиринте первых чувств неизбежны и антипатии. Их много. Главная же интрига похода заключается в том, что Фома и Яцек что-то прознали о предпочтениях Кузи и теперь мечтают набить ему морду. Только Вовочка безмятежен. Кто посмеет с ним связаться, может сразу заказывать себе гроб и белые тапочки.
   Все знают: этот поход не только веселое приключение, но и проверка сложившихся хитросплетений. Пришло время развязке. Другого момента не будет. Ведь многие после этого похода больше не увидятся. Кто-то остается в школе, а кому-то придется поступать в техникумы и ПТУ. Вовочке, например, уже забронировано место в училище, где учат на автослесаря. Поэтому все необычайно взбудоражены и замысловато переглядываются.
   Что из всего этого получится?
 
   Пришли на место, разбили лагерь. Пообедали, погоняли мяч. Стемнело.
   Вовочка с Паскеем стали разводить костер, а Надежда приказала всем собирать хворост.
   Кузя многозначительно поманил меня кивком, и мы отошли в сторону.
   – Хочешь посмотреть, что у меня есть? – заговорщицки спросил он.
   – Ну?
   Я ожидал увидеть толстую кубинскую сигару или на худой конец пачку «Мальборо», но Кузя задрал на животе свитер, и я увидел у него за поясом необычной формы иностранную бутылку с фирменной закручивающейся пробкой.
   – Ух, блин, веселуха!
   Я невольно огляделся. Кузя поспешил опустить свитер.
   – Шотландское виски. У фазера спиздил из бара! – гордо сообщил он.
   – А если узнает?
   – Не узнает. Я налью в бутылку чая и поставлю на место. Андестенд?
   – А если захочет выпить?
   – Не захочет. Он вообще не пьет – у него язва. Он эти бутылки коллекционирует.
   Я почесал затылок. Свои две бутылки пива, которые еще минуту назад казались мне бесценным сокровищем, теперь я готов был просто подарить Вовочке.
   – Какой план? – поинтересовался я.
   – Как какой? Выпить!
   – Вдвоем? А может, кого-нибудь угостим?
   – Кого? – Кузя насупился. – Этих, что ли?
   Он покосился на Вовочку и его друзей.
   – Да нет, зачем они нам сдались. Тем более что у них свои расклады. По моим разведданным, у Фомы водка, у Паскея бормота, у Вовочки «Шипр». Надо девчонок угостить. Только тех, кто не заложит.
   У Кузи загорелись глаза. Я понял, что он не мог об этом и мечтать.
   Мы долго взвешивали кандидатуры. На самом деле мы ничего не обсуждали, а только друг друга морочили. Все было заранее ясно.
   – Ладно, пригласим Танюшу и Светку! Переговоры беру на себя, – решительно подытожил я.
   Кузя вроде бы обрадовался, но поправил пальцем очки – это свидетельсвовало о том, что он весьма разволновался.
   – Чревато! – выдавило он, покусывая губу.
   – Да брось! Кто не рискует, тот не пьет шампанского!
   Мой довод показался Кузе достаточно веским.
 
   Костер с треском разгорался. Посыпались искры. Вовочка взял гитару и ударил по струнам.
   – «Девять граммов в сердце, постой, погоди. Не везет мне в смерти…»
   Класс подхватил…
   – А вот еще… – Вовочка заглянул в свой потрепанный блокнот. – «Гоп-стоп, я подошел из-за угла…» Или вот: «Таганка, все ночи, полные огня…»
   Языки пламени пожирали густую, как кисель, черноту.
 
   Вскоре Надежда, устав от заунывной тюремной лирики, стала позевывать и вдруг решила прилечь на полчасика. Ее с радостью проводили до палатки и даже поделились одеялами.
   – Так, пацаны! – Фома деловито принял на себя командование. – Кто-то должен идти за хворостом. А то костер потухнет.
   Он сразу посмотрел на Кузю. Тот аж съежился под его взглядом.
   – А с ним пойдет…
   И Фома, поискав глазами, остановил взгляд на Антоне, который от перспективы прогулки по ночному лесу едва не расплакался.
   – Я пойду! – поднялся я и поймал на себе благодарный взгляд Антона.
 
   Я завел Кузю глубоко в лес, насчитав ровно пятьсот шагов, и остановился на маленькой опушке. Слабый свет фонарика едва высвечивал окружающие крючковатые формы.
   – Что-то здесь стрёмно! – огляделся владелец благородного напитка.
   – Фигня. Зато сейчас девчонки придут!
   – Ты уверен, что они придут?
   – Сто пятьдесят пять процентов по Форингейту. Ты встречал хотя бы одного, как ты говоришь, пипла, который отказался бы дринькнуть на халяву шотландского пойла?
   – Нет.
   – Ну вот и я о том же…
   Ждали долго.
   Послышался хруст веток. К нам кто-то приближался. Мы затаились.
   – Мальчики! – позвал несмелый голос. – Саша!
   – Мы здесь!
   На поляне показались девушки: Света и Танюша. У меня заколотилось сердце, а Кузя от радости вообще оцепенел.
   – Уф, чуть не заблудились! – обрадованно выдохнула Света.
   – Ты сказал пройти пятьсот шагов, а мы уже шестьсот прошли! – пожаловалась Танюша. – Думали, что уже не найдем вас!
   – Что ж, с нас причитается! Кузя, доставай!
   Помимо виски в карманах у Кузи оказались: пластмассовый раскладной стаканчик, лимон и перочинный ножик. Еще шоколадные конфеты. Все предусмотрел, капиталист чертов.
   Девчонки сделали по осторожному глоточку. Их щеки сразу загорелись.

14

   Сегодняшний день.
   Настроение гнусное. Сначала призрак хрупкой девушки-хромоножки из моего далекого прошлого, потом эта безумная собака и ее не менее безумная хозяйка.
   Напиться, что ли, с горя?
   Нет уж, с меня хватит!
 
   Стемнело окончательно. Грязь под ногами. Ветер хлещет в лицо.
   Я выхожу к дороге, которая ведет к метро, и долго плетусь вдоль нее, рассматривая прохожих, попадающихся навстречу. Все они озабочены какими-то мелочами, бегут в своем направлении, едва ли меня замечая.
   Мимо остервенело проносятся автомобили, выбившиеся из сил в патологических московских пробках, и свет их фар больно бьет в глаза.
   Куда вы все спешите? В чем смысл вашей бесполезной суеты?!
   Мне грустно, одиноко, задумчиво. А еще тошно, будто съел червяка, причем какого-нибудь опарыша.
   У меня сейчас такое ощущение, что я из какого-то другого мира и что к этим озабоченным людям и к этим автомобилям имею лишь косвенное отношение. Просто два параллельных мира случайно соприкоснулись. Однако все это лишь видимость контакта, иллюзия. Мы ЧУЖИЕ, конечно в космическом понятии этого слова, мы находимся в разных измерениях, и ничто не сможет нас соединить в одной реальности…
 
   Над головой повис мрачный туман с паутиной красных прожилок. Совсем низко. Кажется, мой мирок закован в это угнетающее пространство разбитого асфальта, холодного бетона и свинцового тумана. И ничего другого больше в жизни нет. Будто это декорации сцены, где я играю долгую нудную пьесу, а за их пределами промозглое ничто.
   Я поднимаю глаза и вдруг, сквозь дымку, вижу в вышине над самой головой яркий свет. Этот свет завораживает меня, я останавливаюсь и долго смотрю вверх.
   Меня нарочито толкает плечом какой-то злой мужик: хрен ли встал на дороге, осел! И проносится мимо. Успевает на двойной «Икарус», который, перегруженный, медленно отползает от остановки. И мужик с откровенным ехидством смотрит на меня через запотевшее стекло задней площадки.
   А я продолжаю стоять.
   Что это за свет? Светит ли он только мне или его может увидеть каждый?
   Внезапно ветер сгоняет в сторону тучное кроваво-черное облако. Декорации моей пьесы разверзаются, и я отчетливо вижу в небе длинный клюв строительного крана и светящийся прожектор, закрепленный на его конце.
   Я невесело улыбаюсь своему заблуждению, испытываю что-то похожее на разочарование и двигаюсь дальше…

15

   В своем таежном городке Алексей был не последним человеком. Все его знали, уважали, без него не обходилось ни одно мало-мальски значимое событие. Собственно, он сам все эти шумные празднества и режиссировал, будучи по образованию организатором массовых мероприятий. Он был специалистом талантливым, фанатично преданным делу, его отличали ответственность и удивительное бескорыстие.
   Несмотря на свои колоссальные связи во властных кабинетах, на которые он прежде всего и пахал, обеспечивая отцам города всенародную любовь и политическую поддержку, он, нередко забывая в порыве творческого экстаза о хлебе насущном, зарабатывал копейки. Жена его пилила, обзывала бомжем, заставляла вести занятия на курсах повышения квалификации, вместо себя готовить еду и выполнять работу по дому. До своего же драгоценного тела допускала лишь тогда, когда он приносил домой деньги или дорогой подарок.
   Алексей разрывался между работой и женой. Эти две основы его жизни давно вошли друг с другом в противоречие. В последнее время он ходил потерянный, грустил, мог внезапно забыться, пропустив многое из того, что ему говорил собеседник. По ночам, несмотря на дикую усталость, он читал на кухне древних философов, пытаясь отыскать у Цицерона или Сенеки ответы на свои безрадостные вопросы.
   И все же он выглядел энергичным, исполнительным, покладистым. Поэтому я и выбрал именно его для организации разовой, но весьма ответственной пиар-кампании по продвижению моего товара на местный рынок. Были презентации, новости по местному телевидению, броские газетные заголовки, переговоры с администрацией города и бизнес-семинары. Все прошло на ура.
 
   За два часа до моего отъезда в Москву Алеша прибежал ко мне в номер взволнованный и потерянный.
   Я сразу все понял.
   – Тебя Юля прислала? – спросил я.
   – Да, – честно ответил он. – Она хочет, чтобы у меня было будущее. Или…
   – Или она тебя бросит?
   – Да…
   – А как же твои спартакиады и праздничные демонстрации?
   Алексей потупился, но вдруг вспыхнул, и глаза его засветились фанатичной уверенностью.
   – Она очень хорошая! – жарко заговорил он. – Вы ее совсем не знаете, Александр Владимирович! Она заботится обо мне, как мать не заботилась. Я готов ради нее…
   – Понятно! – перебил я. – Хорошо. Я вскоре пришлю сюда своего помощника. Он временно возглавит здешний филиал. Я могу взять тебя на место его заместителя. Назовем это, коммерческий директор. Устраивает?
   – Конечно!
   – Сколько ты сейчас зарабатываешь?
   – Ну, в переводе на валюту, долларов пятьдесят.
   – Не густо. Я буду платить тебе пятьсот. Согласен?
 
   Алексей прослезился, долго благодарил, порывался проводить меня в аэропорт, но мне хотелось остаться одному, и я поспешил избавиться от него.
   «Наверно, Юля, – думалось мне, – сначала сама хотела устроить мужа в солидную московскую фирму, немного поработав собственным передком. Не получилось. Пришлось наудачу послать его самого…»
   Я представил, как Алеша приходит домой и с порога гордо заявляет о том, что теперь он коммерческий директор филиала моей фирмы с окладом аж в пятьсот долларов. Как они радуются, веселятся, даже откупоривают бутылочку, а чуть позже укладывают ребенка спать, и Алексей получает долгожданную и честно заслуженную награду…
 
   Мой новый друг не был материалистом, он постоянно витал в каких-то розовых облаках, но неожиданно обнаружил в себе много новых талантов и быстро заработал для меня приличный капитал. Присланному мною из Москвы менеджеру оставалось только подписывать документы и наблюдать, как пополняется банковский счет.
   Однако я уже привык к тому, что, когда все слишком уж хорошо, что-то обязательно случается. Однажды до меня дошли кое-какие слухи.
   Я и раньше получал информацию о том, что в дела филиала моей фирмы постоянно вмешивалась жена Алексея. Она старалась везде сопровождать своего мужа, быть в курсе всех дел, особенно финансовых. Несколько раз Алеша просил взять ее на работу, с пеной у рта доказывая мне, какая она способная и как много пользы принесет общему делу. Все это время она ему серьезно помогала, без ее поддержки он ни при каких обстоятельствах не смог бы добиться таких блестящих результатов. Я сухо отказывал.
   Потом я узнал, что Алексей все-таки пристроил Юлю. Сначала он сделал ее каким-то внештатным бухгалтером, затем консультантом, далее «главным экспертом». И все за моей спиной. Я начал нервничать.
   И вот мне намекнули, что мой московский посланник, менеджер, которого в Москве дожидалась жена и двое детей, периодически встречается с Юлей на арендованной квартире. Это была катастрофа! Я должен был предвидеть! Ведь я успел на себе ощутить всю силу «дьявольского обаяния» Юли.
   Что делать?
   Я задумал перевести менеджера в другой город и приказал ему вернуться в Москву. Этим опрометчивым шагом я лишь ускорил события…
 
   Все открылось. Вскоре Юля выставила Алексея и стала открыто жить со своим новым любовником. При этом оказалось, что мой филиал по документам принадлежит вовсе не мне, а моему предприимчивому сотруднику и Юле. Я не мог ничего поделать. Не убийц же к ним подсылать?
   – Алексей, что ты натворил?!
   Телефонная трубка долго молчала. По тысячам километров проводов, разделяющих нас, докатывалось лишь далекое бульканье.
   – Они меня обвели вокруг пальца! – Эхо донесло дрожащий голос. – Я хочу покончить с собой!
   – Не вздумай, дуралей! Нам еще предстоят великие дела!
 
   Алексей остался без семьи, без жилья, без работы. Он действительно превратился в бомжа. Сердобольная женщина, бывшая его уборщица, приютила несчастного у себя на кухне. Возвращаться на государственную службу не имело никакого смысла: система агонизировала, все пошло прахом. Ему даже не на что было купить билет до Ленинграда.
   Ленинград. В этом легендарном городе у меня как раз все только начиналось.
   Я пожалел Алешу и вновь взял его на работу, поручив руководить рекламным отделом ленинградского филиала. И он поехал в Ленинград начинать с нуля.
   Я помог ему с квартирой, поспешил познакомить с одной миловидной девушкой, дабы он скорее отвлекся от тяжелых мыслей.
   Через месяц Алексея прорвало: он наконец прозрел. Потом он часто мне говорил, что все последние годы жил как во сне, а вернувшись в Ленинград, будто пробудился…
 
   Обобрав Алексея дочиста, Юля к тому же затеяла против него какие-то суды. Наглые провинциальные юристы названивали ему в новый кабинет и, угрожая судом, требовали денег. Но больше всего Алеша мучился оттого, что бывшая жена настраивает против него ребенка, учит вымогать у отца деньги и щедрые подарки.
   Однажды Юля, узнав от дочери, которая на каникулах гостила у отца, что тот назначен директором ленинградского филиала с окладом в три тысячи долларов и обзавелся трехкомнатной квартирой с видом на набережную Невы, а также иномаркой с личным водителем, взялась за старое. К тому времени уворованный у меня бизнес уже развалился, а любовник сбежал, вернувшись с повинной в Москву к своей жене и детям.
   Юля попыталась вновь войти в доверие, часто звонила Алексею, подолгу верещала, обволакивая сознание бывшего мужа душевной теплотой, сексуальной игривостью и прелестью воспоминаний, а потом приехала к нему без приглашения в Ленинград.
   Она застала его в обществе новой симпатичной жены с грудным ребенком на руках…

без номера

   Страна, то есть миллионы людей пытаются научиться жить красиво и богато.
   Есть каждый день красную и черную икру, одеваться в дорогие меха, ездить на удивительных заграничных машинах.
   Но ни черта не получается.
   Ведь по-настоящему арбайтен круглые сутки, самозабвенно, до одури никто не привык.
   Все думали, что стоить лишь победить путчистов да убрать Дзержинского с одноименной площади, и дары капитализма сами посыплются с неба.
   Эта святая простота, граничащая с детской наивностью, – главное, что меня всегда поражало в русском человеке времен раннего Ельцина.
   Впрочем, кто-то добивается своего.
   Кто-то взлетает к вершинам бытия.
   Но только этих везунчиков, этих пионеров непаханых капиталистических пространств, этих мозговитых мальчиков с дворянскими лицами и замашками очень мало, они разобщены, и их каждый день уничтожают.
   Одного за другим.
   Им на смену приходят сметливые бандиты со своим собственным языком и жизненным укладом.
   Менты с хохляцким акцентом, деревенской прямотой, беспринципностью и жесткостью самых отъявленных негодяев.
   Бесконтрольные и всемогущие, как в прежние времена, спецслужбы.
   Чиновники, пока в дешевых костюмах и пока с трясущимися от страха руками.
   Новые кланы, которые в будущем будут управлять огромной страной.
   У каждого клана своя власть, своя сила, свое мировоззрение…
 
   Но основная масса людей, запутанная противоречивыми лозунгами фальшивых демократов, столь же утопическими, как и прежние коммунистические, собственноручно расправившись со всеми завоеваниями социализма, так и не нашла дорогу к светлому будущему.
   Разрушив до основания старый мир, странный, противоестественный, но – и это мое убеждение – совсем не такой плохой, как принято считать, добрый, хлебосольный и сплоченный, эти слепые воинствующие массы так и не построили на обломках «новый мир».
   Кругом бардак, предательство, воровство, ужасающая преступность и повальное пьянство.
   И коршуны на черных «Мерседесах», скупающие за бесценок страну.
   Всеобщий хаос.
   Все друг друга ненавидят.
   Бури проносятся одна за другой, оставляя после себя трупы и исковерканные судьбы.
   Натворив бед, стихия уносит твои последние надежды.
   И ты сидишь у разбитого корыта и не знаешь, что тебе делать: напиться или сразу повеситься.
   Всю свою энергию ты уже растратил.
   Получается, что впустую.
   И сил больше нет.
   И ничего не добился.
   Ты жил во имя великих идей, тебя влекли яркие лозунги.
   Ты заботился не только о себе, но и о судьбах всего человечества.
   И в одночасье все рухнуло.
   Ты беден, несчастен, брошен на произвол судьбы…

16

   За окном бушует революция. Народ негодует, а тебе все по барабану: что красные, что белые. Ты вырван из этого исторического общественного процесса. Под воздействием сладкого дурмана ты попадаешь в иное измерение, которое сам же и выдумал. Здесь интереснее, ярче, быстрее. Будто проживаешь за день целую жизнь. Яркую, вдохновенную, остросюжетную. Постепенно тебе начинает казаться, что этот мир более реален, чем тот, за окном. Тем более что тебя окружают настоящие герои нашего времени: цельные натуры, точно выписанные персонажи, очень яркие, эксцентричные. И слова у них правдивые, и чувства самые взаправдашние: ненависть монолитная, любовь самая искренняя.
 
   Мне примерно двадцать три. Мы гуляем уже четвертый день. Я, Вовочка, хозяин квартиры, пожилой пенсионер Александр Иванович по прозвищу Костыль, и еще трое парней. Последние появились вчера. С нами две девушки из Крыма – дальняя родственница Костыля черненькая Гала, со своей светленькой подругой Олей. Они приехали поступать в какой-то институт. Очень симпатичные девицы, особенно Оля, в короткой юбочке, с умопомрачительными бедрами, спортивная, свежая, загорелая. Галу я давно знаю и уже успел один раз утешить, а также обещал по пьянке, после двадцатого разлива, на ней жениться. Но Оля для меня совершенно новый неизведанный объект, и я все время украдкой на нее поглядываю. Пока безрезультатно.
   Утро. Похмелье. В воздухе непроветренной комнаты плавает дурь вчерашней оргии. На столе валяются пустые бутылки, тарелки с засохшей закуской и засаленные грязными пальцами хрустальные рюмки. На клеенке мазки крови, в сковородке – гора выкуренных до фильтра окурков.
   Девушки закрылись в своей комнате и не подают признаков жизни.
   Хозяин квартиры лежит на диване и тихо стонет – вчера бедному пенсионеру слишком часто наливали, к тому же у него больные колени. Рядом, на полу, валяются костыли.
   Собутыльники мрачно собираются вокруг стола – помятые, с налитыми кровью глазами и пытаются решить извечный русский вопрос: ту би, ор нот ту би. Однако ни у кого ни копейки и идей никаких.
   В ход идет последняя сигарета. Все тяжело молчат. Это красноречивое молчание топором или скорее дамокловым мечом висит над нами.
   – Дядя Саша! – наконец говорю я. – Одолжи червонец. Ты меня знаешь – я отдам!
   Костыль знает, что я действительно отдам, но вчера под влиянием Вовочки он проявил излишнюю щедрость, и его пенсия растворилась без следа. Он в ужасе, как ему жить целый месяц?!
   – Ничего! – успокаиваю я. – Заграница нам поможет!
   И он верит, что я действительно ему помогу. Так уже было.
 
   – Нате, бля, подавитесь! – встает со стула один кент с подозрительно солидной кликухой Злодей (наверное, он сам придумал себе такое погонялово, для авторитетности).
   Мы удивленно на него смотрим, а он почему-то схватился за палец руки и тянет его изо всех сил. Постепенно до всех доходит…
 
   Пьяному человеку не нужно заканчивать театральное училище, чтобы уметь входить в образ. Он и Станиславского поучит. Взять хотя бы Алика. Этому парню лет тридцать. Он уже сто лет нигде не работает. Он вежливый, обходительный, но иногда взрывается. Он, как и все вокруг, очень любит выпить и ради полного стакана водки готов на все.
   Алик в совершенстве владеет наукой перевоплощения. Поэтому за него не нужно беспокоиться. Мы торжественно вручаем ему золотое обручальное кольцо, которое Злодей с горечью стягивает с наслюнявленного пальца, и посылаем к чуркам на рынок. Алика не следует инструктировать, придумывать для него какую-нибудь душещипательную историю. Мы знаем, что он будет самозабвенно врать, изворачиваться, брать на жалость, прямодушно клясться и, в конце концов, получит в руки то, ради чего все представление затеяно: пятьдесят или семьдесят рублей – эквивалент целого ящика водки.
   Через час Алик возвращается с победой. С ним тяжелая сумка бутылок и под мышкой огромный арбуз.
   – Только за сорок взяли! – виновато сообщает он.
   Слишком мало за целое золотое кольцо, которое стоит в магазине для новобрачных не меньше ста двадцати рублей. Но это уже никого не волнует, потому что на столе появляются священные сосуды. Уже полдень, и неопохмеленное братство сразу забывает обо всем на свете.
   Вовочка хватает бутылку и граненый стакан, но я разъяренным движением останавливаю подлеца, отбираю пустой стакан и со всей силы швыряю на пол. Девчонки, только что покинувшие свое убежище и присоединившиеся к компании, взвизгивают от неожиданности.
   – Ты, сволочь пузатая! – гневно говорю я Вовочке. – Сколько раз я тебе объяснял, что мы пьем только по малу, из рюмок…
 
   Первая «штрафная», конечно, Костылю, как хозяину квартиры. Вторая – бывшему владельцу золотого кольца. Злодей опечален – еще не смирился с потерей дорогого предмета, который носил на руке много лет, и к тому же предвкушает крупные неприятности дома. Но горечь утраты и муки похмелья быстро сменяются радостью первого толчка разогретой веселящей крови в голову. И вот он уже в эйфории лопочет что-то невнятное.
   Я уже довольно хорошо знаю Алика, поэтому про себя отмечаю, что он наверняка что-то заначил – не меньше двадцатки. Эта информация в скором времени пригодится…
 
   Вечер. Злодей якобы засобирался домой – сдаваться. Его приятель вызвался его проводить. Судя по их перешептываниям и загадочным знакам, которыми они обмениваются, наверняка у них появился «вариант», но они не желают посвящать в него остальных. Хвосты обрубают, суки.
   Из мужского населения остались Костыль, Вовочка, Алик и я. Все, кроме меня, в жопу пьяные. Я никогда не напиваюсь до беспамятства, предпочитаю растягивать удовольствие. Когда девчонки отлучаются на кухню, чтобы нажарить картошки, я подбираюсь к Алику, который свернулся калачиком на диване и уютно спит. Я проверяю его карманы – пусто.
   Я расстроенно кусаю губы.
   Вовочка, который еще мгновение назад храпел прямо за столом, вдруг приподнимает голову. Я понимаю, что он видел, что я делал.
   – Проверь в серванте! – говорит он.
   – Откуда знаешь?
   – Видел, как он возле него крутился…
   Мы с Вовочкой, черт побери, всегда заодно. Нас, в натуре, слишком много связывает.
   Я отодвигаю стекло серванта и начинаю изучать содержимое старых сервизов. Вовочка с интересом за мной наблюдает. Алик по-прежнему дрыхнет.