Страница:
В отраслях, не связанных с военным производством, произошло настоящее разорение. Так, некогда могучая британская текстильная индустрия претерпела грандиозный крах. В 1938 году экспорт британских тканей был самым низким за 70 лет, т. е. упал до уровня 1858 года. За ворота фабрик было выброшено 120 тысяч рабочих, без средств к существованию осталось около полумиллиона человек, а в 1936–1938 годах было уничтожено 4 млн веретен – 40 текстильных фабрик. На момент написания статьи для журнала «Плановое хозяйство» в августе 1938 года в Великобритании намечалось к уничтожению еще 10 млн веретен. Экономический кризис был такой силы, что заставлял буквально уничтожать текстильную промышленность в Великобритании.
Причем это было падение, по сути, с уровня 1913 года, который был достигнут в 1929 году перед Великой депрессией и повторно достигнут в 1935 году, хотя и не по всем отраслям. Однако отставание экспортных отраслей тогда было компенсировано ростом отраслей внутреннего рынка: строительством, автомобильной промышленностью и электропромышленностью. В 1936 году начался спад жилищного строительства, потом спад в тяжелой промышленности и судостроении, и Великобритания рухнула в пучину кризиса[20]. Падение выработки на июнь 1938 года к наивысшей точке до кризиса составило:
стали – 33 %,
чугуна – 33 %,
тоннаж заложенных в постройке судов – 58 %,
строительство – 19 %,
потребление хлопка – 44 %[21].
Во всем мире, кроме СССР, производство упало ниже уровня 1929 года. В США промышленное производство было в 1937 году на 8 % ниже уровня 1929 года, во Франции – на 28 %, в Польше – на 15 %, в Бельгии – на 6 %, в Голландии – на 11 %, в Чехословакии – на 4 %. Этот кризис был гораздо хуже Великой депрессии.
Следствием этого был грандиозный рост безработицы: «В 1929 году, по данным Бюро труда Лиги Наций, общее количество безработных по 32 странам составляло 6 млн человек, летом 1937 года в начале современного кризиса, по тем же данным, в этих странах насчитывалось 11,5 млн человек безработных. К началу 1939 года количество безработных уже составляло 21 млн человек»[22]. Из них только на Великобританию приходилось около 2 млн безработных, т. е. около 9 % всех безработных в мире.
Остановка производства и безработица давили на все остальные отрасли, которые не получали заказов и не могли сбыть свою продукцию. Мировая торговля вошла в штопор: «Обороты мировой торговли в третьем квартале 1938 года упали на 17 % по стоимости и на 9 % по объему по сравнению с третьим кварталом 1937 года»[23].
Данные по Великобритании показательны тем, что это была одна из ведущих мировых держав, на которую приходилось 13,7 % мирового торгового оборота. У нее были огромные колонии и возможности экономического развития, о которых Гитлер не мог мечтать даже в самых радужных мечтах. Если уж в Великобритании бушевал такой кризис, то можно не сомневаться, что он отражался на всех капиталистических странах, включенных в мировую торговлю. У всех, в том числе у Германии, Италии и Японии, сокращался экспорт, падали доходы от внешней торговли. В 1938 году у Германии был пассив внешней торговли в 500 млн марок, тогда как в 1937 году был актив в 440 млн марок[24]. Всего за год германская внешняя торговля стала убыточной.
Теперь вернемся к речи Гитлера от 3 февраля 1933 года. Конечно, его заявление об отсутствии особых перспектив расширения экспорта относилось к завершающим аккордам Великой депрессии. Однако отметим, что он довольно верно оценил перспективы своей страны в мировой торговле, и это стало одной из отправных точек его подготовки к войне. Капиталистические хищники, конечно, не поделятся с Германией своими сбытовыми рынками, в особенности в период кризиса, и в этом отношении у Гитлера не было иллюзий. В 1938 году, т. е. за год до начала Второй мировой войны, его предсказание относительно германского экспорта стало реальностью. Если его предвидение в 1933 году толкнуло Гитлера к подготовке к войне, то сбывшееся предсказание толкнуло его непосредственно в войну, несколько ранее, чем он рассчитывал.
В сборнике «Совершенно секретно! Только для командования!» есть запись беседы от 5 ноября 1937 года, в которой участвовали Гитлер, военный министр генерал-фельдмаршал фон Бломберг, главнокомандующий сухопутными войсками барон фон Фрич, главнокомандующий военно-морским флотом адмирал флота Редер, главнокомандующий военно-воздушными силами генерал-полковник Геринг, министр иностранных дел барон фон Нейрат[25].
В этой беседе участники оценивали положение Германии и прикидывали варианты планов войны. Само по себе весьма характерно, что хозяйственные вопросы рассматривались в кругу военных, но к тому моменту Гитлер уже твердо намеревался решать их военным путем. По их расчетам, война должна была состояться в 1943–1945 годах. Однако быстрое развитие и усугубление мирового хозяйственного кризиса, делавшего внешнюю торговлю Германии крайне ограниченной, в особенности по части закупки продовольствия и сырья для военной промышленности, заставило их вскоре пересмотреть свои планы и вступить в войну значительно раньше, чем Гитлер определял в своих довоенных директивах.
Недооценка мирового экономического кризиса 1937–1939 годов, более глубокого и острого, чем кризис Великой депрессии, в советской исторической литературе, по существу, распахнула ворота для Виктора Суворова. Обосновать, что СССР якобы готовил нападение на Германию, можно только с позиции представления о том, что хозяйственное положение Германии перед войной было блестящим и чуть ли не великолепным. Это не соответствует действительности, но сторонникам Суворова нет никакого дела до действительности.
Между тем в наиболее выигрышном положении в этот период находится именно Советский Союз. К 1938 году завершилась решающая фаза индустриализации, прошла и завершалась техническая реконструкция отраслей, народное хозяйство было обеспечено всеми видами сырья и шло интенсивное развитие рудно-сырьевой базы в восточных районах СССР (достаточно упомянуть освоение воркутинского угля, развитие нефтедобычи в Башкирии, освоение медно-никелевых руд в Норильске, бурное развитие цветной металлургии в Казахстане). К концу 1936 года СССР рассчитался по всем кредитам, взятым за рубежом во время первой пятилетки. Внешняя торговля перешла к закупкам отдельных образцов самой передовой техники и оборудования.
Как раз СССР мог свободно переждать мировой экономический кризис, свернув свою внешнюю торговлю до минимума, поскольку от нее практически не зависел. Тогда как капиталистические страны, и Германия в числе первых, ждать не могли и не имели хозяйственных возможностей переждать кризис. Кроме того, германское руководство к войне подталкивала угроза голода.
Хозяйство и истинные причины войны
Веселое житие немецкого крестьянина
Причем это было падение, по сути, с уровня 1913 года, который был достигнут в 1929 году перед Великой депрессией и повторно достигнут в 1935 году, хотя и не по всем отраслям. Однако отставание экспортных отраслей тогда было компенсировано ростом отраслей внутреннего рынка: строительством, автомобильной промышленностью и электропромышленностью. В 1936 году начался спад жилищного строительства, потом спад в тяжелой промышленности и судостроении, и Великобритания рухнула в пучину кризиса[20]. Падение выработки на июнь 1938 года к наивысшей точке до кризиса составило:
стали – 33 %,
чугуна – 33 %,
тоннаж заложенных в постройке судов – 58 %,
строительство – 19 %,
потребление хлопка – 44 %[21].
Во всем мире, кроме СССР, производство упало ниже уровня 1929 года. В США промышленное производство было в 1937 году на 8 % ниже уровня 1929 года, во Франции – на 28 %, в Польше – на 15 %, в Бельгии – на 6 %, в Голландии – на 11 %, в Чехословакии – на 4 %. Этот кризис был гораздо хуже Великой депрессии.
Следствием этого был грандиозный рост безработицы: «В 1929 году, по данным Бюро труда Лиги Наций, общее количество безработных по 32 странам составляло 6 млн человек, летом 1937 года в начале современного кризиса, по тем же данным, в этих странах насчитывалось 11,5 млн человек безработных. К началу 1939 года количество безработных уже составляло 21 млн человек»[22]. Из них только на Великобританию приходилось около 2 млн безработных, т. е. около 9 % всех безработных в мире.
Остановка производства и безработица давили на все остальные отрасли, которые не получали заказов и не могли сбыть свою продукцию. Мировая торговля вошла в штопор: «Обороты мировой торговли в третьем квартале 1938 года упали на 17 % по стоимости и на 9 % по объему по сравнению с третьим кварталом 1937 года»[23].
Данные по Великобритании показательны тем, что это была одна из ведущих мировых держав, на которую приходилось 13,7 % мирового торгового оборота. У нее были огромные колонии и возможности экономического развития, о которых Гитлер не мог мечтать даже в самых радужных мечтах. Если уж в Великобритании бушевал такой кризис, то можно не сомневаться, что он отражался на всех капиталистических странах, включенных в мировую торговлю. У всех, в том числе у Германии, Италии и Японии, сокращался экспорт, падали доходы от внешней торговли. В 1938 году у Германии был пассив внешней торговли в 500 млн марок, тогда как в 1937 году был актив в 440 млн марок[24]. Всего за год германская внешняя торговля стала убыточной.
Теперь вернемся к речи Гитлера от 3 февраля 1933 года. Конечно, его заявление об отсутствии особых перспектив расширения экспорта относилось к завершающим аккордам Великой депрессии. Однако отметим, что он довольно верно оценил перспективы своей страны в мировой торговле, и это стало одной из отправных точек его подготовки к войне. Капиталистические хищники, конечно, не поделятся с Германией своими сбытовыми рынками, в особенности в период кризиса, и в этом отношении у Гитлера не было иллюзий. В 1938 году, т. е. за год до начала Второй мировой войны, его предсказание относительно германского экспорта стало реальностью. Если его предвидение в 1933 году толкнуло Гитлера к подготовке к войне, то сбывшееся предсказание толкнуло его непосредственно в войну, несколько ранее, чем он рассчитывал.
В сборнике «Совершенно секретно! Только для командования!» есть запись беседы от 5 ноября 1937 года, в которой участвовали Гитлер, военный министр генерал-фельдмаршал фон Бломберг, главнокомандующий сухопутными войсками барон фон Фрич, главнокомандующий военно-морским флотом адмирал флота Редер, главнокомандующий военно-воздушными силами генерал-полковник Геринг, министр иностранных дел барон фон Нейрат[25].
В этой беседе участники оценивали положение Германии и прикидывали варианты планов войны. Само по себе весьма характерно, что хозяйственные вопросы рассматривались в кругу военных, но к тому моменту Гитлер уже твердо намеревался решать их военным путем. По их расчетам, война должна была состояться в 1943–1945 годах. Однако быстрое развитие и усугубление мирового хозяйственного кризиса, делавшего внешнюю торговлю Германии крайне ограниченной, в особенности по части закупки продовольствия и сырья для военной промышленности, заставило их вскоре пересмотреть свои планы и вступить в войну значительно раньше, чем Гитлер определял в своих довоенных директивах.
Недооценка мирового экономического кризиса 1937–1939 годов, более глубокого и острого, чем кризис Великой депрессии, в советской исторической литературе, по существу, распахнула ворота для Виктора Суворова. Обосновать, что СССР якобы готовил нападение на Германию, можно только с позиции представления о том, что хозяйственное положение Германии перед войной было блестящим и чуть ли не великолепным. Это не соответствует действительности, но сторонникам Суворова нет никакого дела до действительности.
Между тем в наиболее выигрышном положении в этот период находится именно Советский Союз. К 1938 году завершилась решающая фаза индустриализации, прошла и завершалась техническая реконструкция отраслей, народное хозяйство было обеспечено всеми видами сырья и шло интенсивное развитие рудно-сырьевой базы в восточных районах СССР (достаточно упомянуть освоение воркутинского угля, развитие нефтедобычи в Башкирии, освоение медно-никелевых руд в Норильске, бурное развитие цветной металлургии в Казахстане). К концу 1936 года СССР рассчитался по всем кредитам, взятым за рубежом во время первой пятилетки. Внешняя торговля перешла к закупкам отдельных образцов самой передовой техники и оборудования.
Как раз СССР мог свободно переждать мировой экономический кризис, свернув свою внешнюю торговлю до минимума, поскольку от нее практически не зависел. Тогда как капиталистические страны, и Германия в числе первых, ждать не могли и не имели хозяйственных возможностей переждать кризис. Кроме того, германское руководство к войне подталкивала угроза голода.
Хозяйство и истинные причины войны
Для сторонников Виктора Суворова все, что будет сказано ниже, станет неприятным холодным душем. Но факты таковы, что перед войной Германия впала в сильнейший хозяйственный кризис, так что встала реальная угроза голода. Именно голодуха стала причиной вступления Германии в войну в 1939 году.
В многочисленных книгах и публикациях по истории Второй мировой войны хозяйству уделяется очень слабое внимание. Даже в крупных работах Дж. Ф.Ч. Фуллера, А.Дж. Тейлора или Л. Гарта огромное внимание посвящено дипломатическим маневрам и переговорам, но почти ничего не сказано о хозяйственном положении. В своем обзоре Фуллер уделяет некоторое время идеям Гитлера, в том числе и идее Lebensraum, но не расшифровывает ее и не дает никакого анализа хозяйственной обстановки, толкавшей Гитлера в войну. Желающие могут посмотреть первую главу его книги[26].
Советская литература в этом смысле была получше, и в силу марксистской позиции авторы давали характеристику хозяйственного положения. Но в обзорных трудах она давалась поверхностно и неудовлетворительно, а наиболее интересные сведения оказались рассеяны по малотиражным и труднодоступным научным публикациям.
Виктор Суворов пошел за западными историками и никакого отдельного внимания хозяйству также не уделял. То, что он заявлял про хозяйство, смехотворно и опровергается фактами. Его сторонники тоже были верны заветам своего учителя. В сборниках их статей писано и переписано про дипломатические ходы, но ни слова не говорится о хозяйстве, не говоря уже о его подробном анализе.
Причина этого лежит на поверхности. В основном историей Второй мировой войны занимались военные, действительные или бывшие. Чаще всего они имели весьма расплывчатые представления о хозяйственных вопросах, не умели анализировать хозяйство и не считали это важной задачей. Виктор Суворов, судя по его автобиографии, приложенной к книге «Кузькина мать: Хроника великого десятилетия», был всю жизнь именно военным. Родился в семье военного в дальневосточном гарнизоне. Справка об обучении у него была заверена полковой печатью. Потом – Воронежское суворовское военное училище, за ним – Калининское суворовское военное училище. Из него – в Киевское высшее общевойсковое командное училище (опущу все его титулы). По окончании назначение в 145-й гвардейский (также опущу титулы) учебный мотострелковый полк 66-й дивизии Прикарпатского военного округа. После службы в полку и в штабе Приволжского военного округа поступил в Военно-дипломатическую академию, откуда попал в ГРУ. Последнее звание перед побегом – майор[27].
Полжизни в сапогах, как он сам пишет: «…Владимира Резуна с 11 лет готовили в особых военных учебных заведениях». Это определяющим образом повлияло на его мировоззрение и на его «ледоколовождение». Только в силу своего военного прошлого, в котором не было ни одного дня на производстве, ни учебы на рабочего, он мог избрать свой метод «разоблачения коммунистов». Он всерьез и искренне считает, что достаточно перечитать воспоминания генералов и маршалов, извлечь из них сведения, расставить дивизии, армии и фронты на карте, как «вся правда» о войне будет раскрыта. Это проходит красной нитью через всего его книги.
Будучи всю жизнь потребителем, воспитанный в духе неважности хозяйства, Суворов перенес этот взгляд в книги. Еще бы, если человек не знает, с какой стороны подойти к станку, то вопросами хозяйства он заниматься не будет. Он же не сеял пшеницы, не добывал руду, не плавил металл, не делал машины и потому не знает, насколько это трудно, сколько это требует сил и концентрации внимания, сколько это требует знаний и навыков. У военного просто – все необходимое для жизни и боя подвезут, и не дело военного задумываться, откуда все это берется и как. Суворов все недостатки исторического мировоззрения военных довел до предельной крайности, до абсурда. Советские генералы писали о войне, стратегии и хотя бы не набивались в знатоки всего подряд, потому им невнимание к хозяйству простительно, а Суворов эту грань перешел.
Меня сторонники Виктора Суворова могут обвинять в том, что, дескать, и у меня нет производственного опыта. Действительно, мне не довелось самому поработать на производстве. Однако я вырос в семье железнодорожников, рядом с железной дорогой. Мой отец работал слесарем КИПиА 4-го разряда, и я ему помогал ремонтировать весы в Ачинском прибороремонтном цехе, а потом в Ачинском УПК получил удостоверение станочника-деревообработчика 3-го разряда, высшего разряда, который давали в учебном комбинате. Наконец, с 2001 года я изучал историю советского довоенного хозяйства, и у меня вышли книги об индустриализации СССР. Так что я вырос совсем в другой среде, чем беглый майор-разведчик, и понимание хозяйства у меня есть.
Так вот, Германия в 1939 году начала войну в первую очередь в силу хозяйственных причин. Гитлер еще в 1933 году строил свою агрессивную политику на хозяйственных трудностях Германии, стремился захватами решить все проблемы, и обострение хозяйственного кризиса в Германии вынудило его начать войну раньше запланированного им срока.
Ни Виктор Суворов, ни его сторонники этого не знают, этому никакого внимания не уделяют и потому не могут ответить на самые элементарные вопросы. Например, можно прочитать все книги Суворова и публикации его сторонников и увидеть, что они нигде не говорят, почему Германия начала войну с нападения на Польшу. Они многословно рассуждают о дипломатии, но коренной вопрос причин нападения Германии на Польшу в сентябре 1939 года остается за кадром. Почему?
Вопрос не столь прост, как может показаться на первый взгляд. Страны не были непримиримыми врагами. В январе 1934 года Польша и Германия подписали «Декларацию о мирном разрешении споров и неприменении силы между Польшей и Германией» на срок до 1943 года. Тогда поговаривали о немецко-польском военном союзе, и Юзеф Пилсудский полностью отказался от военного сотрудничества с Францией. В 1935 году в Варшаве работали 25 немецких офицеров в качестве инструкторов польской армии. В сентябре 1938 года, за год до войны, Польша вместе с Германией делила Чехословакию и оторвала себе Тешинскую Силезию. В общем, отношения Польши и Германии вовсе не были отношениями непримиримых врагов, готовых к смертельной схватке. Обе страны стремились к захватам и колониальным владениям, причем по одинаковым причинам. Между двумя странами было куда больше общего, чем различного, и обе стороны часто приходили к единодушию в целом ряде вопросов.
Почему Германия напала на Польшу? Обычно говорят о Данцигском коридоре, который стал камнем преткновения между Германией и Польшей. Порт, автомобильная дорога, некоторые наиболее проницательные люди делают вывод о том, что Германия тогда бы контролировала польскую экономику. Гордые поляки отказались…
Хорошо, давайте повернем вопрос другой стороной. Какой Германии был прок в этом Данцигском коридоре и автотрассе в Восточную Пруссию? В сущности, никакого. Между Германией и Восточной Пруссией имелось хорошее морское сообщение, и Германия обладала большим торговым флотом, которого вполне хватало на обеспечение перевозок в Восточную Пруссию. Пишут, что Германия в 1938 году имела «только» 4,5 млн брт торгового тоннажа. Но это «только» – 7 % мирового торгового флота, и германский флот был больше французского – 2,75 млн брт. Для транспортных связей с Восточной Пруссией было более чем достаточно, и Германия могла построить еще торговых судов на своих верфях.
Достаточно очевидно, что Данцигский коридор был надуманным предлогом для столкновения и появился потому, что Данциг Польша получила по Версальскому миру. Гитлер был, как известно, категорически против Версальского договора и его условий. Более того, есть прямое документальное подтверждение, что не Данциг, а именно систематический грабеж Польши был целью войны: «Данциг – отнюдь не тот объект, из-за которого все предпринимается. Для нас речь идет о расширении жизненного пространства на Востоке и об обеспечении продовольствием, а также о решении балтийской проблемы», – заявил Гитлер на совещании 23 мая 1939 года.[28]
Тот же самый вопрос – почему Германия напала на Польшу?
Виктор Суворов гнет линию, что нападение на Польшу – это следствие советско-германского договора о ненападении. По его версии, Сталин и Гитлер договорились поделить Польшу, подписали договор, и вскоре все завертелось. Но и эта версия не содержит ответа на поставленный вопрос. На момент подписания договора между Германией и СССР не могло быть сухопутной войны, по причине отсутствия общих границ и линии соприкосновения войск. Ввод советских войск в Литву по соглашению о взаимопомощи от 10 октября 1939 года состоялся только в декабре 1939 года и, в сущности, в обмен на передачу Литве Виленской области, ранее оккупированной Польшей, т. е. после всех событий. У Литвы были особо веские причины развивать сотрудничество с СССР. Вильно по литовской Конституции считался столицей Литвы, а до этого, в марте 1939 года немцы оккупировали Мемель – крупный балтийский порт. Иными словами, формирование предпосылок для прямого военного столкновения между СССР и Германией произошло только после нападения Германии на Польшу и ее сокрушения.
Таким образом, советско-германское соглашение от 23 августа 1939 года представляет собой средство для осуществления германской агрессии против Польши, а вовсе не причину. Оно было заключено при уже принятом решении о нападении на Польшу, с явной целью не допустить активного военного вмешательства СССР в перекройку границ Рейха.
Когда же Германия приняла решение нападать на Польшу? Здесь мы сталкиваемся с тем же самым явлением – неудобные факты Виктор Суворов и его сторонники просто замалчивают. Ответ же хорошо известен. 3 апреля 1939 года. Генеральный штаб закончил работу над планом «Вайс» и согласно указанию Кейтеля готовность к операции должна быть обеспечена к 1 сентября 1939 года[29]. 11 апреля 1939 года Гитлер отдал «Директиву о единой подготовке вооруженных сил к войне на 1939–1940 гг.», к которому был приложен план операции «Вайс».
То есть вопрос о нападении на Польшу был решен в апреле 1939 года, за четыре месяца до советско-германских переговоров. Более того, сами по себе эти переговоры с германской стороны ставили цели обеспечить свободу рук в Польше, поскольку в плане «Вайс» говорилось: «Политическое руководство считает своей задачей добиться по возможности изолированного решения польского вопроса, т. е. ограничить войну исключительно польской территорией»[30]. Кроме того, Гитлер был уверен, что Польша не примет никакую помощь от СССР: «Содействие России, если она вообще окажется на него способной, Польша никак не сможет принять, поскольку это означало бы ее уничтожение большевизмом»[31]. Его расчет строился на непреодолимых советско-польских противоречиях, и в общем, он полностью оправдался. Противоречия и в самом деле были таковы, что исключали любую возможность советской помощи Польше. Так что все рассуждения Виктора Суворова, что Сталин должен был броситься на помощь Польше, вообще не имеют никакой ценности и представляют собой чистые домыслы.
Впрочем, только на дипломатические средства Германия не рассчитывала, и план операции «Вайс» ставил задачи германскому флоту вести разведку и выставить охранение против советского флота на случай его возможного вмешательства в конфликт. Такое же охранение выставлялось германским флотом в Северном море и в проливе Скагеррак на случай вмешательства Великобритании и Франции[32].
Таким образом, СССР в плане нападения на Польшу рассматривался как вероятный противник, наряду с Великобританией и Францией, независимо от каких-либо дипломатических договоренностей. Договор с СССР ничего не менял в германских планах нападения на Польшу, и оно реально произошло. Так что вся многословная аргументация Виктора Суворова насчет «пакта Молотова – Риббентропа» и того, что этот пакт якобы открывал Германии возможность начать войну – ничего не стоят. Это домыслы, не более чем. Решение было принято, Германия была готова к разным вариантам и была уверена в том, что Польша откажется от советской помощи. Все это доказывает, что Германия напала бы на Польшу в любом случае, при любом развитии событий. «Не подписали бы – сидеть Гитлеру связанным. Без пакта не было бы гитлеровской агрессии. Не было бы раздела Польши, не было бы Второй мировой войны, не было бы нападения на Советский Союз. Подписав пакт, Сталин спустил Гитлера с цепи», – пишет Виктор Суворов об этом соглашении[33]. В этих рассуждениях есть большой изъян – известные документы говорят, что Гитлер вовсе не собирался «сидеть на цепи» и планировал нападение на Польшу независимо от позиции Советского Союза. Виктор Суворов эти факты просто отбрасывает и замалчивает.
Гитлеровские планы говорят, что у Германии была очень веская причина для осуществления нападения, лежавшая в основе этого решения. И причина эта – голод.
В многочисленных книгах и публикациях по истории Второй мировой войны хозяйству уделяется очень слабое внимание. Даже в крупных работах Дж. Ф.Ч. Фуллера, А.Дж. Тейлора или Л. Гарта огромное внимание посвящено дипломатическим маневрам и переговорам, но почти ничего не сказано о хозяйственном положении. В своем обзоре Фуллер уделяет некоторое время идеям Гитлера, в том числе и идее Lebensraum, но не расшифровывает ее и не дает никакого анализа хозяйственной обстановки, толкавшей Гитлера в войну. Желающие могут посмотреть первую главу его книги[26].
Советская литература в этом смысле была получше, и в силу марксистской позиции авторы давали характеристику хозяйственного положения. Но в обзорных трудах она давалась поверхностно и неудовлетворительно, а наиболее интересные сведения оказались рассеяны по малотиражным и труднодоступным научным публикациям.
Виктор Суворов пошел за западными историками и никакого отдельного внимания хозяйству также не уделял. То, что он заявлял про хозяйство, смехотворно и опровергается фактами. Его сторонники тоже были верны заветам своего учителя. В сборниках их статей писано и переписано про дипломатические ходы, но ни слова не говорится о хозяйстве, не говоря уже о его подробном анализе.
Причина этого лежит на поверхности. В основном историей Второй мировой войны занимались военные, действительные или бывшие. Чаще всего они имели весьма расплывчатые представления о хозяйственных вопросах, не умели анализировать хозяйство и не считали это важной задачей. Виктор Суворов, судя по его автобиографии, приложенной к книге «Кузькина мать: Хроника великого десятилетия», был всю жизнь именно военным. Родился в семье военного в дальневосточном гарнизоне. Справка об обучении у него была заверена полковой печатью. Потом – Воронежское суворовское военное училище, за ним – Калининское суворовское военное училище. Из него – в Киевское высшее общевойсковое командное училище (опущу все его титулы). По окончании назначение в 145-й гвардейский (также опущу титулы) учебный мотострелковый полк 66-й дивизии Прикарпатского военного округа. После службы в полку и в штабе Приволжского военного округа поступил в Военно-дипломатическую академию, откуда попал в ГРУ. Последнее звание перед побегом – майор[27].
Полжизни в сапогах, как он сам пишет: «…Владимира Резуна с 11 лет готовили в особых военных учебных заведениях». Это определяющим образом повлияло на его мировоззрение и на его «ледоколовождение». Только в силу своего военного прошлого, в котором не было ни одного дня на производстве, ни учебы на рабочего, он мог избрать свой метод «разоблачения коммунистов». Он всерьез и искренне считает, что достаточно перечитать воспоминания генералов и маршалов, извлечь из них сведения, расставить дивизии, армии и фронты на карте, как «вся правда» о войне будет раскрыта. Это проходит красной нитью через всего его книги.
Будучи всю жизнь потребителем, воспитанный в духе неважности хозяйства, Суворов перенес этот взгляд в книги. Еще бы, если человек не знает, с какой стороны подойти к станку, то вопросами хозяйства он заниматься не будет. Он же не сеял пшеницы, не добывал руду, не плавил металл, не делал машины и потому не знает, насколько это трудно, сколько это требует сил и концентрации внимания, сколько это требует знаний и навыков. У военного просто – все необходимое для жизни и боя подвезут, и не дело военного задумываться, откуда все это берется и как. Суворов все недостатки исторического мировоззрения военных довел до предельной крайности, до абсурда. Советские генералы писали о войне, стратегии и хотя бы не набивались в знатоки всего подряд, потому им невнимание к хозяйству простительно, а Суворов эту грань перешел.
Меня сторонники Виктора Суворова могут обвинять в том, что, дескать, и у меня нет производственного опыта. Действительно, мне не довелось самому поработать на производстве. Однако я вырос в семье железнодорожников, рядом с железной дорогой. Мой отец работал слесарем КИПиА 4-го разряда, и я ему помогал ремонтировать весы в Ачинском прибороремонтном цехе, а потом в Ачинском УПК получил удостоверение станочника-деревообработчика 3-го разряда, высшего разряда, который давали в учебном комбинате. Наконец, с 2001 года я изучал историю советского довоенного хозяйства, и у меня вышли книги об индустриализации СССР. Так что я вырос совсем в другой среде, чем беглый майор-разведчик, и понимание хозяйства у меня есть.
Так вот, Германия в 1939 году начала войну в первую очередь в силу хозяйственных причин. Гитлер еще в 1933 году строил свою агрессивную политику на хозяйственных трудностях Германии, стремился захватами решить все проблемы, и обострение хозяйственного кризиса в Германии вынудило его начать войну раньше запланированного им срока.
Ни Виктор Суворов, ни его сторонники этого не знают, этому никакого внимания не уделяют и потому не могут ответить на самые элементарные вопросы. Например, можно прочитать все книги Суворова и публикации его сторонников и увидеть, что они нигде не говорят, почему Германия начала войну с нападения на Польшу. Они многословно рассуждают о дипломатии, но коренной вопрос причин нападения Германии на Польшу в сентябре 1939 года остается за кадром. Почему?
Вопрос не столь прост, как может показаться на первый взгляд. Страны не были непримиримыми врагами. В январе 1934 года Польша и Германия подписали «Декларацию о мирном разрешении споров и неприменении силы между Польшей и Германией» на срок до 1943 года. Тогда поговаривали о немецко-польском военном союзе, и Юзеф Пилсудский полностью отказался от военного сотрудничества с Францией. В 1935 году в Варшаве работали 25 немецких офицеров в качестве инструкторов польской армии. В сентябре 1938 года, за год до войны, Польша вместе с Германией делила Чехословакию и оторвала себе Тешинскую Силезию. В общем, отношения Польши и Германии вовсе не были отношениями непримиримых врагов, готовых к смертельной схватке. Обе страны стремились к захватам и колониальным владениям, причем по одинаковым причинам. Между двумя странами было куда больше общего, чем различного, и обе стороны часто приходили к единодушию в целом ряде вопросов.
Почему Германия напала на Польшу? Обычно говорят о Данцигском коридоре, который стал камнем преткновения между Германией и Польшей. Порт, автомобильная дорога, некоторые наиболее проницательные люди делают вывод о том, что Германия тогда бы контролировала польскую экономику. Гордые поляки отказались…
Хорошо, давайте повернем вопрос другой стороной. Какой Германии был прок в этом Данцигском коридоре и автотрассе в Восточную Пруссию? В сущности, никакого. Между Германией и Восточной Пруссией имелось хорошее морское сообщение, и Германия обладала большим торговым флотом, которого вполне хватало на обеспечение перевозок в Восточную Пруссию. Пишут, что Германия в 1938 году имела «только» 4,5 млн брт торгового тоннажа. Но это «только» – 7 % мирового торгового флота, и германский флот был больше французского – 2,75 млн брт. Для транспортных связей с Восточной Пруссией было более чем достаточно, и Германия могла построить еще торговых судов на своих верфях.
Достаточно очевидно, что Данцигский коридор был надуманным предлогом для столкновения и появился потому, что Данциг Польша получила по Версальскому миру. Гитлер был, как известно, категорически против Версальского договора и его условий. Более того, есть прямое документальное подтверждение, что не Данциг, а именно систематический грабеж Польши был целью войны: «Данциг – отнюдь не тот объект, из-за которого все предпринимается. Для нас речь идет о расширении жизненного пространства на Востоке и об обеспечении продовольствием, а также о решении балтийской проблемы», – заявил Гитлер на совещании 23 мая 1939 года.[28]
Тот же самый вопрос – почему Германия напала на Польшу?
Виктор Суворов гнет линию, что нападение на Польшу – это следствие советско-германского договора о ненападении. По его версии, Сталин и Гитлер договорились поделить Польшу, подписали договор, и вскоре все завертелось. Но и эта версия не содержит ответа на поставленный вопрос. На момент подписания договора между Германией и СССР не могло быть сухопутной войны, по причине отсутствия общих границ и линии соприкосновения войск. Ввод советских войск в Литву по соглашению о взаимопомощи от 10 октября 1939 года состоялся только в декабре 1939 года и, в сущности, в обмен на передачу Литве Виленской области, ранее оккупированной Польшей, т. е. после всех событий. У Литвы были особо веские причины развивать сотрудничество с СССР. Вильно по литовской Конституции считался столицей Литвы, а до этого, в марте 1939 года немцы оккупировали Мемель – крупный балтийский порт. Иными словами, формирование предпосылок для прямого военного столкновения между СССР и Германией произошло только после нападения Германии на Польшу и ее сокрушения.
Таким образом, советско-германское соглашение от 23 августа 1939 года представляет собой средство для осуществления германской агрессии против Польши, а вовсе не причину. Оно было заключено при уже принятом решении о нападении на Польшу, с явной целью не допустить активного военного вмешательства СССР в перекройку границ Рейха.
Когда же Германия приняла решение нападать на Польшу? Здесь мы сталкиваемся с тем же самым явлением – неудобные факты Виктор Суворов и его сторонники просто замалчивают. Ответ же хорошо известен. 3 апреля 1939 года. Генеральный штаб закончил работу над планом «Вайс» и согласно указанию Кейтеля готовность к операции должна быть обеспечена к 1 сентября 1939 года[29]. 11 апреля 1939 года Гитлер отдал «Директиву о единой подготовке вооруженных сил к войне на 1939–1940 гг.», к которому был приложен план операции «Вайс».
То есть вопрос о нападении на Польшу был решен в апреле 1939 года, за четыре месяца до советско-германских переговоров. Более того, сами по себе эти переговоры с германской стороны ставили цели обеспечить свободу рук в Польше, поскольку в плане «Вайс» говорилось: «Политическое руководство считает своей задачей добиться по возможности изолированного решения польского вопроса, т. е. ограничить войну исключительно польской территорией»[30]. Кроме того, Гитлер был уверен, что Польша не примет никакую помощь от СССР: «Содействие России, если она вообще окажется на него способной, Польша никак не сможет принять, поскольку это означало бы ее уничтожение большевизмом»[31]. Его расчет строился на непреодолимых советско-польских противоречиях, и в общем, он полностью оправдался. Противоречия и в самом деле были таковы, что исключали любую возможность советской помощи Польше. Так что все рассуждения Виктора Суворова, что Сталин должен был броситься на помощь Польше, вообще не имеют никакой ценности и представляют собой чистые домыслы.
Впрочем, только на дипломатические средства Германия не рассчитывала, и план операции «Вайс» ставил задачи германскому флоту вести разведку и выставить охранение против советского флота на случай его возможного вмешательства в конфликт. Такое же охранение выставлялось германским флотом в Северном море и в проливе Скагеррак на случай вмешательства Великобритании и Франции[32].
Таким образом, СССР в плане нападения на Польшу рассматривался как вероятный противник, наряду с Великобританией и Францией, независимо от каких-либо дипломатических договоренностей. Договор с СССР ничего не менял в германских планах нападения на Польшу, и оно реально произошло. Так что вся многословная аргументация Виктора Суворова насчет «пакта Молотова – Риббентропа» и того, что этот пакт якобы открывал Германии возможность начать войну – ничего не стоят. Это домыслы, не более чем. Решение было принято, Германия была готова к разным вариантам и была уверена в том, что Польша откажется от советской помощи. Все это доказывает, что Германия напала бы на Польшу в любом случае, при любом развитии событий. «Не подписали бы – сидеть Гитлеру связанным. Без пакта не было бы гитлеровской агрессии. Не было бы раздела Польши, не было бы Второй мировой войны, не было бы нападения на Советский Союз. Подписав пакт, Сталин спустил Гитлера с цепи», – пишет Виктор Суворов об этом соглашении[33]. В этих рассуждениях есть большой изъян – известные документы говорят, что Гитлер вовсе не собирался «сидеть на цепи» и планировал нападение на Польшу независимо от позиции Советского Союза. Виктор Суворов эти факты просто отбрасывает и замалчивает.
Гитлеровские планы говорят, что у Германии была очень веская причина для осуществления нападения, лежавшая в основе этого решения. И причина эта – голод.
Веселое житие немецкого крестьянина
Теперь же перейдем к непосредственным причинам начала войны и нападения Германии на Польшу, и начнем с состояния немецкого сельского хозяйства.
Германское сельское хозяйство до войны, вопреки расхожим представлениям о немецком процветании, было довольно отсталым и не способным прокормить население страны. В нем господствовало мелкое и мельчайшее землевладение. В 1937 году на долю хозяйств с площадью до 2 га и с площадью 2–5 га, т. е. самых маленьких, способных лишь с трудом прокормить земледельца, приходилось 75 % всех хозяйств, а они владели 3,8 % всей земли[34]. То есть большая часть крестьянских хозяйств вела только потребительское хозяйство. Тяжелое положение крестьян заставило в 1919 году начать наделять землей малоземельных крестьян. За 22 года этой политики было образовано 79 116 хозяйств, на площади 960,1 тысячи га, и 183 тысячи хозяйств получили прирезку 296,1 тысячи га. В 1920-е годы земля доставалась в основном мелким и мельчайшим хозяйствам. В 1919–1923 годах хозяйства до 2 га получили 50,7 % всей распределенной земли. Потом пришел Гитлер с его особенной заботой о немецком крестьянине, и земля стала доставаться кулакам и крупным землевладельцам. В 1933–1935 годах хозяйства с площадью 10–20 га, т. е. кулацкие, получили 53,3 % земли, в 1936–1939 годах – 48 %. Хозяйства свыше 20 га в 1936–1939 годах получили 33 % выделяемой земли, а мельчайшие – только 4,6 %[35].
Основная часть земли в результате гитлеровской «заботы» о крестьянине досталась не малоземельным крестьянам, а кулакам, имевшим до 20 гектаров земли. Мелкие и мельчайшие землевладельцы в 1930-х годах массово продавали свою землю за долги, в том числе и принудительно (78 % принудительных продаж земли приходились на мельчайшие хозяйства), а потом переходили к аренде еще более мелких участков. В 1939 году было 2,9 млн владельцев мельчайших участков до 2 га, и в то же время было 5 млн арендаторов, которые в среднем арендовали участок в 0,13 га[36]. Бывало и меньше. Десять соток арендованной земли. С такого «надела» трудно прокормиться, картофель и немного овощей – это все, чем располагали такие арендаторы. Свои наделы они обрабатывали вручную или же на коровах. И не после разорительной войны, как в СССР, а до нее.
Владельцы и арендаторы мельчайших участков постоянно были в нужде и нищете, представляли собой удобный контингент для эксплуатации, тем более что в Германии сохранились элементы средневековой, феодальной эксплуатации. В земле Шлезвиг-Голштиния практиковалась аренда земли с обязательством работы в имениях. В землях Вестфалия, Ганновер, Ольденбург существовали «гоэрлинги», т. е. рабочие предприятий, которые получали в аренду дом и земельный участок с обязанностью отработки по требованию хозяина. Таких было 50 тысяч семей. В Померании существовали «бушпахтеры», мелкие арендаторы, зависимые от крестьян, а в земле Мекленбург существовала даже наследственная земельная аренда земли крестьянами[37].
Были и феодальные владения. Они назывались фидейкомиссами – наследственные владения, порядок наследования, определенный феодалом на ряд поколений с назначением наследников. Без согласия семьи-владельца не разрешается сдача в аренду и заклад. Продажа и раздел не разрешаются. В 1938 году было 596 фидейкомиссов с земельной площадью 839,7 тысячи га[38]. Их число постепенно сокращалось, но все же в войну Германия вступила, имея в аграрном секторе настоящие феодальные владения.
Все это для нас звучит диковато, но факт наличия в германском хозяйстве 1930-х годов элементов феодализма неоспорим. Можно сравнить с советским сельским хозяйством, в котором феодальные пережитки были решительно ликвидированы еще в 1918 году.
Германское сельское хозяйство до войны, вопреки расхожим представлениям о немецком процветании, было довольно отсталым и не способным прокормить население страны. В нем господствовало мелкое и мельчайшее землевладение. В 1937 году на долю хозяйств с площадью до 2 га и с площадью 2–5 га, т. е. самых маленьких, способных лишь с трудом прокормить земледельца, приходилось 75 % всех хозяйств, а они владели 3,8 % всей земли[34]. То есть большая часть крестьянских хозяйств вела только потребительское хозяйство. Тяжелое положение крестьян заставило в 1919 году начать наделять землей малоземельных крестьян. За 22 года этой политики было образовано 79 116 хозяйств, на площади 960,1 тысячи га, и 183 тысячи хозяйств получили прирезку 296,1 тысячи га. В 1920-е годы земля доставалась в основном мелким и мельчайшим хозяйствам. В 1919–1923 годах хозяйства до 2 га получили 50,7 % всей распределенной земли. Потом пришел Гитлер с его особенной заботой о немецком крестьянине, и земля стала доставаться кулакам и крупным землевладельцам. В 1933–1935 годах хозяйства с площадью 10–20 га, т. е. кулацкие, получили 53,3 % земли, в 1936–1939 годах – 48 %. Хозяйства свыше 20 га в 1936–1939 годах получили 33 % выделяемой земли, а мельчайшие – только 4,6 %[35].
Основная часть земли в результате гитлеровской «заботы» о крестьянине досталась не малоземельным крестьянам, а кулакам, имевшим до 20 гектаров земли. Мелкие и мельчайшие землевладельцы в 1930-х годах массово продавали свою землю за долги, в том числе и принудительно (78 % принудительных продаж земли приходились на мельчайшие хозяйства), а потом переходили к аренде еще более мелких участков. В 1939 году было 2,9 млн владельцев мельчайших участков до 2 га, и в то же время было 5 млн арендаторов, которые в среднем арендовали участок в 0,13 га[36]. Бывало и меньше. Десять соток арендованной земли. С такого «надела» трудно прокормиться, картофель и немного овощей – это все, чем располагали такие арендаторы. Свои наделы они обрабатывали вручную или же на коровах. И не после разорительной войны, как в СССР, а до нее.
Владельцы и арендаторы мельчайших участков постоянно были в нужде и нищете, представляли собой удобный контингент для эксплуатации, тем более что в Германии сохранились элементы средневековой, феодальной эксплуатации. В земле Шлезвиг-Голштиния практиковалась аренда земли с обязательством работы в имениях. В землях Вестфалия, Ганновер, Ольденбург существовали «гоэрлинги», т. е. рабочие предприятий, которые получали в аренду дом и земельный участок с обязанностью отработки по требованию хозяина. Таких было 50 тысяч семей. В Померании существовали «бушпахтеры», мелкие арендаторы, зависимые от крестьян, а в земле Мекленбург существовала даже наследственная земельная аренда земли крестьянами[37].
Были и феодальные владения. Они назывались фидейкомиссами – наследственные владения, порядок наследования, определенный феодалом на ряд поколений с назначением наследников. Без согласия семьи-владельца не разрешается сдача в аренду и заклад. Продажа и раздел не разрешаются. В 1938 году было 596 фидейкомиссов с земельной площадью 839,7 тысячи га[38]. Их число постепенно сокращалось, но все же в войну Германия вступила, имея в аграрном секторе настоящие феодальные владения.
Все это для нас звучит диковато, но факт наличия в германском хозяйстве 1930-х годов элементов феодализма неоспорим. Можно сравнить с советским сельским хозяйством, в котором феодальные пережитки были решительно ликвидированы еще в 1918 году.