Страница:
Однако друзья своими обвинениями, вопросами и утверждениями подводят Иова к тому, что подобное невозможно: как же принять, что существуют все те атрибуты Бога, о которых мы говорили, но нет справедливости? Это не представимо. Подобный вопрос был поставлен еще праотцем Авраамом, когда он молился за Содом и Гоморру:
Итак, перед Иовом открылась вторая возможность оправдать деяния Божьи. Первая, как мы сказали, – это принять Бога и мир без справедливости, признать, что дом мироздания может устоять, хотя бы его центральный столп и рухнул, – он стоит, поддерживаемый иными столпами, т. е. всеми прочими великими атрибутами Божьими. А другая возможность, к использованию которой как бы подталкивают Иова речи друзей, – неотступно искать и умолять Бога, призывать Его на суд, вести с Ним тяжбу, доколе не обретется, не обнаружится в мире справедливость – существующая в действительности, но сокрытая ныне. Ее следует допытываться, требовать, взыскивать и не отступать. Справедливость должна быть! При всех остальных совершенствах Создателя ее просто не может не быть. Бог всесовершенен в Своих деяниях – и, значит, справедлив. Вот к чему приходит Иов, и все остальные его речи на этом сосредоточены и к этому сводятся.
Опыт Иова открывает новые, неизведанные до того глубины и Божественной, и природной, и человеческой реальности. Его опыт постоянно актуален, ибо на земле, до самого наступления мессианской эпохи всеобщего исправления, постоянно творится много страшного и, на первый взгляд, несправедливого.
В связи со сказанным пришло время задуматься над самой этимологией имени Иова: почему его так зовут? Подавляющее большинство исследователей говорят, что это имя происходит от древнееврейского глагола איב <айа́в> – «враждовать»: אויב <ойе́в> – «враг». Соответственно, איוב <Ийо́в>, «Иов», – «враждующий» или, скорее, «тот, с кем враждуют» (в пассивном залоге), «враждуемый» (хотя по-русски так не говорят), «подвергшийся вражде». Со стороны кого? Конечно, не Бога – со стороны сатаны, который воюет против величайшего праведника, хочет сбросить его с достигнутой им духовной высоты, заставить похулить Творца и тем самым низвести само величие человека как носителя образа Божия с горних мест в бездну – чтобы подтвердить свою уверенность в том, что, мол, напрасно создан человек, ни на что хорошее он не способен.
Итак, Иов «враждуем» – подвергается нападкам сатаны, и пафос обвинителя мы уже сформулировали: человек создан напрасно, ведь даже самый праведный в сложных условиях окажется предателем, который способен из-за каких-то временных, преходящих событий и обстоятельств похулить вечного Творца, отречься от Него. Получается, что Иов защищает благородство человека, смысл жизни и занимается самой подлинной теодицеей – оправданием Бога. Иов проявляет верность, а не предательство. Он не обессмысливает, а утверждает свою прежнюю веру – в условиях самых критических.
В чем же это выражается? В числе прочего также и в том, что он даже свои горькие жалобы, безутешные сетования облекает в высокопоэтическую форму, высказывает глубокие философские мысли. Он не вопит, подобно животному, но творит, притом в высшем смысле творчества, создает в тяжелейших условиях жизни, на пороге гибели поэму великолепнейшего звучания, которую станут читать и изучать в течение целых тысячелетий, и уже одним этим оправдывает смысл существования человека. Ведь он объемлет мыслью и облекает в слово всё, что происходит с ним, занимается рассуждением и исследованием вопреки своим страданиям.
Действительно, никто, даже радуясь жизни, никогда не говорил о Боге так, как Иов – изнутри своих тяжелейших страданий. Например:
Иов дает замечательную по образности картину премудрости Божьей:
О чем же говорит страдалец? Каков смысл его доводов в контексте теодицеи? Когда человеку больно, он жалуется, когда ему очень больно, он начинает кричать. Если у него погибли все дети, вся будущность его рухнула – к чему тогда слова? Если он еще и поруган, отвержен, лишен чести, низвержен с престола, повергнут во прах – о чем он может говорить в подобном состоянии? Но Иов вновь и вновь говорит о Боге, о Его славе, о Его величии. И в этом – слава Иова, и этим он посрамляет сатану.
Сутью прежней жизни праведника были Закон и заповеди в том виде, как он их знал и исполнял. Но если не стало нравственного смысла жизни, если нет воздаяния и никакого «этического фундамента» бытия, если нет справедливости, если праведнику воздается как нечестивцу, то что остается ему для придания жизни смысла? На что опереться праведнику, если «разрушены основания» (Пс. 10, 3)? На мысли, выводы, рассуждения. Он остается человеком. И более чем на 35 веков ранее хрестоматийного «Я мыслю – значит, я существую» Иов говорит иначе, но намного сильнее: «Я рассуждаю, следовательно, я человек; я славлю Бога, следовательно, я человек; я и в неисцелимом страдании своем остаюсь возвышенно, поэтически мыслящим, философски рассуждающим существом; следовательно, сатана посрамлен, и имело смысл создавать человека, коль скоро он даже в таких условиях верен себе и воздает славу своему Творцу». Как сказали бы древние греки, это философия; как сказали бы древние израильтяне, это «хохма» – истинная мудрость.
Итак, Иов желает более всего и в первую очередь не избавления (да и возможно ли оно, с обыденной точки зрения, после потери всего потомства и крушения всех надежд?), он желает познания – даже в таких невероятно тяжких условиях.
Постараемся вслушаться внимательнее в речения Иова, чтобы понять, что для него дороже и важнее: избавление от мучений – или истина, познание путей Божьих и подтверждение Его справедливости.
Как известно, Иов оказался праведнее своих друзей (Иов. 42, 7–8). Они приводят очень красивые аргументы, утверждая, что Иов виновен, что он должен отыскать свой грех, исповедать его – и тем самым они всё то неисследованное, никем еще не испытанное, уникальное, что на собственном опыте постигает Иов и благодаря чему он пролагает новый путь человечеству, сводят к заведомо известному – тому, что уже тысячу раз сказано и проповедано. Тем самым они обессмысливают его неповторимый путь, значение собственных открытий праведника, его теодицею и зоедицею – оправдание Бога и оправдание жизни. И сам Иов так об этом говорит своим друзьям:
И вот Иов обращается к друзьям со встречными обвинениями в неискренности:
Лекция 3
… Судия всей земли поступит ли неправосудно? (Быт. 18, 25)«Если Богу свойственны упомянутые великие атрибуты, то Ему, несомненно, должен быть свойствен и атрибут справедливости, – как бы говорят в один голос друзья Иова, – только мы не всегда понимаем, как он проявляется».
Итак, перед Иовом открылась вторая возможность оправдать деяния Божьи. Первая, как мы сказали, – это принять Бога и мир без справедливости, признать, что дом мироздания может устоять, хотя бы его центральный столп и рухнул, – он стоит, поддерживаемый иными столпами, т. е. всеми прочими великими атрибутами Божьими. А другая возможность, к использованию которой как бы подталкивают Иова речи друзей, – неотступно искать и умолять Бога, призывать Его на суд, вести с Ним тяжбу, доколе не обретется, не обнаружится в мире справедливость – существующая в действительности, но сокрытая ныне. Ее следует допытываться, требовать, взыскивать и не отступать. Справедливость должна быть! При всех остальных совершенствах Создателя ее просто не может не быть. Бог всесовершенен в Своих деяниях – и, значит, справедлив. Вот к чему приходит Иов, и все остальные его речи на этом сосредоточены и к этому сводятся.
Опыт Иова открывает новые, неизведанные до того глубины и Божественной, и природной, и человеческой реальности. Его опыт постоянно актуален, ибо на земле, до самого наступления мессианской эпохи всеобщего исправления, постоянно творится много страшного и, на первый взгляд, несправедливого.
В связи со сказанным пришло время задуматься над самой этимологией имени Иова: почему его так зовут? Подавляющее большинство исследователей говорят, что это имя происходит от древнееврейского глагола איב <айа́в> – «враждовать»: אויב <ойе́в> – «враг». Соответственно, איוב <Ийо́в>, «Иов», – «враждующий» или, скорее, «тот, с кем враждуют» (в пассивном залоге), «враждуемый» (хотя по-русски так не говорят), «подвергшийся вражде». Со стороны кого? Конечно, не Бога – со стороны сатаны, который воюет против величайшего праведника, хочет сбросить его с достигнутой им духовной высоты, заставить похулить Творца и тем самым низвести само величие человека как носителя образа Божия с горних мест в бездну – чтобы подтвердить свою уверенность в том, что, мол, напрасно создан человек, ни на что хорошее он не способен.
Итак, Иов «враждуем» – подвергается нападкам сатаны, и пафос обвинителя мы уже сформулировали: человек создан напрасно, ведь даже самый праведный в сложных условиях окажется предателем, который способен из-за каких-то временных, преходящих событий и обстоятельств похулить вечного Творца, отречься от Него. Получается, что Иов защищает благородство человека, смысл жизни и занимается самой подлинной теодицеей – оправданием Бога. Иов проявляет верность, а не предательство. Он не обессмысливает, а утверждает свою прежнюю веру – в условиях самых критических.
В чем же это выражается? В числе прочего также и в том, что он даже свои горькие жалобы, безутешные сетования облекает в высокопоэтическую форму, высказывает глубокие философские мысли. Он не вопит, подобно животному, но творит, притом в высшем смысле творчества, создает в тяжелейших условиях жизни, на пороге гибели поэму великолепнейшего звучания, которую станут читать и изучать в течение целых тысячелетий, и уже одним этим оправдывает смысл существования человека. Ведь он объемлет мыслью и облекает в слово всё, что происходит с ним, занимается рассуждением и исследованием вопреки своим страданиям.
Действительно, никто, даже радуясь жизни, никогда не говорил о Боге так, как Иов – изнутри своих тяжелейших страданий. Например:
Премудр сердцем и могущ силою; кто восставал против Него и оставался в покое?Как это возвышенно звучит – и как торжественно, прекрасно, необычайно постулирует Иов свою верность Создателю! —
Он передвигает горы, и не узнают их: Он превращает их в гневе Своем;
Сдвигает землю с места ее, и столбы ее дрожат;
Скажет солнцу – и не взойдет, и на звезды налагает печать. (Иов. 9, 4–7)
И продолжал Иов возвышенную речь свою, и сказал:Несмотря ни на что, он верен Богу, верен заповеди, верен той правде, которую представляет и защищает перед всем миром на незримом Божественном суде.
Жив Бог, лишивший меня суда, и Вседержитель, огорчивший душу мою…
… Доколе еще дыхание мое во мне и дух Божий в ноздрях моих,
Не скажут уста мои неправды и язык мой не произнесет лжи! (Иов. 27, 1–6)
Иов дает замечательную по образности картину премудрости Божьей:
Но где премудрость обретается? и где место разума?Бездна и море – это образ материи. По мысли Иова, вещество без Духа Божьего не способно явить какую-либо премудрость, оно хаотично, подобно бездне. И один только Дух Божий полнит премудростью творимый им мир. И дальше Иов говорит, что Бог бесконечно премудр, доказывая это примерами разумного устройства вселенной, которое объясняется тем, что Творец для совершения всякого дела призывает премудрость:
Не знает человек цены ее, и она не обретается на земле живых.
Бездна говорит: не во мне она; и море говорит: не у меня. (Иов. 28, 12–14)
Бог знает путь ее, и Он ведает место ее.Раз Бог «видел, явил и приготовил» ее, значит Бог выше премудрости, Он есть ее источник.
Ибо Он прозирает до концов земли и видит подо всем небом.
Когда Он ветру полагал вес и располагал воду по мере, Когда назначал устав дождю и путь – для молнии громоносной,
Тогда Он видел ее и явил ее, приготовил ее и еще испытал ее… (Иов. 28, 23–27)
О чем же говорит страдалец? Каков смысл его доводов в контексте теодицеи? Когда человеку больно, он жалуется, когда ему очень больно, он начинает кричать. Если у него погибли все дети, вся будущность его рухнула – к чему тогда слова? Если он еще и поруган, отвержен, лишен чести, низвержен с престола, повергнут во прах – о чем он может говорить в подобном состоянии? Но Иов вновь и вновь говорит о Боге, о Его славе, о Его величии. И в этом – слава Иова, и этим он посрамляет сатану.
Сутью прежней жизни праведника были Закон и заповеди в том виде, как он их знал и исполнял. Но если не стало нравственного смысла жизни, если нет воздаяния и никакого «этического фундамента» бытия, если нет справедливости, если праведнику воздается как нечестивцу, то что остается ему для придания жизни смысла? На что опереться праведнику, если «разрушены основания» (Пс. 10, 3)? На мысли, выводы, рассуждения. Он остается человеком. И более чем на 35 веков ранее хрестоматийного «Я мыслю – значит, я существую» Иов говорит иначе, но намного сильнее: «Я рассуждаю, следовательно, я человек; я славлю Бога, следовательно, я человек; я и в неисцелимом страдании своем остаюсь возвышенно, поэтически мыслящим, философски рассуждающим существом; следовательно, сатана посрамлен, и имело смысл создавать человека, коль скоро он даже в таких условиях верен себе и воздает славу своему Творцу». Как сказали бы древние греки, это философия; как сказали бы древние израильтяне, это «хохма» – истинная мудрость.
Итак, Иов желает более всего и в первую очередь не избавления (да и возможно ли оно, с обыденной точки зрения, после потери всего потомства и крушения всех надежд?), он желает познания – даже в таких невероятно тяжких условиях.
О, если бы благоволил Бог сокрушить меня, простер руку Свою – и сразил меня!Из приведенных слов Иова следует, что он отнюдь не отрекся от Бога и Его заповедей в своих мучениях.
Это было бы еще отрадою мне, и я крепился бы в моей беспощадной болезни, ибо я не отвергся изречений Святого. (Иов. 6, 9-10)
Постараемся вслушаться внимательнее в речения Иова, чтобы понять, что для него дороже и важнее: избавление от мучений – или истина, познание путей Божьих и подтверждение Его справедливости.
Говорил ли я: дайте мне или от достатка вашего заплатите за меня —Нет, не говорил подобного Иов, не на собственное избавление от мук были направлены все его усилия.
И избавьте меня от руки врага и от руки мучителей выкупите меня? (Иов. 6, 22–23)
Невинен я; не хочу знать души моей, презираю жизнь мою. (Иов. 9, 21)Иов заботится не о том, что станется с его душой (жизнью), что с ней происходит сейчас – он презирает подобные вопросы. Ему нужно одно: понять, осознать, вместить разумом то, что с ним случилось. «Невинен я» – вот что для него важно на фоне всех испытаний и терзаний. А из этого утверждения логически вытекает и вопрос о причине собственных страданий, который, в свою очередь, неотделим от поиска в мире справедливости для оправдания деяний Бога.
Как известно, Иов оказался праведнее своих друзей (Иов. 42, 7–8). Они приводят очень красивые аргументы, утверждая, что Иов виновен, что он должен отыскать свой грех, исповедать его – и тем самым они всё то неисследованное, никем еще не испытанное, уникальное, что на собственном опыте постигает Иов и благодаря чему он пролагает новый путь человечеству, сводят к заведомо известному – тому, что уже тысячу раз сказано и проповедано. Тем самым они обессмысливают его неповторимый путь, значение собственных открытий праведника, его теодицею и зоедицею – оправдание Бога и оправдание жизни. И сам Иов так об этом говорит своим друзьям:
Сколько знаете вы, знаю и я: не ниже я вас.А цель этого «состязания» – воссоздать, восстановить и укрепить тот самый «столп», который в сознании Иова рухнул и распался, столп справедливости; а это может сделать только Бог, открыв Иову скрытый смысл происходящего.
Но я к Вседержителю хотел бы говорить и желал бы состязаться с Богом. (Иов. 13, 2–3)
И вот Иов обращается к друзьям со встречными обвинениями в неискренности:
А вы сплетчики лжи; все вы бесполезные врачи.Так охарактеризовал Иов речи своих друзей, потому что все они не касаются самой сути проблемы, над которой он бьется.
О, если бы вы только молчали! это было бы вменено вам в мудрость. (Иов. 13, 4–5)
Посмешищем стал я для друга своего, я, который взывал к Богу, и которому Он отвечал, посмешищем – человек праведный, непорочный. (Иов. 12, 4)Этими словами Иов утверждает, что он подлинный пророк: ведь он взывал к Богу, а Бог отвечал ему – с кем происходит подобное? Согласно и духу, и букве библейского учения – только с пророком (Втор. 18, 18–22; Ис. 58, 9). И вот теперь, зная, что он пророк, друзья всё же обвиняют его. Иов говорит о своем опыте как об общезначимом, как о том ведении, которое он впервые принес в мир, как о том пламени, что теперь возгорится и вовек не погаснет. В следующем стихе Иов совершенно точно выражает смысл своей миссии и тайную цель своих страданий:
Так презрен по мыслям сидящего в покое факел, приготовленный для спотыкающихся ногами. (Иов. 12, 5)Друзья Иова в каком-то смысле, говоря библейским языком, «сидят [более точный перевод: „застыли“] на дрожжах своих» (Соф. 1, 12). Они живут спокойно, правят своими областями, муки их не коснулись, и со своей высоты, как им кажется (а на самом деле глубоко снизу), они созерцают подвиг Иова. «Сидящему в покое» факел не нужен; но тому, кто во тьме ночной собирается пройти неизведанную местность, факел совершенно необходим. Такой «факел» зажег Иов, чтобы осветить своим великим духовным опытом пути человечества, лежащие во тьме среди страшных угроз и опасностей. И этот «факел» до сего дня горит и дает надежду измученным, упование отчаявшимся – всем, кто, как им кажется, безо всякой вины ввергнут в бездну страшнейших мучений. И поэтому апостол Иаков говорит:
В пример злострадания и долготерпения возьмите, братия мои, пророков, которые говорили именем Господним.Итак, духовный героизм Иова – пример всем поколениям и всем векам.
Вот, мы ублажаем тех, которые терпели. Вы слышали о терпении Иова и видели конец оного от Господа, ибо Господь весьма милосерд и сострадателен. (Иак. 5, 10–11)
Лекция 3
Мистик Елифаз. «Тихое веяние – и я слышу голос»
Надо заметить, что Книга Иова отличается особенной философской полифонией – в ней формулируются и сосуществуют различные концепции бытия. И если друзья Иова в конечном счете оказываются пред лицом Господним не настолько правы, как Иов, то это не значит, что они совсем не правы и не говорят ни слова истины. В чем-то важном все они, конечно, ошибаются; но зато в учении каждого из них затрагиваются важные, сущностные пласты духовной реальности. Обычно исследователи говорят о фрагментарности изречений как друзей Иова, так и его собственных, о том, что нельзя выстроить целостные учения, исходя из высказываний каждого из них. Но это не так. Утверждающие подобное недостаточно пристально всматриваются в текст, часто забывая, что на Древнем Востоке глубокие концепции выражались очень лаконично, буквально в нескольких словах, потому что эти «несколько слов» апеллировали к таким граням сознания, таким религиозным, мифологическим, бытовым и другим представлениям, которые уже издавна были глубоко укоренены в мышлении жителей данной эпохи и данного региона. «Несколько слов», произнесенных мудрецом, подобно камешку, брошенному в воду, способствовали возникновению у слушателей множества «концентрических кругов» ассоциаций. Слово, сказанное мудрецом древности, падало на подготовленную почву традиционного мышления – и приносило обильные плоды.
Перейдем теперь к рассмотрению обличений, высказываемых праведнику его друзьями. Первый из них – старейшина Елифаз. Это благородный старец, скорее всего предводитель идумейского племени, поскольку имя «Елифаз» впервые было дано первенцу Исава-Едома (Быт. 36, 10). Надо думать, что прежние философские беседы Иова с Елифазом велись в условиях куда более спокойных.
Само имя אליפז <Элифа́з> означает «Бог мой – чистое золото». Возможно, уже в самом имени содержится намек на такую сторону учения этого древнего философа, как концепция о «служении Богу из корысти». «Бог – это золото», т. е. служение Богу в конце концов обязательно вознаграждается, оно должно совершаться из выгоды, ради того воздаяния, на которое может рассчитывать человек.
Подобная мысль парадоксальным образом опровергается опытом Иова, по крайней мере на ранней стадии его разговора с Елифазом. Собственно, что такое опыт Иова? Это опыт человека, который пошел дальше знаменитой концепции о необходимости бескорыстного служения Богу. «Служите не как те рабы, которые надеются на вознаграждение, а как те, которые на вознаграждение не надеются». Так соответствующая концепция была впоследствии сформулирована мудрецом раннеталмудической эпохи Антигоном из Сохо (Пиркей Авот 1, 3). Но Иов идет дальше. Он служит не только без вознаграждения, он служит несмотря на страшные страдания, из которых не видно исхода.
Итак, Елифаз вступает с ним в спор. И, надо сказать, он по-своему выдающийся теолог, он излагает собственную глубокую концепцию смысла жизни, но пред лицом настоящей истины и неизведанного пути бытия, который Иов пролагает в страшных муках, Елифаз оказывается не прав.
Речь Елифаза содержится в четырех главах Книги Иова. Это главы 4–5 (первая речь Елифаза), 15 (вторая речь Елифаза) и 22 (третья речь Елифаза). Как строится повествование? Иов первый начинает разговор с друзьями, собравшимися вокруг него. Мы увидели, что сначала он пытается как бы отрицать непосредственное участие Всевышнего в сложившейся трагической ситуации, дабы не обвинить Создателя в своих страданиях, в крушении всего, на что он, казалось бы, имел право надеяться вследствие своей праведности. Но Елифаз, однако, намеренно провокационно вынуждает его отвести главное обвинение: ничто не происходит без Бога и вне Божьей воли, и поэтому Иов совершенно не прав, ускользая, уклоняясь от главной темы размышлений – от темы воздаяния Божьего; он, мол, нарочно переводит разговор на другие темы, замалчивая суть дела.
Елифазу, видящему перед собой в лице Иова одновременно мученика и праведника, трудно сразу обрушиться на него со своими обличениями. Елифаз начинает обвинять Иова очень мягко. Он сначала «рассыпается в комплиментах», он вспоминает, сколь многое свершил Иов своею праведностью, скольким людям он помог – таково начало 4-й главы, первой речи Елифаза:
В чем же суть философской концепции Елифаза, в чем смысл его учения – необыкновенного для древнего мира и, как мы постараемся показать далее, имеющего немало последователей и продолжателей в последующих веках?
Самый нижний слой, первая ступень этого учения – знаменитый закон воздаяния. Разумеется, он встречается не только у Елифаза; он изложен или обозначен в других книгах Библии, в древнеиндийских ведах, в зороастрийском учении, да и, в конце концов, во всех развитых древних религиозных, философских и мифологических системах, в том числе у египтян и китайцев. Эта концепция гласит, что все дела человека вызывают воздаяние, и всё, что он делает, возвращается к нему самому. Раз Иов страдает, значит он заставлял страдать других; раз он бедствует, значит из-за него бедствовали люди. Очень лаконично и выразительно данная концепция представлена в Библии – в Книге пророка Авдия:
Более загадочна первая часть приведенного изречения Елифаза, гласящая, что нечестивые «… от дуновения Божия погибают и от духа гнева Его исчезают». Здесь употреблено древнееврейское слово רוח <ру́ах> – «дух». Но мы знаем, что Дух Божий участвовал в сотворении мира:
Чем же вызывается такое превращение? Нарушением строя творения, разрушительным брожением человеческой мысли, воли и чувства, переходящим в злые поступки. Когда нечестивый преступает границы заповедей, запретов, нарушает гармонию в обществе и природе, он тем самым как бы влияет на Божий Дух, поскольку человеческий дух экзистенциально коренится в своем Источнике – Духе Святом. Одна и та же пламенная сила духа может стать светоносной силой любви – и всепожирающим пожаром злой страсти. Если происходит последнее, тогда и Дух Божий ответным действием «преступает границы» гармонии – и обрушивается на самого нечестивого, разрушая основы его жизни.
Перейдем теперь к рассмотрению обличений, высказываемых праведнику его друзьями. Первый из них – старейшина Елифаз. Это благородный старец, скорее всего предводитель идумейского племени, поскольку имя «Елифаз» впервые было дано первенцу Исава-Едома (Быт. 36, 10). Надо думать, что прежние философские беседы Иова с Елифазом велись в условиях куда более спокойных.
Само имя אליפז <Элифа́з> означает «Бог мой – чистое золото». Возможно, уже в самом имени содержится намек на такую сторону учения этого древнего философа, как концепция о «служении Богу из корысти». «Бог – это золото», т. е. служение Богу в конце концов обязательно вознаграждается, оно должно совершаться из выгоды, ради того воздаяния, на которое может рассчитывать человек.
Подобная мысль парадоксальным образом опровергается опытом Иова, по крайней мере на ранней стадии его разговора с Елифазом. Собственно, что такое опыт Иова? Это опыт человека, который пошел дальше знаменитой концепции о необходимости бескорыстного служения Богу. «Служите не как те рабы, которые надеются на вознаграждение, а как те, которые на вознаграждение не надеются». Так соответствующая концепция была впоследствии сформулирована мудрецом раннеталмудической эпохи Антигоном из Сохо (Пиркей Авот 1, 3). Но Иов идет дальше. Он служит не только без вознаграждения, он служит несмотря на страшные страдания, из которых не видно исхода.
Итак, Елифаз вступает с ним в спор. И, надо сказать, он по-своему выдающийся теолог, он излагает собственную глубокую концепцию смысла жизни, но пред лицом настоящей истины и неизведанного пути бытия, который Иов пролагает в страшных муках, Елифаз оказывается не прав.
Речь Елифаза содержится в четырех главах Книги Иова. Это главы 4–5 (первая речь Елифаза), 15 (вторая речь Елифаза) и 22 (третья речь Елифаза). Как строится повествование? Иов первый начинает разговор с друзьями, собравшимися вокруг него. Мы увидели, что сначала он пытается как бы отрицать непосредственное участие Всевышнего в сложившейся трагической ситуации, дабы не обвинить Создателя в своих страданиях, в крушении всего, на что он, казалось бы, имел право надеяться вследствие своей праведности. Но Елифаз, однако, намеренно провокационно вынуждает его отвести главное обвинение: ничто не происходит без Бога и вне Божьей воли, и поэтому Иов совершенно не прав, ускользая, уклоняясь от главной темы размышлений – от темы воздаяния Божьего; он, мол, нарочно переводит разговор на другие темы, замалчивая суть дела.
Елифазу, видящему перед собой в лице Иова одновременно мученика и праведника, трудно сразу обрушиться на него со своими обличениями. Елифаз начинает обвинять Иова очень мягко. Он сначала «рассыпается в комплиментах», он вспоминает, сколь многое свершил Иов своею праведностью, скольким людям он помог – таково начало 4-й главы, первой речи Елифаза:
И отвечал Елифаз феманитянин, и сказал:– т. е. в начале своей речи Елифаз саму необходимость обращения к Иову уже ставит под сомнение. Не оскорбит ли его речь друга, не обидит ли, не умножит ли его мук? Но – как бы заключает Елифаз – мы вынуждены вести беседу и в этих условиях, потому что вне общения мы не сможем прийти к общим выводам. Ведь слово духовно, и оно имеет силу охватить любую ситуацию, вобрать ее в себя и осветить своим внутренним светом.
Если попытаемся мы сказать к тебе слово – не тяжело ли будет тебе? Впрочем, кто может возбранить слову! (Иов. 4, 1–2)
Вот, ты наставлял многих и опустившиеся руки поддерживал,Елифаз хорошо помнит и знает, скольким людям и физически, и морально помог Иов в прежние годы, когда процветал.
Падающего восставляли слова твои, и гнущиеся колени ты укреплял. (Иов. 4, 3–4)
А теперь дошло до тебя – и ты изнемог; коснулось тебя – и ты упал духом. (Иов. 4, 5)В этих словах утешения уже скрыт упрек. Значит, сам ты не готов выдержать то наказание, тот гнев, которые на тебя обрушились. Но почему же пришли они на тебя? И далее Елифаз переходит к прямым обвинениям. Они с особой силой – гораздо большей, нежели здесь, – звучат во второй речи Елифаза:
Да ты отложил и страх, и за малость считаешь речь к Богу. (Иов. 15, 4)Такие слова произносятся в ответ на высказывания Иова о его невиновности и о том, что действительность совсем не такова, какой ее себе представляет Елифаз.
Нечестие твое настроило так уста твои, и ты избрал язык лукавых.Здесь уже слышны гнев, раздражение, прямое обвинение. Кульминации они достигают в третьей речи Елифаза, где он прямо и недвусмысленно обвиняет Иова в страшных грехах, которые тот якобы скрытно совершал и за которые пришло воздаяние. Елифаз, правда, высказывается в сослагательном наклонении, но тем не менее даже такое «предположительное» обвинение звучит очень сильно и жестоко:
Тебя обвиняют уста твои, а не я, и твой язык говорит против тебя. (Иов. 15, 5–6)
Верно, злоба твоя велика, и беззакониям твоим нет конца.Более 3500 лет назад беззаконие совершалось примерно так же, как и сейчас: сильные умножали богатство и власть, а слабые лишались последнего имущества. В таком злоупотреблении властью обвиняет Елифаз своего друга, который был, как мы помним, правителем:
Верно, ты брал залоги от братьев твоих ни за что и с полунагих снимал одежду.
Утомленному жаждою не подавал воды напиться и голодному отказывал в хлебе;
А человеку сильному ты давал землю, и сановитый селился на ней. (Иов. 22, 5–8)
Вдов ты отсылал ни с чем и сирот оставлял с пустыми руками.Не только ужас, по словам Елифаза, объял Иова за его якобы страшные беззакония, но и тьма помрачила ему очи, и он не видит смысла своих страданий, не видит, что они – прямое воздаяние свыше, не хочет обратиться с покаянием к Богу, а лишь продолжает говорить о своей невиновности и еще смеет вызывать Всевышнего на суд, просит Его «предстать пред людьми», чтобы поведать, в чем вина Иова… В словах Елифаза проявилось его подлинное, возможно, ранее скрываемое отношение к другу.
За то вокруг тебя петли, и возмутил тебя неожиданный ужас,
Или тьма, в которой ты ничего не видишь, и множество вод покрыло тебя. (Иов. 22, 9-11)
В чем же суть философской концепции Елифаза, в чем смысл его учения – необыкновенного для древнего мира и, как мы постараемся показать далее, имеющего немало последователей и продолжателей в последующих веках?
Самый нижний слой, первая ступень этого учения – знаменитый закон воздаяния. Разумеется, он встречается не только у Елифаза; он изложен или обозначен в других книгах Библии, в древнеиндийских ведах, в зороастрийском учении, да и, в конце концов, во всех развитых древних религиозных, философских и мифологических системах, в том числе у египтян и китайцев. Эта концепция гласит, что все дела человека вызывают воздаяние, и всё, что он делает, возвращается к нему самому. Раз Иов страдает, значит он заставлял страдать других; раз он бедствует, значит из-за него бедствовали люди. Очень лаконично и выразительно данная концепция представлена в Библии – в Книге пророка Авдия:
Ибо близок день Господень на все народы: как ты поступал, так поступлено будет и с тобою; воздаяние твое обратится на голову твою. (Авд. 1, 15)Как же излагает закон воздаяния Елифаз? В первой своей речи он высказывает следующую мысль:
Как я видал, то оравшие нечестие и сеявшие зло пожинают его… (Иов. 4, 8)Чему уподоблено здесь воздаяние? Тому урожаю, который неизбежно получает человек от посеянного им:
… Что посеет человек, то и пожнет… (Гал. 6, 7)«Оравшие нечестие», т. е. распахивавшие поле беззакония и сеявшие на нем зло, его же и пожнут, потому что зло непременно принесет свой урожай, и виновные в его распространении будут вкушать «хлеб» злого воздаяния. И если здесь воздаяние сопоставляется с трудом крестьянина и выражено в терминах землепашества, то в другом месте Елифаз излагает то же учение в иных образах, связанных уже с биологическим циклом человека – его зачатием и рождением:
Так опустеет дом нечестивого, и огонь пожрет шатры мздоимства.Что зачато, то и рождается, и дитя наследует черты своих родителей. «… Зачал зло – и родил ложь…» Воздаяние незримо готовится нечестивцу, подобно тому как плод незримо созревает в утробе: «… и утроба его приготовляет обман». Сходную мысль мы находим в Псалтири:
Он зачал зло – и родил ложь, и утроба его приготовляет обман. (Иов. 15, 34–35)
Вот, нечестивый зачал неправду, был чреват злобою и родил себе ложь;Но если данное положение философии Елифаза и не отличается оригинальностью, то за ним следуют рассуждения гораздо более самобытные, подобных которым мы не встречаем ни в Библии, ни в иных писаниях Древнего Востока. Эти рассуждения содержатся в первой речи Елифаза:
Рыл ров, и выкопал его, и упал в яму, которую приготовил… (Пс. 7, 15–16)
Как я видал, то оравшие нечестие и сеявшие зло пожинают его;Что касается последнего уподобления, то вполне понятно, кто уподоблен льву, кто – львице и кто – детенышам льва. Это нечестивый со своим семейством. Воздаяние преследует не только его самого, но и жену, детей и весь род – всех тех, кто соучаствовал в преступлениях, не останавливал преступника или даже его поощрял. «Зубы скимнов» (т. е. молодых львов), зубы преступников, – сокрушаются, т. е. исчезает их сила и перестает быть слышен их голос.
От дуновения Божия погибают и от духа гнева Его исчезают.
Рев льва и голос рыкающего умолкает, и зубы скимнов сокрушаются;
Могучий лев погибает без добычи, и дети львицы рассеиваются. (Иов. 4, 8-11)
Более загадочна первая часть приведенного изречения Елифаза, гласящая, что нечестивые «… от дуновения Божия погибают и от духа гнева Его исчезают». Здесь употреблено древнееврейское слово רוח <ру́ах> – «дух». Но мы знаем, что Дух Божий участвовал в сотворении мира:
Словом Господа сотворены небеса, и духом уст Его – всё воинство их… (Пс. 32, 6)Через Дух Святой, Дух Божий всё сотворено и всё поддерживается и сохраняется, как сказано:
… Пошлешь Дух Твой – созидаются [творения], и Ты обновляешь лицо земли. (Пс. 103, 30)Итак, Дух Божий – основа всего бытия, скрытая сущность творения, то, чем мы живем и существуем, это сила, поддерживающая создания и неорганические, и живые, и, тем более, разумные. Но тот же Дух Божий, как говорит здесь Елифаз, становится «духом гнева», т. е. исполняется гневом и служит погибели нечестивых. Как же это происходит? Дух как бы разжигается (в оригинале употреблено слово אף <аф> – «гнев», «разгоряченность»; глагол אפה <афа́>, того же корня, означает «печь», «испекать»), наполняется жаром, раскаляется и обрушивает свой огненный гнев на нечестивых. Дух словно бы превращается в вихрь гнева – тот же самый Дух Божий, умиротворяющий, несущий благо, всё поддерживающий, всё живящий, становится гневом Божьим.
Чем же вызывается такое превращение? Нарушением строя творения, разрушительным брожением человеческой мысли, воли и чувства, переходящим в злые поступки. Когда нечестивый преступает границы заповедей, запретов, нарушает гармонию в обществе и природе, он тем самым как бы влияет на Божий Дух, поскольку человеческий дух экзистенциально коренится в своем Источнике – Духе Святом. Одна и та же пламенная сила духа может стать светоносной силой любви – и всепожирающим пожаром злой страсти. Если происходит последнее, тогда и Дух Божий ответным действием «преступает границы» гармонии – и обрушивается на самого нечестивого, разрушая основы его жизни.