Дмитрук Андрей. Морская пена

   Утро совершенно, а дневной ветер иногда воскрешает у Вирайи цепкие, тошнотворные воспоминания.
   О, этот едкий, приторный запах бетонных подземелий Черного Острова! Почему он, как мальчишка, отказался от предложения Плеолая пройти какую-то "блокировку"? Нелепо было обнаружить слабость - ты ведь Священный, всесильный член Круга, будущий иерофант!
   Хозяйство Плеолая Таоцли - это не только очаровательные, зеленые, шелестящие поля, где каждый колосок обернут бумажной одежкой, где в ритме странной музыки, подобной дождю и крикам птиц, мерцают ночами грозди низко висящих ламп. Не только сады, где рабы усердно подвязывают отягощенные ветки плодовых деревьев и румяный Плеолай, шествуя в благоуханной тени, хрустит упругим яблоком.
   Над главной "кухней" - земля, бетон и сталь. Секреты передаются от учителей к ученикам, скрепляются страшными магическими клятвами.
   Здесь лепят мясо, сращивают кости, ткут нервную ткань. Отсюда вышли в свое время сверхбыстроногие кошко-собаки-гепарды, предназначенные для охоты, спортивных состязаний и ловли рабов. Еще раньше, когда у Архипелага Блаженных были могучие враги, из подвалов Острова был выпущен гибридный грызун-диверсант с неистовым аппетитом и фантастической плодовитостью. Этот серый голохвостый зверек лучше огня истреблял запасы хлеба, и расправиться с его миллиардными стаями было практически невозможно.
   Вирайя видел, как дрожали и бились в теплых бульонах за прозрачными стенками человеческие и звериные зародыши. В тысячекратном увеличении наблюдал, как растягивается яйцеклетка, лопается мутная капля ядра.
   Словно после мучительного горячечного сна, Вирайя вспоминал бессвязные обрывки впечатлений, а в промежутках - слепую борьбу с тошнотой.
   ...В длинном плоском аквариуме - бурые, разбухшие, складчатые медузы. Медузы срослись тысячами белых нитей. В их тела воткнуты трубки и провода, покрытые россыпью пузырьков. Мутная жидкость в аквариуме иногда начинает бурлить.
   - Объединенные возможности нескольких человеческих мозгов,- объясняем Плеолай.- Заставляем всю эту массу клеток решать единую задачу. Например, математическую. Имей это в виду при расчетах убежища.
   ...Минута просветления. Сводчатый зал, беспощадно залитый светом прожекторов. Вирайе кажется немного обидным, что рабыни в клеенчатых фартуках и таких же шапочках на бритых головах, сидящие за металлическими столами, не валятся на пол при появлении Священных. Рабыни копошатся руками в фарфоровых мисочках, распутывая клубки тонких белесых червей. По словам Плеолая, они плетут и сшивают нервы и сосуды для ожерелья мозгов. Чтобы увеличить чувствительность пальцев, на кончиках срезана кожа.
   Вирайя невольно косится на розовые, холеные, вечно движущиеся пальцы Плеолая. Сейчас они теребят переливчатый орденский пояс.
   ...Лицо. Неожиданно осмысленное лицо молодой рабыни. Ее изувеченные пальцы привычно выдергивают волокна из осклизлой путаницы нервов, но карие глаза, влажные и горячие, обращены к Вирайе, и губы вздрагивают. Попади он, Вирайя, в положение этой женщины, разве он смог бы на что-то надеяться?
   И внезапно ответил сам себе: да, смог бы.
   А может быть, сюда просто не заходит никто, кроме надсмотрщиков, и приход новых людей - это волнующее событие?
   Глаза остальных рабынь потуплены, бескровные лица под шапочками одинаковы, как слепки одной скульптуры. Кто же ты, женщина, сохранившая живую душу даже там, где сама жизнь расчленена и выпотрошена?
   ...Так было полгода назад. Но не пришел еще дневной ветер, и Вирайя ни о чем не вспоминает. Прохлада, покой и белизна вершин. Аштор смотрит в глубь плато, отворачивается от котловины.
   - Кажется, стало больше самолетов?
   - Да. Ночью привезли части большой алмазной фрезы, теперь работа в центральном стволе пойдет быстрее.
   - Ну и крепко же я спала сегодня! Раньше ночные посадки меня всегда будили.
   - Горный воздух всем на пользу, - назидательно произносит Вирайя, хотя сам не может похвастаться крепким сном.
   - Предпочитаю морской, и вообще без самолетов.
   Плато было открытым лишь со стороны роскошного бункера Вирайи. Равнину подковой сжимала угрюмая стена, эскарпами и бастионами уходившая к поднебесным ледникам. Короткая передышка после ночной смены. Не для людей, для техники! Скоро под стеной застрекочут автофрезы, бульдозеры, камнедробилки, чихнут дымом первые взрывы. Отделка плато заканчивается. Аэродром уже готов полностью, и на нем китовыми тушами покоится не менее полусотни "змеев". Прибывшие перед рассветом - глянцево-черны, простоявшие ночь - подернуты седым инеем.
   Возле сборного дома диспетчерской с локатором и порослью антенн на гофрированной крыше - стадо грузовиков и цистерн. Наметанный глаз Вирайи замечает отсутствие тяжелых многоколесных платформ. Значит, детали огромной фрезы выгружены и отвезены к месту еще затемно.
   Ребячливо прыгнув с камня на камень, Аштор споткнулась и чуть не вывихнула лодыжку. Однако Вирайя успел подхватить подругу, за что и был награжден поцелуем.
   Вдруг ожило скопище унылых бараков на правом краю плато. Звеня комариным криком, посыпались из дверей темные фигурки, бешено пронеслась среди них машина надсмотрщика, и люди стали строиться в колонны.
   Некоторые отряды были составлены из рабов чуть ли не вдвое ниже нормального роста. Аштор знала, что это вовсе не дети, а смышленый карликовый народ, весьма ценимый Избранными; Вирайя, как член Круга, был осведомлен, что пигмеи выведены все в той же подземной кухне Острова специально для рудничных работ, где предпочтителен малый рост...
   Аштор присела, изящно вытянув и скрестив ноги в меховых сапожках. Под горой уже фыркали, скрежетали, плевались отдохнувшие машины, начиная сгрызать последние неровности плато. В центре подковы зияли четыре жерла, четыре тоннеля в подземный город, озаренные изнутри рассеянным светом ламп и вспышками сварки. В три тоннеля вливались колонны свежих рабов, а из крайнего правого выползала по дороге, петлявшей под скалами, медлительная муравьиная цепочка рабочих, окончивших смену.
   Аштор пригласила Вирайю сесть рядом с ней на валуне. Внезапно закрыла ему ладонями глаза:
   - Сказать, о чем ты сейчас думаешь?
   - О чем? - спросил Вирайя, хотя не сомневался, что Аштор угадала. Налетел первый порыв дневного ветра, унося душевное равновесие.
   - О том, что сегодня из горы вернулось очень мало рабов.
   - Втрое меньше, чем вошло в нее вчера!-воскликнул Вирайя. Он оторвал ладони Аштор от лица и взглянул ей в глаза. Она бывала гордой в такие моменты: не сомневалась, что только с ней адепт Ордена позволяет себе быть откровенным и беспомощным. Аштор упивалась тем, что она, уступая другу в интеллекте и знаниях, чувствует себя в этой жизни крепче, опытнее, взрослее Вирайи.
   - Ты им ничем не можешь помочь. Если они будут работать меньше - не успеют закончить к сроку.
   - Да, я не могу им помочь, - глухо согласился Вирайя, глядя в сторону тоннелей. Вслед за цепочкой обессиленных людей тащились черные грузовики с высокими бортами.- Недавно я понял, что вся моя власть - призрак, мираж! Кроме того, я трус! Я мог бы построить больницу, позаботиться о безопасности их труда. Мог бы приказать надсмотрщикам быть более человечными...
   - Так в чем же дело? Ради Единого, сделай все это и успокойся! Ты знаешь, меня волнуют не столько рабы, сколько твое состояние.
   - Я трус, - упрямо повторил Вирайя. - Если я сделаю это, Орден ничего не возразит, даже поддержит, ведь им некем заменить меня до конца строительства. А потом, когда убежище будет готово... Ведь я даже не прошел все испытания, я только формально Священный - чего им со мной церемониться?
   - Что ж, значит, вина с тебя снимается!
   - Нет!- крикнул Вирайя, и слабый крик его растаял, не родив эха, в разреженном просторе.- Может быть, я погибну потом, но зато спасу сотни... сотни... Если бы не эта стройка, я бы всю жизнь был как спящий! Видишь эти грузовики? Там навалены мертвые и раненые... как дрова!
   - Прошу тебя, хватит! - прошептала Аштор, обнимая друга. - Разве ты не понимаешь, что все равно... ни одного из строителей убежища не оставят в живых? Что даже мне не разрешат улетать отсюда, если я захочу? Но я не захочу, будь уверен.
   - Конечно,- сказал он, потупясь. - Я не только трус, но и самый настоящий подлец. Я только тогда подумал, что искалечил тебе жизнь, когда ты вышла из самолета.
   - Искалечил бы, - уточнила Аштор, соскальзывая с камня и становясь на колени перед Вирайей, - искалечил бы, если бы я тебя не любила. Довольно самоистязаний. Я сегодня с тобой слишком серьезна, это тебе во вред...
   Она решительно встала и рывком подняла с валуна Вирайю.
   - Во что бы то ни стало,- ты понял? - во что бы то ни стало нам надо выжить, и убраться отсюда, и жить свободно!
   Хризолитовые глаза Аштор истерически сузились, совсем как тогда, в первый вечер у Шаршу, но она быстро овладела собой.
   - Надеюсь, что и после катастрофы останется где-нибудь теплый морской берег...
   - Останется,- сказал Вирайя, краем глаза уловив какое-то новое движение у скал. - О, платформы возвращаются! Значит, сборка фрезы окончена...
   - Поезжай,- насмешливо сморщила нос Аштор. - Тебе же не терпится.
   Они поцеловались. Потом Вирайя достал из-под шубы радиопередатчик, повешенный на шею, и вызвал вездеход.
   IX
   Послеполуденные часы - раскаленное сердце суток. Высушенная пыль на площадке под баньяном легка, словно пудра; мелкие птицы, сражаясь за обгрызенную лепешку, подняли красноватое облако, и оно не торопится оседать.
   Глубокие тени конусов-хижин. Следы босых ног и коровьих копыт в пыли тянутся до самых джунглей. Солнце выпило воду из колоды для скота, и некому налить свежей, словно деревню поразила чума. Испуганно вспорхнули птицы из лесу надвигается рокочущий шум, прерываемый треском гибнущей поросли. Похоже, что бежит, часто дыша, взбесившийся слон.
   Облепленный паутиной и листьями, выкатился на площадку под баньяном бронетранспортер. Отчаянная птаха метнулась наперерез, из-под рубчатого колеса умыкнула спорный огрызок лепешки. Транспортер остановился.
   В тишине ударил бортовой люк, из него вылез, пошатываясь, бледный, мокрый от пота Индра. Расстегнутая черная рубаха топорщилась на его похудевшем, подсохшем теле: подобно большинству Избранных, стажер страдал в тропиках от солнечных ожогов и не раздевался даже в сильную жару. Обалдев от духоты в машине, последнюю часть пути Индра думал только о том, что кондиционер бессилен и надо выпросить в штабе сектора баллоны со сжиженным воздухом. Образ серебристой капли, испаряющейся живительным холодом, стал так болезненно ощутим, что стажер не выдержал и тут же в машине вылил на себя ведро воды. Зная уживчивый нрав стажера, солдаты отпустили серию соленых шуточек. Зато механик-водитель Матали, подскочив от брызг, чуть не уткнул машину носом в могучее дерево и непочтительно назвал Индру капризной бабой.
   Шумно вывалившись вслед за командиром, опытные загонщики мигом поняли, что деревня покинута.
   - Значит, поедем в Заозерную. Давно мы их не трясли! - сказал Матали.
   - Оттуда родом Панду,- заметил один из солдат.
   - Ну и что? - пожал плечами механик-водитель.- Его семью не тронем.
   Индра невольно заглянул внутрь хижины, похожей на ободранный полураскрытый зонтик. Разглядывая жалкий ворох тряпья и циновок, грубые горшки, вылепленные без помощи гончарного круга, он в очередной раз подумал: как бы ни лютовали загонщики рабов, все-таки вдали от метрополии дает трещины стена между избранными и коротконосыми. Вот уже и любимчики появились: тот же Панду, коричневый слуга, восемнадцать лет подтирающий блевотину в столовых поста. Впрочем, стажеру такое положение казалось не слишком тревожным. Ведь в любом случае Избранный оставался Избранным, то есть самым умным, одаренным и храбрым существом на Земле. Кроме того, Индра сам симпатизировал Панду.
   По команде стажера опять погрузились в осточертевшую душную машину, вытерли от пота подголовники сидений. Заскрежетал разбуженный двигатель, нехотя тронулись восемь пыльных колес. Когда машина достигла леса, Матали придержал ее, и пулеметчик прошил взлохмаченные конусы очередью зажигательных пуль.
   К озеру, за которым стояла большая деревня, потащились по дну песчаного русла. В сезон дождей здесь бушевал поток, волоча вырванные деревья, а сейчас только воздушные потоки, словно блестящая фольга, струились перед транспортером, обнажая раскаленный песок. Потому-то зоркий Матали не увидел издали тонкую темную фигурку на дне русла: курчавый подросток с непомерными провалами глазищ преградил путь бронированному ящеру. Стоя на коленях, он молитвенно сложил ладони у подбородка. Зажившие шрамы на коже были яркими, словно коричневая краска сцарапана с белого гипса. Прямоугольная тень машины накрыла юношу и замерла.
   Матали открыл люк, высунулся и заорал:
   - Эй, Арджуна, что ты здесь лазишь, дуралей? Задавлю!
   Наверное, он понял только собственное имя - уникальное для существа низшей расы, гордое имя одного из хрестоматийных героев Страны Избранных, полководца в Войне Света и Тьмы. Панду, отец юноши, в свое время был жестоко бит Рудрой за то, что осмелился так назвать ребенка. Но Арджуна, часто прибегавший на пост помогать отцу, оказался веселым, ласковым, смышленым пареньком; его громадные глаза так нежно и восторженно смотрели на белых демонов, что смягчился даже суровый начальник поста. Сам отец нескольких детей, по которым он тосковал целый год, от отпуска до отпуска, Рудра то пугал мальчонку пистолетом: "Пу! Пу!" - и смеялся до упаду, когда Арджуна, рыдая, валился ему в ноги, то учил песенкам и закармливал шоколадом...
   Выслушав донесение Матали, украшенное, как обычно, непристойной руганью, Индра сам выглянул в люк. Ерзая коленями по красному песку, коротконосый так и рвался к транспортеру.
   - У него кровь на шее, - сказал, присмотревшись, Матали.- Дело нечисто, парень что-то хочет нам сказать.
   Громыхнули люки. Арджуну обступили, он затравленно завертелся на месте. Индра присел перед ним на корточки и спросил как можно мягче:
   - Ну, так чего же ты хочешь?
   Лицо, удивительно одухотворенное для получеловека-туземца. Точеный раскрыленный нос, высокие дуги бровей, а под ними - дикие, скорбные глаза, иссиня-черные вблизи, как грозовая ночь. Если заглянуть в них, остальные черты лица мгновенно расплываются. исчезают, словно весь Арджуна - это лишь пара глаз. И тем не менее, у него глаза ребенка. Как приковала их свернувшаяся змея, кусающая свой хвост,- золотой значок стажера! Индра внезапно вспомнил юного раба, которого затравил гепардом покойный дядюшка... Э, да у него действительно распорота шея!
   - Да говори же, Арджуна, не бойся!
   Нет, он слишком утончен от природы, чтобы вырасти послушным и добродетельным. Рот юноши прекрасно очерчен, однако нижняя губа намного толще верхней - примета жестокого сластолюбца. Неужели порезвился с туземкой от скуки какой-нибудь Избранный? В метрополии порча Священной Расы стоила бы жизни и женщине, и ее любовнику, а сын попал бы в государственные рабы.
   Взгляды туземца и стажера встретились. Дрогнули, разомкнулись губы, красиво опушенные усиками. Арджуна энергично показал рукой в сторону озера:
   - Не иди! Не иди! Деревня - там!..
   Исчерпав запас подходящих слов, Арджуна вдруг наклонился и начал быстро, как зверек, рыть яму в песке. Вырыв, он перекрыл ее несколькими подобранными прутиками. А затем показал, как что-то подползает к яме, ломает настил и - о ужас!- проваливается.
   - Т-ррр-ттт... - лепетал Арджуна, возможно, пытаясь воспроизвести шум двигателя.
   И вдруг вспомнил самое главное, самое нужное слово:
   - Деревня - убивать!
   - Ах ты, перо тебе в задницу!- закричал, хлопая себя по бедрам, Матали. - Чтобы в нашем родном секторе...
   Высказавшись, Арджуна ткнулся лицом в песок и длинными шоколадными пальцами накрыл голову. Вероятно, он улизнул от сородичей, чтобы предупредить белых демонов. Его пытались задержать, ранили... Заозерная теперь, понятно, тоже пуста, жители прячутся в чаще. В случае покушения туземцем на Избранного, - а тем более на целую группу, - устав предписывает действия, "по возможности поучительные для всего сектора". Это значит полное уничтожение десятков деревень, ковровая бомбардировка леса.
   С другой стороны, Иидре, стажеру Внутреннего Круга, известно, что Ордену, как никогда, нужны рабы. Десятки, сотни тысяч рабов.
   Что же делать?
   Разве что командующий сектором вразумит: у него посвящение на две ступени выше, чем у Индры.
   Стажер крепко потер ладонью лоб и сказал радисту;
   - Соедини меня со штабом сектора, будем докладывать.
   - А Рудре?
   - Это орденское дело,- отрезал Индра.
   Возбужденные солдаты полезли в машину, обмениваясь кровожадными предсказаниями. Индра ласково потрепал Арджуну по подбородку и вдруг приказал неожиданно для самого себя:
   - Парня взять с собой. Рану промыть спиртом.
   X
   Речонка среди выжженной степи вздрагивала и испуганно прижималась к земле, как звереныш, застигнутый грозой. Шатались корявые черные столбы на берегу, остатки деревьев, словно рядом по земле били тяжелые молоты. Ни звука, ни красок. Под гнойным небом цепью ползут к реке плоские бронированные машины. Вот уже передние, маниакально вытянув хоботы орудий, вспахивают черную воду. Белые пенные крылья вырастают у машин при переправе. Опять беззвучно дрогнули обугленные стволы, гарью затянуло берег, и танк, уже рывший песок мокрыми гусеницами, остановился, выбрасывая из щелей башни жирный копотный дым.
   Оставив полдюжины костров над рекой, поредевшая цепь танков упорно ползла к горизонту. Там, за краем равнины, что-то клубилось, вспыхивало, перебегало огнями. И надо всей наземной суетой величаво висела в зените странная туча, сущий кочан капусты на массивном лохматом стебле. Разбухший край тучи пересекали белые следы боевых "стрел".
   Потом появился город. В мелькании черно-рыжих плешин, сквозь пляску царапин увидел Вирайя, как всеми окнами озарился изнутри многоэтажки дом. Будто падающая штора, медленно осела передняя стена. Водопад обломков, балок и праха накрыл несколько бегущих фигурок...
   Снова скачут ржавые пятна - следы нескольких веков хранения... Вот окоп, а в нем - солдаты. Темные от грязи и копоти лица, каски со змеей. Солдаты лихорадочно кормят снарядами громоздкое оружие, отскакивают - и орудие содрогается, как в приступе падучей. Другие солдаты - с руками и головами, обмотанными кровавым тряпьем,- сидят в длинной глубокой траншее, в дождевой хляби, и выскребают ложками дно котелков...
   ...И снова, клубясь и пенясь, вздымается эта странная туча на толстом растрепанном стебле. Только теперь она вырастает из морских глубин; чудовищный вал легко опрокидывает оскаленные пушками, многоярусные военные корабли.
   Когда Савитри, историк Ордена, выключила равнодушно проектор, Вирайя долго не мог говорить, не мог подняться из глубокого кресла. Стальные, огненные монстры, сшибаясь в поединках, топтали, как хрупкую траву, своих создателей.
   Гордая, нелюдимая, насмешливая Савитри еще там, на Черном Острове, почему-то взяла под покровительство Вирайю. Может быть, мятущаяся душа архитектора были чем-то сродни ей. Теперь в свежевырытом убежище, под гранитной толщей Меру - Горы Единого, она впервые показывала другу древние полуистлевшие кинопленки. Аштор глупо, истерично ревновала Вирайю к Санитри. Сегодня она с утра закатила ему скандал, хотя и знала прекрасно, что никак не может он взять ее на просмотр. Все-таки Аштор имела лишь предварительное посвящение Внешнего Круга - ниже стоял только раб.
   Разумеется, как все Избранные, Вирайя с детства знал о кровопролитной и славной Войне Света и Тьмы, о том, как девятьсот лет назад некая северная держава, ранее бывшая колонией Островов Блаженных, обрела самостоятельность и стала накапливать гигантские арсеналы. Пришлось Избранным поломать головы, изобретая все более страшные виды оружия. Неустойчивое равновесие тянулось более века. Наконец северяне нанесли коварный удар. Их десант был перебит: в ответ силы Тьмы потопили флот Империи. С обеих сторон взмывали стаи Сестер Смерти. Островам посчастливилось уцелеть. Северная страна вымерла полностью; позднее это изображалось, как великая победа сил Света. Имя главного военачальника северян, пропавшего без вести, Круг запретил произносить. Его называли только Враг или Лжец...
   Тогда-то живой бог и приказал истреблять все очаги культуры вне Архипелага. Чтобы никто и никогда не смог посягнуть на обитель Никем не рожденного, на Священную Расу... Цветущие страны были испепелены; Орден тщательно следил, чтобы нигде на планете не начали пользоваться парусом, компасом, жечь нефть или плавить руду. Распространение элементарных знаний пресекалось жестокими казнями.
   Дети в школах зубрят пышиословные стихи о низвержении сынов Севера во главе с Врагом, посягнувшим на престол Вселенной. Стоят в городах колоссальные помпезные памятники, подобные тому, перед входом на Священный Стадион, где крылатый воин в солдатской каске, красуясь непомерными плечами и бицепсами, мечом высотой до груди прикалывает корчащегося чешуйчатого гада. Рассказы о временах славных походов и гениальных полководцев, великих воздушных сражениях и неумолимости Сестер Смерти отдавали мифотворчеством и казенным пафосом. Но выцветшие фильмы Савитри придавали мифам гнетущую, будничную достоверность.
   ...Это было позавчера. А сегодня Вирайя принимал внутреннюю отделку астрономической обсерватории. Убедившись, что работа отделочников не вызывает претензий, он вышел на площадку и нетерпеливым жестом отпустил вездеход.
   От самых ног уходила вниз крутая каменная осыпь, бурыми клиньями рассекая полукольцо девственно-чистого снежного склона. Далеко внизу среди камней кустились нежные бело-розовые цветы, которые он давно хотел нарвать для Аштор. Вирайя постоял немного, примериваясь,- и поставил ногу на плиту, предательски покачнувшуюся.
   Впрочем, осторожно спустившись на несколько шагов, он убедился, что качающиеся глыбы достаточно крепко сидят в своих гнездах. Молодому и ловкому человеку, каким был архитектор, ничего не стоило одолеть эту осыпь. Он продолжал слезать боком, иногда придерживаясь руками, но вскоре, почуяв безопасность, сделал один прыжок, другой... Может быть, никогда до сих пор не взвивался так легкомысленно черный, леденящий сердце плащ адепта Ордена!
   Разогнавшись, Вирайя не смог остановиться сразу и нанес изрядный урон цветам. Бережно поднимая затоптанные стебли, он вдруг опять, в который раз, увидел, как вспыхивает, оседает и хоронит под собой прохожих громада дома. Дул пряный дневной ветер, бередя старые тревоги, сомнения, так и не получившие ответа. Почему Единый, держатель Мира, допускает такое? Ведь, если верить учению Ордена, древний Враг со своей армией тоже были творениями живого бога... Как же творение смогло восстать на творца? Как может космос, подвластный Диску, вдруг замахиваться страшным молотом над всей землей? Непонятно, непостижимо!
   То ли Он, Никем не рожденный, склонен к самоубийству, то ли наслаждается муками смертных и, значит, сам заслуживает имя Врага, то ли попросту далеко не всесилен, а стало быть, недостоин такого поклонения...
   Не так давно Вирайя торжественно доложил по радио Ложе Бессмертных, что строительство подземного города Меру полностью окончено. Тысячи комнат, выдолбленных в толще горы, ярусы коридоров, залы для собраний отделаны и меблированы. Запасы воды и пищи, топлива и медикаментов собраны полностью, включая резерв сверхглубокого бункера. Арсенал укомплектован, Священная Гвардия заняла посты, рабы всех специальностей и предназначений смиренно ждут господ...
   А на следующий день он встречал самолет иерофанта. Прибыл тот самый тучный, отдышливый старец, который главенствовал при посвящении Вирайи. Он уже трижды посещал Меру, проверяя, как идут работы, и теперь должен был принять от имени Ложи готовое убежище. Опираясь на руки Вестников, верховный адепт долго одолевал ступени трапа. Затем сгреб своего питомца за плечи и принялся целовать с неожиданным пылом.
   - Я всегда был уверен, что ты оправдаешь! - в самое ухо прохрипел Бессмертный. Сек наискось мокрый снег, и новая огромная звезда - начищенная серебряная медаль - сияла сквозь туман рядом с тусклым Солнцем.
   Потом начали прибывать Священные. Неугомонному Плеолаю даже близость ужасного испытания не помешала закатить попойку в личном бункере, среди зеркал, бассейнов, оранжерейных цветов и драгоценных мозаик.
   Расплескивая багровое вино из плоской чаши, пьяный Плеолай без удержу молол языком:
   - Не успеют, не успеют... В убежище Фуле еще проводка не готова, ходят с факелами, и воды нет. О бункерах Внешнего Круга говорить не приходится даже половину не разместят... Поздно спохватились.
   - Ты одно из двух - или пей, или говори,- вмешался никогда не пьянеющий Равая.
   - А-а, - беспечно отвечал русый бородач, заливая себе брюки.- Сейчас все пьют. На Архипелаге как предупредили насчет гнева Единого и спасения достойных - все с ума посходили, особенно в столице. Я там был, из бронетранспортера не вылезал. У кого найдут направление в убежище разорвут беднягу в клочья со всей семьей, хотя бумага-то именная и другим от нее толку нет. Распределители грабят. Голубая Стража бомбит усыпляющим газом, уснувших грузовиками свозят и сваливают на Стадионе. Пытались штурмовать Храм. Гвардия отстреливалась. Крови было! Ну их. Вирайя, богоподобный, что бы мы без тебя делали? Эй, вы! Кто не выпьет за нашего спасителя, тот последняя скотина!..