Доценко Виктор. Черный трибунал (Бешенный против Лютого - 2)

   "Приятно, - думал Савелий, - когда твоя девушка не только красива, но еще добра, умна и талантлива".
   Конечно, в жизни Савелия были очень разные женщины и все они были по-своему замечательны. Но сейчас он, кажется, действительно не на шутку влюбился. Ему было очень приятно наблюдать, как внимательно слушает Вероника каждое его слово, какими по-детски восторженными глазами смотрит на него, как ласково называет его Савушкой. Да, они не просто нравились друг другу. Кажется, это была любовь, возможно, самая большая в жизни бойца-одиночки Савелия Говоркова...
   Прилетев в Айа-Напу, Савелий и Вероника получили свой багаж и вскоре уже переступали порог четырехзвездочной гостиницы "Адаме Бич". Над Кипром вставала огромная луна.
   - Ну как, нравится? - спросил Савелий, бегло осмотрев скорее по привычке, чем по необходимости, просторный гостиничный номер.
   Включил торшер.
   - Савушка, милый, да мне бы и в шалаше с тобой было хорошо. А тут просто здорово. Пойду приму душ с дороги. - Вероника поцеловала Савелия в губы, одарив его при этом призывным взглядом вдруг потемневших от желания глаз, и, рассмеявшись, упорхнула в ванную.
   Савелий достал из сумки купленную в аэропорту бутылку красного кипрского вина, открыл и разлил вино по бокалам, прислушиваясь к плеску воды. И только он сделал первый глоток. Вероника позвала его голосом, в котором угадывалась дрожь волнения:
   - Савушка... Иди сюда ко мне. Чего же ты ждешь?
   Савелий распахнул дверь и увидел свою красавицу во всем великолепии ее наготы: идеальной формы груди, безукоризненно стройное тело, темный треугольник волос внизу живота, а главное - эти зовущие, горящие страстью, сумасшедшие глаза.
   - Ну, иди же ко мне... Савушка, любимый... - тихо проговорила девушка и неожиданно стыдливо потупилась.
   У Савелия закружилась голова, в висках застучало, он шагнул к Веронике под теплые струи воды и обнял ее. Опустился перед ней на колени и медленно, отводя своими сильными руками ее слабые руки, стал целовать ее бедра, живот. Вероника застонала от наслаждения. Ее била мелкая дрожь. Савелий поднялся и стал целовать ее груди, слегка покусывая напрягшиеся острые соски. Наконец их губы слились в поцелуе. Вероника, сдаваясь его мощному напору, повернулась к Савелию спиной.
   Он принялся целовать ее розовые ушки, жадно гладя ее груди и живот. Потом вдруг подхватил ее на руки и осторожно, боясь уронить драгоценную ношу, понес девушку в комнату, где в мягком полумраке их ждали белеющие простыни огромной двуспальной кровати. Савелий хотел погасить свет, потянулся было к торшеру, но Вероника слабо запротестовала:
   - Не надо, Савушка... Я хочу видеть всего тебя... Видеть твое тело, твои сумасшедшие голубые глаза, в которых мне хочется просто утонуть...
   Савелий лег с ней рядом. Девушка начала покрывать все его тело поцелуями - в глаза, в губы, в ключицы, скользя ниже и ниже. Вот она с необыкновенной нежностью коснулась губами его шрама на животе, а вот уже осторожно провела язычком по его раскаленной и сладко набухшей плоти.
   По телу Савелия прошла судорога. В гостиничном номере воцарилось молчание. И когда наконец настал МОМЕНТ ИСТИНЫ, когда случилось ЭТО, Савелий, совершенно не в силах больше сдерживаться, громко застонал и заметался на кровати, но Вероника никак не хотела его отпускать и молча приняла в себя все его естество.
   Немного отдохнув и утолив жажду терпким, сейчас особенно приятным кипрским вином, влюбленные снова потянулись друг к другу.
   - Как ты делаешь ЭТО, Ника, - шептал Савелий, - Господи, я просто потрясен!
   - Ах, Савушка, я так тебя люблю, - шептала Вероника, - я готова с тобой на все... Понимаешь, на ВСЕ... Чего бы ты еще хотел?! А хочешь, вот так попробуем? Если действительно хочешь, конечно...
   Он лежал навзничь, а она осторожно уселась сначала ему на живот, потом приподнялась над ним, рукой ввела в себя остолбеневшую плоть и заявила:
   - Если тебе интересно, сообщаю - это моя любимая поза. Поза "наездницы"...
   И тут она начала буквально "объезжать" его, гарцевать на нем. Видимо, эта поза устраивала ее больше всех остальных - Вероника вскрикивала, стонала, потом замерла, очевидно испытав оргазм. И с громким стоном повалилась на грудь Савелия, не слезая с него. Потом, не говоря ни слова, вынула его неугомонного приятеля из влагалища, осторожно ввела его в свою попочку и стала опускаться на него, впуская все глубже и глубже...
   "Вот это да", - успел подумать Савелий и тут же с криком выплеснулся своим любовным нектаром...
   Так они и не сомкнули глаз до самого рассвета, и утомленные, и освеженные любовной битвой.
   Уснули только под утро. Савелий, чувствуя счастливую легкость во всем теле, подумал, засыпая:
   "Да... Если я - мастер боевых искусств, то Ника - богиня искусства любви... Ни разу, кажется, до этого я не испытывал ничего подобного. Какая славная... Подумать только - у нас впереди целый месяц. Самый приятный эпизод в моей жизни! Но эпизод ли? Нет, скорее это нечто большее..."
   Утром Вероника проснулась одна - Савелия рядом не было. Какое-то время она лежала неподвижно, вспоминая восхитительные подробности прошедшей сказочной ночи, потом тихо рассмеялась и открыла глаза. В дверном замке щелкнул ключ, и на пороге возник ее дорогой Савушка с большой меховой черепахой в руках.
   - Доброе утро, - как-то немного застенчиво, словно стесняясь чего-то, проговорил он, - это тебе.
   - Какой же ты милый, Савушка! Ну просто прелесть! - Девушка резво соскочила с кровати и обняла любимого. - И черепаха тоже прелесть! И вообще все прекрасно и замечательно! Ой! А что это во рту у черепахи? Это ты положил? Вероника вынула из меховой пасти с тряпичными ярко-желтыми зубами маленькую коробочку и тут же ее раскрыла.
   В лучах солнца ослепительно вспыхнули бриллианты в золотых серьгах. Вероника замерла, не в силах оторвать взгляд от такой красоты, потом взвизгнула от восторга и кинулась в объятия Савелия.
   - Серьги с бриллиантами! Да такие красивые. Они, похоже, антикварные, Савушка! Ты, получается, уже сбегал в ювелирный, чтобы меня порадовать? Вот спасибо! У меня никогда еще таких старинных не было! Какой у тебя превосходный художественный вкус. А можно, я их прямо сейчас примерю, а? Ура-ура-ура!
   Савелий скромно стоял и улыбался. Вероника примерила серьги, повертелась в них у зеркала, потом взглянула в окно гостиничного номера:
   - Боже, какой чудесный день, Савушка! И как же мы его проведем?
   - Как пожелаешь, Ника, - просто сказал Говорков. - Приказывай.
   И этот день, и ряд последовавших за ним они провели вместе, почти не отходя друг от друга. Со стороны, наверное, они были похожи на обычных европейских туристов - вели себя скромно, без лишней развязности, присущей вообще-то прибывающим на Кипр "новым русским", - гуляли повсюду, держась за руки, и говорили, говорили. О чем? Обо всем на свете, но главным образом конечно же о своей любви. Вспоминали свою первую встречу, вспоминали о разлуках, радовались тому, что вместе. Савелий хоть немного расслабился." Иногда, впрочем, он для поддержания боевой формы делал замысловатые физические упражнения, поднимал тяжести в гостиничном номере, бегал по утрам вдоль линии прибоя.
   Он помнил, что отдых однажды закончится и его снова ждут серьезные испытания, ставкой в которых может быть его собственная жизнь.
   Савелий часто вспоминал слова своего Учителя:
   "ПОМНИ И ВСЕГДА ПОВТОРЯЙ: ТЫ - ВО МНЕ, Я - В ТЕБЕ! ВОССТАНАВЛИВАЯ СИЛЫ, НЕ ЗАБЫВАЙ, ЧТО НАСТАНЕТ ДЕНЬ, КОГДА ТЕБЕ ПОНАДОБЯТСЯ И ВЕСЬ ТВОЙ ДУХ, И ВСЯ ТВОЯ ЭНЕРГИЯ. ГОТОВЬСЯ К ЭТОМУ ДНЮ".
   Вероника много рисовала, иногда с самого раннего утра. Тогда они вдвоем уходили на пляж. Савелий загорал, то сидя в шезлонге, то лежа на горячем песке, обмениваясь с любимой ласковыми словами, а Вероника стояла за мольбертом.
   Они носили одинаковые белые брюки и майки, оба сильно загорели. Пожив некоторое время в Айа-Напе, они решили перебраться в курортный городок Лимассол, удививший их обилием полупустых, но всегда открытых ресторанчиков. В этом городе они сняли великолепный номер с видом на море и белую песчаную косу, причем сняли в самом дорогом отеле "Четыре сезона".
   Они пробовали суп и еще массу причудливейших блюд из осьминогов, различные сорта местных вин. Целовались на скале Афродиты, летали на вертолете над древним городом Пафосом, где, по слухам, когда-то родилось такое занятие, как проституция, бродили меж пальм, олеандров и кактусов. Побывали в аквапарке. Один раз даже ловили осьминогов, наняв для этого рыбацкую лодку, - правда, почти все время в этой лодке они провели не рыбача, а неистово любя друг друга.
   Незаметно пролетели две недели отдыха.
   Тем временем выяснилось, что на Кипр, как раз в эти дни, приезжает один очень популярный в России певец, чтобы снять свой новый клип и дать один-единственный концерт. Вероника загорелась желанием побывать на этом концерте. Савелий, вообще-то равнодушно относившийся к любым звездам эстрады хоть к русским, хоть к западным, - на этот раз, естественно, сделал все возможное, чтобы уважить просьбу своей возлюбленной.
   И они неброско, но модно одетые пришли посмотреть на это представление. Действо происходило у громадного бассейна, наполненного до краев неестественно синей водой. Весь бассейн и вся сцена были увешаны сотнями крохотных фонариков, которые перемигивались в такт негромко звучащей музыке.
   Пока играл магнитофон, перед импровизированной сценой суетились люди в синей униформе, подключали какие-то провода, пробовали микрофоны, громко обменивались непонятными репликами:
   - Вася, поддай еще реверку... И холла, холла побольше... Отлично!
   - Раз, раз... Семнадцать... Восемнадцать... Во, нормалек... Экраны готовы?
   - Через полчаса начинаем. Костя, тут вход на большой джек...
   - Да, я знаю. Звук в мониторах прибавьте...
   Вероника была уверена, что оделась относительно скромно. На самом деле она была самой красивой здесь и выглядела в этот вечер еще привлекательнее, чем обычно. Затянутая в черное шелковое платье, подчеркивающее соблазнительные формы ее точеной фигурки, сделавшая какую-то немыслимую прическу и надевшая по случаю концерта бриллиантовые серьги - подарок Савелия, - она сидела за столиком, не обращая ни малейшего внимания на жадно-похотливые взгляды и мерзкие причмокивания бритоголовых парней из "новых русских", решивших убежать на время от своих проблем и русских осенних холодов сюда, где пальмы, кактусы и жара.
   Толстые "голдовые цепуры" поверх черных маек, малиновые пиджаки да "мобилы" в унизанных перстнями руках четко указывали на социальное положение большинства из них.
   "Или банкиры, или бандюги, - думал Говорков, окидывая спокойным пристальным взором голубых глаз собравшихся, - что, впрочем, в наши времена почти одно и то же. Ну и пусть. Конечно, вон тот двухметровый бычок с серьгой в ухе уж очень нагло вылупился на Нику. Но ведь не запретишь же ему смотреть, в самом деле".
   - Савушка, что с тобой? - заметив перемену настроения у своего любимого, нежно спросила Вероника. - Не нравятся они тебе, да? Жирные все какие-то... А полстраны без зарплаты голодает. Я газету читала...
   - Ладно, пусть сидят себе... Пока... - поморщившись, сказал Говорков и заставил себя улыбнуться девушке.
   Вероника вызывающе, на виду у всех, поцеловала его в губы, и поцелуй у них получился долгим и страстным. Она легонько погладила его по руке, словно призывая не нервничать, - на концерт ведь пришли.
   Внезапно занавес на сцене разошелся, громко ударили гитары и ударные. Началось шоу. Вспыхнули цветные огни. Звезда российской эстрады - кудрявый красавец с томными накрашенными глазами, окруженный кордебалетом в удивительных нарядах и павлиньих перьях, - выскочил к микрофону и запел свой самый известный шлягер, простирая руки к бешено аплодирующему залу. Нехитрый мотивчик трогал за душу.
   - А здорово поет, - с уважением, перекрикивая грохот музыки, заявил Савелий, который видел в жизни больше трупов и крови, чем эстрадных концертов.
   - Я его очень люблю! - крикнула восторженная Вероника и тут же рассмеялась: - Но тебя больше, Савушка, родной!
   Певец разошелся не на шутку. Он уже соскочил со сцены в зал и пошел между столами, умудряясь при этом танцевать и петь в радиомикрофон, не сбивая дыхания. Люди дружно хлопали в ладоши. Вдруг произошло нечто из ряда бон выходящее: тот самый двухметровый амбал с серьгой в ухе, который так нагло разглядывал Веронику, вырвал из рук эстрадной звезды радиомикрофон, вскочил на столик и начал что-то истошно орать.
   Все замерли. Пьяный в доску, амбал ревел что-то хрипатым голосом. Кажется, песню - "Нинка, как картинка, с фраером гребет...". Потом амбал начал неудержимо блевать - и на радиомикрофон, и на окружающих, и даже на смертельно побледневшего певца, который совсем растерялся в этот миг.
   - Где же секьюрити? - взвизгнула какая-то дико наштукатуренная старушка в пестром платье, сидевшая неподалеку от Вероники.
   Девушка же смотрела в упор на Савелия. Он все правильно понял: какая-то бешеная волна вынесла его из-за столика, он подлетел к пьяному амбалу и каким-то неуловимым ударом в переносицу сбил его с ног, успев выхватить из рук микрофон. Встал в позу "богомола" и быстро осмотрелся по сторонам - все вокруг сидели неподвижно. Амбал ворочался у ног Савелия, изрыгая проклятия:
   - Ну все, шибздец тебе... Сука! Ты же мне нос сломал! Гнида... Бля буду, все, тебе не жить!
   Дружки амбала - бритоголовые парни с лицами, не облагороженными интеллектом, - вскочили было помочь корешку, но тут же сели обратно на пластмассовые белые стулья.
   Савелий успокаивающим жестом поднял вверх обе руки и громко произнес:
   - Все в порядке, почтенная публика! Инцидент исчерпан, концерт продолжается! - после чего вручил бледному певцу микрофон.
   Савелий уже хотел было удалиться, но тут звезда эстрады начал быстро говорить:
   - Старик, спасибо! Не забуду. Как тебя отблагодарить-то?
   Савелий подумал и сказал:
   - Слушай-ка, поешь ты здорово, признаюсь. Моя подруга очень уж любит твои песни. Может, посвятишь одну специально ей? Зовут Вероникой, мы вон там сидим.
   Певец согласно закивал и, спросив еще что-то у Говоркова, побежал за сцену переодеваться. Ну а Савелий, равнодушно перешагнув через тело поверженного им амбала, вернулся к своей девушке. И сразу же пригубил предложенного ему Вероникой красного вина. Друзья амбала еле привели того в чувство, подняли на ноги и куда-то увели. Один из них оглянулся на Говоркова, сверкнув фиксой, и глухо выругался сквозь зубы.
   Певец опять вышел на сцену, удачно подшутил над происшествием и потом, уже на полном серьезе, поблагодарил "ветерана афганской войны, который просил не называть его имени, за своевременную помощь". И, как было условлено, посвятил одну из лучших своих песен "очаровательной Веронике, спутнице нашего героя".
   Концерт вскоре закончился, причем все второе отделение у сцены дежурили те самые секьюрити, которые неизвестно где шатались во время злополучного инцидента.
   Савелий и Вероника возвращались в отель, до которого им оставалось уже шагов пятьсот.
   - Ловко ты ему! - восхищалась девушка. --Спасибо за песню, Савушка! И вообще ты у меня самый лучший.
   - Да ну, зря я это, - недовольно пробормотал Говорков, - не люблю по пустякам силы расходовать. Но что мне было делать? Нам чуть не испортили праздник...
   Они шли по узким переулкам, освещенным несколькими фонарями. И тут кто-то окликнул Савелия на чистом русском языке:
   - Эй, мужик, обожди. Разговор есть.
   Савелий загородил собой Веронику и повернулся лицом к говорящему, моментально оценив ситуацию. К ним вразвалочку и неторопливо подходили три субъекта явно бандитской наружности. Савелий узнал их - конечно, это были дружки амбала, которому он сломал нос. У одного из них во рту хищно блестела фикса.
   - Что надо, ребятки? - спокойно спросил Савелий.
   - Ты зачем нашего братана обидел? Самый крутой, что ли? Перед своей телкой в брюликах вые... - Говоривший не успел выругаться, потому что Савелий резко нанес ему страшной силы удар под дых.
   Бандит сложился пополам, разевая по-рыбьи рот в попытке глотнуть воздуха.
   - Савушка, осторожно! - крикнула Вероника. Но Савелий и так знал, что ему нужно делать. Он выпрыгнул на месте и ловким ударом ноги вышиб у одного из нападавших сверкнувший в свете фонарей нож-выкидуху. Выпрыгнул еще раз и ударил другой ногой бандита в челюсть, да так, что раздался громкий хруст, бритоголовый отлетел на пару метров и смачно впечатался в стену дома, а затем медленно, словно повидло, сполз на землю.
   Третий бандит - как раз тот самый, фиксатый, - похоже, кое-что понимал в боевых искусствах. Он начал прыгать перед Савелием, сразу же распознавшим стиль "пьяной обезьяны". Стиль опасный, но смотря для кого. Савелий присел и неуловимым движением правой руки саданул бандита ребром ладони по кадыку. Тот рухнул на асфальт и задрыгал ногами. Между тем первый нападавший, успев очухаться, бросился на Савелия с воплем:
   - А, сука афганская, я те счас урою!!! - метнулся к Савелию в высоком прыжке.
   Однако Савелий все время был начеку: вовремя пригнулся и, когда бандит перелетал через него, успел ударить кулаком ему в пах. Бандюга взвыл от боли и повалился рядом со своими корешами.
   - Так-то вот, - отдышавшись, сказал Говорков и повернулся к Веронике. Девушка всплеснула руками:
   - Савушка, кто они? С тобой ничего не случилось?
   - Да что ты, - рассмеялся Савелий. - Это не бойцы. Так, мелочь... Надеюсь, больше мы с этой поганью не встретимся.
   ...В эту ночь - последнюю ночь их пребывания на Кипре - Вероника отдавалась Савелию со всей страстью, на которую только была способна. Опять они не спали до утра, потому что оба прекрасно понимали, что вот и заканчивается отведенный им судьбою месяц любви, что потом они снова расстанутся, и когда встретятся снова, трудно даже предположить. Ее ждала учеба, а Савелий уже девятого октября должен был вернуться в Москву. И сейчас, пока неумолимое время не разлучило их, они стремились проникнуть друг в друга как можно глубже, одарить друг друга той небывалой нежностью, которая даст им силы двигаться дальше по жизни, любя и помня эту любовь всегда.
   - Я хочу от тебя ребенка, - прошептала Вероника. - Ты слышишь, Савушка? Хочу сына, такого же, как ты. Так не хочется расставаться с тобой. - Она вдруг всхлипнула. - Мой милый, мой единственный... Савушка...
   - И я люблю тебя, - говорил Савелий, обнимая подругу. - И тоже не хочу с тобой расставаться. Только не нужно разводить сырость!.. - Он улыбнулся и вытер бежавшую по щеке слезу. - Если бы только все в этом мире зависело от наших желаний...
   Савелий с наслаждением вдыхал аромат ее волос, жадно целовал мокрые от слез глаза девушки, ее горячие, разбухшие от поцелуев губы. А она в эту прощальную ночь словно сошла с ума - изобретательность ее ласк, казалось, не имела границ.
   В какой-то момент Вероника захотела, чтобы он вошел в нее стоя. Савелий прижал ее к холодной стене номера, а она обняла его за талию стройными ногами. Не каждый мужчина может долго заниматься сексом в этой трудной позе, но Савелий и спустя десять - пятнадцать минут неутомимых движений ни капельки не устал. К тому же Вероника была легкой, словно пушинка. Как громко она стонала!
   "И пусть, - думал Савелий, - какое нам дело до обслуги отеля. Не маленькие, должны понимать, отчего люди кричат по ночам в своих номерах..."
   В эту ночь они испробовали, наверное, все, что было известно им о сексе. И нет ничего удивительного в том, что под утро оба надолго забылись сном без сновидений и спали до трех часов дня.
   Проснувшись, они долго лежали, сжимая друг друга в объятиях. Но все на этом свете когда-то заканчивается. Савелий и Вероника наконец поднялись с любовного ложа, собрали вещи, упаковали чемоданы. По русскому обычаю, посидели "на дорожку". И двинулись в путь.
   Через несколько часов "Боинг-737" уже мчал их в сторону России.
   В самолете Вероника достала большой блокнот и немного застенчиво стала показывать Говоркову наброски, сделанные во время отдыха. Тут были и кипрские пейзажи, и портрет маленького голубоглазого мальчика, очень похожего на Савелия ("Я надеюсь, у нас все-таки будет сын", - задумчиво обронила девушка), и две-три геометрические картинки ("Надоел мне этот оп-арт, хоть и хорошие деньги приносит", - вздохнула Вероника).
   Но больше всего Савелию понравился набросок, изображающий двух взявшихся за руки влюбленных, бегущих к морю. Он догадался, конечно, кто эти влюбленные, и ласково поцеловал Веронику. А она, словно решив его удивить, перевернула страницу блокнота - там была точная копия понравившегося ему наброска, которую она и подарила ему на память о времени, проведенном вместе.
   В проходе между креслами прошла стюардесса, предлагая пассажирам сделать заказ. Савелий и Вероника переглянулись и в один голос заказали лучшего кипрского вина.
   - Слушай, как же я забыл прикупить несколько бутылочек с собой? сокрушался Савелий.
   - Ничего! - сказала Вероника, вынимая из сумки бутылку вина в оплетке. - Зато я не забыла. Вот, возьми, Савушка, любимый... Когда ты мне позвонишь?..
   Полет продолжался. Ровно гудели двигатели. Самолет все дальше уносил влюбленных от места, напоминавшего земной рай. Уносил в Россию, напоминающую потревоженное осиное гнездо. В земной ад...
   Глава третья
   Кремлевский курсант
   На влажные московские бульвары, на скверы и парки медленно, как бы нехотя опускались желтые листья. Набрякшая влагой листва падала плавно и тяжело, точно рубль на валютной бирже. Что поделать - вот уже третью неделю Россия живет в новом времяисчислении: до семнадцатого августа и после. Шуршит под подошвами дешевое золото листвы, шуршат в бумажниках обесцененные рубли, и никто не знает, когда это закончится и закончится ли вообще...
   Крутобокий серебристый "линкольн", отблескивая голубоватыми пуленепробиваемыми стеклами, прошуршал шинами по мокрому асфальту и остановился перед величественным гранитным подъездом на Котельнической набережной.
   "Росгазнефтьинвестбанк" - значилось на золоченой табличке слева от двери. Водитель - массивный шкафообразный мужчина с покатыми борцовскими плечами, налитыми гуттаперчевыми кулаками и характерным прищуром по-лягушачьи выпученных глаз - привычно взглянул в зеркальце заднего вида, оценивая обстановку. Позади, метрах в пятнадцати, застыл темно-бордовый джип, хищного вида "шевроле-тахо". И в эту же минуту в держателе на приборной панели зазуммерил мобильный.
   - Виталик, ты уже на месте? - послышался из трубки начальственный баритон, и водитель, непонятно почему вздрогнув, поспешил ответить:
   - На месте, Александр Фридрихович.
   - Скажи, чтобы встречали. Я - загружен. Выхожу через пять минут.
   Наверняка понятие "загружен" для водителя "линкольна" не требовало перевода, процедура подобных встреч была отработана, а потому дальнейшие его действия отличались расторопностью и профессионализмом. Сперва он, позвонив по мобильнику в темно-бордовый джип, коротко бросил:
   - Через пять минут будет, загружен.
   Затем, игнорируя правила парковки, нагло въехал прямо на тротуар, так чтобы задняя дверца лимузина пришлась как раз напротив выхода из банка. А из джипа уже выходила троица молодых людей. Первый встал рядом с массивной банковской дверью, второй занял позицию у капота "линкольна", а третий уселся в лимузин рядом с водителем, оставив дверцу полуоткрытой.
   Подобные маневры не могли не насторожить службу безопасности банка меньше чем через минуту рядом с "линкольном", словно из-под земли, вырос гориллоподобный мужик с шевроном "Охрана" на рукаве черной куртки, но молодой человек, каменным истуканом застывший у капота, одной короткой фразой отмел его от серебристого лимузина.
   Ожидать пришлось чуть дольше, чем было обещано, - по всей вероятности, у Александра Фридриховича в Росгазнефтьинвестбанке были дела, требовавшие больше пяти минут. Тяжелая дубовая дверь гранитного подъезда плавно открылась лишь через четверть часа после звонка. Заметив фигуру хозяина с небольшим кёйсом в руках, водитель и охранники изготовились, словно псы, ожидавшие команду "фас".
   Тот, что стоял у дверей подъезда, приблизился к Александру Фридриховичу вплотную, так чтобы в случае возможной стрельбы успеть прикрыть его своим телом. Тот, что стоял у капота, сразу же повернулся лицом к набережной - чтобы контролировать подъезжающие машины других клиентов банка. Тот, что сидел рядом с водителем, мгновенно вскочил, предупредительно открывая заднюю дверцу, однако взгляд его цепко фиксировал случайных прохожих, оказавшихся в эту минуту рядом с гранитным фасадом.
   Впрочем, сам Александр Фридрихович - высокий седеющий мужчина с явно военной выправкой, грубоватыми, но привлекательными чертами лица и маленькими, глубоко посаженными глазками - не очень-то и спешил нырнуть в бронированную капсулу своего дивного лимузина. Небрежно поставил на сиденье изящный кожаный кейс, прислонился к машине спиной и, сунув руки в карманы длиннополого пальто, чем-то неуловимо напоминавшего шинель, едва заметно улыбнулся каким-то своим мыслям. То ли информация, полученная им в Росгазнефтьинвестбанке, внушала оптимизм, то ли содержимое кейса, полученного там же, позволяло надеяться, что все образуется, но улыбка получилась спокойной, уверенной и откровенно надменной.
   - Александр Фридрихович, вам сегодня в Шереметьево, к мадридскому рейсу, через четыре часа приземляется, а вы говорили, что еще в Интерагробанк надо заехать... - напомнил было охранник, но хозяин неожиданно резко оборвал его: