- Как хочешь, Эрин. Я тоже люблю ходить дома босиком. Ты голоден?
   - Похоже, что - да! - гном обрадовался предстоящему действию: когда занят делом, не так чувствствительно подавляет окружение, - Ещё как голоден! А не поздновато для приготовления ужина?
   - Ты привык есть по часам?
   - По часам?! А, ты имеешь в виду - в строго определённое время? Нет, я ем, когда голоден. У меня на такой случай в ранце есть кусок вяленого мяса и ломоть хлеба. И пиво - я всегда стараюсь иметь с собой бурдюк пива…
   - Бурдюк?! Так ты из Азии… А говорил, что прибалт…
   - Положим, я сказал, что соседка моего местного, как это лучше сказать… даже не моего… в общем, начальника моего соргонского друга, считает меня прибалтом. Я не возражаю - зачем спорить со старой женщиной? С тобой я тоже спорить не буду: из Азии так из Азии.
   - Ну, как же - не из Азии? Бурдюки - это там, где верблюды, пески и тому подобное. Скажешь - нет?
   - Думай что хочешь. Для меня бурдюк в дороге - просто незаменимая вещь: пустой не занимает много места, а полный - не бьётся, как стекло или глина. Бочонок же с пивом таскать - и вовсе замучаешься…
   - Ты много путешествуешь?
   - Бывает.
   - Потом расскажешь, где ты бывал? Ладно? А что же ты куртку не снимаешь? Давай сюда - я повешу. Ой, что это? Неужто, железная? Настоящая кольчуга? Ну, да?! Шутишь! Ведь, шутишь же? Не верю! Зачем же это современному человеку вдруг понадобилась кольчуга? Странный ты человек, Эрин. И приятель твой странный. Вы как дон Кихот и Санчо Панса: рыцари без страха и упрёка. На улицах стольного города Чернигова появились пришельцы из рыцарских времён. Идём на кухню, рыцарь. Я обещала накормить тебя ужином. Да будет ужин при свечах!
5.
   Ночной ужин при свечах для Эрина не был чем-то необычным. Если не брать в расчет густо висящие в воздухе флюиды углублённого интима, то он мало чем отличался от ужина при масляных светильниках или факелах - ужина, который случался у гнома каждый раз, когда он оказывался в вечернее время где-нибудь под крышей. Разве что набор блюд был не совсем привычен для черниговского гостя.
   Время для готовки, действительно, было неподходящее, и потому собранный на скорую руку ужин состоял, в основном, из консервированных деликатесов.
   Трудно сказать, почему, но консервированные запасы в тех домах, где они имеются, состоят, преимущественно, из надёжно упакованных морепродуктов. В экстренных случаях, когда желание поесть вдруг неожиданно совпадает с нежеланием готовить, цены подобным запасам просто нет. Что может быть проще: берёшь консервный нож - вжик, и готово, садись, дорогой, кушать будем.
   Натренированный за столом короля Василия на кильках в томате, Эрин достаточно легко справился с порученной ему работой: где надо - поработал ножом, где надо - догадался потянуть за колечко.
   Рыба, с которой знакомился гном в этот раз, имела следующие имена: горбуша, камбала и треска. Горбуша и камбала были на вкус приятнее королевских килек, но где же им сравниться с печенью трески! Нежность этого продукта, тающего во рту, и оставляющего на языке долгое ароматное послевкусие, привела Эрина в такой восторг, что он слегка потерял осторожность.
   - Что это такое? - не замедлил спросить он, едва проглотил первый кусок, - Я никогда подобного не ел…
   И что удивительно - женщина ему поверила, и стала объяснять, как сама понимала, и про лов трески на бескрайних океанских просторах, и про доступность её печени любому желающему (только руку протянуть к полке в магазине), и про многое другое, чего Эрин не спрашивал, и никогда не догадался бы спросить. Этот судорожный рассказ, вместивший почти полную биографию не одного десятка лиц, был щедро усеян ловкими вопросами, отвечая на которые бесхитростный Эрин выложил достаточно много правдивой информации. Услышь его Василий - получил бы к седой бороде и седую голову. Потому, что среди обронённых под тресковую печень слов можно было разобрать и такие как "гном", "Хрустальная Корона", "Соргон", "Раттанар" и "король Василий".
   Женщины никогда не перестают верить в сказку. И чем сказка невероятнее, тем охотнее они в неё верят. Приключение с большой буквы "П" - вот то, чего они ждут от жизни постоянно, и это то, чего им постоянно не хватает.
   Сверкающий кольчугой Эрин и вызнанная у него история - разве это не приключение? А в сочетании с дракой в кафе… Да, это - приключение. Приключение из тех, которые никогда не забываются. Более того, это - то самое Приключение! И небрежная болтливость гнома, способная довести последнего раттанарского короля до инфаркта, доставляла невероятную, неслыханную радость слушавшей его женщине.
   Справедливости ради, следует отметить, что позже, в постели, гном не болтал. Вот в постели ни одна супершпионка не смогла бы слова из него вытянуть. Может, врут разведчики про постели-то? А? И просто у каждого из них есть своя тресковая печень?
   Кстати, о двух моментах из жизни Эрина.
   Во-первых, знакомство с тресковой печенью навсегда сделало из сухопутного гнома морского мечтателя. Будь жив барон Тандер, военный министр короля Фирсоффа, в лице Эрина он приобрёл бы яростного сторонника борьбы за побережье Соргона. Учитывая схожесть наших миров, воинственный гном вправе был надеяться, что море Гоблинов, облизывающее соргонские берега, полно тресковых косяков, а, следовательно, и тресковой печени.
   Вторым событием, повлиявшим на будущее Эрина, стала ночь, проведенная в постели земной женщины. Убедившись в полном конструктивном сходстве между людской женщиной и гномой, что говорило о наличии общих корней у обеих рас, наш кузнец и воин вдруг ясно увидел путь для возрождения гномьего племени. Путь необычный, но вполне осуществимый, и нужно для этого было немногое - всего лишь держаться около Василия. И тогда победа раттанарского короля станет днём свободы для гномов, днём обретения ими равных прав с людьми. Не создание самостоятельного гномьего государства отныне стало целью Эрина, а получение гномами доступа к недрам Соргона через право на владение землёй.
   Ничего не скажешь - голова! Ему палец в рот не клади. Не зря же Эрину готовили место среди Старейших. И это в сорок-то лет! Согласитесь, что иногда бывает интересно узнавать, от каких незначительных, на сторонний взгляд, мелочей порой зависит вся будущая человеческая, простите - гномья, жизнь!
6.
   "- Как Вы себя чувствуете, сир? - заботливый голос Капы настойчиво журчал в затуманенной болью голове короля, - Сир, Вы ещё живы? - хрустальная пакостница не унималась, - Что же Вы молчите, сир, будто давно уже умерли?"
   Королю, по-прежнему, было не до разговоров. Казалось, что даже мысленный диалог, с обладающим столь бархатным голосом экзекутором, способен увеличить страдания Василия до неимоверных размеров. Он стиснул зубы, чтобы не застонать - такого удовольствия он ей не доставит, и не отзывался. А где-то далеко, на запыленном чердаке его сознания, смутными тенями бродили неприкаянные мысли:
   "Ну, почему так устроена жизнь - даже в короли не попадёшь без неприятностей?… Если бы через такую переделку проходили все наши власть имущие - половина управленческих кресел пустовала бы… Да какая там половина! Все были бы пусты… Тогда государственные посты раздавали бы в наказание… Виноват - пожалуйте в президенты или в министры какие-нибудь…"
   "- Утопия, сир, - Капа нашла таки закуток, в котором скрывался от неё король: трудно избежать разговора с нахальной гостьей, имея общий с ней мозг, - любая власть, сир, это, прежде всего способ регулировать отношения между людьми. Виноватых только туда и пускать - они Вам нарегулируют!"
   "- К сожалению, ты права…"
   "- Я всегда права, сир!"
   "- Ой, ли! А почему ты влезла в мои мысли? Мы же с тобой договаривались…"
   "- Вовсе нет! Ничего я не договаривалась. Не знаю, с кем Вы там договаривались. Что же, прикажете мне молчать всё время? Осмелюсь напомнить, что я - единственный, да-да, единственный в природе специалист по раттанарским королям. И круг общения у меня сильно ограничен. Собственно, это и не круг даже - из одного собеседника круга не сделаешь. Подумаешь, вмешалась в государственные дела! Вы, сир, ничем таким важным заняты не были. Не стала бы я мешать, если бы что-то важное…"
   "- Не знаю - почему, но в этом я сомневаюсь. Ты хотела просто поболтать или есть причина для разговора?"
   "- Дурочка я, что ли, какая, чтобы просто болтать? Конечно же, у меня дело. Я имею в виду - есть причина. Не знаю как Вы, сир, а я волнуюсь. Вам не следовало отпускать Эрина с Бальсаром одних: лучше бы сидели дома, перед телевизором…"
   "- В тебе заговорил материнский инстинкт? Довольно странно для посторонней бестелесной женщины. Ты не находишь?"
   "- А я и не теряла!… Возможно, что без них Вам в Соргон не попасть. Так и останетесь до конца жизни королём в этом сарае, построенном до образования Вселенной. Хорошенькая перспектива, нечего сказать!"
   "- Соскучилась по власти?"
   "- Больно надо. Я о Вас беспокоюсь, сир: вытерпеть такую болезненную перестройку организма, чтобы снова рожать ежедневные строки про Ивара - железного волка. А по вечерам я буду нашептывать Вам сказки о прошлом Соргона, и Вы будете мирно посапывать под них носом…"
   Василий почувствовал, как резко усилилась боль вокруг рта, и понял, что улыбается.
   "- Скажи мне, о, будущая Шехеризада, какую важную роль в моём солдатском бытии ты отводишь мышцам лица? Они-то почему болят?"
   "- Правильно развитые мышцы Вашего лица уберут с него это выражение глуповатости и безволия, присущее одним только неудачникам и слюнтяям. Я сделаю Вам лицо настоящего мужчины, сир. К этому лицу ещё бы и характер соответственный, но это уже не в моих силах…"
   "- Спасибо за заботу, Моё Величество. А похожим на себя я останусь? Знакомые на улице будут узнавать?"
   "- У Вас так много знакомых в Соргоне? Шучу, сир. А узнавать на улицах будет любой, кто имеет в кармане раттанарские деньги. И захотите спрятаться - не сможете. Всякое изменение внешности тут же отразится на монетах. И попадёте Вы, без помощи Эрина и Бальсара, сразу в руки своих врагов. Это если откроется Переход, в чём лично я сильно сомневаюсь…"
   "- Не каркай, беду накличешь, дорогая моя оптимистка, - Василий сделал усилие и открыл глаза: за окном было совсем темно, и часы показывали четверть третьего, - Действительно - глухая ночь, поздновато для прогулок. Они, конечно, люди взрослые, но пора бы им уже быть дома…"
   "- Так и я о том же, сир! Нельзя было их отпускать одних. Что с того, что - взрослые? О Вашем мире они знают меньше любого ребёнка. У меня на душе неспокойно, сир".
   "- Радует, что у тебя появилась душа, Капа. Ты уже совсем человек. Может, со временем, и телом обзаведёшься…"
   "- Когда мне понадобится такой громоздкий, неуклюжий и вечно голодный предмет, как тело - я Ваше, сир, займу…"
   "- Что-о-о-о!!!"
   "- Шучу, сир, шучу! О, боги! Какой же Вы нервный, сир!"

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ

1.
   Растревоженный Капой, Василий не сомкнул глаз до самого утра. Заполошная же Корона, наделив короля своими страхами, спокойно затихла где-то в уголке его сознания, по-прежнему подёргивая то одной, то другой мышцей, но теперь не садистски, а бережно, с нежностью. Больно было всё равно, однако - уже терпимо, не до зубовного скрежета.
   Лежать просто так, вслушиваясь и в телесные боли, и в звуки на улице - в ожидании запропавших гостей, королю стало скучно, и он, в который раз, начал перебирать, минута за минутой, последние дни жизни короля Фирсоффа. Что-то беспокоило Василия в этих воспоминаниях, но никак не удавалось понять - что именно. Какая-то очень важная деталь ускользала, оставляя после себя ощущение опасности и тревоги.
   "Чего же я не доглядел? Никак не освоюсь, не могу разобрать, какие из переживаемых чувств мои, принадлежат мне, какие - Фирсоффа. Странное состояние раздвоенности, когда каждый факт, возникающий в памяти, я одновременно рассматриваю с двух точек зрения: человека, непосредственно переживающего происходящее, для которого скрыто будущее, и - второго, знающего итог всех этих событий. Для меня главное - чётко разделить эти точки зрения, чтобы можно было в сравнении определить, где они совпадают, а где - расходятся. Именно несовпадения должны помочь мне определить причину (или причины) зудящей в душе тревоги. Как же мне отделить Фирсоффа от своей особы?…"
   "- Тоже мне, проблема. Нужно всего лишь понять, каким человеком был король Фирсофф, и Вы сразу разберётесь, сир, какие мысли, чувства и мнения - не Ваши. Я думаю, что львиный рык Вы уж сможете отличить от мышиного писка…"
   "- Явилась, не запылилась. И, как всегда, с добрым словом. Ведь, львиный рык ты приписываешь не мне?"
   "- С чего бы это я приписывала Вам, сир? Вы и сами знаете, что не лев. Или не знаете? Так знайте!"
   "- Ты снова не в духе? Что случилось на этот раз?"
   "- А сколько можно перебирать одни и те же воспоминания? Что Вы так прицепились к этой злосчастной битве в "Голове лося"? Как будто смерть Фирсоффа доставляет Вам радость, сир! Не забывайте, что я женщина, натура впечатлительная, а Вы заставляете меня всё время на кровь смотреть…"
   "- Так не смотри! Зачем ты подглядываешь за моими мыслями? Я перебираю эти воспоминания, потому что ищу…"
   "- Знаю я, что Вы ищете. Только без меня Вы бы и половины не вспомнили из того, что постоянно перебираете сейчас. Так что я не подглядываю, а помогаю. Вот короли пошли - никакой от них благодарности. А сейчас я устала - я же не железная…"
   "- Конечно, нет. Ты - хрустальная. Хрустальная ты. Устала - отдыхай. Я-то тут при чём?"
   "- Очень даже при чём. Я не меньше Вашего заинтересована разобраться, что происходит в Соргоне. А Вы скоро так перемешаете свои воспоминания с памятью Фирсоффа, что никогда Вам не отыскать того, что ищете".
   "- И что ты предлагаешь?"
   "- Я уже сказала - понять, что за человек был король Фирсофф. Не хотите все его воспоминания - хоть письма последние прочтите. Это и Вам полезно: будете знать, какими бывают соргонские короли".
   Василий согласился, что это предложение Капы имеет смыл, и, скрепя сердце, через силу, взялся изучать чужие письма.
2.
   "Дорогая Магда! - писал Фирсофф ночью, после бала, в письме, оставленном лейтенанту Илорину для посмертного вручения королеве, - Если ты читаешь это письмо, значит, случилось плохое, и меня больше нет. Я хочу, чтобы ты знала, как тяжело мне расставаться с тобой подобным образом и оставлять тебя без моей поддержки в эти дни бедствий. Несчастный Раттанар! Несчастный Соргон! Но к лицу ли нам, правителям, стоять в стороне от бедствий нашего королевства, думая о своей личной безопасности? Я верю, что у тебя хватит сил пережить мою гибель. Помни, что до избрания нового короля, ты - единственный законный правитель Раттанара. Будь осторожной, спокойной и мудрой. Пусть ни один из заносчивых баронов не посмеет сказать, что король Фирсофф и королева Магда не исполнили до конца свой долг перед народом Раттанара.
   Твоя утрата, конечно, велика, но если я не ошибаюсь (а некоторые умения соргонских королей позволяют надеяться, что нет), то наши боги постараются смягчить нанесенный тебе удар. При первой же возможности посоветуйся с Верховной жрицей Апсалой - я обратил внимание, что вы говорили на балу, словно старые подруги. Она подтвердит тебе то, о чём я могу только догадываться. О, боги! Как хотел бы я быть уверен, что прав. Какое невероятное событие для королевских семей Соргона! Какое невероятное событие для нас с тобой!
   Прощай, дорогая и единственная моя женщина. Прощай и прости за то, что не оставил нашего Паджеро, но я не вправе мешать ему исполнить свой долг, как и мы исполняем свой. Не вправе ни как король, ни как отец. Мы воспитали его человеком чести, и можем гордиться нашим приёмышем, как ни один родитель не может гордиться своим родным ребёнком. Именно потому, что он - человек чести, я поручу ему самое трудное, когда случится с моим выездом беда: Паджеро должен будет дать возможность уйти Гонцу с Короной. Такое не поручишь кому попало. Единственное, на что я уповаю, что боги и Корона выберут Гонцом его, и наш мальчик останется жив.
   Ещё пара слов на прощание. Знай, мне никогда бы не стать тем, кем я был, если бы рядом со мной не было тебя, и если бы я не чувствовал каждый час, каждую минуту твою незримую поддержку.
   Прощай, любимая.
   Навсегда твой
   муж и король
   Фирсофф".
3.
   Письмо Фирсоффа, написанное королеве в утро после падения моста, имело следующее содержание:
   "Дорогая Магда!
   Спешу поделиться с тобой радостью: боги на нашей стороне, и оберегают меня с моей свитой. Вчерашним вечером только сотворённое ими чудо спасло нас всех от гибели. Представляешь, мост через реку Искристую смело обвалом прямо перед нашим носом.
   Впрочем, про нос я ввернул так, для красного словца. Метель была такая, что своего носа никто из нас не видел. Но мы, и в самом деле, были от моста на расстоянии ста шагов, когда случился обвал. Пришлось нам возвращаться назад и становиться на ночлег в той чудной деревушке, где ты двадцать три года назад пила молоко. Помнишь, когда мы ехали поздравлять с избранием короля Шиллука, и тебе вдруг захотелось молока? Был жаркий день, и все коровы бродили где-то в лугах вместе со своим пастухом. А тебе девушка вынесла кувшин молока с утренней дойки и толстый ломоть хлеба, намазанный душистым мёдом. Деревенька эта зовётся Каштановый Лес, и ты, услышав название, умилялась всю дорогу до Скироны. Помнишь? Мы ещё мечтали поставить на выезде из неё постоялый двор, чтобы непременно останавливаться в ней при каждой поездке на север. Как-то забылось за текущими делами. Но теперь сделаю, непременно сделаю, как только вернусь из Аквиннара.
   Сейчас мы заняли местный трактир с подходящим к нашему случаю названием - "У моста", и неунывающий Паджеро предложил сменить вывеску, так как эта уже устарела: моста-то больше нет. Хочу надеяться, что ненадолго. Я сейчас напишу письмо магу-зодчему Бальсару, тому, что возводил новый храм Матушки. Его школа здесь, неподалёку. Думаю, он не откажется нам помочь, и построит новый мост. От поездки на Совет пока решил не отказываться - хоть и с опозданием, но надеюсь там быть.
   Обязательно присмотрю в Аквиннаре какую-нибудь диковинку для тебя. Что-нибудь эльфийской работы. Давно собирался купить тебе гарнитур из сандалового, что ли, дерева (в наших лесах такие не растут): от него всегда пахнет весной, и для кожи приятнее прикосновение тёплой древесины, чем холодного серебра и золота.
   Извини, что не смог уделить тебе немного времени перед отъездом, но столько было дел - совсем закрутился. Рад, что благотворительный сбор оказался так велик, и ты сможешь, наконец, сделать такой сиротский приют, какой захочешь: у тебя, помнится, было полно идей. У меня тоже есть для него несколько предложений - расскажу, когда приеду. Обсудим. С нетерпением жду этого разговора.
   Вот, пока, и всё. Пора приниматься за письмо Бальсару. До свидания, моя радость, до скорой встречи.
   Целую.
   Твой муж
   Фирсофф".
4.
   В письмах, написанных там же, у моста, магу-зодчему Бальсару и королю Шиллуку Скиронарскому, Василий ничего примечательного не обнаружил, разве что удивился - в письме к Шиллуку не было ни намёка на подозрения Фирсоффа о готовящемся мятеже. Так, обычная писулька одного монарха другому, с объяснением причины опоздания на Совет Королей. Почему Фирсофф не воспользовался случаем и не предупредил своего собрата-короля, по каким таким соображениям?
   "- А что изменилось бы, если бы предупредил? - Капа упорно не желала считаться с пожеланиями короля, бесцеремонно влезая в его мысли, - Не вижу никакой выгоды, кроме бессмысленной паники…"
   "- Короли Шиллук и Альбек Хафеларский могли дождаться Фирсоффа, и всё сложилось бы иначе. Три короля - уже сила. Двинув войска Скиронара на Аквиннар, они, наверное, могли бы спасти остальных королей…"
   "- Да!? А сами Вы думаете иначе, чем говорите, сир!"
   "- И как же я думаю?"
   "- Шиллук с Альбеком могли и не поверить, и не стали бы ждать Фирсоффа. Они, ведь, тоже не оставили Фирсоффу никаких предупреждений - может быть, им не о чем было предупреждать? Что же касается спасения остальных королей, то это - вряд ли. Король Барум, созвавший Совет, должен был знать больше всех: достаточно много, чтобы понадобилось созвать Совет, и слишком мало, чтобы уверенно указать причину созыва. Барум не должен был вернуться с Совета, чтобы больше никто не узнал, что именно ему известно. Ну, и остальные короли - тоже. Вы же сами считаете, что Совет был ловушкой. Зачем Вы меня дразните, сир?"
   "- Я не дразнюсь, Капа. Я - размышляю. И мне не понятна скрытность Фирсоффа в этом случае. Почему он промолчал?"
   "- Не был уверен, что письмо дойдёт по назначению? Как Вы думаете, сир? Способ передачи письма не давал уверенности, что его прочтёт именно Шиллук, или что он будет единственным, кто прочтёт. И тогда заговорщики будут знать все планы Фирсоффа, и примут ответные меры. Вспомните, что сказал Тараз в день отъезда: "Не будем нарушать планов врага, чтобы не нарушить своих". Вас устраивает такое объяснение, сир?"
   "- Вполне, Моё Величество. Молодец. Спасибо за подсказку…"
   "- "Спасибо" в карман не положишь. Да и в стакан не нальёшь".
   "- Чего же ты хочешь? Большую шоколадную медаль?"
   "- Ну, вот! Снова дразнитесь! Я же говорю - никакой мне благодарности от Вас, сир, не видать, никакой награды".
   "- Что же я могу для тебя сделать? Внести тебя в королевский указ? И будет в Соргоне единственный король, да и тот - общепризнанный дурачок, указом назначивший свою корону Главным королевским советником, зубную щётку - министром Двора, а кошелёк - казначеем…"
   "- В Соргоне нет зубных щёток, сир. И, раз Вы такой насмешник, я с Вами больше не разговариваю".
   " - Ну, поговори со мной, Капа. Хоть несколько слов скажи. Ну, пожалуйста".
   "- Не скажу".
   "- Ах, что я, несчастный, теперь буду делать! Мне даже не с кем теперь перемолвиться словцом! Какая же ты жестокая, Капа!"
   "- Вы снова за своё? Теперь, точно, не буду разговаривать. Ещё и издевается! И, как нарочно, ни одной двери нет - чтобы хлопнуть, и стёкла посыпались… Аж зло берёт! До чего же Ваша, сир, голова, плохо устроена!…"
5.
   Первым с прогулки вернулся Бальсар. Глянувший, мельком, на часы, король удивлённо присвистнул: было два часа дня. С момента ухода соргонцев на экскурсию по Чернигову прошло больше суток.
   Вид у мага был ошалелый и отстранённо-пришибленный. Но пришибленный явно чем-то приятным, потому что с его губ не сходила идиотская улыбка - верный признак любовной шизофрении.
   "- Вернулся, кот блудливый! - сразу же подтвердила догадку короля обещавшая молчать Капа, - Тут и тонна лимонов не поможет сделать ему нормальное лицо. Седина в бороду, бес в ребро. Старый конь борозды не портит, - продолжала вещать она, с каждой новой фразой всё повышая и повышая голос, - Старый волк знает толк. Практика - мать совершенства…"
   "- Потише, пожалуйста, я не глухой".
   "- А Вы тут при чём, сир? Я с вами не разговариваю"
   "- Я и не сказал, что ты разговариваешь. Ты кричишь, притом в моей голове".
   "- А Вам что за дело? Я же кричу себе!"
   "- Кричи себе шепотом".
   "- Шепотом я не слышу".
   "- Зачем тебе слышать, если ты и так знаешь, что говоришь?"
   "- А вдруг я скажу что-нибудь другое? Как я об этом узнаю, если не буду слышать?"
   "- Надеюсь, ты не страдаешь раздвоением личности? С меня и одной Хрустальной Короны достаточно. Даже с избытком. Помолчи, теперь, и в самом деле. Давай, послушаем нашего мага".
   - Бальсар, вы один? Где же наш друг Эрин?
   - Рад видеть Вас, Ваше Величество. Как Ваше самочувствие? - вопрос был задан с нужной интонацией, но в голосе мага Василий не услышал ни малейшей заинтересованности. Бальсар, всем своим существом, по-прежнему пребывал где-то за пределами шпального пятистенка…
   "- Дворца, как я его теперь называю, - снова не удержалась от комментария Капа, - Королевского дворца. Адрес: Масаны, город Чернигов, раттанарскому королю Василию. Звонить три раза. Впрочем, можно и не звонить - дверь не заперта".
   - Рад видеть вас, Бальсар. Так, где же вы потеряли Эрина?
   - Эрина, сир? Я не терял его - мы расстались вчера поздним вечером, и с ним тогда было всё в порядке. А что, его до сих пор нет?
   "- Он плохо соображает, сир. Я бы сказала, что вовсе не соображает. Всё ещё пребывает в плену чьих-то чар. Сир, расспросите его подробнее - интересно же".
   "- Интересно - что?"
   "- Ну, как познакомились, где, и тому подобное…"
   - Сир, у Вас есть поручения для меня?
   "- Ха! Он делает вид, что способен ещё выполнять поручения!"
   "- Смотря, какие поручения, Капа", - король насмешливо посмотрел на мага:
   - Есть, Бальсар. Поручаю вам хорошо отдохнуть. Немедленно ложитесь спать.
   Маг сразу же, без лишних уговоров, полез на печь. Некоторое время поворочался, устраиваясь поудобней, и затих.
   "-Видишь, Капа, охотнее всего подданные исполняют то, в чём нуждаются сами. Мудрый король всегда распорядится, как следует".
   "- Я почти Вас простила, сир. А Вы снова дразнитесь. И ни одного вопроса не задали: мучайся теперь, гадая, что случилось с ними обоими. Вы бессовестный человек, сир. Знаете же, что я не могу сама ни с кем разговаривать, кроме Вас. Ну, почему Вы не расспросили его? Почему?"
   "- Власть короля не должна распространяться на постели подданных, Капа. Я рад, что с Бальсаром всё в порядке. Надеюсь, что с Эрином тоже ничего не случится. Просто он моложе, и не так быстро устанет. Давай, вернёмся к воспоминаниям Фирсоффа".
   "- К воспоминаниям мы вернёмся, но я обижена. Сильно обижена…"