– Чем же твоя школа так хороша?
– У нас учителя – люди, а в других местах – гады, – спокойно пояснила девчушка. – На нас не орут, не ставят двоек и объясняют хорошо, доходчиво и подробно.
– Небось дорогой колледж, – вздохнула я с завистью.
– Что вы, – рассмеялась девчонка, – моим родителям платную не потянуть! Самая обычная школа ь1113, государственная, просто там сволочи не приживаются, была одна, так ушла.
– Ну-ка, скажи еще раз адрес, – попросила я.
– Дегтярный переулок, прямо под гостиницей «Минск», – вежливо ответила девочка и принялась проталкиваться к выходу.
На следующее утро, едва стрелки часов подобрались к цифре девять, я вошла в просторный холл школы. Довольно полная, пожилая гардеробщица, сдвинув на кончик носа очки, пришивала вешалку на черную куртку. Увидав меня, она улыбнулась.
– Вот ведь поросята, не снимают куртки, а сдергивают, вешалки рвут и бегут потом: «Тетя Надя, пришей, мама ругаться будет». Так и шью всю смену. – И она вновь улыбнулась.
– Скажите, а где директор?
– Ступайте на второй этаж.
Я поднялась по крутой лестнице наверх. Небось директриса на уроке, но она оказалась на месте. Целый час я самыми черными красками описывала Кирюшкину судьбу. Наконец Татьяна Алексеевна вздохнула:
– Ладно, уговорили, хотя и не положено в середине года, но парнишке надо помочь. Идите в 39-й кабинет, там учительница математики, Милочка, то есть Людмила Геннадьевна, скажите – я послала. К ней в класс и пойдет ваш пострел.
К трем часам дня я уладила все формальности. Написала заявление о приеме, забрала из старой школы документы, привезла их в новую и побродила по широким коридорам. Из классных комнат не доносилось истерических криков, а во время перемены галдящая детская толпа не дралась и не ругалась, наверное, в этой школе скандалы не в чести.
Окрыленная успехом, в четыре часа я входила в редакцию журнала «Вера». Вернее, редакции как таковой не было. Сотрудники занимали всего три небольшие комнатки в старом, явно дожидающемся сноса четырехэтажном здании. Толкнув первую дверь, я тихонько спросила:
– Где можно найти Рагозина?
– Не знаю, – ответила женщина в бордовом костюме.
– Колю? – поинтересовался парень, одетый не по сезону в белые джинсы.
– Да, – обрадовалась я.
– Он уволился, в другое место перешел.
– Куда?
Парень пожал плечами:
– Понятия не имею.
– Кто-нибудь знает?
– Может, Валя? – предположила женщина.
– Точно, – щелкнул юноша пальцами, – идите в соседний кабинет и спросите Титову.
Я послушно дернула другую дверь. В крохотном пятиметровом пространстве еле-еле уместилось два не слишком больших стола и парочка простых стульев. Место справа пустовало, слева правила гранки худощавая девушка со старомодным пучком на затылке. Компьютера не было, сотрудница действовала по старинке, вычеркивая шариковой ручкой ошибки.
– Вы Валентина Титова?
Девушка подняла ненакрашенные глаза и губами без признаков помады коротко ответила:
– Да.
– Хочу видеть Николая Рагозина, скажите…
– Зачем? – перебила Валя.
Выслушав историю про письмо, она открыла ящик, вытащила сигареты и сообщила:
– Колю не ищите, его нет.
– Как – нет, – испугалась я, – умер?
– Считайте, что скончался.
– Не понимаю…
Валя зачиркала зажигалкой и сухо произнесла:
– В этом мире его нет!
Я расстегнула куртку, бесцеремонно протиснулась в кабинет, плюхнулась на свободный стул и заявила:
– Никак в толк не возьму, о чем вы говорите.
Титова закашлялась. Я терпеливо ждала, пока Валентина утихла, вытерла выступившие слезы, трубно высморкалась и сообщила:
– Коля удалился от мира, ушел в монастырь.
– Куда? – ахнула я.
– В монастырь, – повторила Титова, – монах он теперь. Всегда был ненормальный, посты держал, праздники соблюдал, на работу частенько опаздывал. Его наш главный начнет ругать, а Николаша глазки в пол и лепечет: «Простите, на литургию ходил».
Одно слово – блаженный. Домой едет – всем нищим подаст. Сколько раз я над ним смеялась и говорила:
– Эти, «люди неместные», богаче тебя в сто раз, бизнес у них такой – нас жалобить.
Но Коля только качал головой.
– Господь велел делиться.
Дальше – больше. Николай принялся отдавать страждущим все, что имел – одежду, деньги, еду.
– Мне много не надо, – бормотал он, – две пары башмаков сразу не наденешь и две шапки тоже.
Потом он отпустил бороду с усами, перестал стричь волосы, пользоваться одеколоном и дезодорантом. А год тому назад ушел в монастырь.
– Адрес знаете?
Валентина вытащила растрепанную телефонную книжку и забормотала:
– Где-то был, ага, вот оно. Казакино!
– Что?
– Городок такой, Казакино.
– Это по какой дороге?
– Понятия не имею, – отрезала Титова и добавила: – Я даже не знаю, там ли он!
Домой я вернулась расстроенная. Монастырь! Неужели в наше время еще кто-то прячется от мира за крепкими стенами, чтобы проводить дни в молитвах?
– Принесла вкусненького? – поинтересовалась Юля.
– Что ты имеешь в виду? – спросила я, аккуратно укладывая на стул у входа пакет с яйцами.
– Ну тортик или кекс…
– Нет, ничего сладкого, но если хочешь, сейчас испеку пирог, яйца есть, мука тоже…
Но не успела я докончить фразу, как Муля, полная радости и не знающая, куда деваться от счастья при виде любимой хозяйки, подпрыгнула и со всего размаха плюхнулась на стул. Мешочек, набитый яйцами, жалобно хрустнул. Желтая жижа потекла на пол. Мопсица, недоумевая, подняла лапу и поглядела на нее.
Прибежавшие Ада и Рейчел не растерялись и принялись бодро слизывать «омлет».
– Уйди с глаз долой, – вскипела я.
Мопсиха обиженно засопела и спрыгнула вниз.
– Надо ей вымыть лапы и брюхо, – вздохнула Юля и крикнула: – Мулька, топай в ванную!
Я безнадежно посмотрела на пакет. Может, нам вообще не покупать яиц? А то последнее время они дальше прихожей не попадают.
Подхватив оставшиеся сумки, я втащила их на кухню и принялась рассовывать продукты. В ту же секунду из коридора донесся бодрый голос Сережки:
– Кушать дадут? Надеюсь, на ужин будут котлеты!
Великолепно зная, что сейчас произойдет, я заорала как ненормальная:
– Нет, стой! – и вылетела в прихожую.
Но поздно. Со словами: «Как нет? У нас нечего поесть?» – Сережа со всего размаха сел на стул.
Раздался треск, это раздавились чудом уцелевшие несколько яиц.
– Идиот! – в сердцах воскликнула я.
– Что я сделал-то? – изумился он и встал.
Желтые капли стекли на пол.
– Что это? – еще больше изумился парень.
– Яйца, – коротко ответила я.
– Яйца? Чьи?
– Куриные. Лежали на стуле, сначала Муля прыгнула, а потом ты сел!
– Так это не я идиот, а вы дурынды, – заявил Сережка, – не убрали вовремя, теперь брюки стирать.
– Да уж, – вздохнула я и пошла за тряпкой, но не успела добраться до ванной, как входная дверь распахнулась, и Кирюшка с радостным воплем влетел в дом.
– Погоди, остановись! – в голос взревели мы, но он уже плюхнулся на стул и принялся расшнуровывать ботинки.
– Кретин, – припечатал старший брат.
– Чего вы? – изумился Кирюшка.
– Ничего, – вздохнула Юля, – снимайте брюки, братья разлюбезные.
– Что происходит? – раздалось из-за двери, и влетела Катя.
– Не двигайся! – завопил Сережка.
А Кирюшка не растерялся и выдернул стул из-под собирающейся усесться матери. Катюша, не ожидавшая подвоха, рухнула на пол.
– Дурак, – обозлился Сережка, поднимая Катерину.
– Ну и шуточки у тебя, Кирюшка, – укорила Катя, – я чуть не расшиблась.
– Зато пальто чистое, – ответил мальчишка.
– А вот и нет, – сообщила Юля, – на полу желток размазан.
Они продолжали ругаться, а я тихонько отползла на кухню и с ужасом увидела, что вкусные и страшно дорогие пельмени «От Палыча» развалились в малоаппетитную кашу. Нет, больше ни за что не куплю яиц.
– У нас учителя – люди, а в других местах – гады, – спокойно пояснила девчушка. – На нас не орут, не ставят двоек и объясняют хорошо, доходчиво и подробно.
– Небось дорогой колледж, – вздохнула я с завистью.
– Что вы, – рассмеялась девчонка, – моим родителям платную не потянуть! Самая обычная школа ь1113, государственная, просто там сволочи не приживаются, была одна, так ушла.
– Ну-ка, скажи еще раз адрес, – попросила я.
– Дегтярный переулок, прямо под гостиницей «Минск», – вежливо ответила девочка и принялась проталкиваться к выходу.
На следующее утро, едва стрелки часов подобрались к цифре девять, я вошла в просторный холл школы. Довольно полная, пожилая гардеробщица, сдвинув на кончик носа очки, пришивала вешалку на черную куртку. Увидав меня, она улыбнулась.
– Вот ведь поросята, не снимают куртки, а сдергивают, вешалки рвут и бегут потом: «Тетя Надя, пришей, мама ругаться будет». Так и шью всю смену. – И она вновь улыбнулась.
– Скажите, а где директор?
– Ступайте на второй этаж.
Я поднялась по крутой лестнице наверх. Небось директриса на уроке, но она оказалась на месте. Целый час я самыми черными красками описывала Кирюшкину судьбу. Наконец Татьяна Алексеевна вздохнула:
– Ладно, уговорили, хотя и не положено в середине года, но парнишке надо помочь. Идите в 39-й кабинет, там учительница математики, Милочка, то есть Людмила Геннадьевна, скажите – я послала. К ней в класс и пойдет ваш пострел.
К трем часам дня я уладила все формальности. Написала заявление о приеме, забрала из старой школы документы, привезла их в новую и побродила по широким коридорам. Из классных комнат не доносилось истерических криков, а во время перемены галдящая детская толпа не дралась и не ругалась, наверное, в этой школе скандалы не в чести.
Окрыленная успехом, в четыре часа я входила в редакцию журнала «Вера». Вернее, редакции как таковой не было. Сотрудники занимали всего три небольшие комнатки в старом, явно дожидающемся сноса четырехэтажном здании. Толкнув первую дверь, я тихонько спросила:
– Где можно найти Рагозина?
– Не знаю, – ответила женщина в бордовом костюме.
– Колю? – поинтересовался парень, одетый не по сезону в белые джинсы.
– Да, – обрадовалась я.
– Он уволился, в другое место перешел.
– Куда?
Парень пожал плечами:
– Понятия не имею.
– Кто-нибудь знает?
– Может, Валя? – предположила женщина.
– Точно, – щелкнул юноша пальцами, – идите в соседний кабинет и спросите Титову.
Я послушно дернула другую дверь. В крохотном пятиметровом пространстве еле-еле уместилось два не слишком больших стола и парочка простых стульев. Место справа пустовало, слева правила гранки худощавая девушка со старомодным пучком на затылке. Компьютера не было, сотрудница действовала по старинке, вычеркивая шариковой ручкой ошибки.
– Вы Валентина Титова?
Девушка подняла ненакрашенные глаза и губами без признаков помады коротко ответила:
– Да.
– Хочу видеть Николая Рагозина, скажите…
– Зачем? – перебила Валя.
Выслушав историю про письмо, она открыла ящик, вытащила сигареты и сообщила:
– Колю не ищите, его нет.
– Как – нет, – испугалась я, – умер?
– Считайте, что скончался.
– Не понимаю…
Валя зачиркала зажигалкой и сухо произнесла:
– В этом мире его нет!
Я расстегнула куртку, бесцеремонно протиснулась в кабинет, плюхнулась на свободный стул и заявила:
– Никак в толк не возьму, о чем вы говорите.
Титова закашлялась. Я терпеливо ждала, пока Валентина утихла, вытерла выступившие слезы, трубно высморкалась и сообщила:
– Коля удалился от мира, ушел в монастырь.
– Куда? – ахнула я.
– В монастырь, – повторила Титова, – монах он теперь. Всегда был ненормальный, посты держал, праздники соблюдал, на работу частенько опаздывал. Его наш главный начнет ругать, а Николаша глазки в пол и лепечет: «Простите, на литургию ходил».
Одно слово – блаженный. Домой едет – всем нищим подаст. Сколько раз я над ним смеялась и говорила:
– Эти, «люди неместные», богаче тебя в сто раз, бизнес у них такой – нас жалобить.
Но Коля только качал головой.
– Господь велел делиться.
Дальше – больше. Николай принялся отдавать страждущим все, что имел – одежду, деньги, еду.
– Мне много не надо, – бормотал он, – две пары башмаков сразу не наденешь и две шапки тоже.
Потом он отпустил бороду с усами, перестал стричь волосы, пользоваться одеколоном и дезодорантом. А год тому назад ушел в монастырь.
– Адрес знаете?
Валентина вытащила растрепанную телефонную книжку и забормотала:
– Где-то был, ага, вот оно. Казакино!
– Что?
– Городок такой, Казакино.
– Это по какой дороге?
– Понятия не имею, – отрезала Титова и добавила: – Я даже не знаю, там ли он!
Домой я вернулась расстроенная. Монастырь! Неужели в наше время еще кто-то прячется от мира за крепкими стенами, чтобы проводить дни в молитвах?
– Принесла вкусненького? – поинтересовалась Юля.
– Что ты имеешь в виду? – спросила я, аккуратно укладывая на стул у входа пакет с яйцами.
– Ну тортик или кекс…
– Нет, ничего сладкого, но если хочешь, сейчас испеку пирог, яйца есть, мука тоже…
Но не успела я докончить фразу, как Муля, полная радости и не знающая, куда деваться от счастья при виде любимой хозяйки, подпрыгнула и со всего размаха плюхнулась на стул. Мешочек, набитый яйцами, жалобно хрустнул. Желтая жижа потекла на пол. Мопсица, недоумевая, подняла лапу и поглядела на нее.
Прибежавшие Ада и Рейчел не растерялись и принялись бодро слизывать «омлет».
– Уйди с глаз долой, – вскипела я.
Мопсиха обиженно засопела и спрыгнула вниз.
– Надо ей вымыть лапы и брюхо, – вздохнула Юля и крикнула: – Мулька, топай в ванную!
Я безнадежно посмотрела на пакет. Может, нам вообще не покупать яиц? А то последнее время они дальше прихожей не попадают.
Подхватив оставшиеся сумки, я втащила их на кухню и принялась рассовывать продукты. В ту же секунду из коридора донесся бодрый голос Сережки:
– Кушать дадут? Надеюсь, на ужин будут котлеты!
Великолепно зная, что сейчас произойдет, я заорала как ненормальная:
– Нет, стой! – и вылетела в прихожую.
Но поздно. Со словами: «Как нет? У нас нечего поесть?» – Сережа со всего размаха сел на стул.
Раздался треск, это раздавились чудом уцелевшие несколько яиц.
– Идиот! – в сердцах воскликнула я.
– Что я сделал-то? – изумился он и встал.
Желтые капли стекли на пол.
– Что это? – еще больше изумился парень.
– Яйца, – коротко ответила я.
– Яйца? Чьи?
– Куриные. Лежали на стуле, сначала Муля прыгнула, а потом ты сел!
– Так это не я идиот, а вы дурынды, – заявил Сережка, – не убрали вовремя, теперь брюки стирать.
– Да уж, – вздохнула я и пошла за тряпкой, но не успела добраться до ванной, как входная дверь распахнулась, и Кирюшка с радостным воплем влетел в дом.
– Погоди, остановись! – в голос взревели мы, но он уже плюхнулся на стул и принялся расшнуровывать ботинки.
– Кретин, – припечатал старший брат.
– Чего вы? – изумился Кирюшка.
– Ничего, – вздохнула Юля, – снимайте брюки, братья разлюбезные.
– Что происходит? – раздалось из-за двери, и влетела Катя.
– Не двигайся! – завопил Сережка.
А Кирюшка не растерялся и выдернул стул из-под собирающейся усесться матери. Катюша, не ожидавшая подвоха, рухнула на пол.
– Дурак, – обозлился Сережка, поднимая Катерину.
– Ну и шуточки у тебя, Кирюшка, – укорила Катя, – я чуть не расшиблась.
– Зато пальто чистое, – ответил мальчишка.
– А вот и нет, – сообщила Юля, – на полу желток размазан.
Они продолжали ругаться, а я тихонько отползла на кухню и с ужасом увидела, что вкусные и страшно дорогие пельмени «От Палыча» развалились в малоаппетитную кашу. Нет, больше ни за что не куплю яиц.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента