Страница:
Покахонтас онемела, ощущая, как по телу прокатываются волны радости и надежды. «Так значит англичане были здесь все это время! — воскликнула она про себя. — Джон Смит мог вернуться. Может, он уже вернулся!» Ее воображение, увлекаясь, мчалось вперед. Она лишь наполовину слышала и понимала Томаса, продолжавшего рассказ.
— Делавэр, верховный правитель колонии, делает все, чтобы Джеймстаун выжил. Можешь пойти и посмотреть сама. Ты в состоянии путешествовать? Я слышал, что Делавэр и капитаны говорили о тебе. Ты известна в Англии, и губернатор хотел бы познакомиться с тобой.
Покахонтас покачала головой, говоря «нет». Она должна была задать один вопрос:
— Вернулся кто-нибудь из первых капитанов? Ньюпорт или Смит?
— Ньюпорт вернулся, а Смит — нет.
Ничего, сказала она себе. Она научилась спокойно встречать плохие вести и сосредоточиваться на том, что могло как-то помочь ей. Достаточно и того, что англичане здесь, и Смит может вернуться в любое время. Она сжала руки в безотчетном жесте надежды.
Английские юноши продолжали болтать между собой. Они решили, что, когда Томас вернется в Джеймстаун, Гарри Спелман пойдет с ним. Томас сказал, что предпочитает жить у паухэтанов, но ему нравится время от времени навещать колонистов. Он спросил Покахонтас, не собирается ли она снова перебраться к отцу. Она промолчала, и ему пришлось повторить вопрос.
Покахонтас вздрогнула, потом мгновение раздумывала, глядя на бесстрастное лицо Секотина, сидевшего рядом с ней.
— Мне нравится жить в этом племени. Оно мирное. Может быть, я вернусь потом.
«Пока отец не разрешает мне посещать Джеймстаун, — подумала она, — лучше я останусь здесь, подальше от раздоров. Я не смогу выдержать постоянные нападения и ужасный нажим отца на тассентассов. В один прекрасный день он, возможно, успокоится, прекратит свои набеги и позволит мне снова увидеться с ними. Тогда я вернусь в Веровокомоко, а к тому времени, может, и Джон Смит уже будет в Джеймстауне». Она обхватила себя руками, пытаясь скрыть свое настроение.
Сезоны сменяли один другой. Ее страдания отступили, лишь иногда вдруг возникала внезапная боль. Покахонтас тихо жила среди патавомеков, хотя и согласилась на все отличия, которых заслуживала любимая дочь всемогущего Паухэтана. Отец довольно часто присылал к ней познакомиться то одного, то другого возможного мужа, но после коротких ухаживаний она по-доброму, но твердо отказывала воинам. Отец не настаивал, потому что по-прежнему считался с ее потерей мужа и ребенка. Со своей стороны, она узнавала, не переменил ли отец своего решения относительно посещений форта. Он оставался непреклонен.
Вернулся на север Гарри Спелман. Он сказал, что привык к жизни среди дикарей, но станет навещать Джеймстаун и приносить оттуда новости. Через него Покахонтас могла следить за успехами колонии и деятельностью нового губернатора.
Делавэр оказался жестким управляющим. Он заставлял людей работать по шесть часов в день в две смены, что было в новинку. Они жаловались на тяжелый труд, но общественные здания были быстро выстроены заново или восстановлены. По воскресеньям в церкви служили торжественную службу, сама же она во всякое время года была украшена полевыми цветами. Во время службы Делавэр восседал впереди всех на стуле, богато убранном бархатом, у ног его лежала красная бархатная же подушечка для коленопреклонений. После он возвращался на свой корабль, носящий имя «Делавэр», и развлекал немногих, приглашенных к нему счастливчиков.
Покахонтас очень удивилась тому, что Делавэр упразднил совместное возделывание земли и дал каждому человеку участок для обработки. Паухэтаны всегда работали вместе, в согласии, и сообща пользовались плодами урожая. А что будет, если каждый станет работать только для себя? Это было еще одно непонятное новшество тассентассов.
Некоторые новости беспокоили ее. Гарри услышал, как капитаны обсуждали возможность похищения детей Паухэтана и отправки их в Англию, если великий вождь не прекратит воевать с фортом. До нее также дошло, что двадцать англичан овладели двадцатью девушками ее тетки — вождя племени, и она приказала убить их прямо в постелях. Тассентассы отомстили, спалив ее деревню и основав на месте пожарища свой поселок, который назвали Бермуда-хандрид. Покахонтас вздохнула про себя. Неужели война никогда не кончится?
В некоторых местах река Потомак была так широка, что Покахонтас с трудом могла разглядеть противоположный берег, когда ходила по утрам купаться. В тот день она впервые с тех пор, как покинула отца, увидела корабль. От волнения у нее задрожали руки и ноги. А вдруг там Джон Смит? И он приехал, чтобы найти ее? Она не смела надеяться и прогнала эту мысль. Она посмотрела на паруса на фоне красного рассвета. Он пристанет к их берегу не раньше, чем солнце встанет высоко в небе, так что у нее еще есть время, чтобы принести жертву богу зла Океусу. Она должна бежать быстрей. Его надо умиротворить. Нужно быть уверенной, что зло не повторится.
К тому времени, как она, запыхавшись, вернулась после совершения обряда, Пасптанзе, его воины и Гарри Спелман ждали на берегу, когда корабль бросит якорь. Сердце Покахонтас замерло от счастья, лишь только от тассентассов долетело до нее первое дуновенье, запах, которого она так давно не чувствовала. Как же она его ненавидит! Нахлынули воспоминания, и она чуть не лишилась сознания от их явственности — так подействовал на нее этот запах. Ищущим взглядом она обежала мужчин на палубе. Она не надеялась, что Смит там, но ничего не могла с собой поделать. Едва она видела светлые волосы, сердце ее начинало биться быстрее. Но вот мужчины начали спускаться по трапу, и она поняла, что Смита среди них нет. Она испытала приступ острой боли, но он скоро прошел. Глава прибывших говорил с Пасптанзе, пользуясь услугами Гарри как переводчика. Все они посмотрели на нее, тогда она вышла вперед.
— С тобой хочет познакомиться капитан, — сказал Гарри. — Он очень много о тебе слышал. Он хочет знать, почему ты больше не приходишь в Джеймстаун.
Покахонтас ответила на своем языке:
— Скажи ему, что мой отец запрещает мне, но я бы хотела передать привет тем в форте, кто знает меня.
— Капитан расскажет в Англии, что познакомился с тобой и что я останусь здесь с тобой. Он говорит, что англичанам будет приятно узнать, что дочь могущественного короля Паухэтана в отличие от своего отца не хочет войны и помогает англичанам. Люди станут смелее приезжать в Виргинию.
Вечером устроили праздник, с гор в долину дул прохладный ветерок. После целого дня палящего солнца танцоры в красочных нарядах кружились и гордо выступали, полностью отдаваясь ритму движений. Когда подошло время гостям удалиться, выбрав себе женщин, Покахонтас заметила, что капитан, называвший себя Эргаллом, смотрит на нее с вожделением. Пасптанзе тоже заметил это, и Покахонтас поняла, что он ждет от нее знака. Он думал, что, вдовствуя, она истосковалась по любви, и этот тассентасс, хоть и не ее положения, мог бы доставить ей удовольствие. Она вежливо улыбнулась, но ускользнула с торжества одна. Существовал только один тассентасс, к которому она могла прикоснуться.
13 апреля 1613 года
Торговля обещала быть прекрасной. Капитан Эргалл снова вернулся на своем корабле, чтобы посетить северные земли Паухэтана. После церемонии встречи он сказал, что добавит для продажи во время праздников кое-что и от себя.
Идя по лесу к месту торговли, Покахонтас внезапно осознала, что с тех пор, как она ушла на север и впервые встретила Эргалла на его корабле «Пейшнс», прошли три сезона снегов. Время пробежало очень быстро. Она чувствовала, что почти излечилась от своей печали. Последнее время она начала задумываться, как ей жить дальше.
Поскольку она отказывалась выйти замуж, отец предложил ей стать вождем на своей собственной земле. Видимо, скоро ей придется принять решение.
— Покахонтас, ты пообещала пойти со мной и посмотреть на торговлю, — сказал Пасптанзе. — А после мы приглашены на огромное каноэ!
Пасптанзе добавил, что присмотрит за ней, потому что братья этим утром ушли. Они возглавили группу молодых воинов с юга, чтобы в первый раз испытать их в схватке на границе. По существовавшему порядку, Пасптанзе часто сопровождал Покахонтас на праздниках. Она обратила внимание, что накануне вечером Пасптанзе и Эргалл долго о чем-то беседовали. Военных планов это не касается, думала она. Пасптанзе мирный человек, который не станет воевать, если только ему не прикажет великий вождь. Нет, скорее всего они обсуждали возможности торговли. Она улыбнулась стоявшему перед ней Пасптанзе, добродушному двоюродному брату ее отца. Все это время он был великолепным хозяином.
— Купи мне ожерелье! — послышался от торговых рядов чей-то голос.
— За три раковины ты купишь лучшую пару мокасин в Семи Королевствах!
Крики продавцов далеко разносились над толпой, передвигавшейся по берегу реки. Приветствия, споры из-за цены, радостные возгласы при совершении удачной сделки — все делалось во все горло. Кругом шныряли дети, иногда утаскивая какой-нибудь пустяк и не очень огорчаясь, когда их ловили и драли за уши. Холостая и незамужняя молодежь разрисовала себя самыми красивыми узорами и украсила самыми лучшими перьями, поскольку под ярким солнцем происходила не только купля-продажа.
Исполненный заботы Пасптанзе держал Покахонтас за локоть, переводя ее от одной груды товара к другой. Он направил ее к самым лучшим кожам, нашел ожерелье из самых белых ракушек, но быстро отверг его, когда оно показалось желтоватым по сравнению с ее белоснежной улыбкой. Когда все товары были обследованы, он наполнил ее миску жареным мясом, лепешками, земляникой, крыжовником и черникой.
— А теперь, Покахонтас, идем на корабль. Англичане хотят развлечь тебя, потому что в их форте ты считаешься героиней!
Покахонтас колебалась. В течение многих, многих лун у нее не было никаких радостей. Ее отец наверняка не стал бы возражать против короткого посещения плавучего острова. Об этом он никогда особо не упоминал. Безопасное и необычное развлечение после приятного дня.
— Да, да, я пойду, — сказала она. — Но только ненадолго.
Пасптанзе улыбнулся и протянул ей руку. С другой стороны от Покахонтас шла его жена. И вместе они направлялись к пристани. Вождь окликнул боцмана, сидевшего в шлюпке. Наблюдая за движениями гребцов, Покахонтас подумала, что команда, по всей видимости, надеялась, что она посетит их, потому что мужчины были наготове и гребли быстро. Через несколько минут она оказалась на палубе «Пейшнс».
— Принцесса Покахонтас! — провозгласил часовой.
Она не успела обернуться, как капитан уже был рядом. У Сэмюэла Эргалла были темные волосы, он был высок и гибок, знал о своей привлекательности и не стеснялся ею пользоваться. Он быстро провел всех троих вниз, в свою каюту.
— Вы оказали мне великую честь, принцесса, — сказал он, усадив гостей.
Необычность помещения заставила ее карие глаза вспыхнуть от возбуждения. Ее любознательность к окружающему, так долго подавляемая, вернулась, словно давно забытый друг. Ее разум ожил, и быстро, подобно полету колибри, в голове ее побежали мысли. Если бы она могла бегло говорить на их языке! — с огорчением подумала она. Запинаясь и помогая себе жестами, она по-английски расспросила о форте, о людях, которых знала, о Энрико и Бермуда-хандрид, новых поселках, про которые слышала. Она задавала вопросы обо всем, что попадалось ей на глаза — о мебели, навигационных инструментах, морских картах. Она так увлеклась вопросами и вежливыми ответами Эргалла, что только когда стало смеркаться, вздрогнув, увидела, что они с Эргаллом одни в капитанской каюте. Где Пасптанзе? Она приподнялась.
— Пожалуйста, принцесса, садитесь. Я полагаю, что они покинули корабль.
— Но мне тоже надо идти. Как они могли уйти без меня?
— Они и не собирались взять вас с собой.
Покахонтас стало страшно. Она сказала:
— Я не понимаю.
Выражение лица Эргалла было мягким, когда он отвечал:
— Мы хотим, чтобы вы некоторое время побыли с нами. Можно назвать это визитом.
— Мой отец придет в ярость и пошлет своих воинов. Вы разве не понимаете? Он сожжет ваши поселки и загонит вас всех в море!
— Дорогая принцесса, мы надеемся, что, раз вы с нами, нам удастся убедить вашего отца совсем прекратить нападения.
Гнев, словно удар, пронзил Покахонтас. Глаза ее засверкали и сузились. Она обрушила на стол удар кулаков. И резко выкрикнула на языке паухэтанов:
— Вы сделали меня пленницей... заложницей!
Удивленный Эргалл резко откинулся назад. Перед ним было совсем не то нежное создание, о котором ему рассказывали.
— Пожалуйста, не расстраивайтесь, — попросил он. — Никто не причинит вам вреда. Вам будут оказываться все почести.
На мгновение Покахонтас потеряла дар речи. Она встала и принялась ходить по каюте. Как посмели они похитить ее, дочь самого могущественного в мире человека? Надо выбраться с этого корабля. Она должна передать Пасптанзе послание. Он пошлет воинов, и они немедленно освободят ее. Она быстро метнулась к двери, но Эргалл одним прыжком опередил ее и оторвал ее руки от задвижки. Молниеносным ударом Покахонтас нанесла ему удар по шее. Эргалл оттащил ее от двери и крепко держал, пока она пыталась высвободиться.
— Ты все-таки дикое создание, — сказал он ей на ухо. Ей чуть не сделалось дурно от исходившего от него запаха. Она обмякла, но Эргалл поддержал ее. — Ты прелестна. Ты не должна бояться, никто тебя не тронет.
Он положил ладонь на ее гладкие, черные волосы и задержал ее там. Это очень походило на ласку. Потом он отпустил ее.
Покахонтас встала перед ним, прижав руки к бокам, и сказала на своем плохом английском:
— Я не боюсь тебя. Я только хочу поговорить с вождем Пасптанзе.
— Боюсь, принцесса, что из этого не выйдет ничего хорошего. Именно он помог нам заполучить вас.
Покахонтас пошатнулась, будто ее ударили. Пасптанзе, добрый и верный вождь, предал ее! Она не верила своим ушам. Потом она припомнила предыдущий вечер, долгий разговор двух мужчин. Так вот что они тогда обсуждали. От гнева все ее тело начало содрогаться. Знали ли об этом ее братья? Ведь они должны были смотреть за ней. Они тоже оказались бесчестными? Или они ушли с молодыми воинами на север, ничего не зная о ее похищении? Эргалл вежливо ждал. Потом поклонился и сказал:
— Могу я показать вам, где вы будете спать? Завтра мы отплываем в Джеймстаун.
Во рту у нее пересохло, голос пресекался от злости.
— А как же моя одежда и собака? — спросила она.
— Они уже направляются в форт с Гарри Спелманом.
Они предусмотрели все. План был, несомненно подготовлен тщательно.
Эргалл ударил деревянным молотком в медный гонг. Тут же появился матрос. Он, должно быть, стоял на страже у дверей каюты.
Капитан сказал:
— Проводи принцессу Покахонтас в другую каюту. Она будет в ее распоряжении на все время, пока она будет с нами.
Покахонтас прошла следом за матросом в соседнюю каюту, глаза ее горели гневом. Она оглядела свое маленькое узилище и крепко обхватила себя руками — вся ее ненависть к резким запахам, идущим от этих людей и их корабля, вернулась к ней с прежней силой. Как она вынесет эту неволю? Презренные трусы, все они — и ее люди, и эти грязные. Силой заперли ее, женщину, занимающую самое высокое положение.
Она осмотрела койку, на которой, предполагалось, будет спать. Койка кишела клопами, поэтому Покахонтас стащила простыни и вышвырнула их в иллюминатор. Пока ей не дадут ее вещей, она будет спать на деревянном полу. Раздался стук в дверь.
На пороге появился матрос с приятным лицом и сказал:
— Капитан хотел бы узнать, не присоединитесь ли вы к нему за ужином.
Она ответила коротким «нет». Матрос ушел, но вскоре вернулся с миской чего-то, что выглядело несъедобным, и поставил ее на маленький деревянный столик под иллюминатором. Стол, стул и сундук занимали почти все небольшое пространство. Все еще пребывая в гневе, Покахонтас, тем не менее, заинтересовалась обстановкой. Она давно уже не видела мебели тассентассов.
Она понюхала еду и сразу же позвала матроса, чтобы он унес ее. Потом села на пол и прислонилась к деревянной переборке, разделявшей каюты. Чутким ухом она слышала, что в капитанской каюте разговаривают, но была слишком разозленной и усталой, чтобы сосредоточиться на английских словах. Прошедший день вымотал ее. Позже, когда стемнело, снова постучал матрос и внес зажженную свечу, поставил ее на стол и удалился. Покахонтас поднялась, подошла к столу и яростно задула ее.
Глава 20
— Делавэр, верховный правитель колонии, делает все, чтобы Джеймстаун выжил. Можешь пойти и посмотреть сама. Ты в состоянии путешествовать? Я слышал, что Делавэр и капитаны говорили о тебе. Ты известна в Англии, и губернатор хотел бы познакомиться с тобой.
Покахонтас покачала головой, говоря «нет». Она должна была задать один вопрос:
— Вернулся кто-нибудь из первых капитанов? Ньюпорт или Смит?
— Ньюпорт вернулся, а Смит — нет.
Ничего, сказала она себе. Она научилась спокойно встречать плохие вести и сосредоточиваться на том, что могло как-то помочь ей. Достаточно и того, что англичане здесь, и Смит может вернуться в любое время. Она сжала руки в безотчетном жесте надежды.
Английские юноши продолжали болтать между собой. Они решили, что, когда Томас вернется в Джеймстаун, Гарри Спелман пойдет с ним. Томас сказал, что предпочитает жить у паухэтанов, но ему нравится время от времени навещать колонистов. Он спросил Покахонтас, не собирается ли она снова перебраться к отцу. Она промолчала, и ему пришлось повторить вопрос.
Покахонтас вздрогнула, потом мгновение раздумывала, глядя на бесстрастное лицо Секотина, сидевшего рядом с ней.
— Мне нравится жить в этом племени. Оно мирное. Может быть, я вернусь потом.
«Пока отец не разрешает мне посещать Джеймстаун, — подумала она, — лучше я останусь здесь, подальше от раздоров. Я не смогу выдержать постоянные нападения и ужасный нажим отца на тассентассов. В один прекрасный день он, возможно, успокоится, прекратит свои набеги и позволит мне снова увидеться с ними. Тогда я вернусь в Веровокомоко, а к тому времени, может, и Джон Смит уже будет в Джеймстауне». Она обхватила себя руками, пытаясь скрыть свое настроение.
Сезоны сменяли один другой. Ее страдания отступили, лишь иногда вдруг возникала внезапная боль. Покахонтас тихо жила среди патавомеков, хотя и согласилась на все отличия, которых заслуживала любимая дочь всемогущего Паухэтана. Отец довольно часто присылал к ней познакомиться то одного, то другого возможного мужа, но после коротких ухаживаний она по-доброму, но твердо отказывала воинам. Отец не настаивал, потому что по-прежнему считался с ее потерей мужа и ребенка. Со своей стороны, она узнавала, не переменил ли отец своего решения относительно посещений форта. Он оставался непреклонен.
Вернулся на север Гарри Спелман. Он сказал, что привык к жизни среди дикарей, но станет навещать Джеймстаун и приносить оттуда новости. Через него Покахонтас могла следить за успехами колонии и деятельностью нового губернатора.
Делавэр оказался жестким управляющим. Он заставлял людей работать по шесть часов в день в две смены, что было в новинку. Они жаловались на тяжелый труд, но общественные здания были быстро выстроены заново или восстановлены. По воскресеньям в церкви служили торжественную службу, сама же она во всякое время года была украшена полевыми цветами. Во время службы Делавэр восседал впереди всех на стуле, богато убранном бархатом, у ног его лежала красная бархатная же подушечка для коленопреклонений. После он возвращался на свой корабль, носящий имя «Делавэр», и развлекал немногих, приглашенных к нему счастливчиков.
Покахонтас очень удивилась тому, что Делавэр упразднил совместное возделывание земли и дал каждому человеку участок для обработки. Паухэтаны всегда работали вместе, в согласии, и сообща пользовались плодами урожая. А что будет, если каждый станет работать только для себя? Это было еще одно непонятное новшество тассентассов.
Некоторые новости беспокоили ее. Гарри услышал, как капитаны обсуждали возможность похищения детей Паухэтана и отправки их в Англию, если великий вождь не прекратит воевать с фортом. До нее также дошло, что двадцать англичан овладели двадцатью девушками ее тетки — вождя племени, и она приказала убить их прямо в постелях. Тассентассы отомстили, спалив ее деревню и основав на месте пожарища свой поселок, который назвали Бермуда-хандрид. Покахонтас вздохнула про себя. Неужели война никогда не кончится?
В некоторых местах река Потомак была так широка, что Покахонтас с трудом могла разглядеть противоположный берег, когда ходила по утрам купаться. В тот день она впервые с тех пор, как покинула отца, увидела корабль. От волнения у нее задрожали руки и ноги. А вдруг там Джон Смит? И он приехал, чтобы найти ее? Она не смела надеяться и прогнала эту мысль. Она посмотрела на паруса на фоне красного рассвета. Он пристанет к их берегу не раньше, чем солнце встанет высоко в небе, так что у нее еще есть время, чтобы принести жертву богу зла Океусу. Она должна бежать быстрей. Его надо умиротворить. Нужно быть уверенной, что зло не повторится.
К тому времени, как она, запыхавшись, вернулась после совершения обряда, Пасптанзе, его воины и Гарри Спелман ждали на берегу, когда корабль бросит якорь. Сердце Покахонтас замерло от счастья, лишь только от тассентассов долетело до нее первое дуновенье, запах, которого она так давно не чувствовала. Как же она его ненавидит! Нахлынули воспоминания, и она чуть не лишилась сознания от их явственности — так подействовал на нее этот запах. Ищущим взглядом она обежала мужчин на палубе. Она не надеялась, что Смит там, но ничего не могла с собой поделать. Едва она видела светлые волосы, сердце ее начинало биться быстрее. Но вот мужчины начали спускаться по трапу, и она поняла, что Смита среди них нет. Она испытала приступ острой боли, но он скоро прошел. Глава прибывших говорил с Пасптанзе, пользуясь услугами Гарри как переводчика. Все они посмотрели на нее, тогда она вышла вперед.
— С тобой хочет познакомиться капитан, — сказал Гарри. — Он очень много о тебе слышал. Он хочет знать, почему ты больше не приходишь в Джеймстаун.
Покахонтас ответила на своем языке:
— Скажи ему, что мой отец запрещает мне, но я бы хотела передать привет тем в форте, кто знает меня.
— Капитан расскажет в Англии, что познакомился с тобой и что я останусь здесь с тобой. Он говорит, что англичанам будет приятно узнать, что дочь могущественного короля Паухэтана в отличие от своего отца не хочет войны и помогает англичанам. Люди станут смелее приезжать в Виргинию.
Вечером устроили праздник, с гор в долину дул прохладный ветерок. После целого дня палящего солнца танцоры в красочных нарядах кружились и гордо выступали, полностью отдаваясь ритму движений. Когда подошло время гостям удалиться, выбрав себе женщин, Покахонтас заметила, что капитан, называвший себя Эргаллом, смотрит на нее с вожделением. Пасптанзе тоже заметил это, и Покахонтас поняла, что он ждет от нее знака. Он думал, что, вдовствуя, она истосковалась по любви, и этот тассентасс, хоть и не ее положения, мог бы доставить ей удовольствие. Она вежливо улыбнулась, но ускользнула с торжества одна. Существовал только один тассентасс, к которому она могла прикоснуться.
13 апреля 1613 года
Торговля обещала быть прекрасной. Капитан Эргалл снова вернулся на своем корабле, чтобы посетить северные земли Паухэтана. После церемонии встречи он сказал, что добавит для продажи во время праздников кое-что и от себя.
Идя по лесу к месту торговли, Покахонтас внезапно осознала, что с тех пор, как она ушла на север и впервые встретила Эргалла на его корабле «Пейшнс», прошли три сезона снегов. Время пробежало очень быстро. Она чувствовала, что почти излечилась от своей печали. Последнее время она начала задумываться, как ей жить дальше.
Поскольку она отказывалась выйти замуж, отец предложил ей стать вождем на своей собственной земле. Видимо, скоро ей придется принять решение.
— Покахонтас, ты пообещала пойти со мной и посмотреть на торговлю, — сказал Пасптанзе. — А после мы приглашены на огромное каноэ!
Пасптанзе добавил, что присмотрит за ней, потому что братья этим утром ушли. Они возглавили группу молодых воинов с юга, чтобы в первый раз испытать их в схватке на границе. По существовавшему порядку, Пасптанзе часто сопровождал Покахонтас на праздниках. Она обратила внимание, что накануне вечером Пасптанзе и Эргалл долго о чем-то беседовали. Военных планов это не касается, думала она. Пасптанзе мирный человек, который не станет воевать, если только ему не прикажет великий вождь. Нет, скорее всего они обсуждали возможности торговли. Она улыбнулась стоявшему перед ней Пасптанзе, добродушному двоюродному брату ее отца. Все это время он был великолепным хозяином.
— Купи мне ожерелье! — послышался от торговых рядов чей-то голос.
— За три раковины ты купишь лучшую пару мокасин в Семи Королевствах!
Крики продавцов далеко разносились над толпой, передвигавшейся по берегу реки. Приветствия, споры из-за цены, радостные возгласы при совершении удачной сделки — все делалось во все горло. Кругом шныряли дети, иногда утаскивая какой-нибудь пустяк и не очень огорчаясь, когда их ловили и драли за уши. Холостая и незамужняя молодежь разрисовала себя самыми красивыми узорами и украсила самыми лучшими перьями, поскольку под ярким солнцем происходила не только купля-продажа.
Исполненный заботы Пасптанзе держал Покахонтас за локоть, переводя ее от одной груды товара к другой. Он направил ее к самым лучшим кожам, нашел ожерелье из самых белых ракушек, но быстро отверг его, когда оно показалось желтоватым по сравнению с ее белоснежной улыбкой. Когда все товары были обследованы, он наполнил ее миску жареным мясом, лепешками, земляникой, крыжовником и черникой.
— А теперь, Покахонтас, идем на корабль. Англичане хотят развлечь тебя, потому что в их форте ты считаешься героиней!
Покахонтас колебалась. В течение многих, многих лун у нее не было никаких радостей. Ее отец наверняка не стал бы возражать против короткого посещения плавучего острова. Об этом он никогда особо не упоминал. Безопасное и необычное развлечение после приятного дня.
— Да, да, я пойду, — сказала она. — Но только ненадолго.
Пасптанзе улыбнулся и протянул ей руку. С другой стороны от Покахонтас шла его жена. И вместе они направлялись к пристани. Вождь окликнул боцмана, сидевшего в шлюпке. Наблюдая за движениями гребцов, Покахонтас подумала, что команда, по всей видимости, надеялась, что она посетит их, потому что мужчины были наготове и гребли быстро. Через несколько минут она оказалась на палубе «Пейшнс».
— Принцесса Покахонтас! — провозгласил часовой.
Она не успела обернуться, как капитан уже был рядом. У Сэмюэла Эргалла были темные волосы, он был высок и гибок, знал о своей привлекательности и не стеснялся ею пользоваться. Он быстро провел всех троих вниз, в свою каюту.
— Вы оказали мне великую честь, принцесса, — сказал он, усадив гостей.
Необычность помещения заставила ее карие глаза вспыхнуть от возбуждения. Ее любознательность к окружающему, так долго подавляемая, вернулась, словно давно забытый друг. Ее разум ожил, и быстро, подобно полету колибри, в голове ее побежали мысли. Если бы она могла бегло говорить на их языке! — с огорчением подумала она. Запинаясь и помогая себе жестами, она по-английски расспросила о форте, о людях, которых знала, о Энрико и Бермуда-хандрид, новых поселках, про которые слышала. Она задавала вопросы обо всем, что попадалось ей на глаза — о мебели, навигационных инструментах, морских картах. Она так увлеклась вопросами и вежливыми ответами Эргалла, что только когда стало смеркаться, вздрогнув, увидела, что они с Эргаллом одни в капитанской каюте. Где Пасптанзе? Она приподнялась.
— Пожалуйста, принцесса, садитесь. Я полагаю, что они покинули корабль.
— Но мне тоже надо идти. Как они могли уйти без меня?
— Они и не собирались взять вас с собой.
Покахонтас стало страшно. Она сказала:
— Я не понимаю.
Выражение лица Эргалла было мягким, когда он отвечал:
— Мы хотим, чтобы вы некоторое время побыли с нами. Можно назвать это визитом.
— Мой отец придет в ярость и пошлет своих воинов. Вы разве не понимаете? Он сожжет ваши поселки и загонит вас всех в море!
— Дорогая принцесса, мы надеемся, что, раз вы с нами, нам удастся убедить вашего отца совсем прекратить нападения.
Гнев, словно удар, пронзил Покахонтас. Глаза ее засверкали и сузились. Она обрушила на стол удар кулаков. И резко выкрикнула на языке паухэтанов:
— Вы сделали меня пленницей... заложницей!
Удивленный Эргалл резко откинулся назад. Перед ним было совсем не то нежное создание, о котором ему рассказывали.
— Пожалуйста, не расстраивайтесь, — попросил он. — Никто не причинит вам вреда. Вам будут оказываться все почести.
На мгновение Покахонтас потеряла дар речи. Она встала и принялась ходить по каюте. Как посмели они похитить ее, дочь самого могущественного в мире человека? Надо выбраться с этого корабля. Она должна передать Пасптанзе послание. Он пошлет воинов, и они немедленно освободят ее. Она быстро метнулась к двери, но Эргалл одним прыжком опередил ее и оторвал ее руки от задвижки. Молниеносным ударом Покахонтас нанесла ему удар по шее. Эргалл оттащил ее от двери и крепко держал, пока она пыталась высвободиться.
— Ты все-таки дикое создание, — сказал он ей на ухо. Ей чуть не сделалось дурно от исходившего от него запаха. Она обмякла, но Эргалл поддержал ее. — Ты прелестна. Ты не должна бояться, никто тебя не тронет.
Он положил ладонь на ее гладкие, черные волосы и задержал ее там. Это очень походило на ласку. Потом он отпустил ее.
Покахонтас встала перед ним, прижав руки к бокам, и сказала на своем плохом английском:
— Я не боюсь тебя. Я только хочу поговорить с вождем Пасптанзе.
— Боюсь, принцесса, что из этого не выйдет ничего хорошего. Именно он помог нам заполучить вас.
Покахонтас пошатнулась, будто ее ударили. Пасптанзе, добрый и верный вождь, предал ее! Она не верила своим ушам. Потом она припомнила предыдущий вечер, долгий разговор двух мужчин. Так вот что они тогда обсуждали. От гнева все ее тело начало содрогаться. Знали ли об этом ее братья? Ведь они должны были смотреть за ней. Они тоже оказались бесчестными? Или они ушли с молодыми воинами на север, ничего не зная о ее похищении? Эргалл вежливо ждал. Потом поклонился и сказал:
— Могу я показать вам, где вы будете спать? Завтра мы отплываем в Джеймстаун.
Во рту у нее пересохло, голос пресекался от злости.
— А как же моя одежда и собака? — спросила она.
— Они уже направляются в форт с Гарри Спелманом.
Они предусмотрели все. План был, несомненно подготовлен тщательно.
Эргалл ударил деревянным молотком в медный гонг. Тут же появился матрос. Он, должно быть, стоял на страже у дверей каюты.
Капитан сказал:
— Проводи принцессу Покахонтас в другую каюту. Она будет в ее распоряжении на все время, пока она будет с нами.
Покахонтас прошла следом за матросом в соседнюю каюту, глаза ее горели гневом. Она оглядела свое маленькое узилище и крепко обхватила себя руками — вся ее ненависть к резким запахам, идущим от этих людей и их корабля, вернулась к ней с прежней силой. Как она вынесет эту неволю? Презренные трусы, все они — и ее люди, и эти грязные. Силой заперли ее, женщину, занимающую самое высокое положение.
Она осмотрела койку, на которой, предполагалось, будет спать. Койка кишела клопами, поэтому Покахонтас стащила простыни и вышвырнула их в иллюминатор. Пока ей не дадут ее вещей, она будет спать на деревянном полу. Раздался стук в дверь.
На пороге появился матрос с приятным лицом и сказал:
— Капитан хотел бы узнать, не присоединитесь ли вы к нему за ужином.
Она ответила коротким «нет». Матрос ушел, но вскоре вернулся с миской чего-то, что выглядело несъедобным, и поставил ее на маленький деревянный столик под иллюминатором. Стол, стул и сундук занимали почти все небольшое пространство. Все еще пребывая в гневе, Покахонтас, тем не менее, заинтересовалась обстановкой. Она давно уже не видела мебели тассентассов.
Она понюхала еду и сразу же позвала матроса, чтобы он унес ее. Потом села на пол и прислонилась к деревянной переборке, разделявшей каюты. Чутким ухом она слышала, что в капитанской каюте разговаривают, но была слишком разозленной и усталой, чтобы сосредоточиться на английских словах. Прошедший день вымотал ее. Позже, когда стемнело, снова постучал матрос и внес зажженную свечу, поставил ее на стол и удалился. Покахонтас поднялась, подошла к столу и яростно задула ее.
Глава 20
На борту «Пейшнс», 14 апреля 1613 года
Покахонтас проснулась на рассвете. Ей удалось лишь урывками поспать на твердом полу. И она не могла отвлечься от корабельных запахов.
Прибыл завтрак, и снова она отослала его назад, но матрос почти сразу же вернулся, принеся сушеных фруктов. Не из запасов ли Пасптанзе? — подумала она. Эта мысль заставила ее оттолкнуть тарелку.
Она чувствовала себя униженной. Ее опекают как зайчонка, которого должны обменять. А еще она чувствовала себя беспомощной. Настроение ее менялось от гнева к унынию и обратно, но страха не было. Она быстро прочла утреннюю молитву Ахонэ и богу неба, а богу зла Океусу — не стала. Сейчас на нем сосредоточилось ее негодование, потому что его она считала ответственным за то, что с ней случилось. Она чувствовала, что уже ничто худшее не может произойти с ней, разве что пытки и смерть. Проклятый бог зла проник в ее жизнь и разрушил ее несмотря на все ее молитвы и жертвы. Если бы жрецы узнали, что она думает об Океусе, они осудили бы ее, возможно даже принесли в жертву. Потому что жрецы получают свою власть от бога зла и поклоняются ему, как никому другому. Нет, она будет молиться только богу неба и Ахонэ, богине рек.
Корабль заскрипел, застонал, и Покахонтас услышала топот бегущих ног. Несмотря на переполнявшие ее чувства, ей стало любопытно, что происходит на корабле. Она услышала незнакомый ей хлопающий звук и подумала, что, должно быть, они разворачивают свои огромные белые полотнища, чтобы поймать ветер. Потом судно начало мягко покачиваться из стороны в сторону. Ее даже охватило легкое волнение ожидания, и она выглянула в иллюминатор и увидела быстро удалявшийся берег реки. Покахонтас находилась так высоко, словно сидела на вершине дерева. Ей подумалось, что, пожалуй, никто из ее народа никогда не передвигался так быстро и на такой высоте. Она даже чуть поежилась от охватившего ее волнения.
Спустя долгое время пришел матрос и спросил, не хочет ли она выйти на палубу, чтобы подышать свежим воздухом. И она провела весь день, прильнув к перилам. Нежный ветерок трепал ее волосы, а солнце потихоньку растапливало гнев. Было тепло, и путешествие по реке Потомак оказалось приятным. К ночи Эргалл приказал бросить якорь, не входя в непредсказуемые воды залива. К тому времени, как Покахонтас разделила с капитаном Эргаллом и двумя его офицерами трапезу в капитанской каюте, ее настроение значительно улучшилось. Она нашла вполне удовлетворительными вежливые манеры Эргалла и его готовность отвечать на ее многочисленные вопросы. Время тянулось, и она почти забыла, что является пленницей. За день она пришла к решению, что сердится не на тассентассов, а только на свой народ. Тассентассы используют ее, чтобы прекратить сражения и установить мир, в то время как Пасптанзе предал ее. По какой причине, она не могла постичь.
Вернувшись в каюту, Покахонтас напомнила себе, как всегда хотела встречаться с англичанами. Как потратила много-много лун, чтобы убедить отца отпустить ее в форт. Конечно, она сама никогда не согласилась бы на такое похищение, чтобы увидеться с людьми, которыми восхищалась, но раз уж выбора у нее нет, она возблагодарит богов, что может немного побыть с тассентассами. «Я уверена, что когда отец освободит меня, он навсегда запретит мне встречаться с ними».
В соседней каюте послышались голоса мужчин, наслаждавшихся вином и табаком. До этого она не обращала на голоса внимания, ей было трудно понимать чужой язык, не видя выражения лиц, но внезапно она услышала, как несколько раз упомянули имя ее отца.
— Паухэтан может и не прекратить войну из-за того, что его дочь у нас, но он хотя бы поймет, насколько мы сильны. У нас большие планы основать поселения на две сотни миль — к северу и к югу от форта.
— Да, но мы должны сделать Виргинию привлекательной для новых колонистов. Надо остановить эту разрушительную войну с великим королем.
— Захватить принцессу оказалось легко. Мы просто пообещали Пасптанзе, что будем его союзниками в сражениях с Паухэтаном, если великий король начнет ему мстить, и дали ему котел, который он хотел.
"Пасптанзе отдал меня за котел! — Покахонтас не верила своим ушам. — «Котел» было одним из первых слов, которым научил меня Смит. Она вспомнила залитый солнцем луг и оживленного человека с красно-золотыми волосами. Она плотно обхватила себя руками и продолжала слушать.
— Мы будем держать принцессу на корабле или в Джеймстауне, пока не договоримся с ее отцом. Это займет несколько месяцев.
Покахонтас больше ничего не хотела слышать. Она примирится со своей судьбой, но не с тем, что Пасптанзе предал ее за котел. Она была просто не в себе. Заснуть ей удалось не скоро — она все думала, как же Пасптанзе мог так отвратительно поступить с ней. Кто-то еще должен стоять за всем этим, думала она Секотин?
Грохот бегущих по палубе над ее головой ног пробудил Покахонтас на рассвете. Сегодня ритм был другой. Быстрее и жестче. Она сразу почувствовала озабоченность. Раздался резкий стук в дверь.
— Капитан желает вам доброго утра, — сказал матрос. — Он хочет, чтобы вы немедленно поднялись на палубу.
Рассвет был неярким, теплым, но с сильным ветром. Небольшая группка мужчин, собравшихся вокруг капитана, расступилась, когда она подошла к мостику. Она с удивлением увидела, что вдали, на заливе, стоят на якоре еще два корабля.
— Желаю вам доброго утра, принцесса, — сказал Эргалл. — Мы знаем, что ваш народ обладает лучшим по сравнению с нами зрением. Вы можете различить знаки и цвета флагов на тех кораблях на горизонте?
Покахонтас напрягла глаза. Становилось все светлее. Небо было исчерчено золотыми и розовыми полосами, но по-прежнему оставалась серость ночи. Она смогла разобрать цвета и знаки на большом корабле, но ничего не увидела на том, что поменьше. Она описала флаги капитану.
— Голландец, — сказал один из офицеров, — с захваченным судном или с другим голландцем.
— Пошлите к ним с приветствием баркас. Нам нужны дружественные отношения, — приказал Эргалл. — Скажите, чтобы команда прошла радом с меньшим кораблем вице-адмирала, а не рядом с адмиральским.
Когда солнце поднялось высоко, баркас подплыл к меньшему кораблю, но люди не высадились. Вместо этого они подняли весла, а офицер, широко расставив ноги, чтобы удержаться в качавшейся лодке, приветствовал чужой корабль. Смотревшие с борта «Пейшнс» сильно удивились, когда он вдруг сел, а матросы уронили весла и принялись яростно грести в сторону своего судна. Защелкали пистолетные выстрелы. Вода вокруг баркаса вскипала маленькими пенистыми фонтанчиками, мужчины в лодке сильно налегали на весла. Чужие корабли подняли паруса и двинулись на «Пейшнс».
— Испанцы! — крикнул офицер, как только баркас, отмеченный пулями, причалил к борту «Пейшнс». — Никто не пострадал!
Мужчины быстро закрепили лодку и торопливо вскарабкались на корабль по веревочной лестнице.
С оглушительным грохотом испанский корабль открыл огонь по стошестидесятитонному «Пейшнс». Снаряды разорвались в море, не причинив вреда и взметнув вокруг судна столбы воды.
— Вероломные испанцы! — крикнул своим офицерам Эргалл. — Поднять паруса!
— Справа по борту вице-адмирал! — закричал кто-то из членов экипажа.
— Пушки к бою!
Покахонтас никогда не слышала, чтобы так много больших пушек стреляли разом. Бортовой залп испанцев потряс ее. Она не представляла, что может быть столько шума, даже от бога неба. Закрыв уши руками, она присела на корточки, забытая всеми.
— У них двадцать две пушки на одном корабле и шестнадцать на другом, — крикнул Эргалл, подгоняя своих людей. — Огонь!
Раздался такой грохот, что это походило на конец света. Покахонтас не смогла удержаться от слабого крика. Она спряталась за переборкой. Мелькнула мысль, что, вероятно, следовало бы спуститься вниз, но она тут же отвергла ее. Она знала, что будет чувствовать себя там, как в западне.
Она увидела, что огонь «Пейшнс» поразил меньший корабль, оставив в его боку дыры. Вице-адмиральский корабль сбился с курса и безжизненно замер на воде. Большее судно сбавило скорость и зашло с наветренной стороны, спустив голландский и подняв испанский флаг. Оба корабля прекратили огонь.
Судно подошло к «Пейшнс», и капитан испанцев приветствовал англичан. Что они тут делают и куда направляются? Эргалл ответил, что они следуют своим законным путем в Джеймстаун и находятся в водах короля Англии. Тогда испанцы заявили, что воды принадлежат Испании, и потребовали именем короля Филиппа, чтобы англичане убрали паруса.
Покахонтас проснулась на рассвете. Ей удалось лишь урывками поспать на твердом полу. И она не могла отвлечься от корабельных запахов.
Прибыл завтрак, и снова она отослала его назад, но матрос почти сразу же вернулся, принеся сушеных фруктов. Не из запасов ли Пасптанзе? — подумала она. Эта мысль заставила ее оттолкнуть тарелку.
Она чувствовала себя униженной. Ее опекают как зайчонка, которого должны обменять. А еще она чувствовала себя беспомощной. Настроение ее менялось от гнева к унынию и обратно, но страха не было. Она быстро прочла утреннюю молитву Ахонэ и богу неба, а богу зла Океусу — не стала. Сейчас на нем сосредоточилось ее негодование, потому что его она считала ответственным за то, что с ней случилось. Она чувствовала, что уже ничто худшее не может произойти с ней, разве что пытки и смерть. Проклятый бог зла проник в ее жизнь и разрушил ее несмотря на все ее молитвы и жертвы. Если бы жрецы узнали, что она думает об Океусе, они осудили бы ее, возможно даже принесли в жертву. Потому что жрецы получают свою власть от бога зла и поклоняются ему, как никому другому. Нет, она будет молиться только богу неба и Ахонэ, богине рек.
Корабль заскрипел, застонал, и Покахонтас услышала топот бегущих ног. Несмотря на переполнявшие ее чувства, ей стало любопытно, что происходит на корабле. Она услышала незнакомый ей хлопающий звук и подумала, что, должно быть, они разворачивают свои огромные белые полотнища, чтобы поймать ветер. Потом судно начало мягко покачиваться из стороны в сторону. Ее даже охватило легкое волнение ожидания, и она выглянула в иллюминатор и увидела быстро удалявшийся берег реки. Покахонтас находилась так высоко, словно сидела на вершине дерева. Ей подумалось, что, пожалуй, никто из ее народа никогда не передвигался так быстро и на такой высоте. Она даже чуть поежилась от охватившего ее волнения.
Спустя долгое время пришел матрос и спросил, не хочет ли она выйти на палубу, чтобы подышать свежим воздухом. И она провела весь день, прильнув к перилам. Нежный ветерок трепал ее волосы, а солнце потихоньку растапливало гнев. Было тепло, и путешествие по реке Потомак оказалось приятным. К ночи Эргалл приказал бросить якорь, не входя в непредсказуемые воды залива. К тому времени, как Покахонтас разделила с капитаном Эргаллом и двумя его офицерами трапезу в капитанской каюте, ее настроение значительно улучшилось. Она нашла вполне удовлетворительными вежливые манеры Эргалла и его готовность отвечать на ее многочисленные вопросы. Время тянулось, и она почти забыла, что является пленницей. За день она пришла к решению, что сердится не на тассентассов, а только на свой народ. Тассентассы используют ее, чтобы прекратить сражения и установить мир, в то время как Пасптанзе предал ее. По какой причине, она не могла постичь.
Вернувшись в каюту, Покахонтас напомнила себе, как всегда хотела встречаться с англичанами. Как потратила много-много лун, чтобы убедить отца отпустить ее в форт. Конечно, она сама никогда не согласилась бы на такое похищение, чтобы увидеться с людьми, которыми восхищалась, но раз уж выбора у нее нет, она возблагодарит богов, что может немного побыть с тассентассами. «Я уверена, что когда отец освободит меня, он навсегда запретит мне встречаться с ними».
В соседней каюте послышались голоса мужчин, наслаждавшихся вином и табаком. До этого она не обращала на голоса внимания, ей было трудно понимать чужой язык, не видя выражения лиц, но внезапно она услышала, как несколько раз упомянули имя ее отца.
— Паухэтан может и не прекратить войну из-за того, что его дочь у нас, но он хотя бы поймет, насколько мы сильны. У нас большие планы основать поселения на две сотни миль — к северу и к югу от форта.
— Да, но мы должны сделать Виргинию привлекательной для новых колонистов. Надо остановить эту разрушительную войну с великим королем.
— Захватить принцессу оказалось легко. Мы просто пообещали Пасптанзе, что будем его союзниками в сражениях с Паухэтаном, если великий король начнет ему мстить, и дали ему котел, который он хотел.
"Пасптанзе отдал меня за котел! — Покахонтас не верила своим ушам. — «Котел» было одним из первых слов, которым научил меня Смит. Она вспомнила залитый солнцем луг и оживленного человека с красно-золотыми волосами. Она плотно обхватила себя руками и продолжала слушать.
— Мы будем держать принцессу на корабле или в Джеймстауне, пока не договоримся с ее отцом. Это займет несколько месяцев.
Покахонтас больше ничего не хотела слышать. Она примирится со своей судьбой, но не с тем, что Пасптанзе предал ее за котел. Она была просто не в себе. Заснуть ей удалось не скоро — она все думала, как же Пасптанзе мог так отвратительно поступить с ней. Кто-то еще должен стоять за всем этим, думала она Секотин?
Грохот бегущих по палубе над ее головой ног пробудил Покахонтас на рассвете. Сегодня ритм был другой. Быстрее и жестче. Она сразу почувствовала озабоченность. Раздался резкий стук в дверь.
— Капитан желает вам доброго утра, — сказал матрос. — Он хочет, чтобы вы немедленно поднялись на палубу.
Рассвет был неярким, теплым, но с сильным ветром. Небольшая группка мужчин, собравшихся вокруг капитана, расступилась, когда она подошла к мостику. Она с удивлением увидела, что вдали, на заливе, стоят на якоре еще два корабля.
— Желаю вам доброго утра, принцесса, — сказал Эргалл. — Мы знаем, что ваш народ обладает лучшим по сравнению с нами зрением. Вы можете различить знаки и цвета флагов на тех кораблях на горизонте?
Покахонтас напрягла глаза. Становилось все светлее. Небо было исчерчено золотыми и розовыми полосами, но по-прежнему оставалась серость ночи. Она смогла разобрать цвета и знаки на большом корабле, но ничего не увидела на том, что поменьше. Она описала флаги капитану.
— Голландец, — сказал один из офицеров, — с захваченным судном или с другим голландцем.
— Пошлите к ним с приветствием баркас. Нам нужны дружественные отношения, — приказал Эргалл. — Скажите, чтобы команда прошла радом с меньшим кораблем вице-адмирала, а не рядом с адмиральским.
Когда солнце поднялось высоко, баркас подплыл к меньшему кораблю, но люди не высадились. Вместо этого они подняли весла, а офицер, широко расставив ноги, чтобы удержаться в качавшейся лодке, приветствовал чужой корабль. Смотревшие с борта «Пейшнс» сильно удивились, когда он вдруг сел, а матросы уронили весла и принялись яростно грести в сторону своего судна. Защелкали пистолетные выстрелы. Вода вокруг баркаса вскипала маленькими пенистыми фонтанчиками, мужчины в лодке сильно налегали на весла. Чужие корабли подняли паруса и двинулись на «Пейшнс».
— Испанцы! — крикнул офицер, как только баркас, отмеченный пулями, причалил к борту «Пейшнс». — Никто не пострадал!
Мужчины быстро закрепили лодку и торопливо вскарабкались на корабль по веревочной лестнице.
С оглушительным грохотом испанский корабль открыл огонь по стошестидесятитонному «Пейшнс». Снаряды разорвались в море, не причинив вреда и взметнув вокруг судна столбы воды.
— Вероломные испанцы! — крикнул своим офицерам Эргалл. — Поднять паруса!
— Справа по борту вице-адмирал! — закричал кто-то из членов экипажа.
— Пушки к бою!
Покахонтас никогда не слышала, чтобы так много больших пушек стреляли разом. Бортовой залп испанцев потряс ее. Она не представляла, что может быть столько шума, даже от бога неба. Закрыв уши руками, она присела на корточки, забытая всеми.
— У них двадцать две пушки на одном корабле и шестнадцать на другом, — крикнул Эргалл, подгоняя своих людей. — Огонь!
Раздался такой грохот, что это походило на конец света. Покахонтас не смогла удержаться от слабого крика. Она спряталась за переборкой. Мелькнула мысль, что, вероятно, следовало бы спуститься вниз, но она тут же отвергла ее. Она знала, что будет чувствовать себя там, как в западне.
Она увидела, что огонь «Пейшнс» поразил меньший корабль, оставив в его боку дыры. Вице-адмиральский корабль сбился с курса и безжизненно замер на воде. Большее судно сбавило скорость и зашло с наветренной стороны, спустив голландский и подняв испанский флаг. Оба корабля прекратили огонь.
Судно подошло к «Пейшнс», и капитан испанцев приветствовал англичан. Что они тут делают и куда направляются? Эргалл ответил, что они следуют своим законным путем в Джеймстаун и находятся в водах короля Англии. Тогда испанцы заявили, что воды принадлежат Испании, и потребовали именем короля Филиппа, чтобы англичане убрали паруса.