Донован Кейт. Брак по завещанию

   Тринити выпрямилась, удивленная и обиженная.
   — Значит, я недисциплинированная? Вы это хотели сказать?
   — Я не вкладывал в свои слова обидный смысл, — заверил он. — Вы склонны к приключениям, как и ваш отец. Таким, разумеется, был и Эйб, но он сочетал любовь к авантюрам с холодным, логическим расчетом.
   — Вот как? Выходит, я и нелогична, и недисциплинированна.
   Джек наклонился вперед, и глаза у него заблестели.
   — Вы впутали себя в самую нелогичную, иррациональную форму человеческих взаимоотношений — кровную вражду. Вы бы смогли лично накинуть петлю на шею Уолтеру Крауну, если бы шериф допустил это. Вы готовы вступить в брак с чужим для вас человеком ради спасения ранчо, которое в принципе вам и не нужно. И вы одержимы стремлением путешествовать по экзотическим странам без сопровождения.
   Тринити с трудом удержалась от улыбки.
   — Я считаю это еще одним не правомерным сравнением с вашей бывшей нареченной.
   — Что ж, это верно, — со смехом согласился Джек.
   Потом кашлянул и добавил:
   — Я просто дразнил вас.
   — Да ну? — Тринити выразительно подняла бровь. — Пожалуй, нам стоит переменить тему. А еще лучше, — сказала она, резко вставая, — вам уйти к себе. Надо отдохнуть перед сражением с опекунами, если вы хотите завтра уговорить их принять ваше предложение.
   — Тринити. — Джек встал и взял ее руки в свои. — Вы неотразимо красивая девушка, которая любит путешествия и выискивает ошибки в каждом моем слове. Признайте это. Вы находите мою позицию безумной, мое внимание к подробностям и мелочам скучным, а мою приверженность к делам тягостной для окружающих. Прошу прощения, если во всем этом я вижу неуловимое сходство с Эрикой.
   — А внешне я на нес похожа?
   Джек покачал головой.
   — Нисколько. У нес рыжеватые волосы, а глаза золотисто-карие. Вы так же красивы, как и она, даже красивее, но этим и заканчивается ваше с ней физическое сходство.
   Ревность Тринити улетучилась при этих искренних и сердечных словах.
   — Мне жаль, что она причинила вам боль, Джек. Вы сильно страдали все прошедшие с того времени месяцы?
   — Вряд ли можно сказать, что я страдал. Скорее был разочарован. И сбит с толку. И принял твердое решение не повторять ошибку.
   Тринити нахмурилась:
   — Что верно, то верно. Вы до безумия аналитичны.
   — Точно. — Глаза у Джека снова заблестели. — И поскольку это нами доказано, не вернуться ли нам к проблеме обучения вас ведению дел на ранчо?
   — Мне очень хотелось бы прочитать дневники дедушки, особенно первую тетрадь, в которой он рассказывает о тех шпорах, историю которых поведал нам сегодня Клэнси за обедом.
   — А почему вы думаете, что есть дневник именно того времени?
   — Простите, но вы же сами говорили…
   — Да, и я предполагал, что вы уже прочли тетради, которые я просматривал в библиотеке. Но я не обнаружил тетрадь тех времен, когда Эйб служил старшим рабочим на ранчо Краунов. Я просто подумал, что ее не существует, но, судя по вашим словам, она есть.
   — Она существует или по крайней мере существовала. — Тринити вернулась в спальню и взяла большую конторскую книгу, в которую вкладывала письма деда одно за другим начиная с того времени, когда была еще маленькой девочкой. Быстро перелистав страницы, она остановилась на том письме, которое дед написал ей перед тем, как она уехала в Европу с Портерами. — Вот смотрите. Он пишет, что готовит мне сюрприз. Придумал спрятать здесь на ранчо брошку, чтобы я сама ее отыскала в свой следующий приезд и тогда взяла бы ее себе.
   Тринити грустно улыбнулась:
   — Он постоянно совершал такие поступки. Старался заманить меня сюда. Разжечь во мне интерес к «Шпоре».
   По правде говоря, я-то знала, что он так или иначе отдаст мне эту брошь. Она принадлежала моей бабушке и хранилась в нашей семье четыре поколения. Кому же еще следовало ее отдать?
   — Очаровательная история, — произнес Джек. — Но какое отношение она имеет к дневнику?
   — Ох, извините! — спохватилась Тринити. — Прочтите вот здесь. Он обещает положить брошь и некоторые другие ценные вещи в крепкий ящичек и потом спрятать.
   Видите? Одной из таких ценностей была первая тетрадь дневника. Он больше всего хотел, чтобы я прочитала именно ее и поняла, как он любит это ранчо.
   — Значит, тетрадка где-то здесь?
   Джек спросил об этом так горячо, что Тринити стало весело.
   — Если она отсутствует в кабинете, значит, да. Когда я узнала о дедушкиной смерти и о подробностях его финансового положения, особенно о закладной, мне пришло в голову, что он отказался от этой игры в прятки и продал брошь, чтобы спасти «Шпору». Но может, он этого и не сделал. Хотя это странно. Брошь достаточно дорогая. Цена ее не выше закладной, но она украшена бриллиантами и…
   Тринити вдруг замолчала, завороженная блеском его изумрудных глаз.
   — Вы хотели бы, чтобы я нашла для вас этот клад, Джек? — спросила она после долгой паузы.
   Джек покраснел, но кивнул.
   — Я очень хотел бы, чтобы он попал мне в руки. Я имею в виду дневник, — поспешил он добавить, — а не брошь. Я ничуть не претендую…
   — Отлично, — перебила Тринити, довольная его смущением. — Мы с девочками начнем охоту за кладом завтра же, не оставим необследованными ни одну доску в полу, ни один кирпичик. Если повезет, мы найдем его еще до вашего возвращения из приюта.
   — Ну хорошо, тогда… — Он явно не решался о чем-то попросить и, потрогав стопку писем Эйба, сказал:
   — Это замечательно.
   — Вы не хотели бы взять их и прочесть?
   — Что? О да, со временем. — Джек начал осторожно переворачивать страницы книги с вложенными между ними исписанными листками. — Вы поступили прекрасно, сохранив письма так бережно. И даже сделали к ним аннотации.
   Настал черед Тринити краснеть.
   — Это глупая привычка, которую я усвоила с тех пор, как стала получать письма от отца. Каждый раз писала внизу на странице конторской книги, о чем письмо, где находится отец и что он там видел. Для меня это был как бы способ приблизить его к себе.
   Заметив сочувствие в его зеленых глазах, Тринити негромко рассмеялась и показала на карты, разложенные на полу.
   — Вот видите, как родилась моя тоска по дальним странам. Полагаю, это еще одно доказательство в пользу вашей теории о моем духовном родстве с Эрикой, вопреки моим неизменным протестам.
   Джек выпятил губы и медленно наклонил голову.
   — Полагаю.
   — Завтра вам предстоит долгая поездка верхом, — напомнила Тринити. — А в постели вашей младшей сестры находится безволосое существо, которое надо удалить без промедления. Но сначала… — Тринити облизала губы и предложила еле слышно:
   — Не поцелуете ли вы меня на сон грядущий? Если приют отвергнет ваше предложение, порадуемся практике. А если они его примут, это будет наш последний поцелуй.
   Секунду он молча смотрел на нее, потом прижался губами к ее губам — нежно и бережно, без малейшего намека на вожделение, свойственного их прежним поцелуям.
   — Спите спокойно, Тринити. Я вернусь до наступления темноты, и, надеюсь, с добрыми новостями. Или по меньшей мере с новостями разумными.
   Тринити еще долго смотрела на дверь после того, как Джек исчез, затворив ее за собой.
   — Если не добрые новости, то новости разумные, — пробормотала она, понимая, что Джек прав: как бы они ни были привлекательны друг для друга, любое иное решение опекунов, за исключением положительного, нанесет удар как их партнерству, так и их дружеским отношениям.

Глава 8

   Джек отправился в двухчасовую поездку в «Дельта-Вэлли» в хорошем настроении, уверенный, что оставляет сестер в добрых руках. Джейни встала на заре и помогала Элене кормить мелкую живность. Мэри еще спала, и лицо у нее было безмятежным, когда Джек просунул голову в дверь ее комнаты, чтобы взглянуть на девочку перед отъездом. А Тринити предстояло провести весь день в поисках спрятанного дедом ящика.
   Даже Луиза казалась счастливой, появившись во время раннего завтрака, чтобы попросить у Джека разрешения поехать верхом вместе с Клэнси на пастбище. Прежде чем Джек успел возразить, она объяснила, что берет с собой книжку и просидит все время на вершине холма, на том самом месте, где они накануне устраивали пикник.
   — Я только хочу посмотреть на парней, — сказала она сладким голоском. — Мистер Клэнси разрешает мне пользоваться его подзорной трубой. Он говорит, что не подпустит ребят к тому месту, где я буду сидеть. Я просто хочу на них посмотреть.
   Получив от Клэнси заверения, что ковбои будут слишком заняты, чтобы беспокоить Луизу, а Луиза не станет, в свою очередь, беспокоить их, Джек дал согласие на такой порядок действий.
   Когда впереди показался сиротский приют, маленький мальчик, который до того сидел на заборе, спрыгнул со своей жердочки и побежал навстречу Джеку, приветственно махая ему рукой. С тоской подумав, что несчастный мальчуган совершенно один на свете, Джек перевел Плутона на медленный шаг, поднял руку, приветствуя мальчика, и крикнул:
   — Хелло!
   Мальчуган глянул на Джека, и плечи его опустились, но он продолжал идти Джеку навстречу, пока расстояние между ними не сократилось до нескольких метров.
   — Доброе утро, мистер. У вас быстрый конь.
   — А у тебя хороший глаз, — ответил Джек, разглядывая худенькую фигурку недокормыша.
   Мальчик был в том же возрасте, что и Джейни, может, на год или два старше.
   — Мой папа разбирается в лошадях.
   — И научил тебя? Это хорошо. — Джек, свесившись с седла, предложил:
   — Не хочешь вернуться в приют верхом? Я бы с удовольствием прошелся пешочком, чтобы размять ноги.
   — Мне надо быть здесь на случай, если папа приедет.
   Он долго не может здесь оставаться, будет спешить, и я хочу подготовиться.
   Джек озабоченно выпятил губы. Так, выходит, отец у мальчика не умер. Но почему ему надо спешить? Значит ли это, что он скрывается от правосудия? Для ребенка это, пожалуй, не менее тяжко, чем потерять отца окончательно.
   — Ты ждешь его сегодня?
   — Он приедет, как только узнает, что я здесь.
   — Понятно. А как давно ты здесь находишься?
   Мальчик пожал плечами:
   — Не знаю. Наверное, две недели.
   — И ты сидишь тут каждый день? Ждешь?
   Мальчик кивнул.
   — Как тебя зовут?
   — Николас Холлоуэй, сэр. Рад с вами познакомиться, — добавил ребенок и поднял руку вверх для рукопожатия.
   Джек поспешил пожать ему руку и сказал:
   — Я Джек Райерсон.
   — Если вы ищете помощников для перегона скота, то они большей частью уже уехали.
   — Приют отдает мальчиков внаем?
   — Только совсем больших. Не таких, как я. Но я бы все равно не поехал, мне нельзя прозевать папу.
   — Верно. — Джек взъерошил темно-каштановые волосы мальчугана. — Ты уже позавтракал?
   — Конечно. Мне велят есть, даже если я не голоден.
   Джек засмеялся.
   — У меня есть сестренка твоих лет, и должен признаться, я придерживаюсь с ней той же политики.
   — Правда?
   — Ей вечно не хочется есть, когда мы все садимся за стол, но я настаиваю, чтобы она съела хотя бы кусочек тоста.
   — Тосты я люблю. Ей столько же лет, сколько мне?
   — Примерно.
   — Мне семь лет.
   — А Джейни шесть, — Она выше меня ростом?
   — Намного ниже.
   Мальчик снова кивнул, в глазах у него появилось отсутствующее выражение.
   — Мои сестры тоже были меньше меня. С тех пор как я с ними расстался, я не видел ни одну девочку.
   Здесь их нет.
   — Так мне и говорили. Это кажется странным.
   — Да.
   Джеку хотелось расспросить мальчика о его сестрах, но он не знал, как это сделать. И стоит ли. В словах ребенка определенно было что-то тревожное, пугающее.
   — Мне надо встретиться с директором приюта, Николас. Ты уверен, что тебе не следует на какое-то время уйти с солнцепека?
   — Вы можете называть меня Ники, мистер. Николасом меня называют, только когда ругают.
   — Ладно, идет, Ники. Ну как?
   — Я останусь здесь. На всякий случай.
   — Хорошо, тогда вот что… — Джек не договорил. Ему было тяжело оставлять мальчика здесь. — Вот что, я привезу тебе чего-нибудь холодненького попить, когда поеду обратно. Как тебе это нравится?
   — Мне это очень нравится, мистер.
   — Джек.
   Ники прикусил губу, потом кивнул:
   — Мне это нравится, Джек.

* * *

   — Мистер Эверетт примет вас прямо сейчас, мистер Райерсон.
   Джек поблагодарил служителя, который встретил его в дверях, и прошел в кабинет Джозефа Эверетта, начальника приюта для мальчиков «Дельта-Вэлли». Как и все помещения здесь, кабинет был обставлен с почти аскетической простотой. До сих пор Джек не видел ни одного мальчика, кроме Ники, и хотя рабочие, снующие по двору, казались достаточно молодыми — и достаточно угрюмыми, — их вряд ли можно было принять за недавних сирот.
   — Мистер Райерсон! Простите, что заставил вас ждать. — Крупный, плотного сложения мужчина с густой седой шевелюрой вышел из-за письменного стола, чтобы пожать Джеку руку. — По словам моего помощника, вы приехали поговорить об имуществе мисс Стэндиш. Грустная это история. Вы были близким другом Абрахама?
   — Нет. Я деловой компаньон и Друг его внучки.
   — А, милейшей мисс Тринити! Я не имел удовольствия познакомиться с ней, но слышал только похвальные отзывы. Она отдыхала в Европе, когда произошел несчастный случай, не так ли?
   Джек нахмурился:
   — Она была в Париже по делам.
   — Да, разумеется. Я не имел в виду ничего плохого.
   «Возьми себя в руки, Джек», — строго приказал он себе, удивленный собственной реакцией на слова «отдыхала» и «несчастный случай». Если он не будет осторожным и сдержанным, то, не дай Бог, ввяжется в эту проклятую кровную вражду и утратит способность рассуждать логически, как это произошло с Тринити.
   — Пожалуйста, присаживайтесь, мистер Райерсон. Могу я предложить вам что-нибудь освежающее? Лимонад? Или что-то покрепче?
   — Спасибо, ваш помощник уже дал мне стакан воды.
   Я к тому же обратился к нему с просьбой. Речь идет о мальчике за воротами, маленьком Ники, которому тоже надо попить. Солнце сегодня припекает не на шутку, и у мальчика вид не наилучший.
   Эверетт прищурился:
   — Мы делаем все, что возможно, для этого ребенка, но он настаивает на том, чтобы сидеть за воротами целый день, в дождь и в жару. Если он сказал вам нечто иное…
   — Он не жаловался, и я вовсе не предполагаю, что с ним плохо обращаются.
   Джек глубоко вздохнул, обеспокоенный тем, что разговор принимает неприятный оборот. Такт и обаяние, его обычные союзники в деловых переговорах, нынче ему изменили. Надо срочно перестраиваться, если он хочет преподнести свое предложение в наилучшем свете.
   — О вашем учреждении я не слышал ничего, кроме похвал, сэр, — заверил он Эверетта. — Сам факт, что Эйб Стэндиш делал ежегодные пожертвования приюту, не говоря уже о его завещании, свидетельствует в пользу вашей солидной репутации.
   Эверетт явно почувствовал облегчение.
   — Маленький Ники — это особо печальный случай, сэр. Поверьте, мы все отреагировали на него точно так же, как вы. Хочется ему помочь, но ребенок делает это почти невозможным.
   — Есть ли надежда на возвращение его отца?
   — Возвращение? — Эверетт сдвинул брови. — Его отец мертв, сэр. — Он усмехнулся и покачал головой. — Он сказал вам, что ждет его? Это он говорит каждому, потому что несчастный малыш этому верит. Правда слишком ужасна, чтобы он мог ее принять.
   — И какова же эта правда?
   — Грегори Холлоуэй убил свою жену и двух дочерей выстрелами в голову, а потом выстрелил в себя.
   — О Господи!
   — Это чудо, что Ники не было дома в ту ночь. Он гостил у друзей семьи.
   — Ему повезло, — пробормотал Джек. — А эти друзья?
   — Вы удивляетесь, почему он здесь, а не с ними? Представьте себе, каково иметь дело с мальчиком, который настойчиво твердит, что его отец жив и ни в чем не виноват.
   Предположение, что отец все-таки виновен, приводит ребенка в сильнейшее возбуждение.
   — И нет никаких сомнений?
   — Прошу прощения?
   — Вы сказали, что отец выстрелил в себя. Если заряд сильно изменил черты его лица, возможно, что идентификация была неверной.
   — О, я понимаю, что вы имеете в виду. Нет, лицо его не пострадало. Дело в том, — добавил он, и в голосе его прозвучала, как ни странно, обвиняющая нота, — что Ники сам опознал тело.
   Джек почувствовал сильный спазм в желудке.
   — Не может быть, чтобы вы говорили такое всерьез.
   — А кто еще мог это сделать? Жена была мертва. Люди в Стоктоне едва знали Холлоуэя. Он перевез семью в город в прошлом году, но едва они там обосновались, уехал в Мексику, надеясь быстро разбогатеть там. Ясное дело, что из этого ничего не вышло. Он вернулся в отчаянно скверном состоянии и убил себя и свою семью. Ники уцелел чудом. Мы надеемся, что мальчик когда-нибудь осознает это. — Эверетт поморщился. — Я занятой человек, мистер Райерсон. Если вы здесь затем, чтобы обсудить вопрос о наследстве мисс Стэндиш…
   — Именно за этим я и приехал, — согласился Джек. — По завещанию приют для сирот не получает ничего, если Тринити Стэндиш проживет полгода на ранчо со своим мужем до того, как исполнится год со дня смерти ее деда.
   Я здесь затем, чтобы сообщить, что мисс Стэндиш намерена так и поступить, если не будет достигнуто иное соглашение.
   — Иное соглашение?
   Джек постарался говорить как можно убедительнее.
   — Я уверен, что вы сочувствуете положению мисс Стэндиш. Она глубоко скорбит о потере любимого родственника. Это самое неподходящее время для вступления в брак.
   Однако она непременно хочет сохранить за собой ранчо. Я предложил, и она с этим согласна, чтобы мы передали вам, а точнее, опекунскому совету существенную сумму в обмен на ваше обещание не настаивать на скрупулезном соблюдении условий завещания. Здесь вы найдете все подробности.
   Джек протянул Эверстту документ, составленный прошедшим вечером.
   Эверетт нахмурился.
   — Ранчо «Сломанная шпора» стоит во много раз больше предлагаемой суммы.
   — Вы полагаете? — Джек пожал плечами. — А закладная? Долг по ней придется выплатить даже в том случае, если «Дельта-Вэлли» получит право собственности на ранчо, чего, уверяю вас, никогда не произойдет.
   — У мисс Стэндиш есть поклонник?
   — Да.
   — Могу ли я предположить, что это вы?
   — Да. — Джек слегка наклонился вперед на своем кресле. — Не сомневайтесь в моей решительности, сэр. Я с радостью женюсь на ней, а она с радостью выйдет за меня замуж. В конечном счете это ее выбор, так как она верит, что этого хотел бы ее дедушка.
   Эверетт шумно вздохнул.
   — Не мне решать, во всяком случае. Я представлю дело опекунам, но хочу предупредить вас, что они относятся к памяти о мистере Стэндише с огромным уважением. Они могут посчитать, как и его внучка, что условия завещания должны быть соблюдены в точности.
   — Опекуны обязаны прежде всего исполнять свой долг по отношению к приюту, а не по отношению к Эйбу Стэндишу. Если они уважают этот долг, у них нет иного выбора, как принять мои условия.
   — Вы очень убедительны, — улыбнулся Эверетт. — Что, если я назначу заседание совета, а вы изложите ваши соображения лично? Скажем, через две недели в Полдень?
   Джек кивнул, вполне удовлетворенный.
   — Тем временем вы можете рассказать опекунам о нашем разговоре, познакомить их с документом. Буду ждать встречи с ними, а сейчас всего вам хорошего.
   Джек пожал Эверетту руку.
   — Останьтесь на ленч, — предложил Эверетт. — У вас будет возможность повидаться с Ники.
   — Это мне по душе, — сказал Джек. — И я рад слышать, что он по крайней мере приходит поесть.
   — Он соблюдает наши правила. И выполняет свои обязанности, не жалуясь. Хотелось бы мне сказать то же самое о большинстве моих подопечных.
   — Он очень славный мальчуган, — поддержал директора Джек. — Есть ли у него какие-то шансы на усыновление?
   — Откровенно? Он был бы идеальным кандидатом, если бы не эти его патологические дежурства. Ники красивый, сильный и умный мальчик. Достаточно юный, чтобы приемные родители могли воспитать его как собственного ребенка, но достаточно взрослый, чтобы приносить пользу в доме. Не считая новорожденных, Ники относится к тому типу детей, каких предпочитают выбирать для усыновления.
   — Но едва предполагаемый приемный родитель поговорит с ним, он будет обескуражен тем, что вы называете патологическими дежурствами? — Джек покачал головой. — Быть может, я найду способ урезонить его во время ленча.
   — Он был бы прекрасным сыном для такого терпеливого человека, как вы.
   — Я уже воспитываю двух своих младших сестер и осиротевшую кузину. Это более чем достаточная ответственность для холостяка вроде меня.
   — Если вы с мисс Стэндиш поженитесь, то обзаведетесь собственными детьми?
   Напомнив себе, что опекуны могут расспрашивать Эверетта о серьезности его намерения жениться на Тринити, Джек ответил с небрежным кивком:
   — Она будет прекрасной матерью. Я сужу об этом по тому, как быстро она привязалась к моим маленьким сестренкам. — Он изобразил на своей физиономии доверительную улыбку. — Мне очень жаль, что она не могла присоединиться к нам сегодня. Вы бы сами убедились, насколько она привлекательна. И как твердо намерена сохранить «Шпору» для семьи.
   — Вы сделали достойное похвалы дело, обратившись ко мне. И разумеется, к опекунам. Я уверен, что мы достигнем взаимовыгодного и благоприятного соглашения по этому поводу во время следующей встречи с вами. А теперь давайте присоединимся к детям в столовой, хорошо?
   — И здесь его нет. Нигде нет, — жаловалась Джейни, растянувшись на дубовых досках пола в кабинете Эйба Стэндиша и глядя вверх на смеющееся лицо Тринити.
   — Он должен где-то быть. Я никогда не думала, что дедушка спрячет его здесь. Это слишком просто, без выдумки.
   — Тогда зачем мы здесь ищем?
   — Тринити не хотела беспокоить Джека, — напомнила сестренке Мэри, вытаскивая с полки очередной толстый том и старательно заглядывая за него: этим она занималась всю вторую половину дня. — Поэтому мы обыскиваем комнату, пока Джек находится в приюте для сирот.
   Тринити, простукивая деревянную панель стены позади письменного стола, заметила:
   — Совершенно верно. Завтра мы обследуем чердак По-моему, это самое подходящее место, чтобы спрятать ящичек с сокровищами.
   — Я хотела бы, чтобы Джек уже вернулся, тогда мы перестанем тут рыться.
   — Ты можешь перестать в любую минуту, когда захочешь. Ведь ты обследовала каждую доску в полу на предмет, нет ли под ней пустоты. Верно?
   — Некоторые даже по два раза, — подтвердила девочка, вскакивая на ноги и вытягивая руки, прежде чем подбежать к окну и выглянуть во двор.
   И тотчас раздался ее восторженный крик:
   — Он приехал, он приехал! И привез с собой мальчика!
   — Что? — спросила в изумлении Тринити, но Джейни уже вихрем вылетела из комнаты.
   — А он не должен был этого делать? — спросила Мэри.
   Тринити подошла к окну как раз в ту минуту, когда Джек снимал со спины Плутона какого-то мальчугана.
   — Что еще он мог придумать? — пробормотала она.
   — Можно я пойду и встречу их? — спросила Мэри.
   — Что? О, разумеется. Идем вместе. — Тринити сделала довольно неудачную попытку улыбнуться. — Я убеждена, что должна быть серьезная причина для этого, если он даже не посоветовался насчет своего решения со мной. — Внезапно осознав, что у впечатлительной сестры Джека было нелегкое детство, Тринити поспешила добавить:
   — Кажется, Джейни задала им не меньше дюжины вопросов.
   Идем скорей, тогда мы услышим ответы.
   Мэри кивнула и выбежала в прихожую. Через несколько секунд Тринити увидела ее на крыльце, а потом на ступеньках лестницы, по которым девочка быстро спустилась вниз и бросилась к брату. Понимая, что ей самой тоже надо быть там, Тринити тем не менее осталась на месте, наблюдая за происходящим.
   «Все это так естественно для него, — говорила она себе, глядя на то, как Джек ведет себя с детьми. — Я думаю, ты была бы такой же, если бы росла вместе с родными братьями и сестрами или хотя бы двоюродными. Джек, вероятно, только глянул на славного мальчугана и сразу понял, что он станет замечательным прибавлением к его семье. А ты видишь перед собой странного маленького ребенка, чем-то напуганного».
   Тем временем Джек поднял глаза на окна, и зубы его сверкнули в веселой улыбке. Она помахала ему в ответ, надеясь, что выражение лица у нее приветливое. Но она все еще не могла заставить себя присоединиться к оживленной компании. Вместо этого она подошла к книжному шкафу и провела пальцем по корешкам дневников Эйба Стэндиша.
   «Что за странную семейную традицию оставил ты мне, дедушка! Ты был единственным ребенком, мой отец тоже… и я. Просто удивительно, как это Стэндиши выжили вообще со столь прохладным отношением к воспроизводству потомства».
   — Что-нибудь не так?
   Тринити повернулась к Джеку с виноватой улыбкой:
   — Нет, все в порядке. Добро пожаловать. Ваша миссия оказалась успешной?
   — Она не привела нас к окончательному результату, иначе говоря, у нас впереди еще две недели для «развития интимности», прежде чем мы узнаем с уверенностью, что с нами будет. — Зеленые глаза Джека сияли, пока он шел через комнату к Тринити, чтобы поцеловать ее в щеку. — Как чувствует себя сегодня моя прекрасная невеста?
   Тринити почувствовала, что краснеет.
   — Я вижу, у вас нынче отличное настроение. Видимо, такое бывает у большинства мужчин, когда они обретают своего первого сына.