Донован Никки. В оковах страсти

   Она с упоением разглядывала его узкобедрую длинноногую фигуру и не могла не восхищаться грацией его движений. Мужчина напоминал ей серо-белого кота по кличке Гимлин. Грациозный зверь хозяйничал на верхних этажах замка, представляя смертельную угрозу для местных мышей. Мужчина и кот обладали гибкостью и стремительностью, не вязавшимися с их небывалыми размерами и исключительной физической силой. Она вспомнила, как держала на коленях Гимлина и гладила его мягкую шерстку, потом ее воображение нарисовало ей сцену, в которой она проделывала то же самое с Фоксом — перебирала его блестящие черные волосы, потом ласкала его колючий, поросший черной щетиной подбородок. Перед ее мысленным взором возник его впечатляющий торс, склоненный над ней, его широкие, как крылья ангела, плечи, мускулистая грудь, слегка затененная черным островом жестких курчавых волос, его плоский живот. О, как было соблазнительно и мучительно исследовать ладонями его твердые мышцы, туго натянутую шелковистую кожу, пробежать пальцами вниз по волосистой дорожке до… до его потрясающего мужского достояния из плоти… Взять его в руки и ощутить его силу и крепость.
   Прошлой ночью она почти не имела возможности разглядеть его массивное, увесистое копье, обтянутое атласной кожей, но она чувствовала в себе его раскаленное древко, всю его невероятную протяженность. Женщина едва удержалась от стона и, заставив себя оторвать от него взгляд, сосредоточилась на работе. Она принялась сортировать разноцветные нитки и раскладывать их по цветам. Но ее женское естество уже отреагировало на откровенные видения, отозвавшись пульсирующей болью и выделением сока любви.
   Она осмелилась поднять голову от вышивки, только когда Фокс и управляющий направлялись к двери. Не доходя до порога, Уоррин повернулся и склонился в легком поклоне.
   — Миледи… — произнес он, прощаясь.
   Фокс тоже повернулся и остановил на ней взгляд. Он ничего не говорил, но его темный, пристальный взгляд прожигал ее насквозь, оставляя в теле огненный след. Тогда Уоррин что-то промолвил, и Фокс отвернулся от нее, чтобы последовать за стариком.
   Николь изо всех сил старалась сохранять самообладание. Ей нужно было как-то совладать с собственной похотью. Когда Фокс находился рядом, она забывала обо всем на свете и теряла бдительность. В его присутствии ее воля слабела, а мозги плавились, превращаясь в пудинг.
   Когда дверь за мужчинами притворилась, Николь вскочила на ноги, охваченная страстью. Она должна во что бы то ни стало придумать, как завлечь его в свою постель. Больше ей от него ничего не нужно. Она не могла ни доверять ему, ни испытывать к нему каких-либо чувств; единственное, чего она хотела, ощутить его в себе. Наполнить свое лоно его большим, твердым и жгучим копьем, иначе она сойдет с ума.

Глава 9

   Николь встала с постели рано, задолго до того, как Старушка Эмма, стеная и жалуясь на больные косточки, сползла с соломенного тюфяка за порогом покоев своей госпожи. Николь надела простую коричневую юбку, поверх которой набросила плащ из грубой шерстяной ткани красновато-коричневого цвета. Два года назад, когда она впервые пришла в деревню, то первым делом приобрела для себя эту непритязательную одежду, обменявшись с женой коробейника, предложив той свой богатый наряд из малиновой венецианской парчи.
   Тихо, чтобы не разбудить служанку, Николь выпорхнула из комнаты и, как бесшумная тень, заскользила по замку. Большинство его обитателей еще спали, но во дворе уже кипела работа. Полусонные поварята заготавливали дрова для поддержания в очаге огня и таскали в ведрах воду для кухонных нужд. В ранний час на улице было сумрачно, и мир представлялся серым, бесцветным и угрюмым. Никто не обратил внимания на ее одинокую фигуру. Николь направилась к воротам. Но чем ближе она подходила, тем сильнее колотилось ее сердце. Когда она переодевалась в простое крестьянское платье, то обычно выдавала себя за деревенскую девушку, переночевавшую в крепости и теперь возвращавшуюся домой. Стражники Вэлмара обычно принимали все за чистую монету и вопросов не задавали. Но может статься, что часовых Фокса будет труднее обвести вокруг пальца.
   Укутавшись поплотнее в плащ и натянув капюшон на самые глаза, она громко обратилась к солдатам на сторожевой башне:
   — Пожалуйста, откройте ворота. Сегодня утром мне нужно быть в деревне, чтобы выполнить поручение.
   Из-за зубцов вынырнула голова мужчины, но в сумеречном свете черты его лица не различались.
   — Что за поручение? — поинтересовался он.
   — Я обещала повару принести дикий чеснок. Приправа нужна ему для вечерней трапезы.
   — А ты уверена, что молоденькой девице вроде тебя безопасно разгуливать одной по лесу? Не будет ли лучше, если тебя кто-нибудь проводит? Если хочешь, я пойду с тобой. Мы могли бы нарвать зелени вместе. — За его спиной раздался взрыв сдавленного смеха.
   Николь сжала губы. Сластолюбивые ублюдки!
   — Я сомневаюсь, что лорд де Кресси обрадуется, узнав, что кто-то из его часовых самовольно покинул пост ради выполнения столь заурядного задания, — промолвила она вежливо.
   Она слышала, как Человек что-то пробурчал, вслед за тем раздался хриплый скрип лебедки, поднимающей и опускающей ворота. Огромные решетчатые ворота медленно поползли вверх, и Николь торопливо выскользнула за пределы крепости. Ей повезло, что стражники поленились спуститься вниз, чтобы ее проверить. Если бы они стянули с нее капюшон и увидели ее волосы цвета воронова крыла, она бы пропала. В деревне женщин с черными волосами не было. Большинство, как и подобает саксонкам, были светловолосы, хотя встречались среди них рыжие и темно-русые. Когда Мортимер искал отца для своего будущего «наследника», цвет волос составлял главную особенность претендента. Он во что бы то ни стало хотел, чтобы ребенок походил на нее, поэтому его выбор оказался весьма ограничен. Фокс, был едва ли не единственным мужчиной в гарнизоне, который годился для осуществления его планов.
   При мысли о цвете волос ее пронзила острая боль сожаления. Если бы только их малыш унаследовал родительские черты, то все сложилось бы по-другому. Впрочем, нет… Саймона и так можно назвать образцом совершенства. Она бы не променяла его ангельской красоты на иную внешность, даже если бы она значительно облегчила ее отношения с Фоксом.
   Николь торопливо зашагала по укатанной дороге. Забрезжил рассвет, и разлившаяся по небу заря постепенно возвращала миру яркость привычных красок. Тьма отступала, и окружающие предметы приобретали отчетливые очертания. Она на минуту остановилась, чтобы полюбоваться волшебным очарованием пробуждения утра. Над рекой поднимался густой туман, окрашенный лучами восходящего солнца в золотисто-розовые тона, и клубился над долиной подобно пару колдовского зелья. Солнце поднималось над сине-зеленой полосой сельского пейзажа медным диском огня.
   Когда радужные краски утреннего небосвода побледнели, женщина ускорила шаги. Она знала, что в крепости ее спозаранку не хватятся, а Фокс скоро уедет. Хотя накануне она не спустилась в зал для вечерней трапезы, от слуг ей стало известно, что лорд де Кресси собирался отправиться в Уилфорд, чтобы осмотреть свои земли, лежавшие к востоку от Вэлмара.
   По мере приближения к деревне Николь становилась все более настороженной. Деревенские жители вставали раньше обитателей замка. Мужчины, трудившиеся на полях, использовали каждую минуту светового дня и при первых признаках рассвета уже спешили начать свою работу. Но туман, еще не рассеявшийся под лучами раннего солнца, был ее союзником. Проходя мимо деревни, она слышала плач младенца, лай собаки и крик петуха. Но никого и ничего не видела. Значит, и она оставалась за пеленой тумана невидимой для обитателей селения.
   Обогнув околицу, Николь отыскала строение под камышовой крышей, стоявшее в стороне от других крестьянских хижин. Здесь жила Гленнит, повитуха. На пороге она нащупала веревку, свисавшую с карниза и имевшую колокольчик на другом конце. Она несколько раз дернула за веревку. Николь специально придумала сделать колокольчик, чтобы люди, нуждавшиеся в услугах повитухи, в темноте ночи могли беспрепятственно ее вызвать.
   Обитая шкурами дверь распахнулась, и в ноздри Николь тотчас ударил насыщенный дух смешанных ароматов. Жилище до отказа наполняли засушенные травы, издававшие сладкие и острые запахи. Пучки трав, свисали с балок, сплошь покрывали стены и наполняли горами корзины, которые занимали все пространство грязного пола. Николь всегда удивлялась, как можно привыкнуть к столь удушливой атмосфере навязчивых запахов. В то же время ароматы трав не оскорбляли обоняния и вызывали куда более приятные ощущения, чем зловоние, распространяемое навозом и помоями, а также незамысловатой стряпней, которым пропитывалось большинство сельских хижин. Поскольку Гленнит скот не держала, предпочитая выменивать соленую свинину и мясо по мере надобности, ей не приходилось делить жилище с козами и коровами.
   На пороге Николь встретила Гленнит в тонкой ночной сорочке, с распущенными волосами, свободными волнами падающими с плеч. Проводив гостью внутрь, она склонилась к едва тлевшему очагу, чтобы взять огня и зажечь свечу. В мерцании пламени на ее темных прядях заиграли красноватые блики. Женщина выпрямилась и с тревогой посмотрела на неожиданную гостью.
   — Что-то стряслось? — спросила она.
   — Право, не знаю, — услышала она расплывчатый ответ. — Мой новый муж — скрытный человек. Трудно понять, что у него на уме. Боюсь, как бы он не пришел к тебе и не начал расспрашивать о Саймоне, вернее, о ребенке, якобы погибшем при родах.
   — Если он появится здесь, я расскажу ему ту же историю, что мы придумали для Мортимера. Но ответьте, что ему за нужда беспокоиться о мертвом младенце?
   Николь стащила с себя грубый плащ, колкая материя которого раздражала ее нежную кожу, и бросила его на низкий табурет.
   — По правде говоря, я сама все ужасно усложнила. Гленнит изогнула дугой бровь.
   — И что же вы такое натворили?
   Перед тем как поведать женщине о своих трудностях, Николь глубоко вздохнула.
   — Когда Фокс известил меня о своем намерении взять приступом замок Марбо, я предупредила об этом Мортимера. Фокс сошелся с ним в поединке и убил его. Но все могло сложиться иначе. Узнав о моем предупреждении, Фокс, ясное дело, точит на меня зуб. Ведь из-за меня он мог потерять все.
   — Бог мой, леди, зачем же понадобилось предупреждать Мортимера? Я-то думала, что его смерть вам только на руку.
   — Из-за Саймона. Я опасалась, что в случае штурма крепости мальчик может пострадать.
   — Но вы бы рассказали все де Кресси.
   — Не могу! — Николь принялась мерить шагами комнату. — Могла ли я признаться мужчине, который пришел, чтобы завладеть мной и моими землями, что у меня есть сын? Ястреб, обнаруживший в своем гнезде яйцо кукушки, вышвырнет его вон. Саймон слишком уязвим и беззащитен. Я не могу рисковать его жизнью и здоровьем, уповая на великодушие и добрую волю какого-нибудь мужчины!
   — Но ведь Саймон — его сын!
   — Да, но он никогда не признает ребенка, который ничем на него не похож!
   Гленнит сморщила лоб, пытаясь что-то сообразить.
   — Вероятно, вы правы. Мужчины в подобных вопросах непредсказуемы. Конечно, если он злится на вас за предательство, то рассказывать ему сейчас о существовании Саймона не время. Но это, похоже, не все, что вас тревожит. Я чувствую, что вас гложет что-то еще.
   Николь вспомнила и о другой причине, толкнувшей ее нанести визит колдунье. Всю дорогу в деревню она размышляла, взвешивая «за» и «против» своего решения просить Гленнит дать ей для Фокса приворотного снадобья. Она знала, что есть средства, способные возбудить в мужчине ненасытную страсть. Но вдруг Фокс станет удовлетворять свою похоть не с ней? Если она подсыплет ему порошок, а он затащит в постель Элис, то она убьет их обоих!
   Она смотрела на Гленнит, мешкая с ответом, потом сказала:
   — Вся суета и беспокойство последних дней лишают меня сна. Я вот что подумала: не можешь ли ты приготовить для меня снотворное питье?
   Слова Николь как будто озадачили Гленнит, но ненадолго. Она взяла свечу и направилась к двери в дальний конец помещения, где за перегородкой располагалась кладовая.
   — Если вы подождете, я что-нибудь намешаю.
   Николь последовала за знахаркой. Ее всегда поражало, как женщина хранила в памяти все знания, которыми обладала, умея составлять из десятка разных трав всевозможные композиции, готовить лечебные отвары, мази, припарки, порошки.
   Гленнит поставила на деревянный стол свечу и, прежде чем приступить к процессу приготовления травяного сбора, расчистила столешницу. Сначала она изучила ряд глиняных горшков, стоявших на полке, потом, отобрав некоторые из них, взяла из каждого по щепотке засушенных трав и бросила в широкую миску. После чего ведунья начала измельчать их каменным пестиком.
   — Что входит в снотворное снадобье? — полюбопытствовала Николь.
   — Вам должно быть известно, что я своих секретов не выдаю, — ответила женщина, смерив Николь долгим взглядом. — Во всяком случае, пока не настанет момент передать знания другому человеку.
   — И кому бы ты хотела их передать? — осведомилась Николь, водя пальцем по горшкам, которые стояли на прибитой к стене полке. Странные значки, нацарапанные на их круглых боках, ей ни о чем не говорили, хотя она могла читать и писать по-латыни.
   — Может быть, у меня когда-нибудь будет дочь.
   — Но ведь ты поклялась, что никогда не выйдешь замуж. Гленнит фыркнула:
   — Чтобы понести и вырастить ребенка, муж не нужен.
   Николь подумала о Саймоне, воспитывавшемся среди женщин. Наступит день, когда понадобится, чтобы рядом с ним находился мужчина, способный передать ему мужские навыки. Кому смогла бы она доверить столь ответственную роль? И чему бы она хотела, чтобы он научил ее ребенка? Ей претила жестокость и неприглядность жизни рыцаря. Она мечтала об иной, более цивилизованной судьбе для своего сына. Она бы предпочла, чтобы он посещал церковь и стал ученым.
   Но тогда придется скрыть от него тайну его происхождения, Вэлмар и Марбо находились во владении ее семьи со времен Вильгельма Завоевателя, но и до того по линии ее прабабки замки и прилегающие к ним земли принадлежали саксонским предкам Николь.
   Если нынешнее положение не изменится, Саймон все равно не унаследует свои родовые поместья. Он мог стать наследником ее богатства только в том случае, если Фокс признает его своим сыном. Но такая возможность представлялась ей маловероятной. Шансы были исключительно малы. Николь снова вздохнула.
   Гленнит бросила на нее лукавый взгляд.
   — Не нужно так убиваться, а то ты раньше времени состаришься. Все может еще перемениться к лучшему. Жизнь полна неожиданностей.
   — Господи, какой ты состоятельный человек, Фокс, — не уставал удивляться Рейнар, когда вместе с другом они скакали по влажным от росы хлебным полям, окаймленным полосами изумрудно-зеленых пастбищ. — Я даже не догадывался, что твои владения столь необъятны, а земли — богаты и плодородны.
   — Зерно на полях должно еще превратиться в муку в закромах, — уточнил Фокс. — Пока мы не соберем урожай, я не вправе на него рассчитывать.
   — Но я имею в виду не только тучные поля с ячменем, просом и пшеницей. Что насчет садов, которые тянутся вдоль реки? Яблоки в этом году уродились на славу. Деревья гнутся и трещат под их тяжестью. А обширные покосы с сочными травами? Им несть числа. Сена должно хватить в избытке для всего поголовья скота, чтобы пережить грядущую зиму. Почти в каждой крестьянской семье есть куры, коза или корова. А стада свиней, которые мы видели на прокорме в лесу? Они позволят вдоволь запастись солониной и перезимовать, не зная печали.
   Фокс не нашелся что ответить. Сказать по правде, он и сам был ошеломлен при виде изобилия, представшего их взорам. Прискакав в Уилфорд, они обнаружили там за рекой не только форт, крепость, в честь которой местечко получило свое имя, но и пивоварню, часовню и две мельницы. Одна молола зерно, а вторая приводила в движение сукновальные машины. Тут же раскинулась небольшая деревушка, состоявшая из аккуратных домиков. В деревушке де Кресси и его людей встретили загорелые пышногрудые женщины Уилфорда, приветствовавшие нового хозяина свежесваренным элем и горячим хлебом, щедро сдобренным сливочным маслом и густым золотистым медом. Фокс не мог не заметить, какими упитанными и ухоженными выглядели их детишки. Зеленые холмы, окружавшие селение, пестрели гуртами белых овец.
   День выдался удачным, и поездка принесла ему немалое удовлетворение. Фокс натягивал поводья, придерживая лошадь, чтобы местный староста, ехавший на муле, поспевал за ними. Выезжая утром за пределы замка, он планировал не только провести осмотр своих угодий, но и главным образом развеяться. Он хотел находиться как можно дальше от Николь. Хотя они почти не встречались — накануне женщина даже не вышла к вечерней трапезе, — но все в Вэлмаре напоминало ему о ее существовании. Ему повсюду мерещился, сводя с ума, чарующий аромат ее духов. Он не мог не вспоминать роскошное убранство светлицы, куда стремился всей душой и в то же время страшился возвращаться. Ведь там каждый предмет, каждый ковер на полу и на стене дразнил его воображение чувственным великолепием дамы, позаботившейся об уюте.
   Ее присутствие до такой степени волновало Фокса и лишало покоя, что он уже подумывал, не будет ли лучше запереть ее в башне и держать под замком до тех пор, пока он не решит, как поступить с ней дальше. Но он не мог отрицать той важной роли, какую Николь играла в повседневной жизни замка, исполняя обязанности хозяйки. Только теперь получил он более или менее полное представление о том, как много сил и энергии отнимала работа по содержанию крепости в чистоте и порядке, сколько нужно всего предусмотреть, чтобы прокормить такую кучу народа и чтобы привычный уклад не нарушался. Хотя слуги Вэлмара отличались опытностью, расторопностью и надежностью, они нуждались в соответствующем руководстве. Кто-то должен за всем следить, отдавать распоряжения и принимать решения. Сам Фокс не имел желания брать на себя такую ответственность.
   К тому же он полагал, что избрал правильную тактику. Он будет и впредь совершать ежедневные объезды своих территорий, занимаясь хозяйственными вопросами в других поместьях, следить за состоянием их укреплений и производством сельскохозяйственной продукции. Земля, слава Богу, ему досталась плодородная и ухоженная.
   Он набрал в грудь воздуха, с наслаждением вдохнув сладкий теплый аромат свежескошенной травы. По обе стороны от дороги тянулась стерня и высились внушительные стога соломы. Среди торчащей щетины срезанных стеблей злаков деловито прогуливались, выискивая насекомых и просыпавшиеся зерна, вороны и сороки. Над головой кружил ястреб-тетеревятник, высматривая на потревоженной земле мышей-полевок. В ранние часы утра Фокс со своими людьми видели вышедших на жатву жнецов. Загорелые мужчины с обветренными лицами в красновато-коричневых рубахах, достигавших колен, несли на плечах длинные, с изогнутыми лезвиями косы.
   К де Кресси подъехал на своем боевом коне Генри де Бренн.
   — Милорд, мы будем возвращаться в замок через деревню?
   — Почему бы и нет? — вступил в разговор Озберт, местный староста, следовавший за ними по пятам. — Мы могли бы заглянуть на пивной двор к Мод, отведать эля и малость передохнуть.
   Фокс повернул голову, чтобы взглянуть на говорившего. Озберт был грузен, с ярко-красным лицом. От дневной жары он обливался потом. Фокс едва не поддался искушению заметить, что жара английского летнего дня — божья благодать по сравнению с адским пеклом левантийского побережья.
   — Не стоит отказываться, тем более что в деревню ты еще не наведывался, — вставил слово Рейнар. — Во всяком случае, с официальным визитом — как новый господин.
   Фокс вскинул брови.
   — Похоже, что вы трое против меня сговорились. В таком случае у меня нет выбора. Очень хорошо, поедем назад через деревню.
   День клонился к вечеру, когда отряд де Кресси возвращался в Вэлмар. Но еще было тепло, и селение у подножия крепости отдыхало в ленивой дреме. Всадники въехали в деревню со стороны реки. Гладкая поверхность мельничной запруды сверкала под яркими лучами солнца, как отполированная сталь. Когда они приблизились к мельнице, им навстречу вышел человек с прямыми рыжеватыми волосами и бакенбардами, заостренным носом и черными, как смородина, бусинками глаз. Человек поздоровался.
   — Милорд, — приветствовал он Фокса. — Я мельник. Меня зовут Этельберт. — Он поднял глаза к безоблачному голубому небу и добавил: — Очень жарко, сэр. Вы, вероятно, не прочь промочить горло. Если не возражаете, я велю жене принести вам пахты.
   — По правде говоря, мы направлялись на пивной двор Мод, чтобы отведать эля, — пояснил Озберт со своего мула. Теперь, когда компания находилась на подотчетной ему территории, староста приосанился, расправил плечи и выглядел молодцом, а не раскисшим от жары студнем. — Но за предложение спасибо, Этельберт.
   Мельник смерил старосту недовольным взглядом и подошел к Фоксу вплотную.
   — Как скоро вы собираетесь устроить господский суд, милорд? Леди Николь обычно проводила его на праздник урожая.
   Господский суд? Еще одна обязанность, о которой он совсем забыл.
   — Я подумаю. — Он резко тронул поводья, желая побыстрее отделаться от назойливого мельника. — Моя жена и в. самом деле устраивала судебные разбирательства? — спросил он Озберта, когда они отъехали на некоторое расстояние.
   Староста кивнул.
   — И люди соглашались с выносимыми ею решениями? Озберт опять кивнул.
   — Хотя кое-кто из людей Мортимера с иронией относился к ее авторитету, тем не менее леди Николь всегда пользовалась уважением и популярностью у жителей деревни. Она выросла в Марбо и наследовала Вэлмар. Местный люд считает ее своей госпожой с тех пор, как десять лет назад преставилась ее матушка. К тому же, кроме нее, заниматься подобными делами некому. Мортимер последнее время ничего не делал, только заливал глаза вином. Да и проблемы сельских жителей его никогда не волновали. Он был равнодушен к тому, что творилось в деревне.
   Его жена управлялась со всеми делами своими силами, подумал Фокс. Она руководила замком, чинила господский суд, объезжала бескрайние угодья, обеспечивая процветание и бесперебойную работу всего огромного хозяйства. Фокс почувствовал себя не в своей тарелке. Его жена, похоже, стала неотъемлемой частью, точнее, сердцем Вэлмара и его окрестностей. Если бы ей взбрело в голову восстать против него, ему, по всей видимости, пришлось бы туго. И сегодня он затруднялся сказать, чья воля одержала бы в таком противостоянии верх.
   Двигаясь по деревенской улице, Фокс заметил, что дома под камышовыми крышами располагались на некотором расстоянии друг от друга, так что каждый хозяин имел вполне приличный участок земли, где выращивал овощи; там же стояли хозяйственные постройки и хлев для скотины. У первого жилища, попавшегося им на пути, они заметили молодую женщину со светло-русыми косами. Она отгоняла передником гогочущее стадо гусей от розовощекого карапуза, игравшего в грязи. Увидев конный отряд, она подхватила ребенка на руки. Когда они проезжали мимо, мальчик громко завизжал, норовя выскользнуть из рук матери на землю. Женщина проводила всадников открытой улыбкой.
   — Ее муж — кузнец, — пояснил Озберт. — Его кузница находится дальше вниз по течению реки.
   Чуть поодаль они встретили другую женщину, постарше первой. Она сидела у крыльца своего дома, скрестив ноги, и шелушила горох. Время от времени она подносила руку ко лбу и вытирала пот. Увидев группу всадников, она торопливо высыпала очищенный горох в миску и проворно вскочила на ноги, чтобы приветствовать важных гостей.
   — Добро пожаловать, милорд, — произнесла она, неуклюже подбирая темно-золотистые пряди, выбившиеся из-под мокрого от пота льняного платка.
   Фокс ей кивнул.
   — А это Берта. Вот уже пять лет минуло с тех пор, как она овдовела, — сообщил Озберт, когда они удалились от женщины на почтительное расстояние. — Ее муж был ранен топором, рана загноилась, и он умер.
   — Ранен топором? — переспросил Фокс. Староста покачал головой.
   — Да, но не на войне. Мне кажется, он рубил дрова, когда ручка соскочила и удар топора пришелся ему по ноге.
   По мере продвижения отряда по деревне Озберт представлял де Кресси ее обитателей, попадавших в их поле зрения. Так продолжалось до тех пор, пока Фокс не уловил слово «знахарка».
   — Что? — встрепенулся он. — Что ты сказал?
   — Я сказал, что хижина под новой камышовой крышей за общинной землей принадлежит Гленнит, местной знахарке и ведунье.
   Фокс устремил взгляд за общий выгон, где паслась черно-белая корова.
   — Она еще и повитуха?
   — Да, — кивнул староста. — Она помогает при родах женщинам из деревни и крепости.