В этом вылете наши истребители прикрытия сбили шесть Ме-109, но и потеряли пять "яков". Урок тогда нам дали поучительный: нет взаимодействия - нет победы.
Вскоре я узнал, что командование представило меня к ордену Славы III степени за уничтожение двух железнодорожных составов и доставку ценных разведданных о дислокации противника в районах Ясс, Тергул-Фрумос, а также за сбитый Ме-109.
* * *
Скоротечны последние майские ночи: не успеешь забыться в глубоком сне, а уже румянеет восход, утренняя прохлада врывается с аэродромным гулом в открытые окна. Ребята вскакивают размяться, возвращаются, бодро покрякивают. Завтракаем - и к машинам. Для меня уже стало привычкой ходить на разведку во вражеский тыл в любую погоду, быть готовым ко всякого рода неожиданностям.
...Прозрачный круг трехлопастного винта яростно сечет воздух. В сторону разбегаются механики, придерживая руками пилотки. "Ильюшин" мягко подпрыгивает на мелкой кочке, поднимает клубы пыли. Взлетаем с Алехновичем. Считанные минуты - и мы уже на высоте, подбираемся к облакам.
В молочных разрывах зеленеют поля, плывут линии дорог, кудрявятся перелески. Ни одного выстрела, ни одного вражеского самолета. Тишь и благодать. Только истребители прикрытия старшего лейтенанта Николая Быкасова из 156-го гвардейского полка идут двумя группами чуть выше, спереди и сзади.
На всякий случай с противозенитным маневром набираем скорость и теряем высоту, меняем курс полета. Пересекаем линию боевого соприкосновения. Все время держим связь со своим командным пунктом. Фотографирую правый берег Серета, около Роман засекли аэродром подскока с целым скопищем авиационной техники без всякой маскировки. На многих машинах работали двигатели.
Около Хуши такая же картина: десятки бомбардировщиков Ю-87 готовились к вылету. Командование сразу среагировало на доклад. В это время в воздухе находилась группа "ильюшиных", ведомая Иваном Голчиным.
Накрыть гитлеровцев на аэродроме не удалось, и многие фашистские машины поднялись в воздух. Черными коршунами летели "Юнкерсы-87", хищно прочерчивали воздух сзади и по бокам Ме-109.
По команде генерала: "Гвардейцы, атака!" - завязался ожесточенный поединок. Мне впервые пришлось видеть такую картину.
Первым ударил по врагу Голчин. За ним все остальные.
В эфире разноязычные команды на разных тонах перекрикивали друг друга.
Две группы гудящих, воющих, стреляющих самолетов сошлись, как говорят, стенка на стенку. Меткие очереди штурмовиков и истребителей пронзали фюзеляжи, окантованные крестами, крылья, хвосты, кабины. То один, то другой "юнкерс", напоровшись на сфокусированные жгуты трасс, вздыбившись свечами, волокли за собой рыжее пламя. Почувствовав, что пахнет жареным, "юнкерсы" освобождались от бомб, старались вырваться из смертельного круговорота. На фоне грязноватых облаков виднелись купола парашютов, под которыми покачивались гитлеровские летчики, успевшие выброситься из горящих машин.
3 июня 1944 года газета "Сталинский сокол" так писала об этом бое: "Пятерка "ильюшиных" во главе с гвардии старшим лейтенантом Голчиным штурмовала живую, силу и технику на переднем крае обороны противника, В момент выхода из атаки наши летчики обнаружили большую группу бомбардировщиков противника, прикрываемых истребителями.
Приняв с земли команду высшего авиационного начальника: "Группе тов. Голчина атаковать самолеты противника, разогнать их, сорвать бомбежку наших войск", гвардии старший лейтенант Голчин всей пятеркой врезался в самую гущу противника и умелой атакой расстроил их боевой порядок.
Немцы беспорядочно сбросили бомбовый груз и поспешно ушли с поля боя, потеряв два самолета.
Делая второй заход на цель, Голчин обнаружил еще одну группу самолетов противника, по количеству примерно, равную первой, и атаковал ее. И эта группа потерпела поражение. В бою были сбиты 6 Ю-87, и немцы вынуждены были сбросить бомбы на свои войска.
Отлично выполнив боевое задание, штурмовики-гвардейцы уничтожили 4 автомашины, зажгли 3 танка и сбили 8 самолетов противника. Гвардии старший лейтенант Голчин сбил 1 Ме-109 и 1 Ю-87, гвардии лейтенант Павлов сбил 2 Ю-87, гвардии младшие лейтенанты Черный, Кострикин и Михайлов уничтожили по 1 Ю-87. Один "мессершмитт" был сбит воздушным стрелком гвардии сержантом Чудановым. При этом штурмовики не потеряли ни одной своей машины...
Кроме того, наши истребители прикрытия под командованием гвардии лейтенанта Попова сбили 6 самолетов противника.
Таков итог боевого подвига гвардейцев".
Схватывая отдельные кадры, я, только позже смонтировал в памяти общую картину этого редкого зрелища. Ведь со стороны противника участвовало 115 самолетов.
...Среди нашего брата бытовали разные поверья: будешь прощаться с товарищами перед вылетом - не вернешься. Фотографий на борт не брать. На машину, которая была подбита, не садись. Не брейся. Тринадцатое число роковое. Если придерживаться этих примет, то, выходит, и летать некогда. Я не очень верил во всякие заповеди и "предчувствия", даже доказал, что тринадцатое число - счастливое.
Два штурмовика. - Евгения Алехновича и мой - стремительно набирали высоту. Курс на юго-запад, задание - разведать переправы на реке Серет. Как и предполагали, "клиенты", которых предстояло сфотографировать, оказались беспокойными. С берега на нас посыпался град термитных снарядов. "Эрликоны" хлопали внизу, трассы ярким фейерверком неслись рядом с самолетами вертикальные, наклонные, пересекающиеся...
Сотни разрывов в одну секунду. Наткнись на такого "ежа", не поможет никакая броня. Активность зенитчиков раскусили сразу - где-то рядом переправа. И действительно, через реку севернее города Роман тянулась темная лента, а по ней шли грузовики, утыканные ветками. Около поста регулирования бегали солдаты. Пригляделись - чистейшая бутафория. Чуть дальше заметили вторую переправу. Хитер фриц! Ее-то, основную, он притопил в воду, думал - не обнаружим.
- Дураков нашли, - процедил Евгений.
Бомбы легли как по заказу, и остатки переправы, покачиваясь на желтой пенистой воде, стали расползаться в разные стороны.
Но что это? Прямо по фарватеру идут два бронекатера. И не какие-то замызганные, обеспечивающие понтонеров, а элегантные, вроде бы прогулочные. Они шли быстро, распустив сзади белые усы.
- Неужели фрицы решили покатать своих фрау? - с нотками издевки произнес Алехнович.
- Сомневаюсь. Давай проверим. Атакуем, аллюр три креста!
Обе машины ринулись в пике, с направляющих сорвались реактивные снаряды. Мимо... Точечную цель бить довольно трудно эрэсами, да еще когда она движется.
Мы развернулись за изгибом реки и сделали второй заход. Опять промах. Катера выскальзывают, умело маневрируют, уходя под защиту береговых батарей, которые ожили, выдавая себя густой щетиной огня.
Озлобились до предела: козявки плавающие, а вон какие штуки выкидывают. Взъерошили зеркальную гладь пушечно-пулеметными очередями. Фонтаны воды взметнулись над катерами. Снова в перекрестии прицела и в центре сделанной на капоте выемки для наводки на цель показался борт первого катера.
Огонь! Есть! Евгений атаковал второй катер, сперва выполнил горку, затем чуть подвернул влево и с виража влепил в него пушечную очередь. Посудина перевернулась и медленно, нехотя, стала тонуть. Сфотографировав оба катера в момент затопления набрали высоту и нырнули в облака.
Прошло три дня. Доложив о потопленных катерах, я уже о них и забыл, тем более, что было неудобно распространяться о шести заходах. И тут нас с Евгением вызвали к командиру полка.
Вездесущий начальник штаба майор Спащанский, встретив нас, схватился за голову, только и сказал:
- Ой, что же вы, хлопцы, натворили!
Зашли к майору Круглову в полном недоумении. Ступив на порог командирского "салона", увидели его сияющее лицо.
- Евгений Антонович, Иван Григорьевич, - торжественно по имени-отчеству обратился к нам Федор Васильевич. - Вы пустили на дно штабные катера. Вот это улов! По данным нашей разведки, на этих утюгах находились гитлеровские генералы. Выползли на берег немногие. Один из фашистов заявил, что если бы хоть одного из тех русских пилотов сбили, он отдал бы свой "рыцарский крест". Так пусть сам с ним плавает, а кое-кому, ей-богу, на противоположной стороне обязательно сдернут погоны вместе с головой. Алехновича приказано представить к ордену Красной Звезды, а тебя к ордену Славы II степени, поздравляю.
На ужине я во всеуслышание объявил:
- Число тринадцать - счастливое число. А вылетая на такое рандеву с генералами, надо было обязательно побриться.
Давно опустилась на землю теплая июньская ночь, а мы предавались воспоминаниям, шутили, дурачились, как будто завтра нас ждала обыденная работа: учеба, заводская проходная, стройка, полевой стан. Молодость, такова уж ее особенность. Но наша молодость ходила рядом со смертью.
Утром посыльный вызвал Николая Киртока к командиру полка.
Майор Круглое поднялся с табуретки, ладонью провел по карте, как бы ее разглаживая.
- Вот здесь, - он обвел остро отточенным карандашом зеленое пятно, враг вклинился в оборону наших войск и потеснил их. Туго сейчас там родной пехотушке. Нужно, Кирток, ей подсобить. Возьми "стариков" и вправь мозги офицерам...
По сигналу с командного пункта быстро заняли места и пошли выруливать. Первым - ведущий группы Николай Кирток, за ним Николай Пушкин, Евгений Алехнович, Юрий Маркушин, Сергей Черный...
В районе цели, как и ожидали, заработали зенитки. Теперь летели по ломаной прямой, то с набором высоты, то с потерей ее.
А орудия стали бить сильнее, снаряды рваться гуще.
Танки действительно взломали нашу оборону, легко, преодолевают слабое сопротивление пехоты.
- Атаковать поодиночке с разных курсов! - приказал Кирток. - Сбор в квадрате двадцать...
И заметались внизу вспышки взрывов, танки сразу снизили темп движения, стали расползаться, тыкаться тупыми носами в поисках укрытия.
Выходим из последней атаки, поворачиваюсь в сторону, и через форточку вижу, что "ильюшин" Сережи Черного то проваливается, то набирает высоту.
Учуяли лакомую добычу и несколько "мессеров", которые ускользнули от истребителей группы прикрытия, начали настойчиво прорываться к подбитому "илу". К нему подстроился Юрий Маркушин и стал отсекать "худых" от товарища, попавшего в беду. Мы сопровождали Сергея на свой аэродром и по эволюциям самолета чувствовали, с какими неимоверно трудными усилиями ему приходится вести машину домой.
Маркушин умолял и приободрял Сергея:
- Тяни! Тяни! Еще немножко...
Над аэродромом штурмовик Черного стал медленно и нехотя падать, но в последние секунды выровнялся и покатил по пыльному полотну полосы.
Когда открыли кабину, забрызганную кровью, увидели, что Сергей был мертв. Голова склонилась на ручку управления, губы обметало серым налетом...
Печальные, сгорбившиеся, стояли летчики у покореженной машины, стянув с себя шлемы. Мы безмолвно прощались с боевым другом.
Санитары, отстегнув парашюты, положили тело лейтенанта на носилки и отнесли его в машину.
На похороны собрался весь полк, пришло много местных жителей из Лунги с живыми цветами. На женщинах была черная одежда. Плакали. Когда отгремели
прощальные салюты, над нашими головами пронеслись три краснозвездных штурмовика, салютуя погибшему с воздуха. Вел их капитан Н. А. Евсюков.
* * *
В июле 1944 года наш 1-й гвардейский штурмовой корпус из Молдавии перебазировался на львовское направление. К нам перелетали и летчики из истребительной дивизии А. И. Покрышкина. Войскам фронта противостояла мощная группировка противника "Северная Украина". Используя выгодные условия местности, гитлеровцы создали глубоко эшелонированную оборону, укрепив такие города, как Львов, Перемышль, Рава-Русская, Сокаль, Горохов и другие.
В ходе подготовки к оборонительному сражению немецко-фашистское командование широко рекламировало личное обращение Гитлера, в котором он требовал, чтобы фронт группы армий "Северная Украина" стоял непоколебимо, как скала".
Некоторое время о нашем участке фронта Совинформбюро лаконично сообщало: "Без перемен", "Без изменений". В то же время изменения происходили, и довольно существенные. Фронт пополнялся людскими резервами, день и ночь скрытно подходила техника. Наша 2-я воздушная армия, усиленная Ставкой чуть ли не вдвое, насчитывала свыше 3 тысяч самолетов.
Львовско-Сандомирская наступательная операция началась 13 июля 1944 года - утром во всех частях, в том числе и в нашей, прошли митинги.
Замер строй. Перед ним развевалось гвардейское Знамя, как будто стремилось туда, ввысь, куда улетят эскадрильи.
Перед святыней части гвардейцы поклялись сломать хребет фашистскому зверю, загнать в собственное логово, уничтожить его, освободить народы Европы от коричневой чумы.
На митинге со страстными призывами выступил заместитель командира полка по политчасти майор Константинов.
В эти дни наша армейская газета "Крылья победы" писала:
"Воздушный воин! Ты помнишь Курскую дугу, пылающий Белгород, дымное небо над Прохоровкой... Теперь, ты далеко от тех героических мест. Теперь под твоим самолетом старинный Львов, Станислав, Перемышль. Теперь ты гораздо сильнее, чем год назад. Теперь твой враг, не раз уже отступавший под силой твоих ударов, с ужасом ждет грядущего возмездия за совершенные им преступления. Пусть же не знает враг пощады. Он пришел сюда, чтобы грабить твою страну. Пусть же найдет здесь свою смерть".
В бой мы вступали с новым командиром полка Героем Советского Союза майором Д. А. Нестеренко. Дмитрий Акимович имел завидную внешность, обладал большим опытом. Бывший инструктор, командир звена Одесской военной школы летчиков, он любил летать, и небо для него было роднее родного дома. На фронтах Нестеренко быстро овладел тактикой воздушного боя и штурмовых ударов. Потери в его группе, как правило, были минимальными. Он всегда тщательно и глубоко продумывал организацию и выполнение любого боевого задания, удачно подбирал маршрут полета к цели и обратно с учетом местности, расположения населенных пунктов, стремился осуществить полет на наиболее выгодной высоте, над лесными массивами, болотами, озерцами, избегая мест, где могла быть артиллерия противника.
Тщательно проводил он предполетную подготовку. Обычно она начиналась словами: "Группу веду я". После этого следовал тщательный инструктаж по каждому элементу действия, по особенности полета на каждом отрезке маршрута.
Нам рассказывали, как осенью 1943 года, группа "илов", возглавляемая капитаном Д. Нестеренко, смело атаковала фашистские бомбардировщики Ю-88, устремившиеся на нашу переправу через Днепр. Сложилась довольно трудная ситуация в воздухе из-за отсутствия истребителей прикрытия.
Вот тогда-то ведущий Нестеренко решил на Ил-2 пойти в лобовую атаку. С ходу было сбито несколько вражеских самолетов. Остальные растерявшиеся фашистские пилоты сбросили бомбы на свои войска. И таких примеров можно было привести множество.
...Аэродром тонул в сплошном гуле. Взлетали группы штурмовиков и брали курс туда, где наземные войска стальным клином вонзились в оборону противника. Затем обстановка обострилась, фашисты резервом с юга нанесли контрудар в районе Золочена.
Подхожу к штурмовику. Около машины стоит механик Лыхварь, вытирает руки ветошью. В своей промасленной куртке он чем-то напоминает плюшевого медвежонка.
- Как аппарат? - спрашиваю механика.
- Робэ, як звир!
- Ну и хорошо. К Золочеву схожу, посмотрю, что там делается...
Привычно прижался к монолиту бронеспинки, открыл кран "Воздух". Винт дернулся с места, мотор взял разгон.
Развел руками - Лыхварь резко выдернул из-под колес колодки. Считанные секунды - и земля уже провалилась вниз. Огляделся по сторонам - к нашей паре пристраивается звено "яков".
Внимательно осматриваем местность. Точно, гитлеровцы стягивают танки. Одни находятся в рассредоточенном строю, другие вытянулись в колонны. Рядом с ними - автомашины, желто-черные заправщики, кухни... Так руки и чешутся полоснуть эту мерзость. Но нельзя! Приказ - только разведка. На удивление, вражеские зенитки молчат. Такая молчанка всегда настораживает.
Высота - тысяча пятьсот метров. И здесь с юго-запада показались точки. Они на глазах разрастались, и мы отчетливо увидели, что это "сто девятые".
- Иван, иди на снижение. Разворачивайся домой, - слышу в наушниках голос ведущего первой пары "яков" Алексея Павлова.
А восьмерка "мессершмиттов" уже раскололась на две группы, явно преследуя цель оторвать истребителей от прикрываемых штурмовиков, а после атаковать нас.
Применив маневр "ножницы", истребители начали вести заградительный огонь трассирующими очередями из пушек и пулеметов по преследователям.
Фашисты зажали "яков" в клещи, действуя растянутыми по дистанции четверками с обеих сторон.
* * *
Команда ведомой паре, возглавляемой Андреем Синенко, - и они пошли в лоб четверке "худых". Справа ринулся на гитлеровцев Алексей Павлов. Пока крутилась эта карусель, мы оторвались от "мессеров" и потянули на свою территорию. Оглянулся, а там еще плотнее прижали наших истребителей. Вижу, худо "маленьким". Поняв, что не удается полакомиться штурмовиками, немцы обрушились скопом на "яки". Но мы уже находились над своей территорией. Фашисты как-то сникли, их атаки стали беспорядочными.
Звено Павлова перешло от оборонительных маневров к контратакам. Была не была: развернулся назад и решил помочь своим. Прямо перед носом штурмовика показался "месс" - поджарый, хищный, стремительный.
Палец - на гашетку. Машину слегка тряхнуло, пушечная очередь потянулась к "сто девятому". Тот, как бы нехотя, повалился на крыло и задымил.
Уж после, встретившись с Алексеем Павловым, мы горячо обсуждали перипетии прошедшего боя. Тот дружески похлопал по плечу:
- Ты и здесь свое не упустил, Иван. Такого зверя завалил. Ну и наглые фрицы попались. Надо же, такую бузу подняли.
- Да, жарковато было. Ты, Леша, только не говори, что я влез в драку... Влетит по первое число. У меня инструкция - разведка, и никаких гвоздей. Сам знаешь.
- Ладно...
А в район Золочева уже шли "петляковы", "яковлевы", "ильюшины". Небо наполнилось сплошным гулом.
Шестеркой "илов", ведомых Героем Советского Союза капитаном Николаем Евсюковым - он первым в полку получил это высокое звание, - преодолев густой заслон зенитного огня с бреющего, набросились на танки и штурмовые орудия противника. Высыпав из бомболюков всю начинку, начали расстреливать технику, косить пушками ошалевших от внезапного удара фашистов. Танки, словно контуженные, расползались по полю, искали укрытия за складками местности. Цели выбирали на свое усмотрение, били крестатые коробки наверняка. Над землей, окутанной сплошным огнем, плыл густой смрадный дым...
Участник этих событий гитлеровский генерал Меллентин писал впоследствии: "На марше 8-я танковая дивизия, двигавшаяся длинными колоннами, была атакована русской авиацией и понесла огромные потери. Много танков и грузовиков сгорело; все надежды на контратаку рухнули".
Оборону врага наши все-таки "разгрызли", но, как оказалось, на довольно узком участке - шириной в четыре-шесть километров. В любой момент фашисты могли закрыть образовавшуюся брешь, перерезать так называемый "колтовский коридор". Но в узкую горловину по размытой грозовым ливнем единственной дороге стремительно ринулись основные силы танковой армии генерала П. С. Рыбалко.
Мы сверху отчетливо видели всю картину этого беспримерного рейда: справа и слева неистовствовали фашисты, а танки двигались и двигались по дороге, которая простреливалась буквально насквозь.
В самом узком месте "коридора", у деревни Нуще, разместился с оперативной группой и рациями командир корпуса генерал Рязанов. Отсюда он указывал цели, и мы помогали танкистам преодолевать дефиле и выходить на оперативный простор.
Расчищая дорогу, штурмовики оставляли за собой груды брони, развороченные муравейники дотов и дзотов, захлебнувшиеся зенитки, разбросанные серо-зеленые трупы врагов. Летали в эти дни как ошалелые: садились, заправлялись горючим, подвешивали эрэсы, заряжали пушки - и снова на штурмовку.
Четыре-пять вылетов в день. И каждый - предельное напряжение нервов. Порой казалось, что упадешь от усталости и не встанешь. Однако, прислушиваясь к сплошной канонаде на западе, смотрели на заревное небо - и в машины. На помощь танкистам, пехоте... Ну, а где пехота, там и штурмовики.
* * *
Позже, разбирая проигранные сражения, уцелевшие немецкие генералы не раз вспоминали в своих пухлых мемуарах "черную смерть", как гитлеровцы называли наши "ильюшины".
На несколько дней погода поломала все намеченные планы. Июль. Казалось бы, духоте быть, зною, а на дворе - дождь. Нудный и холодный. Льет как из ведра с утра до ночи. Даже птицы притаились, спрятавшись в своих гнездах. Хмурится небо, хмуримся и мы. Это и понятно: где-то ухают пушки, земля ходуном ходит, а здесь сидим на мертвом якоре. Ох, трудно где-то матушке-пехоте!
Обхожу стоянку. В такие моменты застоя работу всегда находил: шел к техникам, механикам, помогал готовить машину к вылету. А сейчас все в полной боевой - самолет, вооружение...
Не часто выпадает свободная минута для "технарей", а тут собрались под навесом, отвести душу, побалагурить. Саша Бродский, механик эскадрильи по
спецоборудованию, подбрасывает сухую стружку в костер, обращается к Золотову:
- Павел Иванович, слышал я, что вы когда-то видели черта.
Тот загадочно улыбается, крутит цигарку!
- Ну не совсем настоящего, но видел. Базировались около Великих Лук, зима тогда, помните, была лютая. Морозяка - плюнешь, льдышка летит. Иду я по стоянке, вдруг ноги подкосились, чуть заикой не стал. Прямо на меня лезет что-то черное, голова взъерошенная, глаза словно яйца облупленные. Верите, чуть не перекрестился. Протер очи рукавицей: это же Щербаков, моторист. Спрашиваю: ты случайно в цистерне с маслом не побывал? А наш сержант только мычит. После разобрались в чем дело. Чтобы не разрывало соты масло-радиатора, мы не полностью отвинчивали сливную пробку. А наш Щербаков перестарался. Крутил ее до тех пор, пока она не упала в снег. А мотор работает, масло прет из радиатора. Вот пока он шарил в снегу в поисках пробки, его и облило с ног до головы...
Все смеются. В улыбке расплылось лицо моего механика Лыхваря.
Золотов с прищуром посмотрел на него, затянулся крепким "вырви глазом".
- Это было, кажется, в Старой Торопе, помнишь, Лыхварь?
- Шо було? - тот сразу насторожился.
- Ну, бомбил нас тогда фашист здорово. Всех как ветром сдуло. Позабивалось доблестное воинство во всякие щели. А в кабине "ила" сидел Лыхварь. Рядом как ухнет, как грохнет. Смотрю, был Лыхварь и нету его. Я туда, я сюда - не вижу красу и гордость авиации. Уже отхожу от самолета, слышу жалобный голосок. Напряг слух. Боже мой, так это же Лыхварь. Вижу, висит. А на чем? На выхлопном патрубке. Ремнем зацепился и только ногами болтает...
Снова взрыв смеха. Сержант Лыхварь занялся густым румянцем:
- Чого ржете, як жеребци? Вас бы так.
А Павел Иванович уже подбирается к следующему объекту:
- Сколько можно быть техником, сказал как-то Миша Безродный, буду переучиваться на летчика. Технику пилотирования начал осваивать с руления. Прилетел как-то Фаткулин, машину оставил и на доклад к командиру. Безродный сел в кабину, развернул "ильюшина" и взлетел... на козелки. Сшиб их с первого захода. После разбор "полета" сделал старший инженер полка Котелевский. На этом и закончилась Мишина летная карьера.
А около своего штурмовика на ящике от авиабомб сидел Евгений Алехнович. Обычно спокойный, он ворчит, нервничает. Рядом примостился Анвар Фаткулин. Пытается шутить Евгений, обращаясь к механикам: "Собрались бы вместе и разогнали тучи пилотками". Недовольный ходит по стоянке Батя, меряя широкими шагами мокрую землю.
- Кончай скуку разводить, - говорит он, круто разворачиваясь. - Пойдем делом займемся.
Собираемся в землянке. Расстегиваем планшеты, достаем полетные карты. Склонились над импровизированным макетом, изображающим передний край.
А Батя уже собрал молодых пилотов, рассказывает, жестикулируя: "Чтобы сохранить необходимый боевой порядок, заданные интервалы и дистанции между самолетами, никогда не следует большой группе штурмовиков производить заход на цель с разворота от 110 до 180 градусов. Почему? Сделав такой разворот, группа рассыпается как горох. Это отражается на силе массированного удара, в то же время дает возможность зенитчикам ловить отставшие от строя самолеты. Дальше, при действии в глубине обороны и по прикрытым с земли объектам - железнодорожные узлы, аэродромы, места скопления войск, - заход на цель лучше осуществлять с ходу или с доворота до 90 градусов, причем нужно постоянно стремиться для маскировки использовать рельеф местности.
А вот маршрут полета группы прокладывается так, чтобы атака цели по отношению к линии фронта строилась параллельно или с некоторым углом к линии боевого соприкосновения. Лучше всего и наиболее выгодно атаковать цель перпендикулярно линии фронта, так как в этом случае после атаки группе не придется делать разворот в зоне зенитного огня. А каждый разворот затрудняет противозенитный маневр..."
Вскоре я узнал, что командование представило меня к ордену Славы III степени за уничтожение двух железнодорожных составов и доставку ценных разведданных о дислокации противника в районах Ясс, Тергул-Фрумос, а также за сбитый Ме-109.
* * *
Скоротечны последние майские ночи: не успеешь забыться в глубоком сне, а уже румянеет восход, утренняя прохлада врывается с аэродромным гулом в открытые окна. Ребята вскакивают размяться, возвращаются, бодро покрякивают. Завтракаем - и к машинам. Для меня уже стало привычкой ходить на разведку во вражеский тыл в любую погоду, быть готовым ко всякого рода неожиданностям.
...Прозрачный круг трехлопастного винта яростно сечет воздух. В сторону разбегаются механики, придерживая руками пилотки. "Ильюшин" мягко подпрыгивает на мелкой кочке, поднимает клубы пыли. Взлетаем с Алехновичем. Считанные минуты - и мы уже на высоте, подбираемся к облакам.
В молочных разрывах зеленеют поля, плывут линии дорог, кудрявятся перелески. Ни одного выстрела, ни одного вражеского самолета. Тишь и благодать. Только истребители прикрытия старшего лейтенанта Николая Быкасова из 156-го гвардейского полка идут двумя группами чуть выше, спереди и сзади.
На всякий случай с противозенитным маневром набираем скорость и теряем высоту, меняем курс полета. Пересекаем линию боевого соприкосновения. Все время держим связь со своим командным пунктом. Фотографирую правый берег Серета, около Роман засекли аэродром подскока с целым скопищем авиационной техники без всякой маскировки. На многих машинах работали двигатели.
Около Хуши такая же картина: десятки бомбардировщиков Ю-87 готовились к вылету. Командование сразу среагировало на доклад. В это время в воздухе находилась группа "ильюшиных", ведомая Иваном Голчиным.
Накрыть гитлеровцев на аэродроме не удалось, и многие фашистские машины поднялись в воздух. Черными коршунами летели "Юнкерсы-87", хищно прочерчивали воздух сзади и по бокам Ме-109.
По команде генерала: "Гвардейцы, атака!" - завязался ожесточенный поединок. Мне впервые пришлось видеть такую картину.
Первым ударил по врагу Голчин. За ним все остальные.
В эфире разноязычные команды на разных тонах перекрикивали друг друга.
Две группы гудящих, воющих, стреляющих самолетов сошлись, как говорят, стенка на стенку. Меткие очереди штурмовиков и истребителей пронзали фюзеляжи, окантованные крестами, крылья, хвосты, кабины. То один, то другой "юнкерс", напоровшись на сфокусированные жгуты трасс, вздыбившись свечами, волокли за собой рыжее пламя. Почувствовав, что пахнет жареным, "юнкерсы" освобождались от бомб, старались вырваться из смертельного круговорота. На фоне грязноватых облаков виднелись купола парашютов, под которыми покачивались гитлеровские летчики, успевшие выброситься из горящих машин.
3 июня 1944 года газета "Сталинский сокол" так писала об этом бое: "Пятерка "ильюшиных" во главе с гвардии старшим лейтенантом Голчиным штурмовала живую, силу и технику на переднем крае обороны противника, В момент выхода из атаки наши летчики обнаружили большую группу бомбардировщиков противника, прикрываемых истребителями.
Приняв с земли команду высшего авиационного начальника: "Группе тов. Голчина атаковать самолеты противника, разогнать их, сорвать бомбежку наших войск", гвардии старший лейтенант Голчин всей пятеркой врезался в самую гущу противника и умелой атакой расстроил их боевой порядок.
Немцы беспорядочно сбросили бомбовый груз и поспешно ушли с поля боя, потеряв два самолета.
Делая второй заход на цель, Голчин обнаружил еще одну группу самолетов противника, по количеству примерно, равную первой, и атаковал ее. И эта группа потерпела поражение. В бою были сбиты 6 Ю-87, и немцы вынуждены были сбросить бомбы на свои войска.
Отлично выполнив боевое задание, штурмовики-гвардейцы уничтожили 4 автомашины, зажгли 3 танка и сбили 8 самолетов противника. Гвардии старший лейтенант Голчин сбил 1 Ме-109 и 1 Ю-87, гвардии лейтенант Павлов сбил 2 Ю-87, гвардии младшие лейтенанты Черный, Кострикин и Михайлов уничтожили по 1 Ю-87. Один "мессершмитт" был сбит воздушным стрелком гвардии сержантом Чудановым. При этом штурмовики не потеряли ни одной своей машины...
Кроме того, наши истребители прикрытия под командованием гвардии лейтенанта Попова сбили 6 самолетов противника.
Таков итог боевого подвига гвардейцев".
Схватывая отдельные кадры, я, только позже смонтировал в памяти общую картину этого редкого зрелища. Ведь со стороны противника участвовало 115 самолетов.
...Среди нашего брата бытовали разные поверья: будешь прощаться с товарищами перед вылетом - не вернешься. Фотографий на борт не брать. На машину, которая была подбита, не садись. Не брейся. Тринадцатое число роковое. Если придерживаться этих примет, то, выходит, и летать некогда. Я не очень верил во всякие заповеди и "предчувствия", даже доказал, что тринадцатое число - счастливое.
Два штурмовика. - Евгения Алехновича и мой - стремительно набирали высоту. Курс на юго-запад, задание - разведать переправы на реке Серет. Как и предполагали, "клиенты", которых предстояло сфотографировать, оказались беспокойными. С берега на нас посыпался град термитных снарядов. "Эрликоны" хлопали внизу, трассы ярким фейерверком неслись рядом с самолетами вертикальные, наклонные, пересекающиеся...
Сотни разрывов в одну секунду. Наткнись на такого "ежа", не поможет никакая броня. Активность зенитчиков раскусили сразу - где-то рядом переправа. И действительно, через реку севернее города Роман тянулась темная лента, а по ней шли грузовики, утыканные ветками. Около поста регулирования бегали солдаты. Пригляделись - чистейшая бутафория. Чуть дальше заметили вторую переправу. Хитер фриц! Ее-то, основную, он притопил в воду, думал - не обнаружим.
- Дураков нашли, - процедил Евгений.
Бомбы легли как по заказу, и остатки переправы, покачиваясь на желтой пенистой воде, стали расползаться в разные стороны.
Но что это? Прямо по фарватеру идут два бронекатера. И не какие-то замызганные, обеспечивающие понтонеров, а элегантные, вроде бы прогулочные. Они шли быстро, распустив сзади белые усы.
- Неужели фрицы решили покатать своих фрау? - с нотками издевки произнес Алехнович.
- Сомневаюсь. Давай проверим. Атакуем, аллюр три креста!
Обе машины ринулись в пике, с направляющих сорвались реактивные снаряды. Мимо... Точечную цель бить довольно трудно эрэсами, да еще когда она движется.
Мы развернулись за изгибом реки и сделали второй заход. Опять промах. Катера выскальзывают, умело маневрируют, уходя под защиту береговых батарей, которые ожили, выдавая себя густой щетиной огня.
Озлобились до предела: козявки плавающие, а вон какие штуки выкидывают. Взъерошили зеркальную гладь пушечно-пулеметными очередями. Фонтаны воды взметнулись над катерами. Снова в перекрестии прицела и в центре сделанной на капоте выемки для наводки на цель показался борт первого катера.
Огонь! Есть! Евгений атаковал второй катер, сперва выполнил горку, затем чуть подвернул влево и с виража влепил в него пушечную очередь. Посудина перевернулась и медленно, нехотя, стала тонуть. Сфотографировав оба катера в момент затопления набрали высоту и нырнули в облака.
Прошло три дня. Доложив о потопленных катерах, я уже о них и забыл, тем более, что было неудобно распространяться о шести заходах. И тут нас с Евгением вызвали к командиру полка.
Вездесущий начальник штаба майор Спащанский, встретив нас, схватился за голову, только и сказал:
- Ой, что же вы, хлопцы, натворили!
Зашли к майору Круглову в полном недоумении. Ступив на порог командирского "салона", увидели его сияющее лицо.
- Евгений Антонович, Иван Григорьевич, - торжественно по имени-отчеству обратился к нам Федор Васильевич. - Вы пустили на дно штабные катера. Вот это улов! По данным нашей разведки, на этих утюгах находились гитлеровские генералы. Выползли на берег немногие. Один из фашистов заявил, что если бы хоть одного из тех русских пилотов сбили, он отдал бы свой "рыцарский крест". Так пусть сам с ним плавает, а кое-кому, ей-богу, на противоположной стороне обязательно сдернут погоны вместе с головой. Алехновича приказано представить к ордену Красной Звезды, а тебя к ордену Славы II степени, поздравляю.
На ужине я во всеуслышание объявил:
- Число тринадцать - счастливое число. А вылетая на такое рандеву с генералами, надо было обязательно побриться.
Давно опустилась на землю теплая июньская ночь, а мы предавались воспоминаниям, шутили, дурачились, как будто завтра нас ждала обыденная работа: учеба, заводская проходная, стройка, полевой стан. Молодость, такова уж ее особенность. Но наша молодость ходила рядом со смертью.
Утром посыльный вызвал Николая Киртока к командиру полка.
Майор Круглое поднялся с табуретки, ладонью провел по карте, как бы ее разглаживая.
- Вот здесь, - он обвел остро отточенным карандашом зеленое пятно, враг вклинился в оборону наших войск и потеснил их. Туго сейчас там родной пехотушке. Нужно, Кирток, ей подсобить. Возьми "стариков" и вправь мозги офицерам...
По сигналу с командного пункта быстро заняли места и пошли выруливать. Первым - ведущий группы Николай Кирток, за ним Николай Пушкин, Евгений Алехнович, Юрий Маркушин, Сергей Черный...
В районе цели, как и ожидали, заработали зенитки. Теперь летели по ломаной прямой, то с набором высоты, то с потерей ее.
А орудия стали бить сильнее, снаряды рваться гуще.
Танки действительно взломали нашу оборону, легко, преодолевают слабое сопротивление пехоты.
- Атаковать поодиночке с разных курсов! - приказал Кирток. - Сбор в квадрате двадцать...
И заметались внизу вспышки взрывов, танки сразу снизили темп движения, стали расползаться, тыкаться тупыми носами в поисках укрытия.
Выходим из последней атаки, поворачиваюсь в сторону, и через форточку вижу, что "ильюшин" Сережи Черного то проваливается, то набирает высоту.
Учуяли лакомую добычу и несколько "мессеров", которые ускользнули от истребителей группы прикрытия, начали настойчиво прорываться к подбитому "илу". К нему подстроился Юрий Маркушин и стал отсекать "худых" от товарища, попавшего в беду. Мы сопровождали Сергея на свой аэродром и по эволюциям самолета чувствовали, с какими неимоверно трудными усилиями ему приходится вести машину домой.
Маркушин умолял и приободрял Сергея:
- Тяни! Тяни! Еще немножко...
Над аэродромом штурмовик Черного стал медленно и нехотя падать, но в последние секунды выровнялся и покатил по пыльному полотну полосы.
Когда открыли кабину, забрызганную кровью, увидели, что Сергей был мертв. Голова склонилась на ручку управления, губы обметало серым налетом...
Печальные, сгорбившиеся, стояли летчики у покореженной машины, стянув с себя шлемы. Мы безмолвно прощались с боевым другом.
Санитары, отстегнув парашюты, положили тело лейтенанта на носилки и отнесли его в машину.
На похороны собрался весь полк, пришло много местных жителей из Лунги с живыми цветами. На женщинах была черная одежда. Плакали. Когда отгремели
прощальные салюты, над нашими головами пронеслись три краснозвездных штурмовика, салютуя погибшему с воздуха. Вел их капитан Н. А. Евсюков.
* * *
В июле 1944 года наш 1-й гвардейский штурмовой корпус из Молдавии перебазировался на львовское направление. К нам перелетали и летчики из истребительной дивизии А. И. Покрышкина. Войскам фронта противостояла мощная группировка противника "Северная Украина". Используя выгодные условия местности, гитлеровцы создали глубоко эшелонированную оборону, укрепив такие города, как Львов, Перемышль, Рава-Русская, Сокаль, Горохов и другие.
В ходе подготовки к оборонительному сражению немецко-фашистское командование широко рекламировало личное обращение Гитлера, в котором он требовал, чтобы фронт группы армий "Северная Украина" стоял непоколебимо, как скала".
Некоторое время о нашем участке фронта Совинформбюро лаконично сообщало: "Без перемен", "Без изменений". В то же время изменения происходили, и довольно существенные. Фронт пополнялся людскими резервами, день и ночь скрытно подходила техника. Наша 2-я воздушная армия, усиленная Ставкой чуть ли не вдвое, насчитывала свыше 3 тысяч самолетов.
Львовско-Сандомирская наступательная операция началась 13 июля 1944 года - утром во всех частях, в том числе и в нашей, прошли митинги.
Замер строй. Перед ним развевалось гвардейское Знамя, как будто стремилось туда, ввысь, куда улетят эскадрильи.
Перед святыней части гвардейцы поклялись сломать хребет фашистскому зверю, загнать в собственное логово, уничтожить его, освободить народы Европы от коричневой чумы.
На митинге со страстными призывами выступил заместитель командира полка по политчасти майор Константинов.
В эти дни наша армейская газета "Крылья победы" писала:
"Воздушный воин! Ты помнишь Курскую дугу, пылающий Белгород, дымное небо над Прохоровкой... Теперь, ты далеко от тех героических мест. Теперь под твоим самолетом старинный Львов, Станислав, Перемышль. Теперь ты гораздо сильнее, чем год назад. Теперь твой враг, не раз уже отступавший под силой твоих ударов, с ужасом ждет грядущего возмездия за совершенные им преступления. Пусть же не знает враг пощады. Он пришел сюда, чтобы грабить твою страну. Пусть же найдет здесь свою смерть".
В бой мы вступали с новым командиром полка Героем Советского Союза майором Д. А. Нестеренко. Дмитрий Акимович имел завидную внешность, обладал большим опытом. Бывший инструктор, командир звена Одесской военной школы летчиков, он любил летать, и небо для него было роднее родного дома. На фронтах Нестеренко быстро овладел тактикой воздушного боя и штурмовых ударов. Потери в его группе, как правило, были минимальными. Он всегда тщательно и глубоко продумывал организацию и выполнение любого боевого задания, удачно подбирал маршрут полета к цели и обратно с учетом местности, расположения населенных пунктов, стремился осуществить полет на наиболее выгодной высоте, над лесными массивами, болотами, озерцами, избегая мест, где могла быть артиллерия противника.
Тщательно проводил он предполетную подготовку. Обычно она начиналась словами: "Группу веду я". После этого следовал тщательный инструктаж по каждому элементу действия, по особенности полета на каждом отрезке маршрута.
Нам рассказывали, как осенью 1943 года, группа "илов", возглавляемая капитаном Д. Нестеренко, смело атаковала фашистские бомбардировщики Ю-88, устремившиеся на нашу переправу через Днепр. Сложилась довольно трудная ситуация в воздухе из-за отсутствия истребителей прикрытия.
Вот тогда-то ведущий Нестеренко решил на Ил-2 пойти в лобовую атаку. С ходу было сбито несколько вражеских самолетов. Остальные растерявшиеся фашистские пилоты сбросили бомбы на свои войска. И таких примеров можно было привести множество.
...Аэродром тонул в сплошном гуле. Взлетали группы штурмовиков и брали курс туда, где наземные войска стальным клином вонзились в оборону противника. Затем обстановка обострилась, фашисты резервом с юга нанесли контрудар в районе Золочена.
Подхожу к штурмовику. Около машины стоит механик Лыхварь, вытирает руки ветошью. В своей промасленной куртке он чем-то напоминает плюшевого медвежонка.
- Как аппарат? - спрашиваю механика.
- Робэ, як звир!
- Ну и хорошо. К Золочеву схожу, посмотрю, что там делается...
Привычно прижался к монолиту бронеспинки, открыл кран "Воздух". Винт дернулся с места, мотор взял разгон.
Развел руками - Лыхварь резко выдернул из-под колес колодки. Считанные секунды - и земля уже провалилась вниз. Огляделся по сторонам - к нашей паре пристраивается звено "яков".
Внимательно осматриваем местность. Точно, гитлеровцы стягивают танки. Одни находятся в рассредоточенном строю, другие вытянулись в колонны. Рядом с ними - автомашины, желто-черные заправщики, кухни... Так руки и чешутся полоснуть эту мерзость. Но нельзя! Приказ - только разведка. На удивление, вражеские зенитки молчат. Такая молчанка всегда настораживает.
Высота - тысяча пятьсот метров. И здесь с юго-запада показались точки. Они на глазах разрастались, и мы отчетливо увидели, что это "сто девятые".
- Иван, иди на снижение. Разворачивайся домой, - слышу в наушниках голос ведущего первой пары "яков" Алексея Павлова.
А восьмерка "мессершмиттов" уже раскололась на две группы, явно преследуя цель оторвать истребителей от прикрываемых штурмовиков, а после атаковать нас.
Применив маневр "ножницы", истребители начали вести заградительный огонь трассирующими очередями из пушек и пулеметов по преследователям.
Фашисты зажали "яков" в клещи, действуя растянутыми по дистанции четверками с обеих сторон.
* * *
Команда ведомой паре, возглавляемой Андреем Синенко, - и они пошли в лоб четверке "худых". Справа ринулся на гитлеровцев Алексей Павлов. Пока крутилась эта карусель, мы оторвались от "мессеров" и потянули на свою территорию. Оглянулся, а там еще плотнее прижали наших истребителей. Вижу, худо "маленьким". Поняв, что не удается полакомиться штурмовиками, немцы обрушились скопом на "яки". Но мы уже находились над своей территорией. Фашисты как-то сникли, их атаки стали беспорядочными.
Звено Павлова перешло от оборонительных маневров к контратакам. Была не была: развернулся назад и решил помочь своим. Прямо перед носом штурмовика показался "месс" - поджарый, хищный, стремительный.
Палец - на гашетку. Машину слегка тряхнуло, пушечная очередь потянулась к "сто девятому". Тот, как бы нехотя, повалился на крыло и задымил.
Уж после, встретившись с Алексеем Павловым, мы горячо обсуждали перипетии прошедшего боя. Тот дружески похлопал по плечу:
- Ты и здесь свое не упустил, Иван. Такого зверя завалил. Ну и наглые фрицы попались. Надо же, такую бузу подняли.
- Да, жарковато было. Ты, Леша, только не говори, что я влез в драку... Влетит по первое число. У меня инструкция - разведка, и никаких гвоздей. Сам знаешь.
- Ладно...
А в район Золочева уже шли "петляковы", "яковлевы", "ильюшины". Небо наполнилось сплошным гулом.
Шестеркой "илов", ведомых Героем Советского Союза капитаном Николаем Евсюковым - он первым в полку получил это высокое звание, - преодолев густой заслон зенитного огня с бреющего, набросились на танки и штурмовые орудия противника. Высыпав из бомболюков всю начинку, начали расстреливать технику, косить пушками ошалевших от внезапного удара фашистов. Танки, словно контуженные, расползались по полю, искали укрытия за складками местности. Цели выбирали на свое усмотрение, били крестатые коробки наверняка. Над землей, окутанной сплошным огнем, плыл густой смрадный дым...
Участник этих событий гитлеровский генерал Меллентин писал впоследствии: "На марше 8-я танковая дивизия, двигавшаяся длинными колоннами, была атакована русской авиацией и понесла огромные потери. Много танков и грузовиков сгорело; все надежды на контратаку рухнули".
Оборону врага наши все-таки "разгрызли", но, как оказалось, на довольно узком участке - шириной в четыре-шесть километров. В любой момент фашисты могли закрыть образовавшуюся брешь, перерезать так называемый "колтовский коридор". Но в узкую горловину по размытой грозовым ливнем единственной дороге стремительно ринулись основные силы танковой армии генерала П. С. Рыбалко.
Мы сверху отчетливо видели всю картину этого беспримерного рейда: справа и слева неистовствовали фашисты, а танки двигались и двигались по дороге, которая простреливалась буквально насквозь.
В самом узком месте "коридора", у деревни Нуще, разместился с оперативной группой и рациями командир корпуса генерал Рязанов. Отсюда он указывал цели, и мы помогали танкистам преодолевать дефиле и выходить на оперативный простор.
Расчищая дорогу, штурмовики оставляли за собой груды брони, развороченные муравейники дотов и дзотов, захлебнувшиеся зенитки, разбросанные серо-зеленые трупы врагов. Летали в эти дни как ошалелые: садились, заправлялись горючим, подвешивали эрэсы, заряжали пушки - и снова на штурмовку.
Четыре-пять вылетов в день. И каждый - предельное напряжение нервов. Порой казалось, что упадешь от усталости и не встанешь. Однако, прислушиваясь к сплошной канонаде на западе, смотрели на заревное небо - и в машины. На помощь танкистам, пехоте... Ну, а где пехота, там и штурмовики.
* * *
Позже, разбирая проигранные сражения, уцелевшие немецкие генералы не раз вспоминали в своих пухлых мемуарах "черную смерть", как гитлеровцы называли наши "ильюшины".
На несколько дней погода поломала все намеченные планы. Июль. Казалось бы, духоте быть, зною, а на дворе - дождь. Нудный и холодный. Льет как из ведра с утра до ночи. Даже птицы притаились, спрятавшись в своих гнездах. Хмурится небо, хмуримся и мы. Это и понятно: где-то ухают пушки, земля ходуном ходит, а здесь сидим на мертвом якоре. Ох, трудно где-то матушке-пехоте!
Обхожу стоянку. В такие моменты застоя работу всегда находил: шел к техникам, механикам, помогал готовить машину к вылету. А сейчас все в полной боевой - самолет, вооружение...
Не часто выпадает свободная минута для "технарей", а тут собрались под навесом, отвести душу, побалагурить. Саша Бродский, механик эскадрильи по
спецоборудованию, подбрасывает сухую стружку в костер, обращается к Золотову:
- Павел Иванович, слышал я, что вы когда-то видели черта.
Тот загадочно улыбается, крутит цигарку!
- Ну не совсем настоящего, но видел. Базировались около Великих Лук, зима тогда, помните, была лютая. Морозяка - плюнешь, льдышка летит. Иду я по стоянке, вдруг ноги подкосились, чуть заикой не стал. Прямо на меня лезет что-то черное, голова взъерошенная, глаза словно яйца облупленные. Верите, чуть не перекрестился. Протер очи рукавицей: это же Щербаков, моторист. Спрашиваю: ты случайно в цистерне с маслом не побывал? А наш сержант только мычит. После разобрались в чем дело. Чтобы не разрывало соты масло-радиатора, мы не полностью отвинчивали сливную пробку. А наш Щербаков перестарался. Крутил ее до тех пор, пока она не упала в снег. А мотор работает, масло прет из радиатора. Вот пока он шарил в снегу в поисках пробки, его и облило с ног до головы...
Все смеются. В улыбке расплылось лицо моего механика Лыхваря.
Золотов с прищуром посмотрел на него, затянулся крепким "вырви глазом".
- Это было, кажется, в Старой Торопе, помнишь, Лыхварь?
- Шо було? - тот сразу насторожился.
- Ну, бомбил нас тогда фашист здорово. Всех как ветром сдуло. Позабивалось доблестное воинство во всякие щели. А в кабине "ила" сидел Лыхварь. Рядом как ухнет, как грохнет. Смотрю, был Лыхварь и нету его. Я туда, я сюда - не вижу красу и гордость авиации. Уже отхожу от самолета, слышу жалобный голосок. Напряг слух. Боже мой, так это же Лыхварь. Вижу, висит. А на чем? На выхлопном патрубке. Ремнем зацепился и только ногами болтает...
Снова взрыв смеха. Сержант Лыхварь занялся густым румянцем:
- Чого ржете, як жеребци? Вас бы так.
А Павел Иванович уже подбирается к следующему объекту:
- Сколько можно быть техником, сказал как-то Миша Безродный, буду переучиваться на летчика. Технику пилотирования начал осваивать с руления. Прилетел как-то Фаткулин, машину оставил и на доклад к командиру. Безродный сел в кабину, развернул "ильюшина" и взлетел... на козелки. Сшиб их с первого захода. После разбор "полета" сделал старший инженер полка Котелевский. На этом и закончилась Мишина летная карьера.
А около своего штурмовика на ящике от авиабомб сидел Евгений Алехнович. Обычно спокойный, он ворчит, нервничает. Рядом примостился Анвар Фаткулин. Пытается шутить Евгений, обращаясь к механикам: "Собрались бы вместе и разогнали тучи пилотками". Недовольный ходит по стоянке Батя, меряя широкими шагами мокрую землю.
- Кончай скуку разводить, - говорит он, круто разворачиваясь. - Пойдем делом займемся.
Собираемся в землянке. Расстегиваем планшеты, достаем полетные карты. Склонились над импровизированным макетом, изображающим передний край.
А Батя уже собрал молодых пилотов, рассказывает, жестикулируя: "Чтобы сохранить необходимый боевой порядок, заданные интервалы и дистанции между самолетами, никогда не следует большой группе штурмовиков производить заход на цель с разворота от 110 до 180 градусов. Почему? Сделав такой разворот, группа рассыпается как горох. Это отражается на силе массированного удара, в то же время дает возможность зенитчикам ловить отставшие от строя самолеты. Дальше, при действии в глубине обороны и по прикрытым с земли объектам - железнодорожные узлы, аэродромы, места скопления войск, - заход на цель лучше осуществлять с ходу или с доворота до 90 градусов, причем нужно постоянно стремиться для маскировки использовать рельеф местности.
А вот маршрут полета группы прокладывается так, чтобы атака цели по отношению к линии фронта строилась параллельно или с некоторым углом к линии боевого соприкосновения. Лучше всего и наиболее выгодно атаковать цель перпендикулярно линии фронта, так как в этом случае после атаки группе не придется делать разворот в зоне зенитного огня. А каждый разворот затрудняет противозенитный маневр..."