— Ого, кто пришел! — сказал папа. — Сам Павля. Сам Павля-Бородавля!
   — Садись с нами, Павлик, арбуз есть, — сказала мама, — Дениска, подвинься.
   Я сказал:
   — Привет! — и дал ему место рядом с собой.
   — Привет! — сказал он и сел.
   И мы начали есть и долго ели и молчали. Нам неохота было разговаривать.
   А о чем тут разговаривать, когда во рту такая вкуснотища!
   И когда Павле дали третий кусок, он сказал:
   — Ах, люблю я арбуз. Даже очень. Мне бабушка никогда не дает его вволю поесть.
   — А почему? — спросила мама.
   — Она говорит, что после арбуза у меня получается не сон, а сплошная беготня.
   — Правда, — сказал папа. — Вот поэтому-то мы и едим арбуз с утра пораньше. К вечеру его действие кончается, и можно спокойно спать. Ешь давай, не бойся.
   — Я не боюсь, — сказал Павля.
   И мы все опять занялись делом и опять долго молчали. И когда мама стала убирать корки, папа сказал:
   — А ты чего, Павля, так давно не был у нас?
   — Да, — сказал я. — Где ты пропадал? Что ты делал?
   И тут Павля напыжился, покраснел, поглядел по сторонам и вдруг небрежно так обронил, словно нехотя:
   — Что делал, что делал?.. Английский изучал, вот что делал.
   Я прямо опешил. Я сразу понял, что я все лето зря прочепушил. С ежами возился, в лапту играл, пустяками занимался. А вот Павля, он времени не терял, нет, шалишь, он работал над собой, он повышал свой уровень образования.
   Он изучал английский язык и теперь небось сможет переписываться с английскими пионерами и читать английские книжки!
   Я сразу почувствовал, что умираю от зависти, а тут еще мама добавила:
   — Вот, Дениска, учись. Это тебе не лапта!
   — Молодец, — сказал папа. — Уважаю!
   Павля прямо засиял.
   — К нам в гости приехал студент, Сева. Так вот он со мной каждый день занимается. Вот уже целых два месяца. Прямо замучил совсем.
   — А что, трудный английский язык? — спросил я.
   — С ума сойти, — вздохнул Павля.
   — Еще бы не трудный, — вмешался папа. — Там у них сам черт ногу сломит. Уж очень сложное правописание. Пишется Ливерпуль, а произносится Манчестер.
   — Ну да! — сказал я. — Верно, Павля?
   — Прямо беда, — сказал Павля. — Я совсем измучился от этих занятий, похудел на двести граммов.
   — Так что ж ты не пользуешься своими знаниями, Павлик? — сказала мама. — Ты почему, когда вошел, не сказал нам по-английски «здрасте»?
   — Я «здрасте» еще не проходил, — сказал Павля.
   — Ну вот ты арбуз поел, почему не сказал «спасибо»?
   — Я сказал, — сказал Павля.
   — Ну да, по-русски-то ты сказал, а по-английски?
   — Мы до «спасибо» еще не дошли, — сказал Павля. — Очень трудное пропо-ви-сание.
   Тогда я сказал:
   — Павля, а научи-ка меня, как по-английски «раз, два, три».
   — Я этого еще не изучил, — сказал Павля.
   — А что же ты изучил? — закричал я. — За два месяца ты все-таки хоть что-нибудь-то изучил?
   — Я изучил, как по-английски «Петя», — сказал Павля.
   — Ну, как?
   — «Пит»! — торжествующе объявил Павля. — По-английски «Петя» будет «Пит». — Он радостно засмеялся и добавил: — Вот завтра приду в класс и скажу Петьке Горбушкину: «Пит, а Пит, дай ластик!» Небось рот разинет, ничего не поймет. Вот потеха-то будет! Верно, Денис?
   — Верно, — сказал я. — Ну, а что ты еще знаешь по-английски?
   — Пока все, — сказал Павля.


Смерть шпиона Гадюкина


   Оказывается, пока я болел, на улице стало совсем тепло и до весенних наших каникул осталось два или три дня. Когда я пришел в школу, все закричали:
   — Дениска пришел, ура!
   И я очень обрадовался, что пришел, и что все ребята сидят на своих местах — и Катя Точилина, и Мишка, и Валерка, — и цветы в горшках, и доска такая же блестящая, и Раиса Ивановна веселая, и все, все как всегда. И мы с ребятами ходили и смеялись на переменке, а потом Мишка вдруг сделал важный вид и сказал:
   — А у нас будет весенний концерт!
   Я сказал:
   — Ну да?
   Мишка сказал:
   — Верно! Мы будем выступать на сцене. И ребята из четвертого класса нам покажут постановку. Они сами сочинили. Интересная!..
   Я сказал:
   — А ты, Мишка, будешь выступать?
   — Подрастешь — узнаешь.
   И я стал с нетерпением дожидаться концерта. Дома я все это сообщил маме, а потом сказал:
   — Я тоже хочу выступать…
   Мама улыбнулась и говорит:
   — А что ты умеешь делать?
   Я сказал:
   — Как, мама, разве ты не знаешь? Я умею громко петь. Ведь я хорошо пою? Ты не смотри, что у меня тройка по пению. Все равно я пою здорово.
   Мама открыла шкаф и откуда-то из-за платьев сказала:
   — Ты споешь в другой раз. Ведь ты болел… Ты просто будешь на этом концерте зрителем. — Она вышла из-за шкафа. — Это так приятно — быть зрителем. Сидишь, смотришь, как артисты выступают… Хорошо! А в другой раз ты будешь артистом, а те, кто уже выступал, будут зрителями. Ладно?
   Я сказал:
   — Ладно. Тогда я буду зрителем.
   И на другой день я пошел на концерт. Мама не могла со мной идти — она дежурила в институте, — папа как раз уехал на какой-то завод на Урал, и я пошел на концерт один. В нашем большом зале стояли стулья и была сделана сцена, и на ней висел занавес. А внизу сидел за роялем Борис Сергеевич. И мы все уселись, а по стенкам встали бабушки нашего класса. А я пока стал грызть яблоко.
   Вдруг занавес открылся и появилась вожатая Люся. Она сказала громким голосом, как по радио:
   — Начинаем наш весенний концерт! Сейчас ученик первого класса "В" Миша Слонов прочтет нам свои собственные стихи! Попросим!
   Тут все захлопали и на сцену вышел Мишка. Он довольно смело вышел, дошел до середины и остановился. Он постоял так немножко и заложил руки за спину. Опять постоял. Потом выставил вперед левую ногу. Все ребята сидели тихо-тихо и смотрели на Мишку. А он убрал левую ногу и выставил правую. Потом он вдруг стал откашливаться:
   — Кхм! Кхм!.. Кхме!..
   Я сказал:
   — Ты что, Мишка, поперхнулся?
   Он посмотрел на меня как на незнакомого. Потом поднял глаза в потолок и сказал:
   — Стих.
   Пройдут года, наступит старость!
   Морщины вскочут на лице!
   Желаю творческих успехов!
   Чтоб хорошо учились и дальше все!
   … Все!
   И Мишка поклонился и полез со сцены. И все ему здорово хлопали, потому что, во-первых, стихи были очень хорошие, а во-вторых, подумать только: Мишка сам их сочинил! Просто молодец!
   И тут опять вышла Люся и объявила:
   — Выступает Валерий Тагилов, первый класс "В"!
   Все опять захлопали еще сильнее, а Люся поставила стул на самой середке. И тут вышел наш Валерка со своим маленьким аккордеоном и сел на стул, а чемодан от аккордеона поставил себе под ноги, чтобы они не болтались в воздухе. Он сел и заиграл вальс «Амурские волны». И все слушали, и я тоже слушал и все время думал: «Как это Валерка так быстро перебирает пальцами?» И я стал тоже так быстро перебирать пальцами по воздуху, но не мог поспеть за Валеркой. А сбоку, у стены, стояла Валеркина бабушка, она помаленьку дирижировала, когда Валерка играл. И он хорошо играл, громко, мне очень понравилось. Но вдруг он в одном месте сбился. У него остановились пальцы. Валерка немножко покраснел, но опять зашевелил пальцами, как будто дал им разбежаться; но пальцы добежали до какого-то места и опять остановились, ну просто как будто споткнулись. Валерка стал совсем красный и снова стал разбегаться, но теперь его пальцы бежали как-то боязливо, как будто знали, что они все равно опять споткнутся, и я уже готов был лопнуть от злости, но в это время на том самом месте, где Валерка два раза спотыкался, его бабушка вдруг вытянула шею, вся подалась вперед и запела:

 

 
… Серебрятся волны,
Серебрятся волны…

 

 
   И Валерка сразу подхватил, и пальцы у него как будто перескочили через какую-то неудобную ступеньку и побежали дальше, дальше, быстро и ловко до самого конца. Вот уж ему хлопали так хлопали!
   После этого на сцену выскочили шесть девочек из первого "А" и шесть мальчиков из первого "Б". У девочек в волосах были разноцветные ленты, а у мальчиков ничего не было. Они стали танцевать украинский гопак. Потом Борис Сергеевич сильно ударил по клавишам и кончил играть.
   А мальчишки и девчонки еще топали по сцене сами, без музыки, кто как, и это было очень весело, и я уже собирался тоже слазить к ним на сцену, но они вдруг разбежались. Вышла Люся и сказала:
   — Перерыв пятнадцать минут. После перерыва учащиеся четвертого класса покажут пьесу, которую они сочинили всем коллективом, под названием «Собаке — собачья смерть».
   И все задвигали стульями и пошли кто куда, а я вытащил из кармана свое яблоко и начал его догрызать.
   А наша октябрятская вожатая Люся стояла тут же, рядом.
   Вдруг к ней подбежала довольно высокая рыженькая девочка и сказала:
   — Люся, можешь себе представить — Егоров не явился!
   Люся всплеснула руками:
   — Не может быть! Что же делать? Кто ж будет звонить и стрелять?
   Девочка сказала:
   — Нужно немедленно найти какого-нибудь сообразительного паренька, мы его научим, что делать.
   Тогда Люся стала глядеть по сторонам и заметила, что я стою и грызу яблоко. Она сразу обрадовалась.
   — Вот, — сказала она. — Дениска! Чего же лучше! Он нам поможет! Дениска, иди сюда!
   Я подошел к ним поближе. Рыжая девочка посмотрела на меня и сказала:
   — А он вправду сообразительный?
   Люся говорит:
   — По-моему, да!
   А рыжая девочка говорит:
   — А так, с первого взгляда, не скажешь.
   Я сказал:
   — Можешь успокоиться! Я сообразительный.
   Тут они с Люсей засмеялись, и рыжая девочка потащила меня на сцену.
   Там стоял мальчик из четвертого класса, он был в черном костюме, и у него были засыпаны мелом волосы, как будто он седой; он держал в руках пистолет, а рядом с ним стоял другой мальчик, тоже из четвертого класса. Этот мальчик был приклеен к бороде, на носу у него сидели синие очки, и он был в клеенчатом плаще с поднятым воротником.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента