Драйзер Теодор. Американская трагедия

   И тут Клайда осенило:
   - Нет, сэр, не то. Не совсем так, - поспешно и решительно возразил он. - Я продолжал любить ее... даже очень, правда! Но я и опомниться не успел, как совсем потерял голову из-за... из-за... мисс... мисс...
   - Ну да, из-за этой мисс X. Это мы знаем. Вы безумно и безрассудно влюбились в нее - так?
   - Да, сэр.
   - И дальше что?
   - Дальше... ну... я уже просто не мог относиться к мисс Олден, как раньше.
   При этих словах лоб и щеки Клайда снова стали влажны.
   - Понятно! Понятно! - громко и подчеркнуто, чтобы произвести впечатление на присяжных и публику, заявил Джефсон: - Сказка Шехерезады чаровница и очарованный.
   - Я не понимаю, что вы говорите, - растерянно сказал Клайд.
   - Я говорю о колдовстве, мой друг, о том, что человек подвластен чарам красоты, любви, богатства - всего, чего мы подчас так жаждем и не можем достичь, - такова чаще всего любовь в нашем мире.
   - Да, сэр, - простодушно согласился Клайд, справедливо заключив, что Джефсон просто-напросто хотел блеснуть красноречием.
   - Но вот что я хочу знать. Если вы так любили мисс Олден, как говорите, и добились таких отношений с нею, которые следовало освятить браком, как же вы настолько не чувствовали своих обязательств, своего долга перед нею, что у вас могла явиться мысль бросить ее ради мисс X? Как это произошло, хотел бы я знать, - и я уверен, что это интересует также и господ присяжных. Где было ваше чувство благодарности? И чувство нравственного долга? Может быть, вы скажете, что у вас нет ни того, ни другого? Мы хотим это знать.
   Поистине, это был допрос с пристрастием - нападение на собственного свидетеля. Но Джефсон говорил только то, что был вправе сказать, и Мейсон не вмешался.
   - Но я...
   Клайд смутился и запнулся, как будто его не научили заранее, что нужно ответить: казалось, он мысленно ищет какого-нибудь вразумительного объяснения. Да так и было в действительности, потому что, хоть он и зазубрил ответ, но, услышав этот вопрос на суде и вновь оказавшись лицом к лицу с проблемой, которая так смущала и мучила его в Ликурге, он не сразу вспомнил, чему его учили... Он мялся, поеживаясь, и наконец произнес:
   - Видите ли, сэр, я как-то почти не думал об этом. Я не мог думать с тех пор, как увидел ее. Я иногда пробовал, но у меня ничего не выходило. Я чувствовал, что одна она нужна мне, а не мисс Олден. Я знал, что это нехорошо... да, конечно... и мне было очень жалко Роберту... Но все равно, я просто ничего не мог поделать. Я мог думать только о мисс Х и не мог относиться к Роберте по-старому, сколько ни старался.
   - Вы хотите сказать, что вас из-за этого ничуть не мучила совесть?
   - Мучила, сэр, - отвечал Клайд. - Я знал, что поступаю нехорошо, и очень огорчался за нее и за себя; но все равно, я не мог иначе. (Он повторял слова, написанные для него Джефсоном; впрочем, прочитав их впервые, он почувствовал, что все это чистая правда: он и в самом деле тогда испытывал известные угрызения совести.)
   - Что же дальше?
   - Потом она стала жаловаться, что я бываю у нее не так часто, как раньше.
   - Иными словами, вы стали пренебрегать ею?
   - Да, сэр, отчасти... но не совсем... нет, сэр.
   - Ну, хорошо, а как вы поступили, когда поняли, что так сильно увлеклись этой мисс X? Сказали мисс Олден, что больше не любите ее, а любите другую?
   - Нет, тогда не сказал.
   - Почему? Может быть, по-вашему, честно и порядочно говорить сразу двум девушкам, что вы их любите?
   - Нет, сэр, но ведь это было не совсем так. Видите ли, тогда я только что познакомился с мисс Х и еще ничего ей не говорил. Она бы не позволила. Но все-таки я тогда уже знал, что не могу больше любить мисс Олден.
   - Но ведь у мисс Олден были на вас известные права? Уже одно это должно было бы помешать вам ухаживать за другой девушкой - вы этого не понимали?
   - Понимал, сэр.
   - Тогда почему же вы это делали?
   - Я не мог устоять перед ней.
   - Вы говорите о мисс X?
   - Да, сэр.
   - Стало быть, вы бегали за ней до тех пор, пока не заставили ее полюбить вас?
   - Нет, сэр, это было совсем не так.
   - А как же?
   - Просто я встречался с нею то тут, то там и стал по ней с ума сходить.
   - Понятно. Но все же вы не пошли к мисс Олден и не сказали, что больше не можете относиться к ней по-старому?
   - Нет, сэр. Тогда не сказал.
   - Почему же?
   - Я думал, что она огорчится, - я не хотел, чтобы ей было больно.
   - Так, понятно. Стало быть, у вас не хватало эмоционального и умственного мужества для того, чтобы сказать ей правду?
   - Я не разбираюсь в эмоциональном и умственном мужестве, - отвечал Клайд, несколько задетый и уязвленный таким определением, - просто я очень ее жалел. Она часто плакала, и я не решался сказать ей правду.
   - Понятно. Что ж, пусть будет так. Но я хочу спросить вот о чем. Ваши отношения с мисс Олден оставались столь же близкими и после того, как вы поняли, что больше не любите ее?
   - Н-нет, сэр... во всяком случае, недолго, - пристыженно пробормотал Клайд.
   Он думал, что все в зале суда слышат его... и мать, и Сондра, и все люди по всей Америке узнают из газет, что он ответил! Когда несколько месяцев назад Джефсон впервые показал ему эти вопросы, Клайд спросил, зачем они нужны, и Джефсон ответил: "Для воспитательного воздействия. Чем неожиданнее и чем сильнее мы поразим присяжных кое-какими жизненными фактами, тем легче добьемся, чтобы они сколько-нибудь здраво поняли, в чем заключалась стоявшая перед вами задача. Но вы не очень беспокойтесь об этом. Когда настанет время, вы просто отвечайте на вопросы, а остальное предоставьте нам. Мы знаем, что делаем". И теперь Клайд продолжал:
   - Видите ли, после встречи с мисс Х я больше не мог относиться к Роберте, как прежде, и поэтому старался поменьше видеться с нею. Но, во всяком случае, очень скоро после этого она... попала в беду... ну, и тогда...
   - Понятно. А когда примерно это случилось?
   - В конце января.
   - Ну, и что же? Когда это случилось, вы не почувствовали, что при таких обстоятельствах ваш долг - жениться на ней?
   - Но... нет, в тех условиях нет... то есть, я хочу сказать, если бы мне удалось ее выручить.
   - А почему, собственно, нет? И что значит "в тех условиях"?
   - Видите ли... все было, как я вам говорил. Я больше не любил ее, и ведь я не обещал ей жениться, - она это знала. Поэтому я думал, что будет более или менее правильно, если я помогу ей от этого избавиться, а потом скажу, что больше не люблю ее.
   - А все-таки вы не сумели ей помочь?
   - Нет, сэр. Но я старался.
   - Вы обращались к аптекарю, который давал здесь показания?
   - Да, сэр.
   - И к кому-нибудь еще?
   - Да, сэр, я обошел семь аптек, пока наконец достал хоть что-то.
   - Но то, что вы достали, не помогло?
   - Нет, сэр.
   - Молодой торговец галантереей показал, что вы обращались к нему, было это?
   - Да, сэр.
   - И он указал вам какого-нибудь врача?
   - Д-да... но... я не хотел бы называть его.
   - Ладно, можете не называть. Но вы послали мисс Олден к врачу?
   - Да, сэр.
   - Она пошла одна или вы ее сопровождали?
   - Я проводил ее... то есть только до дверей.
   - Почему только до дверей?
   - Потому что... мы обсудили это и решили - и она и я, - что так, пожалуй, будет лучше. У меня тогда было мало денег. Я думал, что, может быть, доктор поможет ей за меньшую плату, если она придет одна, а не вдвоем со мной.
   ("Черт побери, а ведь он крадет мои громы и молнии! - подумал тут Мейсон. - Он перехватил большую часть вопросов, которыми я рассчитывал запутать Грифитса". - И он встревоженно выпрямился. Бэрлей, Редмонд, Эрл Ньюком - все теперь ясно поняли замысел Джефсона.)
   - Понятно. А может быть, дело было еще и в том, что вы боялись, как бы о ваших с нею отношениях не прослышали ваш дядя или мисс X?
   - О да, я... то есть мы оба думали и говорили об этом. Она понимала, в каком я положении.
   - Но о мисс Х речи не было?
   - Нет, не было.
   - Почему?
   - Потому что... Я думал, что как раз тогда не следовало ей об этом говорить. Она бы слишком расстроилась. Я хотел подождать, пока у нее все уладится.
   - А тогда сказать ей все и оставить ее, - вы это имеете в виду?
   - Да... если бы я чувствовал, что не могу относиться к ней по-старому... Да, сэр.
   - Но не тогда, когда она была в таком положении?
   - Нет, сэр, тогда нет. Но, видите ли, в то время я еще надеялся, что помогу ей от этого избавиться.
   - Понятно. И ее положение не повлияло на ваше отношение к ней? Не вызвало у вас желания отказаться от мисс Х и жениться на мисс Олден и таким образом все исправить?
   - Нет, сэр... тогда нет... то есть не в тот раз.
   - Что значит "не в тот раз"?
   - То есть я стал думать об этом позже, как я вам говорил... но не тогда... Это было после... когда мы поехали к Адирондакским горам.
   - А почему не тогда?
   - Я уже сказал, почему. Я совсем потерял голову из-за мисс Х и больше ни о чем не мог думать.
   - Вы даже тогда не могли изменить свое отношение к мисс Олден?
   - Нет, сэр. Мне было очень жаль ее, но я не мог иначе.
   - Понятно. Ну, пока оставим это. Потом я еще вернусь к этому вопросу. Сейчас я хотел бы, чтобы вы, если можете, постарались объяснить присяжным, что же именно так привлекло вас в мисс X, отчего она вам нравилась настолько больше мисс Олден? Что именно, какие особенности ее поведения, внешности, характера или положения в обществе до такой степени вас прельщали? Вы-то сами это понимаете?
   И Белнеп и Джефсон на разные лады и по разным психологическим, юридическим и личным причинам не раз прежде задавали Клайду этот вопрос и получали самые разные ответы. Вначале он вообще не хотел говорить о Сондре, опасаясь, что любые его слова будут подхвачены и повторены на суде и в газетах с упоминанием ее имени. Потом, поскольку все газеты замалчивали ее настоящее имя, стало ясно, что ей не угрожает публичный скандал, и тогда он позволил себе говорить о ней несколько свободнее. Но здесь, на суде, он снова стал осторожен и замкнут.
   - Ну, это трудно объяснить... По-моему, она красавица, гораздо красивее Роберты. Но не только в этом дело. Она совсем не такая, как все, кого я знал раньше... гораздо самостоятельнее... и все с таким вниманием относились ко всему, что она делала и говорила. Мне кажется, она знает гораздо больше, чем все мои прежние знакомые. И она ужасно хорошо одевается и очень богата, и принадлежит к лучшему обществу, и газеты часто пишут о ней и помещают ее портреты. Когда я ее не видел, я каждый день читал о ней в газетах, и мне казалось, что она все время со мной. И потом, она очень смелая, не такая простая и доверчивая, как мисс Олден... сперва я даже не мог поверить, что она стала мною интересоваться. А под конец я больше ни о ком и ни о чем не мог думать, и о Роберте тоже. Я просто не мог, - ведь мисс Х все время была передо мной.
   - Да, на мой взгляд, вы поистине были влюблены, прямо загипнотизированы, - ввернул Джефсон в виде обобщения, уголком глаза наблюдая за присяжными. - Типичная картина помешательства от любви, яснее, по-моему, некуда.
   Но и публика и присяжные выслушали его замечание с неподвижными, каменными лицами.
   И сразу после этого пришлось окунуться в быстрые, мутные воды предполагаемого злостного умысла, ибо все остальное было лишь вступлением.
   - Итак, Клайд, что же случилось потом? Расскажите нам подробно все, что помните. Ничего не смягчайте, не старайтесь казаться ни лучше, ни хуже, чем вы были на самом деле. Она мертва - и вы тоже умрете, если эти двенадцать джентльменов под конец придут к такому решению. (От этих слов точно ледяной холод пронизал и Клайда и всех, кто находился в зале суда.) Но ради вашего же душевного спокойствия вам лучше говорить правду. (Тут Джефсон подумал о Мейсоне: пусть попробует отбить такой удар!)
   - Да, сэр, - просто сказал Клайд.
   - Стало быть, она попала в беду, и вы не сумели ей помочь. Ну, а потом? Что вы тогда сделали? Как поступили? Да, кстати, какое жалованье вы получали в то время?
   - Двадцать пять долларов в неделю, - признался Клайд.
   - Других источников дохода не имели?
   - Простите, я не понял.
   - Были у вас тогда какие-либо другие источники откуда вы могли бы так или иначе достать денег?
   - Нет, сэр.
   - Сколько вам стоила комната?
   - Семь долларов в неделю.
   - А стол?
   - Долларов пять-шесть.
   - Были еще какие-нибудь расходы?
   - Да, сэр: на одежду и на стирку.
   - Должно быть, вам приходилось также участвовать в расходах, связанных со всякими светскими развлечениями?
   - Протестую, это наводящий вопрос! - выкрикнул Мейсон.
   - Протест принят, - заявил судья Оберуолцер.
   - Можете вы припомнить еще какие-нибудь расходы?
   - Да, на трамвай, на поездки по железной дороге. И потом - я должен был вносить свою долю, когда участвовал во всяких развлечениях.
   - Вот именно! - в ярости крикнул Мейсон. - Я считаю, что хватит вам подсказывать этому попугаю!
   - А я считаю, что почтеннейшему прокурору незачем путаться не в свое дело, - фыркнул Джефсон, отбиваясь и за себя и за Клайда. Ему хотелось сломить страх Клайда перед Мейсоном. - Я допрашиваю подсудимого, а что касается попугаев, то мы за последнее время видели их тут сколько угодно, и натасканы они были, как самые отъявленные школьные зубрилы.
   - Это злостная клевета! - завопил Мейсон. - Я протестую и требую извинения!
   - Ваша честь, извинение должно быть принесено мне и моему подзащитному, и оно будет быстро получено, если только ваша честь соизволит объявить перерыв на несколько минут. - И, решительно подступив к Мейсону, Джефсон прибавил: - Я сумею добиться извинения и без помощи суда.
   Мейсон сжал кулаки, готовясь отразить нападение. Блюстители порядка в зале суда, стенографисты, газетчики и даже клерк поспешно окружили обоих юристов и схватили их за руки, пока судья Оберуолцер неистово стучал по столу своим молотком.
   - Джентльмены! Джентльмены! Вы оба проявляете неуважение к суду! Немедленно извинитесь перед судом и друг перед другом, иначе я объявлю процесс недействительным, подвергну вас десятидневному аресту и оштрафую на пятьсот долларов каждого.
   Говоря это, судья со своего возвышения сурово поглядел на обоих. И тотчас Джефсон ответил самым учтивым и вкрадчивым тоном:
   - Если так, ваша честь, я приношу свои извинения вам, господину прокурору и господам присяжным. Нападки прокурора на обвиняемого показались мне слишком несправедливыми и неуместными, вот и все.
   - Не следует обращать на это внимание, - заметил Оберуолцер.
   - Если так, ваша честь, я приношу свои извинения вам и господину защитнику. Может быть, я немного погорячился. Да и подсудимому тоже, насмешливо прибавил Мейсон, взглянув сначала в гневные и непреклонные глаза судьи Оберуолцера, а затем в глаза Клайда, который сразу вздрогнул и отвернулся.
   - Продолжайте, - сердито проворчал Оберуолцер.
   - Итак, Клайд, - вновь начал Джефсон так спокойно, словно вызвать всю эту бурю значило для него не больше, чем чиркнуть спичкой, - вы сказали, что ваше жалованье составляло двадцать пять долларов в неделю и что у вас были всевозможные расходы. И вы не сумели к тому времени отложить немного на черный день?
   - Нет, сэр... очень немного... почти что ничего.
   - Так. Ну, а если бы врач, к которому обратилась мисс Олден, согласился помочь ей за вознаграждение, скажем, в сто долларов, - вы могли бы заплатить столько?
   - Нет, сэр... то есть не сразу.
   - Вам неизвестно, были ли у нее какие-нибудь свои деньги?
   - Насколько я знаю, не было, сэр.
   - Тогда как же вы рассчитывали ей помочь?
   - Видите ли, я думал, что если она или я найдем доктора и он согласится ждать, я, может быть, сумею, откладывая понемногу, расплатиться с ним в рассрочку.
   - Понятно. И вы искренне хотели так сделать?
   - Да, сэр, конечно.
   - И вы говорили ей об этом?
   - Да, сэр. Она это знала.
   - Но ни вам, ни ей не удалось найти врача, который помог бы ей, - а что дальше? Что вы тогда сделали?
   - Тогда она захотела, чтобы я на ней женился.
   - Немедленно?
   - Да, сэр, немедленно.
   - Что же вы на это ответили?
   - Я сказал ей, что никак не могу сразу жениться. У меня не было для этого денег. И, кроме того, если бы мы поженились и никуда не уехали, по крайней мере, до тех пор, пока не родится ребенок, все вышло бы наружу и я потерял бы место. Да и она тоже.
   - Почему же?
   - А мои родственники? Мне кажется, они не захотели бы оставить меня на фабрике, да и ее тоже.
   - Понятно. Они сочли бы, что вы оба не годитесь для этой работы.
   - Во всяком случае, так я думал, - ответил Клайд.
   - А дальше что?
   - Видите ли, сэр, если бы я и хотел уехать с нею и обвенчаться, у меня не было для этого денег и у нее тоже. Мне пришлось бы сперва отказаться от своего места и подыскать где-нибудь другое, а уж потом она могла бы приехать ко мне. Кроме того, я знал, что нигде не смогу зарабатывать столько, сколько здесь.
   - А служба в отеле? Вы не могли вернуться к этому делу?
   - Да, пожалуй... если бы у меня были какие-нибудь рекомендации. Но я не хотел к этому возвращаться.
   - Почему же?
   - Мне не хотелось больше этим заниматься... не нравился такой образ жизни.
   - Но не хотите же вы сказать, что вы вообще не желали ничего делать? Разве таковы были ваши намерения?
   - Нет, сэр! Вовсе, нет. Я ей сразу сказал, что если она уедет на время - до рождения ребенка - и даст мне возможность остаться в Ликурге, то я постараюсь жить скромнее и буду посылать ей все, что сумею сэкономить, пока она не сможет опять зарабатывать сама.
   - Но вы не думали с нею обвенчаться?
   - Нет, сэр, тогда я просто не в силах был венчаться.
   - Что она вам на это сказала?
   - Она не согласилась. Она сказала, что не может и не хочет оставаться в таком положении и что я должен с нею обвенчаться.
   - Понятно. Тут же, сразу?
   - Ну, да... во всяком случае, поскорее. Обождать немного она соглашалась, но уехать - ни за что, если только я не женюсь на ней.
   - Вы ей сказали, что больше не любите ее?
   - Да, почти... да, сэр.
   - Что значит "почти"?
   - Я сказал, что... что не хочу жениться. И потом, она знала, что я уже не люблю ее. Она сама это говорила.
   - Она вам говорила? В то время?
   - Да, сэр, сколько раз.
   - Что ж, верно. Это было и во всех ее письмах, которые нам здесь читали. Но что вы сделали, когда она так решительно отказалась уехать?
   - Я не знал, что делать... Но я думал, может быть, я уговорю ее поехать на время домой, а сам постараюсь скопить денег и... может быть... когда она будет дома... и поймет, что я очень не хочу на ней жениться... (Клайд запнулся и умолк. Тяжело было так лгать).
   - Так, продолжайте. И помните: правда, как бы вы ее ни стыдились, всегда лучше лжи.
   - Я думал, может быть, когда она еще больше испугается и станет не такой несговорчивой...
   - А сами вы не боялись?
   - Да, сэр, боялся.
   - Ладно, продолжайте.
   - Так вот... я думал... может быть, если я предложу ей все деньги, сколько сумею до тех пор собрать... понимаете ли, я хотел попробовать еще и занять у кого-нибудь... тогда, может быть, она согласится уехать и не заставит меня венчаться с ней... просто поселится где-нибудь в другом городе, а я буду ей помогать.
   - Понятно. Но она не согласилась на это?
   - Нет... То есть на то, чтобы не венчаться... Но она согласилась поехать на месяц домой. Я только не мог ее уговорить, чтобы она от меня отказалась.
   - Вы говорили ей тогда или когда-нибудь прежде или после, что приедете и обвенчаетесь с нею?
   - Нет, сэр. Никогда не говорил.
   - А что же именно вы ей сказали?
   - Сказал, что... как только достану денег... - от волнения и стыда Клайд начал заикаться, - ...примерно через месяц я приеду за ней, и мы уедем куда-нибудь на время, пока... пока... ну, пока все это не кончится.
   - Но вы не сказали, что женитесь?
   - Нет, сэр. Не говорил.
   - А она, конечно, этого хотела?
   - Да, сэр.
   - Вы не считали тогда, что она может вас заставить? То есть, что вам против воли придется на ней жениться?
   - Нет, сэр, я этого не думал. Я бы старался всеми силами, чтобы так не случилось. У меня был план: я хотел ждать возможно дольше и собрать как можно больше денег, а потом отказаться от брака, отдать ей все деньги и в дальнейшем помогать ей всем, чем смогу.
   - Но вам известно, - тут Джефсон заговорил весьма мягко и дипломатично, - что вот в этих письмах, которые писала вам мисс Олден (он дотянулся до стола прокурора, взял пачку подлинных писем Роберты и торжественно взвесил их на ладони), имеются различные упоминания о некоем _решении_, которое было у вас обоих связано с этой поездкой, - по крайней мере, она, очевидно, так считала. Так вот, что же это было за решение? Если я правильно припоминаю, она определенно пишет: "у нас все решено".
   - Да, я знаю, - ответил Клайд: ведь целых два месяца они с Белнепом и Джефсоном обсуждали этот вопрос. - Но единственное решение, о котором мне известно (он изо всех сил старался казаться искренним и говорить убедительно), - это решение, которое я предлагал ей снова и снова.
   - Какое же именно?
   - Так вот, чтобы она уехала, сняла где-нибудь комнату и предоставила мне помогать ей, а время от времени я бы ее навещал.
   - Ну нет, вы что-то не то говорите, - не без умысла возразил Джефсон. Не может быть, чтобы она это имела в виду. В одном из писем она говорит, что понимает, как вам трудно будет уехать и оставаться с нею так долго, пока она не оправится, - но что тут ничем нельзя помочь.
   - Да, я знаю, - ответил Клайд быстро и в точности как ему было велено. - Но это был ее план, а не мой. Она все время повторяла, что хочет этого и что так мне и придется сделать. Несколько раз она говорила об этом по телефону, и я, может быть, отвечал: "Ладно, ладно", - но вовсе не в том смысле, что вполне согласен с нею, а просто что мы еще поговорим об этом после.
   - Понятно. Стало быть, вы думаете, что она имела в виду одно, а вы другое?
   - Я знаю только, что в этом я никогда с нею не соглашался. То есть я все время просил ее подождать еще и ничего не предпринимать, пока я не соберу достаточно денег; я рассчитывал приехать и обсудить все с нею еще раз и уговорить ее, чтобы она уехала, - так, как я предлагал.
   - Ну, а если бы она не согласилась, тогда что?
   - Тогда я думал рассказать ей про мисс Х и просить, чтобы она меня отпустила.
   - А если бы она все-таки настаивала?
   - Ну, тогда я, пожалуй, убежал бы... но мне даже не хотелось об этом думать.
   - Вам, конечно, известно, Клайд, что кое-кто из присутствующих полагает, будто примерно в это время в вашем сознании зародился преступный план: укрыться под чужим именем, завлечь мисс Олден на одно из уединенных озер в Адирондакских горах и хладнокровно убить или утопить, для того чтобы свободно, без помехи жениться на мисс X. Так вот, правда ли это? Скажите присяжным - да или нет?
   - Нет! Нет! Никогда я не думал убивать ни ее, ни кого другого, поистине трагически запротестовал Клайд, сжимая ручки кресла и стараясь, как его учили, чтобы эти слова прозвучали возможно взволнованнее и выразительнее.
   Он привстал и всячески пытался казаться твердо уверенным в себе и внушить доверие, хотя в эту минуту все в нем было полно вопиющим сознанием, что именно таков и был его замысел... и это сознание, ужасное, мучительное, отнимало у него силы. Взгляды всего зала были прикованы к нему. Взгляды судьи, и присяжных, и Мейсона, и всех репортеров. И снова на лбу его выступил холодный пот. Он лихорадочно провел кончиком языка по запекшимся тонким губам и с усилием глотнул, потому что в горле у него пересохло.
   И вот шаг за шагом, начиная с первых писем Роберты после ее приезда к родным и кончая письмом, в котором она требовала, чтобы Клайд приехал за нею, угрожая в противном случае вернуться в Ликург и изобличить его, Джефсон разобрал все стадии "предполагаемого" злоумышления и преступления, всячески стараясь преуменьшить и окончательно опровергнуть все, что свидетельствовало против Клайда.
   Считают подозрительным, что Клайд не писал Роберте. Но ведь он боялся осложнений из-за родственников, из-за своей работы, из-за всего на свете. То же относится и к встрече в Фонде, о которой он условился с Робертой. В то время у него не было никакого плана поездки в какое-либо определенное место. Была только смутная мысль встретиться с нею где-нибудь - где придется - и по возможности убедить ее расстаться с ним. Но наступил июль, а его планы были все еще очень неопределенны, и тут ему пришло на ум, что они могут съездить куда-нибудь за город, в недорогую дачную местность. И в Утике сама Роберта предложила поехать на какое-нибудь из северных озер. Там, в гостинице, а вовсе не на вокзале, он достал несколько карт и путеводителей (в известном смысле роковое утверждение, потому что у Мейсона был один из этих путеводителей с штампом отеля "Ликург" на обложке - штампом, которого Клайд в свое время не заметил, и Мейсон подумал об этом, слушая его показания). Клайд уехал из Ликурга потихоньку, с далекой окраины, - что же, несомненно, он хотел сохранить в тайне свою поездку с Робертой, но только для того, чтобы уберечь ее и себя от всяких толков. Именно этим объясняется езда в разных вагонах, запись в качестве "мистера и миссис Голден" и прочее - целая серия уловок и уверток, для того чтобы остаться незамеченными. Что касается двух шляп, просто старая загрязнилась, и, увидев подходящую, он купил еще одну. А потом, потеряв шляпу во время катастрофы, он, естественно, надел вторую. Разумеется, у него был при себе фотографический аппарат, и верно, что он брал его с собою к Крэнстонам, когда гостил у них в первый раз восемнадцатого июня. И он вначале отпирался от этой своей собственности по одной-единственной причине: из страха, что его отношение к чисто случайной смерти Роберты поймут ложно и ему трудно будет оправдаться. Его ошибочно обвинили в убийстве с первой же минуты ареста в лесу, - а он и без того был перепуган всем случившимся во время этой злополучной поездки и не имел защитника и никого, кто замолвил бы за него хоть слово; он вообразил, что самое лучшее вообще ничего не говорить, и поэтому тогда попросту все отрицал. Но, когда ему дали защитников, он тотчас поведал им подлинную историю случившегося.