Маркус так и не понял смысл уроков медитации, хотя отчаянно пытался. На „уважение” и „сострадание” определенно обращалось особое внимание прямо с первой речи Синклера, произнесенной в посольстве. И, как Синклер и обещал, эти дисциплины пронизывали каждый аспект их обучения. 
   „Радость” предполагалось находить во всем, что они делали: радость в прилежании, в учении, в исполнении. Но этому также был посвящен отдельный курс: целый час в день, между уроками рукопашного боя и техники тайного сбора информации. 
   Первые два занятия ему понравились: они просто проводили время на улице, в поисках радости во всем, что сотворила природа. Но, к несчастью, за ними последовали четыре занятия, на которых они изучали множество однообразных и невероятно сложных церемоний. Церемонии для приема пищи, для вручения подарков, для подготовки ко сну, на все случаи жизни. Кажется, у них были церемонии для чихания и посещения туалета. А потом им сказали, что по каждой церемонии им предстоит держать экзамен. Внезапно „радость” перестала радовать Маркуса. 
   Следующие два занятия были ничем не лучше: тупое выслушивание длинных, бессмысленных и, в большинстве своем, непонятных историй, рассказываемых их учителем сехом Нельером. Может быть, эти истории и могли показаться в своем роде занятными, если бы были в четыре раза короче и если бы их читали на английском языке, а не на витиеватом и очень формальном жреческом диалекте. 
   Маркус уже был готов сдаться и отбросить даже мысль о том, что когда–нибудь он будет радоваться снова, как на следующем уроке Нельер предложил всем ученикам встать и рассказать историю, которую он или она считает смешной или особенно забавной. Первые ученики, неуверенные в том, что от них ожидают, рассказали весьма бледные истории из своей жизни, или книг и фильмов, которыми очевидно надеялись продемонстрировать развитое, духовное понимание радости. Не будучи шедеврами, эти истории вызвали редкие смешки в классе и строгие взгляды со стороны сеха Нельера. Это заставило других учеников попробовать рассказать что–нибудь более веселое. Вскоре класс действительно развеселился. 
   Потом поднялась Кэтрин Сакай. Конечно, Маркусу, как и остальным, было известно о том, кем она была. Ему стало интересно, что за историю собирается поведать им невеста Анла'шок На. Оказалось, что это грубоватая и очень смешная история о ее днях в Академии, в которой участвовали ненавистный инструктор, гость–сенатор и „экзотическая” танцовщица из ближайшего ночного клуба, талисман Академии, бочка пива и те недоразумения, что случились с ними. И тут всех прорвало. Шутки и истории становились все более веселыми и несколько более вульгарными. Вскоре все ученики–земляне смеялись до слез, а некоторые еле дышали от смеха. Даже минбарцы заразились их весельем. 
   Потом настал черед Маркуса. Он оглянулся на сеха Нельера, ожидая увидеть изумление на его лице. Но вместо этого он увидел, что учитель удовлетворенно улыбается до ушей. И Маркус понял, что именно этого эффекта учитель и надеялся достигнуть. В этот миг Маркус проникся большим уважением к минбарскому пониманию юмора. 
   Маркус не собирался этого делать, но вдруг осознал, что рассказал пару историй из своего и Вильяма детства. Когда он сел на место, в его ушах все еще звенел смех класса. Маркусу хотелось бы знать, рассказывал ли его брат те же самые истории своему классу. 
   Маркусу было необходимо пошевелиться, хоть немного — иначе его нога отвалится. Он чуть–чуть изменил свое положение, подвинув левую ногу на долю дюйма. Подождал несколько секунд, а потом приоткрыл глаза и быстро посмотрел в сторону сеха Турвала. Минбарец стоял у передней стены комнаты и смотрел прямо на него. Маркус зажмурился и попытался притвориться медитирующим. 
   Он не мог понять, как медитация может способствовать развитию его чувства юмора, уважения и сострадания. Это же просто скука. Хорошо хоть следующим уроком будет летное дело, которое он обожал. И не только потому, что был лучшим в группе, если можно так выразится. Синклер был одним из учителей. И Сакай. Хотя Кэтрин и оставалась учеником, она была опытным пилотом и ее назначили помощником инструктора. Они с Синклером были лучшими пилотами из всех, что когда–либо встречались Маркусу. Их группа тренировалась на пестрой коллекции из настоящих флаеров и шаттлов, а также на компьютерных симуляторах, представлявших собой удивительно совершенные модели минбарских кораблей. Маркус не был уверен, что они существуют на самом деле, но симулятор давал полное представление о них. 
   Маркус почувствовал себя неуютно, когда ему показалось, что сех Турвал подошел поближе к тому месту, где он сидел. Он не решался открыть глаза, чтобы проверить так ли это, так что замер в неподвижности, надеясь, что минбарец идет к кому–то еще. 
   „Только бы не заснуть, — подумал Маркус, — Конец уже скоро”. 
   Что же будет сегодня после учебных полетов? Другой его любимый предмет — обучение бою на минбарских боевых шестах, денн'боках. Это доставляло Маркусу удовольствие. Он помнил краткие тренировки с подобным оружием во время службы в армии, но они были мало похожи на эти и вовсе не так хороши. Маркус стал одним из лучших среди новобранцев, лучшим даже среди минбарцев, и поговаривали, что он может оказаться в группе тех, кого будет учить сам Дурхан. 
   Неожиданно Маркус получил резкий удар тростью сеха Турвала по затылку. Он вскрикнул от боли, не сумев сдержаться. Открыв глаза, увидел, что сех Турвал кружит возле него, подобно акуле. Маркус выпрямился, глядя перед собой. 
   — Прошу всеобщего внимания, — сказал Турвал по–английски, впервые с тех пор, как Маркус стал у него обучаться. Теперь весь класс смотрел на учителя и Маркуса. 
   — Скажите, мистер Коул, считаете ли вы занятия медитацией напрасной тратой времени? 
   Маркус все еще не шевелился. Если он скажет „нет”, то получит еще один удар по голове за ложь. 
   — Мне можно говорить откровенно, сех Турвал? 
   — Конечно. 
   Маркус посмотрел на Турвала, который все еще кружил около него. 
   — Ну, если говорить откровенно, да, я так считаю. Мне кажется, что будет больше пользы, если лишний час поспать, сэр. 
   — А как насчет других предметов, мистер Коул? Вы и их считаете такими же бесполезными? 
   — Нет, сэр. Не все. 
   — И каковы ваши успехи, мистер Коул? Пожалуйста, говорите свободно. Без ложной скромности. 
   — Неплохо, сэр. 
   — Вы преуспели в боевой подготовке? В обращении с оружием? Разведке? В изучении минбарского языка? В изучении культуры? В физической подготовке и тренировках на выносливость? 
   Маркус отвечал утвердительно на каждый вопрос, чувствуя все большую неловкость. 
   — Летное дело? Тренировки с денн'боком? 
   Снова Маркус ответил утвердительно, все более беспокоясь из–за ударения, сделанного минбарцем на двух последних предметах, о которых он только что подумал. Турвал обладал необыкновенной способностью читать мысли учеников, хотя не был телепатом. 
   — Абсолютно… как же это сказать? О, вот — бесшабашный пилот, не так ли? 
   — Думаю, что не самый худший, сех Турвал. 
   — А как насчет владения денн'боком? Вы и тут преуспели? 
   — Думаю, что да. 
   — Думаете? — Турвал встал прямо напротив Маркуса. — А наш Анла'шок На считает иначе. Он сказал мне, что опасается, что когда–нибудь вы врежетесь в скалу. У вас есть большие способности, сказал он, но вы совершенно не думаете. Вы не дисциплинированны и не собраны умственно. Ну, а что до владения денн'бок… — Турвал развернулся и отошел чуть в сторону, а потом снова развернулся. — Встаньте, мистер Коул. 
   Когда Маркус поднялся с места, Турвал извлек из своей одежды два сложенных шеста и бросил один ему. 
   — Пожалуйста, освободите для нас с мистером Коулом место. 
   Остальные ученики отодвинулись в стороны… 
   — Я всего лишь старый минбарец из касты жрецов, мистер Коул. Возможно, недалек тот день, когда я уйду к Океану. Но я не дам вам спуску. Пусть это вас не смущает. Пожалуйста, покажите нам свое мастерство владения боевым шестом! 
   Турвал слегка встряхнул рукой, и шест раскрылся в полную длину. Маркус, размахнувшись, сделал то же самое, а потом, схватившись за шест обеими руками, принял боевую стойку. Турвал стоял свободно, слегка поигрывая денн'боком. 
   — Я предлагаю вам выбор, мистер Коул. Вы можете атаковать первым, или защищаться от моей атаки. Я не хочу, чтобы потом говорили, что я застал вас врасплох. 
   Маркус взмок от волнения. Безопаснее будет защищаться. 
   — Начинайте вы, — сказал Маркус с церемонным поклоном. 
   Турвал поклонился в ответ. Они заняли места на расстоянии друг от друга. Маркус напрягся для атаки, пытаясь угадать какие приемы применит минбарец. Но движение оказалось слишком быстрым, и, прежде чем Маркус смог отреагировать, шест был выбит из его рук. Потом он был сбит на землю. Сила, с которой Турвал прижал свой денн'бок к его горлу, затрудняла дыхание, но дышать было можно. Пока. 
   — Что такое рейнджер, мистер Коул? — спросил Турвал громко и отчетливо. — Воплощение всего лучшего, воплощение радости, уважения и сострадания. В чем задача рейнджера? Наблюдать и сражаться, служа Единственному, ради сохранения будущего, а также защищать все живое. Вы еще следите за мной, мистер Коул? 
   Маркус хотел сказать „да”, но смог лишь издать невнятный хрип. 
   — Отлично. Из всего, что вы здесь изучаете, нет ничего, что бы ни основывалось бы на том, чему вы учитесь во время медитации, мистер Коул. Вы меня еще слушаете? 
   Турвал убрал денн'бок с его горла и протянул руку, чтобы помочь Маркусу встать. Маркус поднялся на ноги и, когда снова смог говорить, произнес: 
   — Да, сех Турвал. Я все еще вас слушаю. 
   — Хорошо, — сказал сех Турвал и, хотя его внимание до сих пор было сосредоточено на Маркусе, его слова были обращены ко всей группе. — Рейнджер должен знать кто он такой: что он собой представляет, если отбросить положение, общественное мнение и то, что он сам о себе думает. Он должен узнать, кто он такой на самом деле, на уровне за словами и мыслями, и на уровне абсолютной тишины, из которой вытекает все, что действительно имеет значение. Научитесь этому, и вы научитесь радости, уважению и состраданию ради себя и других. Медитация научит вас этому. 
   Рейнджер должен уметь видеть вещи такими, какие они есть на самом деле, во всех ситуациях, а не такими, какими их показывают ваши привычки, условности и предрассудки, говорящие, что это может быть; это, вероятно, есть; это должно быть так. Для воина преднамеренная слепота, или выдавание желаемого за действительное может стать причиной его собственной смерти и гибели других. Медитация научит вас как нужно видеть, научит вас, как просто быть. 
   Наконец, рейнджер должен научиться действовать по велению своего истинного разума, центра его существа, а не под влиянием своих мыслей или гордости, или посторонних сил. Это будет верно в любых обстоятельствах: готовитесь ли вы к обеду, или к смертельной битве. Медитация научит вас, как это делать. 
   Потом Турвал смягчил голос и обратился уже к Маркусу: 
   — Научись этому и, я верю, что однажды ты станешь таким же хорошим рейнджером, каким был твой брат. 
   Маркус увидел, что взгляд старого минбарца излучает доброту, которой раньше он не замечал. Получив по заслугам, он поклонился учителю: 
   — Спасибо, сэр… 

Глава 24

   
 
в которой Маркус имеет поучительную беседу с Анла'шок На  

   Сравнивая обучение в Космофлоте Земли и тренировки рейнджеров, Маркус больше всего оценил одно различие — здесь не было ночных проверок, и учеников не запирали в казармах на ночь. Они должны были сами осознать, что такое дисциплина, и научиться ее соблюдать. Если Маркусу хотелось потратить часть времени, предназначенного для сна или самоподготовки на короткую ночную прогулку, то это было в его власти. До сих пор у него не получалось воспользоваться этой возможностью — слишком много надо было учить по ночам, но ему было приятно осознавать, что такая возможность существует. В эту ночь Маркус почувствовал необходимость воспользоваться своим правом: выкроить немножко для себя, ибо прочее время суток было практически полностью занято. 
   Он обнаружил, что направляется к Часовне, чьи разноцветные окна красиво светились изнутри. Маркуса заинтересовало, почему в столь поздний час в этом небольшом храме горит свет. Он вошел внутрь и с удивлением увидел Синклера, который сидел, уткнувшись в книгу, около статуи Валена, лицом к Маркусу. Маркус на мгновение застыл на месте, не зная, что ему следует делать дальше, а потом осторожно попятился к выходу. 
   — Здравствуйте, Маркус, — Синклер закрыл книгу и поднял на него глаза. 
   — Простите, посол. Я не хотел прервать вашу молитву. 
   Синклер улыбнулся. 
   — Я вовсе не молился. Иногда я прихожу сюда, чтобы почитать книгу или просто посидеть. Просто побыть в одиночестве. Это единственное место, где ни один минбарец не станет меня тревожить. Не знаю, что они думают обо мне, когда я здесь нахожусь: что я молюсь или еще что–нибудь в этом роде, но раз они сами признают, что Вален не был богом, полагаю, что я не совершу святотатства, если буду использовать это место как тихое помещение для чтения. 
   — Мне лучше уйти, посол… 
   — Нет, все в порядке, Маркус. На самом деле, мне хотелось бы узнать, что вы чувствуете, обучаясь здесь. 
   Маркус предположил, что Синклер уже слышал о той головомойке, которую он получил сегодня от Турвала, но решил, что не хочет обсуждать эту тему. 
   — Я стараюсь, посол. Хочется думать, что я чему–то выучился. 
   — Верю, что это так, Маркус, — тепло произнес Синклер. 
   — Хотя иногда я не могу понять, что говорят эти строгие минбарцы… — услышал Маркус свой голос. Он волновался, разговаривая с Анла'шок На, и с непривычки, чтобы избежать неловкого молчания, говорил, что пришло в голову, не задумываясь. — То есть, я хотел сказать, они могут изъясняться совершенно ясно и точно, когда захотят, но иногда они выдают набор слов, совершенно бессмысленных на первый взгляд. Когда такое говорит один из наших наставников и ждет, что мы его поймем, это несколько затруднительно. 
   — Большинство учеников испытывают те же проблемы? 
   — Смею сказать, что да. У нас есть шутка: понять слова сеха Турвала можно лишь одним способом — посмотреть на это в зеркало, свисая с потолка вниз головой. 
   Маркус умолк, решив, что сболтнул лишнее. 
   Но Синклер рассмеялся. 
   — Надо это запомнить. Я знаю еще несколько личностей, о ком можно сказать то же самое. Вам было бы легче, если бы вы лучше знали диалект жрецов. Но также не стоит забывать о том, что у минбарцев лучшим способом избежать ответа на вопросы или разговора, в который они не хотят влезать, считается ответить невпопад, сказать что–либо не поддающееся толкованию или откровенно непонятное. Это помогает прервать разговор, который им не хочется продолжать. 
   Теперь настала очередь Маркуса рассмеяться. 
   — Я это запомню, — сказал он. — Вероятно, мне надо дать вам возможность продолжить чтение. Любовный роман? — Маркус не мог поверить, что произнес последние слова. Что о нем подумает Синклер, когда он говорит слишком много такого, что говорить нельзя? Он отчаянно хотел исчезнуть прежде, чем снова заговорит во вред себе. 
   Но Синклер улыбался, явно забавляясь разговором. 
   — Все любовные романы остались в моей каюте на Вавилоне 5. Это „Размышления” Марка Аврелия. Вам знакома эта книга? 
   — О, да. Я читал ее на уроках философии в колледже. Мрачный парень. Не самое легкое для чтения прозаическое произведение. Я его еле дочитал. 
   Синклер протянул ему книгу. 
   — Тогда настало время попробовать перечитать снова. Когда прочитаете, мы сможем ее обсудить. Я считаю, что эту книгу необходимо прочитать. Думаю, вы найдете ее одной из лучших книг о науке правления. 
   — Спасибо, посол. 
   Маркус решил, что на будущее научится держать язык за зубами. Однако, его тоже начал забавлять этот разговор. Когда еще ему представится возможность вот так запросто поболтать с Анла'шок На? Под внимательным взглядом самого Валена. Внезапно Маркус подумал, а что, если спросить Синклера, вдруг он знает ответ на вопрос, который до сих пор ставил Маркуса в тупик. 
   — Раньше вы говорили, что Вален не был для минбарцев богом, но иногда это меня удивляет. Мы много слышали о Валене от наших учителей, и большинство этих историй, как мне кажется, проникнуты религиозным благоговением. Вот чего я больше всего опасаюсь с того момента, как прибыл сюда: что, если рейнджеры окажутся всего лишь религиозным культом? 
   — Вы ведь не верите в Бога, не так ли, Маркус? 
   — Я — атеист. Я перестал верить в Бога и чудеса очень давно. 
   — Полагаю, что и в моей жизни были причины для того, чтобы перестать верить, — медленно произнес Синклер. — Но я как–то через это прошел. Я до сих пор продолжаю работать над мелочами. 
   — Говорят, что дьявол прячется в деталях. 
   — Так же, как и Бог, — напомнил ему Синклер. 
   — По мне, если нет ни Бога, ни дьявола, то нет и проблем. Мелочи есть, но они — в нашей собственной власти, для них не нужны сверхъестественные силы. Я рад, что вы предупредили нас с самого начала о том, как много всего здесь основывается на минбарской метафизике. Это облегчило нам жизнь. 
   — Вам не надо верить в это. Просто уважайте их веру. 
   — Как вы и говорили с самого начала, посол. И я стараюсь. На самом деле, сегодня я понял, что должен быть более открытым в некоторых вещах. 
   Синклер понимающе улыбнулся в ответ на эти слова. 
   — Как бы там ни было, работа рейнджеров не зависит от религии минбарцев и никогда не должна зависеть. Так провозгласил сам наш основатель. 
   Синклер поднял взгляд на статую Валена. 
   — Но я думал, что он сам создал религию. 
   — Прочитай внимательнее, Маркус. Кто хочет, тот увидит истину. Он не создавал никакой религии. Религиозные убеждения минбарцев существовали задолго до его появления, и лишь спустя много лет после его исчезновения минбарцы начали произносить его имя в своих ритуалах и в повседневной жизни… 
   — Как Иисус, — сказал Маркус. 
   — Что–то вроде этого, — ответил Синклер. — Но я думаю, что он больше похож на короля Артура. Он создал своего рода Круглый Стол — Серый Совет, усовершенствовал минбарское общество, создав модель, аналогичную модели Камелота, сражался против захватчиков, как король Артур. И обстоятельства его смерти загадочны: не существует ни тела, ни гробницы, что заставляет многих минбарцев верить в то, что он на самом деле не умер, и однажды, в час величайшей нужды, вернется, чтобы снова повести свой народ к победе. Минбарцы даже пронесли сквозь века его пророчества о будущем. В любом случае, в этом мы тоже похожи на минбарцев. Мы тоже выбираем отдельных людей, придумываем о них миф за мифом, пока дело не доходит почти до обожествления. 
   — Например, Элвис, — сказал Маркус. А потом подумал: „О, черт! Может быть, ему не стоило об этом говорить?” Синклер казался таким серьезным. Он попробовал объяснить: — У меня есть кузина, которая принадлежит к секте, поклоняющейся святому Элвису. Паршивая овца в нашей семье. 
   Реакция Синклера была совершенно неясна, пока он не прыснул со смеху. Громкий раскатистый смех раздавался в тихом храме и, казалось, был слышен на весь лагерь. Он смеялся так заразительно, что Маркус не смог сдержаться. 
   — Я никогда не думал об этом с такой точки зрения, — наконец, произнес Синклер. 
   Маркус улыбнулся, пожав плечами, не зная, что сказать. 
   Синклер поднялся на ноги. 
   — Было интересно поговорить с вами, Маркус. Но нам обоим надо отправляться на боковую. 
   — Конечно, вы правы, посол, — Маркус взял книгу, которую ему дал Синклер. — Я немедленно начну ее читать. 
   Он попятился к выходу и врезался в кого–то. Повернувшись, Маркус ужаснулся, увидев Ратенна. Члена Серого Совета. Хотя Ратенн непосредственно не общался с учениками, он был частым гостем на базе, его часто видели беседующим с Синклером. 
   — Мои извинения, Сатай Ратенн. 
   Ратенн с замогильным выражением на лице, едва взглянул на Маркуса, а потом устремился к Синклеру. 
   Маркус поклонился и вышел. Он не хотел подслушивать, но в тишине ночи слова минбарца отчетливо донеслись из Часовни. 
   — Посол, у меня печальная новость. Избранный умирает. 

Глава 25

   
 
в которой Синклер узнает, что согласно последней воле Дженимера он очень скоро станет Энтил'За  

   Пока они спешили к ожидающему флаеру, который должен был доставить их с базы рейнджеров во Дворец Избранного, Ратенн объяснил Синклеру, что произошло. Дженимеру стало плохо поздно вечером, во время совещания Серого Совета, созванного им на Минбаре. 
   — Возможно, он знал, что его дни сочтены, — сказал Ратенн. 
   Врачи сразу поняли, что ему ничем нельзя помочь. Они опасались, что Избранный умрет, так и не сказав последнего слова своему народу. Но после нескольких часов, в течение которых он то и дело терял сознание и вновь приходил в себя, что–то несвязно бормоча, Дженимеру стало лучше настолько, что он смог говорить и поручил Ратенну лично отправиться за Синклером. Закончив объяснения, Ратенн замолчал и хранил молчание всю дорогу до Дворца Избранного. 
   Неясные очертания огромного здания высились перед ними в темноте безлунной ночи. Во тьме можно было разглядеть лишь вспыхивающие маяки на самом верху и мягкое сияние огней посадочной площадки. Не было видно света, горевшего внутри дворца, и Синклер предположил, что все окна были затемнены, чтобы свет не пробивался наружу. 
   Первое, что заметил Синклер во время приземления, это многочисленную охрану. Во время своего прошлого визита во дворец, когда он согласился принять звание Первого Рейнджера, во всем дворце ему встретилось гораздо меньше минбарцев, нежели сейчас, на этой площадке и около входа. Потом он заметил, как здесь тихо. Когда смолкли двигатели флаера, Синклер ничего не слышал, кроме его и Ратенна приглушенных шагов. 
   Охрана состояла из тяжело вооруженных минбарских воинов, что вызвало у Синклера неловкое ощущение того, что ему придется пройти сквозь строй, когда они быстро и молча построились в две шеренги лицом друг к другу. Ратенн провел Синклера между ними к зданию. 
   И во дворце, куда бы Синклер ни поглядел, всюду стояла охрана. Тишина была почти осязаемой, а освещение — еще более тусклым, чем во время его предыдущего визита. Но, как и раньше, Ратенн быстро и уверенно вел его сквозь лабиринт широких коридоров и лестниц, завершив, наконец, путь в обширном зале перед массивными дверями, охраняемыми девятью минбарскими воинами, стоявшими по четверо с каждой стороны, а один — в центре. Охрана быстро распахнула двери перед Синклером и Ратенном. Как и в прошлый раз, Синклер оказался в небольшой приемной, в которой, когда двойные двери захлопнулись за ними, стало совершенно темно. Потом небольшая дверь перед ними открылась, скользнув в сторону, пропуская тусклый свет. 
   Синклер вошел в комнату, похожую на пещеру. В самом конце, около дальней стены, в постели лежал Дженимер. Кровать была наклонена под углом в сорок пять градусов и находилась так высоко от пола, что голова минбарского лидера находилась почти на одном уровне с головами стоящих поблизости. Единственным источником света в помещении были высокие мерцающие свечи, установленные в вырезанных в полу за кроватью углублениях. В футе от кровати стояла простая высокая подставка, на которой размещался Трилюминарий. 
   С одной стороны кровати стояло трое врачей, выглядевших серьезно обеспокоенными, но они ничего не предпринимали. С другой стороны стояла пожилая минбарка, заметившая появление Синклера и Ратенна. Синклер увидел, что она нежно прикоснулась к руке Избранного и что–то шепнула ему. Кто она? Она казалась очень близкой к Избранному, Синклер еще не видел никого подобного раньше. Может быть, это была жена Дженимера? Тот никогда не обсуждал с ним свою личную жизнь, а Синклер считал, что было бы невежливым расспрашивать об этом. 
   Дженимер чуть повернул голову. С того места в дальнем конце большой комнаты, где находился Синклер, казалось, будто глаза Дженимера закрыты. Никто из присутствующих в комнате не шевелился, и ничего не происходило. В тягостном молчании, он подумал, что сейчас вряд ли будет уместно задавать вопросы стоящему рядом Ратенну, так что он воспользовался моментом и внимательно осмотрел тускло освещенную комнату. 
   В комнате было гораздо больше минбарцев, чем ему сначала показалось. Большая часть их скрывалась в тени по краям. Никто не двигался и не разговаривал. Синклер попытался получше разглядеть присутствующих. 
   Первым он узнал Неруна. Их взгляды ненадолго встретились, когда минбарский воин оторвался на мгновение от Дженимера, чтобы посмотреть на Синклера. Нерун выразил свое презрение, отвернувшись от Синклера и снова уставился на минбарского лидера. Нерун стоял, накинув на голову капюшон своей мантии члена Серого Совета, и Синклер предположил, что другие фигуры в капюшонах около воина были остальными членами Серого Совета.