Страница:
— Мы вовсе не отрицаем этого, — сказал Ратенн, — Но душа личности и каждая личность — это всего лишь иллюзия. После смерти то, вы называете отдельной душой,растворяется в великом озере душ, теряет свою индивидуальность и неповторимость. Она отдает свои знания в великое озеро, из которого впоследствии рождаются новые души. Таким образом души нашей расы развиваются, а с ними и наш народ. Следовательно, то, что минбарские души начали возрождаться в телах землян, является великим событием в развитии двух наших рас.
— Но в чем тут смысл? — спросил Синклер, — Значит, следуя вашей логике, минбарские души стали возрождаться в телах людей, потому что они теперь хотят стать землянами, а не минбарцами? Как вы можете знать, что не причините мне вред, настаивая на том, чтобы я принял роль минбарца?
— Мы не так понимаем эти события, — сказал Ратенн.
— По–моему, — ответил Синклер, — это все из–за того, что у нас разное понимание вещей, не имеющих точного определения. Мы по–разному объясняем многие вещи. Вы считаете, что жизнь должна быть посвящена служению обществу, и смотрите с неодобрением на растущую склонность вашего народа к жизни для себя, потому что верите в то, что личность не может существовать сама по себе, отдельно от других душ. Что она является всего лишь фрагментом великого озера душ, которое, в свою очередь, является частью, одного Великого озера душ Вселенной. И что отдельная личность сама по себе — Вселенная, ставшая каким–то образом разумной из неразумной материи, и эту сущность можно назвать Богом, который и есть Вселенная. Когда Вселенная погрузится в холод и вечную тьму энтропии, все, включая бога, умрет.
Взглянув на Ратенна, который, кажется, был удивлен тем, что ему это известно, Синклер улыбнулся.
— Я изучал минбарскую культуру. Но, поймите, я не согласен. Если есть Бог, то я верю, что Он существовал всегда, создал нашу Вселенную, и останется даже „когда все звезды умрут”, как писал поэт Рильке. Как и мы, потому что я верю в бессмертную душу, в то, что мы сохраняем свою индивидуальность после смерти. Я не верю, что есть скопления душ, или что душа принадлежит какой–либо расе. Отдельная душа возрождается в избранном теле, которое выбирает на пути своего духовного развития, назовем это так. Душа существует не только ради служения обществу или ради развития качеств одной расы. Я нахожу растущее стремление вашего народа к индивидуализму позитивным, а не негативным признаком.
Впервые Дженимер выглядел изумленным.
— Вы действительно верите, что личные нужды выше нужд общества? Это же приведет к анархии!
— Как не парадоксально, но это так. Меня учили, что мы живем, совершая поступки ради собственных личных нужд, ради развития и спасения своей души, но этим мы также служим нашим близким. Другими словами, вся хитрость в том, чтобы найти соответствующее равновесие между этими двумя понятиями.
Синклер замолчал. Он внезапно вспомнил, как Гарибальди однажды подшутил, сказав ему, что он думает и рассуждает как адвокат–иезуит, и что это худшая комбинация, какую Гарибальди мог представить. Учитывая данную ситуацию, это весьма его позабавило.
— Я хочу быть уверенным в том, что мы абсолютно искренны друг перед другом, — сказал Синклер, — если я возьмусь за это дело, мы должны понимать друг друга.
Впервые Ратенн казался полным надежды.
— Тогда вы присоединитесь к нам и согласитесь возглавить Анла'шок?
Неужели он действительно это сказал? Синклер был слегка удивлен, осознав, что это возможно. Он посмотрел на каждого минбарца: Ратенна, Деленн, Дженимера, Турвала.
— Если я соглашусь, вы должны будете доверять мне, а я — вам. Но вы не были достаточно искренны со мной с того момента, когда я был взят на борт вашего крейсера. Во–первых, вы стерли мои воспоминания о происшедшем. Потом вы тайно устроили мое назначение на Вавилон 5 с единственной целью — удостовериться в том, что я действительно избран для исполнения вашего пророчества. Но вы выжидали. А когда Тени напали на нарнов, вы зашевелились. И вы пригласили меня на Минбар, изолировали от всех контактов с Землей или Вавилоном 5 для того, чтобы помочь мне понять минбарцев и их обычаи, и медленно подвести меня к мысли о том, что я действительно избран для исполнения вашего пророчества. Я ведь не так далек от истины?
— Мы боялись, что вам будет трудно сразу воспринять все это, — спокойно сказал Дженимер, — то, о чем мы вас просим, будет сложным. Мы думали, что это лучше открывать вам по частям, пока вы не будете готовы к тому, чтобы воспринять это.
— Да ну? — ровно сказал Синклер, — Это случилось только потому, что я отказался быть вашей обезьянкой и сорвал ваши планы, отказавшись быть послом. И вы наконец–то решили открыть свои карты. Теперь пора открыть мои. Вы знаете наверняка, как бы я поступил, и что я вообще не верю в пророчества. Неужели вы до сих пор уверены, что я тот, кто подходит для командования Анла'шок?
— Да, — сказал Дженимер. — Как никто другой. Есть множество пророчеств, в которые вы можете не верить, но они все равно сбудутся.
Синклер засмеялся. Это было неожиданный взрыв веселья, что сделало его еще более похожим на лидера минбарцев.
— Самое важное пророчество гласит, что раса, обладающая другой половиной нашей души, должна присоединиться к нам в этой войне. Мы принадлежим к тем, кто считает, что люди и являются этой другой половиной. И поэтому в Анла'шок надо принимать как минбарцев, так и людей.
И снова минбарцы поразили Синклера. Он был уверен, что обычно стремящиеся к изоляции и шовинистически настроенные минбарцы никогда не рискнут объединиться для совместных действий с другой расой, кроме разве что таинственных ворлонцев, которые, кажется больше диктуют, чем сотрудничают, и уж тем более никогда не пустят чужаков в организацию, подобную рейнджерам, сердце и душу минбарской истории и традиций.
— Вы — единственный, кто сможет воплотить это в жизнь, — мягко настаивал Дженимер, — вы подходите под все требования пророчества, определяющие нового Энтил'За. Вы первый и лучший воин, опытный военачальник, снискавший уважение среди людей и минбарцев. Даже среди наших воинов, которые вас ненавидят, вы сохранили уважение к себе. Вы так же сочетаете в себе ум ученого и жреца, как следует из нашего сегодняшнего разговора. Этим вы заслужили уважение почти всех членов касты жрецов. Ваша непритязательность и простота заработали вам уважение большинства мастеров. Наконец, вы знакомы с искусством дипломатии, что очень пригодится вам в дальнейшем, если вы хотите, чтобы минбарцы из всех трех каст и люди вместе работали ради общей цели — победы над Тенями и поддержания мира и справедливости в галактике. Больше нет никого, кто сочетал бы в себе все эти качества. Только вы один можете проложить мост между нашими мирами.
— Если вы не верите в пророчество, тогда мы просим вас присоединиться к нам для того, чтобы одолеть давнего жестокого врага, который уничтожит целые расы и опустошит целые звездные системы, если его не остановить.
Насколько минбарцы верят своим красивым речам, и сколько из этого сказано ради того, чтобы манипулировать другими? Было трудно выяснить истину, особенно в отношении ворлонцев, возвышавшихся над сценой, подобно башням молчаливых отстраненных наблюдателей. Он посмотрел на Деленн, наблюдавшую за ним с выражением такой надежды, что он не мог ее разочаровать.
Она явно верила в то, что сказал Дженимер, и многим рискнула ради этого. Может, стоит повременить с возвращением домой?
— Если я скажу „да”, то как будут отбирать рейнджеров?
Они сами напросились на это. Он был военным и сперва хотел получить ответы на несколько практических вопросов. Например, что за армию они хотят образовать? Насколько он сможет контролировать процесс отбора и тренировок?
Внезапно все оживились, с облегчением вздохнули, некоторые улыбнулись. Ратенн сказал несколько тихих слов Деленн, Дженимер что–то спокойно спросил у Турвала. Тот ограничился односложным ответом.
— Анла'шок традиционно набирали только из военной касты, из тех, кто был рожден в ней или пришел по зову сердца, — сказал Дженимер, — Но мы боимся, что противостояние с лидерами касты воинов сделает слишком сложным набор достаточного числа кандидатов из их рядов. Изучив текст пророчества и историю, мы определили, что настало подходящее время для более свободного набора добровольцев из касты жрецов.
— А как насчет касты мастеров? — спросил Синклер.
— Как членов Анла'шок? — недоверчиво переспросил Дженимер.
Синклер кивнул.
— Это может оказаться неприемлемым для касты воинов, — ответил Дженимер.
— Некоторые верили, — спокойно произнесла Деленн, — что Вален не находил это неприемлемым.
— Тому нет абсолютных доказательств, — возразил Ратенн.
— Если я приму ваше предложение и возглавлю рейнджеров, — сказал Синклер, — то мастера, обладающие соответствующей квалификацией, смогут вступать в ряды Анла'шок на общих основаниях со всеми остальными минбарцами и людьми, даже если это совсем осложнит отношения с кастой воинов.
— Джеффри, я знаю, что вас всегда серьезно беспокоили права рабочих, — сказала Деленн, — но будет трудно убедить воинов. Разумно ли поднимать этот вопрос сейчас, рискуя возрождением рейнджеров? Может, позже…
— Я не могу взяться за это дело, — ответил Синклер, — если не у меня не будет возможности свободно отбирать лучших кандидатов среди вашего народа, пусть даже из неуважаемой касты. Боюсь, что это не подлежит обсуждению.
Дженимер посмотрел на него с крайним возмущением. Но Синклер терпеливо ждал.
— Возможно, это можно будет сделать, — наконец, сказал Дженимер.
— А как насчет людей? — спросил Синклер.
— Это деликатный вопрос, — сказал Дженимер, — Мы не хотели бы привлекать лишнего внимания вашего правительства к этому делу. В действительности, мы бы хотели сохранить сведения о рейнджерах в тайне среди такого узкого круга людей, насколько это возможно.
— Ну, раз публикация объявления во „Вселенной сегодня” не годится, — сказал Синклер — Так как же тогда нам искать кандидатов среди людей?
— Мы можем начать с тех, кто уже прибыл на Минбар, — сказал Ратенн, — мы собрали информацию обо всех прибывших, и вы уже виделись с большей частью из них.
— А, — понимающе сказал Синклер, — Вот почему я лично разговаривал со столькими людьми, скольких вы сумели внести в расписание приемов. Чтобы я смог выяснить, кто больше подходит для вступления в ряды рейнджеров, а кто — нет.
Ратенн кивнул.
— Пока вы исполняете обязанности посла, вы можете продолжать общение со всеми прибывшими с Земли, не привлекая нежелательного внимания. А те, кого вы выберете, будут искать кандидатов среди своих знакомых.
— Так вы согласны? — спросил Дженимер, — Вы присоединитесь к нам в войне и возглавите рейнджеров?
Синклер глубоко вздохнул.
— Еще одно условие. Если вы примете меня как Энтил'За, то примете как Энтил'За–человека. Тем, кто я есть, человеком, таким же, как и другие люди. Если вы согласны с этим, тогда… да.
Во что он ввязался? И что скажет по этому поводу Кэтрин?
— Наша вера также тверда, как и ваша, — сказал Дженимер, — но мы можем принять ваши условия. Но это то же самое, что и разговоры о реинкарнации. Лучше не говорить об этом за пределами этого зала и комнат Серого Совета.
Да, как там говорил Ратенн всего лишь несколько недель назад, на встрече с президентом Кларком, когда они уговаривали Синклера занять должность посла. Оба просили не говорить минбарцам или людям об общих душах. Это может их встревожить, поэтому лучше хранить все в тайне.
Для тех, кто утверждал, что никогда не лжет, минбарцы были мастерами в искусстве утаивания истины.
Впервые Дженимер встал и подошел к Синклеру.
— Как я понимаю, таков обычай вашего народа, когда достигнуто полное согласие между сторонами, — и он протянул ему руку.
Этот жест обрадовал Синклера. Избранный и будущий Энтил'За обменялись рукопожатиями.
— Для стрелы будет мудро помнить о том, что не она выбирает цель.
Синклер пристально посмотрел на ворлонцев, о которых он уже успел забыть. Это прозвучало очень похоже на вызов или угрозу, и исходило от Улкеша. Синклер определил это по несколько иному тону синтезированного голоса, и тому, что Улкеш смотрел на Синклера, а Кош — на Улкеша.
Ворлонец внезапно направился к выходу, проскользнув мимо Синклера, видимо, решив, что встреча подошла к концу. Он сказал эту короткую фразу и ушел, оставив всех в недоумении от мудрых слов.
Вот черт, подумал Синклер. Ему совсем не нравился этот ворлонец. Он подождал, и, когда Улкеш был почти в дверях, отчетливо произнес:
— Это всецело зависит от того, какую стрелу выбрать. Мудрый лучник всегда помнит об этом.
Улкеш на секунду задержался около двери, но так и не обернулся, а потом ушел, больше не сказав ни слова. Мгновение спустя Кош тоже ушел.
Официально, встреча завершилась. Синклеру сказали, что больше ничего нельзя решить, пока не состоится собрание Серого Совета и Совета Старейшин, где Ратенн будет отстаивать возрождение рейнджеров и назначение Синклера в качестве Энтил'За.
Деленн сопровождала Синклера и Ратенна по коридору, а потом попросила Ратенна пойти вперед, чтобы поговорить с Синклером наедине.
Когда они медленно шли по пустым залам большого дворца, Деленн начала прощаться.
— Я уезжаю на Вавилон 5 немедленно, — сказала она. — Моя работа все еще там. И я не могу надолго отлучаться.
Синклер почувствовал, что Вселенная внезапно перевернулась. Теперь Деленн возвращалась на Вавилон 5, а он оставался на Минбаре. Он почувствовал волну сожаления, накатившую на него. Он был так близок к возвращению на любимую станцию, и снова чувство долга толкнуло его в другом направлении.
— Я не смогу присутствовать на Совете, — сказала Деленн, — Но Ратенн будет отстаивать мое мнение и говорить за меня.
— Жаль, что не увижу вас там, — сказал Синклер, — было бы приятно увидеть дружеское лицо, когда возникнут проблемы, в чем я не сомневаюсь. Рад был видеть вас снова. Итак, скажите мне, как дела на станции? Как Гарибальди?
— Он в порядке, — сказала Деленн, — Здоров и готов вернуться к своим обязанностям…
И они начали разговаривать обо всех и всем, что было дорого Синклеру на Вавилоне 5.
Деленн провела Синклера к выходу, где его ждал флаер, а потом исчезла во Дворце.
Синклер поднялся на борт, где его ожидал Ратенн. Маленький корабль взлетел в ночное небо.
— Идея устроить эту встречу принадлежала ворлонцам, — сказал Синклер. Ему хотелось выяснить, как минбарец на это отреагирует.
— Да, — сказал Ратенн, — я пытался выяснить, что значат их слова. Они говорят так редко, что делает их слова наполненными большим смыслом.
— Возможно и так, — сказал Синклер, — но я думаю, что ворлонцы просто несут чушь, чтобы позабавиться над нашими усилиями.
Ратенн казался смущенным.
— Почему ворлонцы должны умышленно говорить чушь, посол? Пожалуйста, извините за вопрос, но как это может быть смешно? Наверняка, это невежливо.
Синклер улыбнулся, глядя на озадаченного минбарца.
— Думаю, что у минбарцев очень утонченный юмор, Ратенн. Деленн говорила мне, что минбарцы обучаются юмору, радости и смеху.
— Это верно, посол, — быстро подтвердил Ратенн, — Но ворлонцы не похожи на минбарцев, и я всегда полагал, что они поднялись выше таких простых эмоций как юмор.
— Это может стать большой проблемой, — сказал Синклер.
Ратенн, очевидно, не знал, что ответить.
— Подозреваю, — сказал Синклер, что минбарское чувство юмора очень отличается от земного в некоторых аспектах.
Ратенн кивнул, возможно, чуть сильнее, чем нужно.
— В этом мы совершенно согласны, посол.
— Хорошо, раз уж я возглавил рейндеров, то согласен учиться минбарскому юмору, радости и смеху. Пожалуй, вы начнете это, если расскажете самую лучшую шутку, которую знаете.
— Шутку, посол?
— Шутку. Смешную историю.
— А, вы имеете в виду смешную историю из моей жизни или из жизни кого–нибудь еще?
— Да, именно так, — сказал Синклер, — но я думал больше о чем–то вроде короткого дурацкого анекдота.
— Дурацкого?
Синклер снова засмеялся.
— Вы не понимаете, о чем я, да?
Ратенн с сожалением склонил голову.
— Прошу прощения, посол.
— Нет, нет, Ратенн. Не надо извиняться. Кажется, мы оба еще многому должны научиться друг у друга. Знаете, я никогда еще не благодарил вас за ту помощь, что вы мне оказывали с тех пор, как я прибыл сюда.
— Это большая честь для меня, — сказал Ратенн, явно с облегчением, — И я поищу в своих записях какую–нибудь „шутку” и, если увижу что–нибудь похожее в минбарской культуре, то обязательно вам сообщу.
Синклер снова улыбнулся и вернулся к созерцанию красочного сияния огней Йедора…
Глава 9
Кэтрин Сакай не любила путешествия в гиперпространстве. Треск энергетических разрядов и каскады постоянно меняющихся, отталкивающе окрашенных, пылающих плазменных облаков были красивыми, но лишь так, как можно сказать о красоте раскаленного добела потока лавы, стекающего по склону вулкана, или о бушующей красно–оранжевой стене пламени и разлетающихся искрах неистового лесного пожара. Все они были скромными, потенциально разрушительными проявлениями неизмеримо могучих сил природы, которыми лучше любоваться в небольших дозах и, желательно, издали.
Сакай находилась в гиперпространстве уже почти шесть дней и сильно страдала от синдрома гиперпространственных перелетов, сокращенно, СГП. Он возникал в условиях гиперпространства, где видимое движение корабля, которое замечали глаза человека, наблюдающего через иллюминатор, не совпадало с истинным движением корабля, подтверждаемым показаниями приборов на панели управления. Все это, вкупе с постоянно трепещущими полосами света снаружи начинало воздействовать на мозг, перемешивая понятие верха и низа, зада и переда, из–за чего возникала тошнота, головокружение и приступы паники, включающие в себя ошеломляющее ощущение того, что ты увяз в гиперпространстве и совсем не двигаешься. Это было сродни сну или ночному кошмару, от которого ты не можешь очнуться.
Именно из–за этого синдрома иллюминаторы пассажирских салонов не открывались или затемнялись во время перелетов в гиперпространстве. Но пилот не мог позволить себе такую роскошь — лететь вслепую. Путешествия в гиперпространстве были напряженными и потенциально опасными. Пилотов и команды кораблей было необходимо научить жить при таких эффектах, видеть в них оптическую иллюзию и доверять показаниям корабельных приборов.
Нет, она вовсе не была страстным любителем гиперпространственных перелетов. Возможно, некоторые думают, что это странно для пилота–профессионала, но она не видела в этом никаких противоречий. Она любила путешествия в космосе, путешествия сквозь глубокую черноту, которая служила превосходным фоном для проносящихся вихрем, сияющих, подобно бриллиантам, звезд, окружающих ее корабль, чтобы побывать на стольких из них, на скольких она сможет, превращая их одну за другой из далеких пятен света в солнца планетных систем.
Это все, чем она когда–либо хотела заниматься с самого детства, когда отец вывел ее из дома холодной весенней ночью на Аляске, чтобы показать ей различные созвездия, и рассказать истории о каждом из них. Он назвал ей имена стольких звезд, скольких смог, будто каждая из них была не просто далеким светлячком, а другом, у которого она, может быть, когда–нибудь, побывает.
Какими важными для нее стали эти друзья в ночном небе в первые болезненные и суматошные месяцы после развода родителей, когда они с матерью переехали в Гонконг. Она украдкой выбиралась из дома поздней ночью, раскладывала на маленьком заднем дворе шерстяное одеяло и устраивалась смотреть на звездное колесо над головой и думать о них так, будто они были ее друзьями, хотя до них были триллионы и триллионы миль пути. Это делало несколько тысяч миль, отделивших ее от отца, относительно коротким расстоянием при сравнении, и она чувствовала себя ближе к нему.
Однажды она заснула под балдахином звезд, и ее мать, испуганная исчезновением дочери из ее комнаты, в предрассветный час нашла ее во дворе, когда небеса начали светлеть. Вместо того, чтобы поспешить во двор ругать дочь, она приготовила чай, принесла на подносе и, сев рядом с дочерью, мягко разбудила ее. Они сидели вместе, пили чай, и смотрели на восход солнца. Тогда она впервые поговорили о разводе и ее отце без злобы и горечи, вспомнили все счастливые события, какие смогли. Мать убедила ее в том, что в разводе нет ее вины. И, хотя они решили, что больше не могут жить вместе, ее родители до сих пор по–своему любили друг друга. Так что для нее было здорово любить их обоих.
Через год ее мать умерла, и Кэтрин уехала к отцу. Они садились вечерами, смотрели на звезды, и она рассказывала отцу о прошедшем дне. Когда на его глазах появлялись слезы, он вытирал их рукой и на мгновение в сиянии тех же самых неизменных звезд она чувствовала, что ее семья снова вместе.
Хотя сейчас ее отец тоже был мертв, каждый раз, когда она смотрела на звезды, она могла чувствовать присутствие и любовь обоих своих родителей. И это продолжалось, пока она путешествовала среди звезд.
Резкий голос компьютерной системы ворвался в ее грезы.
— Приближаемся к зоне перехода, квадрант 102, координаты: 07/ 48/16 через десять минут, — объявил бортовой компьютер.
— Принято.
Сакай начала готовиться к прыжку в обычный космос и проинструктировала компьютер установить контакт с зоной перехода. Она начала рутинный процесс выхода с большей, чем обычно осторожностью. Ей предстояло выйти в обычный космос через древнейшую из когда–либо обнаруженных зон перехода. В Universal Terraform ее возраст определили примерно в шесть тысяч лет. Хотя все первоначальные зоны перехода были построены на тысячелетия, они могли быть непредсказуемы в обращении, и ей суждено было стать первым человеком, прошедшим через эту. Сакай просмотрела данные с автоматического исследовательского корабля, обнаружившего эту зону перехода и богатую минералами планету около нее. Эти показания не содержали ничего необычного, но Сакай по опыту знала, что на это нельзя полагаться. Каждый прыжок через такую древнюю зону перехода был уникален, и ничто не могло полностью подготовить пилота ко всем неожиданностям. О строителях древнейших зон перехода ничего не было известно — за исключением того, что удалось выяснить при изучении самих зон. Древние были высокоразвитой расой, талантливыми инженерами. Первые зоны перехода они построили, вероятно, более семи тысяч лет назад и, видимо, процветали, как межзвездная цивилизация, примерно 4–5 тыс. лет после этого, а потом исчезли, оставив после себя лишь систему зон перехода. Никаких других следов их цивилизации не было найдено.
Некоторые современные инопланетные цивилизации, такие, как минбарцы и центавриане, наткнулись на зоны перехода во внешних областях своих солнечных систем, исследуя их на своих первых субсветовых звездолетах. Заполучив незашифрованные комплексные коды, необходимые для активизации зон перехода, они стали исследовать гиперпространство в попытке создать карту сети переходов.
Но гиперпространство доказало, что в нем чрезвычайно трудно ориентироваться, и многие из первых кораблей погибли. Те же, кто уцелел, открыли, что определение координат выхода из гиперпространства — чрезвычайно сложная задача. Стала развиваться сеть единообразных маяков для помощи кораблям в определении местоположения зон перехода в хаосе гиперпространства. Никто не знал, каким образом древние осуществляли навигацию в своей сети зон, но, казалось, они не использовали маяков, так что стало ясно, что процесс поиска всех зон перехода древней сети может затянуться на тысячелетия, на которые эти зоны и были рассчитаны. Пока никто не мог предложить более надежного метода поиска, чем слепая удача.
Следующим шагом стало определение принципа работы зон перехода для строительства новых. С этого момента начались поиски квантия–40 для того, чтобы построить и контролировать как можно больше зон перехода. Рассчитывающие на торговлю центавриане стали искать миры, подобные Земле, которым не посчастливилось обнаружить подходящую древнюю зону перехода в своей системе, и продавали им доступ к собственным зонам. Но человечество быстро выяснило, как строить свои зоны перехода и корабли с гиперпространственными двигателями, и окончательно вступило в межзвездное сообщество в качестве равноправного партнера.
— Но в чем тут смысл? — спросил Синклер, — Значит, следуя вашей логике, минбарские души стали возрождаться в телах людей, потому что они теперь хотят стать землянами, а не минбарцами? Как вы можете знать, что не причините мне вред, настаивая на том, чтобы я принял роль минбарца?
— Мы не так понимаем эти события, — сказал Ратенн.
— По–моему, — ответил Синклер, — это все из–за того, что у нас разное понимание вещей, не имеющих точного определения. Мы по–разному объясняем многие вещи. Вы считаете, что жизнь должна быть посвящена служению обществу, и смотрите с неодобрением на растущую склонность вашего народа к жизни для себя, потому что верите в то, что личность не может существовать сама по себе, отдельно от других душ. Что она является всего лишь фрагментом великого озера душ, которое, в свою очередь, является частью, одного Великого озера душ Вселенной. И что отдельная личность сама по себе — Вселенная, ставшая каким–то образом разумной из неразумной материи, и эту сущность можно назвать Богом, который и есть Вселенная. Когда Вселенная погрузится в холод и вечную тьму энтропии, все, включая бога, умрет.
Взглянув на Ратенна, который, кажется, был удивлен тем, что ему это известно, Синклер улыбнулся.
— Я изучал минбарскую культуру. Но, поймите, я не согласен. Если есть Бог, то я верю, что Он существовал всегда, создал нашу Вселенную, и останется даже „когда все звезды умрут”, как писал поэт Рильке. Как и мы, потому что я верю в бессмертную душу, в то, что мы сохраняем свою индивидуальность после смерти. Я не верю, что есть скопления душ, или что душа принадлежит какой–либо расе. Отдельная душа возрождается в избранном теле, которое выбирает на пути своего духовного развития, назовем это так. Душа существует не только ради служения обществу или ради развития качеств одной расы. Я нахожу растущее стремление вашего народа к индивидуализму позитивным, а не негативным признаком.
Впервые Дженимер выглядел изумленным.
— Вы действительно верите, что личные нужды выше нужд общества? Это же приведет к анархии!
— Как не парадоксально, но это так. Меня учили, что мы живем, совершая поступки ради собственных личных нужд, ради развития и спасения своей души, но этим мы также служим нашим близким. Другими словами, вся хитрость в том, чтобы найти соответствующее равновесие между этими двумя понятиями.
Синклер замолчал. Он внезапно вспомнил, как Гарибальди однажды подшутил, сказав ему, что он думает и рассуждает как адвокат–иезуит, и что это худшая комбинация, какую Гарибальди мог представить. Учитывая данную ситуацию, это весьма его позабавило.
— Я хочу быть уверенным в том, что мы абсолютно искренны друг перед другом, — сказал Синклер, — если я возьмусь за это дело, мы должны понимать друг друга.
Впервые Ратенн казался полным надежды.
— Тогда вы присоединитесь к нам и согласитесь возглавить Анла'шок?
Неужели он действительно это сказал? Синклер был слегка удивлен, осознав, что это возможно. Он посмотрел на каждого минбарца: Ратенна, Деленн, Дженимера, Турвала.
— Если я соглашусь, вы должны будете доверять мне, а я — вам. Но вы не были достаточно искренны со мной с того момента, когда я был взят на борт вашего крейсера. Во–первых, вы стерли мои воспоминания о происшедшем. Потом вы тайно устроили мое назначение на Вавилон 5 с единственной целью — удостовериться в том, что я действительно избран для исполнения вашего пророчества. Но вы выжидали. А когда Тени напали на нарнов, вы зашевелились. И вы пригласили меня на Минбар, изолировали от всех контактов с Землей или Вавилоном 5 для того, чтобы помочь мне понять минбарцев и их обычаи, и медленно подвести меня к мысли о том, что я действительно избран для исполнения вашего пророчества. Я ведь не так далек от истины?
— Мы боялись, что вам будет трудно сразу воспринять все это, — спокойно сказал Дженимер, — то, о чем мы вас просим, будет сложным. Мы думали, что это лучше открывать вам по частям, пока вы не будете готовы к тому, чтобы воспринять это.
— Да ну? — ровно сказал Синклер, — Это случилось только потому, что я отказался быть вашей обезьянкой и сорвал ваши планы, отказавшись быть послом. И вы наконец–то решили открыть свои карты. Теперь пора открыть мои. Вы знаете наверняка, как бы я поступил, и что я вообще не верю в пророчества. Неужели вы до сих пор уверены, что я тот, кто подходит для командования Анла'шок?
— Да, — сказал Дженимер. — Как никто другой. Есть множество пророчеств, в которые вы можете не верить, но они все равно сбудутся.
Синклер засмеялся. Это было неожиданный взрыв веселья, что сделало его еще более похожим на лидера минбарцев.
— Самое важное пророчество гласит, что раса, обладающая другой половиной нашей души, должна присоединиться к нам в этой войне. Мы принадлежим к тем, кто считает, что люди и являются этой другой половиной. И поэтому в Анла'шок надо принимать как минбарцев, так и людей.
И снова минбарцы поразили Синклера. Он был уверен, что обычно стремящиеся к изоляции и шовинистически настроенные минбарцы никогда не рискнут объединиться для совместных действий с другой расой, кроме разве что таинственных ворлонцев, которые, кажется больше диктуют, чем сотрудничают, и уж тем более никогда не пустят чужаков в организацию, подобную рейнджерам, сердце и душу минбарской истории и традиций.
— Вы — единственный, кто сможет воплотить это в жизнь, — мягко настаивал Дженимер, — вы подходите под все требования пророчества, определяющие нового Энтил'За. Вы первый и лучший воин, опытный военачальник, снискавший уважение среди людей и минбарцев. Даже среди наших воинов, которые вас ненавидят, вы сохранили уважение к себе. Вы так же сочетаете в себе ум ученого и жреца, как следует из нашего сегодняшнего разговора. Этим вы заслужили уважение почти всех членов касты жрецов. Ваша непритязательность и простота заработали вам уважение большинства мастеров. Наконец, вы знакомы с искусством дипломатии, что очень пригодится вам в дальнейшем, если вы хотите, чтобы минбарцы из всех трех каст и люди вместе работали ради общей цели — победы над Тенями и поддержания мира и справедливости в галактике. Больше нет никого, кто сочетал бы в себе все эти качества. Только вы один можете проложить мост между нашими мирами.
— Если вы не верите в пророчество, тогда мы просим вас присоединиться к нам для того, чтобы одолеть давнего жестокого врага, который уничтожит целые расы и опустошит целые звездные системы, если его не остановить.
Насколько минбарцы верят своим красивым речам, и сколько из этого сказано ради того, чтобы манипулировать другими? Было трудно выяснить истину, особенно в отношении ворлонцев, возвышавшихся над сценой, подобно башням молчаливых отстраненных наблюдателей. Он посмотрел на Деленн, наблюдавшую за ним с выражением такой надежды, что он не мог ее разочаровать.
Она явно верила в то, что сказал Дженимер, и многим рискнула ради этого. Может, стоит повременить с возвращением домой?
— Если я скажу „да”, то как будут отбирать рейнджеров?
Они сами напросились на это. Он был военным и сперва хотел получить ответы на несколько практических вопросов. Например, что за армию они хотят образовать? Насколько он сможет контролировать процесс отбора и тренировок?
Внезапно все оживились, с облегчением вздохнули, некоторые улыбнулись. Ратенн сказал несколько тихих слов Деленн, Дженимер что–то спокойно спросил у Турвала. Тот ограничился односложным ответом.
— Анла'шок традиционно набирали только из военной касты, из тех, кто был рожден в ней или пришел по зову сердца, — сказал Дженимер, — Но мы боимся, что противостояние с лидерами касты воинов сделает слишком сложным набор достаточного числа кандидатов из их рядов. Изучив текст пророчества и историю, мы определили, что настало подходящее время для более свободного набора добровольцев из касты жрецов.
— А как насчет касты мастеров? — спросил Синклер.
— Как членов Анла'шок? — недоверчиво переспросил Дженимер.
Синклер кивнул.
— Это может оказаться неприемлемым для касты воинов, — ответил Дженимер.
— Некоторые верили, — спокойно произнесла Деленн, — что Вален не находил это неприемлемым.
— Тому нет абсолютных доказательств, — возразил Ратенн.
— Если я приму ваше предложение и возглавлю рейнджеров, — сказал Синклер, — то мастера, обладающие соответствующей квалификацией, смогут вступать в ряды Анла'шок на общих основаниях со всеми остальными минбарцами и людьми, даже если это совсем осложнит отношения с кастой воинов.
— Джеффри, я знаю, что вас всегда серьезно беспокоили права рабочих, — сказала Деленн, — но будет трудно убедить воинов. Разумно ли поднимать этот вопрос сейчас, рискуя возрождением рейнджеров? Может, позже…
— Я не могу взяться за это дело, — ответил Синклер, — если не у меня не будет возможности свободно отбирать лучших кандидатов среди вашего народа, пусть даже из неуважаемой касты. Боюсь, что это не подлежит обсуждению.
Дженимер посмотрел на него с крайним возмущением. Но Синклер терпеливо ждал.
— Возможно, это можно будет сделать, — наконец, сказал Дженимер.
— А как насчет людей? — спросил Синклер.
— Это деликатный вопрос, — сказал Дженимер, — Мы не хотели бы привлекать лишнего внимания вашего правительства к этому делу. В действительности, мы бы хотели сохранить сведения о рейнджерах в тайне среди такого узкого круга людей, насколько это возможно.
— Ну, раз публикация объявления во „Вселенной сегодня” не годится, — сказал Синклер — Так как же тогда нам искать кандидатов среди людей?
— Мы можем начать с тех, кто уже прибыл на Минбар, — сказал Ратенн, — мы собрали информацию обо всех прибывших, и вы уже виделись с большей частью из них.
— А, — понимающе сказал Синклер, — Вот почему я лично разговаривал со столькими людьми, скольких вы сумели внести в расписание приемов. Чтобы я смог выяснить, кто больше подходит для вступления в ряды рейнджеров, а кто — нет.
Ратенн кивнул.
— Пока вы исполняете обязанности посла, вы можете продолжать общение со всеми прибывшими с Земли, не привлекая нежелательного внимания. А те, кого вы выберете, будут искать кандидатов среди своих знакомых.
— Так вы согласны? — спросил Дженимер, — Вы присоединитесь к нам в войне и возглавите рейнджеров?
Синклер глубоко вздохнул.
— Еще одно условие. Если вы примете меня как Энтил'За, то примете как Энтил'За–человека. Тем, кто я есть, человеком, таким же, как и другие люди. Если вы согласны с этим, тогда… да.
Во что он ввязался? И что скажет по этому поводу Кэтрин?
— Наша вера также тверда, как и ваша, — сказал Дженимер, — но мы можем принять ваши условия. Но это то же самое, что и разговоры о реинкарнации. Лучше не говорить об этом за пределами этого зала и комнат Серого Совета.
Да, как там говорил Ратенн всего лишь несколько недель назад, на встрече с президентом Кларком, когда они уговаривали Синклера занять должность посла. Оба просили не говорить минбарцам или людям об общих душах. Это может их встревожить, поэтому лучше хранить все в тайне.
Для тех, кто утверждал, что никогда не лжет, минбарцы были мастерами в искусстве утаивания истины.
Впервые Дженимер встал и подошел к Синклеру.
— Как я понимаю, таков обычай вашего народа, когда достигнуто полное согласие между сторонами, — и он протянул ему руку.
Этот жест обрадовал Синклера. Избранный и будущий Энтил'За обменялись рукопожатиями.
— Для стрелы будет мудро помнить о том, что не она выбирает цель.
Синклер пристально посмотрел на ворлонцев, о которых он уже успел забыть. Это прозвучало очень похоже на вызов или угрозу, и исходило от Улкеша. Синклер определил это по несколько иному тону синтезированного голоса, и тому, что Улкеш смотрел на Синклера, а Кош — на Улкеша.
Ворлонец внезапно направился к выходу, проскользнув мимо Синклера, видимо, решив, что встреча подошла к концу. Он сказал эту короткую фразу и ушел, оставив всех в недоумении от мудрых слов.
Вот черт, подумал Синклер. Ему совсем не нравился этот ворлонец. Он подождал, и, когда Улкеш был почти в дверях, отчетливо произнес:
— Это всецело зависит от того, какую стрелу выбрать. Мудрый лучник всегда помнит об этом.
Улкеш на секунду задержался около двери, но так и не обернулся, а потом ушел, больше не сказав ни слова. Мгновение спустя Кош тоже ушел.
Официально, встреча завершилась. Синклеру сказали, что больше ничего нельзя решить, пока не состоится собрание Серого Совета и Совета Старейшин, где Ратенн будет отстаивать возрождение рейнджеров и назначение Синклера в качестве Энтил'За.
Деленн сопровождала Синклера и Ратенна по коридору, а потом попросила Ратенна пойти вперед, чтобы поговорить с Синклером наедине.
Когда они медленно шли по пустым залам большого дворца, Деленн начала прощаться.
— Я уезжаю на Вавилон 5 немедленно, — сказала она. — Моя работа все еще там. И я не могу надолго отлучаться.
Синклер почувствовал, что Вселенная внезапно перевернулась. Теперь Деленн возвращалась на Вавилон 5, а он оставался на Минбаре. Он почувствовал волну сожаления, накатившую на него. Он был так близок к возвращению на любимую станцию, и снова чувство долга толкнуло его в другом направлении.
— Я не смогу присутствовать на Совете, — сказала Деленн, — Но Ратенн будет отстаивать мое мнение и говорить за меня.
— Жаль, что не увижу вас там, — сказал Синклер, — было бы приятно увидеть дружеское лицо, когда возникнут проблемы, в чем я не сомневаюсь. Рад был видеть вас снова. Итак, скажите мне, как дела на станции? Как Гарибальди?
— Он в порядке, — сказала Деленн, — Здоров и готов вернуться к своим обязанностям…
И они начали разговаривать обо всех и всем, что было дорого Синклеру на Вавилоне 5.
Деленн провела Синклера к выходу, где его ждал флаер, а потом исчезла во Дворце.
Синклер поднялся на борт, где его ожидал Ратенн. Маленький корабль взлетел в ночное небо.
— Идея устроить эту встречу принадлежала ворлонцам, — сказал Синклер. Ему хотелось выяснить, как минбарец на это отреагирует.
— Да, — сказал Ратенн, — я пытался выяснить, что значат их слова. Они говорят так редко, что делает их слова наполненными большим смыслом.
— Возможно и так, — сказал Синклер, — но я думаю, что ворлонцы просто несут чушь, чтобы позабавиться над нашими усилиями.
Ратенн казался смущенным.
— Почему ворлонцы должны умышленно говорить чушь, посол? Пожалуйста, извините за вопрос, но как это может быть смешно? Наверняка, это невежливо.
Синклер улыбнулся, глядя на озадаченного минбарца.
— Думаю, что у минбарцев очень утонченный юмор, Ратенн. Деленн говорила мне, что минбарцы обучаются юмору, радости и смеху.
— Это верно, посол, — быстро подтвердил Ратенн, — Но ворлонцы не похожи на минбарцев, и я всегда полагал, что они поднялись выше таких простых эмоций как юмор.
— Это может стать большой проблемой, — сказал Синклер.
Ратенн, очевидно, не знал, что ответить.
— Подозреваю, — сказал Синклер, что минбарское чувство юмора очень отличается от земного в некоторых аспектах.
Ратенн кивнул, возможно, чуть сильнее, чем нужно.
— В этом мы совершенно согласны, посол.
— Хорошо, раз уж я возглавил рейндеров, то согласен учиться минбарскому юмору, радости и смеху. Пожалуй, вы начнете это, если расскажете самую лучшую шутку, которую знаете.
— Шутку, посол?
— Шутку. Смешную историю.
— А, вы имеете в виду смешную историю из моей жизни или из жизни кого–нибудь еще?
— Да, именно так, — сказал Синклер, — но я думал больше о чем–то вроде короткого дурацкого анекдота.
— Дурацкого?
Синклер снова засмеялся.
— Вы не понимаете, о чем я, да?
Ратенн с сожалением склонил голову.
— Прошу прощения, посол.
— Нет, нет, Ратенн. Не надо извиняться. Кажется, мы оба еще многому должны научиться друг у друга. Знаете, я никогда еще не благодарил вас за ту помощь, что вы мне оказывали с тех пор, как я прибыл сюда.
— Это большая честь для меня, — сказал Ратенн, явно с облегчением, — И я поищу в своих записях какую–нибудь „шутку” и, если увижу что–нибудь похожее в минбарской культуре, то обязательно вам сообщу.
Синклер снова улыбнулся и вернулся к созерцанию красочного сияния огней Йедора…
Глава 9
в которой дело доходит до одной из древнейших зон перехода, а Кэтрин Сакай поджидает очень неприятный сюрприз
Кэтрин Сакай не любила путешествия в гиперпространстве. Треск энергетических разрядов и каскады постоянно меняющихся, отталкивающе окрашенных, пылающих плазменных облаков были красивыми, но лишь так, как можно сказать о красоте раскаленного добела потока лавы, стекающего по склону вулкана, или о бушующей красно–оранжевой стене пламени и разлетающихся искрах неистового лесного пожара. Все они были скромными, потенциально разрушительными проявлениями неизмеримо могучих сил природы, которыми лучше любоваться в небольших дозах и, желательно, издали.
Сакай находилась в гиперпространстве уже почти шесть дней и сильно страдала от синдрома гиперпространственных перелетов, сокращенно, СГП. Он возникал в условиях гиперпространства, где видимое движение корабля, которое замечали глаза человека, наблюдающего через иллюминатор, не совпадало с истинным движением корабля, подтверждаемым показаниями приборов на панели управления. Все это, вкупе с постоянно трепещущими полосами света снаружи начинало воздействовать на мозг, перемешивая понятие верха и низа, зада и переда, из–за чего возникала тошнота, головокружение и приступы паники, включающие в себя ошеломляющее ощущение того, что ты увяз в гиперпространстве и совсем не двигаешься. Это было сродни сну или ночному кошмару, от которого ты не можешь очнуться.
Именно из–за этого синдрома иллюминаторы пассажирских салонов не открывались или затемнялись во время перелетов в гиперпространстве. Но пилот не мог позволить себе такую роскошь — лететь вслепую. Путешествия в гиперпространстве были напряженными и потенциально опасными. Пилотов и команды кораблей было необходимо научить жить при таких эффектах, видеть в них оптическую иллюзию и доверять показаниям корабельных приборов.
Нет, она вовсе не была страстным любителем гиперпространственных перелетов. Возможно, некоторые думают, что это странно для пилота–профессионала, но она не видела в этом никаких противоречий. Она любила путешествия в космосе, путешествия сквозь глубокую черноту, которая служила превосходным фоном для проносящихся вихрем, сияющих, подобно бриллиантам, звезд, окружающих ее корабль, чтобы побывать на стольких из них, на скольких она сможет, превращая их одну за другой из далеких пятен света в солнца планетных систем.
Это все, чем она когда–либо хотела заниматься с самого детства, когда отец вывел ее из дома холодной весенней ночью на Аляске, чтобы показать ей различные созвездия, и рассказать истории о каждом из них. Он назвал ей имена стольких звезд, скольких смог, будто каждая из них была не просто далеким светлячком, а другом, у которого она, может быть, когда–нибудь, побывает.
Какими важными для нее стали эти друзья в ночном небе в первые болезненные и суматошные месяцы после развода родителей, когда они с матерью переехали в Гонконг. Она украдкой выбиралась из дома поздней ночью, раскладывала на маленьком заднем дворе шерстяное одеяло и устраивалась смотреть на звездное колесо над головой и думать о них так, будто они были ее друзьями, хотя до них были триллионы и триллионы миль пути. Это делало несколько тысяч миль, отделивших ее от отца, относительно коротким расстоянием при сравнении, и она чувствовала себя ближе к нему.
Однажды она заснула под балдахином звезд, и ее мать, испуганная исчезновением дочери из ее комнаты, в предрассветный час нашла ее во дворе, когда небеса начали светлеть. Вместо того, чтобы поспешить во двор ругать дочь, она приготовила чай, принесла на подносе и, сев рядом с дочерью, мягко разбудила ее. Они сидели вместе, пили чай, и смотрели на восход солнца. Тогда она впервые поговорили о разводе и ее отце без злобы и горечи, вспомнили все счастливые события, какие смогли. Мать убедила ее в том, что в разводе нет ее вины. И, хотя они решили, что больше не могут жить вместе, ее родители до сих пор по–своему любили друг друга. Так что для нее было здорово любить их обоих.
Через год ее мать умерла, и Кэтрин уехала к отцу. Они садились вечерами, смотрели на звезды, и она рассказывала отцу о прошедшем дне. Когда на его глазах появлялись слезы, он вытирал их рукой и на мгновение в сиянии тех же самых неизменных звезд она чувствовала, что ее семья снова вместе.
Хотя сейчас ее отец тоже был мертв, каждый раз, когда она смотрела на звезды, она могла чувствовать присутствие и любовь обоих своих родителей. И это продолжалось, пока она путешествовала среди звезд.
Резкий голос компьютерной системы ворвался в ее грезы.
— Приближаемся к зоне перехода, квадрант 102, координаты: 07/ 48/16 через десять минут, — объявил бортовой компьютер.
— Принято.
Сакай начала готовиться к прыжку в обычный космос и проинструктировала компьютер установить контакт с зоной перехода. Она начала рутинный процесс выхода с большей, чем обычно осторожностью. Ей предстояло выйти в обычный космос через древнейшую из когда–либо обнаруженных зон перехода. В Universal Terraform ее возраст определили примерно в шесть тысяч лет. Хотя все первоначальные зоны перехода были построены на тысячелетия, они могли быть непредсказуемы в обращении, и ей суждено было стать первым человеком, прошедшим через эту. Сакай просмотрела данные с автоматического исследовательского корабля, обнаружившего эту зону перехода и богатую минералами планету около нее. Эти показания не содержали ничего необычного, но Сакай по опыту знала, что на это нельзя полагаться. Каждый прыжок через такую древнюю зону перехода был уникален, и ничто не могло полностью подготовить пилота ко всем неожиданностям. О строителях древнейших зон перехода ничего не было известно — за исключением того, что удалось выяснить при изучении самих зон. Древние были высокоразвитой расой, талантливыми инженерами. Первые зоны перехода они построили, вероятно, более семи тысяч лет назад и, видимо, процветали, как межзвездная цивилизация, примерно 4–5 тыс. лет после этого, а потом исчезли, оставив после себя лишь систему зон перехода. Никаких других следов их цивилизации не было найдено.
Некоторые современные инопланетные цивилизации, такие, как минбарцы и центавриане, наткнулись на зоны перехода во внешних областях своих солнечных систем, исследуя их на своих первых субсветовых звездолетах. Заполучив незашифрованные комплексные коды, необходимые для активизации зон перехода, они стали исследовать гиперпространство в попытке создать карту сети переходов.
Но гиперпространство доказало, что в нем чрезвычайно трудно ориентироваться, и многие из первых кораблей погибли. Те же, кто уцелел, открыли, что определение координат выхода из гиперпространства — чрезвычайно сложная задача. Стала развиваться сеть единообразных маяков для помощи кораблям в определении местоположения зон перехода в хаосе гиперпространства. Никто не знал, каким образом древние осуществляли навигацию в своей сети зон, но, казалось, они не использовали маяков, так что стало ясно, что процесс поиска всех зон перехода древней сети может затянуться на тысячелетия, на которые эти зоны и были рассчитаны. Пока никто не мог предложить более надежного метода поиска, чем слепая удача.
Следующим шагом стало определение принципа работы зон перехода для строительства новых. С этого момента начались поиски квантия–40 для того, чтобы построить и контролировать как можно больше зон перехода. Рассчитывающие на торговлю центавриане стали искать миры, подобные Земле, которым не посчастливилось обнаружить подходящую древнюю зону перехода в своей системе, и продавали им доступ к собственным зонам. Но человечество быстро выяснило, как строить свои зоны перехода и корабли с гиперпространственными двигателями, и окончательно вступило в межзвездное сообщество в качестве равноправного партнера.