Страница:
В войне — в общем и целом — многие оказывались лучше греков, причем многократно. Но никто никогда не был лучше в сражении. Греческие гоплиты на древних полях сражений считались самыми ужасными противниками. Они ввели в воинское дело стиль кровавого сражения лицом к лицу, который шокировал их оппонентов.
Ахилл вернулся к жизни, заново родились Аяксы. Та же кровь текла в венах мрачных людей, в тот день продвигавшихся вперед рядом с Велисарием. Броня стала другой. Оружие изменилось. Они ехали вперед на спинах коней, а не шли фалангами. Но это все равно были те же крепкие, очень стойкие греки.
Теперь осталось полмили. Сирийские кавалеристы все еще кружили на участке, отделяющем Велисария от наступающей армии малва. Велисарий просил сирийцев действовать в стиле гуннов. Сами гунны не могли бы выполнить работу лучше. Атака, осыпать врага градом стрел, отступить. Но не просто отступать, а посылать стрелы через плечо. Контратака, осыпать градом стрел, отступить, ввернуться. Вперед, отступить. Убивать, калечить, наносить раны — и убегать, спасая свои шкуры.
Велисарий наконец смог увидеть некоторых из приближающейся армии малва. Он чувствовал их ярость, их просто трясло от сирийской тактики. Полные собственной надменности, малва думали только о том, чтобы побыстрее наброситься на выводящую их из себя армию. Передние подразделения неслись вперед, забыв о боевом порядке. Йетайцы, разбросанные среди них, не подгоняли малва. В этом не было необходимости. Сами йетайцы тоже казались пораженными, разъяренными и хотели побыстрее наброситься на врага.
Войска малва мало знали Месопотамию, йетайцы — еще меньше. Не знали о костях, усыпавших эту землю, костях римских солдат которые часто совершали ту же ошибку. Парфяне разбили Красса и его легионы, полтысячелетия назад, не очень далеко от этого места.
Больше всего Велисария беспокоило, что малва воспользуются ракетами раньше, чем его собственные войска. Его не особо волновали потери. Ракеты малва не отличались точностью и не должны были принести много зла людям. Но он боялся, что шум, создаваемый летящими ракетами, шипение и вырывающийся из хвоста огонь приведут в панику часть лошадей, на которых ехали войска из гарнизона Константинополя. Да, константинопольские войска сидели на самых крепких и мощных лошадях из доступных. Но они или вообще никогда не встречались с ракетами, или у них было мало опыта, по сравнению с опытом столкновений с пороховым оружием сирийской и фракийской конниц.
Однако стало очевидно, что массированного ракетного огня не будет. Как Велисарий и надеялся, тактика легкой сирийской конницы быстро привела войска малва в смятение, и кшатрии не могли найти четкую цель. А теперь стало слишком поздно. Копыта тысяч лошадей — союзников и врагов — подняли клубы пыли, и командующие малва, находившиеся в центре войска, теперь не видели даже первые ряды своих воинов, не говоря уже про врага. Они не смогут увидеть и бросок тяжелой конницы Константинополя. Конечно, они его услышат. Даже в шуме битвы бросок двух тысяч катафрактов заставит землю содрогнуться. Но звук грома — не совсем подходящая цель для ракеты, да и в любом случае этот гром будет греметь недолго. После того как катафракты столкнутся с врагом, ракеты убьют гораздо больше воинов малва, чем римлян.
Велисарий пришпорил коня. Нет, он не понесся галопом, просто поехал немного побыстрее. Находившиеся по обеим сторонам от полководца войска тоже убыстрили темп, чтобы ехать вровень с ним. Гектонтархи и декархи поддерживали нужное формирование. Линии катафрактов оставались такими же ровными, как если бы их вычертили чернилами. Это были те же греки, чьи предки шли при Марафоне.
Пятьсот ярдов. Хотя они подошли ближе, враг полностью исчез — его проглотила пыль, висевшая над полем, ее не уносил поднявшийся легкий ветерок.
Четыреста ярдов.
Из пыли галопом выскочило небольшое подразделение арабских кавалеристов. Они направились прямо на приближающихся греков. Когда они приблизились, Велисарий узнал Аббу.
Начальник разведгруппы пронесся мимо полководца, неистово улюлюкая. У него по щеке текла кровь — из небольшого пореза, но казалось, что никаким другим образом старый воин не пострадал.
Мгновение спустя Аббу оказался рядом с Велисарием. Его конь тяжело раздувал бока и весь покрылся потом, но животное ни в коей мере не казалось усталым.
И определенно не устал Аббу.
— С приверженцами Лахмидов покончено! — весело крикнул он. — Побили их, как собак! Загнали в реку!
Велисарий ответил улыбкой на жуткую улыбку варвара.
— Всех? — Аббу хмыкнул.
— Лахмиды! Вонючие Лахмиды — это не бедуины, полководец Велисарий. Речные крысы. Прячущиеся по оазисам. Умрут от страха в настоящей пустыне. Уверен: сейчас большинство из них бегут по берегу Евфрата. Неважно. Их ты больше не увидишь. Много дней. А может, и никогда.
Он опять презрительно хмыкнул.
— Трахают верблюдов. И их даже нельзя назвать извращенцами. Слишком глупы, чтобы знать разницу между женщиной и верблюдом.
Он еще раз хмыкнул.
— Конечно, их трудно обвинять. Их женщины страшнее верблюдов. И более мерзкие.
Триста ярдов. Внезапно впереди показалась группа сирийцев. Последние оторвавшиеся от врага. Затем, секунду или две спустя в пыли появились первые ряды кавалерии малва. В ярости неслись галопом.
Велисарий заметил, как загорелись глаза Аббу. В это мгновение опытный ветеран на самом деле очень походил на пирата, который внезапно заметил сундук с золотом.
Полководец рассмеялся.
— Пусти, Аббу. Теперь это наша работа. — Он кивнул назад. — Иди. Собери своих людей. Присоединяйся к Кутзесу и сирийцам. Я хочу быть уверен, что вы там, готовые прикрыть нас, в особенности слева, когда мы сами будем отступать. Я не хочу, чтобы малва — кто-либо из малва — попал в лес и обнаружил наш сюрприз раньше времени.
Аббу фыркнул.
— Беспокойся о чем-нибудь еще, полководец. О чем угодно. Никто из малва в лес не пройдет.
Он стал разворачивать коня, в последний раз бросив взгляд на Малва. Двести пятьдесят ярдов.
— Да поможет тебе Бог, полководец Велисарий.
Теперь были видны сотни кавалеристов малва. Возможно, тысяча. Было трудно определить точно, поскольку они были сильно дезорганизованы.
Вражеские войска наконец заметили приближающихся к ним тяжеловооруженных катафрактов. У некоторых явно появились запоздалые сожаления о бессмысленном броске — судя по попыткам развернуть коней. Но эти попытки тут же пресекли йетайцы. И армия малва на самом деле больше напоминавшая толпу, продолжила наступление.
Двести ярдов. Катафракты достали луки, приготовили стрелы,
Время пришло.
Велисарий отдал приказ. Трубы протрубили громко и резко. Римские катафракты остановили коней. Как только животные встали, все две тысячи наездников поднялись в стременах. Вложив в выстрел силу груди и плеч, они натянули луки и одновременно отправили стрелы в полет.
Катафракты стояли четырьмя рядами, причем в шахматном порядке, чтобы передние не мешали стрелять следующим. Если считать коридоры, оставленные, как пути отхода для сирийцев, то лучники Константинополя занимали более мили поля. Поскольку стреляли они одновременно, их действия были скоординированы, туча стрел посылалась на небольшое расстояние, то их стрелы смели первые ряды наступающих малва так, словно по тем прошлась гигантская коса.
По меньшей мере половина стрел пролетала мимо и их жуткие наконечники вошли в мягкую землю. Но сотни не вошли, и большая часть из этих сотен принесла или смерть, или ужасные раны. Никакие луки в мире не были настолько мощными, как луки катафрактов, лишь немногие наконечники стрел — такими же острыми, и никакие — такими же тяжелыми.
Малва пошатнулись. Многие орали и визжали — некоторые от шока и агонии, другие от страха и неверия. Их легкие доспехи против этих невероятных стрел оказались подобны тонкой ткани. Велисарий подал сигнал. Трубы снова протрубили. Катафракты убрали луки и протянули руки за копьями. В течение нескольких секунд они снова привели коней в движение. Две армии разделяло не более сотни ярдов, когда римляне тронулись с места. Это расстояние быстро сократилось.
По иронии большую часть расстояния сократили сами малва — истекающие кровью, побитые, изувеченные. Малва из передних рядов, выжившие после выпущенных в них стрел, неслись вперед сумасшедшим галопом, в отчаянии стараясь приблизиться к врагу, чтобы только в них не успели выпустить следующую порцию стрел. Это была естественная реакция — на самом деле неизбежная реакция, как заранее знал Велисарий, но все закончилось кошмаром. Человек, сидящий на несущейся галопом лошади, должен концентрироваться в основном на том, как удержаться в седле. Это особенно относилось к коннице малва, у которых не было стремян, как у их римских противников. Сидящие в седле без стремян люди просто не могут эффективно пользоваться оружием, несмотря на всю ярость атаки.
Римские катафракты со своей стороны не пускали коней галопом. Да, они тронулись с места, но пустили коней кентером, концентрируя свое внимание на убийственной работе. Их стопы покоились в стременах, они не боялись свалиться наземь, выпав из седла, уверенно и крепко держали копья и целились наконечниками.
Когда через несколько секунд две конницы встретились, началась чистая бойня.
Всадники малва оказались лучше вооружены и имели лучшие доспехи, чем пехотинцы. Но по римским или персидским стандартам они считались не более чем легкой конницей. У них были тонкие кольчуги, которые просто покрывали тела, в то время как катафракты носили чешуйчатые доспехи, защищавшие не только тело, но также и левую руку и ноги до середины бедра. Шлемы малва представляли собой кожаные шапки, поверх которых были приделаны тонкие металлические пластины, головы катафрактов защищали стальные германские шлемы. Копья малва — в соответствии с традициями кавалерии, еще не знающей стремян — были просто длинными и тонкими. Копья греков оказались в два раза тяжелее и в полтора длиннее.
Йетайцы были подготовлены лучше, чем обычные кавалеристы малва. Тем не менее и они безнадежно уступали как копьеносцы — и уступали бы, даже если бы Велисарий не ввел стремена, которые ему в одном из видений показал Эйд.
Римляне остановили бросок малва по всему фронту. Некоторые малва из первых рядов, по краям наступления, смогли уклониться в сторону. Но большинство просто оказались под копытами. Более пятисот кавалеристов малва умерли или были серьезно ранены во время жестокого столкновения, Половина из них наткнулись грудью на копья, другая половина в течение нескольких секунд была разрублена мечами и топорами катафрактов. И здесь малва тоже проигрывали. Оружие малва не шло ни в какое сравнение по весу с мечами и топорами римлян. Малва боролись против персидских дехганов всего несколько месяцев, римляне же — веками.
В первом крупном столкновении двух армий было задействовано примерно шесть тысяч кавалеристов малва. Менее чем через две кинуты, после того как катафракты выпустили в них град стрел и пошли в атаку, держа копья наизготове, на тот свет отправилось более пятнадцати процентов — а это ужасные цифры, если судить по стандартам любой армии в истории.
Затем кровопролитие усилилось. Первые ряды малва были полностью остановлены. Многие из них вместе с лошадьми упали на землю. Те, кто все еще оставались в седле, теряли равновесие, были в отчаянии, шоке.
Малва, рвущиеся вперед из задних рядов, не видели, что происходит впереди, из-за клубов пыли и не слышали из-за общего шума битвы. Продолжая гнать лошадей вперед, они врезались в застывшую массу своих товарищей из первых рядов. Теперь тысячи кавалеристов малва просто смешались и запутались и их вынужденно тащило к римским рядам.
Велисарий планировал приказать отступление после того, как катафракты поработают копьями в первом столкновении. Но теперь, увидев замешательство и путаницу в рядах малва, приказал продолжать сражение. Трубы снова протрубили. Задние ряды катафрактов продвинулись вперед. Проемы, оставлявшиеся ранее для сирийцев, сомкнулись, теперь всадники стояли фактически плечом к плечу.
По обе стороны от Велисария находились Валентин с Анастасией. Сам Велисарий занял место в центре линии. От копья он уже избавился. Его, падая на землю, забрал с собой йетайец — еще во время первого столкновения двух армий. Полководец приготовил меч, не короткий меч, который он предпочитал, а длинный персидский, которым обычно пользовались персидские кавалеристы. Его он носил на перевязи. Велисарий поднялся в стременах и рубанул оказавшегося прямо перед ним врага. Тяжелый меч прошел сквозь тонкий шлем и разрубил череп.
Велисарий высвободил меч из головы убитого и ударил еще одного врага. Потом еще. И еще.
Как и раньше, во время других сражений, ему помогал Эйд. У полководца появились почти сверхъестественная реакция и таинственная способность четко и ясно видеть все вокруг. Но в этом сражении можно было бы обойтись и без помощи Эйда. Это сражение, напоминающее уличную драку, требовало силы и выносливости, а не скорости и ловкости.
Неважно. Велисарий был крупным и сильным мужчиной. Его выносливость развивалась долгими тренировками, сопровождаемыми наставлениями Маврикия, который считал выносливость лучшим другом солдата. А обращаться с мечом его учил Валентин. Ни разу за время последующей схватки Велисарий не допустил ошибки, рубя врагов, ни разу ему не угрожала опасность самому получить увечье. И это было бы так, даже если бы Валентин и не сражался слева от него, точно так же, как гигант Анастасий сражался справа.
Битва оказалась одной из самых диких, которые довелось видеть Велисарию. А уж он-то был не новичок в сражениях. Больше всего она напоминала работу мясника. Солдаты вокруг рубили мясо. Малва из передних рядов едва успевали поднять оружие, так сильно на них давили римляне. Римляне разделались с первым рядом врагов, потом с теми, кто бежал к ним по трупам своих товарищей, потом с теми, кто пришел после.
Несколько минут спустя сражение эффективно завершилось. Греки больше не могли добраться до живых противников: мешали горы трупов.
Малва из передних рядов стали отступать. Те, кто давил на них из задних, наконец поняли, откуда идет волна, и отступили, позволяя сделать то же самое передним. Почувствовав переломный момент, Велисарий решил временно прекратить смертоносную работу. Быстро осмотрел переднюю линию. Он был в самом центре римских рядов и больше не мог видеть ни один из флангов. Но он знал об опасности. Несмотря на все потери, малва значительно превосходили константинопольские войска по численности. Или выполняя приказы командиров — если среди тех найдутся разумные, или просто сами по себе малва скоро ринутся вперед по флангам.
Велисарий отдал два быстрых приказа. Протрубили трубы. Потом еще раз.
Первый приказ касался раненых. Их следовало вынести с поля боя. Услышав соответствующий сигнал трубы, катафракты в ярости и презрении высказали все, что думают о малва. Издаваемые катафрактами звуки походили на крик одного человека — весь константинопольский гарнизон, казалось, слился в одной презрительной насмешке.
— Мы надрали ваши бесполезные задницы. А теперь мы потратим столько времени, сколько нужно, собирая наших перед тем, как уйти. Черт вас побери. И плевать мы на вас хотели. Не нравится? А ну-ка попробуйте нам помешать!
Несмотря на всю браваду, греки зря времени не теряли. Они были ветеранами и, как и их полководец, знали: очень опасно допустить окружение по флангам. Поэтому один катафракт помогал другому. Они быстро собрали раненых и убитых и разместили их на лошадях.
Это не отняло много времени, хотя греки и проверили тщательно, чтобы не оставить никого из своих под трупами малва. Их потери были невероятно малы — гораздо легче, чем они ожидали, гораздо. Они поразились, поняв, сколько тел на самом деле придется увозить с поля боя.
Отступление началось. До начала сражения оно волновало Велисария. Всегда сложно держать под контролем солдат в такое время, даже самых лучших. Всегда охватывает желание продолжать погоню. После яростной победной схватки хочется сражаться дальше. Но только не отступать. А если войска начинают отступление то не могут должным образом сохранять порядок.
Но не в этот раз. Через несколько секунд Велисарий уже знал: опасаться ему нечего. Было очевидно: константинопольские войска даже не считали, что отступают. Они просто уходили, потому что в этом месте в это время им больше нечего делать.
Легким галопом, не быстрее. Построение возобновилось, причем почти правильное.
Во время отступления Велисарий занял место в арьергарде, точно так же, как занимал в авангарде во время наступления. Греки это тоже заметили, и по их рядам пронесся клич:
— Велисарий! Велисарий!
Он улыбнулся и даже помахал, но больше никак не признал восхищение. Большую часть времени на протяжении неторопливого отступления он смотрел через плечо. Наблюдал за врагом. Прикидывал. Строил догадки. Оценивал.
Велисарий заметил, как сирийские и арабские подразделения продвигаются вперед, готовые своим огнем прикрыть отступающих катафрактов. Он махнул им, показывая: их усилия не требуются, Да, малва пытались их преследовать. Но это совсем не напоминало яростную атаку, в которой участвуют настоящие воины. Это были угрюмые, мрачные, тяжело и неохотно передвигающиеся воины, которых вперед подгоняли орущие йетайцы.
Удовлетворенный Велисарий отвернулся от них и посмотрел на солнце. До полудня еще есть время. Он думал, что командиры малва не смогут отправить свою армию в следующую атаку по меньшей мере часа два. Возможно, и три.
Достаточно времени. Он не получил удовольствия от убийства. Он никогда не получал, ни в одной битве, в которых ему доводилось участвовать. Но он получал удовлетворение от хорошо сделанной работы и намеревался опять выполнить работу хорошо. Через два часа. Возможно, три.
Достаточно времени для ремесленника, занимающегося своим делом.
Глава 19
Ахилл вернулся к жизни, заново родились Аяксы. Та же кровь текла в венах мрачных людей, в тот день продвигавшихся вперед рядом с Велисарием. Броня стала другой. Оружие изменилось. Они ехали вперед на спинах коней, а не шли фалангами. Но это все равно были те же крепкие, очень стойкие греки.
Теперь осталось полмили. Сирийские кавалеристы все еще кружили на участке, отделяющем Велисария от наступающей армии малва. Велисарий просил сирийцев действовать в стиле гуннов. Сами гунны не могли бы выполнить работу лучше. Атака, осыпать врага градом стрел, отступить. Но не просто отступать, а посылать стрелы через плечо. Контратака, осыпать градом стрел, отступить, ввернуться. Вперед, отступить. Убивать, калечить, наносить раны — и убегать, спасая свои шкуры.
Велисарий наконец смог увидеть некоторых из приближающейся армии малва. Он чувствовал их ярость, их просто трясло от сирийской тактики. Полные собственной надменности, малва думали только о том, чтобы побыстрее наброситься на выводящую их из себя армию. Передние подразделения неслись вперед, забыв о боевом порядке. Йетайцы, разбросанные среди них, не подгоняли малва. В этом не было необходимости. Сами йетайцы тоже казались пораженными, разъяренными и хотели побыстрее наброситься на врага.
Войска малва мало знали Месопотамию, йетайцы — еще меньше. Не знали о костях, усыпавших эту землю, костях римских солдат которые часто совершали ту же ошибку. Парфяне разбили Красса и его легионы, полтысячелетия назад, не очень далеко от этого места.
Больше всего Велисария беспокоило, что малва воспользуются ракетами раньше, чем его собственные войска. Его не особо волновали потери. Ракеты малва не отличались точностью и не должны были принести много зла людям. Но он боялся, что шум, создаваемый летящими ракетами, шипение и вырывающийся из хвоста огонь приведут в панику часть лошадей, на которых ехали войска из гарнизона Константинополя. Да, константинопольские войска сидели на самых крепких и мощных лошадях из доступных. Но они или вообще никогда не встречались с ракетами, или у них было мало опыта, по сравнению с опытом столкновений с пороховым оружием сирийской и фракийской конниц.
Однако стало очевидно, что массированного ракетного огня не будет. Как Велисарий и надеялся, тактика легкой сирийской конницы быстро привела войска малва в смятение, и кшатрии не могли найти четкую цель. А теперь стало слишком поздно. Копыта тысяч лошадей — союзников и врагов — подняли клубы пыли, и командующие малва, находившиеся в центре войска, теперь не видели даже первые ряды своих воинов, не говоря уже про врага. Они не смогут увидеть и бросок тяжелой конницы Константинополя. Конечно, они его услышат. Даже в шуме битвы бросок двух тысяч катафрактов заставит землю содрогнуться. Но звук грома — не совсем подходящая цель для ракеты, да и в любом случае этот гром будет греметь недолго. После того как катафракты столкнутся с врагом, ракеты убьют гораздо больше воинов малва, чем римлян.
Велисарий пришпорил коня. Нет, он не понесся галопом, просто поехал немного побыстрее. Находившиеся по обеим сторонам от полководца войска тоже убыстрили темп, чтобы ехать вровень с ним. Гектонтархи и декархи поддерживали нужное формирование. Линии катафрактов оставались такими же ровными, как если бы их вычертили чернилами. Это были те же греки, чьи предки шли при Марафоне.
Пятьсот ярдов. Хотя они подошли ближе, враг полностью исчез — его проглотила пыль, висевшая над полем, ее не уносил поднявшийся легкий ветерок.
Четыреста ярдов.
Из пыли галопом выскочило небольшое подразделение арабских кавалеристов. Они направились прямо на приближающихся греков. Когда они приблизились, Велисарий узнал Аббу.
Начальник разведгруппы пронесся мимо полководца, неистово улюлюкая. У него по щеке текла кровь — из небольшого пореза, но казалось, что никаким другим образом старый воин не пострадал.
Мгновение спустя Аббу оказался рядом с Велисарием. Его конь тяжело раздувал бока и весь покрылся потом, но животное ни в коей мере не казалось усталым.
И определенно не устал Аббу.
— С приверженцами Лахмидов покончено! — весело крикнул он. — Побили их, как собак! Загнали в реку!
Велисарий ответил улыбкой на жуткую улыбку варвара.
— Всех? — Аббу хмыкнул.
— Лахмиды! Вонючие Лахмиды — это не бедуины, полководец Велисарий. Речные крысы. Прячущиеся по оазисам. Умрут от страха в настоящей пустыне. Уверен: сейчас большинство из них бегут по берегу Евфрата. Неважно. Их ты больше не увидишь. Много дней. А может, и никогда.
Он опять презрительно хмыкнул.
— Трахают верблюдов. И их даже нельзя назвать извращенцами. Слишком глупы, чтобы знать разницу между женщиной и верблюдом.
Он еще раз хмыкнул.
— Конечно, их трудно обвинять. Их женщины страшнее верблюдов. И более мерзкие.
Триста ярдов. Внезапно впереди показалась группа сирийцев. Последние оторвавшиеся от врага. Затем, секунду или две спустя в пыли появились первые ряды кавалерии малва. В ярости неслись галопом.
Велисарий заметил, как загорелись глаза Аббу. В это мгновение опытный ветеран на самом деле очень походил на пирата, который внезапно заметил сундук с золотом.
Полководец рассмеялся.
— Пусти, Аббу. Теперь это наша работа. — Он кивнул назад. — Иди. Собери своих людей. Присоединяйся к Кутзесу и сирийцам. Я хочу быть уверен, что вы там, готовые прикрыть нас, в особенности слева, когда мы сами будем отступать. Я не хочу, чтобы малва — кто-либо из малва — попал в лес и обнаружил наш сюрприз раньше времени.
Аббу фыркнул.
— Беспокойся о чем-нибудь еще, полководец. О чем угодно. Никто из малва в лес не пройдет.
Он стал разворачивать коня, в последний раз бросив взгляд на Малва. Двести пятьдесят ярдов.
— Да поможет тебе Бог, полководец Велисарий.
Теперь были видны сотни кавалеристов малва. Возможно, тысяча. Было трудно определить точно, поскольку они были сильно дезорганизованы.
Вражеские войска наконец заметили приближающихся к ним тяжеловооруженных катафрактов. У некоторых явно появились запоздалые сожаления о бессмысленном броске — судя по попыткам развернуть коней. Но эти попытки тут же пресекли йетайцы. И армия малва на самом деле больше напоминавшая толпу, продолжила наступление.
Двести ярдов. Катафракты достали луки, приготовили стрелы,
Время пришло.
Велисарий отдал приказ. Трубы протрубили громко и резко. Римские катафракты остановили коней. Как только животные встали, все две тысячи наездников поднялись в стременах. Вложив в выстрел силу груди и плеч, они натянули луки и одновременно отправили стрелы в полет.
Катафракты стояли четырьмя рядами, причем в шахматном порядке, чтобы передние не мешали стрелять следующим. Если считать коридоры, оставленные, как пути отхода для сирийцев, то лучники Константинополя занимали более мили поля. Поскольку стреляли они одновременно, их действия были скоординированы, туча стрел посылалась на небольшое расстояние, то их стрелы смели первые ряды наступающих малва так, словно по тем прошлась гигантская коса.
По меньшей мере половина стрел пролетала мимо и их жуткие наконечники вошли в мягкую землю. Но сотни не вошли, и большая часть из этих сотен принесла или смерть, или ужасные раны. Никакие луки в мире не были настолько мощными, как луки катафрактов, лишь немногие наконечники стрел — такими же острыми, и никакие — такими же тяжелыми.
Малва пошатнулись. Многие орали и визжали — некоторые от шока и агонии, другие от страха и неверия. Их легкие доспехи против этих невероятных стрел оказались подобны тонкой ткани. Велисарий подал сигнал. Трубы снова протрубили. Катафракты убрали луки и протянули руки за копьями. В течение нескольких секунд они снова привели коней в движение. Две армии разделяло не более сотни ярдов, когда римляне тронулись с места. Это расстояние быстро сократилось.
По иронии большую часть расстояния сократили сами малва — истекающие кровью, побитые, изувеченные. Малва из передних рядов, выжившие после выпущенных в них стрел, неслись вперед сумасшедшим галопом, в отчаянии стараясь приблизиться к врагу, чтобы только в них не успели выпустить следующую порцию стрел. Это была естественная реакция — на самом деле неизбежная реакция, как заранее знал Велисарий, но все закончилось кошмаром. Человек, сидящий на несущейся галопом лошади, должен концентрироваться в основном на том, как удержаться в седле. Это особенно относилось к коннице малва, у которых не было стремян, как у их римских противников. Сидящие в седле без стремян люди просто не могут эффективно пользоваться оружием, несмотря на всю ярость атаки.
Римские катафракты со своей стороны не пускали коней галопом. Да, они тронулись с места, но пустили коней кентером, концентрируя свое внимание на убийственной работе. Их стопы покоились в стременах, они не боялись свалиться наземь, выпав из седла, уверенно и крепко держали копья и целились наконечниками.
Когда через несколько секунд две конницы встретились, началась чистая бойня.
Всадники малва оказались лучше вооружены и имели лучшие доспехи, чем пехотинцы. Но по римским или персидским стандартам они считались не более чем легкой конницей. У них были тонкие кольчуги, которые просто покрывали тела, в то время как катафракты носили чешуйчатые доспехи, защищавшие не только тело, но также и левую руку и ноги до середины бедра. Шлемы малва представляли собой кожаные шапки, поверх которых были приделаны тонкие металлические пластины, головы катафрактов защищали стальные германские шлемы. Копья малва — в соответствии с традициями кавалерии, еще не знающей стремян — были просто длинными и тонкими. Копья греков оказались в два раза тяжелее и в полтора длиннее.
Йетайцы были подготовлены лучше, чем обычные кавалеристы малва. Тем не менее и они безнадежно уступали как копьеносцы — и уступали бы, даже если бы Велисарий не ввел стремена, которые ему в одном из видений показал Эйд.
Римляне остановили бросок малва по всему фронту. Некоторые малва из первых рядов, по краям наступления, смогли уклониться в сторону. Но большинство просто оказались под копытами. Более пятисот кавалеристов малва умерли или были серьезно ранены во время жестокого столкновения, Половина из них наткнулись грудью на копья, другая половина в течение нескольких секунд была разрублена мечами и топорами катафрактов. И здесь малва тоже проигрывали. Оружие малва не шло ни в какое сравнение по весу с мечами и топорами римлян. Малва боролись против персидских дехганов всего несколько месяцев, римляне же — веками.
В первом крупном столкновении двух армий было задействовано примерно шесть тысяч кавалеристов малва. Менее чем через две кинуты, после того как катафракты выпустили в них град стрел и пошли в атаку, держа копья наизготове, на тот свет отправилось более пятнадцати процентов — а это ужасные цифры, если судить по стандартам любой армии в истории.
Затем кровопролитие усилилось. Первые ряды малва были полностью остановлены. Многие из них вместе с лошадьми упали на землю. Те, кто все еще оставались в седле, теряли равновесие, были в отчаянии, шоке.
Малва, рвущиеся вперед из задних рядов, не видели, что происходит впереди, из-за клубов пыли и не слышали из-за общего шума битвы. Продолжая гнать лошадей вперед, они врезались в застывшую массу своих товарищей из первых рядов. Теперь тысячи кавалеристов малва просто смешались и запутались и их вынужденно тащило к римским рядам.
Велисарий планировал приказать отступление после того, как катафракты поработают копьями в первом столкновении. Но теперь, увидев замешательство и путаницу в рядах малва, приказал продолжать сражение. Трубы снова протрубили. Задние ряды катафрактов продвинулись вперед. Проемы, оставлявшиеся ранее для сирийцев, сомкнулись, теперь всадники стояли фактически плечом к плечу.
По обе стороны от Велисария находились Валентин с Анастасией. Сам Велисарий занял место в центре линии. От копья он уже избавился. Его, падая на землю, забрал с собой йетайец — еще во время первого столкновения двух армий. Полководец приготовил меч, не короткий меч, который он предпочитал, а длинный персидский, которым обычно пользовались персидские кавалеристы. Его он носил на перевязи. Велисарий поднялся в стременах и рубанул оказавшегося прямо перед ним врага. Тяжелый меч прошел сквозь тонкий шлем и разрубил череп.
Велисарий высвободил меч из головы убитого и ударил еще одного врага. Потом еще. И еще.
Как и раньше, во время других сражений, ему помогал Эйд. У полководца появились почти сверхъестественная реакция и таинственная способность четко и ясно видеть все вокруг. Но в этом сражении можно было бы обойтись и без помощи Эйда. Это сражение, напоминающее уличную драку, требовало силы и выносливости, а не скорости и ловкости.
Неважно. Велисарий был крупным и сильным мужчиной. Его выносливость развивалась долгими тренировками, сопровождаемыми наставлениями Маврикия, который считал выносливость лучшим другом солдата. А обращаться с мечом его учил Валентин. Ни разу за время последующей схватки Велисарий не допустил ошибки, рубя врагов, ни разу ему не угрожала опасность самому получить увечье. И это было бы так, даже если бы Валентин и не сражался слева от него, точно так же, как гигант Анастасий сражался справа.
Битва оказалась одной из самых диких, которые довелось видеть Велисарию. А уж он-то был не новичок в сражениях. Больше всего она напоминала работу мясника. Солдаты вокруг рубили мясо. Малва из передних рядов едва успевали поднять оружие, так сильно на них давили римляне. Римляне разделались с первым рядом врагов, потом с теми, кто бежал к ним по трупам своих товарищей, потом с теми, кто пришел после.
Несколько минут спустя сражение эффективно завершилось. Греки больше не могли добраться до живых противников: мешали горы трупов.
Малва из передних рядов стали отступать. Те, кто давил на них из задних, наконец поняли, откуда идет волна, и отступили, позволяя сделать то же самое передним. Почувствовав переломный момент, Велисарий решил временно прекратить смертоносную работу. Быстро осмотрел переднюю линию. Он был в самом центре римских рядов и больше не мог видеть ни один из флангов. Но он знал об опасности. Несмотря на все потери, малва значительно превосходили константинопольские войска по численности. Или выполняя приказы командиров — если среди тех найдутся разумные, или просто сами по себе малва скоро ринутся вперед по флангам.
Велисарий отдал два быстрых приказа. Протрубили трубы. Потом еще раз.
Первый приказ касался раненых. Их следовало вынести с поля боя. Услышав соответствующий сигнал трубы, катафракты в ярости и презрении высказали все, что думают о малва. Издаваемые катафрактами звуки походили на крик одного человека — весь константинопольский гарнизон, казалось, слился в одной презрительной насмешке.
— Мы надрали ваши бесполезные задницы. А теперь мы потратим столько времени, сколько нужно, собирая наших перед тем, как уйти. Черт вас побери. И плевать мы на вас хотели. Не нравится? А ну-ка попробуйте нам помешать!
Несмотря на всю браваду, греки зря времени не теряли. Они были ветеранами и, как и их полководец, знали: очень опасно допустить окружение по флангам. Поэтому один катафракт помогал другому. Они быстро собрали раненых и убитых и разместили их на лошадях.
Это не отняло много времени, хотя греки и проверили тщательно, чтобы не оставить никого из своих под трупами малва. Их потери были невероятно малы — гораздо легче, чем они ожидали, гораздо. Они поразились, поняв, сколько тел на самом деле придется увозить с поля боя.
Отступление началось. До начала сражения оно волновало Велисария. Всегда сложно держать под контролем солдат в такое время, даже самых лучших. Всегда охватывает желание продолжать погоню. После яростной победной схватки хочется сражаться дальше. Но только не отступать. А если войска начинают отступление то не могут должным образом сохранять порядок.
Но не в этот раз. Через несколько секунд Велисарий уже знал: опасаться ему нечего. Было очевидно: константинопольские войска даже не считали, что отступают. Они просто уходили, потому что в этом месте в это время им больше нечего делать.
Легким галопом, не быстрее. Построение возобновилось, причем почти правильное.
Во время отступления Велисарий занял место в арьергарде, точно так же, как занимал в авангарде во время наступления. Греки это тоже заметили, и по их рядам пронесся клич:
— Велисарий! Велисарий!
Он улыбнулся и даже помахал, но больше никак не признал восхищение. Большую часть времени на протяжении неторопливого отступления он смотрел через плечо. Наблюдал за врагом. Прикидывал. Строил догадки. Оценивал.
Велисарий заметил, как сирийские и арабские подразделения продвигаются вперед, готовые своим огнем прикрыть отступающих катафрактов. Он махнул им, показывая: их усилия не требуются, Да, малва пытались их преследовать. Но это совсем не напоминало яростную атаку, в которой участвуют настоящие воины. Это были угрюмые, мрачные, тяжело и неохотно передвигающиеся воины, которых вперед подгоняли орущие йетайцы.
Удовлетворенный Велисарий отвернулся от них и посмотрел на солнце. До полудня еще есть время. Он думал, что командиры малва не смогут отправить свою армию в следующую атаку по меньшей мере часа два. Возможно, и три.
Достаточно времени. Он не получил удовольствия от убийства. Он никогда не получал, ни в одной битве, в которых ему доводилось участвовать. Но он получал удовлетворение от хорошо сделанной работы и намеревался опять выполнить работу хорошо. Через два часа. Возможно, три.
Достаточно времени для ремесленника, занимающегося своим делом.
Глава 19
Два с половиной часа спустя враги начали занимать позиции для штурма усадьбы. Силы малва собрались на открытой местности к востоку от усадьбы, примерно в полумиле от прилегающих к ней садов. В первых рядах находились кавалеристы из регулярной армии, вслед за ними — йетайцы. Повозки с ракетами охраняли кушаны. Они остановились в пятидесяти ярдах за первыми рядами. Кшатрии, за которыми присматривали жрецы Махаведы, сняли брезент, покрывающий повозки, и начали выгружать сами ракеты и желоба, из которых выпускаются ракеты. Через несколько минут артиллерийские орудия были собраны. Враги выставили в одну линию восемнадцать приспособлений для выпуска ракет, оставив между ними по тридцать футов.
Из комнаты на втором этаже усадьбы Велисарий при помощи телескопа внимательно изучал занятые малва позиции. Прямо за его спиной стояли командующие сирийскими и константинопольскими войсками, собравшиеся в усадьбе — Бузес и Кутзес, Агафий и Кирилл. Они все внимательно слушали, что говорит Велисарий, оценивая обстановку.
Полководец начал с осмотра ракет, но не стал уделять им много времени. После того как были установлены первые два или три приспособления для стрельбы, он прекрасно понял, что видит. Это был тот же тип ракет, за которыми ему уже доводилось наблюдать — причем с гораздо более близкого расстояния — во время морского сражения с пиратами, когда он плыл в Индию на судне посла малва. В том сражении ракеты разбили арабские суда, но Велисарий не считал, что они добьются того же эффекта здесь.
— Большинство разрушений в битве с пиратами принес огонь, — объяснил он, на мгновение опуская телескоп. — Пиратские галеры, как и все деревянные суда, быстро превратились в факелы.
Увидев удивление на лицах Бузеса и Кутзеса, двое мужчин из Константинополя рассмеялись.
— Эх, фермеры! — фыркнул Кирилл. — Вы думаете, раз судно плывет по морю, то оно не загорится? Чушь. Корабли строятся из самого сухого дерева, которое только можно найти. Но не это самое страшное. Хуже, что…
— …дерево просмолено, — закончил фразу Агафий.
Как и другой грек, Агафий ухмылялся тем особым, вечным образом, который ни с чем не спутаешь. Так моряки всегда подсмеиваются над теми, кто никогда не выходил в море.
— И это не считая оснастку и паруса, — добавил Кирилл. Бузес и Кутзес, фракийцы по национальности, стоящие во главе арийской армии, не обиделись на сарказм греков. В какой-нибудь другой день могли бы. Но только не в тот, когда эти самые греки только что хорошенько поддали врагу. Они просто улыбнулись, пожали плечами и стали изучать внутреннее убранство (или то, то от него осталось) усадьбы новыми просвещенными глазами.
— Тут совсем другое дело, — сказал Велисарий.
Под изысканным убранством и множественными украшениями усадьба казалась такой же огнестойкой, как гранитная вершина холма, Стены были сложены из обожженного кирпича, крыша покрыта черепицей. Ни то, ни другое гореть не станет: ведь и кирпичи, и черепицу обжигали в печи, в огне. И Велисарий был уверен: толстые стены выдержат удары относительно небольших боеголовок ракет.
Да, черепица, скорее всего, раскрошится при прямом попадании ракеты. Однако Велисарий не думал, что будет много прямых попаданий, если будут вообще. Он знал по опыту, что ракеты малва не летят по прямой траектории, их кидает из стороны в сторону, а куда они попадут, не может предугадать никто. Они просто взрываются, когда горящее топливо достигает боеголовки. Чтобы разбить крышу, ракета должна попасть прямо в нее, а не под углом, причем взорваться в строго определенное время. По его оценкам, вероятность подобного была не больше попадания молнии. А если все-таки и случится…
— Может врезаться в крышу, — заметил Бузес. — Черепицу пробьет.
Велисарий пожал плечами.
— Крыша поддерживается тяжелыми балками. Да, балки деревянные. Но это не тонкие доски пиратских галер. Они гораздо толще и, что гораздо важнее, их никто не смолил.
Теперь он стал изучать позиции, занимаемые конницей малва. И снова поделился своими выводами.
— Они начнут с ракет, а потом будет штурм. — Полководец помолчал какое-то время, потом добавил: — Я так думал. Теперь они спешиваются. Пойдет пехота.
— Но это же кавалерия! — запротестовал Кутзес. Велисарий сжал губы, чтобы не улыбнуться. Как он помнил,
Бузес и Кутзес проходили военную подготовку в традициях кавалерии.
Очевидно, молодой фракиец все еще не отделался от типичного для кавалерии презрения к пехоте.
Однако его брат с этим справился.
— Не глупи. Мы же готовили наших как драгунов. Почему бы и малва не сделать то же самое?
— Хорошо сказано, — заметил Велисарий.
На мгновение он оторвался от телескопа и посмотрел на Кутзеса.
— Ты вскоре увидишь, почему я настоял, чтобы мы обучили наших кавалеристов сражаться на своих двоих. Я знаю: ты считаешь это потерей времени…
Он отмахнулся, когда Кутзес попытался возразить.
— Я делал это по вполне определенной причине. Я знал: придет время, и мы сможем вооружить наших драгунов гранатами. И пистолетами, как я надеюсь.
Он кивнул на врага, которого было видно в окно.
— У них уже есть гранаты. Кшатрии раздают их спешившимся кавалеристам.
Велисарий снова приставил телескоп к глазам и продолжил изучать врага.
— Пойдут волнами. Вероятно, один с гранатами на десять простых солдат. Йетайцы распределятся между подразделениями, разбившись на небольшие группки, и будут гнать регулярную армию на штурм. Среди них окажется и часть кшатриев, но большинство останется в центре со жрецами, обслуживая ракеты. Они также станут помогать кушанам охранять повозки. Они могут… Черт побери!
Он напрягся, внимательно глядя в телескоп.
— Черт побери! — снова выругался Велисарий. — Они выводят кушанов. Все две тысячи.
— Пеших? — спросил Агафий.
Велисарий опустил телескоп и кивнул. Затем улыбнулся.
— По моему опыту, кушанам все равно, как сражаться. На своих двоих, на спине коня, в лодках. Это для них не имеет никакого значения. Где бы и как бы они ни сражались, они будут хорошо выполнять свою работу. Очень хорошо.
Он отвернулся от окна. По его позе и выражению лица было очевидно, что он принял решение. Его офицеры подошли поближе.
— Это меняет дело, — объявил Велисарий. — Как вы знаете, я хотел подождать до завтра перед тем, как вводить в дело Маврикия и его ребят.
Он пошлепал по ладони телескопом, подчеркивая свои слова.
— Мы должны разбить этих ублюдков, так или иначе. Но я хочу не только этого, я хочу растереть их в порошок. Лучше всего обратить их в бегство ранним утром, чтобы у нас потом был целый день для преследования.
Офицеры кивнули. Все они, даже два молодых брата, были опытными воинами. Как они знали, битва, выигранная в конце дня, — это битва, выигранная только наполовину. Безжалостное, непрекращающееся преследование, которое может полностью уничтожить отступающего врага, просто невозможно после наступления темноты.
Агафий выглянул в окно.
— У нас еще есть время до полудня, — заметил он. — Если сражение начнется в самое ближайшее время…
Велисарий покачал головой.
— Я хотел, чтобы малва весь день провели здесь. Бились об нас уловами. Мы бы их обескровили, изморили, а потом на рассвете Маврикий с Курушем начали массированную атаку по флангам. Атака сломала бы армию врага, а затем мы выбрались бы из Усадьбы и погнали их.
Из комнаты на втором этаже усадьбы Велисарий при помощи телескопа внимательно изучал занятые малва позиции. Прямо за его спиной стояли командующие сирийскими и константинопольскими войсками, собравшиеся в усадьбе — Бузес и Кутзес, Агафий и Кирилл. Они все внимательно слушали, что говорит Велисарий, оценивая обстановку.
Полководец начал с осмотра ракет, но не стал уделять им много времени. После того как были установлены первые два или три приспособления для стрельбы, он прекрасно понял, что видит. Это был тот же тип ракет, за которыми ему уже доводилось наблюдать — причем с гораздо более близкого расстояния — во время морского сражения с пиратами, когда он плыл в Индию на судне посла малва. В том сражении ракеты разбили арабские суда, но Велисарий не считал, что они добьются того же эффекта здесь.
— Большинство разрушений в битве с пиратами принес огонь, — объяснил он, на мгновение опуская телескоп. — Пиратские галеры, как и все деревянные суда, быстро превратились в факелы.
Увидев удивление на лицах Бузеса и Кутзеса, двое мужчин из Константинополя рассмеялись.
— Эх, фермеры! — фыркнул Кирилл. — Вы думаете, раз судно плывет по морю, то оно не загорится? Чушь. Корабли строятся из самого сухого дерева, которое только можно найти. Но не это самое страшное. Хуже, что…
— …дерево просмолено, — закончил фразу Агафий.
Как и другой грек, Агафий ухмылялся тем особым, вечным образом, который ни с чем не спутаешь. Так моряки всегда подсмеиваются над теми, кто никогда не выходил в море.
— И это не считая оснастку и паруса, — добавил Кирилл. Бузес и Кутзес, фракийцы по национальности, стоящие во главе арийской армии, не обиделись на сарказм греков. В какой-нибудь другой день могли бы. Но только не в тот, когда эти самые греки только что хорошенько поддали врагу. Они просто улыбнулись, пожали плечами и стали изучать внутреннее убранство (или то, то от него осталось) усадьбы новыми просвещенными глазами.
— Тут совсем другое дело, — сказал Велисарий.
Под изысканным убранством и множественными украшениями усадьба казалась такой же огнестойкой, как гранитная вершина холма, Стены были сложены из обожженного кирпича, крыша покрыта черепицей. Ни то, ни другое гореть не станет: ведь и кирпичи, и черепицу обжигали в печи, в огне. И Велисарий был уверен: толстые стены выдержат удары относительно небольших боеголовок ракет.
Да, черепица, скорее всего, раскрошится при прямом попадании ракеты. Однако Велисарий не думал, что будет много прямых попаданий, если будут вообще. Он знал по опыту, что ракеты малва не летят по прямой траектории, их кидает из стороны в сторону, а куда они попадут, не может предугадать никто. Они просто взрываются, когда горящее топливо достигает боеголовки. Чтобы разбить крышу, ракета должна попасть прямо в нее, а не под углом, причем взорваться в строго определенное время. По его оценкам, вероятность подобного была не больше попадания молнии. А если все-таки и случится…
— Может врезаться в крышу, — заметил Бузес. — Черепицу пробьет.
Велисарий пожал плечами.
— Крыша поддерживается тяжелыми балками. Да, балки деревянные. Но это не тонкие доски пиратских галер. Они гораздо толще и, что гораздо важнее, их никто не смолил.
Теперь он стал изучать позиции, занимаемые конницей малва. И снова поделился своими выводами.
— Они начнут с ракет, а потом будет штурм. — Полководец помолчал какое-то время, потом добавил: — Я так думал. Теперь они спешиваются. Пойдет пехота.
— Но это же кавалерия! — запротестовал Кутзес. Велисарий сжал губы, чтобы не улыбнуться. Как он помнил,
Бузес и Кутзес проходили военную подготовку в традициях кавалерии.
Очевидно, молодой фракиец все еще не отделался от типичного для кавалерии презрения к пехоте.
Однако его брат с этим справился.
— Не глупи. Мы же готовили наших как драгунов. Почему бы и малва не сделать то же самое?
— Хорошо сказано, — заметил Велисарий.
На мгновение он оторвался от телескопа и посмотрел на Кутзеса.
— Ты вскоре увидишь, почему я настоял, чтобы мы обучили наших кавалеристов сражаться на своих двоих. Я знаю: ты считаешь это потерей времени…
Он отмахнулся, когда Кутзес попытался возразить.
— Я делал это по вполне определенной причине. Я знал: придет время, и мы сможем вооружить наших драгунов гранатами. И пистолетами, как я надеюсь.
Он кивнул на врага, которого было видно в окно.
— У них уже есть гранаты. Кшатрии раздают их спешившимся кавалеристам.
Велисарий снова приставил телескоп к глазам и продолжил изучать врага.
— Пойдут волнами. Вероятно, один с гранатами на десять простых солдат. Йетайцы распределятся между подразделениями, разбившись на небольшие группки, и будут гнать регулярную армию на штурм. Среди них окажется и часть кшатриев, но большинство останется в центре со жрецами, обслуживая ракеты. Они также станут помогать кушанам охранять повозки. Они могут… Черт побери!
Он напрягся, внимательно глядя в телескоп.
— Черт побери! — снова выругался Велисарий. — Они выводят кушанов. Все две тысячи.
— Пеших? — спросил Агафий.
Велисарий опустил телескоп и кивнул. Затем улыбнулся.
— По моему опыту, кушанам все равно, как сражаться. На своих двоих, на спине коня, в лодках. Это для них не имеет никакого значения. Где бы и как бы они ни сражались, они будут хорошо выполнять свою работу. Очень хорошо.
Он отвернулся от окна. По его позе и выражению лица было очевидно, что он принял решение. Его офицеры подошли поближе.
— Это меняет дело, — объявил Велисарий. — Как вы знаете, я хотел подождать до завтра перед тем, как вводить в дело Маврикия и его ребят.
Он пошлепал по ладони телескопом, подчеркивая свои слова.
— Мы должны разбить этих ублюдков, так или иначе. Но я хочу не только этого, я хочу растереть их в порошок. Лучше всего обратить их в бегство ранним утром, чтобы у нас потом был целый день для преследования.
Офицеры кивнули. Все они, даже два молодых брата, были опытными воинами. Как они знали, битва, выигранная в конце дня, — это битва, выигранная только наполовину. Безжалостное, непрекращающееся преследование, которое может полностью уничтожить отступающего врага, просто невозможно после наступления темноты.
Агафий выглянул в окно.
— У нас еще есть время до полудня, — заметил он. — Если сражение начнется в самое ближайшее время…
Велисарий покачал головой.
— Я хотел, чтобы малва весь день провели здесь. Бились об нас уловами. Мы бы их обескровили, изморили, а потом на рассвете Маврикий с Курушем начали массированную атаку по флангам. Атака сломала бы армию врага, а затем мы выбрались бы из Усадьбы и погнали их.