Дрейк Дэвид. Щит судьбы

   Еще сто пятьдесят стрелков стояли на крышах, растянувшись на пятьдесят ярдов по обеим сторонам дороги, готовые послать огонь на улицу внизу. Остальные бойцы Когорты, вооруженные гранатами, стояли позади стрелков, держа наготове пращи, из которых выпускали гранаты.
   Звуки сражения внутри крепости казались значительно громче, чем раньше. На мгновение ворота крепости начали открываться.
   Затем под аккомпанемент стального лязганья мечей о щиты частично закрылись.
   — Боже, — пробормотал Ашот. — Теперь этому несчастному ублюдку Амброзу придется сражаться, чтобы выбраться из крепости. Куда же он там попал!
   Внезапно ворота крепости широко открылись. Несколько секунд спустя первые катафракты Амброза стали высыпать на улицу.
   Стало сразу же очевидно: вражеские катафракты полностью дезорганизованы, и у них нет лидера.
   — Это не атака! — воскликнул Гермоген. — Они просто пытаются выбраться из крепости.
   — Черт с ними, — прошипела Антонина. — Евфроний!
   Даже не удосужившись оглянуться назад, командующий Когортой махнул рукой. Ближайшие катафракты были не более чем в двухстах ярдах. В радиусе действия лучших метателей гранат.
   — Гранатометчики! — крикнул он. — Огонь!
   Двадцать гренадеров, стоявших в конце, повернулись особенно грациозным способом, свойственным тем, кто управляется с пращей, и отправили снаряды в путь.
   Эти двадцать считались его лучшими гренадерами, а их жены имели самый большой опыт зажигания запалов. Только три гранаты приземлились слишком близко. Ни одна слишком далеко. Только две взорвались слишком поздно, ни одна слишком рано.
   Толпа катафрактов, выбирающихся из крепости — вероятно, теперь их насчитывалось около четырехсот — была разорвана пятнадцатью гранатами, взорвавшимися среди них. Затем, мгновение или два спустя, взорвались еще две, запалы которых оказались слишком длинными и дольше горели.
   На самом деле потери среди самих катафрактов оказались очень малыми. Их тяжелая броня, созданная для того, чтобы предохранять от копий и топориков дехганов, была почти непроницаема для легкой шрапнели гранат. Человек должен был оказаться слишком близко от взрыва гранаты, чтобы его убила сила самого взрыва. Но кони…
   Броня, надетая на животных, была еще тяжелее. Но она концентрировалась на головах, груди и загривках животных. Гранаты, в особенности те, которые взорвались рядом с землей, повредили ноги и брюхо лошадей. И, главное, даже не раненые животные жутко испугались.
   Катафракты Амброза в любом случае являлись только толпой.
   А теперь это оказалась толпа, отчаянно пытавшаяся выйти из-под линии огня. Из ворот выехали новые катафракты, добавив сумятицы. В их направлении выпустили еще одну партию гранат. Большинство лошадей погибли.
   Еще одна партия приземлилась в центре толпы.
   Тогда приверженцы Амброза полностью распались. Они не думали ни о чем, кроме личной безопасности. Разбивались на небольшие группки или просто убегали по одному. Погнали лошадей по улицам Никополиса.
   Направляясь куда? Кто знает? Просто… куда-то в другое место.
   Куда угодно.
   Куда угодно, где простые солдаты не поднимают восстание и не заявляют о неподчинении.
   Куда угодно, где гранаты не разрывают тела.
   Куда угодно, где яркое солнце Египта не слепит их, отражаясь от огромных латунных сисек женщины-великана.
   Куда угодно в другое место.
 
   Антонина захватила потенциального императора два дня спустя. В некотором роде.
   После переговоров о разрешении проехать небольшая группа подчиненных Амброза в сопровождении дюжины катафрактов прибыла ко дворцу префекта, где Антонина устроила штаб.
   И трупа, завернутого в льняной саван.
   Это был Амброз. Бывшего главнокомандующего египетской армии зарезали ножом в спину. Ударили несколько раз.
   — Он заставил нас это сделать.
   — Мы — верные римляне. Вот мы кто. Честно.
   — Он заставил нас это сделать.
   — Мы никогда не будем делать подобное. Никогда.
   — Никогда. Никогда. Никогда. Никогда.
   — Мы обещаем.
 
   Антонина приняла эти заверения. Она даже приняла «верных офицеров» назад в ряды египетской армии. Естественно, понизив в звании. Но она подсластила даже эту пилюлю. Частично объяснением, что требуется освободить места для новых офицеров, которых привез с собой новый командующий. В основном же речью на тему будущих богатств римских солдат, которые они получат в качестве трофеев от малва.
   Офицеры не жаловались. Они радовались уже тому, что их не повесили.
   Ворчали по поводу ее мягкого отношения к катафрактам Амброза, что иронично, только другие солдаты его армии. Им не понравилось, что тех же увальней, против которых они боролись в крепости — вонючих негодяев, которые угрожали их женам, даже выпускали стрелы в одну — так легко спустили с крючка.
   Но кроме ворчания они больше ничего не делали, да и ворчали тихо. В конце концов их собственное положение оставалось несколько неустойчивым.
   Что было, то прошло. Учитывая все обстоятельства.
 
   Кто-то, конечно, должен был заплатить по счетам. Сам Амброз умер, что не остановило Антонину от повешения трупа. Она оставила его качаться на ветру на крепостной стене. Счет представили Павлу и бывшему префекту.
   Обоих нашли после того, как катафракты сбежали. Они скрывались в одной из комнат крепости. Павел все еще вел себя нагло, префект же умолял о пощаде.
   Антонина тут же повесила префекта. Его тело качалось на ветру на огромном перекрестке в центре города, свешиваясь с одной из колонн.
   Павел…
   — Никаких мучеников, — объявила она, отмахиваясь от жаждущих крови советников, за исключением Феодосия. — Казненный префект — это просто мертвый политик. До него никому нет дела, кроме его приятелей, а они не будут страдать дольше одного дня. С другой стороны, религиозный лидер…
   Она выпрямилась на стуле, который служил ей троном в зале приемов дворца префекта. Официально, конечно, власть находилась в руках нового префекта. Но в реальности…
   Он стоял в толпе перед ней. Один среди многих.
   Ее офицеры почти сморщились, увидев выпрямление спины и словно надувание груди. Но на этот раз никакой слепящей вспышки не последовало. Антонина перестала носить кирасу. Просто маленькая женщина держалась гордо. Да, у нее пышные формы. Но она не великанша.
   Вид обычного женского тела, причем знакомого, не позволил им думать, что они могут пойти против ее воли. Великанша она или нет, латунные сиськи или нет, вопрос был решен.
   Сидя на «троне», Антонина объявила:
   — Никаких мучеников.
   Феодосий вздохнул с облегчением. Увидев легкое движение, Антонина обратила на него взор.
   — Что ты рекомендуешь, патриарх? — спросила она, теперь улыбаясь. — Может, надолго отправить его на остров Палмарию? Пусть ухаживает за козлами. Следующие лет пятнадцать-двадцать.
   — Отличная мысль! — воскликнул Феодосий. Затем благочестиво заметил: — Это хорошо для души. Как и всякий простой физический труд. Все это знают. Это постоянная тема лучших проповедей.
   И Павел отправился на Палмарию. В тот же день. Антонина лично проводила его. Стояла на причале, пока его корабль не отплыл.
   Павел все еще негодовал и не смирился. Проклинал ее, называл шлюхой и проституткой, пока его выводили на причал, вели по причалу к судну, а потом с кормы судна, которое повезло его в ссылку.
   Все это время Антонина просто отвечала милой улыбкой. Пока корабль не оказался на полпути к горизонту.
   Тогда и только тогда улыбка сошла с ее лица. Она нахмурилась.
   — Я чувствую себя в некотором роде виноватой, — призналась она. Стоявший рядом с нею Ашот удивился.
   — Из-за Павла? Думаю, ублюдку повезло…
   — Не из-за него, — фыркнула она. — Я думала о несчастных козлах.

Глава 35

   Евфрат.
   Осень 531 года н.э.
   — Так где же атака по флангу? — спросил Маврикий. — Ты помнишь, как предсказывал, что она произойдет именно этой ночью. Примерно неделю назад.
   Велисарий пожал плечами. Он удобно прислонился к грубой каменной стене одной из артиллерийских башен на дамбе и ответил на гневный взгляд Маврикия абсолютно спокойным.
   — Я забыл о переговорах, — объяснил он.
   — О каких переговорах?
   Велисарий показал большим пальцем через плечо на юго-запад.
   — Тех, которые Ормузд ведет с малва на протяжении этих последних дней. — Он опустил руку за кубком, поднес его к губам и стал потягивать содержимое.
   Маврикий с неудовольствием посмотрел на кубок.
   — Как ты можешь пить эту дрянь? Ты перенимаешь привычки местных жителей. Представитель Римской империи, да еще и фракиец по рождению, должен пить вино, а не это… это… персидское…
   Велисарий хитро улыбнулся.
   — Я нахожу свежую воду с добавлением сока лимона и граната очень освежающей, Маврикий. Благодарю Баресманаса за то, что дал мне попробовать напиток.
   Он распрямил спину.
   — Кроме того, если бы я стал пить вино целый день — день за днем, привязанный к этой проклятой дамбе — то к этому времени уже спился бы.
   — Анастасий с Валентином пьют вино, — тут же ответил Маврикий. — Я не заметил даже, чтобы их качало.
   Велисарий холодно посмотрел на двух телохранителей, сидящих менее чем в четырех ярдах.
   Как и Велисарий, Анастасий с Валентином отдыхали в тени артиллерийской башни.
   — С таким весом, как у Анастасия, можно пить по бочке вина в день и не замечать, — проворчал полководец. Услышав его слова, Анастасий с философским спокойствием посмотрел вниз на собственное огромное тело. — Что касается Валентина — ха! Этот человек не только внешне похож на ласку, он может есть и пить, как этот зверек. — Услышав слова главнокомандующего, Валентин посмотрел на свое жилистое тело, с собственной версией философского спокойствия. Которое больше всего напоминало философию ласки, после того как та полакомилась курами в курятнике.
   Внезапно Велисарий резко встал. На самом деле в движении не было смысла. Оно просто выразило состояние полководца после последней недели неподвижности. Приходилось сидеть на дамбе и все время, день за днем, отражать бесконечные атаки и пробные вылазки малва.
   Сражение практически превратилось в осаду. Велисарий считался мастером ведения осады — независимо от того, нападал он или оборонялся — но это был вид военного дела, который лично он ненавидел. Его темпераменту больше подходили маневры, чем простая драка.
   Он даже не чувствовал облегчения — так сказать — от личного в ней участия. В первый день присоединившись к армии на самой дамбе, Велисарий начал участвовать в отражении одной из атак малва. Даже до того, как Анастасий с Валентином смогли его схватить и оттащить назад, сирийские солдаты, защищавшие ту часть стены, стали неистово его отгонять. Либерии и Маврикий, подъехавшие вместе со своими катафрактами, чтобы подбодрить сирийцев, даже отругали его, назвали дураком и идиотом.
   Конечно, холодный, все просчитывающий ум полководца все понял и получил удовлетворение. Только тех командиров, которых искренне ценит армия, так ревностно охраняют их солдаты. Но мужчина внутри полководца горячился, раздражался, ругался, возмущался.
   Полководец взял мужчину за удила. И поэтому в течение недели Велисарий мирился с неизбежным. Он больше ни разу не пытался прямо участвовать в сражении у стены, но каждый день постоянно ездил вдоль линии римских укреплений. Взад и вперед. Подбадривал солдат, советовался с офицерами, организовывал поставку боеприпасов и продовольствия и, в особенности, проводил время с ранеными.
   Валентин с Анастасией ворчали, Эйд горячился, посылая ментальные импульсы: «Ракеты! Очень опасно!», но Велисарий был неумолим. Он знал: его солдаты получают удовлетворение, понимая, что их командующий не находится в центре бойни. Но на подсознательном уровне подбадриваются от его присутствия рядом. В этом он оказался прав. По мере того как проходила неделя, боевой клич его армии изменился.
   Первые два дня кричали: Рим! Рим!
   На третий день, когда он ехал туда и обратно вдоль укреплений, кричали уже его имя. Это все еще было так через неделю после начала сражения. Но его имя больше не использовали в качестве простого приветствия. Им насмехались над врагом, бросали его как вызов. Вся римская армия выкрикивала его имя, чтобы малва знали:
   — Жалкие ублюдки, вы будете повержены. Конец вам.
   — Велисарий! Велисарий!
 
   Велисарий осушил кубок и поставил его на стену с такой силой, что грубое гончарное изделие треснуло.
   Он проигнорировал звук и повернул голову на запад.
   Его глаза горели. Перевалило далеко за полдень, солнце ярко сияло на небе. Он приставил руку козырьком, чтобы защититься от солнца.
   — Ну давай, Ормузд, — проворчал Велисарий. — Решайся. Даже проклятому Богом арийскому принцу не нужна целая неделя, чтобы решиться на предательство.
   Маврикий повернул голову, чтобы посмотреть туда же, куда и Велисарий.
   — Ты думаешь, именно сейчас он и решается на предательство?
   — Рассчитывай на это, Маврикий, — тихо ответил Велисарий. — Могу гарантировать, что каждую ночь на протяжении последней недели эмиссары малва бегали взад и вперед между шатром Ормузда и…
   На мгновение он повернулся на юг. Сильно прищурился, словно только одной силой воли мог разглядеть, что происходит внутри огромного шатра, который малва поставили на левом берегу Евфрата, более чем в миле от места отдыха Велисария. Шатра, где, как был уверен Велисарий, отдавал команды демонический Линк.
   Маврикий мрачно заворчал:
   — Может, ты и прав. Черт побери, я на это надеюсь. Если эта проклятая осада продлится еще долго, мы… а, — он неопределенно махнул рукой, словно смахивал дерьмо, прилипшее к тунике. Велисарий ничего не сказал. Он знал: Маврикий не беспокоится, что малва могут взять дамбу фронтальной атакой. И хилиарх также не беспокоится, что малва могут истощить римлян. Постоянный поток барж, идущих из Карбелы, обеспечивал защитников гораздо лучше, чем нападавших. Римляне могли держать эту полуосаду почти бесконечно.
   Но… они уставали. Уставали физически, уставала нервная система. После яростных атак малва в первые день и ночь, от которых они отказались в пользу бесконечных пробных вылазок и быстрых «мелких уколов», потери были относительно малыми. Но «легкие» потери — это все равно потери. Это люди, убитые, искалеченные, раненые. День за днем, и конца этому не видно.
   — Надеюсь, ты прав, — повторил он. Угрюмо. Велисарий решил, что пора сменить тему.
   — Агафий выживет, — объявил он. — Теперь я в этом практически уверен. Я видел его только вчера.
   Маврикий посмотрел вверх по течению, на медицинские баржи, стоявшие на якоре вне зоны досягаемости ракет малва.
   — Рад это слышать. Я думал…
   Он не закончил фразу, вернее закончил ее неопределенным ворчливым звуком. Не угрюмым на этот раз. Непереводимый звук совмещал восхищение и неверие.
   — Не думал, что он вытянет, — признался Маврикий. — В особенности после того, как он отказался ехать в Карбелу.
   Велисарий кивнул. Большинство пострадавших римлян после установления очередности оказания помощи раненым (целью чего было максимальное количество выживающих) отправлялись в Карбелу. Но Агафий наотрез отказался — даже угрожал насилием, когда Велисарий попытался настаивать. Поэтому он остался, как и его молодая жена. Судаба была так же упряма, как и муж, когда говорил с Велисарием, и не обращала внимания на требования Агафия, заставлявшего ее уехать. И также угрожала насилием.
   На самом деле Велисарий был благодарен. Константинопольскими войсками теперь командовал Кирилл и показал себя очень хорошо на этой должности. Но то, как держался Агафий, поразительно подняло боевой дух армии, и не только греков.
   На протяжении последней недели постоянный поток солдат — фракийцы, сирийцы, иллирийцы, арабы и конечно греки — посетили раненого офицера на барже. Агафий был очень слаб от колоссальной потери крови, и его мучили боли после ампутации одной ноги выше колена, а другой на лодыжке.
   Но мужчина выдерживал все со стоицизмом, который бы опозорил Марка Аврелия, и всегда укреплял намерения посетителей выстоять против малва. От Эйда пришел ментальный импульс:
   «Ты только подумай, какова сила воли этого человека. И как ты должен быть счастлив, имея таких друзей».
   — Да, — прошептал Велисарий. — Да.
   «В будущем таких людей будут воспевать поэты. Через много столетий».
   Велисарий сделал глубокий вдох.
   «В таком случае давай дадим человечеству эти столетия. И все миллионы столетий, которые придут после».

Глава 36

   В тот самый момент, когда Велисарий давал свою молчаливую клятву, сущность из будущего, которая называла себя Линк, допустила катастрофическую ошибку.
   Линк рассчитал возможности. Проанализировал случайности. Оценил варианты выбора. Оценил возможности вражеского командующего так точно и так правильно, столькими способами, что Велисарий был бы поражен, если бы когда-то узнал, как тщательно его измерили.
   Однако его оценивали только как полководца — поскольку Линк понимал лишь это.
   Существо из будущего с его суперчеловеческим умом пробралось до самых глубин извилистого ума Велисария. До самых его корней.
   И полностью упустило человека.
 
   — Значит, Ормузд согласился?
   Подчиненные Линка, занимающие самые высокие должности в армии малва, четверо офицеров, устроившихся на подушках перед стулом, на котором сидела старая женщина, кивнули одновременно.
   — Да, Великая Госпожа Холи, — сказал один. — Он снимет свои войска с места через три часа после захода солнца.
   Линк задумался, оценил, рассчитал, проанализировал.
   Оценил хитрый разум великого полководца Велисария.
   После долгого опыта общения с Великой Госпожой Холи четверо офицеров сидели все эта время молча. Им никогда не приходило в голову что-то советовать. Советы не требовались и были нежелательны. И если Линк и не отличался взрывным характером покойного господина Дживиты, существо было абсолютно безжалостным. Офицеры особо не боялись огромных мужчин с кривыми индийскими саблями, расположившихся между ними и Великой
   Госпожой Холи. Это просто охранники. Но офицерам требовалось только повернуть головы, чтобы увидеть ряд молчаливых наемных убийц, которые ждали, как статуи, в дальнем углу шатра. Линк — Великая Госпожа Холи — уже трижды использовал этих наемных убийц после начала экспедиции. Дважды, чтобы наказать за провал.
   Но также нашелся и офицер, который не смог удержаться от совета.
   Наконец Линк заговорил:
   — Есть возможность. Она маловероятна. Если бы врагом командовал кто-то другой, я бы тут же забыл про нее. Но в данном случае не могу. Не с Велисарием.
   Снова последовала тишина, длилась более минуты. Офицеры малва не стали просить объяснить эти зашифрованные слова. И если бы и попросили, никакого объяснения не последовало бы.
   Линк оценил, проанализировал, рассмотрел варианты. Принял решение.
   — Пошлите кушанов первыми. Всех. Пешком.
   Теперь офицеры явно удивились. Мгновение спустя один из них решился переспросить:
   — Пешком?
   Молчание. Офицер откашлялся.
   — Но, Великая Госпожа Холи, необходимо, чтобы маневр был проведен на высокой скорости. Велисарий поймет, что мы делаем, самое позднее к рассвету. Вполне вероятно раньше. Почти невозможно — даже после отдания самых суровых приказов — сделать так, чтобы такая большая группа людей не производила никаких звуков. И в любом случае мы не контролируем персов.
   — Мы должны доставить первую колонну вверх по реке как можно быстрее. Ту, которая пойдет по флангу, — вставил другой офицер. — Чтобы они перешли Евфрат вброд до того, как Велисарий заблокирует им путь. Для этого нужна конница, Великая Госпожа Холи.
   — Молчать. Я понимаю ваши возражения. Но есть одна возможность, если Велисарий достаточно хитер… Я не могу так рисковать. После переправы йетайцы пойдут вверх по реке. Регулярная конница, которая последует за ними, может привести с собой лошадей кушанов. Они все равно должны добраться до йетайцев вовремя, чтобы удерживать переправу.
   Конечно, офицеры подчинились. Но один из них, более смелый, чем другие, запротестовал в последний раз.
   — Но кушанам потребуется столько времени, если они будут переправляться пешком!
   — В этом все и дело. А теперь делайте, как я сказал.
   Все возражения прекратились. Офицеры поспешили покинуть Шатер, передавая приказ большой армии, которая стояла лагерем ниже дамбы.
   Линк остался в шатре один и продолжал считать. Оценивать. Анализировать.
   Его мысли были уверенными. Линк руководствовался не просто невероятным интеллектом, но также и полученной в последнее время информацией.
   Тут и там в плен брали римских воинов. Их допрашивали. Тех, кто лично знал Велисария, допрашивали под пытками, пока Линк не был удовлетворен, что выжал каждую последнюю крупицу информации, необходимую для полной оценки возможностей врага.
   Было бы лучше, если бы Линк смог допросить перса, выжившего после сражения под Миндусом. Человека по имени Баресманас. Но возможно, нет. Линк не задал бы правильных вопросов. А Баресманас определенно не стал бы добровольно раскрывать информацию, даже под ножом. Но Баресманас мог бы. Мог бы. Он мог бы предупредить сверхсущество малва, что у милосердия есть своя острая сторона. Более острая, чем любое копье или меч, и даже более смертоносная для врага.

Глава 37

   — Наконец-то, — прошипел Велисарий.
   Полководец практически пританцовывал от нетерпения, ожидая, когда его коня подведут к башне, где он на протяжении последней недели держал свой штаб.
   Он был уже в полном вооружении. Велисарий начал надевать доспехи в тот момент, когда услышал первые удары «катюш». Как он и предсказывал, малва пытались перебраться через Нехар Малку по понтонному мосту. Полководец был уверен, что этот маневр обманный, но, как и все хорошо выполняемые отвлекающие маневры, представлял настоящую опасность. Тысячи солдат малва были задействованы в переправе, их поддерживала большая часть их ракетных орудий. К этому времени прошел уже час после начала битвы и сцена к востоку представляла собой мелькающую какофонию. Ракеты, выпускаемые из «катюш», пересекались по пути с ракетами малва. Сирийские солдаты на горе, сложенной из валунов, добавляли к ним горящие стрелы, направляемые на суда на канале. Нехар Малка освещался этими горящими судами.
   В темноте впереди Велисарий смог различить силуэт коня. Он понял, что под уздцы его держит Маврикий.
   — Давно? — спросил полководец.
   Велисарий с трудом различил, как Маврикий в темноте пожал плечами.
   — Кто знает? Персы действуют очень тихо. Гораздо тише, чем я ожидал от упрямых дехганов. Но, как доложили разведчики Аббу, персы уже вывели по крайней мере половину своих сил. На восток, в пустыню.
   Он помолчал и добавил угрюмо:
   — Как ты и предсказывал. — Велисарий кивнул.
   — В таком случае у нас есть немного времени. Аббу… — Маврикий фыркнул.
   — Не дури! Конечно, он занял позицию. Старый арабский козел ерзает даже больше тебя.
   Когда Анастасий помог ему забраться в седло, Велисарий проворчал:
   — Я не ерзаю. Я просто горю желанием побыстрее добраться до врага.
   — «Добраться до врага», — спародировал Маврикий и забрался на своего коня. — Как мы сегодня выражаемся.
   Устроившись в седле, Велисарий улыбнулся. Было очевидно: перспектива действия — наконец! — восстановила его настроение.
   — Вперед, Маврикий. Я думаю, пришло время опять познакомить малва с первым законом битвы.
   Он развернул коня, потянув за удила.
   — Враг прибыл. И я намереваюсь полностью разрушить их планы.
 
   — Что? — спросил он. Маврикий сделал глубокий вдох.
   — Ты слышал, что я сказал. Курьер Аббу сообщает, что малва первыми отправляют через реку кушанов. Пешком — всех. Они даже спешили кушанскую конницу. Батальоны йетайцев тоже собрались на берегу, на лошадях, но те пока не переправляются. За ними, как думает Аббу, собираются кшатрии и регулярная армия малва, но он не уверен. Он не может подобраться достаточно близко.
   Велисарий повернулся и уставился во тьму, приподнялся в стременах, чтобы заглянуть через стену. Он стоял на дороге в восточном конце дамбы, как раз за передними укреплениями. Полководец потянулся за телескопом, но остановил движение почти сразу после того, как начал его. Он уже знал: приспособление не поможет. Ночь стояла безлунная, а малва перебирались через почти пустое русло реки примерно в миле на юг от дамбы. Велисарий ничего не видел, даже при помощи зрения, усиленного Эйдом.
   — Первыми кушаны, без лошадей, — пробормотал он. — Это совершенно не имеет смысла.
   Он почесал подбородок.
   — Если только не…
   — Что если только не? — прошипел Маврикий. Велисарий снова почесал подбородок.
   — Если только эта сущность не умнее, чем я думал. — Маврикий покачал головой.
   — Хватит твоих заумностей! Может, они хотят удостовериться, что не создадут шума, перебираясь через Евфрат. Кушаны пешком будут тише любой другой армии.