Разговор происходил в том самом дворе, где еще недавно Сергей с Никиткой помогали добраться до «штаба» освобожденным ими пленницам.
Группа «омоновцев», ворвавшаяся в овощехранилище с другой стороны, со стороны супермаркета, застала лишь пустое помещение, свидетельствующее о том, что именно в этом подземелье держали мастеров-таксидермистов. На это указывало все: и инструменты, и останки животных, и даже уже готовые чучела, спрятанные в специально отведенной для этого сухой и чистой комнате. Вот только самих пленниц уже не было.
— Шустрый у тебя парень, — говорил Розов. — Ты бы слышал, как он со мной разговаривал. У него есть чувство собственного достоинства, какая-то твердость, духа что ли… жалко, конечно, что ты не прислушался к его словам с самого начала. Ведь женщин вывели отсюда всего несколько минут назад. Потому что котел еще кипит на плите, да и брошенная на столе работа говорит о том, что они были здесь совсем недавно…
Во двор въехало сразу несколько машин — это были люди из прокуратуры, уголовного розыска…
Горностаев хотел было уже к ним подойти, как вдруг запищал его «мобильный».
— Па, это я, Сергей.
— Ну наконец-то. Где ты?
— Почти дома.
— А я здесь, внизу, во дворе… Если хочешь, выходи. Я зря тебя сразу не послушал… женщин уже нет… Но они там действительно были. А вы… вы, ребята, просто молодцы. Вот только надо было гнуть свое до конца.
— Так мы и гнули, — спокойно возразил Сергей.
— Тогда бы не упустили их…
— Па, они сейчас у нас.
Кто? — Олег Васильевич слушал его несколько рассеянно, потому что из прибывших машин уже стали выходить знакомые ему люди. Они занимали ответственные посты в службе Министерства внутренних дел. Были здесь и представители службы безопасности.
— Эти женщины сейчас у нас, ты слышишь меня или нет? Между прочим, я вижу тебя. Но ты отвлекись на минутку от своих генералов и полковников. Подними голову и посмотри на окна тети Тамары Саржиной. Видишь меня?
Горностаев поднял голову и увидел стоящего на лоджии сына. Тот махал ему рукой. И вдруг как закричит:
— Они здесь! У нас!
Он не поверил своим ушам. Извинившись перед теми, кто уже окружил его, кинулся в подъезд. Возглас Сергея услышали и те, кому непосредственно было поручено освободить таксидермистов.
Поэтому в лифт набилось довольно много народу.
— Сергей сейчас находится в квартире нашей знакомой, она временно не живет там… Но мне не верится… Как-то все это не укладывается в голове, — бормотал он, словно заранее извиняясь перед своими коллегами за недоразумение.
Ты недооцениваешь ребят, — сказал кто-то. — Они же живут здесь, это их двор, так почему же ты не допускаешь мысли о том, что они способны пробраться в подземелье? Кстати, там, за гаражом, мы нашли в кустах одного типа. Он сейчас в отключке. Но по нашим данным, его разыскивают уже двенадцать лет. Убийца со стажем. Юрий Власенков.
Лифт остановился, все вышли на лестничную площадку, где их уже поджидал Сергей. В квартире увидели измученных женщин, которые немного погодя представились:
— Полушкина Нина Петровна.
— Родионова Ирина Владимировна.
— Боброва Татьяна Николаевна.
— Смолкина Вера Львовна.
— Сторжева Анна Михайловна.
Когда Маша пришла в себя в следующий раз, ее лицо осветила улыбка: «Приснится же такое…»
Она сразу открыла глаза, но, как и в первый раз, увидела над головой ненавистную физиономию Атаева.
— Очнулась? Выходи. Так и быть. А то еще окочуришься.
Он подал ей руку, и Маша, не чувствуя своего тела, выкарабкалась наверх.
Да, она не ошиблась. Они находились в теплице. Лицо Атаева было несколько растерянным:
— Что-то отца долго нет.
— А он знает, что я здесь?
Так его человек и привез нас сюда. А дядя Юра должен был отвезти этих баб через подземный ход к стадиону. Там его будет ждать машина.
— Кирилл, ты вообще-то понимаешь, что вы с отцом натворили? Ведь его рано или поздно поймают…
— Вся наша жизнь — борьба, слыхала? Мой отец борется всю жизнь с нищетой и бездельниками. Ты думаешь, что все это, — он обвел рукой теплицу, — можно построить на зарплату? Или у нас была бы большая квартира, которую он сделал из трех, расположенных на нашем этаже? Да если хочешь знать, мой отец родом из бедной семьи. И он еще в детстве, вот когда был таким же, как и я, дал себе слово добиться успеха во всем. Он шел к этому всеми доступными и…
— … недоступными способами, хочешь сказать?
— Вот именно! И если бы не это, я бы побирался сейчас, как Гришин. Но ведь и Макс ест колбасу на деньги, которые он зарабатывает именно у моего отца. Работа пустяковая: принеси-отнеси. А платит ему отец приличные «бабки».
— Я знаю, что приносит и уносит Гришин. Это он таскает еду женщинам, а уносит и вываливает в мусорные баки куски мяса зебры…
— Считай, что у него больше нет работы…
— Послушай, Кирилл, да очнись ты! — Маша потрясла его за плечи. — Какая работа?
О чем ты, если сейчас в подземелье освобождают ваших пленниц, а твоего отца наверняка арестовали и повезли в Бутырку? Думаешь, мои родители бездействуют? Ты их просто не знаешь! Никита знает, где я была, и догадывается, что меня могут прятать только здесь, на вашей даче… Ты думаешь, почему я отсюда сбежала? Да потому, что когда ты меня бросил, умчавшись на мотоцикле, я набрела вот на такую же теплицу. И я почувствовала запах супа. Противного супа, который вы варите для своих рабов. Я же не слепая, я сразу поняла, что на вашей даче трудятся десятки людей. Ты оглянись, какая кругом красота…
Она замерла, вдыхая чудесный запах свежих гвоздик, которых здесь, в теплице, было тысячи… Их кроваво-красные густые соцветия составляли такой контраст всему, что творилось в душе стоящего перед ней подростка с красивым именем Кирилл, что Маша даже зажмурилась, в который раз мечтая открыть глаза и оказаться у себя дома.
—… такая красота, — продолжила она, — но создана она ценой страданий многих людей. Они тоже хотят жить по-человечески, и, если они приехали в Москву на заработки, значит, их заставила жизнь.
— Будь они поумнее и посильнее духом, уж давно выбрались бы отсюда, — неожиданно сказал Кирилл. — Но это люди низшего сорта. Так говорит мой отец.
— А что говорит твоя мама? Она такая же жестокая, как и ты?
— Моя настоящая мама давно уехала из Москвы. Отец ее выгнал. А та, что живет с нами, никакая мне не мать. Ладно, хватит говорить. Пошли отсюда. Ты-то не из их породы, — он кивнул куда-то вниз, судя по всему, имея в виду своих рабов. — Так что пользуйся моей добротой…
Они вышли из теплицы и направились к дому.
Сад, залитый лунным светом, представлял собой потрясающее зрелище. Круглые клумбы между деревьями, белые скамейки, голубые шелестящие над головами кроны яблонь и вишен… И как дворец возвышался перед ними дом. Дача Атаевых.
— Если хочешь, то пойди в дом, отдохни. Я тебе приготовлю что-нибудь попить. Сейчас приедет отец. И если ты обещаешь молчать про то, что я тебе сейчас сказал, то уйдешь отсюда живой…
Маша поняла, что разговаривать с ним бесполезно. Атаев-старший, видно, так обработал ему мозги, что никакая логика и здравый смысл не сможет поколебать убежденности в своей правоте и безнаказанности.
— Хорошо. Я буду молчать. Между прочим, я проголодалась. Там, в саду, я видела мангал, мы проходили мимо. По-моему, там торчали шампуры с мясом, а?
— То-то, — хмыкнул Кирилл. — Я знал, что не ошибся в тебе… Я мигом. Только свет не включай. Ни к чему это.
А Маша, взглянув в окно, подумала, что с больной ногой она и на мотоцикле далеко не уедет.
Однако, когда за Кириллом закрылась дверь, она на одной ноге допрыгала до холла, нашла в темноте телефон и, с трудом различая при лунном свете цифры, набрала номер домашнего телефона. Трубку быстро взяла мама. Наверно, она весь вечер ждала этого звонка.
— Мама, ты только не переживай. Я на даче у Атаевых. Это на Николиной горе. У него много теплиц, думаю, что их участок на окраине, сразу после леса, я не очень хорошо ориентируюсь.
— Машенька, доченька, что же это все напасти-то на тебя? Тебя не били?
— Нет, мам, не били…
— А тот, что в милицейской форме был, на самом деле милиционер?
— Нет, мам, не думаю… Мы здесь с Кириллом. Он странный, но будем надеяться, что ничего страшного со мной не сделает… Приезжайте поскорее.
— А ты знаешь, что этих женщин… что в подземелье… освободили?
— Да? Вот это здорово, даже не верится… ну все, мам, я не могу больше говорить… — и Маша, сглотнув слезы, положила трубку.
Когда вернулся Кирилл, она уже взяла себя в руки. Больше того, ей даже удалось проглотить несколько кусков шашлыка.
А чуть позже, когда они с Кириллом все-таки включили свет и начали играть в карты в «дурачка», ей вдруг подумалось, что не Кирилл виноват в том, что стал таким.
— Скажи, а сгоревшая кошка — это твоих рук дело?
— Моих… — Кирилл старался не смотреть ей в глаза.
— Но как же ты мог?
— Да она мертвая была. Хотел живую, отец сказал, что жестокость в себе надо воспитывать. Но не смог. Нашел случайно во дворе уже кем-то убитую или, скорее всего, сбитую машиной. Оттащил ее на пустырь, облил бензином и поджег…
— Мой брат нашел ее в мусорном баке и принял за обгоревшего инопланетянина, — горько усмехнулась Маша. — Вечно он что-нибудь придумает…
— Тебе хорошо, у тебя есть брат. А у меня — никого.
Кирилл своим откровением вызвал у Маши прилив теплого чувства к нему. А она и не знала о том, что та красивая молодая женщина, которую всегда можно встретить в обществе Атаева-старшего, вовсе и не его мать, а вторая жена отца. Так, может, в этом-то все и дело? Хотя, с другой стороны, разве не он издевался над Машей там, в теплице, когда она лежала на холодном полу в метре от рычащей собаки?
— У меня от шашлыка жажда разыгралась. Ты обещал принести попить…
— Гм… Я уйду, а ты бросишься к гаражу, выведешь мотоцикл и деру? — погрозил ей пальцем Кирилл.
— Куда же я с забинтованными ногами…
— Не знаю, кто тебя просил садиться на велосипед… Где он, кстати?
— Я его спрятала.
У нее пропала всякая охота разговаривать с Атаевым. Но он, притащив откуда-то две бутылки холодной фанты, разлил ее по стаканам и протянул один из них Маше: «Пей».
— Ты не думай, я не такой уж бестолковый и понимаю, что отец того… чересчур… Но ведь он мой отец. Я же должен его защищать и оправдывать. Кроме того, у меня взрывной характер. Тоже в отца. Когда я понял, что ты меня «кинула», я чуть с ума не сошел от злости. Носился по всему саду, тебя искал. А уж когда обнаружил пропажу велосипеда — тут уж совсем…
Ладно. Хватит. Надоело. Еще раз вспомнишь, сбегу. И не посмотрю на то, что нога больная. Даже две ноги… Ты — урод, Кирилл. Вот, собственно, что я хотела тебе сказать. И если я клюнула на твои розы, значит, и я тоже дура. Но это все в прошлом. А теперь уже недолго осталось ждать. За мной обязательно приедут. Вот увидишь…
— Не за тобой, а за нами, — поправил ее Кирилл. Лицо его снова приняло угрюмое выражение. — Нас отвезут домой, и ты будешь молчать.
— Пока тебя не было, я позвонила домой и рассказала, где я. Уже совсем скоро меня освободят, а тебя схватят, и тебе придется отвечать за поступки твоего отца.
— Нет, — вскочил он, — ты не могла этого сделать.
— Могла… У тебя же телефон в холле, на подоконнике.
— Да знаешь, кто ты после этого?
— Знаю. Но знаю и кто ты. И не советую…
— Да пошла ты… — он встал. Схватил ее за руку и потащил за собой к выходу. — Захотелось в теплицу?
Маша сопротивлялась изо всех сил. Но Кирилл упорно тянул ее за собой. Тогда, изловчившись, Маша ударила его кулаком прямо в нос. И когда Кирилл, отпустив ее руку, схватился за лицо, потому что из носа хлынула кровь, Маша, превозмогая боль в щиколотке, бросилась к дверям. Она почти скатилась с крыльца и, завернув за угол, побежала к гаражу. Она понимала, что мотоцикл — не велосипед и что без подготовки она не сможет его завести и проехать на нем даже несколько метров. Да и ключей у нее нет, чтобы открыть ворота. Оставалось одно — спрятаться там, в темени гаража среди какого-нибудь неприметного хлама, и ждать приезда родителей. Или милиции.
И она в отчаянии прыгнула в смотровую яму. Прикрылась каким-то засаленным халатом и замерла, ожидая прихода Кирилла.
Маша слышала его шаги на крыльце, шелест травы — он искал ее в саду. Затем шаги стали отчетливее, и она поняла, что Кирилл подошел к гаражу. Он ругался, затем до нее донесся запах сигареты. Ну конечно, Атаев решил покурить, чтобы успокоиться. Прямо в шаге от нее, наверху, лежал оброненный Кириллом спичечный коробок.
Постояв немного в гараже, Кирилл снова ушел на поиски Маши. Он звал ее, кричал, отдаляясь от дома все дальше и дальше и углубляясь, судя по звукам, в сад…
Маша вылезла из ямы, схватила спички и посветила себе. И случилось так, что первое, что она увидела в темном гараже при свете маленькой спички — это канистра, в таких держат бензин.
Маша взяла канистру, спрятала в карман спички и заковыляла к дому.
«Я не буду сидеть в яме и ждать. Пусть тот, кто устроил весь этот кошмар, сидит в яме…»
Так, приговаривая, она поднялась на крыльцо, и ее, залитую лунным светом, всю белую и тоненькую, увидел Кирилл.
— Маша! — он подбежал к крыльцу. — Маша! Я не знаю, что мне делать… И если честно, то и мне на этой даче было противно находиться… Я слышал, я все знал, но что я мог сделать? Это отец и его… жена… Они запрещали мне даже звонить матери…
У него начиналась истерика. Он взлетел на крыльцо и, схватив Машу за плечи, как совсем недавно делала она, начал ее трясти, словно без этого до нее не дошел бы смысл его слов:
— Я знал, что это когда-нибудь случится, но я же не мог сказать об этом отцу. Ты не знаешь его, ты ничего не знаешь… Когда его рабочие начинали болеть, он выкидывал их из подвалов и оставлял умирать… Или же делал уколы… Я сам видел несколько могил в лесу. Отец водил меня и показывал…
— Прекрати, Кирилл. Тебе-то нечего бояться, ты не должен отвечать за поступки отца…
— Но я мог уйти от него. Я и хотел уйти, но отец давал мне деньги… Зачем ты взяла канистру?
— Ни за чем. Чтобы ты не приставал ко мне со своими дурацкими разговорами. У меня и спички есть. Подойдешь ко мне, обольюсь бензином…
Но она не успела договорить. Кирилл схватил канистру, распахнул дверь и ворвался в дом. Его не было несколько минут. А когда он снова выбежал, Маша уже спустилась с крыльца, сидела на скамейке и потирала больную ногу. В воздухе запахло бензином.
Кирилл подошел к ней.
— Можно, я тебя обниму? — спросил он.
— Ты что, с ума сошел? — она уже вообще ничего не понимала.
Но он больше не задавал ей вопросов. Набросился на нее, обнял за плечи, его рука скользнула в ее карман — и сразу же отпрянул. Отбежал, сжимая в руке что-то… И когда Маша поняла, что же такое он выхватил у нее из кармана, было уже поздно.
Кирилл дрожащими руками открыл спичечный коробок, достал спичку, чиркнул ею и, когда она загорелась, поднес к двери дома. Постоял, подумал мгновение и бросил спичку прямо в раскрытую дверь… Затем вернулся к Маше, сел рядом на скамейку и стал ждать.
Маша, понимая, что на ее глазах только что был совершен поступок страшного отчаяния и безысходности, зажала рот рукой, чтобы не закричать.
Запахло гарью, а за стеклом дома на первом этаже появился розовато-оранжевый свет… Казалось, внутри дома разожгли костер.
— Кирилл, что ты сделал? Разве так по-идиотски можно решать свои внутренние проблемы?
— Пошли отсюда, сейчас бабахнет… Там газ…
И Кирилл, словно очнувшись, схватил Машу за руку и потащил за собой в сторону ворот.
Они выбежали за пределы дачи, захлопнули калитку и бросились в темный лес. Маша бежала, ничего не соображая от страха и ужаса. А когда раздался взрыв, они упали на землю. В небо взвилось огненное пышное облако и рассыпалось на миллиарды сверкающих искр… Дом горел, охваченный пламенем, трещал и разваливался.
— К-к-конец, это к-конец, — заикаясь, говорил Кирилл, обхватив голову руками.
И вдруг сквозь этот страшный шум и треск до них донесся еле слышный звук мотора.
— Мама… — Маша спрятала лицо в ладонях и разрыдалась.
Глава 12
Группа «омоновцев», ворвавшаяся в овощехранилище с другой стороны, со стороны супермаркета, застала лишь пустое помещение, свидетельствующее о том, что именно в этом подземелье держали мастеров-таксидермистов. На это указывало все: и инструменты, и останки животных, и даже уже готовые чучела, спрятанные в специально отведенной для этого сухой и чистой комнате. Вот только самих пленниц уже не было.
— Шустрый у тебя парень, — говорил Розов. — Ты бы слышал, как он со мной разговаривал. У него есть чувство собственного достоинства, какая-то твердость, духа что ли… жалко, конечно, что ты не прислушался к его словам с самого начала. Ведь женщин вывели отсюда всего несколько минут назад. Потому что котел еще кипит на плите, да и брошенная на столе работа говорит о том, что они были здесь совсем недавно…
Во двор въехало сразу несколько машин — это были люди из прокуратуры, уголовного розыска…
Горностаев хотел было уже к ним подойти, как вдруг запищал его «мобильный».
— Па, это я, Сергей.
— Ну наконец-то. Где ты?
— Почти дома.
— А я здесь, внизу, во дворе… Если хочешь, выходи. Я зря тебя сразу не послушал… женщин уже нет… Но они там действительно были. А вы… вы, ребята, просто молодцы. Вот только надо было гнуть свое до конца.
— Так мы и гнули, — спокойно возразил Сергей.
— Тогда бы не упустили их…
— Па, они сейчас у нас.
Кто? — Олег Васильевич слушал его несколько рассеянно, потому что из прибывших машин уже стали выходить знакомые ему люди. Они занимали ответственные посты в службе Министерства внутренних дел. Были здесь и представители службы безопасности.
— Эти женщины сейчас у нас, ты слышишь меня или нет? Между прочим, я вижу тебя. Но ты отвлекись на минутку от своих генералов и полковников. Подними голову и посмотри на окна тети Тамары Саржиной. Видишь меня?
Горностаев поднял голову и увидел стоящего на лоджии сына. Тот махал ему рукой. И вдруг как закричит:
— Они здесь! У нас!
Он не поверил своим ушам. Извинившись перед теми, кто уже окружил его, кинулся в подъезд. Возглас Сергея услышали и те, кому непосредственно было поручено освободить таксидермистов.
Поэтому в лифт набилось довольно много народу.
— Сергей сейчас находится в квартире нашей знакомой, она временно не живет там… Но мне не верится… Как-то все это не укладывается в голове, — бормотал он, словно заранее извиняясь перед своими коллегами за недоразумение.
Ты недооцениваешь ребят, — сказал кто-то. — Они же живут здесь, это их двор, так почему же ты не допускаешь мысли о том, что они способны пробраться в подземелье? Кстати, там, за гаражом, мы нашли в кустах одного типа. Он сейчас в отключке. Но по нашим данным, его разыскивают уже двенадцать лет. Убийца со стажем. Юрий Власенков.
Лифт остановился, все вышли на лестничную площадку, где их уже поджидал Сергей. В квартире увидели измученных женщин, которые немного погодя представились:
— Полушкина Нина Петровна.
— Родионова Ирина Владимировна.
— Боброва Татьяна Николаевна.
— Смолкина Вера Львовна.
— Сторжева Анна Михайловна.
Когда Маша пришла в себя в следующий раз, ее лицо осветила улыбка: «Приснится же такое…»
Она сразу открыла глаза, но, как и в первый раз, увидела над головой ненавистную физиономию Атаева.
— Очнулась? Выходи. Так и быть. А то еще окочуришься.
Он подал ей руку, и Маша, не чувствуя своего тела, выкарабкалась наверх.
Да, она не ошиблась. Они находились в теплице. Лицо Атаева было несколько растерянным:
— Что-то отца долго нет.
— А он знает, что я здесь?
Так его человек и привез нас сюда. А дядя Юра должен был отвезти этих баб через подземный ход к стадиону. Там его будет ждать машина.
— Кирилл, ты вообще-то понимаешь, что вы с отцом натворили? Ведь его рано или поздно поймают…
— Вся наша жизнь — борьба, слыхала? Мой отец борется всю жизнь с нищетой и бездельниками. Ты думаешь, что все это, — он обвел рукой теплицу, — можно построить на зарплату? Или у нас была бы большая квартира, которую он сделал из трех, расположенных на нашем этаже? Да если хочешь знать, мой отец родом из бедной семьи. И он еще в детстве, вот когда был таким же, как и я, дал себе слово добиться успеха во всем. Он шел к этому всеми доступными и…
— … недоступными способами, хочешь сказать?
— Вот именно! И если бы не это, я бы побирался сейчас, как Гришин. Но ведь и Макс ест колбасу на деньги, которые он зарабатывает именно у моего отца. Работа пустяковая: принеси-отнеси. А платит ему отец приличные «бабки».
— Я знаю, что приносит и уносит Гришин. Это он таскает еду женщинам, а уносит и вываливает в мусорные баки куски мяса зебры…
— Считай, что у него больше нет работы…
— Послушай, Кирилл, да очнись ты! — Маша потрясла его за плечи. — Какая работа?
О чем ты, если сейчас в подземелье освобождают ваших пленниц, а твоего отца наверняка арестовали и повезли в Бутырку? Думаешь, мои родители бездействуют? Ты их просто не знаешь! Никита знает, где я была, и догадывается, что меня могут прятать только здесь, на вашей даче… Ты думаешь, почему я отсюда сбежала? Да потому, что когда ты меня бросил, умчавшись на мотоцикле, я набрела вот на такую же теплицу. И я почувствовала запах супа. Противного супа, который вы варите для своих рабов. Я же не слепая, я сразу поняла, что на вашей даче трудятся десятки людей. Ты оглянись, какая кругом красота…
Она замерла, вдыхая чудесный запах свежих гвоздик, которых здесь, в теплице, было тысячи… Их кроваво-красные густые соцветия составляли такой контраст всему, что творилось в душе стоящего перед ней подростка с красивым именем Кирилл, что Маша даже зажмурилась, в который раз мечтая открыть глаза и оказаться у себя дома.
—… такая красота, — продолжила она, — но создана она ценой страданий многих людей. Они тоже хотят жить по-человечески, и, если они приехали в Москву на заработки, значит, их заставила жизнь.
— Будь они поумнее и посильнее духом, уж давно выбрались бы отсюда, — неожиданно сказал Кирилл. — Но это люди низшего сорта. Так говорит мой отец.
— А что говорит твоя мама? Она такая же жестокая, как и ты?
— Моя настоящая мама давно уехала из Москвы. Отец ее выгнал. А та, что живет с нами, никакая мне не мать. Ладно, хватит говорить. Пошли отсюда. Ты-то не из их породы, — он кивнул куда-то вниз, судя по всему, имея в виду своих рабов. — Так что пользуйся моей добротой…
Они вышли из теплицы и направились к дому.
Сад, залитый лунным светом, представлял собой потрясающее зрелище. Круглые клумбы между деревьями, белые скамейки, голубые шелестящие над головами кроны яблонь и вишен… И как дворец возвышался перед ними дом. Дача Атаевых.
— Если хочешь, то пойди в дом, отдохни. Я тебе приготовлю что-нибудь попить. Сейчас приедет отец. И если ты обещаешь молчать про то, что я тебе сейчас сказал, то уйдешь отсюда живой…
Маша поняла, что разговаривать с ним бесполезно. Атаев-старший, видно, так обработал ему мозги, что никакая логика и здравый смысл не сможет поколебать убежденности в своей правоте и безнаказанности.
— Хорошо. Я буду молчать. Между прочим, я проголодалась. Там, в саду, я видела мангал, мы проходили мимо. По-моему, там торчали шампуры с мясом, а?
— То-то, — хмыкнул Кирилл. — Я знал, что не ошибся в тебе… Я мигом. Только свет не включай. Ни к чему это.
А Маша, взглянув в окно, подумала, что с больной ногой она и на мотоцикле далеко не уедет.
Однако, когда за Кириллом закрылась дверь, она на одной ноге допрыгала до холла, нашла в темноте телефон и, с трудом различая при лунном свете цифры, набрала номер домашнего телефона. Трубку быстро взяла мама. Наверно, она весь вечер ждала этого звонка.
— Мама, ты только не переживай. Я на даче у Атаевых. Это на Николиной горе. У него много теплиц, думаю, что их участок на окраине, сразу после леса, я не очень хорошо ориентируюсь.
— Машенька, доченька, что же это все напасти-то на тебя? Тебя не били?
— Нет, мам, не били…
— А тот, что в милицейской форме был, на самом деле милиционер?
— Нет, мам, не думаю… Мы здесь с Кириллом. Он странный, но будем надеяться, что ничего страшного со мной не сделает… Приезжайте поскорее.
— А ты знаешь, что этих женщин… что в подземелье… освободили?
— Да? Вот это здорово, даже не верится… ну все, мам, я не могу больше говорить… — и Маша, сглотнув слезы, положила трубку.
Когда вернулся Кирилл, она уже взяла себя в руки. Больше того, ей даже удалось проглотить несколько кусков шашлыка.
А чуть позже, когда они с Кириллом все-таки включили свет и начали играть в карты в «дурачка», ей вдруг подумалось, что не Кирилл виноват в том, что стал таким.
— Скажи, а сгоревшая кошка — это твоих рук дело?
— Моих… — Кирилл старался не смотреть ей в глаза.
— Но как же ты мог?
— Да она мертвая была. Хотел живую, отец сказал, что жестокость в себе надо воспитывать. Но не смог. Нашел случайно во дворе уже кем-то убитую или, скорее всего, сбитую машиной. Оттащил ее на пустырь, облил бензином и поджег…
— Мой брат нашел ее в мусорном баке и принял за обгоревшего инопланетянина, — горько усмехнулась Маша. — Вечно он что-нибудь придумает…
— Тебе хорошо, у тебя есть брат. А у меня — никого.
Кирилл своим откровением вызвал у Маши прилив теплого чувства к нему. А она и не знала о том, что та красивая молодая женщина, которую всегда можно встретить в обществе Атаева-старшего, вовсе и не его мать, а вторая жена отца. Так, может, в этом-то все и дело? Хотя, с другой стороны, разве не он издевался над Машей там, в теплице, когда она лежала на холодном полу в метре от рычащей собаки?
— У меня от шашлыка жажда разыгралась. Ты обещал принести попить…
— Гм… Я уйду, а ты бросишься к гаражу, выведешь мотоцикл и деру? — погрозил ей пальцем Кирилл.
— Куда же я с забинтованными ногами…
— Не знаю, кто тебя просил садиться на велосипед… Где он, кстати?
— Я его спрятала.
У нее пропала всякая охота разговаривать с Атаевым. Но он, притащив откуда-то две бутылки холодной фанты, разлил ее по стаканам и протянул один из них Маше: «Пей».
— Ты не думай, я не такой уж бестолковый и понимаю, что отец того… чересчур… Но ведь он мой отец. Я же должен его защищать и оправдывать. Кроме того, у меня взрывной характер. Тоже в отца. Когда я понял, что ты меня «кинула», я чуть с ума не сошел от злости. Носился по всему саду, тебя искал. А уж когда обнаружил пропажу велосипеда — тут уж совсем…
Ладно. Хватит. Надоело. Еще раз вспомнишь, сбегу. И не посмотрю на то, что нога больная. Даже две ноги… Ты — урод, Кирилл. Вот, собственно, что я хотела тебе сказать. И если я клюнула на твои розы, значит, и я тоже дура. Но это все в прошлом. А теперь уже недолго осталось ждать. За мной обязательно приедут. Вот увидишь…
— Не за тобой, а за нами, — поправил ее Кирилл. Лицо его снова приняло угрюмое выражение. — Нас отвезут домой, и ты будешь молчать.
— Пока тебя не было, я позвонила домой и рассказала, где я. Уже совсем скоро меня освободят, а тебя схватят, и тебе придется отвечать за поступки твоего отца.
— Нет, — вскочил он, — ты не могла этого сделать.
— Могла… У тебя же телефон в холле, на подоконнике.
— Да знаешь, кто ты после этого?
— Знаю. Но знаю и кто ты. И не советую…
— Да пошла ты… — он встал. Схватил ее за руку и потащил за собой к выходу. — Захотелось в теплицу?
Маша сопротивлялась изо всех сил. Но Кирилл упорно тянул ее за собой. Тогда, изловчившись, Маша ударила его кулаком прямо в нос. И когда Кирилл, отпустив ее руку, схватился за лицо, потому что из носа хлынула кровь, Маша, превозмогая боль в щиколотке, бросилась к дверям. Она почти скатилась с крыльца и, завернув за угол, побежала к гаражу. Она понимала, что мотоцикл — не велосипед и что без подготовки она не сможет его завести и проехать на нем даже несколько метров. Да и ключей у нее нет, чтобы открыть ворота. Оставалось одно — спрятаться там, в темени гаража среди какого-нибудь неприметного хлама, и ждать приезда родителей. Или милиции.
И она в отчаянии прыгнула в смотровую яму. Прикрылась каким-то засаленным халатом и замерла, ожидая прихода Кирилла.
Маша слышала его шаги на крыльце, шелест травы — он искал ее в саду. Затем шаги стали отчетливее, и она поняла, что Кирилл подошел к гаражу. Он ругался, затем до нее донесся запах сигареты. Ну конечно, Атаев решил покурить, чтобы успокоиться. Прямо в шаге от нее, наверху, лежал оброненный Кириллом спичечный коробок.
Постояв немного в гараже, Кирилл снова ушел на поиски Маши. Он звал ее, кричал, отдаляясь от дома все дальше и дальше и углубляясь, судя по звукам, в сад…
Маша вылезла из ямы, схватила спички и посветила себе. И случилось так, что первое, что она увидела в темном гараже при свете маленькой спички — это канистра, в таких держат бензин.
Маша взяла канистру, спрятала в карман спички и заковыляла к дому.
«Я не буду сидеть в яме и ждать. Пусть тот, кто устроил весь этот кошмар, сидит в яме…»
Так, приговаривая, она поднялась на крыльцо, и ее, залитую лунным светом, всю белую и тоненькую, увидел Кирилл.
— Маша! — он подбежал к крыльцу. — Маша! Я не знаю, что мне делать… И если честно, то и мне на этой даче было противно находиться… Я слышал, я все знал, но что я мог сделать? Это отец и его… жена… Они запрещали мне даже звонить матери…
У него начиналась истерика. Он взлетел на крыльцо и, схватив Машу за плечи, как совсем недавно делала она, начал ее трясти, словно без этого до нее не дошел бы смысл его слов:
— Я знал, что это когда-нибудь случится, но я же не мог сказать об этом отцу. Ты не знаешь его, ты ничего не знаешь… Когда его рабочие начинали болеть, он выкидывал их из подвалов и оставлял умирать… Или же делал уколы… Я сам видел несколько могил в лесу. Отец водил меня и показывал…
— Прекрати, Кирилл. Тебе-то нечего бояться, ты не должен отвечать за поступки отца…
— Но я мог уйти от него. Я и хотел уйти, но отец давал мне деньги… Зачем ты взяла канистру?
— Ни за чем. Чтобы ты не приставал ко мне со своими дурацкими разговорами. У меня и спички есть. Подойдешь ко мне, обольюсь бензином…
Но она не успела договорить. Кирилл схватил канистру, распахнул дверь и ворвался в дом. Его не было несколько минут. А когда он снова выбежал, Маша уже спустилась с крыльца, сидела на скамейке и потирала больную ногу. В воздухе запахло бензином.
Кирилл подошел к ней.
— Можно, я тебя обниму? — спросил он.
— Ты что, с ума сошел? — она уже вообще ничего не понимала.
Но он больше не задавал ей вопросов. Набросился на нее, обнял за плечи, его рука скользнула в ее карман — и сразу же отпрянул. Отбежал, сжимая в руке что-то… И когда Маша поняла, что же такое он выхватил у нее из кармана, было уже поздно.
Кирилл дрожащими руками открыл спичечный коробок, достал спичку, чиркнул ею и, когда она загорелась, поднес к двери дома. Постоял, подумал мгновение и бросил спичку прямо в раскрытую дверь… Затем вернулся к Маше, сел рядом на скамейку и стал ждать.
Маша, понимая, что на ее глазах только что был совершен поступок страшного отчаяния и безысходности, зажала рот рукой, чтобы не закричать.
Запахло гарью, а за стеклом дома на первом этаже появился розовато-оранжевый свет… Казалось, внутри дома разожгли костер.
— Кирилл, что ты сделал? Разве так по-идиотски можно решать свои внутренние проблемы?
— Пошли отсюда, сейчас бабахнет… Там газ…
И Кирилл, словно очнувшись, схватил Машу за руку и потащил за собой в сторону ворот.
Они выбежали за пределы дачи, захлопнули калитку и бросились в темный лес. Маша бежала, ничего не соображая от страха и ужаса. А когда раздался взрыв, они упали на землю. В небо взвилось огненное пышное облако и рассыпалось на миллиарды сверкающих искр… Дом горел, охваченный пламенем, трещал и разваливался.
— К-к-конец, это к-конец, — заикаясь, говорил Кирилл, обхватив голову руками.
И вдруг сквозь этот страшный шум и треск до них донесся еле слышный звук мотора.
— Мама… — Маша спрятала лицо в ладонях и разрыдалась.
Глава 12
ФОССА
В «штабе» собрались лишь через два дня. Все знали о том, что Маша после пережитого ею потрясения и полученных травм целый день провела все же в больнице. Еще сутки ушли на то, чтобы она отоспалась.
Однако выглядела она, несмотря на все треволнения, вполне прилично. Даже новые бинты на ногах и белые кресты пластыря, скрывавшие уже более серьезные ссадины на лице, которые она получила, оказывается, находясь в подвале теплицы, воспринимались ее друзьями не как простые медицинские повязки, а как чуть ли не победные знаки.
— Знаешь, а тебе даже идут эти пластыри, — подбодрил Машу Саша Дронов, впервые увидев после невероятного похищения. — Ты в них такая.
— Брось, Дрон. Не надрывайся… — сегодня Маша была уже не изнеженной барышней «а ля Изабель Юппер», а владеющей всеми видами борьбы Синтией Ротрок, для которой сделать из громилы-парня фарш все равно, что сдунуть со лба локон… — Я знаю, как выгляжу, а потому оставим эту тему. Что у нас сегодня на повестке дня?
— Машка, хватит валять дурака, — не выдержал Никита. — Режь торт! Мы только тебя и ждем!
На столе в гостиной действительно стоял торт. Огромный, весь в розочках, при виде которого можно было забыть все, что еще позавчера заставляло думать об окружающем мире, как о неминуемой пропасти, темной и страшной, как было там, в подвале…
Маша оглянулась, все еще не в силах расстаться со своими тяжелыми воспоминаниями, но, увидев, какими глазами смотрят друзья и на нее, и на торт, умилилась. А ведь там, в теплице, ей в голову лезли самые страшные мысли, что она никогда больше не увидит ни своего милого Пузыречка, ни храброго Горностаева, ни скромнягу-Дрона.
— Вот черт, — прошептала она, беря в руки нож. — Да с таким ножом можно и на медведя… И откуда у нас торт?
— Отец привез, — сказал Горностаев. — Он нам всем привет передает и благодарность… А вот эту кинокамеру привезли утром из зоопарка. Оказывается, под теплицами у Атаевых в клетках была еще одна зебра и две птицы: павлин и фламинго…
— Класс! — Маша отрезала большой кусок торта, положила его на тарелку, ловко подставленную Никиткой, и счастливо вздохнула. — А мы еще сомневались, нужно организовывать наше детективное агентство или нет… Давай сюда свою тарелку, шеф, — она подмигнула Сергею Горностаеву. — Что-то тебя сегодня не слышно.
— А он, увидев тебя, голос потерял… — Сашка расхохотался.
— Главное, чтобы он не потерял рассудок… — заметила Маша, отрезая еще один кусок. — Братец, а тебе не кажется, что ты забыл о своих святых обязанностях?
— О!!! — и Пузырек помчался на кухню. Вернулся с двумя бутылками кока-колы. Затем принес четыре стакана. — Серый, а, Серый, ты чего молчишь? Скажи им, скажи…
Сергей, который сегодня с самого утра чувствовал себя несколько странно после того, что ему продемонстрировал отец, выглядел задумчивым и даже грустным.
Он понимал, что сегодняшний день — день, когда они могут вдоволь посмеяться, порадоваться, наесться до отвала торта и напиться колы, отметить, наконец, свою победу и первый успех их агентства. Но отец, как это ни странно, уже рано утром внес свои коррективы и, вместо того чтобы сразу же повезти Сергея в кондитерскую, где для ребят уже был заказан праздничный торт, отвез его совершенно в другое место. Он говорил об этом и раньше, да только Сергей не обращал на это внимания.
И когда машина въехала в знакомый уже дворик медицинского университета, сердце его сжалось.
Он знал, что Атаева-старшего и его жену арестовали и на них завели уголовное дело; что Кирилла временно определили в интернат, но к нему уже едет мать… То есть все живы. Тогда почему же отец привез его в морг? Узнал что-нибудь об их самостоятельной и дерзкой поездке в Саратов? Но ведь это же было так давно…
— Я не пойду туда. Все, что ты хотел мне показать, ты уже показал… — сказал он, когда отец, выйдя из машины, открыл ему дверцу. Мол, выходи. — Что еще я сделал не так?
Он даже разозлился на отца за то, что тот решил ему испортить настроение в такой день.
— Пойдем, и ты все поймешь сам…
И снова он шагнул в эту обитель смерти. Их шаги гулко отдавались эхом в кафельных стенах морга. И снова этот же человек в фартуке, при виде которого хочется закричать и убежать куда глаза глядят.
— Открой глаза… Ты должен это увидеть… Он открыл, но ничего, кроме черных кусков непонятного вещества, не увидел.
— Я ничего не понимаю, — сказал Сергей. — Что это? Черное… Как…
— Легкие курильщика. Пойдем…
Они вышли на свежий воздух. Сергей стиснул зубы. «Разве можно наказывать таким образом даже за тайные мысли? »
— Я считал сигареты, — сказал отец и закурил.
— Воспитываешь меня, а сам куришь? — буркнул Сергей.
— А ты курить не будешь… Знаешь, сколько пачек ты выкурил за месяц?
— Сколько? — он уже понял, о чем идет речь.
— Восемь! Ты покупал их, помимо того что брал у меня, в нашем ларьке. Мне продавщица все докладывала.
— Я покупал сигареты для Макса Гришина.
И потом уже в машине, когда они ехали из кондитерской, Сергей с тортом на коленях рассказал отцу о Максе. Отец говорил об интернате, но Сергей-то знал, что Макс сбежит в тот же день.
— Тогда ему нужно просто помочь. Он должен питаться, чтобы вырасти. Ты же видишь, какого он маленького роста. А ты, вместо того чтобы давать деньги на пирожки или шоколад, покупал ему сигареты… А что касается того, чтобы ему подработать, так пусть он приходит ко мне, я поговорю с ребятами, они его устроят в нормальную фирму. Пару-тройку часов в день — и он будет сыт и одет. Я помогу…
За эти слова Сергей простил отцу поездку в морг.
— У нас теперь есть электронная почта. Отец настроил, все объяснил…
— Что-то я не пойму, почему ты такой грустный, — не унималась Маша, которая только что начала оттаивать и не скрывала своей радости.
— Да нет, все нормально… Я рад, как и все. Просто подумал про Макса. Может, поможем ему? Деньги-то у нас есть. Купим ему к школе джинсы, кроссовки, что там еще… Учебники. Отец обещал помочь устроить его на работу, на пару часов.
— Так он же не возьмет денег, — посерьезнела Машка.
— Надо будет что-нибудь придумать, и он возьмет…
Стали придумывать, но постепенно вернулись к Атаевым. Обсудили и проанализировали все, что обрушилось на их головы за последнюю неделю. Вспомнили и про капсулы с вирусом. И вот так, беседуя, практически съели большущий торт.
— Между прочим, у меня есть электронный адрес Соломона, — вдруг сказала Маша и густо покраснела. — Он же мне письмо прислал… И вам привет передал.
— Лучше бы он сам приехал… — похлопал себя по животу объевшийся Пузырек. Глаза у него слипались, и Маша, глядя на него, подумала, что какой же он еще, в сущности, ребенок.
— Когда-нибудь приедет…
И в это время зазвонил телефон. Словно напомнил о себе.
Саша Дронов, который находился ближе всех к аппарату, взял трубку.
— Слушаю, — сказал он неуверенным голосом, только сейчас вспомнив о том, что могли звонить по объявлению. А что, если сейчас к нему обратятся с просьбой найти какого-нибудь еще преступника? Его от волнения даже пот прошиб.
— Добрый день, — послышался тихий женский голос.
— Добрый.
Сашка увидел, что Сергей делает ему знаки, и, сообразив, включил микрофон, чтобы их разговор могли услышать все присутствующие в комнате.
— Я по объявлению.
— Да-да… Слушаю. Говорите.
— Вы хотели заказать чучело…
У Саши от удивления перехватило дыхание. Неужели все, что они сделали, оказалось напрасным, и в Москве действует не одна фирма, занимающаяся преступным промыслом — изготовлением чучел?
Приблизительно такие же мысли пронеслись в головах и остальных, когда они услышали про чучело.
Горностаев активно кивал головой: мол, соглашайся, назначай время…
— Да, мы действительно хотели заказать чучело. Мы… мы могли бы встретиться?
— Конечно. Я согласна подъехать к вам в любое удобное для вас время… Говорите адрес.
Горностаев снова кивнул, и Сашка назвал адрес «штаба».
— Вы можете приехать сейчас? — спросил он, проявляя инициативу.
— Да, конечно.
Всем сначала показалось, что в трубке кто-то прыснул, а потом раздались громкие короткие гудки. Саша тоже положил трубку.
— Что будем делать? Звонить твоему отцу?
— Ну уж нет. Если мы распутали дело по первой группе таксидермистов, то возьмемся и за вторую… Тем более что они сейчас сами к нам приедут.
— Сережа, но мне почему-то страшно… — сказала Маша. — А вдруг это «атаевские» люди, которым поручено отомстить нам за то, что мы помогли арестовать их хозяина? У нас кончился «Антидог», нет никакого оружия…
А я и так вся раненая, на мне ни одного живого места нет…
Маша снова стала прежней капризной Машкой. Прекрасной, нежной и до умопомрачительности красивой, несмотря на все ее бинты и пластыри.
— Маша, ничего не бойся. Мы же разговаривали с женщиной. Нас — трое мужиков, разве может она нас испугать?
Послышался тихий всхлип — это уснувший в кресле Пузырек слегка хрюкнул во сне, всхлипнул, тяжело вздохнул и, устроившись поудобнее, снова погрузился в свой неспокойный сон.
— Счастливый, он-то сейчас ничего не боится, — прохныкала Маша. — И вообще. Мне нужно домой. Врач прописал мне успокоительное, сон и…
Она обреченно махнула рукой, понимая, что все равно уйти не сможет.
— Предлагаю для убийства времени написать кому-нибудь электронное письмо, — предложил Сергей и, не дожидаясь одобрения общества, пошел и сел за компьютер. Все, за исключением, разумеется, Никитки, потянулись за ним. Окружили и с интересом стали наблюдать, как он нажимает пальцами на кнопки.
— Маша, ты помнишь адрес Соломона? — спросил Сергей.
На слух сказать не берусь, но написать пожалуй что смогу… Набирай маленькими буквами его фамилию английскими буквами… Правильно. Теперь «собаку» и три буквы, чтобы получилось «сом». Только не представляю, чтобы оно вот так просто дошло… У меня это в голове не умещается.
— Уместится. Просто привыкнуть нужно. И запомните, пожалуйста, наш адрес… Почти как «бауэр», но только латинскими буквами «фосса», понятно? А дальше, как положено.
— Что будем писать? — оживилась Маша, которая хотела бы, конечно, в эту минуту оказаться в комнате одна. Уж она-то написала бы ему письмо.
— Для начала нужно попробовать и отправить что-то совсем простое. Вроде: «Соломон, привет. Проверка связи. Ответь нам. Твои друзья Маша, Сергей, Саша…»
— Мы же с ним не знакомы, — засмущался Сашка, который столько слышал про Соломона, что увидеться с ним стало его заветной мечтой.
— Ну и что. Познакомишься. «… Саша и Никита».
Сергей быстро составил письмо и тут же отправил его в далекий Берлин.
И в эту же минуту раздался звонок в дверь.
— Ма-а-ма… я боюсь, — Маша впилась ногтями в плечо Сергея. — Сереженька, ну, пожалуйста, не открывай… Пожалуйста,
так хорошо было…
И Сергей, который так и стоял бы рядом с Машей, вдыхая аромат ее распущенных чистых волос и йода, которым по-прежнему было разукрашено ее лицо, все же вынужден был осторожно отстраниться. Он решительно направился к двери. После того, где он был рано утром и что видел, все представлялось ему если не пустяком, то уж, во всяком случае, обычной, нормальной, заполненной разными, пусть даже и непредвиденными ситуациями, но все-таки жизнью.
Сначала он, не торопясь, открыл первую дверь, затем, заглянув в «глазок» и ничего в нем не увидев, открыл и вторую.
Маша с Дроновым, которые шли следом за Сергеем, остановились, не в силах заглянуть через его плечо. Но Сергей явно что-то увидел, раз до сих пор стоял и не закрывал двери.
— Ты что, Сережа? Что там такое? Кто там?
Сергей отстранился, и перед Машей явилось видение. Прямо на пороге, грациозно сложившись и обвив себя длинным толстым хвостом, сидела гигантских размеров кошка. Умные глаза ее смотрели куда-то в пространство. Толстый красно-желтый мех, переливаясь на солнце, проникавшем сквозь окно, казался драгоценным… Это была фосса — несбыточная мечта Горностаева, которая явилась ему чудесным призраком в знак восхищения и, быть может, какого-то таинственного родства душ.
Придя в себя, Сергей вдруг улыбнулся, а потом и вовсе расхохотался.
И Маша, узнав фоссу, которую она раньше видела, причем совсем недавно, тоже засмеялась. Прежде всего, конечно, над собственными страхами.
Она первая проскользнула вперед и взяла фоссу в руки. Вручила ее Сергею, поцеловала его в щеку и кинулась зачем-то к окну.
— Вон они, идите сюда… — она выскочила на лоджию, ребята за ней.
Внизу, возле скамейки, они увидели пару — мужчину и женщину.
— Они подарили тебе фоссу, — сказала растроганно Маша. — Это Монастырские… А мы даже не обратили внимания на номер абонента, забыли, что у нас есть определитель номера… Вот он, их номер… Здорово они разыграли нас с этим чучелом… Давайте помашем им рукой.
И, словно услышав их, Монастырские — Алексей Константинович и Софья Андреевна — остановились, посмотрели наверх и тоже помахали в ответ ребятам.
Они ушли, обнявшись, а Сергей, вернувшись в комнату, поставил чучело фоссы на стол и залюбовался им.
— Ну вот, теперь все в полном порядке, и у нашего агентства есть свой символ. И пока она с нами — мы не собьемся со следа…
— Какой ты смешной, Серый, — не выдержал Сашка Дронов и ухмыльнулся. — И что ты в ней только нашел?
В это время зазвонил телефон. Маша схватила трубку, чтобы звонки не смогли разбудить Никиту, по-прежнему крепко спавшего в кресле.
— Слушаю? — спросила она радостно. — Кто это?
— Это детективное агентство? — услышала она низкий мужской голос и посмотрела на электронное табло…
Однако выглядела она, несмотря на все треволнения, вполне прилично. Даже новые бинты на ногах и белые кресты пластыря, скрывавшие уже более серьезные ссадины на лице, которые она получила, оказывается, находясь в подвале теплицы, воспринимались ее друзьями не как простые медицинские повязки, а как чуть ли не победные знаки.
— Знаешь, а тебе даже идут эти пластыри, — подбодрил Машу Саша Дронов, впервые увидев после невероятного похищения. — Ты в них такая.
— Брось, Дрон. Не надрывайся… — сегодня Маша была уже не изнеженной барышней «а ля Изабель Юппер», а владеющей всеми видами борьбы Синтией Ротрок, для которой сделать из громилы-парня фарш все равно, что сдунуть со лба локон… — Я знаю, как выгляжу, а потому оставим эту тему. Что у нас сегодня на повестке дня?
— Машка, хватит валять дурака, — не выдержал Никита. — Режь торт! Мы только тебя и ждем!
На столе в гостиной действительно стоял торт. Огромный, весь в розочках, при виде которого можно было забыть все, что еще позавчера заставляло думать об окружающем мире, как о неминуемой пропасти, темной и страшной, как было там, в подвале…
Маша оглянулась, все еще не в силах расстаться со своими тяжелыми воспоминаниями, но, увидев, какими глазами смотрят друзья и на нее, и на торт, умилилась. А ведь там, в теплице, ей в голову лезли самые страшные мысли, что она никогда больше не увидит ни своего милого Пузыречка, ни храброго Горностаева, ни скромнягу-Дрона.
— Вот черт, — прошептала она, беря в руки нож. — Да с таким ножом можно и на медведя… И откуда у нас торт?
— Отец привез, — сказал Горностаев. — Он нам всем привет передает и благодарность… А вот эту кинокамеру привезли утром из зоопарка. Оказывается, под теплицами у Атаевых в клетках была еще одна зебра и две птицы: павлин и фламинго…
— Класс! — Маша отрезала большой кусок торта, положила его на тарелку, ловко подставленную Никиткой, и счастливо вздохнула. — А мы еще сомневались, нужно организовывать наше детективное агентство или нет… Давай сюда свою тарелку, шеф, — она подмигнула Сергею Горностаеву. — Что-то тебя сегодня не слышно.
— А он, увидев тебя, голос потерял… — Сашка расхохотался.
— Главное, чтобы он не потерял рассудок… — заметила Маша, отрезая еще один кусок. — Братец, а тебе не кажется, что ты забыл о своих святых обязанностях?
— О!!! — и Пузырек помчался на кухню. Вернулся с двумя бутылками кока-колы. Затем принес четыре стакана. — Серый, а, Серый, ты чего молчишь? Скажи им, скажи…
Сергей, который сегодня с самого утра чувствовал себя несколько странно после того, что ему продемонстрировал отец, выглядел задумчивым и даже грустным.
Он понимал, что сегодняшний день — день, когда они могут вдоволь посмеяться, порадоваться, наесться до отвала торта и напиться колы, отметить, наконец, свою победу и первый успех их агентства. Но отец, как это ни странно, уже рано утром внес свои коррективы и, вместо того чтобы сразу же повезти Сергея в кондитерскую, где для ребят уже был заказан праздничный торт, отвез его совершенно в другое место. Он говорил об этом и раньше, да только Сергей не обращал на это внимания.
И когда машина въехала в знакомый уже дворик медицинского университета, сердце его сжалось.
Он знал, что Атаева-старшего и его жену арестовали и на них завели уголовное дело; что Кирилла временно определили в интернат, но к нему уже едет мать… То есть все живы. Тогда почему же отец привез его в морг? Узнал что-нибудь об их самостоятельной и дерзкой поездке в Саратов? Но ведь это же было так давно…
— Я не пойду туда. Все, что ты хотел мне показать, ты уже показал… — сказал он, когда отец, выйдя из машины, открыл ему дверцу. Мол, выходи. — Что еще я сделал не так?
Он даже разозлился на отца за то, что тот решил ему испортить настроение в такой день.
— Пойдем, и ты все поймешь сам…
И снова он шагнул в эту обитель смерти. Их шаги гулко отдавались эхом в кафельных стенах морга. И снова этот же человек в фартуке, при виде которого хочется закричать и убежать куда глаза глядят.
— Открой глаза… Ты должен это увидеть… Он открыл, но ничего, кроме черных кусков непонятного вещества, не увидел.
— Я ничего не понимаю, — сказал Сергей. — Что это? Черное… Как…
— Легкие курильщика. Пойдем…
Они вышли на свежий воздух. Сергей стиснул зубы. «Разве можно наказывать таким образом даже за тайные мысли? »
— Я считал сигареты, — сказал отец и закурил.
— Воспитываешь меня, а сам куришь? — буркнул Сергей.
— А ты курить не будешь… Знаешь, сколько пачек ты выкурил за месяц?
— Сколько? — он уже понял, о чем идет речь.
— Восемь! Ты покупал их, помимо того что брал у меня, в нашем ларьке. Мне продавщица все докладывала.
— Я покупал сигареты для Макса Гришина.
И потом уже в машине, когда они ехали из кондитерской, Сергей с тортом на коленях рассказал отцу о Максе. Отец говорил об интернате, но Сергей-то знал, что Макс сбежит в тот же день.
— Тогда ему нужно просто помочь. Он должен питаться, чтобы вырасти. Ты же видишь, какого он маленького роста. А ты, вместо того чтобы давать деньги на пирожки или шоколад, покупал ему сигареты… А что касается того, чтобы ему подработать, так пусть он приходит ко мне, я поговорю с ребятами, они его устроят в нормальную фирму. Пару-тройку часов в день — и он будет сыт и одет. Я помогу…
За эти слова Сергей простил отцу поездку в морг.
***
— Сергей, что такое ты должен нам сказать? — спрашивала Машка с набитым ртом. Вот такая, естественная и простая, она нравилась Сергею больше всего. Он знал, что она всегда разная и если любишь человека, то воспринимать его нужно таким, какой он есть на самом деле. А какая она, Машка? И сам себе ответил: замечательная, верная, умная, веселая. Вот какая.— У нас теперь есть электронная почта. Отец настроил, все объяснил…
— Что-то я не пойму, почему ты такой грустный, — не унималась Маша, которая только что начала оттаивать и не скрывала своей радости.
— Да нет, все нормально… Я рад, как и все. Просто подумал про Макса. Может, поможем ему? Деньги-то у нас есть. Купим ему к школе джинсы, кроссовки, что там еще… Учебники. Отец обещал помочь устроить его на работу, на пару часов.
— Так он же не возьмет денег, — посерьезнела Машка.
— Надо будет что-нибудь придумать, и он возьмет…
Стали придумывать, но постепенно вернулись к Атаевым. Обсудили и проанализировали все, что обрушилось на их головы за последнюю неделю. Вспомнили и про капсулы с вирусом. И вот так, беседуя, практически съели большущий торт.
— Между прочим, у меня есть электронный адрес Соломона, — вдруг сказала Маша и густо покраснела. — Он же мне письмо прислал… И вам привет передал.
— Лучше бы он сам приехал… — похлопал себя по животу объевшийся Пузырек. Глаза у него слипались, и Маша, глядя на него, подумала, что какой же он еще, в сущности, ребенок.
— Когда-нибудь приедет…
И в это время зазвонил телефон. Словно напомнил о себе.
Саша Дронов, который находился ближе всех к аппарату, взял трубку.
— Слушаю, — сказал он неуверенным голосом, только сейчас вспомнив о том, что могли звонить по объявлению. А что, если сейчас к нему обратятся с просьбой найти какого-нибудь еще преступника? Его от волнения даже пот прошиб.
— Добрый день, — послышался тихий женский голос.
— Добрый.
Сашка увидел, что Сергей делает ему знаки, и, сообразив, включил микрофон, чтобы их разговор могли услышать все присутствующие в комнате.
— Я по объявлению.
— Да-да… Слушаю. Говорите.
— Вы хотели заказать чучело…
У Саши от удивления перехватило дыхание. Неужели все, что они сделали, оказалось напрасным, и в Москве действует не одна фирма, занимающаяся преступным промыслом — изготовлением чучел?
Приблизительно такие же мысли пронеслись в головах и остальных, когда они услышали про чучело.
Горностаев активно кивал головой: мол, соглашайся, назначай время…
— Да, мы действительно хотели заказать чучело. Мы… мы могли бы встретиться?
— Конечно. Я согласна подъехать к вам в любое удобное для вас время… Говорите адрес.
Горностаев снова кивнул, и Сашка назвал адрес «штаба».
— Вы можете приехать сейчас? — спросил он, проявляя инициативу.
— Да, конечно.
Всем сначала показалось, что в трубке кто-то прыснул, а потом раздались громкие короткие гудки. Саша тоже положил трубку.
— Что будем делать? Звонить твоему отцу?
— Ну уж нет. Если мы распутали дело по первой группе таксидермистов, то возьмемся и за вторую… Тем более что они сейчас сами к нам приедут.
— Сережа, но мне почему-то страшно… — сказала Маша. — А вдруг это «атаевские» люди, которым поручено отомстить нам за то, что мы помогли арестовать их хозяина? У нас кончился «Антидог», нет никакого оружия…
А я и так вся раненая, на мне ни одного живого места нет…
Маша снова стала прежней капризной Машкой. Прекрасной, нежной и до умопомрачительности красивой, несмотря на все ее бинты и пластыри.
— Маша, ничего не бойся. Мы же разговаривали с женщиной. Нас — трое мужиков, разве может она нас испугать?
Послышался тихий всхлип — это уснувший в кресле Пузырек слегка хрюкнул во сне, всхлипнул, тяжело вздохнул и, устроившись поудобнее, снова погрузился в свой неспокойный сон.
— Счастливый, он-то сейчас ничего не боится, — прохныкала Маша. — И вообще. Мне нужно домой. Врач прописал мне успокоительное, сон и…
Она обреченно махнула рукой, понимая, что все равно уйти не сможет.
— Предлагаю для убийства времени написать кому-нибудь электронное письмо, — предложил Сергей и, не дожидаясь одобрения общества, пошел и сел за компьютер. Все, за исключением, разумеется, Никитки, потянулись за ним. Окружили и с интересом стали наблюдать, как он нажимает пальцами на кнопки.
— Маша, ты помнишь адрес Соломона? — спросил Сергей.
На слух сказать не берусь, но написать пожалуй что смогу… Набирай маленькими буквами его фамилию английскими буквами… Правильно. Теперь «собаку» и три буквы, чтобы получилось «сом». Только не представляю, чтобы оно вот так просто дошло… У меня это в голове не умещается.
— Уместится. Просто привыкнуть нужно. И запомните, пожалуйста, наш адрес… Почти как «бауэр», но только латинскими буквами «фосса», понятно? А дальше, как положено.
— Что будем писать? — оживилась Маша, которая хотела бы, конечно, в эту минуту оказаться в комнате одна. Уж она-то написала бы ему письмо.
— Для начала нужно попробовать и отправить что-то совсем простое. Вроде: «Соломон, привет. Проверка связи. Ответь нам. Твои друзья Маша, Сергей, Саша…»
— Мы же с ним не знакомы, — засмущался Сашка, который столько слышал про Соломона, что увидеться с ним стало его заветной мечтой.
— Ну и что. Познакомишься. «… Саша и Никита».
Сергей быстро составил письмо и тут же отправил его в далекий Берлин.
И в эту же минуту раздался звонок в дверь.
— Ма-а-ма… я боюсь, — Маша впилась ногтями в плечо Сергея. — Сереженька, ну, пожалуйста, не открывай… Пожалуйста,
так хорошо было…
И Сергей, который так и стоял бы рядом с Машей, вдыхая аромат ее распущенных чистых волос и йода, которым по-прежнему было разукрашено ее лицо, все же вынужден был осторожно отстраниться. Он решительно направился к двери. После того, где он был рано утром и что видел, все представлялось ему если не пустяком, то уж, во всяком случае, обычной, нормальной, заполненной разными, пусть даже и непредвиденными ситуациями, но все-таки жизнью.
Сначала он, не торопясь, открыл первую дверь, затем, заглянув в «глазок» и ничего в нем не увидев, открыл и вторую.
Маша с Дроновым, которые шли следом за Сергеем, остановились, не в силах заглянуть через его плечо. Но Сергей явно что-то увидел, раз до сих пор стоял и не закрывал двери.
— Ты что, Сережа? Что там такое? Кто там?
Сергей отстранился, и перед Машей явилось видение. Прямо на пороге, грациозно сложившись и обвив себя длинным толстым хвостом, сидела гигантских размеров кошка. Умные глаза ее смотрели куда-то в пространство. Толстый красно-желтый мех, переливаясь на солнце, проникавшем сквозь окно, казался драгоценным… Это была фосса — несбыточная мечта Горностаева, которая явилась ему чудесным призраком в знак восхищения и, быть может, какого-то таинственного родства душ.
Придя в себя, Сергей вдруг улыбнулся, а потом и вовсе расхохотался.
И Маша, узнав фоссу, которую она раньше видела, причем совсем недавно, тоже засмеялась. Прежде всего, конечно, над собственными страхами.
Она первая проскользнула вперед и взяла фоссу в руки. Вручила ее Сергею, поцеловала его в щеку и кинулась зачем-то к окну.
— Вон они, идите сюда… — она выскочила на лоджию, ребята за ней.
Внизу, возле скамейки, они увидели пару — мужчину и женщину.
— Они подарили тебе фоссу, — сказала растроганно Маша. — Это Монастырские… А мы даже не обратили внимания на номер абонента, забыли, что у нас есть определитель номера… Вот он, их номер… Здорово они разыграли нас с этим чучелом… Давайте помашем им рукой.
И, словно услышав их, Монастырские — Алексей Константинович и Софья Андреевна — остановились, посмотрели наверх и тоже помахали в ответ ребятам.
Они ушли, обнявшись, а Сергей, вернувшись в комнату, поставил чучело фоссы на стол и залюбовался им.
— Ну вот, теперь все в полном порядке, и у нашего агентства есть свой символ. И пока она с нами — мы не собьемся со следа…
— Какой ты смешной, Серый, — не выдержал Сашка Дронов и ухмыльнулся. — И что ты в ней только нашел?
В это время зазвонил телефон. Маша схватила трубку, чтобы звонки не смогли разбудить Никиту, по-прежнему крепко спавшего в кресле.
— Слушаю? — спросила она радостно. — Кто это?
— Это детективное агентство? — услышала она низкий мужской голос и посмотрела на электронное табло…