Страница:
Тройственная иерархия типов
Психологический тип сотрудника спецслужб с характерным раздвоением сознания не является лишь одной разновидностью из многих. Он представляет собой выражение фундаментальной дифференциации человечества, никогда, однако, не систематизированной в должной мере. Строго говоря, все люди делятся на тех, кто довольствуется системой интерпретаций этических и поведенческих кодов, главенствующей в их непосредственном окружении и более широком социальном контексте, и тех, кто ищет принципиально иной модели объяснения событий, отличающейся не по количественным, а по качественным характеристикам. Обычные люди примиряются с одноплановым пониманием реальности, каким бы усложненным и комплексным оно ни было. Интерпретация событий и вещей, а также система отношения к ним и соответствующих личных действий в этом случае проходит в одном срезе и является однозначной. Это характеристика “нераздвоенного сознания”. Какими бы странными, противоречивыми, даже абсурдными ни были представления этой категории, они всегда отличаются одноплоскостным, одномерным характером, вытекающим из проекции на единую плоскость множества наличествующих во вне схем.
Второй тип, тип “раздвоенного сознания” отличается изначальной и априорной установкой на одновременное создание параллельных интерпретационным систем.
Дело не в том, что первый тип (“обычные люди”) обязательно знает “меньше” о реальном положении дел, нежели люди с “раздвоенным сознанием”. Это совершенно не обязательно. “Обычный человек” может знать гораздо больше и иметь несравнимо более широкую интерпретационную систему, нежели “раздвоенный”. Но при этом все равно эта система будет качественно одномерной, принадлежащей одной и той же плоскости. И напротив, “раздвоенный” может иметь самые зачаточные представления об обеих областях реальности (о “явной” и “скрытой”), но в самых изначальных предпосылках отношения к действительности этот подход будет радикально иным.
Для наглядности картины можно обратиться к классификации раннехристианских гностиков, деливших всех людей на три категории — “гиликов” (“телесных”), “психиков” (“душевных”) и “пневматиков” (“духовных”). Такая же трехчленная антропологическая иерархия свойственна большинству традиционных обществ и духовных организаций. Предопределила она и структуру “оккультных обществ”, о типологической связи которых с системой спецслужб мы же упоминали, и к которой мы еще не раз будем обращаться в дальнейшем.
“Раздвоенное сознание” сотрудника спецслужб соответствует второму градусу гностической иерархии, т. е. типу “психиков”. “Психики” — люди, которые получили доступ ко второму уровню интерпретации реальности. Они наблюдают как события материального, телесного плана, так и их “душевную” подоплеку, параллельный мир, невидимый для “профанов”, “гиликов”, остающихся на первой ступени иерархии.
Складывается интересная картина: деление психологических типов на людей “раздвоенного” и “нераздвоенного” сознания, соответствующее древней классификации” “гилики-психики”, отражает в политико-правовой области делению на “номократию” и “кратополитику”. “Нераздвоенный” человек, “гилик”, его этика, поступки, суждения, нормативы соответствуют общеправовой, нормативной системе поведения и интерпретации. Он рассматривает вещи и события в той системе координат, которая доминирует в обществе, а свобода выбора осуществляется в системе строго определенных рамок, во многом предопределенных социальным сектором, к которому он принадлежит. Существует огромное разнообразие подтипов “гиликов”, но общая характеристика остается постоянной — они трактуют реальность только на одном уровне, смена интерпретационной модели осуществляется путем замещения. Иными словами, если “гилик” меняет социальный сектор, с соответствующей ему интерпретационной схемой, он оставляет “старую” модель и принимает “новую”, так как все эти модели существуют в одной плоскости. “Психик”, напротив, на любой сектор “номократической” реальности накладывает дополнительное кратополитическое измерение, и поэтому у него любые события, явления или действия раскладываются на две стороны — “профаническую” и “психическую”.
“Психик”, знакомый с реальностью, где вещи предстают не такими, какими их представляют для профанов, а такими, какие они есть “на самом деле”, является типовой фигурой кратополитической деятельности.
К примеру, в газетах сообщают о том, что “произошла авиакатастрофа”. Для “гиликов” выдвигается спектр ее интерпретаций: “теракт” (косвенное разжигание неприязни к тем или иным политическим, религиозным и этническим группам), “техническая неисправность” (косвенно способствует дискредитации компании, которой принадлежал самолет), “некомпетентность экипажа” (косвенное указание на предпочтительное использование иных видов транспорта), или какие-то иные предположительные причины, упоминание которых в СМИ обязательно преследует какую-то определенную, непроговариваемую цель. “Гилики”, люди “нераздвоенного сознания”, либо верят одной версии, либо сомневаются, что принять на веру, либо не обращают на событие особого внимания. Самые компетентные “гилики” способны проследить логическую цепочку, приводящую к организациям и силам, заинтересованным в той или иной интерпретации. “Психики”, т. е. “люди раздвоенного сознания”, субъекты кратополитики и типичные сотрудники спецслужб, интерпретируют “авиакатастрофу” как событие совершенно иного качества. Во-первых, они никогда не могут быть уверены в том, что этот факт вообще имел место. Следовательно, они допускают существование интерпретации без факта. Во-вторых, они заведомо убеждены в искусственной природе катастрофы, так как в кратополитической сфере никогда ничего не происходит без выгод и интересов конкретных сил. Поэтому само происшествие, имеющее видимость несчастного случая, интерпретируется ими заведомо как результат сознательной операции, имеющей логику и цель, всегда остающиеся за пределом профанической действительности. “Кратополитическое” объяснение катастрофы не просто еще несколько версий происшедшего. Это целая система знаний и механизмов, остающаяся обязательно за кадром общедоступной сферы. Тайный, “секретный” характер всей области кратополитики предполагает, что “истинные” объяснения не будут даны “профанам” вообще никогда, поскольку речь идет не о неизвестных элементах определенной плоскости, но о совершенно иной плоскости, само существование которой не доступно “непосвященным”. При этом классический “психик” интерпретирует выбранную нами в качестве примера “авиакатастрофу” в своей сложной, двойственной, кратополитической системе координат даже том случае, если данная область крайне далека от его профессиональных интересов и если его компетентность в конкретном вопросе ничтожна. Важно подчеркнуть, что “психик” сплошь и рядом бывает совершенно некомпетентным в кратополитической реальности применительно к конкретному факту, и в таких случаях он вынужден довольствоваться самыми приблизительными, туманными и неадекватными домыслами. Но и в этом случае характер домыслов будет сущностно кратополитическим, т. е. логика реконструкции будет радикально иной, нежели структура “обывательских” мифов, распространенных среди “гиликов”, “профанов”, верящих в действенность этико-правовых нормативов.
Но в гностической картине существовала еще третья категория, третий тип — “пневматики”. Им в социальной антропологии соответствует еще одна разновидность людей. Это люди с “утроенным сознанием”. Они действуют не в двойственной, а в тройственной схеме, мир интерпретации у них троичен. Подобно тому, как обычные сотрудники спецслужб, оперирующие с моделями кратополитики относятся к одно-плановой схеме профанов, “пневматики” относятся к самой кратополитической модели как к недостаточной сфере, где мы имеем дело не с причинами, а со следствиями, хотя и качественно иными, нежели следствия “профанического” уровня.
Геополитика как модель интерпретации соответствует как раз этому “пневматическому” типу, своего рода “элите элит” или особого секретного отдела по отношению к общей структур спецслужб.
“Пневматики” рассматривают кратополитические концепции как конвенции, как промежуточные и упрощенные представления о природе вещей. Психологический тип, соответствующий “пневматикам” или “геополитикам”, является еще более редким, нежели люди с раздвоенным сознанием, представляющие собой типичных кандидатов для работы в “секретных службах”. “Утроенное сознание” — это последняя степень обобщения, мыслимая в рамках человеческого архетипа. Это — максимальная степень одновременного рассмотрения явлений.
Трудно сказать, из чего такое гносеологическое ограничение вытекает, но оно соответствует устойчивой картине в исторически фиксируемых структурах иерархии. Многообразие степеней или градусов “посвящения”, а также иерархии чинов и статусов являются лишь развитием трех основных категорий, вторичным подразделением внутри трех основных типов.
Трудно объяснить “профанам”, людям “не раздвоенного сознания”, в чем конкретно состоит сущность “психиков” и их манера восприятия действительности. Более того, это невозможно, так как люди, способные представить себе одновременное восприятие реальности в двух качественно различных планах, уже не является в полной смысле “гиликами”. Еще труднее описать феноменологию “пневматиков” или логику “геополитического” подхода к миру и его устройству, так как это предполагает еще большее абстрагирование от того, что является нормой для подавляющего большинства людей.
Ограничимся лишь теоретическим соотнесением между собой трех психологических типов, соответствующих трем моделям интерпретации социальной реальности.
1. “Гилики”, профаны, люди “не раздвоенного сознания” пребывают в сфере “номократии”, подлежат системе юридических, этических, поведенческих и психологических нормативов, предполагающих универсальность и общеобязательность одного плана бытия. На социальном уровне этой психологической категории соответствуют все профессии, социальные группы и виды деятельности, которые не имеют отношения к области “спецслужб” или к тем кратополитическим реальностями, в которых со всей очевидностью обнаруживается условность, прагматичность и недостаточность обычных интерпретаций событий и явлений. Чаще всего те сферы знаний и те профессии, которые хотя бы в некоторой степени выходят за пределы общесоциальных нормативов, оперируют с более широкими комплексами реальности, — философия, психология, психиатрия, социология и т. д., — курируются прямо или косвенно представителями кратополитических структур, т. е. сотрудниками спецслужб. Так обстоит дело не только в тоталитарных обществах, но и в обществах демократических и либеральных, хотя формы такого контроля существенно разнятся.
2. “Психики”, “посвященные”, люди “раздвоенного сознания” интерпретируют реальность на двух уровнях (общем, “номократическом”, и “тайном”, “кратополитическом”), отдавая предпочтение кратополитическим системам, но постоянно скрывая это внешне. Этот тип людей является основной категорией сотрудников различных спецслужб, курирующих кратополитический уровень общественной жизни. Кратополитика, по определению, считается в первую очередь не с правом, но с силой, и поэтому “силовое” объяснение превалирует здесь над “правовым” объяснением. Подобно тому, как психолог или психиатр относится к человеческой личности как к механической конструкции, к объектной совокупности синдромов и комплексов, тогда как обычный человек убежден в спонтанности и субъектности самого себя, “психик” рассматривает социальные и политические события как объектное выражение неких механизмов, скрытых от общественности и сознательно управляющих тем, что представляется для профана “случайностью”, “свободным решением”, “объективной закономерностью” и т. д. Сравнение с психологом (или психо-аналитиком) наглядно и помогает представить, какую роль играет кратополитический пласт в обществе.
3. “Пневматики”, люди “утроенного сознания”, имеют дело с еще более сложной системой интерпретаций. Они достраивают дуальную иерархию “гилики- психики” (соответствующую делению на “обычных людей” и “сотрудников спецслужб”) до тройной иерархии, где над кратополитическим уровнем возникает еще один — “геополитический” этаж, представляющий собой новый и последний интерпретационный пласт, где обнаруживается относительность как “номократического”, так и кратополитического планов понимания реальности. Кратополитика сама берется здесь в качестве объекта интерпретации, в качестве “картины болезни”, “синдрома”, в качестве “пациента”. “Силовая” природа реальности, интерпретирующая ее “правовую” сторону, в свою очередь, подвергается расшифровке в рамках новой, геополитической” парадигмы. “Пневматики” могут быть, таким образом, сопоставлены с психологами, занимающимися исследованием и терапией психологов, или с теми, кто формулирует и формирует методологии и предпосылки, ложащиеся в основу той или иной психологической или психиатрической школы.
И, наконец, три психологических типа соответствуют трем уровням социальных институтов. Первый тип, “гилики”, наполняют собой обычные, “несекретные” организации, т. е. подавляющее большинство социальных и профессиональных секторов общества. “Психики” предоставляют собой типичных представителей “спецслужб” или тех областей знаний, которые имеют какое-то отношение к кратополитике, оперируют с социальными, политико-экономическими, мировоззренческими, философскими и юридическими парадигмами (как правило, эта деятельность напрямую курируется представителями спецслужб). И, наконец, “пневматики”, самый редкий и малочисленный, исключительный тип людей составляет основу сверхсекретных организаций, которые имеют дело с парадигмой парадигм, с геополитической интерпретацией кратополитического уровня.
Организации “пневматиков” по своему качеству и роду деятельности являются настолько закрытыми, что очень сложно соотнести или отождествить их с каким-то конкретными социальными институтами, информация о которых может быть получена традиционными способами. Существование спецслужб юридически признано и никем не отрицается, хотя их деятельность, структура и модели функционирования чаще всего остаются засекреченными. Но в случае “геополитических центров решений” — ситуация иная. Сам факт их существования многие подвергают сомнению, считая это “мифом”, “домыслом”, “легендой”. Если мы внимательно присмотримся к тройственной иерархии интерпретационных моделей и соответствующих им типов, то причина такого скептического отношения станет ясна. Существует ли лучший способ засекретить свою деятельность, чем внушить мысль о собственном несуществовании?
Второй тип, тип “раздвоенного сознания” отличается изначальной и априорной установкой на одновременное создание параллельных интерпретационным систем.
Дело не в том, что первый тип (“обычные люди”) обязательно знает “меньше” о реальном положении дел, нежели люди с “раздвоенным сознанием”. Это совершенно не обязательно. “Обычный человек” может знать гораздо больше и иметь несравнимо более широкую интерпретационную систему, нежели “раздвоенный”. Но при этом все равно эта система будет качественно одномерной, принадлежащей одной и той же плоскости. И напротив, “раздвоенный” может иметь самые зачаточные представления об обеих областях реальности (о “явной” и “скрытой”), но в самых изначальных предпосылках отношения к действительности этот подход будет радикально иным.
Для наглядности картины можно обратиться к классификации раннехристианских гностиков, деливших всех людей на три категории — “гиликов” (“телесных”), “психиков” (“душевных”) и “пневматиков” (“духовных”). Такая же трехчленная антропологическая иерархия свойственна большинству традиционных обществ и духовных организаций. Предопределила она и структуру “оккультных обществ”, о типологической связи которых с системой спецслужб мы же упоминали, и к которой мы еще не раз будем обращаться в дальнейшем.
“Раздвоенное сознание” сотрудника спецслужб соответствует второму градусу гностической иерархии, т. е. типу “психиков”. “Психики” — люди, которые получили доступ ко второму уровню интерпретации реальности. Они наблюдают как события материального, телесного плана, так и их “душевную” подоплеку, параллельный мир, невидимый для “профанов”, “гиликов”, остающихся на первой ступени иерархии.
Складывается интересная картина: деление психологических типов на людей “раздвоенного” и “нераздвоенного” сознания, соответствующее древней классификации” “гилики-психики”, отражает в политико-правовой области делению на “номократию” и “кратополитику”. “Нераздвоенный” человек, “гилик”, его этика, поступки, суждения, нормативы соответствуют общеправовой, нормативной системе поведения и интерпретации. Он рассматривает вещи и события в той системе координат, которая доминирует в обществе, а свобода выбора осуществляется в системе строго определенных рамок, во многом предопределенных социальным сектором, к которому он принадлежит. Существует огромное разнообразие подтипов “гиликов”, но общая характеристика остается постоянной — они трактуют реальность только на одном уровне, смена интерпретационной модели осуществляется путем замещения. Иными словами, если “гилик” меняет социальный сектор, с соответствующей ему интерпретационной схемой, он оставляет “старую” модель и принимает “новую”, так как все эти модели существуют в одной плоскости. “Психик”, напротив, на любой сектор “номократической” реальности накладывает дополнительное кратополитическое измерение, и поэтому у него любые события, явления или действия раскладываются на две стороны — “профаническую” и “психическую”.
“Психик”, знакомый с реальностью, где вещи предстают не такими, какими их представляют для профанов, а такими, какие они есть “на самом деле”, является типовой фигурой кратополитической деятельности.
К примеру, в газетах сообщают о том, что “произошла авиакатастрофа”. Для “гиликов” выдвигается спектр ее интерпретаций: “теракт” (косвенное разжигание неприязни к тем или иным политическим, религиозным и этническим группам), “техническая неисправность” (косвенно способствует дискредитации компании, которой принадлежал самолет), “некомпетентность экипажа” (косвенное указание на предпочтительное использование иных видов транспорта), или какие-то иные предположительные причины, упоминание которых в СМИ обязательно преследует какую-то определенную, непроговариваемую цель. “Гилики”, люди “нераздвоенного сознания”, либо верят одной версии, либо сомневаются, что принять на веру, либо не обращают на событие особого внимания. Самые компетентные “гилики” способны проследить логическую цепочку, приводящую к организациям и силам, заинтересованным в той или иной интерпретации. “Психики”, т. е. “люди раздвоенного сознания”, субъекты кратополитики и типичные сотрудники спецслужб, интерпретируют “авиакатастрофу” как событие совершенно иного качества. Во-первых, они никогда не могут быть уверены в том, что этот факт вообще имел место. Следовательно, они допускают существование интерпретации без факта. Во-вторых, они заведомо убеждены в искусственной природе катастрофы, так как в кратополитической сфере никогда ничего не происходит без выгод и интересов конкретных сил. Поэтому само происшествие, имеющее видимость несчастного случая, интерпретируется ими заведомо как результат сознательной операции, имеющей логику и цель, всегда остающиеся за пределом профанической действительности. “Кратополитическое” объяснение катастрофы не просто еще несколько версий происшедшего. Это целая система знаний и механизмов, остающаяся обязательно за кадром общедоступной сферы. Тайный, “секретный” характер всей области кратополитики предполагает, что “истинные” объяснения не будут даны “профанам” вообще никогда, поскольку речь идет не о неизвестных элементах определенной плоскости, но о совершенно иной плоскости, само существование которой не доступно “непосвященным”. При этом классический “психик” интерпретирует выбранную нами в качестве примера “авиакатастрофу” в своей сложной, двойственной, кратополитической системе координат даже том случае, если данная область крайне далека от его профессиональных интересов и если его компетентность в конкретном вопросе ничтожна. Важно подчеркнуть, что “психик” сплошь и рядом бывает совершенно некомпетентным в кратополитической реальности применительно к конкретному факту, и в таких случаях он вынужден довольствоваться самыми приблизительными, туманными и неадекватными домыслами. Но и в этом случае характер домыслов будет сущностно кратополитическим, т. е. логика реконструкции будет радикально иной, нежели структура “обывательских” мифов, распространенных среди “гиликов”, “профанов”, верящих в действенность этико-правовых нормативов.
Но в гностической картине существовала еще третья категория, третий тип — “пневматики”. Им в социальной антропологии соответствует еще одна разновидность людей. Это люди с “утроенным сознанием”. Они действуют не в двойственной, а в тройственной схеме, мир интерпретации у них троичен. Подобно тому, как обычные сотрудники спецслужб, оперирующие с моделями кратополитики относятся к одно-плановой схеме профанов, “пневматики” относятся к самой кратополитической модели как к недостаточной сфере, где мы имеем дело не с причинами, а со следствиями, хотя и качественно иными, нежели следствия “профанического” уровня.
Геополитика как модель интерпретации соответствует как раз этому “пневматическому” типу, своего рода “элите элит” или особого секретного отдела по отношению к общей структур спецслужб.
“Пневматики” рассматривают кратополитические концепции как конвенции, как промежуточные и упрощенные представления о природе вещей. Психологический тип, соответствующий “пневматикам” или “геополитикам”, является еще более редким, нежели люди с раздвоенным сознанием, представляющие собой типичных кандидатов для работы в “секретных службах”. “Утроенное сознание” — это последняя степень обобщения, мыслимая в рамках человеческого архетипа. Это — максимальная степень одновременного рассмотрения явлений.
Трудно сказать, из чего такое гносеологическое ограничение вытекает, но оно соответствует устойчивой картине в исторически фиксируемых структурах иерархии. Многообразие степеней или градусов “посвящения”, а также иерархии чинов и статусов являются лишь развитием трех основных категорий, вторичным подразделением внутри трех основных типов.
Трудно объяснить “профанам”, людям “не раздвоенного сознания”, в чем конкретно состоит сущность “психиков” и их манера восприятия действительности. Более того, это невозможно, так как люди, способные представить себе одновременное восприятие реальности в двух качественно различных планах, уже не является в полной смысле “гиликами”. Еще труднее описать феноменологию “пневматиков” или логику “геополитического” подхода к миру и его устройству, так как это предполагает еще большее абстрагирование от того, что является нормой для подавляющего большинства людей.
Ограничимся лишь теоретическим соотнесением между собой трех психологических типов, соответствующих трем моделям интерпретации социальной реальности.
1. “Гилики”, профаны, люди “не раздвоенного сознания” пребывают в сфере “номократии”, подлежат системе юридических, этических, поведенческих и психологических нормативов, предполагающих универсальность и общеобязательность одного плана бытия. На социальном уровне этой психологической категории соответствуют все профессии, социальные группы и виды деятельности, которые не имеют отношения к области “спецслужб” или к тем кратополитическим реальностями, в которых со всей очевидностью обнаруживается условность, прагматичность и недостаточность обычных интерпретаций событий и явлений. Чаще всего те сферы знаний и те профессии, которые хотя бы в некоторой степени выходят за пределы общесоциальных нормативов, оперируют с более широкими комплексами реальности, — философия, психология, психиатрия, социология и т. д., — курируются прямо или косвенно представителями кратополитических структур, т. е. сотрудниками спецслужб. Так обстоит дело не только в тоталитарных обществах, но и в обществах демократических и либеральных, хотя формы такого контроля существенно разнятся.
2. “Психики”, “посвященные”, люди “раздвоенного сознания” интерпретируют реальность на двух уровнях (общем, “номократическом”, и “тайном”, “кратополитическом”), отдавая предпочтение кратополитическим системам, но постоянно скрывая это внешне. Этот тип людей является основной категорией сотрудников различных спецслужб, курирующих кратополитический уровень общественной жизни. Кратополитика, по определению, считается в первую очередь не с правом, но с силой, и поэтому “силовое” объяснение превалирует здесь над “правовым” объяснением. Подобно тому, как психолог или психиатр относится к человеческой личности как к механической конструкции, к объектной совокупности синдромов и комплексов, тогда как обычный человек убежден в спонтанности и субъектности самого себя, “психик” рассматривает социальные и политические события как объектное выражение неких механизмов, скрытых от общественности и сознательно управляющих тем, что представляется для профана “случайностью”, “свободным решением”, “объективной закономерностью” и т. д. Сравнение с психологом (или психо-аналитиком) наглядно и помогает представить, какую роль играет кратополитический пласт в обществе.
3. “Пневматики”, люди “утроенного сознания”, имеют дело с еще более сложной системой интерпретаций. Они достраивают дуальную иерархию “гилики- психики” (соответствующую делению на “обычных людей” и “сотрудников спецслужб”) до тройной иерархии, где над кратополитическим уровнем возникает еще один — “геополитический” этаж, представляющий собой новый и последний интерпретационный пласт, где обнаруживается относительность как “номократического”, так и кратополитического планов понимания реальности. Кратополитика сама берется здесь в качестве объекта интерпретации, в качестве “картины болезни”, “синдрома”, в качестве “пациента”. “Силовая” природа реальности, интерпретирующая ее “правовую” сторону, в свою очередь, подвергается расшифровке в рамках новой, геополитической” парадигмы. “Пневматики” могут быть, таким образом, сопоставлены с психологами, занимающимися исследованием и терапией психологов, или с теми, кто формулирует и формирует методологии и предпосылки, ложащиеся в основу той или иной психологической или психиатрической школы.
И, наконец, три психологических типа соответствуют трем уровням социальных институтов. Первый тип, “гилики”, наполняют собой обычные, “несекретные” организации, т. е. подавляющее большинство социальных и профессиональных секторов общества. “Психики” предоставляют собой типичных представителей “спецслужб” или тех областей знаний, которые имеют какое-то отношение к кратополитике, оперируют с социальными, политико-экономическими, мировоззренческими, философскими и юридическими парадигмами (как правило, эта деятельность напрямую курируется представителями спецслужб). И, наконец, “пневматики”, самый редкий и малочисленный, исключительный тип людей составляет основу сверхсекретных организаций, которые имеют дело с парадигмой парадигм, с геополитической интерпретацией кратополитического уровня.
Организации “пневматиков” по своему качеству и роду деятельности являются настолько закрытыми, что очень сложно соотнести или отождествить их с каким-то конкретными социальными институтами, информация о которых может быть получена традиционными способами. Существование спецслужб юридически признано и никем не отрицается, хотя их деятельность, структура и модели функционирования чаще всего остаются засекреченными. Но в случае “геополитических центров решений” — ситуация иная. Сам факт их существования многие подвергают сомнению, считая это “мифом”, “домыслом”, “легендой”. Если мы внимательно присмотримся к тройственной иерархии интерпретационных моделей и соответствующих им типов, то причина такого скептического отношения станет ясна. Существует ли лучший способ засекретить свою деятельность, чем внушить мысль о собственном несуществовании?
Спецслужбы и тайные общества
В социологической типологии спецслужб мы отнюдь не случайно воспользовались терминологией, почерпнутой из арсенала “тайных обществ” оккультного типа. Такие общества существовали на всех стадиях человеческой цивилизации и имели место у всех народов земли, во всех культурных и религиозных контекстах. Исследования таких авторов как Мирча Элиаде и Рене Генон убедительно показали, что область “эзотеризма” и “инициации” представляет собой неотъемлемый уровень всякой человеческой формации — от примитивных племен до сложнейших государственных макрообразований.
При рассмотрении тайных обществ некогда преобладала чисто позитивистская пренебрежительная позиция, отождествлявшая эти структуры с пережитками древних институтов, появившихся как модели некритической, “донаучной” интерпретации мира, пытающейся дать упрощенные или заведомо ложные ответы на теоретические вопросы космогонии, космологии, этики и т. д., всегда стоявшие перед человеческим духом. Но развитие социологии, антропологии, истории религий в ХХ веке и особенно во второй его половине заставило отказаться от примитивного взгляда на природу мифа и от приравнивания “эзотеризма” и “инициации” к “пережиткам темного Средневековья”. Постепенно ученые утратили оптимизм, с которым деятели Просвещения и их духовные наследники относились к данным позитивистской науки, принимая их за обнаружение последней истины, скрытой ранее от человечества за стеной предрассудков, суеверий и ложных, упрощенных представлений о природе реальности. Оказалось, что сам позитивизм есть не что иное, как одна из возможных интерпретационных систем, основывающаяся на столь же бездоказательной и мифической базе, как и древние космогонии. Просвещение не отменило миф, но гуманизировало его, свела до уровня индивидуума и его рассудочной деятельности. Показательно при этом, что вожди и вдохновители Просвещения сами принадлежали в подавляющем большинстве случаев к “эзотерическим” и “инициатическим” организациям, устроенным по архаическому образцу. Поэтому большинство современных социологов и культурологов склонны рассматривать “секуляризированный”, рационалистический характер Нового времени просто как смену мифологических парадигм, а не как избавление человечества от “гнета сакрального”, на что надеялись и что провозглашали рационалисты и атеисты первых поколений. Более пристальное рассмотрение среды возникновения идей, специфических для Нового времени (у того же Элиаде или Юнга), однозначно убеждает, что все они суть гипертрофированное и одномерное развитие комплекса герметических наук, составлявших как раз основу западноевропейского эзотеризма. Получается, что за “прогрессистским” пафосом просвещения стояла лишь смена мифологических парадигм, а отрицание “традиции” касалось исключительно отвержения католического, западно-христианского комплекса идей и мировоззрений.
Из такого положения можно сделать один в высшей степени важный социологический вывод — структурализация общества по трем уровням, соответствующим “гиликам”, “психикам” и “пневматикам”, относится не только к гностическим сектам или оккультистским группам, но отражает фундаментальную типологизацию человеческих обществ, характерных для любой модели их устройства и любой идеологии.
Легко проследить это тройственное деление в христианстве: ветхие люди (неверные, нехристиане и оглашенные), верные (христиане, принявшие крещение) и иереи (рукоположенные, посвященные в сан). Подчеркнем, что это не церковная, но антропологическая иерархия. Особенно строго такого взгляда на устройство общества придерживались первые христиане, жившие среди язычников и являвшиеся полным аналогом эзотерического и инициатического общества.
Такая же картина свойственна исламскому миру, где профанами считаются “неверные”, посвященными в первой степени все, исповедующие шариат, а высшими посвященными — члены суфийских, эзотерических общин, “тарикатов”.
Но такая чистая структурализация в рамках этих религий строго соблюдается только в том случае, когда религиозная община находится в чуждом контексте. После того, как религия распространяется на мажоритарные социальные слои и становится достоянием большинства, а не избранного меньшинства, как на первых этапах, иерархическая картина усложняется. Отныне религиозное большинство соотносится с первым уровнем, клир (в христианстве) или суфии (в исламе) — со вторым, а третий иерархический уровень соответствует особой избранной категории духовидцев. В христианстве это монашество, и особенно его исихастское направление, в исламе — особые избранные тарикаты, стоящие по ту сторону обычных суфийских братств (к примеру, такие, как “ишракийун” Сохраварди или последователи ибн Араби). В западном христианстве после раскола церквей в 1054 году внутренний эзотерический слой (“психики” и «пневматики») стал двигаться в сторону все возрастающей концептуальной самостоятельности, постепенно утрачивая укорененность в христианской католической доктрине. Обособление “эзотеризма” и вызвало постепенно появление антицерковных “инициатических” организаций, которые впервые проявили себя вовне в период Реформации, а затем предопределили развитие некоторых крупных течений в европейском масонстве. Эта секуляризированная, антикатолическая линия западно-европейского эзотеризма и стала архитектором современного общества и современного духа, заложила основы светского мировоззрения, рационализма, атеизма, материализма и других характерных тенденций современности. И несмотря на стремление просветительских сил деиерархизировать общество, утвердить принципы “равенства и свободы”, в конкретике социального устройства даже самых демократических и “прогрессивных” систем сказалась все та же традиционная иерархичность герметических орденов и масонских лож. И деление всех людей на профанов, посвященных и сверхпосвященных никуда не исчезло, перейдя на иной уровень и дав импульс новой стратификации социальных групп и управленческих элит. Эти соображения объясняют, почему мы не проводим строгих различий между профаническими, социально предопределенными “спецслужбами”, представляющими собой лишь второстепенный придаток такой светской и начисто лишенной сакральности вещи, как “современное государство”, и оккультными ложами и орденами, оперирующими, казалось бы, в совершенно иной среде и с совершенно иными реальностями. На самом деле, с типологической и социологической точек зрения, и спецслужбы и ложи суть явления одно-порядковые, “конгруэнтные”, типологически близкие. Не случайно в традиционных обществах такое сходство выражалось в практическом тождестве обеих структур: там эзотерические организации сплошь и рядом выполняли разведывательные и контрразведывательные функции (особенно схожие с тем, что в Новое время получило название “политическая разведка”). И наоборот, все представители элит, имеющие отношение к обеспечению безопасности общества или государства с необходимостью принадлежали к особым эзотерическим кланам и орденам.
Так обстояли дела раньше, но точно так же обстоят дела и сегодня. Если на уровне внешнем, “обывательском”, в Новое время произошла радикальная и кажущаяся абсолютной смена интерпретационных парадигм (распространение атеизма, бытового материализма, скептицизма и т. д.), то на уровне элит и групп реального управления (особенно спецслужб) сохранилась удивительная преемственность с древними институтами и мировоззрениями, свойственными предшествующим стадиям социального развития. Уже на первом “конспирологическом” уровне интерпретационный “консерватизм” гораздо выше, нежели на нулевом, профаническом. А “пневматики” имеют дело вообще с надвременной реальностью, превышающей относительную канву человеческой истории.
Между “эзотериками” и “сотрудниками госбезопасности” существует типологическое единство, социологически и психологически фиксируемое тождество интерпретационной логики, конгруэнтность аналитических механизмов и парадигм реализации конкретных оперативных заданий. Тайное тяготеет к тайному, “secret societies” к “secret services”. И спецслужбы и эзотерическая элита имеют дело не со сферой социальных следствий, но с областью социальных причин, а “причинный план” требует последовательной дифференциации в отношении профанического общедоступного уровня. И “посвященные” и “агенты” понимают искусственную, почти механическую природу поведенческого и ментального стереотипа масс, инструментальный характер их мнений и решений, фрагментарный, ограниченный и легко манипулируемый сектор их интерпретационных методологий. Поэтому на первом конспирологическом уровне возникает потребность прагматической редукции знаний о причинной области для большинства. При этом такая редукция, наряду с вытекающей из нее потребностью в “сокрытии информации”, не является злонамеренным своевольным выбором “элиты”, стремящейся держать массы в неведении, но основана на интерпретационном, гносеологическом неравенстве людей, на объективном различии “познавательных темпераментов”. Один человеческий тип (наиболее распространенный) всегда довольствуется фрагментарной информацией, обеспечивающей нормальное функционирование в узком социальном секторе (семья, дом, профессия, знакомые, самые общие представления о структуре доминирующего мировоззрения и социальном устройстве). Можно назвать это “индуктивным гносеологическим темпераментом”. Другой тип стремится получить представление о целом, обрести ключ к пониманию логики целого, и без этого он не представляет себе жизни. Такой гносеологический темперамент можно назвать “дедуктивным”. В традиционном обществе, основанном на принципах религии и сакральности мира (как человеческого — сакральность социума, так и нечеловеческого — сакральность космоса), человек дедуктивный вступает в орден, идет по духовной линии. В современном мире эквивалентом этой утраченной области (в том значении, которым она обладала при царстве Традиции) являются спецслужбы, также вводящие человека в закулисные сферы социального и мировоззренческого функционирования. Сходство задач и уровня, а также генеалогия происхождения из одного корня снова сближает между собой то и другое.
При рассмотрении тайных обществ некогда преобладала чисто позитивистская пренебрежительная позиция, отождествлявшая эти структуры с пережитками древних институтов, появившихся как модели некритической, “донаучной” интерпретации мира, пытающейся дать упрощенные или заведомо ложные ответы на теоретические вопросы космогонии, космологии, этики и т. д., всегда стоявшие перед человеческим духом. Но развитие социологии, антропологии, истории религий в ХХ веке и особенно во второй его половине заставило отказаться от примитивного взгляда на природу мифа и от приравнивания “эзотеризма” и “инициации” к “пережиткам темного Средневековья”. Постепенно ученые утратили оптимизм, с которым деятели Просвещения и их духовные наследники относились к данным позитивистской науки, принимая их за обнаружение последней истины, скрытой ранее от человечества за стеной предрассудков, суеверий и ложных, упрощенных представлений о природе реальности. Оказалось, что сам позитивизм есть не что иное, как одна из возможных интерпретационных систем, основывающаяся на столь же бездоказательной и мифической базе, как и древние космогонии. Просвещение не отменило миф, но гуманизировало его, свела до уровня индивидуума и его рассудочной деятельности. Показательно при этом, что вожди и вдохновители Просвещения сами принадлежали в подавляющем большинстве случаев к “эзотерическим” и “инициатическим” организациям, устроенным по архаическому образцу. Поэтому большинство современных социологов и культурологов склонны рассматривать “секуляризированный”, рационалистический характер Нового времени просто как смену мифологических парадигм, а не как избавление человечества от “гнета сакрального”, на что надеялись и что провозглашали рационалисты и атеисты первых поколений. Более пристальное рассмотрение среды возникновения идей, специфических для Нового времени (у того же Элиаде или Юнга), однозначно убеждает, что все они суть гипертрофированное и одномерное развитие комплекса герметических наук, составлявших как раз основу западноевропейского эзотеризма. Получается, что за “прогрессистским” пафосом просвещения стояла лишь смена мифологических парадигм, а отрицание “традиции” касалось исключительно отвержения католического, западно-христианского комплекса идей и мировоззрений.
Из такого положения можно сделать один в высшей степени важный социологический вывод — структурализация общества по трем уровням, соответствующим “гиликам”, “психикам” и “пневматикам”, относится не только к гностическим сектам или оккультистским группам, но отражает фундаментальную типологизацию человеческих обществ, характерных для любой модели их устройства и любой идеологии.
Легко проследить это тройственное деление в христианстве: ветхие люди (неверные, нехристиане и оглашенные), верные (христиане, принявшие крещение) и иереи (рукоположенные, посвященные в сан). Подчеркнем, что это не церковная, но антропологическая иерархия. Особенно строго такого взгляда на устройство общества придерживались первые христиане, жившие среди язычников и являвшиеся полным аналогом эзотерического и инициатического общества.
Такая же картина свойственна исламскому миру, где профанами считаются “неверные”, посвященными в первой степени все, исповедующие шариат, а высшими посвященными — члены суфийских, эзотерических общин, “тарикатов”.
Но такая чистая структурализация в рамках этих религий строго соблюдается только в том случае, когда религиозная община находится в чуждом контексте. После того, как религия распространяется на мажоритарные социальные слои и становится достоянием большинства, а не избранного меньшинства, как на первых этапах, иерархическая картина усложняется. Отныне религиозное большинство соотносится с первым уровнем, клир (в христианстве) или суфии (в исламе) — со вторым, а третий иерархический уровень соответствует особой избранной категории духовидцев. В христианстве это монашество, и особенно его исихастское направление, в исламе — особые избранные тарикаты, стоящие по ту сторону обычных суфийских братств (к примеру, такие, как “ишракийун” Сохраварди или последователи ибн Араби). В западном христианстве после раскола церквей в 1054 году внутренний эзотерический слой (“психики” и «пневматики») стал двигаться в сторону все возрастающей концептуальной самостоятельности, постепенно утрачивая укорененность в христианской католической доктрине. Обособление “эзотеризма” и вызвало постепенно появление антицерковных “инициатических” организаций, которые впервые проявили себя вовне в период Реформации, а затем предопределили развитие некоторых крупных течений в европейском масонстве. Эта секуляризированная, антикатолическая линия западно-европейского эзотеризма и стала архитектором современного общества и современного духа, заложила основы светского мировоззрения, рационализма, атеизма, материализма и других характерных тенденций современности. И несмотря на стремление просветительских сил деиерархизировать общество, утвердить принципы “равенства и свободы”, в конкретике социального устройства даже самых демократических и “прогрессивных” систем сказалась все та же традиционная иерархичность герметических орденов и масонских лож. И деление всех людей на профанов, посвященных и сверхпосвященных никуда не исчезло, перейдя на иной уровень и дав импульс новой стратификации социальных групп и управленческих элит. Эти соображения объясняют, почему мы не проводим строгих различий между профаническими, социально предопределенными “спецслужбами”, представляющими собой лишь второстепенный придаток такой светской и начисто лишенной сакральности вещи, как “современное государство”, и оккультными ложами и орденами, оперирующими, казалось бы, в совершенно иной среде и с совершенно иными реальностями. На самом деле, с типологической и социологической точек зрения, и спецслужбы и ложи суть явления одно-порядковые, “конгруэнтные”, типологически близкие. Не случайно в традиционных обществах такое сходство выражалось в практическом тождестве обеих структур: там эзотерические организации сплошь и рядом выполняли разведывательные и контрразведывательные функции (особенно схожие с тем, что в Новое время получило название “политическая разведка”). И наоборот, все представители элит, имеющие отношение к обеспечению безопасности общества или государства с необходимостью принадлежали к особым эзотерическим кланам и орденам.
Так обстояли дела раньше, но точно так же обстоят дела и сегодня. Если на уровне внешнем, “обывательском”, в Новое время произошла радикальная и кажущаяся абсолютной смена интерпретационных парадигм (распространение атеизма, бытового материализма, скептицизма и т. д.), то на уровне элит и групп реального управления (особенно спецслужб) сохранилась удивительная преемственность с древними институтами и мировоззрениями, свойственными предшествующим стадиям социального развития. Уже на первом “конспирологическом” уровне интерпретационный “консерватизм” гораздо выше, нежели на нулевом, профаническом. А “пневматики” имеют дело вообще с надвременной реальностью, превышающей относительную канву человеческой истории.
Между “эзотериками” и “сотрудниками госбезопасности” существует типологическое единство, социологически и психологически фиксируемое тождество интерпретационной логики, конгруэнтность аналитических механизмов и парадигм реализации конкретных оперативных заданий. Тайное тяготеет к тайному, “secret societies” к “secret services”. И спецслужбы и эзотерическая элита имеют дело не со сферой социальных следствий, но с областью социальных причин, а “причинный план” требует последовательной дифференциации в отношении профанического общедоступного уровня. И “посвященные” и “агенты” понимают искусственную, почти механическую природу поведенческого и ментального стереотипа масс, инструментальный характер их мнений и решений, фрагментарный, ограниченный и легко манипулируемый сектор их интерпретационных методологий. Поэтому на первом конспирологическом уровне возникает потребность прагматической редукции знаний о причинной области для большинства. При этом такая редукция, наряду с вытекающей из нее потребностью в “сокрытии информации”, не является злонамеренным своевольным выбором “элиты”, стремящейся держать массы в неведении, но основана на интерпретационном, гносеологическом неравенстве людей, на объективном различии “познавательных темпераментов”. Один человеческий тип (наиболее распространенный) всегда довольствуется фрагментарной информацией, обеспечивающей нормальное функционирование в узком социальном секторе (семья, дом, профессия, знакомые, самые общие представления о структуре доминирующего мировоззрения и социальном устройстве). Можно назвать это “индуктивным гносеологическим темпераментом”. Другой тип стремится получить представление о целом, обрести ключ к пониманию логики целого, и без этого он не представляет себе жизни. Такой гносеологический темперамент можно назвать “дедуктивным”. В традиционном обществе, основанном на принципах религии и сакральности мира (как человеческого — сакральность социума, так и нечеловеческого — сакральность космоса), человек дедуктивный вступает в орден, идет по духовной линии. В современном мире эквивалентом этой утраченной области (в том значении, которым она обладала при царстве Традиции) являются спецслужбы, также вводящие человека в закулисные сферы социального и мировоззренческого функционирования. Сходство задач и уровня, а также генеалогия происхождения из одного корня снова сближает между собой то и другое.