От «прохладной войны» к «горячей фазе»
В течение первого президентского цикла Владимир Путин под видом покорности к оккупационным силам проводил политику внутренней мобилизации. То есть он готовил восстание. И только ждал того момента, когда можно было бы открыто заявить миру и своему народу, что «холодная война» против России продолжается. И соответственно, что наша страна находится в состоянии войны. Вначале он заговорил о суверенной демократии, а уже в мюнхенской речи назвал все вещи своими именами. Таким образом, эта речь – поворотная точка в истории России. Теперь все вещи названы так, как есть: Америка ведет с нами «прохладную войну». Именно так говорят многие западные политологи. Дело в том, что «холодная война» возможна только в том случае, если существует полностью симметричная система вооружений. И тогда каждая из противоборствующих сторон контролирует равные сектора пространства. Сейчас же у России остались только асимметричные ответы. Но эта война в любой момент может стать «теплой» или даже «горячей». И готовящийся удар по Ирану вопреки стратегическим интересам России – это готовящаяся возможность перевода «прохладной войны» в «горячую» фазу.
Нападая на Сирию и Иран, Америка фактически угрожает нам. Все это Путин высказал в своем выступлении в Мюнхене. После этого Россия уже жила с иным самосознанием, нежели до этого события. Потому что до этого в течение долгих 15 лет мы пребывали в уверенности – «благодаря» прежнему продажному колониальному руководству, что такой войны нет. Дескать, однополярного мира нет – все строят многополярный мир. Иными словами, после периода некоего «интеллектуального безумия», в котором пребывала Россия после Горбачева и Ельцина, страна начинает приходить в себя. Впрочем, это еще не означает, что мы побеждаем. Просто начали называть вещи своими именами, а значит, становимся адекватными. «Смутное время» закончилось. Хотя само по себе это понимание текущей ситуации весьма печально. Потому что, если мы в свете мюнхенской речи Путина посмотрим на то, что делали последние два десятилетия, то нам должно стать страшно и стыдно. Потому что мы вверили свою судьбу оккупационной элите, состоящей из олигархов, западников и либералов, которые целенаправленно разрушали наши стратегические позиции и лишали нашу страну суверенитета. Сейчас Россия представляет собой воюющую нацию. Вот с чем связаны многие осуществленные Путиным кадровые перестановки в правительстве, в правящих элитах в целом. На мой взгляд, они стали прямым следствием мюнхенской речи Путина. Основная задача на сегодня – заняться в первую очередь безграничной коррупцией российского генералитета. Это нужно для наведения морального порядка в армии. Потому что разложившаяся армия не способна воевать. Это неизбежная мера для того, чтобы привести армию в полную боевую готовность.
Нападая на Сирию и Иран, Америка фактически угрожает нам. Все это Путин высказал в своем выступлении в Мюнхене. После этого Россия уже жила с иным самосознанием, нежели до этого события. Потому что до этого в течение долгих 15 лет мы пребывали в уверенности – «благодаря» прежнему продажному колониальному руководству, что такой войны нет. Дескать, однополярного мира нет – все строят многополярный мир. Иными словами, после периода некоего «интеллектуального безумия», в котором пребывала Россия после Горбачева и Ельцина, страна начинает приходить в себя. Впрочем, это еще не означает, что мы побеждаем. Просто начали называть вещи своими именами, а значит, становимся адекватными. «Смутное время» закончилось. Хотя само по себе это понимание текущей ситуации весьма печально. Потому что, если мы в свете мюнхенской речи Путина посмотрим на то, что делали последние два десятилетия, то нам должно стать страшно и стыдно. Потому что мы вверили свою судьбу оккупационной элите, состоящей из олигархов, западников и либералов, которые целенаправленно разрушали наши стратегические позиции и лишали нашу страну суверенитета. Сейчас Россия представляет собой воюющую нацию. Вот с чем связаны многие осуществленные Путиным кадровые перестановки в правительстве, в правящих элитах в целом. На мой взгляд, они стали прямым следствием мюнхенской речи Путина. Основная задача на сегодня – заняться в первую очередь безграничной коррупцией российского генералитета. Это нужно для наведения морального порядка в армии. Потому что разложившаяся армия не способна воевать. Это неизбежная мера для того, чтобы привести армию в полную боевую готовность.
Мюнхенская речь – основы геополитики
Речь Путина в Мюнхене можно без преувеличения назвать исторической. Никогда еще за последние десятилетия лидер России не высказывал столь ясной и категоричной позиции относительно образа будущего в международной политике. Все высказывания на этот счет были очень двусмысленны. В Мюнхене Владимир Путин высказал не просто комментарий к текущим событиям или мнение России по какому-то конкретному вопросу, а принципиальную волю России как планетарной геополитической силы относительно будущего мироустройства. Тезисы, которые озвучил Путин, кратко, емко и абсолютно убедительно воспроизводят те выводы, о которых я писал еще в середине 90-х годов в книге «Основы геополитики». Там речь идет о фундаментальном противостоянии «цивилизации суши» и «цивилизации моря» и о недопустимости однополярного мира. Также речь шла о том, что Россия должна выступить в авангарде сил, которые будут противостоять однополярной глобализации и распространению атлантизма, воплощенного в Североатлантическом союзе – НАТО. В Мюнхене он облек эти разрозненные высказывания в прямые и ясные слова. По сути дела, Путин высказал волю к противостоянию американской международной политике. Америка – в 80-е годы, когда еще был Советский Союз, и в 90-е, когда Советского Союза не было, а фактически еще раньше – начиная с Вудро Вильсона и Теодора Рузвельта, двигалась в той или иной степени к установлению однополярного мира. Вопрос был только в том, делиться ли с другими западными странами этим глобальным суверенитетом или нет. Поэтому Путин бросил вызов современному положению дел, всему ходу международной политики. Одно дело, когда такого рода заявления делают Уго Чавес, Ким Чен Ир или Ахмадинежад (впрочем, Ахмадинежад – это уже серьезнее). Это еще можно списать на некую региональность, на расположение периферийных держав, не давая им места в международной политике.
Когда страна, обладающая вторым по величине запасом ядерного оружия, занимающая огромную территорию на планете, сосредоточившая в своих руках управление энергоресурсами, обладающая опытом исторической миссии и противостояния всем и вся – фактически страна-континент, страна-цивилизация – бросает вызов Соединенным Штатам, НАТО, Энергетической хартии и всему мироустройству – это означает, что все маски сброшены. В данном случае Путин сказал, что однополярный мир категорически неприемлем, сказал, что система ПРО, создаваемая американцами в Европе, не может быть направлена против Северной Кореи – только против нас. Россия с этим категорически не согласна – и не может этого не замечать; что НАТО – это не наш партнер, а враг, который дестабилизирует политическую обстановку на всей территории своего влияния; что Энергетическая хартия, которую нам навязывает Европа, предполагая обеспечить доступ к российским энергоресурсам без симметричного открытия для русского капитала энергосистем Европы, – это унизительная, оккупационная модель договора: «Вы нам – всё, мы вам – ничего». Так говорят только с побежденными, которым предлагается подчиниться чужой воле. Путин просто объявил о том, что отныне Россия бросает вызов мироустройству и вступает на путь геополитической революции – ни больше ни меньше. Сделав такое заявление, Путин сам поставил себя перед необходимостью либо реализовать все это на практике, что означает радикальное изменение мировой ситуации – то есть доделать все до конца, стремительно создав ситуацию, которая сделает реализацию этой программы необратимой. Иными словами, от Путина все еще требуется политически обосновать эту программу – иначе он будет выглядеть просто несерьезно.
Когда страна, обладающая вторым по величине запасом ядерного оружия, занимающая огромную территорию на планете, сосредоточившая в своих руках управление энергоресурсами, обладающая опытом исторической миссии и противостояния всем и вся – фактически страна-континент, страна-цивилизация – бросает вызов Соединенным Штатам, НАТО, Энергетической хартии и всему мироустройству – это означает, что все маски сброшены. В данном случае Путин сказал, что однополярный мир категорически неприемлем, сказал, что система ПРО, создаваемая американцами в Европе, не может быть направлена против Северной Кореи – только против нас. Россия с этим категорически не согласна – и не может этого не замечать; что НАТО – это не наш партнер, а враг, который дестабилизирует политическую обстановку на всей территории своего влияния; что Энергетическая хартия, которую нам навязывает Европа, предполагая обеспечить доступ к российским энергоресурсам без симметричного открытия для русского капитала энергосистем Европы, – это унизительная, оккупационная модель договора: «Вы нам – всё, мы вам – ничего». Так говорят только с побежденными, которым предлагается подчиниться чужой воле. Путин просто объявил о том, что отныне Россия бросает вызов мироустройству и вступает на путь геополитической революции – ни больше ни меньше. Сделав такое заявление, Путин сам поставил себя перед необходимостью либо реализовать все это на практике, что означает радикальное изменение мировой ситуации – то есть доделать все до конца, стремительно создав ситуацию, которая сделает реализацию этой программы необратимой. Иными словами, от Путина все еще требуется политически обосновать эту программу – иначе он будет выглядеть просто несерьезно.
У Путина мандат на революцию в сознании
Проведенный в конце 2011 года социологическим факультетом МГУ им. М. В. Ломоносова общероссийский соцопрос, одним из итогов которого является констатация факта, что из властных персон наибольшим доверием у россиян пользуется Владимир Путин, не содержит в себе никаких сенсаций. Его главной особенностью, пожалуй, стало то обстоятельство, что он был проведен по инициативе академических социологов, в отрыве от какого бы то ни было заказа политических инстанций, как правительственных, так и оппозиционных. К большому сожалению, социология в России в последние годы стала инструментом в руках групп влияния, что существенно подорвало ее авторитет. В такой ситуации проведение соцопроса по-настоящему беспристрастными учеными является исключением, заслуживающим особого внимания. И полученные результаты, и характер анализа и интерпретации данных основаны на безупречно незаинтересованном, чисто научном подходе. То, что должно быть нормой, увы, является сегодня редчайшим исключением, которое требует особых комментариев. Одним словом, это был настоящий соцопрос, а не политическая агитка, от чего мы давно отвыкли.
Хотелось бы остановиться на интерпретации отдельных пунктов. Сразу оговорюсь, что эта интерпретация субъективная и вполне может быть оспорена другими комментаторами. Мой вывод покажется радикальным: в России нет демократии, в ближайшее время не будет, и, скорее всего, ее вообще не может и не должно быть. Из чего это следует? Из того портрета россиянина, который вырисовался в соцопросе, всецело подтверждая другие результаты многолетнего анализа общества, в котором мы живем, методом «включенного наблюдения». Мы видим, что по-прежнему значительный процент россиян доверяет власти, у большинства она персонифицируется в лице Владимира Путина. Это устойчивый монархический тренд, отражающий востребованность обществом сильной авторитарной фигуры. Соответствует ли этому ожиданию Путин? Скорее да, чем нет, а все несоответствие общество само достраивает, опираясь не на трезвый анализ, но на присущий ему глубоко укорененный миф.
Путин рассматривается в духе метафоры семьи, когда государство бессознательно воспринимается как «большая семья», а его глава – как «отец». В семье в отношении фигуры отца существует устойчивый комплекс авторитарного статуса, что подразумевает притупление критического сознания, склонность к субмиссии, соучастие в укреплении авторитета, а не в его подрыве. Когда личность главы государства или национального лидера это позволяет, дает хотя бы часть требуемого набора свойств, общественное сознание само достраивает всю остальную картину до модели патриархального авторитаризма. Инициатива исходит именно снизу – как выражение устойчивых и традиционно сложившихся «монархических» установок. Именно эта монархическая тенденция широких масс и создает условия для авторитарного правления, и вполне демократическими путями сами эти массы и ликвидируют содержательную сторону демократии, сдавая ее назад – власти, представленной фигурой отца. Это яркая черта традиционного общества, которая проступает сквозь демократический фасад. При этом, как неоднократно подчеркивают ученые, проводившие соцопрос, это не умаляет ни легитимности, ни легальности демократических процедур. Монархия в России вполне может быть легальной и легитимной и при наличии демократических процедур, которые функционально выполняют роль своего рода Земских Соборов. Так, мы имеем дело своего рода с «плебисцитарным авторитаризмом», когда монархическое правление становится добровольным заветом широких народных масс.
Из опроса явно видно, что россияне отнюдь не теряют критического чувства. Например, оценка деятельности правительства в три раза ниже, чем оценка его главы, то есть того же Путина. Здесь мы видим вполне осознанный скепсис в отношении конкретных шагов власти, которые трезво и критично оцениваются и признаются неэффективными, неверно проводимыми, в целом неправильными. Рост озабоченности экономическим положением, безработицей, безопасностью, коррупцией и ухудшением экологической обстановки свойственен значительному проценту опрошенных. Иным словами, люди прекрасно понимают, что творится вокруг, и не одобряют (по крайней мере в значительной части) того курса, который преобладает. Хотя есть и существенный процент тех, кто всем доволен. Исходя из полной непредвзятости ученых, проводивших соцопрос, этой «удовлетворенности» тоже следует доверять. В итоге – согласно социологическому опросу – народ доверяет Путину, признает за ним право на решительные действия и требует этим правом воспользоваться.
Хотелось бы остановиться на интерпретации отдельных пунктов. Сразу оговорюсь, что эта интерпретация субъективная и вполне может быть оспорена другими комментаторами. Мой вывод покажется радикальным: в России нет демократии, в ближайшее время не будет, и, скорее всего, ее вообще не может и не должно быть. Из чего это следует? Из того портрета россиянина, который вырисовался в соцопросе, всецело подтверждая другие результаты многолетнего анализа общества, в котором мы живем, методом «включенного наблюдения». Мы видим, что по-прежнему значительный процент россиян доверяет власти, у большинства она персонифицируется в лице Владимира Путина. Это устойчивый монархический тренд, отражающий востребованность обществом сильной авторитарной фигуры. Соответствует ли этому ожиданию Путин? Скорее да, чем нет, а все несоответствие общество само достраивает, опираясь не на трезвый анализ, но на присущий ему глубоко укорененный миф.
Путин рассматривается в духе метафоры семьи, когда государство бессознательно воспринимается как «большая семья», а его глава – как «отец». В семье в отношении фигуры отца существует устойчивый комплекс авторитарного статуса, что подразумевает притупление критического сознания, склонность к субмиссии, соучастие в укреплении авторитета, а не в его подрыве. Когда личность главы государства или национального лидера это позволяет, дает хотя бы часть требуемого набора свойств, общественное сознание само достраивает всю остальную картину до модели патриархального авторитаризма. Инициатива исходит именно снизу – как выражение устойчивых и традиционно сложившихся «монархических» установок. Именно эта монархическая тенденция широких масс и создает условия для авторитарного правления, и вполне демократическими путями сами эти массы и ликвидируют содержательную сторону демократии, сдавая ее назад – власти, представленной фигурой отца. Это яркая черта традиционного общества, которая проступает сквозь демократический фасад. При этом, как неоднократно подчеркивают ученые, проводившие соцопрос, это не умаляет ни легитимности, ни легальности демократических процедур. Монархия в России вполне может быть легальной и легитимной и при наличии демократических процедур, которые функционально выполняют роль своего рода Земских Соборов. Так, мы имеем дело своего рода с «плебисцитарным авторитаризмом», когда монархическое правление становится добровольным заветом широких народных масс.
Из опроса явно видно, что россияне отнюдь не теряют критического чувства. Например, оценка деятельности правительства в три раза ниже, чем оценка его главы, то есть того же Путина. Здесь мы видим вполне осознанный скепсис в отношении конкретных шагов власти, которые трезво и критично оцениваются и признаются неэффективными, неверно проводимыми, в целом неправильными. Рост озабоченности экономическим положением, безработицей, безопасностью, коррупцией и ухудшением экологической обстановки свойственен значительному проценту опрошенных. Иным словами, люди прекрасно понимают, что творится вокруг, и не одобряют (по крайней мере в значительной части) того курса, который преобладает. Хотя есть и существенный процент тех, кто всем доволен. Исходя из полной непредвзятости ученых, проводивших соцопрос, этой «удовлетворенности» тоже следует доверять. В итоге – согласно социологическому опросу – народ доверяет Путину, признает за ним право на решительные действия и требует этим правом воспользоваться.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента