Александр Дугин
Путин против Путина. Бывший будущий президент

   Путин идеальный правитель нынешнего периода. Он трагическая фигура. Жуткое окружение, обессиленный народ, море подлых червей, запакостивших все пространства для движения… А он методично и упорно, шаг за шагом чистит все это тяжелое наследие… Он совершает алхимическое деяние по превращению черного в белое. И пусть пока все только посерело, это начальный этап. Так начинается заря, заря в сапогах. Я верю в Путина, целиком и полностью его поддерживаю».
Александр Дугин (Интервью интернет-изданию «Дни. ру, 19 января 2001 г.)


   Господин Путин является продуктом царско-советской машины безопасности, традиционалистом, который верит в то, что единственным способом поддержания порядка и защиты государства является авторитаризм. В силу этого его политические, правовые и военные реформы ведут к свертыванию прогресса.
Борис Березовский («Проблема с Путиным», The Financial Times, 28 мая 2002 г.)

Путин – открытое неизвестное

   Когда появился Путин, произошло несколько знаковых вещей, которые сразу же сформировали несколько положительных моментов в оценке его личности. Во-первых, резкое неприятие к новому лидеру России тут же выразили крайние либералы, как их тогда определяли – «демшиза», – во главе с приснопамятным Сергеем Адамовичем Ковалевым. Их меседж был таков: «Путин – “гэбэ”, это возврат к прошлому. Он красно-коричневый». Наезд с этой стороны уже говорил о том, что Путин – наш, патриотический, как минимум – приличный человек.
   Крайней «демшизе», с несколько меньшим остервенением, но все же вторила «демшиза» поспокойнее – Гусинский – Явлинский, крайние атлантисты и примкнувшие к ним в какой-то момент Примаков и Лужков. Их дискурс был таков: Путин – националист, державник, ставленник семьи, клана Березовского – Абрамовича – Маммута. Однако было ясно, что обозначение принадлежности к одному из кланов есть следствие конкуренции клана противоположного, и критика с этой стороны также была только в плюс Путину.
   Патриоты Проханов – Зюганов крайне осторожно и почти формально заметили, что Путин «ельцинист». Но если бы они сказали, что Путин – герой, никто бы их просто не понял. И здесь я сразу же обратил внимание на совершенную и сознательную неубедительность их критики.
   Античеченским обывателям импонировали силовые нотки в Путине. Ничего другого они и не понимали, это электорат. Он за Путина в конце концов массово и проголосовал. Олигарх Березовский, отвечавший тогда за технологическое обеспечение передачи власти, сделал Путину патриотический имидж. После чего он невольно стал «евразийским коррупционером» (а не просто коррупционером), так как для него в тот момент закрылись ходы официального вывоза денег в США и натовские страны. «Теперь будет крутить с Азией», – подумалось тогда. На либерал-демократию ему плевать. Понятно, что коррупция плохо, но мгновенное искоренение коррупции несбыточно. Это хороший лозунг, но надо просто всякий раз прослеживать, кому он на руку. Искоренение той или иной коррупционной группы в какой-то момент выгодно только ее конкурентам. Простому человеку от этой операции не достанется ни рубля. Не облизывайтесь. Чтобы это искоренить, нужна мировоззренческая революция. Я согласен, что это необходимо, но слова и писк маргиналов к подготовке и реализации этой революции никакого отношения не имеют, как не имели тогда.
   Чубайс было попытался перетянуть Путина к либералам, использовав его внешний патриотизм для проведения следующей волны либеральных реформ по указу Запада. Это было самым опасным моментом, и такого развития событий исключить тогда было нельзя. Поэтому СПС-Кириенко было на тот момент самым опасным течением. Но противостоять ему лобовым образом в тогдашней политической ситуации было невозможно. О «революционной» сущности КПРФ, я думаю, ни у кого никаких иллюзий не было, а остальные – маргиналы, – оказались еще гаже.
   То, что Путин из Питера и работал с Чубайсом и Собчаком, – это с самого начала был явный минус. Но московская власть делает подчас чудеса. То, что он из семьи рабочих, – замечательно. Поговаривали также, что он из старообрядцев. Мне лично, помню, понравился психологический портрет Путина в газете «Завтра» – «молодой волчонок», дзюдоист, жестокий и беспощадный к врагам. Способный к дисциплине. Правителем Великой державы на историческом переломе не может быть интеллигентный и справедливый добряк. «Венчаная гроза» должна быть ужас Господень. Трястись должны все.
   Всегда есть некоторый круг абсолютно безответственных молодцов, которым все, что связано с системой, неприятно, но при этом они готовы жрать из рук Системы, причем ее периферийных секторов, любые подачки. В этом я убедился многократно, наблюдая в том числе, как некоторые номинальные «революционеры» сдавали все и всех ради подвала, прописки, любой мало-мальской рекламы. Про остальную политическую шпану и говорить нечего. Антипутинские позиции того отребья, которое «против всех», в тот момент были вообще не в счет. Да и вообще, помню, мне тогда очень не понравилось легковесное отношение к фигуре Путина. Но уже тогда, сразу после его появления, я полагал, что Путин – это не данность, но задание, и что общий баланс его аспектов в целом более евразийский, нежели атлантистский.
   Конечно, очень многое зависело от окружения и борьбы идей вокруг него. Что же касалось идеологического центра Германа Грефа, то уже тогда было понятно, что это временное явление, хотя и несколько затянувшееся. Это – часть ельцинистского наследства, на изживание которого ушло время, но я видел Грефа в ином месте. Греф – это как бы домкрат, прилагаемый к иномарке Чубайса, но самостоятельного значения он не имел. Не будет Чубайса, не будет и всей группы – казалось тогда.
   Я охотно допускал, что некоторые наши коллеги не увидят своего места в этой фазе евразийского действия. Какого? Я думаю, это будет ясно из текста данной книги. Я советовал им присмотреться получше. Путин не мог освободиться от объективных закономерностей геополитики. От них не был свободен даже поздний Ельцин, не говоря уже о Примакове эпохи премьерства.
   У нас еще рано, в отличие от Запада, строить безнадежную оппозицию – сквоты, фриксы, перверсии, наркотики и прочая грязь. Многие вещи прогнили. Только ткни пальцем.
   Нужны революционеры нового типа. Крайне ответственные, эффективные, деловые, исполнительные, способные утвердить свою волю в конкретном социальном пространстве. Как это «способна» была делать оппозиция 90-х, мы видели. Скорбь и жалкое уродство. Того же Лимонова жалко до слез, настолько он нелеп. Мечтавший умереть героем и вовремя, он незаметно превратился в пенсионерку-калеку в каталке.
   В итоге обсуждение фигуры Путина, появившегося, казалось бы, из ниоткуда, вызвало серьезные раздоры во всех политических секторах нашего общества. Недаром его называют «большим неизвестным». Это нормально. Из-за этого треснул СПС, об этом велись большие споры среди патриотов. Тема казалась крайне острой. Если корректно сформулировать позиции «за» и «против», факторы и обстоятельства, все это спокойно выливалось в содержательный конструктивный процесс, который, кстати, способен дать в конечном результате ощутимые последствия. Путин – открытое неизвестное. С очень симпатичными чертами. Таким мы его запомнили тогда, в начале 2000-х.

Глава 1
Становление Путина

Пьесы патриотов

Как Путин пришел к власти: пиар-патриотизм

   Владимир Путин стал преемником Ельцина согласно следующей политической схеме. Прозападная «демократическая» элита – олигархи, медиакраты, либеральная часть интеллигенции, столичные жители, паразитирующие на компрадорских процентах и т. д., – понимая, что Ельцин править не может, а прямое утверждение либерал-атлантистского курса отринет большинство населения (народ, массы), решилась на то, чтобы выдвинуть в качестве преемника «управляемого патриота» с популистскими чертами. Ранее этот же сценарий обдумывался под Лебедя. В силу совокупности факторов выбор пал на Путина. Это концептуально важно: Путина выдвинули атлантисты, либералы, олигархи-западники. «Патриотизм» изначально мыслился как «управляемый» и «номинальный», по сути, как «пиар-патриотизм».
   Пиар-патриотизм имел следующие модули: сценарий – режиссура – роли. Сценарий был выработан при активном участии Березовского, режиссура отводилась Волошину – Суркову – Павловскому, главные роли достались Путину и его людям. Изначально было понятно, что демонстрация «патриотизма» потребует крупных и ярких действий. Сценаристы предложили принести в жертву Чечню, ранее игравшую важную роль в атлантистском проекте распада России. Эта часть плана полностью сработала: взрывы домов, вторжение в Дагестан, Вторая чеченская кампания, взятие Грозного. Так Путин был легитимизирован. Зажмурившаяся от ужаса компрадорская элита перевела дух. Пиар-патриотизм на первом этапе полностью удался. Оглядываясь назад, понимаешь, за всем чувствуется жесткая хватка лондонского изгнанника, только он способен был играть и рисковать так радикально.

Первый срок: патриотический джаз

   Далее, правда, начались сбои. Первый удар пришелся на сценаристов. Наблюдая эффективность пиар-патриотической стратегии США, – участники изначального заговора – молча одобряют, легковерные массы рукоплещут. Однако в один прекрасный день режиссеры решили ликвидировать сценаристов, выставив их «врагом номер 2» (первыми были чеченские повстанцы). Во главе ликвидации Гусинского стоял именно Волошин. Далее был выслан Березовский. Это еще укрепило общую систему, сделав режиссеров высшей и последней инстанцией российской политики.
   Этот период можно назвать «администрациепрезидентократией». Страной, по сути, управляли Волошин с Сурковым. Именно они определяли баланс между «патриотизмом» и «либерализмом». Этот баланс, постоянно корректируемый, не менялся в одном: либерализм был целью, патриотизм – средством. Иными словами, национальные моменты разыгрываемой драмы должны были в своем существе подчиняться интересам атлантизма (во внешней политике) и либерализма (в экономике). Патриотическая риторика пьесы принималась с одним фундаментальным ограничительным условием – за риторикой и демагогией не должно стоять никаких фундаментальных и необратимых содержательных действий. Таким образом, эта формула основывалась на «вербальном патриотизме».
   Вместе с тем после удаления «сценаристов» патриотический вербализм, который должен был оставаться бездейственным, стал получать первое смутное автономное наполнение. Этот фактор окрестили «питерскими». Не то чтобы это была сплоченная группа или идеологический модуль, но «слив» сценаристов освобождал определенное незанятое пространство, укрепляя позиции актеров, придавая им больше степеней свободы. Общий ход пьесы «Первый срок» контролировался режиссерами, но исчезновение сценаристов оставляло лакуны в сценарии, которые немедленно заполнялись «импровизаторами». Из классического оркестра со строго расписанными партитурами «питерские» пытались сделать «патриотический джаз». Главный герой на глазах становился кумиром. Советы режиссеров исполнялись, но люди вторых ролей – «смотри, какой ты популярный» – подбивали приму на бунт.
   Так рождался каприз. Звезда стала корректировать происходящее. Режиссеры схватились за голову. Одним из последних предложений джазменов было зарезать меценатов и антрепренеров. В сущности, это было логично именно потому, что спектакль в целом полностью удался и царил аншлаг. На политическом уровне это означало, что «патриотизм» постепенно сравнялся с либерализмом, осознал себя на одном уровне. Актеры заявили, что они «сам себе режиссер». Началась эпоха хоум-мэйд-видео. Под конец заступившийся за антрепренеров и меценатов режиссер поплатился должностью. Отставка Волошина стала концом режиссуры.

Вся власть актерам

   Накануне чего мы тогда стояли? Отныне в политическую жизнь России ворвались новые факторы. По сути «новый застой» был закончен, и мы имели дело с наложением трех систем: остаточного сценария (влияние изначального плана – здесь «патриотизм» власти имел балаганный характер, недалеко от «жириновщины»); остаточной режиссуры (влияние олигархов, семьи, медиакратии, экспертного сообщества – здесь «патриотизм» реальный, но строго контролируемый); и импровизации (здесь патриотизм впервые имел шанс стать полноценным, как и шанс быть радикально проваленным).
   Итак, актеры – не своей пьесы – взяли власть в театре. Что им предстояло? В этот момент возникла необходимость в новом сценарии и новой режиссуре. Появилась крайне опасная иллюзия, что если зарезать меценатов, отключить свет в партере и вытолкать пинками режиссера – то это и есть победа и триумф. Для президента, власти и общества. Но за удачей переворота стоят глубинные факторы психологии масс, – он обеспечен историей, геополитикой и коллективным бессознательным. Хорошо, что этот резонанс (задуманный сценаристами, весьма далекими от масс, но именно поэтому их отлично понимающими) сработал, но заслуги актеров в этом немного. Будем трезвыми – если бы «питерские» (как социально-психологический тип) замыслили нечто аналогичное самостоятельно, они оставались бы провинциальными правоохранительными маргиналами и доселе. Их вытолкнули на сцену, наспех приодев и напудрив. Другое дело, что сами сценаристы и режиссеры недооценили аншлаг постановки. Зрители стали крушить ряды с воплем «Бис! Браво! Мочи! Мочи! В сортире! Всех! Всех!». И актерам понравилось. Мочить – это здорово, но недостаточно. Работа по старому «березовскому» сценарию противоречива, хотя именно этот сценарий сделал данную ситуацию возможной.
   Итак, нужен был новый сценарий, иначе расплата неминуема. Это не такая очевидная вещь, как может показаться. Патриотическая оппозиция за годы маргинализации и прессинга со стороны власти выдохлась, одурела или продалась, так что оттуда ждать было нечего. Сами же «питерские», к счастью, реалистично оценивали содержание своих чердаков. Но ладно бы это. Лозунг – «Взашей режиссера» – тоже оставляет лакуну. И какую! Тем более, теперь непонятно, что именно режиссировать. Первое, что придет в голову, – тягануть к себе помрежа и рабочих сцены – типа суфлеров, наивно полагая, что это они придумывают в своей будке слова. Здравая мысль, но нетрудно догадаться, кто будет им заказывать музыку на самом деле. Ведь все уволенные никуда не исчезли. Не будем забывать: театр давно уже принадлежит им. У восставших актеров есть только экстатическая толпа. Но ключи от буфета, гардероба и даже гримерки утащены.
   Программка представления претерпела срочные экстренные изменения. Предстоящие годы ставили множество вопросов, был важен учет объективных факторов, ресурсы, возможности. Но воля и ум – гораздо важнее. К великому сожалению, это самый дефицитный ресурс. Так что дефолт патриотизма был весьма возможен. И на этот раз поражение могло стать фатальным. В суматохе могли повыдергивать кого попало – «ты теперь сценарист», а «ты будешь режиссером». Но, как часто случается, эти функции сунули самим актерам, и паче того – осветителям, рабочим рампы, а кое-что и билетерам. Взращивание элиты, причем с новой идеологией, дело непростое, небыстрое и трудоемкое. Первые восемь лет занимались чем угодно, только не этим. Сегодня события ставят вопрос о «сером патриотическом веществе» ребром. Но на сусеках слизь и мох… Сложно и интересно будет жить в России в ближайшие годы… Похоже, история у нас снова открыта. Снова надо будет прыгать через бездну.

Двенадцать подвигов Путина

   Еще в самом начале своего первого срока Путин совершил подвиги, достойные Геракла. Очень конкретные подвиги.
   Первый – предотвратил развал России на Кавказе, встал стеной на пути ваххабитского вторжения в Дагестан, вернул две трети Чечни, при этом треть на тот момент продолжала оставаться под контролем боевиков.
   Второй – нанес удар по местничеству, порожденному прежним режимом. Одним жестом поставил на место Совет Федерации, который из фрондирующего органа превратился в послушную тихую организацию, «заушил» губернаторов, пугнул зарвавшихся национал-сепаратистов в Республиках.
   Третий – ввел стратегические федеральные округа, привязав административно-пространственную структуру РФ к военной системе, передав огромные, пусть и номинальные, полномочия назначаемым из Центра, а не избранным людям, ответственным за национальную безопасность в первую очередь и напрямую завязанным на Федеральный центр. Это скрепы России.
   Четвертый – «равноудалил» из страны двух самых одиозных олигархов, которые еще вчера безнаказанно вытворяли со страной, общественным мнением, правительством и президентом все, что хотели. Умерил пыл оставшихся.
   Пятый – дал «зеленый свет» интеграционным процессам в СНГ. Провозгласил создание «Евро-Азиатского экономического содружества» (ЕврАзЭС). Поддержал в своем выступлении в Астане (университет им. Л. Гумилева) евразийскую идею. Провозгласил создание «Единого экономического пространства» (ЕЭП), включающего РФ, Беларусь, Украину, Казахстан.
   Шестой – записал в концепцию Национальной безопасности РФ тезис о «многополярном мире», что означает на практике юридическое признание евразийства как основной международной стратегии России.
   Ничего подобного не сделал Борис Ельцин, который, напротив, по всем шести пунктам выступал прямо противоположным образом: именно Ельцин породил те явления, ликвидацией которых занялся Путин.
   Очевидно, что Путин сделал целый ряд очень серьезных вещей. Эта конкретика его деяний привела «Евразийское движение», которое я возглавляю, и меня лично к поддержке президента Путина, к позиции Радикального центра.

Несвершенные подвиги

   Можно перечислить также и то, чего еще не сделал Путин. Подвиги, которых он еще не совершил.
   Первый – он не довел первые шесть пунктов до конца.
   Второй – не определился в отношениях с США окончательно.
   Третий – не осознал тупиковость радикал-либеральной парадигмы в экономике.
   Четвертый – не произвел ротацию элит. Старый аппарат работает по модели предыдущего периода, и его относительная технологическая эффективность скрывает под собой фундаментальную неадекватность.
   Пятый – не сформировал собственной эффективной команды, на которую он мог бы опереться при дальнейшем проведении реформ.
   Шестой – не приступил всерьез к закреплению евразийской идеологии как мировоззренческой основы будущей России.
   Совершение первых шести подвигов и несовершение вторых 6 подвигов характеризуют нынешнее положение Путина. Это статус-кво. Путин – как канатоходец на полпути над пропастью. Сейчас он отчаянно решает, в какую сторону ближе – к началу или к концу? Каким бы ни было его решение – риск огромен. Если продолжать следовать логике шести уже совершенных «подвигов», то надо делать остальные шесть. Это, безусловно, означает риск, так как противодействие со всех сторон, и в первую очередь – со стороны атлантизма будет только нарастать, а канат тонок, качается и внизу бездна. Если повернуть назад, риск неменьший. Тогда против него обратится вся мощь того, что он уже сделал. То есть в этом случае он пойдет против значительно окрепшего евразийства, которое – не догматически, но психологически и эмоционально – сегодня равно такому понятию, как «популизм» или «консенсус». В принципе, «путинское большинство», о котором не раз говорил Глеб Павловский, это и есть «евразийское большинство».
   Мы аплодируем первым шести подвигам, сопереживаем сложнейшей исторической и политической ситуации, в которой находится Путин, полностью солидаризуемся с логикой сделанного, и искренне желаем, чтобы было осуществлено все остальное. Причем в этом осуществлении готовы участвовать на любой основе и в любом качестве. Мы хотим только одного, чтобы Путин довершил начатое, продолжил серию геркулесовых работ. Естественно, если Путин решит повернуть назад и отменит или сведет на «нет» шесть своих подвигов – отдаст Чечню ваххабитам, снова предложит взять суверенитет тем, кому его недостаточно, вернет в Россию и попросит прощения у олигархов, отпустит Ходорковского, отменит федеральные округа, покается перед НТВ, поправит концепцию Национальной безопасности в духе признания однополярного глобализма и приоритетов интересов США над национальными интересами России, распустит СНГ и ЕврАзЭС – тогда поддерживать его будет действительно непросто. Но это будет уже не Путин, не «человек над бездной», но некий его черный двойник. В истории бывало и такое: правителей похищали, душили, подменяли, превращали в зомби, убивали и воскрешали. Заведомо этого исключать нельзя, однако, оценивая пройденный этап, ясно осознаешь, что сегодня такой сценарий уже невероятен.

На волоске от срыва

   Стоит признать, что, несмотря на огромные патриотические завоевания, либеральная политика Путина в экономике действительно не слишком соответствует евразийской ортодоксии, которая, напротив, тяготеет к развитию социального сектора, к элементам планирования в стратегических областях и к постановке национальных интересов над чисто рыночной логикой. После 11 сентября 2001-го двусмысленным (если не сказать противоречивым) стал и вопрос российско-американских отношений – до такой степени, что невыдержанные, склонные к панике патриоты заговорили о том, что «Путин предал интересы Евразии». Я не спешил с окончательным диагнозом, но колебания канатоходца на полпути от двух краев бездны были налицо.
   Кстати, «путинское большинство» после 11 сентября было объявлено политологом Глебом Павловским распущенным. Опору предлагалось делать на эфемерное «гражданское общество» – концепт, созданный противоречивой группой либерал-атлантистов, подкрашенных смутной и бледной квазипатриотической риторикой, представляющий чуждое для России явление, о реальной опасности которого речь пойдет чуть дальше. Это «гражданское общество» мало обнадеживает как в моральном, так и в электоральном смысле. Вместо народного Президента кое-какие силы пытались сделать из Путина искусственного и неорганичного «эрзац-президента».
   Я же всегда предполагал, что баланс Путина будет находиться в рамках безусловного евразийства между двумя полюсами – евразийством левым (социалистическим) и евразийством правым (либеральным). Позже оказалось, увы, что атлантистские тенденции в руководстве страны все же изжиты не до конца… Однако нельзя сказать определенно и о том, что Путин решительно положил вернуться к ельцинизму – к тому, от чего начал свой сложный и опасный путь. Седьмой подвиг Геракла, состоящий в доведении до ума шести предыдущих, пока не осуществлен, это приходится признать. Из-за этого вся ситуация так и оставалась совершенно неустойчивой – шаги в сторону США были зыбки по той причине, что США, по определению, не имеют позитивного геополитического сценария для России. Хорошая Россия для США – это ослабленная, съежившаяся, чахлая, расчлененная Россия, фактически мертвая, по выражению Збигнева Бжезинского – «черная дыра». Поэтому атлантистский курс обязательно привел бы в тупик, а его губительность и непопулярность проступают и осознаются Путиным все отчетливее. А значит, неизбежным стало и обращение к евразийству. Я полагал, что это должно было бы произойти гораздо раньше – органично и последовательно, но история не знает сослагательного наклонения. Мы имеем то, что имеем. Реальность подправила наши прогнозы относительно подвигов. Уже сейчас ясно, что Путин не использовал отпущенное первым президентским циклом время для последовательного и однонаправленного проведения евразийских реформ – осуществления всех двенадцати подвигов. Подводя общий баланс деятельности Путина в этот период с евразийских позиций, приходится констатировать следующее: оперативно осуществив ряд решительных евразийских шагов, Путин столкнулся с отсутствием у евразийства достаточной консистенции – как в кадровом, так и в идейном, как в организационном, так и в презентационном смыслах, и под возросшим давлением атлантизма последовательно провести евразийскую линию не смог. Понятно, что, ясно осознавая вызов евразийства своей планетарной доминации, США не сидели сложа руки. Но Москва обязана была к этому подготовиться.
   Констатируя все это, хочу заметить: евразийцы отнюдь не отказались от своих надежд на Владимира Путина, не оставили своей борьбы за него. Вместе с тем открылись новые горизонты для тяжелой и сложной работы. Канатоходческий этап оказался тупиковым. При отсутствии прочного и надежного фундамента – теоретического, политического, организационного, административного, экономического – евразийские реформы Путина не имеют шансов осуществиться. Значит, нам предстоит работать все это время, засучив рукава – работать на Путина, во имя Путина, чтобы он оставался подлинно народным и опирающимся на «евразийское большинство».