Алексей Дмитриевич уделял много времени жителям поселка и особенно молодежи. Часто вечерами приходил в наш маленький клуб и при свете керосиновой лампы рассказывал нам о положении на фронте. Иногда, при хорошем настроении, играл на гитаре и пел романсы. Он знал и любил музыку. Всю войну в нашем поселке не было ни электричества, ни радио, ни магазина, а газеты доходили до нас на 10-12-й день после выхода в свет. Никаких продуктовых карточек за всю войну у нас не было, хлеб выращивали сами и получали мукой согласно нормам военного времени. Но, несмотря на почти полное отсутствие мужчин и другие трудности, ему удавалось держать под контролем территорию заповедника, южную границу которого охраняли пограничники. За три с небольшим года своей работы он изъездил практически всю его территорию. Четырежды совершил поездки на Абаканский кордон, горячий источник и по долине реки Бедуй до южной границы с Тувой. Каждый раз, уезжая на Абаканский кордон, он включал в состав экспедиции кого-нибудь из научных сотрудников и одного или двух пожилых охотников. Обязательно брал с собой килограммов пять соли для пополнения запаса на кордоне и всегда говорил:
– Для Лыкова, может, выманим его солью из тайги. Соль он прятал в тайнике, о котором Лыков знал, и оставлял записку, в которой излагал события, настаивал на выходе из тайги и сообщал, что кордон в его распоряжении. Но, как показало время, Лыков ни разу на кордоне не был, все было цело.
Позднее, кажется в 1950 году, мы случайно нашли в кладовой одну из записок Черствова.
Во время очередной поездки на Абаканский участок он оставил на кордоне всех, а сам на лодочке поднялся на шесту километров на 10–15 вверх по реке, но нигде никаких следов человека не обнаружил. Зато, как он сказал, зверья везде тьма.
При возвращении из последней поездки в сентябре 1945 года, когда до нашего поселка оставалось около восьми километров, на тропу метрах в 70–80 перед ними неожиданно выскочил довольно крупный медведь. На какое-то время он остановился, как бы разглядывая людей, и почти сразу, как танк, кинулся на них. Черствов ехал впереди, и, как рассказывали ехавшие за ним, он мгновенно сдернул со спины карабин, и как был в седле, выстрелил навскидку. Медведь перевернулся через голову и остался лежать на спине, медленно распуская лапы. Передернув затвор, директор выстрелил еще раз, но надобности уже не было, первая пуля попала точно в лоб. Спустя несколько секунд, в наступившей тишине, Алексей Дмитриевич оглянулся и, спешившись с коня, улыбаясь, спросил:
– У вас все в порядке? Идите, поздоровайтесь. Все трое осторожно спешились и еще осторожнее подошли к поверженному зверю. Спасло людей его искусство стрелка, в противном случае медведь растрепал бы всех.
Черствов говорил, что после войны он обязательно найдет Лыкова и переселит его на кордон. В ноябре 1945 года он сдал дела и уехал в родную Москву. Позднее Совмин направил его в Новочеркасск, где он был назначен главным инженером завода по выпуску электровозов.
С одним из бывших сотрудников НКВД К.Н. Чижиковым, который принимал участие в поездке на Абаканский кордон в 1947 году, мы жили в одном городе и иногда встречались. Последняя наша встреча состоялась где-то в середине семидесятых годов. Мы сидели довольно долго в сквере и вспоминали о тех временах. Здесь спустя много лет он практически повторил те же слова, что и тогда. Он говорил, что сам Лыков никакой опасности не представлял, ни в чем замешан не был, да и жил он не на территории Горного Алтая, поэтому им по-настоящему и не интересовались. Его главная вина заключалась в том, что он увел свою семью и таким образом лишил своих детей абсолютно всего, да и никакого приказа о якобы ликвидации Лыкова не было. Лыковы и так пострадали – был убит Евдоким, но в этом случае ни власти, ни представители органов никакого отношения к этому не имели. Это убийство было на совести работников заповедника, которые, как он сказал, прикрылись тем, что якобы Евдоким оказал сопротивление. Все ли он поведал мне или нет, сказать трудно, но, по-моему, он не лукавил. Многое из деяний тех далеких теперь лет ушло в прошлое и уже припорошено пеплом времени.
Вообще вопросом, как быть с семьей Лыковых, занималась власть, и в 1951 году было принято решение найти их, поселить на кордоне заповедника и зачислить Карпа Осиповича в штат наблюдателей. И эта работа поручалась руководству заповедника. Но об этом мы уже знали в 1951 году. Меня удивило другое. Чижиков рассказал мне об одном человеке, который в то время интересовал органы. Оказывается, я его знал, и сказал ему об этом. Чижиков посмеялся и ответил, что вот и хорошо, что ты об этом не знал, тебе тогда многое нельзя было знать. Человек этот ни в чем повинен не был, поэтому его и не трогали. Вот такие превратности судьбы.
Если говорить по существу, то это сейчас, когда я описываю события тех далеких теперь лет, многим может показаться, что тогда только и дел было, что думать и говорить о Лыковых, проводить совещания, рассуждать, как быть, как поступить и т. д. На самом деле жизнь шла своим чередом. О Лыковых вспоминали редко, и он практически не интересовал никого. И если бы не заповедник, то никто бы и не вспомнил о них.
Один из жителей поселка Килинск, где проживают родственники Лыковых, сказал мне:
– Никто их в тайгу не гнал, сами ушли, – и, подумав, добавил, – Лыковы мученики, в тьме жили и уйдут в забвенье. Но здесь можно возразить, что Лыковы своим отшельничеством, своим образом жизни, при полном отсутствии контактов с людьми привлекали всеобщее внимание. Случай действительно уникальный.
О них узнали в других странах мира и, «по горячим следам», много писали, много говорили, но постепенно страсти улеглись и успокоились. Пройдет время, и о них забудут, и вспоминать будет некому. Другие глобальные события вытесняют – «дела давно минувших дней». И останется все это в литературных источниках и в архивах.
Люди с пониманием отнеслись к трагедии семьи Лыковых и искренне старались хоть чем-то, хоть как-то помочь этим людям это свойственно русской душе. И факт свершился. Лыковым помогли и помогают оставшейся одинокой в этой жизни Агафье Карповне. Мир не без добрых людей, и слава Богу.
Сейчас главное – устроить жизнь в многострадальной России так, чтобы не бояться завтрашнего дня, и самое важное, чтобы не было у людей желания бросить все и уйти куда глаза глядят. Именно в России есть все возможности, какие только существуют для того, чтобы обеспечить для всех без исключения здоровый образ жизни и чтобы по всей России царило изобилие всего.
Заканчивая свое повествование, хотелось бы сказать, что я умышленно не касался вопросов внутренней жизни этой семьи. Все практически ушло в прошлое, и сейчас ворошить это прошлое, заглядывать в их личную жизнь было бы не совсем правильно с моей стороны, да и, наверно, некорректно. Их внутренние дела такие же, как у большинства семей русских крестьян. Лыковы, как и многие крестьянские семьи, будь то староверы или «мирские», были трудолюбивы, честны, но самое главное, любили свою землю и, как я уже говорил, радели за свою Родину – Россию. Им были свойственны все качества русского характера. Лыковы были не запятнаны ни в чем. Единственное, что их отличало – это их жизненный путь. Упрекать сейчас Карпа Осиповича с его твердым характером в правильности принимаемых им решений было бы несправедливо только лишь потому, что этот вопрос можно задать всем, а правильно ли принимались решения там, вверху, в те далекие теперь годы, по отношению к большинству населения державы. Но все ушло в прошлое. Главное – не повторять сейчас ошибок, коих столько нагородили, что и не счесть.
Хотелось бы в заключение пожелать этой одинокой, доброй женщине – Агафье Карповне Лыковой – здоровья и многие лета. Пусть всегда светится огонек в ее затерянном в суровой тайге домике как негасимая лампада, в напоминание всем живущим о царившем произволе на великих просторах многострадальной России, унесшим многие жизни.
Да хранит ее Бог.
Литература
Фото
Заимка Агафьи в долине р. Бол. Абакан
Дом и надворные постройки
Агафья на рыбалке
Заготовка рыбы впрок
Копка картошки
Гости в жилище Агафьи
Пять минут отдыха
Нечастые гости
Очередное послание в «мир»
– Для Лыкова, может, выманим его солью из тайги. Соль он прятал в тайнике, о котором Лыков знал, и оставлял записку, в которой излагал события, настаивал на выходе из тайги и сообщал, что кордон в его распоряжении. Но, как показало время, Лыков ни разу на кордоне не был, все было цело.
Позднее, кажется в 1950 году, мы случайно нашли в кладовой одну из записок Черствова.
Во время очередной поездки на Абаканский участок он оставил на кордоне всех, а сам на лодочке поднялся на шесту километров на 10–15 вверх по реке, но нигде никаких следов человека не обнаружил. Зато, как он сказал, зверья везде тьма.
При возвращении из последней поездки в сентябре 1945 года, когда до нашего поселка оставалось около восьми километров, на тропу метрах в 70–80 перед ними неожиданно выскочил довольно крупный медведь. На какое-то время он остановился, как бы разглядывая людей, и почти сразу, как танк, кинулся на них. Черствов ехал впереди, и, как рассказывали ехавшие за ним, он мгновенно сдернул со спины карабин, и как был в седле, выстрелил навскидку. Медведь перевернулся через голову и остался лежать на спине, медленно распуская лапы. Передернув затвор, директор выстрелил еще раз, но надобности уже не было, первая пуля попала точно в лоб. Спустя несколько секунд, в наступившей тишине, Алексей Дмитриевич оглянулся и, спешившись с коня, улыбаясь, спросил:
– У вас все в порядке? Идите, поздоровайтесь. Все трое осторожно спешились и еще осторожнее подошли к поверженному зверю. Спасло людей его искусство стрелка, в противном случае медведь растрепал бы всех.
Черствов говорил, что после войны он обязательно найдет Лыкова и переселит его на кордон. В ноябре 1945 года он сдал дела и уехал в родную Москву. Позднее Совмин направил его в Новочеркасск, где он был назначен главным инженером завода по выпуску электровозов.
С одним из бывших сотрудников НКВД К.Н. Чижиковым, который принимал участие в поездке на Абаканский кордон в 1947 году, мы жили в одном городе и иногда встречались. Последняя наша встреча состоялась где-то в середине семидесятых годов. Мы сидели довольно долго в сквере и вспоминали о тех временах. Здесь спустя много лет он практически повторил те же слова, что и тогда. Он говорил, что сам Лыков никакой опасности не представлял, ни в чем замешан не был, да и жил он не на территории Горного Алтая, поэтому им по-настоящему и не интересовались. Его главная вина заключалась в том, что он увел свою семью и таким образом лишил своих детей абсолютно всего, да и никакого приказа о якобы ликвидации Лыкова не было. Лыковы и так пострадали – был убит Евдоким, но в этом случае ни власти, ни представители органов никакого отношения к этому не имели. Это убийство было на совести работников заповедника, которые, как он сказал, прикрылись тем, что якобы Евдоким оказал сопротивление. Все ли он поведал мне или нет, сказать трудно, но, по-моему, он не лукавил. Многое из деяний тех далеких теперь лет ушло в прошлое и уже припорошено пеплом времени.
Вообще вопросом, как быть с семьей Лыковых, занималась власть, и в 1951 году было принято решение найти их, поселить на кордоне заповедника и зачислить Карпа Осиповича в штат наблюдателей. И эта работа поручалась руководству заповедника. Но об этом мы уже знали в 1951 году. Меня удивило другое. Чижиков рассказал мне об одном человеке, который в то время интересовал органы. Оказывается, я его знал, и сказал ему об этом. Чижиков посмеялся и ответил, что вот и хорошо, что ты об этом не знал, тебе тогда многое нельзя было знать. Человек этот ни в чем повинен не был, поэтому его и не трогали. Вот такие превратности судьбы.
Если говорить по существу, то это сейчас, когда я описываю события тех далеких теперь лет, многим может показаться, что тогда только и дел было, что думать и говорить о Лыковых, проводить совещания, рассуждать, как быть, как поступить и т. д. На самом деле жизнь шла своим чередом. О Лыковых вспоминали редко, и он практически не интересовал никого. И если бы не заповедник, то никто бы и не вспомнил о них.
Один из жителей поселка Килинск, где проживают родственники Лыковых, сказал мне:
– Никто их в тайгу не гнал, сами ушли, – и, подумав, добавил, – Лыковы мученики, в тьме жили и уйдут в забвенье. Но здесь можно возразить, что Лыковы своим отшельничеством, своим образом жизни, при полном отсутствии контактов с людьми привлекали всеобщее внимание. Случай действительно уникальный.
О них узнали в других странах мира и, «по горячим следам», много писали, много говорили, но постепенно страсти улеглись и успокоились. Пройдет время, и о них забудут, и вспоминать будет некому. Другие глобальные события вытесняют – «дела давно минувших дней». И останется все это в литературных источниках и в архивах.
Люди с пониманием отнеслись к трагедии семьи Лыковых и искренне старались хоть чем-то, хоть как-то помочь этим людям это свойственно русской душе. И факт свершился. Лыковым помогли и помогают оставшейся одинокой в этой жизни Агафье Карповне. Мир не без добрых людей, и слава Богу.
Сейчас главное – устроить жизнь в многострадальной России так, чтобы не бояться завтрашнего дня, и самое важное, чтобы не было у людей желания бросить все и уйти куда глаза глядят. Именно в России есть все возможности, какие только существуют для того, чтобы обеспечить для всех без исключения здоровый образ жизни и чтобы по всей России царило изобилие всего.
Заканчивая свое повествование, хотелось бы сказать, что я умышленно не касался вопросов внутренней жизни этой семьи. Все практически ушло в прошлое, и сейчас ворошить это прошлое, заглядывать в их личную жизнь было бы не совсем правильно с моей стороны, да и, наверно, некорректно. Их внутренние дела такие же, как у большинства семей русских крестьян. Лыковы, как и многие крестьянские семьи, будь то староверы или «мирские», были трудолюбивы, честны, но самое главное, любили свою землю и, как я уже говорил, радели за свою Родину – Россию. Им были свойственны все качества русского характера. Лыковы были не запятнаны ни в чем. Единственное, что их отличало – это их жизненный путь. Упрекать сейчас Карпа Осиповича с его твердым характером в правильности принимаемых им решений было бы несправедливо только лишь потому, что этот вопрос можно задать всем, а правильно ли принимались решения там, вверху, в те далекие теперь годы, по отношению к большинству населения державы. Но все ушло в прошлое. Главное – не повторять сейчас ошибок, коих столько нагородили, что и не счесть.
Хотелось бы в заключение пожелать этой одинокой, доброй женщине – Агафье Карповне Лыковой – здоровья и многие лета. Пусть всегда светится огонек в ее затерянном в суровой тайге домике как негасимая лампада, в напоминание всем живущим о царившем произволе на великих просторах многострадальной России, унесшим многие жизни.
Да хранит ее Бог.
Литература
1. История русского раскола. Составил преподаватель Олонецкой духовной семинарии, олонецкий епархиальный миссионер священник К. Плотников. Петрозаводск «Северная скоропечатная» р.г. Кац 1898 год.
2. В.М. Песков. Таежный тупик. Москва 1990 год. «Молодая гвардия» Кроме этого использовал рассказы очевидцев и личные наблюдения.
2. В.М. Песков. Таежный тупик. Москва 1990 год. «Молодая гвардия» Кроме этого использовал рассказы очевидцев и личные наблюдения.
Фото