От редактора
Тигрий Георгиевич Дулькейт (1929–2006 гг.) родился в г. Владивостоке. Позже семья Дулькейтов перебралась на Алтай, где отец Тигрия Георгиевича, известный в Сибири ученый-биолог Георгий Джемсович много лет работал руководителем научного отдела Алтайского государственного заповедника.
С детства Тигрий Георгиевич не только знакомится с прекрасной природой Горного Алтая, но, как и другие подростки на селе, рано принимает участие во всех домашних хозяйственных работах – уход за скотом, покос, заготовка дров, огородные дела. Шли трудные военные годы; впрочем, не легче жилось тогда и перед войной, всем было нелегко.
Тогда же он также знакомится с занятиями не только научных сотрудников заповедника, но и с работой наблюдателей из отдела охраны, слушает их рассказы о дальних походах по заповедным угодьям. В 1945 г., в возрасте 16 лет, и он начал свою официальную трудовую деятельность рядовым наблюдателем. Вместе с коллегами из охраны, о которых он очень тепло пишет в своей книге, ему приходилось много времени проводить в горах и тайге, в тяжелых, нередко и просто опасных переходах – они охраняли территорию заповедника от браконьеров и прочих нарушителей. За эти годы Тигрий Георгиевич сформировался как талантливый натуралистсамоучка, большой знаток и ценитель тогда еще почти девственной природы Горного Алтая.
В начале 50-х гг. прошлого века, после первой ликвидации Алтайского заповедника, Тигрий Георгиевич перешел в сферу туризма и более 15 лет успешно работал на Телецком озере старшим инструктором на турбазе «Золотое озеро». По его инициативе и под его руководством разрабатывались и осваивались новые интересные туристические маршруты по горам Алтая.
В 1969 г. его пригласили в г. Бийск, где он возглавил Бийское бюро путешествий и экскурсий, которым руководил до выхода на пенсию в начале 90-х гг. За время работы и в последующие годы Тигрий Георгиевич издал несколько книг – путеводителей по Алтаю, о Телецком озере, а также опубликовал много очерков, статей в периодической печати с рассказами о природе региона и в защиту ее, по истории изучения и освоения Горного Алтая.
В предлагаемой вниманию читателей книге рассказывается о нашумевшей в свое время истории семьи староверов Лыковых. Во время работы наблюдателем в охране заповедника Тигрий Георгиевич вместе с другими наблюдателями не раз пробирался в далекие горно-таёжные урочища, где жили, скрываясь от людей, гонимые и преследуемые в те годы лесные отшельники Лыковы.
Как раз на время существования «Первого» заповедника, а это были 30 – 40-е гг. прошлого столетия, когда там жил, а позже и работал Тигрий Георгиевич, пришелся наиболее трудный и драматичный период в жизни этой многострадальной семьи. Из рассказов наблюдателей в доме родителей, не раз встречавшимися в те годы с Лыковыми, а в дальнейшем и при совместной работе со старыми наблюдателями в далеких походах, в том числе и в тех местах, где жили или прятались эти отшельники, Тигрий Георгиевич смог многое узнать о превратностях их судьбы.
Еще позже у него была возможность общаться с единственной оставшейся к тому времени в живых младшей дочерью главы семьи Карпа Осиповича – Агафьей Карповной. Ее воспоминания, рассказы позволили дополнить повествование Тигрия Георгиевича многими новыми подробностями жизни и быта семьи в труднейших условиях – не только годами, но и целыми десятилетиями в полном отрыве от человеческого общества, от цивилизации.
Автору книги удалось хорошо описать постоянный, упорный, не грани человеческих возможностей труд этих людей, без чего они не смогли бы выжить в тех неимоверно тяжелых условиях. В ежедневных, тяжких трудах их поддерживала буквально неистовая Вера, дававшая для этого силы.
Многовековые гонения раскольников на Руси, а к ним относились и Лыковы, вплоть до физического уничтожения, не сломили духа этих исконно русских людей, не сломили их веру, их стремление к воле.
Вот об этих незаурядных, великих своим Духом, великим трудолюбием, праведностью русских людях написана Тигрием Георгиевичем эта интересная книга.
С детства Тигрий Георгиевич не только знакомится с прекрасной природой Горного Алтая, но, как и другие подростки на селе, рано принимает участие во всех домашних хозяйственных работах – уход за скотом, покос, заготовка дров, огородные дела. Шли трудные военные годы; впрочем, не легче жилось тогда и перед войной, всем было нелегко.
Тогда же он также знакомится с занятиями не только научных сотрудников заповедника, но и с работой наблюдателей из отдела охраны, слушает их рассказы о дальних походах по заповедным угодьям. В 1945 г., в возрасте 16 лет, и он начал свою официальную трудовую деятельность рядовым наблюдателем. Вместе с коллегами из охраны, о которых он очень тепло пишет в своей книге, ему приходилось много времени проводить в горах и тайге, в тяжелых, нередко и просто опасных переходах – они охраняли территорию заповедника от браконьеров и прочих нарушителей. За эти годы Тигрий Георгиевич сформировался как талантливый натуралистсамоучка, большой знаток и ценитель тогда еще почти девственной природы Горного Алтая.
В начале 50-х гг. прошлого века, после первой ликвидации Алтайского заповедника, Тигрий Георгиевич перешел в сферу туризма и более 15 лет успешно работал на Телецком озере старшим инструктором на турбазе «Золотое озеро». По его инициативе и под его руководством разрабатывались и осваивались новые интересные туристические маршруты по горам Алтая.
В 1969 г. его пригласили в г. Бийск, где он возглавил Бийское бюро путешествий и экскурсий, которым руководил до выхода на пенсию в начале 90-х гг. За время работы и в последующие годы Тигрий Георгиевич издал несколько книг – путеводителей по Алтаю, о Телецком озере, а также опубликовал много очерков, статей в периодической печати с рассказами о природе региона и в защиту ее, по истории изучения и освоения Горного Алтая.
В предлагаемой вниманию читателей книге рассказывается о нашумевшей в свое время истории семьи староверов Лыковых. Во время работы наблюдателем в охране заповедника Тигрий Георгиевич вместе с другими наблюдателями не раз пробирался в далекие горно-таёжные урочища, где жили, скрываясь от людей, гонимые и преследуемые в те годы лесные отшельники Лыковы.
Как раз на время существования «Первого» заповедника, а это были 30 – 40-е гг. прошлого столетия, когда там жил, а позже и работал Тигрий Георгиевич, пришелся наиболее трудный и драматичный период в жизни этой многострадальной семьи. Из рассказов наблюдателей в доме родителей, не раз встречавшимися в те годы с Лыковыми, а в дальнейшем и при совместной работе со старыми наблюдателями в далеких походах, в том числе и в тех местах, где жили или прятались эти отшельники, Тигрий Георгиевич смог многое узнать о превратностях их судьбы.
Еще позже у него была возможность общаться с единственной оставшейся к тому времени в живых младшей дочерью главы семьи Карпа Осиповича – Агафьей Карповной. Ее воспоминания, рассказы позволили дополнить повествование Тигрия Георгиевича многими новыми подробностями жизни и быта семьи в труднейших условиях – не только годами, но и целыми десятилетиями в полном отрыве от человеческого общества, от цивилизации.
Автору книги удалось хорошо описать постоянный, упорный, не грани человеческих возможностей труд этих людей, без чего они не смогли бы выжить в тех неимоверно тяжелых условиях. В ежедневных, тяжких трудах их поддерживала буквально неистовая Вера, дававшая для этого силы.
Многовековые гонения раскольников на Руси, а к ним относились и Лыковы, вплоть до физического уничтожения, не сломили духа этих исконно русских людей, не сломили их веру, их стремление к воле.
Вот об этих незаурядных, великих своим Духом, великим трудолюбием, праведностью русских людях написана Тигрием Георгиевичем эта интересная книга.
Кандидат биологических наук Г.Г. Собанский
Неожиданная встреча охраны заповедника с Лыковыми. Введение в историю взаимоотношений этой службы с семьей Лыковых
В августе 1940 года группа наблюдателей Алтайско го государственного заповедника возвратилась из оче редного обхода его территории. В этот раз основатель но проверили самый отдаленный участок – верховья реки Большой Абакан. Территория Алтайского заповедника в то время была огромной. Общая площадь его составляла более одного миллиона гектаров, и он был в числе четы рех крупнейших заповедников Советского Союза. В него входило правобережье Телецкого озера, правобережье его главного притока, реки Чулышман, и верховье реки Большой Абакан (приток Енисея). На всей этой территории сохранялась почти первобытная природа, и здесь, на большей ее части, рука человека ни к чему не прикасалась. Горы, тайга, сотни километров без жилья, и никаких дорог, за исключением таежных троп.
Управление заповедника находилось (находится и сейчас) в поселке с красивым алтайским названием Яйлю. Поселок расположился на самом берегу Телецкого озера в долине небольшой говорливой речки Чеченек. Несколько выше поселка раскинулись широкие террасы, а дальше вековая тайга плотно подступила к этому необыкновенно живописному месту. Южнее поселка – простор Телецкого озера, а кругом – бесконечное нагромождение гор, поросших кедровой тайгой. Здесь, в этом поселке, мы жили в довоенные, военные и послевоенные годы. Мой отец, прекрасный знаток природы, возглавлял научный отдел, и вся информация о природе и деятельности заповедника сосредоточивалась в его руках.
Охрану заповедника и наблюдение за природой осуществляли наблюдатели, в основном опытные таежники, следопыты, охотники. Среди них было немало бывших староверов, которые не очень-то придерживались старых правил и традиций, тем не менее они заметно отличались от обычных православных. Их староверы называли мирскими. По возвращении из очередного обхода наблюдатели сдавали официальный отчет обо всем, что видели и наблюдали в тайге, и почти всегда в первый же свободный вечер приходили к нам и подолгу засиживались, делясь впечатлениями. Беседы иногда затягивались до глубокой ночи. Меня увлекали рассказы таежников, и я всегда старался при любой возможности послушать все, о чем они говорят. Эти люди казались мне какими-то необыкновенными, от них веяло чем-то таинственным, и я, если позволяла обстановка, устраивался где-нибудь в уголке и молча слушал, стараясь не пропустить ни единого слова; мысленно путешествовал вместе с ними.
В тот раз пришли все пятеро, кто был в этом многодневном обходе, во главе с начальником охраны заповедника Вячеславом Андреевичем Илличевским. Среди них был знаменитый охотникмедвежатник Данила Макарович Молоков. Этого человека знали многие жители таежных поселений в Горном Алтае и в Западных Саянах, где до коллективизации на отдаленных заимках и в небольших поселках в несколько дворов, проживало много семей. Этот человек особенно увлекал меня: к нему все прислушивались и говорили о нем с уважением. А спустя несколько лет, уже после войны, мы с ним сдружились и, работая вместе в заповеднике, провели многие десятки дней в тайге, охраняя его территорию и участвуя в различных экспедициях. Разговор сразу зашел о таежных людях, которых наблюдатели встретили в верховьях Бол. Абакана. Вот что они рассказывали.
Двигаясь от Абаканского кордона заповедника вверх по долине реки Бол. Абакан, наблюдатели нашли прибитый течением реки к берегу плетешок – небольшую часть ограждения, сплетенного из прутьев ивы. Перегораживая часть протоки или полностью протоку, рыбаки стараются направить рыбу в то место, где установлена «морда» – ловушка, также сплетенная из прутьев ивы. Стало ясно, что выше по течению кто-то рыбачит, хотя они твердо знали, что никаких поселений человека там нет. Посовещавшись, приняли решение идти вверх по долине реки и там, где позволяет местность, разбиться на две группы и двигаться одновременно по обоим берегам, соблюдая осторожность. На второй день Д. Молоков увидел стоявшего на козлине бородатого человека, который с помощью деревянного крюка подгребал камни для укрепления ограждения. Наблюдатели остановились и стали внимательно следить за его действиями. Нужно было выяснить, один он или поблизости скрывается еще кто-нибудь.
Долина горной реки Бол. Абакан выше кордона заповедника трудно проходима. Как дно долины, так и ее склоны покрывает дремучая тайга с преобладанием кедра. Крутые склоны долины изрезаны многочисленными притоками, везде выходы скал, каменные россыпи, в подлеске разнообразные кустарники, повсюду страшный бурелом. Поверженные ураганными ветрами или упавшие от других причин таежные гиганты создают неимоверный хаос, и для передвижения по этой местности нужны опыт и сноровка. В лесу травостой скудный, но на таежных еланях, как будто вырвавшись из цепких лап тайги, травянистые растения достигают огромных размеров. Дно долины сырое, и большие участки заболочены. Тайга вплотную подступила к обоим берегам и могла скрывать кого угодно.
Присмотревшись, Данила Макарович воскликнул:
– Да ведь это Лыков! Он с давних пор хорошо знал этого человека. Узнали его и другие. Все были удивлены, так как были уверены, что Лыковы, проживающие на верхней кержакской заимке, покинули эти места еще в 1934 году после разыгравшейся там трагедии. В верховьях Бол. Абакана, при впадении в него справа речки Каир-су, в двадцатых годах образовалось небольшое, в шесть дворов, старообрядческое поселение, которое получило официальное название Верхняя кержакская заимка. В поселке проживали Лыковы и их ближайшие родственники. Ниже о судьбе этого поселка расскажу подробнее.
Убедившись, что он один, наблюдатели вышли из укрытия и с винтовками в руках стали осторожно подходить. Лыков, увлекшись работой, вначале не заметил, что к нему подходят люди, но вдруг резко повернул голову, каким-то образом почувствовал опасность и, увидев вооруженных людей, вначале замер, но затем сразу как-то обмяк, из рук его выпал крюк и поплыл по воде. Наблюдатели окликнули его, но он, не обращая на них никакого внимания, снял шапку и стал креститься, творя молитву. Подойдя вплотную к берегу, окликнули его и предложили выйти на берег. Лыков вышел и, упав на колени, стал класть земные поклоны, продолжая шептать молитву. Молоков подошел, взял Лыкова под руку и сказал:
– Карп, вставай, худого не сделаем. Лыков, услышав свое имя, встрепенулся, поднялся на ноги, посмотрел на Молокова и, узнав его, произнес:
– Данила, – потом, окинув всех взглядом испуганных глаз, трепетным голосом спросил: – Убивать будете? Его лицо было настолько бледное, что Молоков, рассказывая об этом, говорил:
– В гроб кладут краше.
Илличевский, пытаясь приобнять Лыкова, стал убеждать, что ничего плохого ему не сделают, но Карп Осипович шевельнул плечами, как бы желая освободиться от прикосновений, и никак не мог успокоиться. Он помнил, что пять лет тому назад люди, называвшие себя наблюдателями, в такой же точно черной одежде, в шлемах, не объясняя ничего, расстреливали их с братом, и что он чудом остался жив, поэтому поверить тому, что говорят, было сложно. В его глазах стоял ужас.
Вячеслав Андреевич рассказывал, что ему никогда в жизни не приходилось видеть такого взгляда. В глазах Лыкова были и смертельный страх, и мольба, и ненависть. Видимо, он считал, что с ним поступят так же, как с его братом, и он мысленно прощался с белым светом. Постепенно успокоившись, Лыков вяло и не совсем разборчиво стал отвечать на вопросы. В основном его успокаивало присутствие Молокова, которого он знал с хорошей стороны.
Наблюдатели тем временем развели костер и занялись обедом. Лыков в разговоре сообщил, что живут они здесь, однако показать где, категорически отказался. Илличевский и Молоков пытались убедить Лыкова показать, где они живут, заверяя, что ничего плохого не сделают, но Лыков, не переставая креститься, либо молчал, либо отказывался.
После многочисленных попыток убедить Лыкова показать, где он обосновался на жительство, наблюдатели в ультимативной форме сказали, что если он им не покажет, где живет, то они вынуждены будут увести его с собой, мотивируя это тем, что Лыковы живут на территории государственного заповедника, где запрещены всякая охота и рыбная ловля. Лыков стоял, опустив голову, и что-то шептал, тело его временами вздрагивало, как будто кто-то невидимый наносил ему удары. После такого ультиматума, видимо, боясь, что семья ничего не узнает о его исчезновении, Лыков согласился:
– Бог с вами, пойдемте, – произнес он и вновь стал осенять себя крестным знамением. Изба Лыковых стояла на террасе в нескольких десятках метров над уровнем реки в окружении тайги. Можно было пройти в непосредственной близости и ничего не заметить, так искусно она была спрятана среди крупных деревьев. Тропы от реки не было, ходили по каменной россыпи. Рядом, на большой елани, был огород. Когда Лыков в сопровождении наблюдателей появился у избы, жена его от испуга побледнела и упала, лишившись чувств; сынишка Савелий, сидевший рядом с ней, вскочил и мгновенно исчез в тайге; только пятилетняя дочка Наталья вначале ничего не делала, но страх передался и ей. Она, подбежав к матери, расплакалась, и, дергая ее за рукав, кричала:
– Маменька, проснись, убежим! Стоило больших трудов восстановить спокойную обстановку. И только на следующий день, утром, начался деловой разговор. Лыкову объяснили, что убийство его брата – чистое недоразумение, что наказаны все, кто был причастен к этому делу; объяснили также, что такое заповедник, на территории которого он проживает, хотя Лыков об этом прекрасно знал. Словом, разговор состоялся, и теперь беседовали довольно спокойно. Насчет того, что виновных в убийстве брата наказали, наблюдатели покривили душой. Никто никого не наказывал, да и как наказывать, когда это событие было преподнесено как чуть ли не геройский поступок. Якобы наблюдатели вынуждены были стрелять, защищая себя. Ниже я расскажу подробнее, как все это происходило, а сейчас продолжим разговор.
Вячеслав Андреевич, учитывая то обстоятельство, что Лыков прекрасно знает эти места, предложил ему поступить на работу наблюдателем на Абаканский кордон, расположенный на границе заповедника. После долгих и мучительных раздумий Карп Осипович принял решение и дал согласие поступить на службу в заповедник. На этом и порешили. Договорились, что осенью, когда уберут огород, Лыковы всей семьей переберутся на кордон. Вячеслав Андреевич пообещал пригнать на кордон корову и несколько овец из подсобного хозяйства заповедника, что, естественно, обрадовало Акулину Карповну, жену Лыкова. С этим и ушли наблюдатели. Карп Осипович проводил их до реки. Здесь еще немного постояли, поговорили. Прощаясь, Вячеслав Андреевич сказал, что рыбачить для нужд семьи разрешается сколько потребуется. Это вызвало у Карпа Осиповича улыбку, и он, крестясь, сказал:
– Слава Богу. То, что Лыковы успокоились и поверили обещаниям наблюдателей – заслуга умного и рассудительного Вячеслава Андреевича и Молокова. Именно присутствие последнего, его таежное хладнокровие, мудрость принимаемых решений и умение спокойно, убедительно говорить дали такой поворот делу. Это событие широко обсуждалось у нас в поселке, тем более что среди жителей было немало тех, кто прекрасно знал этих людей и даже находился в родственных связях с ними. Директор заповедника Журавлев одобрил действия начальника охраны по приглашению Лыкова на работу. Было принято решение в следующем, 1941 году, как только сойдет снег на перевалах, перегнать скот и перевезти кое-какое имущество для их семьи.
Кордон заповедника, куда предстояло переехать Лыковым, располагался на сравнительно невысоком левом берегу реки Бол. Абакан, несколько выше впадения в него реки Конуй. Абакан здесь течет в одном русле, и древняя тайга подступает к самой воде. Место живописное, хотя и суровое. Небольшая елань как частоколом окружена вековым кедрачом. Сразу за кордоном – небольшое пойменное озерко.
На усадьбе былли прекрасный двухквартирный дом, небольшая однокомнатная изба, баня и хороший амбар. Поблизости в тайнике хранился запас продовольствия. По реке мимо кордона невозможно было проплыть незамеченным. Ширина реки около двадцати метров, и даже сидя у окна, можно хорошо просматривать всю ее поверхность. На противоположном берегу, несколько ниже по течению, видна долина правого притока Бол. Абакана – реки Бедуй, по которой граница заповедника уходила в его верховья на Шапшальский хребет. Места богатые. В урожайные годы здесь можно было собирать тысячи тонн кедрового ореха; в реке и по ее притокам было полно рыбы. Хорошие места для содержания пасек. Примерно в трех километрах от кордона, в долине реки Бедуй, на его левом склоне бьет из-под земли горячий ключ с постоянной температурой 38,8. Источник носит название Аржан-су, что в переводе с тюркского означает «целебная вода». С древних времен охотники знали этот источник и его целебные свойства. А на вопросы, каким образом они распознали эти свойства источника, таежники охотно рассказывали легенду, в которой говорилось, что однажды в морозную зиму охотник выследил марала и, подойдя на близкое расстояние, выстрелил, но неудачно – пуля перебила только ногу животного. Марал на трех ногах скрылся в тайге. Охотник стал преследовать его, удивляясь, что марал устремился по прямой линии в определенном направлении. Вскоре на небольшой террасе показались густые клубы пара. Марал, не останавливаясь, вскочил в пар и через несколько мгновений выскочил с противоположной стороны на всех четырех ногах. Охотник не стал его стрелять, поняв, что марал таким образом показал ему целебный источник.
Сюда съезжались больные люди из соседних мест Алтая и Саян в надежде излечиться от самых разнообразных недугов. Но никто никогда не пытался хоть как-то облагородить это место, создать хотя бы примитивные условия для того, чтобы, прибыв сюда, можно было где-то приютиться. Староверы же, поселившись в этих местах, обратили внимание на источник и, убедившись в его целебности, срубили здесь дом, оборудовали ванны и стали собирать небольшую плату за предоставленные теплый ночлег и лечение. Кстати, лечение заключалось в принятии ванн – кто сколько пожелает, при этом ничуть не задумывались о последствиях.
Но это было раньше, теперь ключ находился на территории заповедника, и посещение его строго регламентировалось. Надо сказать, что руководство заповедника не запрещало местным жителям посещать ключ, разрешалось также пасти лошадей, на которых приезжали больные на лечение, и рубить сушняк для костров. Наблюдатели же контролировали соблюдение установленных правил. Лыков эти места знал великолепно. Каждая гора, каждая долина, особенности климата и, конечно, тайга, словом, все, что касалось этих диких, суровых, но в то же время богатых мест, было знакомо до тонкостей и дорого его сердцу. Начиная от кордона, вниз по реке долина Абакана значительно расширяется, река успокаивается и на протяжении нескольких десятков километров течет спокойно без перекатов; местами настолько тихо, что создается впечатление, что это не река, а гладь озера. А дальше долина вновь превращается в узкую теснину, а река в бурный поток.
Вот здесь, в этих условиях, предстояло Лыковым остановиться на постоянное жительство. Фактически в тех местах, где проживал Карп Осипович с рождения, и охранять эти места от всего, что может помешать нормальной жизни природы. Кордон был связан с управлением заповедника в поселке Яйлю одной тропой, по которой можно было проезжать только на верховых лошадях, поэтому все доставлялось сюда вьючным путем. Зимой никаких путей, кроме лыж, не существовало. Расстояние между усадьбой заповедника и кордоном – 60–65 км.
Управление заповедника находилось (находится и сейчас) в поселке с красивым алтайским названием Яйлю. Поселок расположился на самом берегу Телецкого озера в долине небольшой говорливой речки Чеченек. Несколько выше поселка раскинулись широкие террасы, а дальше вековая тайга плотно подступила к этому необыкновенно живописному месту. Южнее поселка – простор Телецкого озера, а кругом – бесконечное нагромождение гор, поросших кедровой тайгой. Здесь, в этом поселке, мы жили в довоенные, военные и послевоенные годы. Мой отец, прекрасный знаток природы, возглавлял научный отдел, и вся информация о природе и деятельности заповедника сосредоточивалась в его руках.
Охрану заповедника и наблюдение за природой осуществляли наблюдатели, в основном опытные таежники, следопыты, охотники. Среди них было немало бывших староверов, которые не очень-то придерживались старых правил и традиций, тем не менее они заметно отличались от обычных православных. Их староверы называли мирскими. По возвращении из очередного обхода наблюдатели сдавали официальный отчет обо всем, что видели и наблюдали в тайге, и почти всегда в первый же свободный вечер приходили к нам и подолгу засиживались, делясь впечатлениями. Беседы иногда затягивались до глубокой ночи. Меня увлекали рассказы таежников, и я всегда старался при любой возможности послушать все, о чем они говорят. Эти люди казались мне какими-то необыкновенными, от них веяло чем-то таинственным, и я, если позволяла обстановка, устраивался где-нибудь в уголке и молча слушал, стараясь не пропустить ни единого слова; мысленно путешествовал вместе с ними.
В тот раз пришли все пятеро, кто был в этом многодневном обходе, во главе с начальником охраны заповедника Вячеславом Андреевичем Илличевским. Среди них был знаменитый охотникмедвежатник Данила Макарович Молоков. Этого человека знали многие жители таежных поселений в Горном Алтае и в Западных Саянах, где до коллективизации на отдаленных заимках и в небольших поселках в несколько дворов, проживало много семей. Этот человек особенно увлекал меня: к нему все прислушивались и говорили о нем с уважением. А спустя несколько лет, уже после войны, мы с ним сдружились и, работая вместе в заповеднике, провели многие десятки дней в тайге, охраняя его территорию и участвуя в различных экспедициях. Разговор сразу зашел о таежных людях, которых наблюдатели встретили в верховьях Бол. Абакана. Вот что они рассказывали.
Двигаясь от Абаканского кордона заповедника вверх по долине реки Бол. Абакан, наблюдатели нашли прибитый течением реки к берегу плетешок – небольшую часть ограждения, сплетенного из прутьев ивы. Перегораживая часть протоки или полностью протоку, рыбаки стараются направить рыбу в то место, где установлена «морда» – ловушка, также сплетенная из прутьев ивы. Стало ясно, что выше по течению кто-то рыбачит, хотя они твердо знали, что никаких поселений человека там нет. Посовещавшись, приняли решение идти вверх по долине реки и там, где позволяет местность, разбиться на две группы и двигаться одновременно по обоим берегам, соблюдая осторожность. На второй день Д. Молоков увидел стоявшего на козлине бородатого человека, который с помощью деревянного крюка подгребал камни для укрепления ограждения. Наблюдатели остановились и стали внимательно следить за его действиями. Нужно было выяснить, один он или поблизости скрывается еще кто-нибудь.
Долина горной реки Бол. Абакан выше кордона заповедника трудно проходима. Как дно долины, так и ее склоны покрывает дремучая тайга с преобладанием кедра. Крутые склоны долины изрезаны многочисленными притоками, везде выходы скал, каменные россыпи, в подлеске разнообразные кустарники, повсюду страшный бурелом. Поверженные ураганными ветрами или упавшие от других причин таежные гиганты создают неимоверный хаос, и для передвижения по этой местности нужны опыт и сноровка. В лесу травостой скудный, но на таежных еланях, как будто вырвавшись из цепких лап тайги, травянистые растения достигают огромных размеров. Дно долины сырое, и большие участки заболочены. Тайга вплотную подступила к обоим берегам и могла скрывать кого угодно.
Присмотревшись, Данила Макарович воскликнул:
– Да ведь это Лыков! Он с давних пор хорошо знал этого человека. Узнали его и другие. Все были удивлены, так как были уверены, что Лыковы, проживающие на верхней кержакской заимке, покинули эти места еще в 1934 году после разыгравшейся там трагедии. В верховьях Бол. Абакана, при впадении в него справа речки Каир-су, в двадцатых годах образовалось небольшое, в шесть дворов, старообрядческое поселение, которое получило официальное название Верхняя кержакская заимка. В поселке проживали Лыковы и их ближайшие родственники. Ниже о судьбе этого поселка расскажу подробнее.
Убедившись, что он один, наблюдатели вышли из укрытия и с винтовками в руках стали осторожно подходить. Лыков, увлекшись работой, вначале не заметил, что к нему подходят люди, но вдруг резко повернул голову, каким-то образом почувствовал опасность и, увидев вооруженных людей, вначале замер, но затем сразу как-то обмяк, из рук его выпал крюк и поплыл по воде. Наблюдатели окликнули его, но он, не обращая на них никакого внимания, снял шапку и стал креститься, творя молитву. Подойдя вплотную к берегу, окликнули его и предложили выйти на берег. Лыков вышел и, упав на колени, стал класть земные поклоны, продолжая шептать молитву. Молоков подошел, взял Лыкова под руку и сказал:
– Карп, вставай, худого не сделаем. Лыков, услышав свое имя, встрепенулся, поднялся на ноги, посмотрел на Молокова и, узнав его, произнес:
– Данила, – потом, окинув всех взглядом испуганных глаз, трепетным голосом спросил: – Убивать будете? Его лицо было настолько бледное, что Молоков, рассказывая об этом, говорил:
– В гроб кладут краше.
Илличевский, пытаясь приобнять Лыкова, стал убеждать, что ничего плохого ему не сделают, но Карп Осипович шевельнул плечами, как бы желая освободиться от прикосновений, и никак не мог успокоиться. Он помнил, что пять лет тому назад люди, называвшие себя наблюдателями, в такой же точно черной одежде, в шлемах, не объясняя ничего, расстреливали их с братом, и что он чудом остался жив, поэтому поверить тому, что говорят, было сложно. В его глазах стоял ужас.
Вячеслав Андреевич рассказывал, что ему никогда в жизни не приходилось видеть такого взгляда. В глазах Лыкова были и смертельный страх, и мольба, и ненависть. Видимо, он считал, что с ним поступят так же, как с его братом, и он мысленно прощался с белым светом. Постепенно успокоившись, Лыков вяло и не совсем разборчиво стал отвечать на вопросы. В основном его успокаивало присутствие Молокова, которого он знал с хорошей стороны.
Наблюдатели тем временем развели костер и занялись обедом. Лыков в разговоре сообщил, что живут они здесь, однако показать где, категорически отказался. Илличевский и Молоков пытались убедить Лыкова показать, где они живут, заверяя, что ничего плохого не сделают, но Лыков, не переставая креститься, либо молчал, либо отказывался.
После многочисленных попыток убедить Лыкова показать, где он обосновался на жительство, наблюдатели в ультимативной форме сказали, что если он им не покажет, где живет, то они вынуждены будут увести его с собой, мотивируя это тем, что Лыковы живут на территории государственного заповедника, где запрещены всякая охота и рыбная ловля. Лыков стоял, опустив голову, и что-то шептал, тело его временами вздрагивало, как будто кто-то невидимый наносил ему удары. После такого ультиматума, видимо, боясь, что семья ничего не узнает о его исчезновении, Лыков согласился:
– Бог с вами, пойдемте, – произнес он и вновь стал осенять себя крестным знамением. Изба Лыковых стояла на террасе в нескольких десятках метров над уровнем реки в окружении тайги. Можно было пройти в непосредственной близости и ничего не заметить, так искусно она была спрятана среди крупных деревьев. Тропы от реки не было, ходили по каменной россыпи. Рядом, на большой елани, был огород. Когда Лыков в сопровождении наблюдателей появился у избы, жена его от испуга побледнела и упала, лишившись чувств; сынишка Савелий, сидевший рядом с ней, вскочил и мгновенно исчез в тайге; только пятилетняя дочка Наталья вначале ничего не делала, но страх передался и ей. Она, подбежав к матери, расплакалась, и, дергая ее за рукав, кричала:
– Маменька, проснись, убежим! Стоило больших трудов восстановить спокойную обстановку. И только на следующий день, утром, начался деловой разговор. Лыкову объяснили, что убийство его брата – чистое недоразумение, что наказаны все, кто был причастен к этому делу; объяснили также, что такое заповедник, на территории которого он проживает, хотя Лыков об этом прекрасно знал. Словом, разговор состоялся, и теперь беседовали довольно спокойно. Насчет того, что виновных в убийстве брата наказали, наблюдатели покривили душой. Никто никого не наказывал, да и как наказывать, когда это событие было преподнесено как чуть ли не геройский поступок. Якобы наблюдатели вынуждены были стрелять, защищая себя. Ниже я расскажу подробнее, как все это происходило, а сейчас продолжим разговор.
Вячеслав Андреевич, учитывая то обстоятельство, что Лыков прекрасно знает эти места, предложил ему поступить на работу наблюдателем на Абаканский кордон, расположенный на границе заповедника. После долгих и мучительных раздумий Карп Осипович принял решение и дал согласие поступить на службу в заповедник. На этом и порешили. Договорились, что осенью, когда уберут огород, Лыковы всей семьей переберутся на кордон. Вячеслав Андреевич пообещал пригнать на кордон корову и несколько овец из подсобного хозяйства заповедника, что, естественно, обрадовало Акулину Карповну, жену Лыкова. С этим и ушли наблюдатели. Карп Осипович проводил их до реки. Здесь еще немного постояли, поговорили. Прощаясь, Вячеслав Андреевич сказал, что рыбачить для нужд семьи разрешается сколько потребуется. Это вызвало у Карпа Осиповича улыбку, и он, крестясь, сказал:
– Слава Богу. То, что Лыковы успокоились и поверили обещаниям наблюдателей – заслуга умного и рассудительного Вячеслава Андреевича и Молокова. Именно присутствие последнего, его таежное хладнокровие, мудрость принимаемых решений и умение спокойно, убедительно говорить дали такой поворот делу. Это событие широко обсуждалось у нас в поселке, тем более что среди жителей было немало тех, кто прекрасно знал этих людей и даже находился в родственных связях с ними. Директор заповедника Журавлев одобрил действия начальника охраны по приглашению Лыкова на работу. Было принято решение в следующем, 1941 году, как только сойдет снег на перевалах, перегнать скот и перевезти кое-какое имущество для их семьи.
Кордон заповедника, куда предстояло переехать Лыковым, располагался на сравнительно невысоком левом берегу реки Бол. Абакан, несколько выше впадения в него реки Конуй. Абакан здесь течет в одном русле, и древняя тайга подступает к самой воде. Место живописное, хотя и суровое. Небольшая елань как частоколом окружена вековым кедрачом. Сразу за кордоном – небольшое пойменное озерко.
На усадьбе былли прекрасный двухквартирный дом, небольшая однокомнатная изба, баня и хороший амбар. Поблизости в тайнике хранился запас продовольствия. По реке мимо кордона невозможно было проплыть незамеченным. Ширина реки около двадцати метров, и даже сидя у окна, можно хорошо просматривать всю ее поверхность. На противоположном берегу, несколько ниже по течению, видна долина правого притока Бол. Абакана – реки Бедуй, по которой граница заповедника уходила в его верховья на Шапшальский хребет. Места богатые. В урожайные годы здесь можно было собирать тысячи тонн кедрового ореха; в реке и по ее притокам было полно рыбы. Хорошие места для содержания пасек. Примерно в трех километрах от кордона, в долине реки Бедуй, на его левом склоне бьет из-под земли горячий ключ с постоянной температурой 38,8. Источник носит название Аржан-су, что в переводе с тюркского означает «целебная вода». С древних времен охотники знали этот источник и его целебные свойства. А на вопросы, каким образом они распознали эти свойства источника, таежники охотно рассказывали легенду, в которой говорилось, что однажды в морозную зиму охотник выследил марала и, подойдя на близкое расстояние, выстрелил, но неудачно – пуля перебила только ногу животного. Марал на трех ногах скрылся в тайге. Охотник стал преследовать его, удивляясь, что марал устремился по прямой линии в определенном направлении. Вскоре на небольшой террасе показались густые клубы пара. Марал, не останавливаясь, вскочил в пар и через несколько мгновений выскочил с противоположной стороны на всех четырех ногах. Охотник не стал его стрелять, поняв, что марал таким образом показал ему целебный источник.
Сюда съезжались больные люди из соседних мест Алтая и Саян в надежде излечиться от самых разнообразных недугов. Но никто никогда не пытался хоть как-то облагородить это место, создать хотя бы примитивные условия для того, чтобы, прибыв сюда, можно было где-то приютиться. Староверы же, поселившись в этих местах, обратили внимание на источник и, убедившись в его целебности, срубили здесь дом, оборудовали ванны и стали собирать небольшую плату за предоставленные теплый ночлег и лечение. Кстати, лечение заключалось в принятии ванн – кто сколько пожелает, при этом ничуть не задумывались о последствиях.
Но это было раньше, теперь ключ находился на территории заповедника, и посещение его строго регламентировалось. Надо сказать, что руководство заповедника не запрещало местным жителям посещать ключ, разрешалось также пасти лошадей, на которых приезжали больные на лечение, и рубить сушняк для костров. Наблюдатели же контролировали соблюдение установленных правил. Лыков эти места знал великолепно. Каждая гора, каждая долина, особенности климата и, конечно, тайга, словом, все, что касалось этих диких, суровых, но в то же время богатых мест, было знакомо до тонкостей и дорого его сердцу. Начиная от кордона, вниз по реке долина Абакана значительно расширяется, река успокаивается и на протяжении нескольких десятков километров течет спокойно без перекатов; местами настолько тихо, что создается впечатление, что это не река, а гладь озера. А дальше долина вновь превращается в узкую теснину, а река в бурный поток.
Вот здесь, в этих условиях, предстояло Лыковым остановиться на постоянное жительство. Фактически в тех местах, где проживал Карп Осипович с рождения, и охранять эти места от всего, что может помешать нормальной жизни природы. Кордон был связан с управлением заповедника в поселке Яйлю одной тропой, по которой можно было проезжать только на верховых лошадях, поэтому все доставлялось сюда вьючным путем. Зимой никаких путей, кроме лыж, не существовало. Расстояние между усадьбой заповедника и кордоном – 60–65 км.
Лыков – несостоявшийся наблюдатель заповедника
В сентябре на кордон с очередным объездом наблюда телей приехал на дежурство и лечение Парфентий Фили монович Казанин. Умный, степенный старовер, типич ный представитель русского крестьянства. Он уже знал, что Лыков должен осенью перевезти семью на кордон, и решил попутно помочь ему устроиться на новом месте.
Казанин находился в родственных связях с Лыковыми.
Его племянница была женой родного брата Карпа Осиповича – Евдокима. Одновременно завезли на кордон муку, соль, сахар и другие продукты для пополнения продовольственного запаса и для семьи Лыковых. Казанин остался на кордоне один и стал ждать прибытия Лыковых. Было оговорено, что за ним наблюдатели придут уже на лыжах. Ему оставили собаку, чистокровную лайку по кличке Товарищ.
Лыков появился, как и ожидалось, в конце сентября. Он приплыл поздно вечером на лодке, нагруженной картофелем. На следующий день картофель перенесли и ссыпали в погреб. Казанин показал Лыкову усадьбу, место, где хранились продукты. Вечером подтопили баньку, попарились, и эти два единоверца, пережившие уже в жизни многое, что называется лихолетьем, проговорили до глубокой ночи. На глазах этих людей рушилось все, что касалось вольной, не зависящей ни от кого жизни. Позднее Казанин рассказывал, что Карп Осипович, истосковавшийся по общению с людьми, расспрашивал обо всем, что творилось в миру, но больше всего интересовался, притесняют ли власти мужиков. Договорились при отплытии Лыкова с кордона, что дней через пять-шесть он снова спустится с овощами. Казанин сказал ему, что продуктов завезли порядочно, и он может взять домой, сколько надо, но Лыков от всего отказался и взял только соль.
Вскоре погода испортилась, подул холодный ветер, начались дожди, слякоть. Лыкова не было. Не появился он и тогда, когда погода менялась и наступали короткие просветы в ненастье. А с наступлением зимы, когда Абакан сковало льдом и повалил снег, Казанин понял, что теперь до весны Лыков не появится. Парфентий Филимонович оказался в затруднительном положении. Кругом молчаливая тайга, зима, и он один в окружении гор, заваленных снегом. А в управлении заповедника были спокойны, думая, что он не один, и поэтому не волновались.
В ноябре внезапно исчезла собака. Поздно вечером в темноте она подавала голос, а утром ее не оказалось. Снега было еще сравнительно немного, но в ту ночь, перед утром, пошел обильный снегопад, и обнаружить какие-либо следы собаки Казанин не смог. Было непонятно, ушла ли она или погибла где-то рядом. Теперь вся надежда оставалась только на себя. Надо было сидеть и ждать. Одному уходить нельзя – возраст, больная нога, десятки километров горной тайги и перевал. Да и на лыжах практически не хаживал изза поврежденной в молодости ноги.
Собака появилась у нас в поселке, как потом выяснилось, спустя дней пять, как ушла с кордона. Была она исхудавшая, сильно хромала на переднюю ногу, где была кровоточащая рана, и вообще была какая-то измятая. Как лайка прошла эти 65 километров по тайге, по уже глубокому и рыхлому снегу, да еще через перевал Абаканского хребта, сказать трудно. Судя по ране, пришлось ей в схватке с кемто отстаивать свое право на жизнь.
Руководство заповедника поначалу особенно не забеспокоилось, зная, что собака не Казанина, и, видимо, ей надоело, и она ушла домой в Яйлю. Тем более все были уверены, что Казанин не один.
Но, несмотря на это, казалось, логическое рассуждение, было принято решение идти.
Ноябрь, декабрь – самое тяжелое время в горах для ходьбы на лыжах. Снегу много и он еще не слежался, и провал лыж доходит до 30–35 сантиметров. В такое время никто в горах не ходит. А идти надо. Через два дня отряд, в составе которого был сын Казанина, Харлампий, наблюдатели Данила Молоков, Николай Будуев, препаратор музея заповедника Ефим Калашников, начальник охраны Илличевский, выбрав кратчайший путь, ушел на Абакан. Возглавил отряд зав. научным отделом Г. Дулькейт.
На четвертый день поздно вечером, в полной темноте участники похода вышли из мрака тайги прямо к кордону и, увидев огонек в окне избы, облегченно вздохнули. Услышав голоса, Казанин выскочил из жарко натопленной избы и в свете, падающим из окна, увидел людей в покрытой снегом одежде. К радости всех, Казанин был жив, здоров и беспредельно обрадован приходом людей.
Несмотря на страшную усталость, участники перехода держались бодро, все стали снимать лыжи, котомки, стряхивать снег с шапок и одежды, не переставая громко расспрашивать о здоровье, о житьебытье и, естественно, о Лыкове, которого также предполагали увидеть здесь. Из рассказа Казанина стало ясно, что Лыков, видимо, не управился с переездом, а холодная и дождливая погода не позволила перевезти картофель, предназначенный для посадки на следующий год. Решено было отдохнуть два-три дня, сходить на горячий ключ и половить в Абакане рыбу. После плотного ужина и горячего чая повалились все кто куда и вмиг заснули богатырским сном.
Это было время, когда сибирские реки не были скованы плотинами; когда не рубили кедры, и не было такого варварского сплава леса по рекам; когда огромные косяки рыбы свободно чувствовали себя в родной стихии, определенной природой. Енисей и все его притоки, пойменные озера, старицы буквально кишели рыбой. При правильном ведении рыбного хозяйства он мог бы кормить рыбой всю Сибирь. Верховья Абакана – большого притока Енисея – круглый год изобиловали рыбой, и рыбалка здесь доставляла огромное удовольствие.
Казанин находился в родственных связях с Лыковыми.
Его племянница была женой родного брата Карпа Осиповича – Евдокима. Одновременно завезли на кордон муку, соль, сахар и другие продукты для пополнения продовольственного запаса и для семьи Лыковых. Казанин остался на кордоне один и стал ждать прибытия Лыковых. Было оговорено, что за ним наблюдатели придут уже на лыжах. Ему оставили собаку, чистокровную лайку по кличке Товарищ.
Лыков появился, как и ожидалось, в конце сентября. Он приплыл поздно вечером на лодке, нагруженной картофелем. На следующий день картофель перенесли и ссыпали в погреб. Казанин показал Лыкову усадьбу, место, где хранились продукты. Вечером подтопили баньку, попарились, и эти два единоверца, пережившие уже в жизни многое, что называется лихолетьем, проговорили до глубокой ночи. На глазах этих людей рушилось все, что касалось вольной, не зависящей ни от кого жизни. Позднее Казанин рассказывал, что Карп Осипович, истосковавшийся по общению с людьми, расспрашивал обо всем, что творилось в миру, но больше всего интересовался, притесняют ли власти мужиков. Договорились при отплытии Лыкова с кордона, что дней через пять-шесть он снова спустится с овощами. Казанин сказал ему, что продуктов завезли порядочно, и он может взять домой, сколько надо, но Лыков от всего отказался и взял только соль.
Вскоре погода испортилась, подул холодный ветер, начались дожди, слякоть. Лыкова не было. Не появился он и тогда, когда погода менялась и наступали короткие просветы в ненастье. А с наступлением зимы, когда Абакан сковало льдом и повалил снег, Казанин понял, что теперь до весны Лыков не появится. Парфентий Филимонович оказался в затруднительном положении. Кругом молчаливая тайга, зима, и он один в окружении гор, заваленных снегом. А в управлении заповедника были спокойны, думая, что он не один, и поэтому не волновались.
В ноябре внезапно исчезла собака. Поздно вечером в темноте она подавала голос, а утром ее не оказалось. Снега было еще сравнительно немного, но в ту ночь, перед утром, пошел обильный снегопад, и обнаружить какие-либо следы собаки Казанин не смог. Было непонятно, ушла ли она или погибла где-то рядом. Теперь вся надежда оставалась только на себя. Надо было сидеть и ждать. Одному уходить нельзя – возраст, больная нога, десятки километров горной тайги и перевал. Да и на лыжах практически не хаживал изза поврежденной в молодости ноги.
Собака появилась у нас в поселке, как потом выяснилось, спустя дней пять, как ушла с кордона. Была она исхудавшая, сильно хромала на переднюю ногу, где была кровоточащая рана, и вообще была какая-то измятая. Как лайка прошла эти 65 километров по тайге, по уже глубокому и рыхлому снегу, да еще через перевал Абаканского хребта, сказать трудно. Судя по ране, пришлось ей в схватке с кемто отстаивать свое право на жизнь.
Руководство заповедника поначалу особенно не забеспокоилось, зная, что собака не Казанина, и, видимо, ей надоело, и она ушла домой в Яйлю. Тем более все были уверены, что Казанин не один.
Но, несмотря на это, казалось, логическое рассуждение, было принято решение идти.
Ноябрь, декабрь – самое тяжелое время в горах для ходьбы на лыжах. Снегу много и он еще не слежался, и провал лыж доходит до 30–35 сантиметров. В такое время никто в горах не ходит. А идти надо. Через два дня отряд, в составе которого был сын Казанина, Харлампий, наблюдатели Данила Молоков, Николай Будуев, препаратор музея заповедника Ефим Калашников, начальник охраны Илличевский, выбрав кратчайший путь, ушел на Абакан. Возглавил отряд зав. научным отделом Г. Дулькейт.
На четвертый день поздно вечером, в полной темноте участники похода вышли из мрака тайги прямо к кордону и, увидев огонек в окне избы, облегченно вздохнули. Услышав голоса, Казанин выскочил из жарко натопленной избы и в свете, падающим из окна, увидел людей в покрытой снегом одежде. К радости всех, Казанин был жив, здоров и беспредельно обрадован приходом людей.
Несмотря на страшную усталость, участники перехода держались бодро, все стали снимать лыжи, котомки, стряхивать снег с шапок и одежды, не переставая громко расспрашивать о здоровье, о житьебытье и, естественно, о Лыкове, которого также предполагали увидеть здесь. Из рассказа Казанина стало ясно, что Лыков, видимо, не управился с переездом, а холодная и дождливая погода не позволила перевезти картофель, предназначенный для посадки на следующий год. Решено было отдохнуть два-три дня, сходить на горячий ключ и половить в Абакане рыбу. После плотного ужина и горячего чая повалились все кто куда и вмиг заснули богатырским сном.
Это было время, когда сибирские реки не были скованы плотинами; когда не рубили кедры, и не было такого варварского сплава леса по рекам; когда огромные косяки рыбы свободно чувствовали себя в родной стихии, определенной природой. Енисей и все его притоки, пойменные озера, старицы буквально кишели рыбой. При правильном ведении рыбного хозяйства он мог бы кормить рыбой всю Сибирь. Верховья Абакана – большого притока Енисея – круглый год изобиловали рыбой, и рыбалка здесь доставляла огромное удовольствие.