Думбадзе Нодар. Закон вечности

   Бачана и отец Иорам громко прыснули. Рассмеялся и Булика.
   - Уважаемый Иорам, - Бачана вдруг переменил тему беседы. Приходилось ли вам видеть во сне Христа?
   У отца Иорама отвалилась нижняя челюсть и полезли на лоб глаза. Наконец он сказал заикаясь:
   - Уважаемый Бачана... Такого не бывает - видеть во сне господа нашего... Есть явление божье... Но меня бог не удостоил пока такого счастья...
   - И голоса его не слышали?
   - Это ведь тоже божье явление!..
   - Чему же вы служите?
   - Именно тому, чтобы приблизиться к нему, услышать его голос, лицезреть его!
   - В гаком случае нам придется поменяться профессиями.
   - В чем дело? - насторожился отец Иорам.
   - Час тому назад я видел его.
   - Кого?!
   - Господа нашего - Христа.
   У отца Иорама задрожал голос:
   - Сын мой, помни заповедь: "Не солги!"
   - Человек говорит - видел. Твое дело - поверить или не поверить ему! - вмешался Булика и подмигнул Иораму - дескать, не мешай, пусть рассказывает.
   Бачана молчал.
   - А дальше? - спросил с нетерпением Булика.
   - Он воскресил меня, превратил в дождь, который оживил мертвую пустыню. Потом я обратился в могучий дуб, расцвел, зазеленел в оазисе, и птицы запели великую песнь красоты жизни...
   - Бог мой! Владыка небесный! - вырвалось у отца Иорама.
   - Я был готов произнести те же слова, когда увидел все собственными глазами, - улыбнулся Бачана.
   - Увидел и усомнился? Фома неверующий! - привстал в постели отец Иорам.
   - Во сне-то я повалился ему в ноги... Но потом, когда, проснувшись, увидел вас и Булику, признаться, усомнился...
   - Неужели вы не чувствуете, что возвысились?! - отец Иорам даже побледнел от волнения.
   - Знаете, батюшка, ваша религия чересчур уж мистична, оторвана от жизни, нереальна... Вот если б от моего сна осталось что-то реальное, осязаемое...
   - Грешник! Он воскресил вас, чего же вам более реального?!
   - Не вижу цели моего воскресения. Неужто я вернулся к жизни лишь для того, чтобы завтра все повторялось сначала? Для того, чтобы завтра вновь умереть? Ведь смерть неизбежна?
   - Но время! - крикнул отец Иорам.
   - Какое время? - не понял Бачана.
   - Время, продолжительность жизни! Ведь господь продлил ваше время.
   - Не все ли равно, когда я умру - сегодня, завтра?
   - Все равно для вас, но не для других!
   - Для кого же?
   - Для тех, чья жизнь зависит от вашей!
   - Не имеет значения... Много людей умерло в ранней молодости, но жизнь на земле продолжается...
   - Да что вы такое говорите! Как это не имеет значения! - возмутился отец Иорам. - А если б Руставели скончался в люльке?!
   - Родился бы другой.
   - Когда?
   - Когда-нибудь.
   - Вот именно! Когда-нибудь! Но сколько прошло бы до этого времени?! Вы представляете себе, каким было бы общество от времен Руставели до наших дней, если б не его гений?!
   - Что ж, было же время без Руставели, и ничего, жили люди...
   - Жили без бога в душе! - Отец Иорам отпил из кувшинчика молока, промочил пересохшее горло. - Время - бог! Поймите это! Вы, коммунисты, не веруете в бога, потому и не знаете цену времени! Вы транжирите время! Поклонитесь времени, уважайте время! И если вы решили создать новую веру и новую религию, начните с времени! Иначе ничего у вас не получится, ибо, повторяю, бог - это время!..
   - А говорили, бог - это слово!
   - Слово, дело и время есть неделимая, единая троица! - произнес отец Иорам с благоговением.
   - Если это так, то мы - за, батюшка! Мы ценим и время, и дело, и слово. И, между прочим, ничуть не меньше, чем ценит их церковь.
   - Ну, знаете, столько отложенных дел да столько любителей откладывать их, как у вас, в жизни не бывало! - рассмеялся отец Иорам.
   - Э нет, батюшка, позвольте не согласиться с вами! - отпарировал Бачана. - Откладывать дела - это по вашей линии! Сам господь бог обещал человеку райскую жизнь когда? После смерти! Забыли?
   - Рай на том свете нужно завоевать всей своей праведной жизнью. Как же иначе?
   - Конечно, завоеванное трудом и потом человека вы называете божьей милостью... Несправедливо это, батюшка! Слишком уж большой жертвы требует от людей ваша религия!
   - Грешите, грешите вы, уважаемый Бачана! - обиделся отец Иорам. Основной закон нашей религии - отдавать, а не брать, служить, а не властвовать!
   - Красивые слова, батюшка, и только... Вспомните: мрак, религиозный фанатизм, догматизм, крестовые походы, инквизиция... И все это именем бога, во славу божью...
   - Я не доказываю, что религия наша достигла совершенства... заколебался отец Иорам.
   - Браво, батюшка! - расхохотался Бачана. - Впервые слышу подобные слова от служителя культа! И как у вас называется подобное суждение? Правым уклоном? Или левым?
   - В христианской религии не существует ни уклонов, ни центра. Есть только зенит! - произнес наставительно отец Иорам и возвел глаза к потолку.
   - Где же он, этот зенит? - спросил Бачана и невольно тоже посмотрел вверх.
   - Зенит - это свет. И когда человек вступит в царство света, он преодолеет всякие ограничения и обретет свободу. Но это наступит с совершенствованием души человека, и потому смерть его есть приближение к богу... - Отец Иорам молитвенно сложил руки на груди.
   - А когда самого тебя приволокли сюда посиневшего, еле живого, помнишь, кого ты тогда молил о помощи? Врачей, а не бога! - вмешался Булика.
   - Страх перед смертью есть страх приближения к богу, - проговорил отец Иорам, не глядя на Булику.
   - Хитришь, батюшка! Может, и инфаркт у тебя от этого страха? - Булика подмигнул Бачане.
   Священник кинул на Булику испепеляющий взгляд:
   - Твоя религия, несчастный, начинается в желудке и кончается в сортире. От такого грешника, как ты, откажется даже ад!
   - Конечно, если я приду туда с твоей рекомендацией! А впрочем, я уступлю тебе все - и ад и рай. Мне хочется увидеть коммунизм... Это ваш рай, не так ли, уважаемый Бачана? Я, правда, беспартийный, но надеюсь на вашу протекцию...
   - Пожалуйста, Булика! - пригласил Бачана сапожника в коммунизм. - Мы люди добрые, примем не только тебя, но и отца Иорама.
   - Ступайте сами в эту имитацию рая, - отказался тот от приглашения, а я дождусь божьей воли... Ваш зенит слишком земной... Интересно, что вы будете делать после того, как придете к этому самому коммунизму?
   - Придем, а там видно будет.
   - А вдруг ничего не увидите? - спросил не без ехидства отец Иорам.
   - Уважаемый Иорам, сколько лет вашей религии? - ответил вопросом на вопрос Бачана.
   - Две тысячи! - Голос батюшки прозвучал гордо.
   Бачана искренне рассмеялся:
   - А нашей пока нет и ста... А последователей у нее столько - вашей религии и не снилось. И вы, двухтысячелетние, тягаетесь с нами, со столетними юношами? Постыдились бы! Имейте терпение, и когда нам станет две тысячи лет, вот тогда и взгляните на нас с высоты вашего зенита. Вот тогда и будем судить, кто из нас вознесся выше.
   - Трудно спорить с людьми, которые ни во что на свете не верят! Отец Иорам отвернулся к стене.
   - Что дает народу ваша религия? - не отставал Бачана.
   - Духовную пищу! - ответил отец Иорам, не поворачиваясь. - А ваша?
   - Наша и духовную и материальную! Но прежде - материальную. Человеку, идущему к зениту, нужны хлеб, соль, масло, картофель, помидоры и мясо. Не так ли?
   - А где это мясо? - Отец Иорам быстро повернулся лицом к Бачане.
   - Это уже не спор, батюшка!.. Нет сегодня, будет завтра!
   - А наша религия, кстати, не запрещает людям ни есть, ни производить мясо. Неудобно как-то говорить, но... Раньше мяса было больше, чем сейчас...
   - Раньше на земле жило полмиллиарда человек, а сейчас - без малого четыре миллиарда!
   - Мда-а... Рано мы отказались от людоедства, - подал голос молчавший до сих пор Булика, - было бы сейчас и людей меньше, и мяса вдоволь!
   - Вот в такого циника превратила человека ваша религия! - Отец Иорам рукой показал на Булику. Тот собрался было ответить, даже рот приоткрыл, но слово застряло у него в горле: из-под его койки выползла крыса со всем своим семейством и уселась посередине палаты.
   - Вот тебе и мышьяк! - нарушил молчание Булика.
   При виде крысы Бачаной вместо отвращения овладело любопытство. Крыса обошла по очереди все три шкафчика, словно выискивая что-то, потом, не найдя ничего, оглядела каждого из больных. Но когда Булика бросил ей кусок сахара, она даже не взглянула на него.
   - Не пойму, в чем дело, - сказал отец Иорам, - то ли она плотно позавтракала, то ли решила объявить голодовку.
   - Надо позвать Женю. Пусть приведет этого кретина дезинфектора, чтобы он убедился, какие тут разгуливают поросята! - предложил Булика.
   Крыса вновь обошла шкафчики, потом вернулась к своим и, смешно шевеля передними лапами и усами, что-то сообщила им. Супруг и два крысенка внимательно выслушали ее, затем мать повела детенышей под кровать Булики, видно, отправила их через щель домой и вернулась к супругу. Между ними завязалась горячая беседа.
   - Семейная сцена. Присутствие детей нежелательно, - констатировал Булика.
   Вдруг испуганная крыса стремительно отпрянула в сторону, сорвалась с места и бешено закружилась по палате. Потом вернулась к самцу и, тяжело дыша, остановилась словно вкопанная перед ним. Теперь в дикую пляску по палате пустился самец. Спустя минуту он подбежал к самке и застыл, уставившись на нее. И так обе крысы, не двигаясь, долго стояли друг перед дружкой.
   Страшное предчувствие овладело Бачаной, и сердце его забилось тревожно... Из-под кровати появились два крысенка. Они подлежали к родителям, но родители будто не заметили их. Тогда крысята ткнулись в них мордочками. Крысы не двигались. Крысята стали лапками теребить то одну, то другую. И вдруг все они вновь сорвались с места и забегали, закружились по комнате, натыкаясь на шкафчики, стены, друг на друга, падая и вскакивая.
   - Да что это с ними творится такое? Взбесились, что ли? перекрестился отец Иорам. - Булика, кликни ради бога Женю!
   Но побледневший Булика сидел на койке и оторопело глядел на дикий танец крыс.
   - Это мышьяк... Они наелись мышьяку и теперь ищут воду. Но вода лишь ускорит их конец, - сказал Бачана.
   - А молоко? - спросил дрогнувшим голосом отец Иорам.
   - Поставьте, батюшка! - попросил Бачана.
   Отец Иорам дрожащими руками налил молоко в блюдце и поставил его на пол. Но было уже поздно. Обезумевшие крысы даже не заметили блюдца.
   - Странно крысята держатся крепче, - сказал Бачана, и тут же, словно опровергая его слова, одна малышка опрокинулась на спину, задрав лапки. Спустя мгновение упал второй крысенок.
   - Не могу смотреть на них! - простонал Булика я, подложив под язык таблетку нитроглицерина, закрыл лицо руками.
   - Господи, помилуй! - вырвалось у отца Иорама.
   Почуяв недоброе, крысы очнулись, шатаясь, подошли к трупам своих детенышей и опустились перед ними на колени.
   - Женя! - заорал Бачана и невольно привстал в постели. Крысы подняли головы, и Бачана увидел в их черных глазах-бусинках столько боли, изумления и отчаяния, что сердце у него заныло и похолодело.
   - Женя! - крикнул он снова и откинулся на подушку.
   - Уважаемый Бачана! Бачана! Сын мой! - Отец Иорам завертелся в кровати. - Булика! Посмотри, что с ним!
   Но Булика лежал, зарывшись головой в подушку, и ничего не слышал.
   - Эй, кто там! Помогите! - завопил отец Иорам и постарался встать, но страшная боль, пронзившая сердце, свалила старика...
   В палате наступила гробовая тишина. На полу валялись бездыханные крысы, а у кроватей еле дышавших людей притаилась смерть и алчными глазами вглядывалась в их души.
   Никто не слышал, как с треском распахнулась дверь, как в палату ворвались перепуганные фельдшерица Женя и врач.
   - Ну что, успокоились теперь? - сказала Женя, увидев дохлых крыс. И тут же раздался тревожный крик врача:
   - Пантопон! Быстро! Всем троим!
   8
   Ласа Басилия нашел Тамару на станции Озургети. Девушка слала на лавке, положив голову на небольшую сумку. Почувствовав на себе пристальный взгляд, она проснулась. У девушки были огромные синие голодные глаза, белое как полотно лицо, красивые, припухлые красные губы и соломенные волосы, спадавшие на упругую грудь. Девушка вскочила. Ласа обвел взглядом ее стройную, породистую фигуру и обомлел...
   ...С тех пор в столовой Ласы Басилия появилась новая официантка, а число посетителей возросло втрое. Здесь стало собираться все мужское население села. Сидели, балагурили, выпивали несметное количество прокисшей "изабеллы". Женам и родителям с трудом удавалось оторвать от стульев одуревших мужиков.
   - Тамара, ангел, еще десять бутылок!
   - Тамара, кто тебя одарил такой красотой, будь ты неладна!
   - К черту сдачу, один твой взгляд стоит миллион!
   - Тамара, улыбнись разок, а потом хоть режь меня ножом Ласайи!*
   _______________
   * Л а с а й я - шуточно-уменьшительное от Ласа.
   - Ласайя, целуй ноги девочке, иначе прогорел бы ты со своей вонючей столовой!
   - Повезло тебе, Ласайя! Теперь можешь сбывать хоть собачатину.
   - Поцелуй меня, Тамара, и брось потом в Супсу!
   - Гляди, что за бедра!
   - И как только ее никто до сих пор не похитил?!
   - Сию минуту!
   - Не знаю, парень!
   - Миллион - это много! Зачем мне столько денег?
   - Твоя жена красивее меня, парень!
   - Поцелую, когда протрезвеешь!
   - Я люблю другого, милый мой!
   - Руки! Убери руки! Ласа, уйми этого пьянчужку.
   - Ласа, пора, закрывай столовую!
   И так каждый день...
   Бачана вошел в столовую, уселся за столик в углу.
   На дворе пар поднимался над раскаленной землей, в столовой свежевымытый пол источал приятную прохладу. Ласайя был на кухне, колдовал у кипящего котла. Тамара стояла у стойки спиной к Бачане, перетирала стаканы.
   В этот ранний час в столовой было пусто. Посетители обычно собирались после полудня. Бачана знал об этом, потому и пришел сюда в столь неурочное время. Подождав немного, Бачана несмело кашлянул. Тамара быстро обернулась. У Бачаны екнуло сердце. Он опустил голову и закашлялся теперь уже от охватившего его волнения. Тамара взяла со стойки тарелку, нож, вилку и подошла к Бачане. Бачана видел лишь ее пальцы - длинные, красивые, чуть покрасневшие и вспухшие от горячей воды. Девушка поставила на стол тарелку, удивленно разглядывая посетителя. Она видела его впервые.
   - Что прикажете? - спросила она.
   Бачана поднял голову.
   - Хлеба! - тихо произнес он, с трудом проглотив слюну.
   - Только?
   - И сыру.
   - А мяса?
   - Нет.
   - Вино?
   - Нельзя. Завтра у меня экзамен.
   - Какой?
   - Физика.
   - В каком ты классе?
   - Заканчиваю.
   - А-а-а... Харчо не хочешь?
   - На харчо не хватит денег! - Бачана покраснел.
   Тамара ушла. Вскоре она вернулась с подносом в руках. Она поставила перед Бачаной хлеб, сыр, тарелку с харчо и стакан вина.
   - Один стакан можно! - улыбнулась она и присела перед Бачаной. - Как тебя звать?
   - Бачана.
   - Фамилия?
   - Рамишвили.
   - А меня зовут Тамарой.
   - Знаю! - Бачана поднял стакан.
   - Почему я не видела тебя до сих пор?
   Бачана смутился. Он отпил глоток вина, словно хотел вернуть на место подступившее к горлу сердце.
   - В моем возрасте в столовую не ходят.
   - Почему же пришел сегодня?
   - Проголодался очень, потому и пришел. - Бачана отпил еще глоток.
   - Кислое? - Тамара смешно сморщила нос.
   - Будь здорова! - Бачана осушил стакан. - Посчитай, пожалуйста!
   - Сдашь физику, тогда и посчитаю!
   - Тамара! - раздалось из кухни.
   - Иду, Ласа! - крикнула Тамара. - Я мигом! - сказала она Бачане и убежала.
   Вернувшись, Тамара опешила: Бачаны в столовой не было. На столе все лежало нетронутым.
   - Здравствуй! - поздоровалась Тамара, присаживаясь к столу.
   - Здравствуй! - ответил Бачана.
   - Сдал?
   - Сдал.
   - Ну как?
   - Тройка, - Бачана нехотя улыбнулся, - и то из-за уважения к моему деду Ломкаце. - Он достал из кармана пятирублевую бумажку и положил ее на стол. - Это за вчерашний обед.
   Тамара даже не взглянула на деньги.
   - Сколько еще осталось экзаменов?
   - Тамара! Что ты там возишься с молокососом! Иди сюда! - крикнул Дуту Центерадзе. Он в компании четырех собутыльников сидел за столом в дальнем углу и был уже навеселе.
   Тамара не обратила на него внимания.
   - Сколько еще экзаменов?
   - Один.
   - Когда?
   - Послезавтра.
   - Приходи послезавтра.
   - Я и завтра приду.
   - Приходи. Что сейчас подать?
   - Тамара-а! Дитя расстается с грудью матери, а ты не можешь расстаться с этим сопляком? - крикнул снова Дуту.
   Тамара подошла к нему.
   - Что желаете?
   - Что же мне пожелать лучше твоей красоты! Побудь здесь, с нами!
   - Некогда мне! Если что нужно, скажите.
   - Принеси еще десять бутылок и садись рядом со мной! Хочу выпить за твое здоровье! - Дуту схватил Тамару за руку. Она вырвалась и пошла к стойке.
   - Ласа, дай десять бутылок вина.
   Ласа стал доставать бутылки. К стойке направился Дуту. Глаза у него блестели, чувствовалось, что он изрядно выпил.
   Дуту Центерадзе был милиционером. Приземистый, широкоплечий, длиннорукий, с наганом в расстегнутой кобуре, он держался самоуверенно и вызывающе. Подойдя к стойке, он обнял Тамару.
   - Отстань, Дутуйя, от девушки и ступай к своему столу! - нахмурился Ласа.
   - Девушка не возражает, а ты чего в бутылку лезешь? - огрызнулся Дуту и, схватив, словно игрушки, шесть бутылок вина, вернулся на место. - А подавать вино, между прочим, твоя обязанность! - крикнул он Ласе. - Увижу, что кто-нибудь лезет к этой девушке, пусть потом пеняет на себя! Гроб его я сам поставлю во дворе церкви архангела Гавриила! Так и знайте! - объявил во всеуслышание Дуту.
   Тамара принесла остальные четыре бутылки. Дугу аасилу усадил ее рядом с собой.
   - Садись, девушка, хочу выпить за твое здоровье! - Дуту встал со стаканом в руке и обратился к Ласе: - Ласайя Басилия! И не стыдно тебе заставлять эту красавицу мыть тарелки? Отдай Тамару мне, и я посажу ее на золотой трон, будет жить как царица Тамар!
   - Это на какой же золотой трон? На одном ведь уже восседает твоя жена Талико?.. Подумал бы о деле, ветрогон! Ни кола, ни дерева во дворе! Курам твоим негде усесться на ночь!.. Нашелся рыцарь!
   В столовой поднялся хохот.
   - Ласайя, укороти язык, как бы я ненароком не наступил на него! предупредил Дуту, положив руку на револьвер.
   Бачана встал и направился к двери.
   - Постой ты, эй, парень! - позвал его Дуту. - Ты чего тут околачиваешься? Оглянись, есть тут твои сверстники?
   - Я зашел поесть, - спокойно ответил Бачана.
   - Знаю я, зачем ты пожаловал! На вот, возьми, выпей и марш домой! Дуту протянул Бачане стакан вина и ножку вареной курицы. Бачана подошел к столу, взял из рук Дуту стакан и мясо и положил их на стол.
   - Я не пью.
   - Ну так уходи!
   - Не твое это дело - уходить мне или нет! - Щеки у Бачаны зарделись. Дуту протянул было руку, чтобы схватить его за ухо, но Бачана быстро отстранился, и рука Дуту повисла в воздухе. - Ты пьян, Центерадзе! бросил Бачана в лицо милиционеру и пошел к выходу.
   - Чей это щенок? - спросил опешивший Дуту.
   - Это внук Ломкацы Рамишвили! - ответил сидевший рядом с ним Ушанги Каландадзе. Дуту закусил губу. - Манучара Киквадзе, за ликвидацию которого твой начальник получил орден, кажись, убил он... Так что оставь его в покое... - шепнул ему на ухо Каландадзе.
   - Неправда, - процедил Дуту сквозь зубы. - Я сам участвовал в той операции! - Лицо Центерадзе побагровело. - Змееныш он и сын троцкиста!
   - Да в чем мальчик провинился перед тобой? Ну пришел в столовую, даже не ел ничего, идет своей дорогой... Нельзя же так, Дуту... Сходить с ума из-за бабы... - сказал недовольно Афанасий Лория.
   - Кто баба, сукин ты сын?! Не баба, а богиня! Стань перед ней на колени и молись! - Дуту хлопнул Афанасия своей медвежьей лапой по плечу.
   Афанасий покачнулся. В столовой наступила напряженная тишина.
   - Дутуйя, по облигации ты выиграл Тамару, что ли? Отпусти девушку, дай и нам полюбоваться ею! - постарался разрядить обстановку Мамука Яшвили.
   - Сегодня прощаю тебе болтовню, а с завтрашнего дня чтоб ноги твоей не было в этой столовой! - пригрозил ему Центерадзе.
   - Шел бы в армию, коли ты такой герой! - ответил со смехом Мамука. Может, отвадишь от нас Гитлера!
   - А кто наведет здесь порядок? Кто присмотрит за дезертирами вроде тебя?
   - Это я дезертир?! Килограммовый осколок до сих пор у меня в груди торчит! - Мамука распахнул сорочку. - И ты меня называешь дезертиром?! Это ты собрался наводить здесь порядок?! Первый бездельник и дезертир?! Мамука схватил со стола бутылку и пошел на Центерадзе. Тот вытащил наган.
   Бачана покинул столовую.
   Прошло всего три месяца со дня появления Тамары в столовой, и по селу поползли сплетни. Словно весенние ласточки, они облетели каждый двор и дом. Всюду - на чайных плантациях, в полях, виноградниках, садах, огородах, на базаре, в конторе, бане, парикмахерской, библиотеке - только и было шушуканья и пересудов, что о молодой официантке.
   - Слышь, а третьего дня Мамука Яшвили и Дутуйя Центерадзе из-за этой чертовой девчонки чуть было не зарезали, оказывается, в столовой друг друга...
   - Говорят, Дутуйя-бездельник избил жену и отправил ее в Мелекедури, к папаше...
   - Нашел же ведьму Ласайя, будь он неладен! Говорят, брюхата она от него... Вишь, раздобрела как...
   - Не от него, а от того же Дутуйи-милиционера...
   - Она, оказывается, и Мамуке Яшвили строила глазки, да жена его Дареджан задала ей трепку!..
   - Что Гитлер - что эта девка! Переполошила все село!..
   - Неужто свет клином сошелся на этой потаскушке?..
   - Видать, сошелся! Говорят, Торнике Кинцурашвили с ножом полез на Ардалиона Гваладзе...
   - А куда смотрит Дутуйя-милиционер?
   - Дутуйя сам ходит в первых ее любовниках!
   - Что Дутуйя, она и тому парню вскружила голову!
   - Какому еще парню?
   - Внуку Ломкацы Рамишвили, Бачане... Только за это следовало посадить ее - за попытку растления малолетнего... Третьего дня видел я его у столовой - глаза у парня, как у сумасшедшего...
   Тамара квартировала у Зосима Хинтибидзе. Она занимала крохотную крайнюю комнатку с окном на проселочную дорогу.
   Село спало. Бачана тихо постучал пальцем в окно. Спустя минуту в окне показалось испуганное лицо Тамары. При виде Бачаны в глазах девушки мелькнул укор. Закусив губу, она всплеснула руками, потом осторожно приоткрыла окно и шепотом спросила смутившегося Бачану:
   - И ты, парень?
   - Впусти на минутку? - взмолился Бачана.
   - Тебя еще не хватало на мою голову, да? - У Тамары задрожал голос.
   - Впусти! - повторил Бачана.
   - Не вмешивайся в эти грязные дела, Бачана! Иди домой! Что вам от меня нужно? Зачем вы позорите меня? В чем я виновата перед вами? Хватит... Оставьте меня в покое... - Тамара заплакала.
   Бачана перелез в комнату через окно, обошел Тамару и подсел к столу. Девушка зажгла коптилку и тоже уселась напротив Бачаны.
   - Что тебе нужно? - спросила она жалобно.
   Бачана молчал.
   - Зачем ты пришел?
   - Это правда, о чем говорят на селе? - спросил Бачана, дрожащей рукой снимая нагар с коптилки.
   - А о чем говорят? - вздохнула Тамара.
   - О разном... О нехороших вещах...
   - И ты веришь?
   Бачана пожал плечами.
   - Я пришел за тем, чтобы...
   - Чтобы?..
   - Я пришел за тем, чтобы...
   - Не договаривай!.. Одного тебя я считаю чистым во всем селе! Не говори ничего!
   Бачана проглотил слезу и вдруг выпалил:
   - Одевайся!
   - Что?!
   - Оденься и пойдем со мной!
   - Куда?..
   - Не знаю...
   - Куда же я пойду?
   - Ты должна уйти из села!
   - Уйти опозоренной?
   - Должна уйти! Все они видят в тебе только женщину, а я...
   - А ты?..
   - Говорю тебе, одевайся! Собери одежду, что еще там у тебя, и пошли! - голос Бачаны прозвучал так звонко и убедительно, что он сам не узнал его.
   Тамара вскочила, быстро вытащила из-под кровати чемодан и стала без разбора запихивать туда свои пожитки. А Бачана вышел на балкон и забарабанил в дверь Зосима.
   - Кто там? - раздался сонный голос Зосима.
   - Это я, Бачана, внук Ломкацы Рамишвили.
   - Ошибся дверью, парень!
   - Нет, дядя Зосим, не ошибся. Выйдите, пожалуйста, ты и тетя Маро!
   - Если ты пьян, ступай домой! - рассердился Зосим.
   - Да нет, не пьян я! Выйдите на минутку! - попросил Бачана.
   Дверь открылась. Появился Зосим в одном нижнем белье. За его спиной стояла перепуганная Маро.
   - Я увожу Тамару, дядя Зосим, и хочу, чтобы ты и тетя Маро знали об этом...
   - Бери на здоровье... Из-за этого ты меня разбудил? Она ничего мне не должна, за комнату уплачено вперед, так что...
   - Дядя Зосим, видел ли ты выходящими из ее комнаты Мамуку Яшвили, или Дутуйю Центерадзе, или Ласайю Басилия, или Торнике Кинцурашвили?
   - Да что ты пристал ко мне, парень? Караульщик я при ней, что ли?
   - Нет, дядя Зосим, ты человек правильный! Скажи мне правду!
   Зосим замялся, почесал у себя в затылке.
   - Не стану врать, сынок... Выходящим не видел никого!.. Трижды приперся Дутуйя Центерадзе, вдрызг пьяный, ломился к ней в дверь, да она не впустила его... Два раза пожаловал Торнике Кинцурашвили, тоже под мухой, и ушел ни с чем... Ты первый, кого я вижу ночью у нее в комнате... - Зосим заглянул в глаза стоявшей с чемоданом в руке Тамаре.
   - За что же ее осрамили? - спросил Бачана.
   - От нас, детка, никто про нее не слышал ни одного худого слова! выступила вперед Маро. - Наоборот, мы всегда говорили обратное, да кто поверил?
   - Идем! - Бачана взял из руки Тамары чемодан.
   - Да куда ты ее ночью тащишь, детка? Подождали бы до утра, собрала бы вас в дорогу, как полагается... - засуетилась Маро.
   - Больше того, что вы сказали, ничего ей не нужно!.. - ответил Бачана. - До свиданья, спасибо вам! - добавил он.