– Пиши. От сатрапа Эйда командиру войска Ландару, правителю Салнорна. Обычные обращения, обычные приветствия. – Она подождала, глядя в темноту. – У вас в качестве заложника содержится Мардо Стигетто из города Равима. – Салтайя старательно произнесла чужие названия и имена. – Сообщите…
   Она гордилась своей памятью, но прошло много лет, да и заложников брали немало. Это случилось около двенадцати лет назад; пухлый, довольно глупый ребенок, лет четырех или пяти…
   – Сообщите юноше, что его родной город сдался повстанцам. Его отца, короля, и всю королевскую семью толпа разорвала на куски. Поставьте его в известность, что по этой причине он лишился всех прав и больше не имеет для нас никакой ценности. – Салтайя помолчала, чтобы успели записать писари. – Убейте его, как сочтете необходимым. И доложите, когда все будет сделано. Концовка письма обычная.
   – Ларт, прочти, – сказала она и выслушала неприятный гнусавый голос, который повторил ее слова, приукрашенные привычными вежливыми фразами. – Нерку рту?
   – У меня то же самое, – ответил молодой писарь.
   – Неси сюда.
   На короткое мгновение промелькнул свет, когда юноша-ученик вышел из-за штор. Затем шторы сомкнулись у него за спиной, и он в полной темноте протянул госпоже поднос с дощечками. Салтайя не слишком хорошо разбирала клинопись, но могла даже во мраке поставить на мягкую глину печать своего мужа. Когда дощечки будут обожжены, она заставит других писарей снова прочитать письма, после чего одно отправится по назначению, а другое – в дворцовый архив. Доверять кому бы то ни было глупо.
   Писарь понес дощечки на обжиг. Черное небо промеж двух стен каньона усеивали яркие блестки звезд. Скьяр расположился на островах, между которыми с тихим шелестом несла свои воды река. Тут и там Салтайя различала точки света – горели лампы и свечи. Внизу бурлила покрытая шапками белой пены быстрина, и звезды отражались в неподвижной воде маленьких озер.
   – Следующий, – сказала она.
   После того, как ей несколько раз прочитали письма, она знала их почти наизусть.
   Тонкий голос Ларта стал похож на писк летучей мыши.
   – Благородный лорд крови пишет: «Города Найанома и Пьярегга готовы нарушить клятву верности. Привезите их заложников, и я объясню правителям, что нужно быть тверже в своих решениях. Надеюсь, эти слова порадуют миледи».
   Они ее не слишком порадовали. Стралг имел в виду нечто вроде: «Я призову отцов и заставлю смотреть, как убивают их детей». Временами ее брат вел себя, как настоящий дурак. Страх поначалу рождает ужас, и Стралг считал, что так будет всегда. Увы, он ошибается. Неоправданная жестокость приводит к оцепенению, затем к ярости и наконец к мести. Кроме того, свежие войска требовались ему гораздо больше, чем пленники, которых он мог бы мучить; провести за сезон через Границу можно лишь ограниченное количество людей.
   – Отложим это послание… Что в следующем?
   Салтайя ждала, расхаживая по террасе, которая представляла собой небольшую нишу, вырубленную в скале. Ей нравилось чувствовать холодный камень под босыми ногами. Откуда-то издалека донесся грохот фургона. Скоро начнут вопить особо трудолюбивые петухи.
   Ларт прочел:
   – Благородный лорд крови пишет: «Дож Селебры всегда был верен клятвам, но его здоровье пошатнулось. Если я уйду из Мионы, Селебра вновь начнет играть важную роль. Пришлите одного из заложников, чтобы он правил городом, когда дож умрет. Надеюсь, эти слова порадуют миледи».
   Стралг никогда не был особенно честен, даже с ней. «Если я уйду из Мионы» означало «если меня прогонят из Мионы». Или даже «когда меня прогонят из Мионы». Допуская такую возможность, он на самом деле ее предсказывал. Интересно, где находится эта Миона?
   Война шла не так, как им хотелось – этого уже никто не скрывал. Сначала веристы не встретили сопротивления, и убивать непосвященных было детской игрой для свирепых животных. Стралг покорил Флоренгию быстрее и легче, чем Вигелию. А затем допустил ошибку – всего одну, но одна царапина может убить человека, и этот просчет начал гноиться, точно рана в животе. Если сейчас он говорит, что Селебра вновь будет играть важную роль, значит, он рассматривает возможность поражения. Селебра контролировала путь домой, в Вигелию, поэтому умирающего дожа следовало заменить на такую же надежную марионетку.
   Салтайя легко вспомнила детей из Селебры, – они были первыми заложниками и с тех пор несколько раз привлекали ее внимание, особенно когда при весьма странных обстоятельствах погиб Карвак Храгсон. Один мальчик точно умер, а остальные уже давно не дети. Известно, что юноши ненадежны, поэтому выбор естественным образом падал на девочку. Заложница уже достигла брачного возраста, и ее можно отослать домой с подходящим мужем, который будет править городом, а ее займет заботами о детях. Два брата станут соперниками и претендентами на высокое положение. Значит, их следует убрать, но прежде надо отправить ее за Границу.
   – Пиши. От меня сатрапу Хорольду Храгсону из Косорда. Обычное обращение. Моему храброму брату двенадцать благословений и глубочайшая любовь. У тебя содержатся заложники… Погоди!
   Девочка из Селебры ведь здесь, в Скьяре! По дороге к Флоренгианской рани она проедет мимо Хорольда в Косорде и Терека в Трайфорсе. Салтайя уже давно хотела разобраться со своими родственничками. В особенности ее беспокоил Терек, который в последнее время вел себя странно. Нет нужды ехать до самой Границы, она остановится в Трайфорсе, откуда дороги ведут к перевалам. Да, лучше самой все проверить. Она лично передаст распоряжения и избежит еще одного безумно жаркого лета в Скьяре.
   – Сотри письмо. Пошли за моим мужем! Скажи ему, чтобы привел Свидетельницу.
   Салтайя вытерла пот со лба. Почему она вообще мирится с этим городом, с этой раскаленной печкой? Изначально причина заключалась в том, что именно здесь Терек, старший из братьев, прошел посвящение в Герои, религиозный культ Веру. Мать Ксаран! Это было тридцать пять лет назад! Терек помогал и другим стать веристами, тут же, в Скьяре. И именно в Скьяре Стралг завоевал титул лорда крови, Первого вериста.
   До него этот титул ничего не значил, но с самого первого дня Стралг задумал командовать всеми Героями Вигелии. Его раны еще не зажили, а он уже прогнал старейшин и прибрал к рукам деньги города, чтобы организовать свою кампанию. Всего за десять лет он добился власти над всей Гранью, веристами и непосвященными. Скьяр он сделал столицей главным образом потому, что город находился в центре страны и имел хорошие дороги. Здесь невыносимо, невозможно жить, но для него удобно. Кроме того, город очень богат и в состоянии обеспечивать всем необходимым армию и огромный правительственный аппарат.
   Когда Стралг отправился покорять Флоренгию, он официально оставил управлять Вигелией своих братьев и зятя, а на самом деле передал все в руки Салтайи. Карвак умер, когда восстал Джат-Ногул. Терек, Хорольд и Эйд тут же подавили мятеж и в качестве наказания разграбили город. А больше за прошедшие пятнадцать лет ничего и не изменилось.
   Она снова начала расхаживать взад и вперед, и ее мозолистые ноги с шорохом касались плиток пола.
   – Дальше!
   Последовало очередное письмо от Стралга с просьбой прислать еще воинов, которое она проигнорировала. Война затянулась, а Герои не возвращались, если не считать тех, кто так сильно покалечился, что уже не мог сражаться, хотя им и удалось пройти через перевал. Подготовка веристов занимала годы, поэтому посвященными становилось ровно столько воинов, сколько Терек мог провести через перевал Нардалборга за сезон. Пополнение войск подождет.
   – Дальше!
   Затем шло требование золота. Это было что-то новенькое. В начале кампании Стралга в Вигелию стекались целые реки трофеев и рабов. Поток начал иссякать, когда возникло сопротивление, и новая просьба означала, что появились проблемы с содержанием орды. Салтайя продиктовала письмо, которое следовало отправить во все города под управлением Эйда, и мысленно сделала заметку вызвать казначея из храма Веру, где хранилась большая часть ценностей Скьяра. Кроме того, ей придется попросить денег у местных укристов.
   Интересно, почему не идет ее слабоумный муженек?.. Она прошла через занавеску в освещенную лампами комнату. Ударила волна тяжелого, удушающего воздуха. Два писаря и юноша испуганно подняли головы.
   – Стража! – рявкнула Салтайя.
   У дальней двери тут же появился верист, который почти полностью заполнил собой дверной проем.
   – Миледи?
   Она с удовлетворением отметила, что он напуган не меньше, чем писари, хотя в два раза ее больше и намного моложе.
   – Где сатрап?
   Юноша открыл рот, оглянулся и со вздохом облегчения отошел в сторону.
   – Вот он, миледи.
   Эйд вошел в комнату без оружия и босяком, его накидка была повязана вокруг тела, точно полотенце. Он всегда отличался внушительными размерами, теперь же стал в два раза больше, оброс волосами с головы до ног и напоминал быка с двумя рожками на голове и с животным запахом. Вне всякого сомнения – по крайней мере Салтайя в этом не сомневалась, – его вызвали из постели какой-нибудь женщины. Она не позволяла ему прикасаться к себе уже много лет. Он запыхался – и Салтайя обрадовалась этой демонстрации послушания.
   Как только он вошел, в комнате сразу стало тесно. Писари поспешно разбежались по углам и пытались не смотреть на его ноги, которые Эйд редко оставлял голыми. Свидетельница Мэйн, шедшая за ним крошечная женщина, была полностью укутана в белую накидку, скрывавшую даже руки. Она походила на отброшенную наволочку рядом с великаном.
   Эйд что-то вопросительно проворчал и зевнул.
   – Я хочу знать, где находятся три заложника из Селебры.
   По закону, Свидетельницы отвечали на вопросы только самого Стралга и его троих вождей, Эйда, Терека и Хорольда. Салтайе приходилось задавать все свои вопросы через них.
   – Отвечай, – прорычал Эйд.
   Некоторые мэйнистки потребовали бы, чтобы он повторил вопрос. Эта же оказалась более сговорчивой, или ей хотелось побыстрее вернуться в постель.
   – Ни один из них не находится в пределах моей досягаемости.
   – Что говорит Мудрость? – спросила Салтайя.
   Мудрость – коллективное знание культа, однако ее пути – часть таинства, секрет, известный лишь в Монастыре из Слоновой Кости в Бергашамме.
   – Отвечай, – потребовал Эйд.
   – Девушка отправилась в глубь страны, в поместье своего опекуна в Кирне. У нас нет никаких оснований думать, что Бенард Селебр покинул Косорд, и что Орландо Селебр не в Нардалборге.
   – У крист Вигсон здесь, в Скьяре?
   – Да. Работает в своей конторе.
   Как правило, Свидетельницы не выдавали лишних сведений, если их не спрашивали, но эта была молодой и, судя по всему, хотела выслужиться.
   Хорошо. Салтайя уже хотела отпустить обоих, когда проснулась ее врожденная осмотрительность.
   – Первый заложник из Селебры, самый старший… расскажи о нем.
   – Он умер, – сказала женщина в белом.
   – Ты подтверждаешь, что он прекратил свое физическое существование в общепринятом смысле этого слова? Ты не использовала слово «умер», придавая ему какое-то особое значение, принятое среди последователей вашего культа?
   Она уже не раз ловила их на полуправде.
   – Мальчик Дантио Селебр умер четырнадцать лет назад от шока и потери крови, его сердце остановилось. Так говорит Мудрость. Вам сообщали об этом три раза.
   – Ты можешь идти. – Салтайя кивнула сатрапу. – И ты тоже, милый. Только пришли мне командира охоты Перага Хротгатсона. У меня для него поручение.
   – Сама за ним посылай. – Эйд поплелся за прорицательницей.
   – Нет, – сказала Салтайя. – Ты пойдешь и приведешь его.
   Муж замер на месте, и на мгновение ей даже почудилось, что придется использовать силу, но он сдался и вышел, цокая ногами по полу, точно копытами.
   Значит, решено. Она сама доставит девушку в Трайфорс. Разумеется, не на колеснице. Тряска, пыль, жара и дождь не для Королевы Теней. Они поплывут по реке.

Глава 4

   Старейшая проснулась с осознанием того, что умирает. Смерть пронизывала все ее существо, точно ползучие растения, стремительно распространяющиеся по лесу. Что бы ни думали простые люди, Свидетельницы Мэйн не предсказывали будущее; это слово стало их особой шуткой, напоминанием о том, что богов нельзя подчинить собственной воле. Благословением прорицателей было знание, и Старейшая понимала: ей не суждено встать с постели. Это факт, а не пророчество. У нее уже похолодели руки и ноги, они ей больше не принадлежали.
   Она лежала не шевелясь, стараясь успокоить слабое, неровно бьющееся сердце. Упрекая себя за страх. Ругая за печаль. Она бы хотела еще многое сделать, но смерти на такие вещи наплевать. Ей следовало быть благодарной за эти несколько мгновений – дар священной Мэйн. Старейшей Свидетельнице всегда дается право на прощание, чтобы она могла назвать имя преемницы. Некоторым позволяют уйти после особого благословения богини.
   Поистине, Мэйн одарила ее долгой жизнью! Она была Старейшей материнского дома в Монастыре из Слоновой Кости города Бергашамма и, таким образом, Старейшей из всех Свидетельниц на Вигелианской Грани. Она уже состарилась, когда много лет назад стала наместницей богини. В былые времена ее звали Ночная Птица, но за прошедшие годы это имя ни разу не произнесли вслух. Ее правление нельзя было назвать простым; пожалуй, оно оказалось самым тяжелым, и она до сих пор сомневалась, верный ли сделала выбор. Мудрейшая из детей богини не могла оценить, правильно ли прожила жизнь. Впрочем, об этом можно не волноваться. Очень скоро богиня ответит на ее вопросы и разрешит все загадки.
   Пятна солнечного света на стене указывали на то, что еще очень рано. Попрощавшись со старыми, многое повидавшими на своем веку камнями и посеребренными утренним светом балками, потертыми ковриками, которые она сама связала много лет назад, Старейшая вспомнила, что слепа. Она постепенно слепла с возрастом, но едва это замечала, потому что смотрела на мир глазами богини, и он был ярче и четче, чем прежде. Лежа на смертном одре, Старейшая заглянула на кухни, в прачечную и кладовые; в трапезную, где послушницы расставляли миски с завтраком; в большой ткаческий зал, где творились дела богини. Поля за стенами она уже не видела, потому что начала терять зрение.
   Ей нужно было срочно собрать членов ее Руки, однако дары Мэйн не включали способность к призыву. Впрочем, последовательницы культа умели не только видеть. Священное число обозначало пять раней мира, пять чувств, пять даров, пять пальцев. Сестры делились на Руки – пять отчитывались непосредственно перед Старейшей, у каждой было еще пять послушниц и так далее. Все приближенные Старейшей сейчас находились на месте, и они к ней придут. Острота их зрения зависит от важности события, а ее уход имеет огромное значение.
   Она тем временем должна подумать о преемнице, потому что та, чье имя она произнесет, будет много лет управлять жизнью культа. Веристы не доживают до старости. Даже если они не погибают в сражениях или драках, суровые требования, которые ставит перед ними бог, приводят к ранней смерти. Юные воины гордятся своим выбором и тем, что предпочли славу долгой жизни, однако в таком возрасте еще плохо понимают, какую цену им придется заплатить. Стралг погибнет, и зло уйдет.
   Ей хотелось откашляться, чтобы прогнать боль, но это потребует слишком много сил. У нее столько нет.
   Стралг, Стралг! Неужели чудовище ее переживет? Священный Сьену решил в свое время пошутить: Свидетельницы Мэйн и Герои Веру получили новых правителей в один день. Ее имя назвала умирающая предшественница. Как Веру сообщает о своем выборе – тайна; скорее всего это происходит во время смертельного поединка.
   Примерно через двадцать шестидневок Стралг явился с визитом в Бергашамм. Такова была его прихоть, решение, принятое в последний момент, иначе Свидетельницы знали бы о его намерении. Он шел с войском мимо города и вдруг решил окружить монастырь. Он вошел один – перелез через закрытые ворота, сорвал дверь с петель и заявился во внутреннее святилище, большой зал, куда вправе заходить только Свидетельницы.
   Помещение было темным, с высоким потолком, – Свидетельницам не требовался свет, а из больших окон дул ветер, который повредил бы гобелены. Из Бергашамма прорицательницы отправлялись в мир, чтобы Свидетельствовать. Именно сюда они приносили собранные знания, ткали из них огромные гобелены, сохраняя таким образом историю. За работой они пели, вплетая в свое творение мелодию и прославляя богиню.
   Старейшая находилась в большом зале, когда туда ворвался Стралг. О его появлении, разумеется, уже знали. Пение сменилось криками ужаса, и вскоре Старейшая осталась одна. Она стояла неподвижно, в белом одеянии посреди окутанной мраком комнаты, усилием воли заставляя себя не обращать внимания на мерзкий запах зла.
   Стралг был тогда еще молод и силен – порочно красив и высокомерен до безумия, раз осмелился силой ворваться сюда, в дом мира. Он выставлял напоказ шрамы на руках и ногах. Старейшая видела еще более страшные следы драк и сражений под черной накидкой; глаза его горели лихорадочным огнем, ведь он не успел оправиться от своего последнего ранения. Многочисленные схватки со смертью ничему не научили Стралга: от него веяло жестокостью и безрассудством. При желании он мог бы в одиночку перебить всех в монастыре, прибегнув к помощи своего жуткого бога.
   У него был великолепный голос, наверное, самый красивый мужской голос из всех, что ей довелось слышать.
   – Да, я Старейшая из Свидетельниц. Ты свет Веру, пролившийся на Вигелию.
   – Мне нужна твоя мудрость.
   Она чувствовала в нем жажду крови и не сомневалась, что сейчас умрет.
   – Единственный мудрый совет, который я могу тебе дать, Кулак, состоит в том, что лучшим воинам не нужно сражаться. Используй свою силу, чтобы установить мир, а не развязать войну. Священный Демерн говорит нам, что мы должны защищать слабых, а не притеснять их.
   – Демерн? Мой бог Веру! – Стралг схватил свернутый законченный гобелен и разорвал его в клочья. – Я пришел за мудрым советом, Старейшая! Глупости меня не интересуют. Герои Веру разделены. Они спорят из-за догматов, из-за собственных амбиций, даже из-за политики. Купцы нанимают веристов и посылают их сражаться друг с другом. Я объединю последователей культа.
   Старейшая молчала, умоляя богиню дать ей сил и смелости вынести то, что ее ждет. В Бергашамме было очень мало мужчин и ни одного воина, к тому же Стралг окружил монастырь.
   – Все веристы мне подчинятся. Я назначу правителей, чтобы следили за порядком в городах, а над ними поставлю своих братьев – сатрапов. Они будут править Вигелией от моего имени. И тогда установится мир, война закончится. Ты должна меня поддержать. Ты мне поможешь.
   Она произнесла слова, которые сама считала собственной эпитафией:
   – Никогда. Дела мира нас не касаются. Мы отказываемся от него по отдельности и сообща, дабы искать знание ради знания. Мы не имеем права вмешиваться в события и делиться мудростью с другими. Этот закон мы выполняем на протяжении стольких поколений, что и сами не в силах их сосчитать. Многие сестры погибли в страшных мучениях за отказ помогать тирану, своей смертью являя народу, что их правитель – недостойный человек.
   Он ответил на ее вызов радостной, почти мальчишеской улыбкой.
   – А не бывало ли так, что тиранам вдруг становилось известно, что их враги вооружены безупречным знанием об их слабостях и сильных сторонах?
   – И такое случалось.
   – «И такое случалось»! На большую ложь ты вряд ли способна. Ты регулярно отвечаешь перед Свидетельницами.
   – Они – единственное исключение. Мудрость не будет процветать без мира и порядка. Когда речь идет о преступлениях, мы свидетельствуем и сообщаем все, что нам известно, тем, кто судит от имени и по законам священного Демерна.
   – Отныне твои прорицательницы будут служить мне.
   – Нет.
   Ее сердце исполнилось страха, потому что разум вериста пропитала кровь, и он задумал ужасное.
   Стралг улыбнулся и ушел.
   Вскоре он прислал головорезов, которые забрали пятерых Свидетельниц.
 
   На следующее утро изувеченные тела вернули. Разумеется, все прорицательницы видели, что происходило в его лагере ночью. Затем он забрал еще десятерых. И тогда Старейшая поняла, что Стралг Храгсон уничтожит их орден, но не сдастся.
   Ее единственная надежда родилась из благословения богини, ибо она видела, какое отвращение переполняло Героев, приходивших за новыми жертвами. Двадцать убитых, затем сорок… Подданные Стралга были не так жестоки и свирепы, как лорд крови, но возмущение, о котором молила Старейшая, в них не проснулось. Веристы гневались на нее, ведь это она вынуждала их убивать, зато их преданность Стралгу лишь крепла. На пятый день они забрали восемьдесят жертв, а потом ворвались в кладовые, вытащили оттуда бесценные гобелены и сожгли их. На следующее утро, когда остальные Свидетельницы лежали без чувств от страха, Старейшая вышла к нему.
   Они встретились под проливным дождем на размытом поле, где пахло кровью и смертью, а безмолвное войско наблюдало за ними издалека. Трупы восьмидесяти Свидетельниц грузили на телеги.
   – Итак, тряпки тебе дороже жизней? – насмешливо спросил Стралг. – Может, мне поджечь и ваши здания?
   – Мы сдадимся, – сказала она. – Но не полностью.
   Он громко и искренне рассмеялся.
   – Еще как полностью! Иначе вы умрете. Неужели ты думаешь, что я не могу взять два раза по восемьдесят или сжечь твой монастырь?
   – Тогда ты уничтожишь наш культ. Нас будет слишком мало, чтобы собрать необходимые знания.
   Стралг показал ей волчий оскал.
   – Значит, он не достанется никому! Сегодня я подожгу ваши кладовые. Сдавайся или умри, женщина.
   – Выслушай мои условия. Мы будем отвечать на твои вопросы, но лишь на твои. Ты же не хочешь, чтобы твои воины обладали всеми знаниями?
   Он прищурился, обдумывая ее слова.
   – Мудрые слова. Свидетельницы будут отвечать моим командирам. Я доверяю им, как самому себе.
   – Тебе и четырем твоим командирам.
   Она почувствовала его ликование.
   – И больше никому!
   – Больше никому. Мы также сохраним нашу анонимность, обычаи и одеяния. Запрети своим людям причинять нам вред.
   Он равнодушно пожал плечами, довольный одержанной победой.
   – Где командир Снирсон и сколько с ним веристов?
   – Снирсон умер от ран шесть дней назад. Его войско распалось.
   Стралг вновь рассмеялся, потому что он уже знал это.
   – И еще, – сказала Старейшая. – Мы не станем сами сообщать вам сведения. Мы будем только отвечать на вопросы.
   Это ему понравилось меньше – Стралг все-таки был умен. Равновесие в его сознании сдвинулось в сторону смерти и ужаса.
   – В таком случае вы будете помогать моим врагам.
   – Я уже дала слово, что нет.
   – Вы поможете им своим молчанием.
   – Чтобы рассказать все, что имеет значение, потребуется вечность. Ты хочешь, чтобы шестьдесят сестер целыми днями отвлекали тебя разговорами? Если ты спросишь, замышляет ли какой-то верист дурное, мы ответим на твой вопрос, но предупреждать тебя не станем. Только святой знает все. Таковы мои условия. Прими их или убей всех.
   Стралг колебался, сердито рассматривая возможность бойни. Затем, охваченный нетерпением и счастливый от своей победы, он принял ее условия. И хотя уступки были незначительны, никому прежде не удавалось переубедить это чудовище.
   Так была заключена отвратительная сделка. И культ, состоявший главным образом из любопытных старух, стал самым серьезным оружием деспота. До появления Стралга Первый верист был всего лишь номинальной фигурой, не имеющей власти над веристами за пределами своего города и района, а лорды крови, пытавшиеся расширить границы владений, умирали очень молодыми. Прорицательницы помогли Стралгу завоевать и удержать безграничную власть на территории всей Грани, они выдали ему бессчетное число повстанцев, которых ждала жестокая месть. И все это время они утешали себя тем, что однажды у него отнимут власть, но долгожданный момент так и не наступил и не наступит, пока черное сердце Стралга не перестанет биться.
   Старейшая уже давно приняла решение и менять его не собиралась. Пусть под древним обычаем повиновения зрел гнев, следовало назначить преемницу, которая пойдет по выбранному ею пути и напишет ту же историю на следующей дощечке. Именно такой преемницей должна стать ЛеЭмбер. Да, она молода, ей нет и пятидесяти, зато она дождется смерти лорда крови.
   Другой возможной кандидатурой была Молчальница. Она старше, однако слишком безрассудна; она поднимет Свидетельниц против Стралга и таким образом рискнет всем. Ее фракция твердит, что зло гораздо больше Стралга и страшнее самого Веру; порожденный им ужас будет жить и после его смерти. Старейшая не приняла их доводы, ведь нет никаких доказательств того, что сестра Стралга – Избранная Ксаран. Настоящего подтверждения этому и быть не может, а после довательницы Мэйн имеют дело с фактами, не с теориями или псевдопророчествами.