Страница:
Солнечный свет дрогнул. Ее Рука должна поспешить, иначе будет слишком поздно. Трапезную уже окутали тени, которые наступали и сгущались. Она почти умерла.
И тем не менее… что делать, когда нет твердых фактов? Если боги не дают уверенности, разве смертные не должны действовать, основываясь на опыте, взвешивая возможности и учитывая то, что им не известно? Если Свидетельницы намерены разорвать соглашение со Стралгом, сейчас самый подходящий момент: он стареет, он далеко, все еще пытается завоевать Флоренгианскую Грань, как когда-то подчинил себе Вигелию. За пятнадцать лет успех сменился поражением. Если ЛеЭмбер ошибается, а Молчальница права, тогда именно сейчас нужно разорвать договор с чудовищем. Что это – легендарное провидение уходящей Старейшей, или всего лишь пустые размышления умирающей старухи? Неужели она ошибалась все эти годы?
Очень тихо появились все пять Свидетельниц. Они молча собрались вокруг нее, встав на колени около кровати, взяв ее за руки, чтобы утешить: Роза, Индиго, Корица, Колокольчик и Ива. Двое из них были почти ее ровесницами, а Иве едва исполнилось сорок. Их объединило горе, и общая печаль была так сильна, что вскоре слепые глаза Старейшей наполнились слезами. Они разделяли ее боль, зная, что теперь ее сущностью стала смерть.
– Ты можешь говорить, матушка? – прошептала Роза. – У тебя есть для нас какие-то особые слова? Заговорит ли с нами леди Мудрости, когда ты испустишь свой последний вдох?
Разумеется, заговорит. Ох, как же я раньше не поняла, что должна передать им ее слова!
– Плетение, – сказала она, – сегодня плетение!
Свидетельницы смутились, потому что не замечали очевидного.
В попытке объяснить непосвященным то, как они чувствовали мир, мэйнистки были вынуждены изъясняться метафорами. Они говорили о ткачестве, о мозаике, о рисунках. Об узлах, точках пересечения, едва заметных прикосновениях к рулю, при помощи коего боги управляли миром – одна снежинка вызывала лавину; сокровенный миг, когда муж прикасался к жене в тишине ночи, давал жизнь великому мудрецу или чудовищу, а в другую ночь та же женщина могла зачать совсем иное дитя. Свидетельницы очень обрадовались, когда им открылось понятие «плетения». Оно означало важное событие или действие, которое приведет к результатам, противоположным их пророчествам. Аналогия, естественно, относилась к нити: она доходит до края полотна и поворачивает назад, чтобы создать рисунок.
– Сегодня? – переспросила Роза. – Какова его природа?
– Она уезжает! – Старейшая из последних сил прошептала: – Его сестра… уезжает… в Трайфорс…
– Сестра? Но где случилось плетение, матушка? Скажи нам!
Почему они сами ничего не видят?
– Скьяр.
Она ощутила удовлетворение. Скьяр находился слишком далеко, чтобы здешние Свидетельницы его увидели. Однако скоро оттуда придет весть, которую вплетут в полотно истории, чтобы о ней узнали все. Судя по всему, это очень важное событие, раз сама леди Мудрости снизошла до того, чтобы о нем упомянуть.
Старейшая почувствовала новое присутствие. За ней пришла Древнейшая, пора уходить.
– Мы смиренно сохраним новое знание, – сказала Корица, как всегда выступив вперед. – Но кто станет Ее голосом с этих пор? Назови имя, матушка!
ЛеЭмбер, которая будет хранить условия договора и дожидаться, когда падет тиран?
Или Молчальница, твердившая об ужасном мраке за спиной Стралга? Ее последовательницы вызовут ярость тирана. Неужели Старейшая должна признать, что ошибалась всю свою жизнь? Нет, только не это. Сегодняшнее плетение спасет ее от позора.
– ЛеЭмбер, – прошептала она.
Она уловила их гнев, похожий на физический удар.
Как смеют они сомневаться и задерживать ее в такую минуту? Почему не чувствуют присутствие Древнейшей?
– Ты сказала ЛеЭмбер, матушка?
Да. Пусть они почувствуют ее твердую уверенность. Разумеется, это должна быть ЛеЭмбер! Договор необходимо сохранить.
Теперь она может уйти. Она все сделала. Освободившись от обязательств, Свидетельница Ночная Птица, Старейшая, упала в мягкие руки Матери.
Глава 5
И тем не менее… что делать, когда нет твердых фактов? Если боги не дают уверенности, разве смертные не должны действовать, основываясь на опыте, взвешивая возможности и учитывая то, что им не известно? Если Свидетельницы намерены разорвать соглашение со Стралгом, сейчас самый подходящий момент: он стареет, он далеко, все еще пытается завоевать Флоренгианскую Грань, как когда-то подчинил себе Вигелию. За пятнадцать лет успех сменился поражением. Если ЛеЭмбер ошибается, а Молчальница права, тогда именно сейчас нужно разорвать договор с чудовищем. Что это – легендарное провидение уходящей Старейшей, или всего лишь пустые размышления умирающей старухи? Неужели она ошибалась все эти годы?
Очень тихо появились все пять Свидетельниц. Они молча собрались вокруг нее, встав на колени около кровати, взяв ее за руки, чтобы утешить: Роза, Индиго, Корица, Колокольчик и Ива. Двое из них были почти ее ровесницами, а Иве едва исполнилось сорок. Их объединило горе, и общая печаль была так сильна, что вскоре слепые глаза Старейшей наполнились слезами. Они разделяли ее боль, зная, что теперь ее сущностью стала смерть.
– Ты можешь говорить, матушка? – прошептала Роза. – У тебя есть для нас какие-то особые слова? Заговорит ли с нами леди Мудрости, когда ты испустишь свой последний вдох?
Разумеется, заговорит. Ох, как же я раньше не поняла, что должна передать им ее слова!
– Плетение, – сказала она, – сегодня плетение!
Свидетельницы смутились, потому что не замечали очевидного.
В попытке объяснить непосвященным то, как они чувствовали мир, мэйнистки были вынуждены изъясняться метафорами. Они говорили о ткачестве, о мозаике, о рисунках. Об узлах, точках пересечения, едва заметных прикосновениях к рулю, при помощи коего боги управляли миром – одна снежинка вызывала лавину; сокровенный миг, когда муж прикасался к жене в тишине ночи, давал жизнь великому мудрецу или чудовищу, а в другую ночь та же женщина могла зачать совсем иное дитя. Свидетельницы очень обрадовались, когда им открылось понятие «плетения». Оно означало важное событие или действие, которое приведет к результатам, противоположным их пророчествам. Аналогия, естественно, относилась к нити: она доходит до края полотна и поворачивает назад, чтобы создать рисунок.
– Сегодня? – переспросила Роза. – Какова его природа?
– Она уезжает! – Старейшая из последних сил прошептала: – Его сестра… уезжает… в Трайфорс…
– Сестра? Но где случилось плетение, матушка? Скажи нам!
Почему они сами ничего не видят?
– Скьяр.
Она ощутила удовлетворение. Скьяр находился слишком далеко, чтобы здешние Свидетельницы его увидели. Однако скоро оттуда придет весть, которую вплетут в полотно истории, чтобы о ней узнали все. Судя по всему, это очень важное событие, раз сама леди Мудрости снизошла до того, чтобы о нем упомянуть.
Старейшая почувствовала новое присутствие. За ней пришла Древнейшая, пора уходить.
– Мы смиренно сохраним новое знание, – сказала Корица, как всегда выступив вперед. – Но кто станет Ее голосом с этих пор? Назови имя, матушка!
ЛеЭмбер, которая будет хранить условия договора и дожидаться, когда падет тиран?
Или Молчальница, твердившая об ужасном мраке за спиной Стралга? Ее последовательницы вызовут ярость тирана. Неужели Старейшая должна признать, что ошибалась всю свою жизнь? Нет, только не это. Сегодняшнее плетение спасет ее от позора.
– ЛеЭмбер, – прошептала она.
Она уловила их гнев, похожий на физический удар.
Как смеют они сомневаться и задерживать ее в такую минуту? Почему не чувствуют присутствие Древнейшей?
– Ты сказала ЛеЭмбер, матушка?
Да. Пусть они почувствуют ее твердую уверенность. Разумеется, это должна быть ЛеЭмбер! Договор необходимо сохранить.
Теперь она может уйти. Она все сделала. Освободившись от обязательств, Свидетельница Ночная Птица, Старейшая, упала в мягкие руки Матери.
Глава 5
Френа Вигсон правила колесницу по длинному склону – копыта мерно стучали, колеса подпрыгивали на ухабах, визжали оси, тихонько поскрипывал кожаный пол. Френа держала поводья в одной руке, а другой ухватилась за перила и согнула колени, чтобы они принимали на себя толчки. Это в теории, а на самом деле она болталась, как тряпка в руках прачки. Колесница неслась вперед, и ее волосы, точно знамя, развевались на ветру. Блаженство!
– Что за деревня там, впереди? – Ей пришлось кричать.
– Биттерфилд, госпожа! – крикнул в ответ Верк. – Жалкое местечко.
В жизни мало что может быть прекрасней, чем ранним утром править молодыми онаграми, особенно когда ветер вот так треплет волосы – если, конечно, они правильной длины. Однако это не самое подходящее время для разговоров. На ровной дороге – да, но здесь вообще не было дороги. И путешествие могло многому научить.
Ее сопровождал Верк, старший стражник отца. Он держался за поручни так легко и уверенно, что даже не побелели костяшки пальцев. Его нисколько не трясло, лишь сокращались равномерно мышцы предплечий.
– Скажи ей, чтобы сбавила скорость! – завопил Альс из другой колесницы, мчавшейся за ними.
Если бы он ехал немного подальше, ему бы не пришлось дышать пылью, которую поднимала Френа, но он не слишком хорошо владел мечом и старался держаться рядом с Верком. Братья были невероятно похожи друг на друга – пока молчали. Стоило им открыть рот, как все становилось ясно.
– Сбавить скорость? – переспросила она.
– Мрак и Ночь любят побегать, – сказал Верк. – Если они не перегреются, с ними все будет хорошо.
Тактичный ответ, потому что сейчас Френа никак не могла исполнить просьбу Альса. Если она натянет вожжи, онагры испугаются и поранят рты. Ей не хватало сил справиться с тормозным рычагом, а просить помощи у Верка она не стала бы ни за что на свете. Мрак и Ночь уверенно мчались вперед, точно пара горных козлов, а колесницу специально для нее делал лучший мастер в Скьяре.
Каменистые холмы вывели их к чаше долины с полями скудных хлебов. Френа совсем не знала этой дороги. Обычно она путешествовала по северной, однако в письме отца говорилось, что лучше отправиться по южной. Почему – непонятно.
– Биттерфилд? Эти земли принадлежат отцу! – Она слышала название деревушки в перечне его владений. – Что-то здесь припозднились с посадками.
Ей следовало остановиться и поговорить со старостой: им невредно будет знать, что Хорт Вигсон за ними присматривает.
– Дожди пошли слишком поздно, – пояснил Верк.
Френа не очень хорошо знала Верка – командир домашней стражи большую часть времени проводил рядом с ее отцом. Он оказался приятным спутником, симпатичным и с хорошо поставленной речью. Отец нанял близнецов незадолго до того, как Френа уехала в Кирн, чтобы провести лето среди холмов, как поступали все здравомыслящие богатые люди.
Колесница была слишком тесной для двоих, и они сидели очень близко друг к другу. Из-под бронзового шлема Верка свисали длинные косы, которые подпрыгивали, когда колесница наскакивала на ухабы; ветерок играл золотыми волосами у него на руках. Он был одет в кожаную кольчугу до колен, отделанную бронзовыми пластинами; та разогрелась на солнце и пахла стражниками, что надевали ее прежде. В этом не было вины Верка, но запах напоминал о его близости. Свободной рукой он придерживал ножны на боку, и при каждом толчке Френа, хотела она того или нет, касалась ее своей обнаженной рукой.
К счастью, Френа всегда умела держать чувства под жестким контролем. С точки зрения романтических увлечений, ее не интересовал простой стражник, человек, готовый рисковать жизнью ради того, чтобы жить и столоваться в богатом особняке. Ну, а Верку хватало ума флиртовать, не питая каких бы то ни было иллюзий.
Он посмотрел на нее сверху вниз, и в его необычных темно-голубых глазах загорелся веселый огонек.
– Госпожа, если треснет ось или отвалится колесо, позаботьтесь о том, чтобы сломать шею не только себе, но и мне.
– Ты решил покончить жизнь самоубийством? За тобой охотятся разъяренные мужья?
– Мужья меня не пугают, в отличие от недовольного хозяина.
– Мой отец мягкий, любящий человек, невероятно великодушный и щедрый с теми, кто на него работает.
– Ай-ай! Это правда, госпожа, но еще говорят, что он страшен в гневе, когда слуги плохо исполняют свои обязанности.
– Неправда. Назови хотя бы один пример!
– Квера.
– Кто? – с сомнением спросила Френа.
– Квера. Говорят, он велел посадить ее на кол.
– Вранье! Кто мог такое сказать? Наверняка ужасный мастер Пакар!
Верк пожал бронзовыми плечами, не глядя на нее и больше не улыбаясь.
– Ты при этом не присутствовал, – ледяным тоном проговорила Френа. – А я все видела, хотя мне было тринадцать! Эту ужасную женщину наняли ночной сиделкой для моей матери, когда ее избили. Мама умерла. Отец мог высечь и прогнать Кверу или обвинить ее в небрежности, однако он ничего подобного не сделал. Я видела, как он вышвырнул ее на улицу собственными руками! Она заслужила более сурового наказания, но даже суд не приговорил бы ее к колу. На кол насаживают лишь самых опасных преступников.
– Ай-ай! Говорят, золото звенит громче, чем грохочет гром.
– Предательство! Святотатство! Все Судьи в Скьяре – Голоса Демерна. Свидетельницы Мэйн давали показания. Ты обвиняешь посвященных этих культов в том, что они получили от моего отца взятки? Или что он их запугал?
– А кто откажется маршировать под бой золотого барабана?
Это уже опасные разговоры, а не пустая болтовня. Слуга не должен так говорить о своем хозяине.
– Если мой отец выигрывает суд, это потому, что он прав.
– О, я не хотел оскорбить хозяина, дорогая леди! Прошу простить глупость бедного стражника. Каждый, кто носит меч в стране веристов, рожден дураком.
– Скажи ей, чтобы ехала медленнее! – снова крикнул Альс.
Он начал отставать, и его окутали клубы пыли, поднятые колесницей Френы. Альс был глуп.
Верк – нет.
Хорт Вигсон любил одинаковые вещи – ожерелья из жемчуга, корабли, целые улицы, а теперь вот нанял двух похожих как две капли воды стражников. Чтобы не отставать, его дочь завела себе пару черных онагров, очень редких и дорогих. В конце концов это исключительно полезное приобретение, а стражники – своего рода украшение, живые бронзовые статуи. Верк и Альс стояли рядом с Хортом, когда он принимал важных посетителей. Они сопровождали его в тех редких случаях, когда он отправлялся к кому-нибудь с визитом. В остальное время стражники в основном не давали прохода служанкам.
Вчера он отправил их в Кирн охранять Ферну. Дощечка, которую они привезли, треснула, но прочитать текст не составило труда. Печать на ней не вызывала сомнений – она явно принадлежала отцу; домашний писарь прочитал ей то, что передали на словах стражники: Френа должна немедленно вернуться домой, в Скьяр, а близнецы будут ее сопровождать. Там не говорилось, зачем она нужна отцу, и это ее разозлило.
Френа не хотела надолго задерживаться в городе. Летом там стояла невыносимая жара, как в парилке, а Кирн, расположившийся на дальней стороне холмов, был настоящим благословением. Сейчас там собрались все ее друзья – они катались на лодках, купались, охотились на птиц в болотах, устраивали гонки на колесницах. Разумеется, большими компаниями. Женщинам необходимо заботиться о своей репутации, а за очень богатыми молодыми людьми следует хорошенько приглядывать. Все ее друзья были богатыми, хотя ни одна из старых семей не могла сравниться с семьей отца. Впрочем, в Кирне не только развлекались. Френа следила за появлением на свет ягнят и посевами. Сегодня она должна была руководить давно запланированным расширением гумна и печи для сушки хмеля.
– Объясни, что ты имел в виду!
Верк хлопнул себя по боку, словно у него там что-то зачесалось.
– Если бы Квере заплатили за то, чтобы она причинила вред вашей матери, вы бы просто выбросили ее на улицу?
Колесница поехала медленнее, дорога стала ровнее, а онагры начали уставать.
– Ты намекаешь, что мою мать убили в собственном доме?
– Кто-то пытался убить ее за пределами вашего дома, госпожа. И мог заплатить Квере, чтобы та завершила начатое.
Френа никогда об этом не задумывалась. Но она действительно видела, как отец вышвырнул глупую женщину из дома. Что подразумевает Верк? Прикрыв рукой глаза от солнца, он принялся разглядывать деревню, маячившую впереди.
Дорога была едва видна, и Биттерфилд представлял собой разбросанные вокруг родника земляные хижины. Наверняка под одной из соломенных крыш скрывался храм Светлых, а под другими – сараи для скота. Отвратительное зрелище! Как можно мириться с такой смертельно скучной жизнью в дыре, где единственное занятие – следить за тем, чтобы скот не пробрался на поля? Однако эти земли принадлежали ее отцу, как и большинство земель вокруг Скьяра, и жители деревни с радостью встретят Френу, предложат ей ягодные конфеты, мед и сливки, а дети станцуют и споют. Она осмотрит деревню и расскажет счетоводам отца о нуждах селян.
Только вот в домах никого не было. У основания скалистого холма, возле которого росло несколько чахлых фруктовых деревьев, на расстоянии пары выстрелов из лука, проходила какая-то церемония. Толпа показалась Френе на удивление большой для такого маленького количества домиков.
– Что происходит? Праздник летнего солнцестояния?
– Что-то вроде, – нахмурившись, пробормотал Верк.
– Наверное, они просят богов послать им дождь. Давай посмотрим.
Френа натянула поводья, заставив онагров повернуть. Колесница помчалась по полю в сторону толпы.
В середине поля под деревом стоял мужчина с поднятыми вверх руками, словно молящийся Светлым. Толпа собралась вокруг него полукругом, ближе всего дети, по внешнему краю взрослые. Голоса накатывали, точно океанские волны на берег, но Френа не узнала песню или молитву, которую они произносили.
– Что они все-таки делают?
Верк не ответил, и на его лице появилось напряженное выражение, когда он принялся разглядывать толпу.
– Какому богу молятся крестьяне? – Даже девушка из города должна была бы знать такие вещи. – Священному Веру, наверное? Он ведь бог бурь.
Продолжая рассматривать толпу, Верк пробормотал:
– Не Веру, госпожа. И они не крестьяне.
– Тогда священному Укру?
Все знали, что ее отец посвящен в таинства священного Укра, потому что никто не мог стать таким богатым без благословения этого бога. Покровитель процветания и изобилия, Укр помогает крестьянам и купцам.
– Возможно, они просят Укра, чтобы он держался в стороне, – пробормотал Верк. – Но скорее всего они обращаются к священной Нале. Поворачивайте, госпожа! Это зрелище не для вас. Возвращайтесь назад – немедленно!
– Ты не имеешь права мне приказывать!
– Останови ее! – взвыл Альс, который догнал их и резко развернул колесницу.
Толпа заметила ее и повернулась, наблюдая за ее приближением. Мужчина под деревом не обращал на нее внимания… и был совершенно обнажен, только глаза прикрывала повязка. Он был подвешен за запястья к ветке так, что ноги едва касались земли. Все его тело покрывала кровь, как будто его сильно избили.
– Что это такое?! – крикнула Френа.
– Поворачивайте назад, госпожа! – рявкнул Верк.
– Я никуда не уеду, пока не пойму, что здесь происходит! И что делают те люди?
Три человека копали яму в земле.
– Скажи ей, что черные волосы – дурной знак! – пронзительно завопил Альс.
– И черные онагры! Уезжайте отсюда, госпожа, если вам дорога жизнь. Они думают, что вы хотите его спасти.
– Я и хочу! Какое преступление он совершил? Кто объявил вердикт священного Демерна? Неужели эта яма – могила?
– Естественно, могила! – крикнул Верк. – Не останавливайтесь!
В толпе послышались крики, и к ним бросилось несколько человек.
– Напомни ей, что случилось с ее матерью! – завизжал Альс.
– Я не уеду! – Френа вцепилась обеими руками в рукоять тормоза; колесница дрогнула, замедлила ход, подняла тучи красной пыли, и Френу швырнуло на плетеные поручни. – Они же его убивают! Скажи им, кто я такая. Я хочу знать, что они делают с этим человеком и чем он заслужил…
– Мисси! – рявкнул Верк таким тоном, какого она от него еще не слышала, вырвал у нее рукоять тормоза и прижал его ногой. – Ваш отец поклялся богом, что насадит меня на кол, если я сегодня не доставлю вас домой целой и невредимой. Вам придется взять на себя управление колесницей, или это сделаю я.
Поскольку руки у него были длиннее, он потянулся мимо нее и схватил поводья Мрака, затем быстро взял кнут из специального гнезда и со знанием дела опустил его на спину Ночи. Онагр громко завизжал, но помчался вперед, и колесница начала разворачиваться.
Толпа взвыла и бросилась в погоню.
– Этого человека обвиняют в сглазе, госпожа. Подозреваю, он наслал проклятие на овец, чтобы у них не рождались ягнята, или задержал дождь. – Что-то ударило стражника по шлему. – Они отошлют его назад к Древнейшей, которая направила его сюда, и чьей слугой он является. – Постепенно колесница набирала скорость. – Хорошо, что мы все от него избавимся.
Толпа побежала. Они хотели разделаться с ней, как те головорезы, что убили ее мать. Черные волосы – знак Древнейшей. Чушь, разумеется. Просто флоренгиане темнее вигелиан, а Френа унаследовала от матери темные волосы и смуглую кожу. Люди мчались с дикими криками. Она не разбирала слов, но их ненависть не вызывала сомнений. Стая деревенских собак уже догнала колесницу, псы бегали вокруг, громко лаяли и щелкали зубами. Ночь и Мрак вздрагивали и пытались их лягнуть.
Окровавленный грязный мужчина под деревом был вигелианином, а не флоренгианином, значит, вовсе не цвет его кожи и волос стали причиной расправы. Возможно, он действительно хтонианин, Избранный Древнейшей.
В воздухе свистели камни, чудом не задевая Френу. Она все еще не различала слов, которые выкрикивала толпа, однако в животных воплях явно читались ярость и угроза. Френа взвизгнула, когда камень угодил ей в плечо.
– Альс! – завопил Верк. – Прикрой меня слева!
Он швырнул кнут Френе и выхватил меч.
Она хлестала онагров, криками заставляя их бежать быстрее. Упрямые животные отвлекались на собак, лягались и кусались, вместо того, чтобы броситься вперед и оторваться от преследования.
– Я все равно не понимаю! – сказала Френа как можно спокойнее.
Древнейшую, Госпожу Мрака, звали Ксаран, но это имя произносили вслух только во время священных ритуалов, чтобы ненароком не призвать ее в мир. Избранные были ее посланниками, и считалось, что они творят зло. Однако представить себе, что несчастный подвешенный несет в себе зло, было невозможно. Как невозможно поверить и в то, что эти люди вершат правосудие Демерна.
– Он принадлежит Древнейшей. – Верк принялся кричать на онагров, одновременно прикрывая Френу от камней и палок, отскакивавших от металлических пластин его доспехов и боков колесницы. – Он ее слуга. Ему завязали глаза, чтобы он не призвал зло, а еще засунули в рот кляп, чтобы не произнес заклинание. Его отправят назад, положив лицом вниз и засыпав землей. Вы хотите разделить с ним могилу, госпожа?
Верк тыкал в онагров мечом, чтобы те бежали быстрее, но камни и палки попадали и в них. Дружно издав возмущенный вопль, животные помчались вперед.
Рука Френы кровоточила, и она знала, что скоро там появится громадный синяк. Если один острый камень может причинить такую боль, что же пришлось вынести тому мужчине под деревом? Или ее матери, которую прямо возле дома захватила банда неизвестных людей и избила так, что она умерла через несколько дней? По крайней мере ее не похоронили заживо! Кровь и рождение, смерть и холодная земля…
Разъяренная, вопящая толпа преследовала две колесницы, которые, подпрыгивая на ухабах, с грохотом устремились прочь от проклятого Биттерфилда. Самые резвые юноши начали сокращать расстояние между ними, кое-кто сжимал в руках заостренные палки. И хотя они были тощими полуголыми пастухами с развевающимися на ветру космами, Френа предпочла бы убегать от стаи голодных котомедведей. Все знали, что безумие насылает священный Эриандер, а не Древнейшая, но жажда крови и ненависть в глазах этих юношей были чистым злом. К счастью, онагры решили бежать, а не сражаться, и понеслись изо всех сил. Теперь лай и укусы собак только подстегивали их, заставляя мчаться вперед.
Альс несся слева от их колесницы, но преследователей он не интересовал. Им нужна была девушка с черными волосами, темными глазами и смуглой кожей. Даже жители Скьяра считали это дурным знаком, и Френу много раз публично проклинали на улицах города; здесь, в деревне, люди были еще более суеверны.
Их путешествие превратилось в настоящий кошмар, приятная прогулка обернулась необходимостью спасать свою жизнь бегством. Она снова опустила кнут на спину онагров. Двое юношей уже почти догнали колесницу и хотели схватить Френу, третий бежал рядом, оставаясь вне досягаемости Верка и пытаясь ударить его палкой. Верк отбивал атаки, но колесница постоянно качалась и подпрыгивала на неровной дороге, и защищаться было очень непросто. Если им удастся палкой раскроить Френе голову, она разделит могилу с тем мужчиной.
Ее потянули за развевающееся платье, но Верк был не настолько занят верзилой, бежавшим рядом, и заметил это. Он сделал резкий выпад, противник закричал и, истекая кровью, упал на землю.
Их начали догонять взрослые мужчины с длинными шестами, они были гораздо опаснее, поскольку пытались сломать колеса или ноги онаграм, при этом оставаясь вне досягаемости мечей.
Однако даже выносливые деревенские жители не в состоянии сравниться с онаграми. Один за другим люди отставали, без сил падая на землю. Когда последняя собака исчезла, Френа оглянулась назад, на растоптанное поле пшеницы, и убедилась, что погони больше нет. Значит, ей ничто не угрожает и она может дать волю ужасу. Измученные онагры перешли на шаг.
– Все закончилось. – Верк обнял ее за плечи.
Неожиданно Френа поняла, что плачет. Она не знала, что потрясло ее больше – собственная слабость или его наглость. Но она позволила ему обнимать себя, поливая слезами металлические пластины кольчуги.
Колесница остановилась.
– Я вела себя как настоящая дура. Я тебя не послушалась. Извини. Я очень благодарна тебе и Альсу.
– Мы просто исполняли долг, госпожа. А заодно спасали собственные шкуры.
Она с трудом сглотнула и вытерла глаза тыльной стороной ладони, заметив, что отвратительно дрожит.
– Моя мать… С ней было два стражника, когда на нее напали.
– Этого я не знал, – проворчал Верк. – И что с ними произошло?
– Неизвестно. Сбежали, наверное.
– Пустобрехи не достойны даже объедков со стола.
Она высвободилась из его рук.
– Мой отец щедро вас наградит.
– Счастливый конец не оправдывает плохое начало, – нахмурившись, проговорил Верк.
– Ты прав. Ему лучше не знать.
– Ай-ай! Онагры не слишком разговорчивы, а вот Альс… Альс!
Альс безвольно висел на перилах колесницы, и брат бросился к нему на помощь.
Холмы, отделявшие озеро Скьяр от Океана, когда-то славились своими лесами и высокими болиголовами. В Аркане было записано, что надменные смертные использовали дерево для строительства домов, которые гораздо больше подходили богам, и священный Демерн убрал все деревья до тех пор, пока люди не научатся смирению. Очевидно, этого еще не произошло, потому что Светлые не вернули деревья. Выжженные голые склоны годились лишь для горных коз, а единственным напоминанием о былом величии служили остатки громадных корней, вросших в камни.
На перекрестке Верк остановил колесницу и стал ждать, пока его догонит Френа. Он вез Альса, чью руку раздробило ударом шеста. и, хотя Верк перевязал ее ремнем от ножен, Альс страдал от страшной боли – его лицо посерело, раненая рука распухла и побледнела.
От перекрестка одна дорога шла вдоль холмов, другая спускалась вниз, к берегу, где узкая полоска ровной земли поражала своей яркой зеленью. Дальше до самого горизонта раскинулось синее озеро; над ним собирались штормовые тучи, похожие на плесень на старом хлебе.
– Там есть ранчо, где выращивают онагров, называется «У Каньона».
– Да. Оно принадлежит отцу.
Френа устала и еще не пришла в себя после случившегося в деревне. Ее мысли то и дело возвращались к разъяренной толпе крестьян и их жертве, она спрашивала себя, успели ли его закопать. Он в самом деле Избранный или так же, как ее мать, ни в чем не виноват?
– Альс очень страдает от этой тряски, – сказал Верк. – И онагры устали. Если мы оставим их там, я отвезу вас домой, а завтра вернусь и приведу подмогу.
Обычно Альс начинал громко протестовать при малейшем намеке на то, что ему придется расстаться с братом. Сейчас у него даже на это не осталось сил.
– Его отсутствие заметят, – сказала Френа. – Если доберемся до города, отвезем его в дом Синары. – Заодно она бы залечила и рану на своей руке. Цена для дочери Хорта Вигсона не имела значения. – Я бы не хотела попусту беспокоить отца.
– Что за деревня там, впереди? – Ей пришлось кричать.
– Биттерфилд, госпожа! – крикнул в ответ Верк. – Жалкое местечко.
В жизни мало что может быть прекрасней, чем ранним утром править молодыми онаграми, особенно когда ветер вот так треплет волосы – если, конечно, они правильной длины. Однако это не самое подходящее время для разговоров. На ровной дороге – да, но здесь вообще не было дороги. И путешествие могло многому научить.
Ее сопровождал Верк, старший стражник отца. Он держался за поручни так легко и уверенно, что даже не побелели костяшки пальцев. Его нисколько не трясло, лишь сокращались равномерно мышцы предплечий.
– Скажи ей, чтобы сбавила скорость! – завопил Альс из другой колесницы, мчавшейся за ними.
Если бы он ехал немного подальше, ему бы не пришлось дышать пылью, которую поднимала Френа, но он не слишком хорошо владел мечом и старался держаться рядом с Верком. Братья были невероятно похожи друг на друга – пока молчали. Стоило им открыть рот, как все становилось ясно.
– Сбавить скорость? – переспросила она.
– Мрак и Ночь любят побегать, – сказал Верк. – Если они не перегреются, с ними все будет хорошо.
Тактичный ответ, потому что сейчас Френа никак не могла исполнить просьбу Альса. Если она натянет вожжи, онагры испугаются и поранят рты. Ей не хватало сил справиться с тормозным рычагом, а просить помощи у Верка она не стала бы ни за что на свете. Мрак и Ночь уверенно мчались вперед, точно пара горных козлов, а колесницу специально для нее делал лучший мастер в Скьяре.
Каменистые холмы вывели их к чаше долины с полями скудных хлебов. Френа совсем не знала этой дороги. Обычно она путешествовала по северной, однако в письме отца говорилось, что лучше отправиться по южной. Почему – непонятно.
– Биттерфилд? Эти земли принадлежат отцу! – Она слышала название деревушки в перечне его владений. – Что-то здесь припозднились с посадками.
Ей следовало остановиться и поговорить со старостой: им невредно будет знать, что Хорт Вигсон за ними присматривает.
– Дожди пошли слишком поздно, – пояснил Верк.
Френа не очень хорошо знала Верка – командир домашней стражи большую часть времени проводил рядом с ее отцом. Он оказался приятным спутником, симпатичным и с хорошо поставленной речью. Отец нанял близнецов незадолго до того, как Френа уехала в Кирн, чтобы провести лето среди холмов, как поступали все здравомыслящие богатые люди.
Колесница была слишком тесной для двоих, и они сидели очень близко друг к другу. Из-под бронзового шлема Верка свисали длинные косы, которые подпрыгивали, когда колесница наскакивала на ухабы; ветерок играл золотыми волосами у него на руках. Он был одет в кожаную кольчугу до колен, отделанную бронзовыми пластинами; та разогрелась на солнце и пахла стражниками, что надевали ее прежде. В этом не было вины Верка, но запах напоминал о его близости. Свободной рукой он придерживал ножны на боку, и при каждом толчке Френа, хотела она того или нет, касалась ее своей обнаженной рукой.
К счастью, Френа всегда умела держать чувства под жестким контролем. С точки зрения романтических увлечений, ее не интересовал простой стражник, человек, готовый рисковать жизнью ради того, чтобы жить и столоваться в богатом особняке. Ну, а Верку хватало ума флиртовать, не питая каких бы то ни было иллюзий.
Он посмотрел на нее сверху вниз, и в его необычных темно-голубых глазах загорелся веселый огонек.
– Госпожа, если треснет ось или отвалится колесо, позаботьтесь о том, чтобы сломать шею не только себе, но и мне.
– Ты решил покончить жизнь самоубийством? За тобой охотятся разъяренные мужья?
– Мужья меня не пугают, в отличие от недовольного хозяина.
– Мой отец мягкий, любящий человек, невероятно великодушный и щедрый с теми, кто на него работает.
– Ай-ай! Это правда, госпожа, но еще говорят, что он страшен в гневе, когда слуги плохо исполняют свои обязанности.
– Неправда. Назови хотя бы один пример!
– Квера.
– Кто? – с сомнением спросила Френа.
– Квера. Говорят, он велел посадить ее на кол.
– Вранье! Кто мог такое сказать? Наверняка ужасный мастер Пакар!
Верк пожал бронзовыми плечами, не глядя на нее и больше не улыбаясь.
– Ты при этом не присутствовал, – ледяным тоном проговорила Френа. – А я все видела, хотя мне было тринадцать! Эту ужасную женщину наняли ночной сиделкой для моей матери, когда ее избили. Мама умерла. Отец мог высечь и прогнать Кверу или обвинить ее в небрежности, однако он ничего подобного не сделал. Я видела, как он вышвырнул ее на улицу собственными руками! Она заслужила более сурового наказания, но даже суд не приговорил бы ее к колу. На кол насаживают лишь самых опасных преступников.
– Ай-ай! Говорят, золото звенит громче, чем грохочет гром.
– Предательство! Святотатство! Все Судьи в Скьяре – Голоса Демерна. Свидетельницы Мэйн давали показания. Ты обвиняешь посвященных этих культов в том, что они получили от моего отца взятки? Или что он их запугал?
– А кто откажется маршировать под бой золотого барабана?
Это уже опасные разговоры, а не пустая болтовня. Слуга не должен так говорить о своем хозяине.
– Если мой отец выигрывает суд, это потому, что он прав.
– О, я не хотел оскорбить хозяина, дорогая леди! Прошу простить глупость бедного стражника. Каждый, кто носит меч в стране веристов, рожден дураком.
– Скажи ей, чтобы ехала медленнее! – снова крикнул Альс.
Он начал отставать, и его окутали клубы пыли, поднятые колесницей Френы. Альс был глуп.
Верк – нет.
Хорт Вигсон любил одинаковые вещи – ожерелья из жемчуга, корабли, целые улицы, а теперь вот нанял двух похожих как две капли воды стражников. Чтобы не отставать, его дочь завела себе пару черных онагров, очень редких и дорогих. В конце концов это исключительно полезное приобретение, а стражники – своего рода украшение, живые бронзовые статуи. Верк и Альс стояли рядом с Хортом, когда он принимал важных посетителей. Они сопровождали его в тех редких случаях, когда он отправлялся к кому-нибудь с визитом. В остальное время стражники в основном не давали прохода служанкам.
Вчера он отправил их в Кирн охранять Ферну. Дощечка, которую они привезли, треснула, но прочитать текст не составило труда. Печать на ней не вызывала сомнений – она явно принадлежала отцу; домашний писарь прочитал ей то, что передали на словах стражники: Френа должна немедленно вернуться домой, в Скьяр, а близнецы будут ее сопровождать. Там не говорилось, зачем она нужна отцу, и это ее разозлило.
Френа не хотела надолго задерживаться в городе. Летом там стояла невыносимая жара, как в парилке, а Кирн, расположившийся на дальней стороне холмов, был настоящим благословением. Сейчас там собрались все ее друзья – они катались на лодках, купались, охотились на птиц в болотах, устраивали гонки на колесницах. Разумеется, большими компаниями. Женщинам необходимо заботиться о своей репутации, а за очень богатыми молодыми людьми следует хорошенько приглядывать. Все ее друзья были богатыми, хотя ни одна из старых семей не могла сравниться с семьей отца. Впрочем, в Кирне не только развлекались. Френа следила за появлением на свет ягнят и посевами. Сегодня она должна была руководить давно запланированным расширением гумна и печи для сушки хмеля.
– Объясни, что ты имел в виду!
Верк хлопнул себя по боку, словно у него там что-то зачесалось.
– Если бы Квере заплатили за то, чтобы она причинила вред вашей матери, вы бы просто выбросили ее на улицу?
Колесница поехала медленнее, дорога стала ровнее, а онагры начали уставать.
– Ты намекаешь, что мою мать убили в собственном доме?
– Кто-то пытался убить ее за пределами вашего дома, госпожа. И мог заплатить Квере, чтобы та завершила начатое.
Френа никогда об этом не задумывалась. Но она действительно видела, как отец вышвырнул глупую женщину из дома. Что подразумевает Верк? Прикрыв рукой глаза от солнца, он принялся разглядывать деревню, маячившую впереди.
Дорога была едва видна, и Биттерфилд представлял собой разбросанные вокруг родника земляные хижины. Наверняка под одной из соломенных крыш скрывался храм Светлых, а под другими – сараи для скота. Отвратительное зрелище! Как можно мириться с такой смертельно скучной жизнью в дыре, где единственное занятие – следить за тем, чтобы скот не пробрался на поля? Однако эти земли принадлежали ее отцу, как и большинство земель вокруг Скьяра, и жители деревни с радостью встретят Френу, предложат ей ягодные конфеты, мед и сливки, а дети станцуют и споют. Она осмотрит деревню и расскажет счетоводам отца о нуждах селян.
Только вот в домах никого не было. У основания скалистого холма, возле которого росло несколько чахлых фруктовых деревьев, на расстоянии пары выстрелов из лука, проходила какая-то церемония. Толпа показалась Френе на удивление большой для такого маленького количества домиков.
– Что происходит? Праздник летнего солнцестояния?
– Что-то вроде, – нахмурившись, пробормотал Верк.
– Наверное, они просят богов послать им дождь. Давай посмотрим.
Френа натянула поводья, заставив онагров повернуть. Колесница помчалась по полю в сторону толпы.
В середине поля под деревом стоял мужчина с поднятыми вверх руками, словно молящийся Светлым. Толпа собралась вокруг него полукругом, ближе всего дети, по внешнему краю взрослые. Голоса накатывали, точно океанские волны на берег, но Френа не узнала песню или молитву, которую они произносили.
– Что они все-таки делают?
Верк не ответил, и на его лице появилось напряженное выражение, когда он принялся разглядывать толпу.
– Какому богу молятся крестьяне? – Даже девушка из города должна была бы знать такие вещи. – Священному Веру, наверное? Он ведь бог бурь.
Продолжая рассматривать толпу, Верк пробормотал:
– Не Веру, госпожа. И они не крестьяне.
– Тогда священному Укру?
Все знали, что ее отец посвящен в таинства священного Укра, потому что никто не мог стать таким богатым без благословения этого бога. Покровитель процветания и изобилия, Укр помогает крестьянам и купцам.
– Возможно, они просят Укра, чтобы он держался в стороне, – пробормотал Верк. – Но скорее всего они обращаются к священной Нале. Поворачивайте, госпожа! Это зрелище не для вас. Возвращайтесь назад – немедленно!
– Ты не имеешь права мне приказывать!
– Останови ее! – взвыл Альс, который догнал их и резко развернул колесницу.
Толпа заметила ее и повернулась, наблюдая за ее приближением. Мужчина под деревом не обращал на нее внимания… и был совершенно обнажен, только глаза прикрывала повязка. Он был подвешен за запястья к ветке так, что ноги едва касались земли. Все его тело покрывала кровь, как будто его сильно избили.
– Что это такое?! – крикнула Френа.
– Поворачивайте назад, госпожа! – рявкнул Верк.
– Я никуда не уеду, пока не пойму, что здесь происходит! И что делают те люди?
Три человека копали яму в земле.
– Скажи ей, что черные волосы – дурной знак! – пронзительно завопил Альс.
– И черные онагры! Уезжайте отсюда, госпожа, если вам дорога жизнь. Они думают, что вы хотите его спасти.
– Я и хочу! Какое преступление он совершил? Кто объявил вердикт священного Демерна? Неужели эта яма – могила?
– Естественно, могила! – крикнул Верк. – Не останавливайтесь!
В толпе послышались крики, и к ним бросилось несколько человек.
– Напомни ей, что случилось с ее матерью! – завизжал Альс.
– Я не уеду! – Френа вцепилась обеими руками в рукоять тормоза; колесница дрогнула, замедлила ход, подняла тучи красной пыли, и Френу швырнуло на плетеные поручни. – Они же его убивают! Скажи им, кто я такая. Я хочу знать, что они делают с этим человеком и чем он заслужил…
– Мисси! – рявкнул Верк таким тоном, какого она от него еще не слышала, вырвал у нее рукоять тормоза и прижал его ногой. – Ваш отец поклялся богом, что насадит меня на кол, если я сегодня не доставлю вас домой целой и невредимой. Вам придется взять на себя управление колесницей, или это сделаю я.
Поскольку руки у него были длиннее, он потянулся мимо нее и схватил поводья Мрака, затем быстро взял кнут из специального гнезда и со знанием дела опустил его на спину Ночи. Онагр громко завизжал, но помчался вперед, и колесница начала разворачиваться.
Толпа взвыла и бросилась в погоню.
– Этого человека обвиняют в сглазе, госпожа. Подозреваю, он наслал проклятие на овец, чтобы у них не рождались ягнята, или задержал дождь. – Что-то ударило стражника по шлему. – Они отошлют его назад к Древнейшей, которая направила его сюда, и чьей слугой он является. – Постепенно колесница набирала скорость. – Хорошо, что мы все от него избавимся.
Толпа побежала. Они хотели разделаться с ней, как те головорезы, что убили ее мать. Черные волосы – знак Древнейшей. Чушь, разумеется. Просто флоренгиане темнее вигелиан, а Френа унаследовала от матери темные волосы и смуглую кожу. Люди мчались с дикими криками. Она не разбирала слов, но их ненависть не вызывала сомнений. Стая деревенских собак уже догнала колесницу, псы бегали вокруг, громко лаяли и щелкали зубами. Ночь и Мрак вздрагивали и пытались их лягнуть.
Окровавленный грязный мужчина под деревом был вигелианином, а не флоренгианином, значит, вовсе не цвет его кожи и волос стали причиной расправы. Возможно, он действительно хтонианин, Избранный Древнейшей.
В воздухе свистели камни, чудом не задевая Френу. Она все еще не различала слов, которые выкрикивала толпа, однако в животных воплях явно читались ярость и угроза. Френа взвизгнула, когда камень угодил ей в плечо.
– Альс! – завопил Верк. – Прикрой меня слева!
Он швырнул кнут Френе и выхватил меч.
Она хлестала онагров, криками заставляя их бежать быстрее. Упрямые животные отвлекались на собак, лягались и кусались, вместо того, чтобы броситься вперед и оторваться от преследования.
– Я все равно не понимаю! – сказала Френа как можно спокойнее.
Древнейшую, Госпожу Мрака, звали Ксаран, но это имя произносили вслух только во время священных ритуалов, чтобы ненароком не призвать ее в мир. Избранные были ее посланниками, и считалось, что они творят зло. Однако представить себе, что несчастный подвешенный несет в себе зло, было невозможно. Как невозможно поверить и в то, что эти люди вершат правосудие Демерна.
– Он принадлежит Древнейшей. – Верк принялся кричать на онагров, одновременно прикрывая Френу от камней и палок, отскакивавших от металлических пластин его доспехов и боков колесницы. – Он ее слуга. Ему завязали глаза, чтобы он не призвал зло, а еще засунули в рот кляп, чтобы не произнес заклинание. Его отправят назад, положив лицом вниз и засыпав землей. Вы хотите разделить с ним могилу, госпожа?
Верк тыкал в онагров мечом, чтобы те бежали быстрее, но камни и палки попадали и в них. Дружно издав возмущенный вопль, животные помчались вперед.
Рука Френы кровоточила, и она знала, что скоро там появится громадный синяк. Если один острый камень может причинить такую боль, что же пришлось вынести тому мужчине под деревом? Или ее матери, которую прямо возле дома захватила банда неизвестных людей и избила так, что она умерла через несколько дней? По крайней мере ее не похоронили заживо! Кровь и рождение, смерть и холодная земля…
Разъяренная, вопящая толпа преследовала две колесницы, которые, подпрыгивая на ухабах, с грохотом устремились прочь от проклятого Биттерфилда. Самые резвые юноши начали сокращать расстояние между ними, кое-кто сжимал в руках заостренные палки. И хотя они были тощими полуголыми пастухами с развевающимися на ветру космами, Френа предпочла бы убегать от стаи голодных котомедведей. Все знали, что безумие насылает священный Эриандер, а не Древнейшая, но жажда крови и ненависть в глазах этих юношей были чистым злом. К счастью, онагры решили бежать, а не сражаться, и понеслись изо всех сил. Теперь лай и укусы собак только подстегивали их, заставляя мчаться вперед.
Альс несся слева от их колесницы, но преследователей он не интересовал. Им нужна была девушка с черными волосами, темными глазами и смуглой кожей. Даже жители Скьяра считали это дурным знаком, и Френу много раз публично проклинали на улицах города; здесь, в деревне, люди были еще более суеверны.
Их путешествие превратилось в настоящий кошмар, приятная прогулка обернулась необходимостью спасать свою жизнь бегством. Она снова опустила кнут на спину онагров. Двое юношей уже почти догнали колесницу и хотели схватить Френу, третий бежал рядом, оставаясь вне досягаемости Верка и пытаясь ударить его палкой. Верк отбивал атаки, но колесница постоянно качалась и подпрыгивала на неровной дороге, и защищаться было очень непросто. Если им удастся палкой раскроить Френе голову, она разделит могилу с тем мужчиной.
Ее потянули за развевающееся платье, но Верк был не настолько занят верзилой, бежавшим рядом, и заметил это. Он сделал резкий выпад, противник закричал и, истекая кровью, упал на землю.
Их начали догонять взрослые мужчины с длинными шестами, они были гораздо опаснее, поскольку пытались сломать колеса или ноги онаграм, при этом оставаясь вне досягаемости мечей.
Однако даже выносливые деревенские жители не в состоянии сравниться с онаграми. Один за другим люди отставали, без сил падая на землю. Когда последняя собака исчезла, Френа оглянулась назад, на растоптанное поле пшеницы, и убедилась, что погони больше нет. Значит, ей ничто не угрожает и она может дать волю ужасу. Измученные онагры перешли на шаг.
– Все закончилось. – Верк обнял ее за плечи.
Неожиданно Френа поняла, что плачет. Она не знала, что потрясло ее больше – собственная слабость или его наглость. Но она позволила ему обнимать себя, поливая слезами металлические пластины кольчуги.
Колесница остановилась.
– Я вела себя как настоящая дура. Я тебя не послушалась. Извини. Я очень благодарна тебе и Альсу.
– Мы просто исполняли долг, госпожа. А заодно спасали собственные шкуры.
Она с трудом сглотнула и вытерла глаза тыльной стороной ладони, заметив, что отвратительно дрожит.
– Моя мать… С ней было два стражника, когда на нее напали.
– Этого я не знал, – проворчал Верк. – И что с ними произошло?
– Неизвестно. Сбежали, наверное.
– Пустобрехи не достойны даже объедков со стола.
Она высвободилась из его рук.
– Мой отец щедро вас наградит.
– Счастливый конец не оправдывает плохое начало, – нахмурившись, проговорил Верк.
– Ты прав. Ему лучше не знать.
– Ай-ай! Онагры не слишком разговорчивы, а вот Альс… Альс!
Альс безвольно висел на перилах колесницы, и брат бросился к нему на помощь.
Холмы, отделявшие озеро Скьяр от Океана, когда-то славились своими лесами и высокими болиголовами. В Аркане было записано, что надменные смертные использовали дерево для строительства домов, которые гораздо больше подходили богам, и священный Демерн убрал все деревья до тех пор, пока люди не научатся смирению. Очевидно, этого еще не произошло, потому что Светлые не вернули деревья. Выжженные голые склоны годились лишь для горных коз, а единственным напоминанием о былом величии служили остатки громадных корней, вросших в камни.
На перекрестке Верк остановил колесницу и стал ждать, пока его догонит Френа. Он вез Альса, чью руку раздробило ударом шеста. и, хотя Верк перевязал ее ремнем от ножен, Альс страдал от страшной боли – его лицо посерело, раненая рука распухла и побледнела.
От перекрестка одна дорога шла вдоль холмов, другая спускалась вниз, к берегу, где узкая полоска ровной земли поражала своей яркой зеленью. Дальше до самого горизонта раскинулось синее озеро; над ним собирались штормовые тучи, похожие на плесень на старом хлебе.
– Там есть ранчо, где выращивают онагров, называется «У Каньона».
– Да. Оно принадлежит отцу.
Френа устала и еще не пришла в себя после случившегося в деревне. Ее мысли то и дело возвращались к разъяренной толпе крестьян и их жертве, она спрашивала себя, успели ли его закопать. Он в самом деле Избранный или так же, как ее мать, ни в чем не виноват?
– Альс очень страдает от этой тряски, – сказал Верк. – И онагры устали. Если мы оставим их там, я отвезу вас домой, а завтра вернусь и приведу подмогу.
Обычно Альс начинал громко протестовать при малейшем намеке на то, что ему придется расстаться с братом. Сейчас у него даже на это не осталось сил.
– Его отсутствие заметят, – сказала Френа. – Если доберемся до города, отвезем его в дом Синары. – Заодно она бы залечила и рану на своей руке. Цена для дочери Хорта Вигсона не имела значения. – Я бы не хотела попусту беспокоить отца.