Страница:
Но Тень? Найномэр представил себе это ужасное падение, изуродованное тело… Колени у него подогнулись, и желудок изверг большую часть выпитого вице-маршалом отличного подогретого вина с пряностями. Оправившись, он увидел, что люди кинулись к лестнице; некоторые бились в истерике; другие спешили надеть колпачки на птиц и забраться в клетку в надежде разглядеть в темноте за стеной останки Сэлда.
— Итак, с Тенью все кончено, — во всеуслышание заявил вице-маршал. — Он оказался сумасшедшим, совершенным безумцем; слова его ничего не стоят — принц Виндакс погиб.
— Нет, — услышал Найномэр у себя за спиной свистящий шепот Укэрреса, — он не безумец. Он побывал в Аллэбане. С ним не кончено, с ним только начинается. — Старик помолчал с минуту и добавил: — А вот нам, боюсь, пришел конец.
— Итак, с Тенью все кончено, — во всеуслышание заявил вице-маршал. — Он оказался сумасшедшим, совершенным безумцем; слова его ничего не стоят — принц Виндакс погиб.
— Нет, — услышал Найномэр у себя за спиной свистящий шепот Укэрреса, — он не безумец. Он побывал в Аллэбане. С ним не кончено, с ним только начинается. — Старик помолчал с минуту и добавил: — А вот нам, боюсь, пришел конец.
13
«Мы получили по заслугам!»
Рил Карэмэн
На следующий по прибытии в Аллэбан день Принц Тень вместе с Карэмэном полетел в Феми на встречу с принцем Виндаксом.
Карэмэн предупреждал Сэлда, но слова оказались бессильны. Разве могли они передать тошнотворное зловоние гниющего заживо тела или тот отпечаток безумия, что накладывают на человека невыносимые страдания? Лицо принца под повязками было абсолютно плоским: отмороженный нос пришлось ампутировать. Зловещая ирония! Теперь Виндакс не был похож на герцога Фонского; он вообще не был похож на человека.
И еще одна насмешка судьбы. Вместо кистей рук у принца остались лишь жалкие обрубки, но ступни и все пальцы на них уцелели. Но при этом руки до плеч не были задеты, а ноги от бедра до ступней полностью парализованы. «Небесная болезнь» — это прежде всего болезнь крови, — сослался Карэмэн на древние источники. В какой-то момент обезумевшая Покорительница Ветров спустилась почти до самой пустыни, в «красный воздух». Потом она, надо полагать, опять поднялась наверх. Орлы без ущерба переносят подобные перепады давления — орлы, но не люди. В Феми чрезвычайно благоприятный климат, но было уже слишком поздно.
Врачи полагали, что пациент выживет, хотя наверняка ничего сказать нельзя.
Молча глядя на беспомощный тюк на кровати, Принц Тень про себя молил Господа даровать Виндаксу смерть. Укэррес — счастливчик по сравнению с ним.
Но чувство долга заставило Сэлда окликнуть принца по имени; глаза — на опутанном повязками лице оставались лишь крошечные щелки — приоткрылись; в первый момент они казались совсем пустыми, без проблеска разума. Затем губы растянулись в подобии улыбки.
— Я знал, что ты придешь, — прошептал Виндакс.
Тут слезы застлали Сэлду глаза, и он больше не видел ужасных подробностей.
Карэмэн вскоре прекратил свидание; они медленно пустились в обратный путь. Старик частенько приземлялся рядом с уединенными сельскими домиками поболтать с приятелями. «Гражданин Тень» был представлен множеству друзей Карэмэна, и все предлагали им пищу, кров и горели желанием вспомнить добрые старые времена. Но остановки эти не только ради общения, заверил Сэлда Карэмэн — древние книги учат, что постепенный подъем куда полезнее для здоровья. Но Сэлд был слишком удручен и ни на что не обращал внимания.
Этот легкомысленный деревенский народец не отмечал трети суток звоном колоколов. Наконец они добрались до дома и расположились отдохнуть на веранде. Карэмэн вновь уселся на старую качалку, Принц Тень без сил повалился на кушетку. Время-то шло, хотя ход его ничем не отмечался, тело Сэлда ныло и подсказывало ему, что пора спать. Но сможет ли он заснуть? Сейчас или вообще когда-нибудь? С крыльца открывался прекрасный вид на поля и фруктовый сад, а перед глазами мелькало ужасное видение — неузнаваемая перевязанная голова и безумный взгляд Виндакса.
Карэмэн ненадолго отлучился и вернулся с двумя кружками и несколькими глиняными кувшинами:
— Мы здесь делаем отличный сидр.
— Да уж, выпить не помешает, — пробурчал Сэлд.
— Я о том и толкую, — усмехнулся старик.
Они сидели, прихлебывали сидр и беседовали. Карэмэн рассказывал всякие небылицы, но почему-то, сдобренные его беззлобными шуточками, они звучали как правда. Принц Тень осушил три полные кружки; и постепенно разговор перешел на политику и покушение на жизнь Виндакса. Орлиная Вышка не представлялась больше чем-то запретным, о чем не положено упоминать, а кошмарное видение потихоньку бледнело.
— Когда же родился принц? — спросил Карэмэн.
— А что? — насторожился Сэлд.
Проницательные глаза на морщинистом лице смущенно моргнули; старик смекнул, что Принц Тень не так уж и пьян.
— Просто любопытно. Он так похож на герцога.
— Был похож! — согласился Сэлд. — Но герцог утверждает, что вы никогда не встречались.
— Значит, один из нас — лжец, — отозвался Карэмэн. — Считай, что я: так безопаснее. Оролрон наверняка заметил сходство. Почему он не отрекся от принца? Это не в характере короля!
— Он никогда не встречался с герцогом, — сказал Сэлд и тут же засомневался: а вдруг это тоже ложь, вспомнить хотя бы то странное письмо, которое показал ему Укэррес.
Карэмэн улыбнулся:
— Я провел несколько дней в их обществе. В обществе их обоих. Впрочем, поскорее назови меня старым вруном, ведь не можешь же ты не верить своему королю.
Встреча короля с мятежником? Сэлд торопливо соображал. Конечно, это хранили в строжайшей тайне. Странно, оборванный старик вызывал у него куда больше доверия, чем Оролрон и высокорожденный герцог Альво.
— Где? В Найнэр-Фоне, на Рэнде?
Карэмэн покачал головой и вновь протянул руку к кувшину.
— На Рэндже, в местечке под названием Счагэрн.
— Знаю, — удивленно хмыкнул Сэлд. — Одно из королевских поместий. Он ездил туда на охоту, пока не отказался от полетов.
— Верно, — кивнул Карэмэн. Некоторое время они молча смотрели на горы, каждый ждал, что другой заговорит первым.
— Королева тоже была там? — наконец спросил Сэлд.
Карэмэн опять прищурился:
— Нет. Мы с тобой просто парочка старых сплетников, дружище Тень.
Сэлд пьяно ухмыльнулся, потом посерьезнел вновь:
— Насколько известно Виндаксу, герцог не может быть его отцом. Принц родился в 1374-й день.
Они погрузились в молчание, прервал его Карэмэн:
— Никому другому я не стал бы этого говорить, но ты заслужил доверие Виндакса, доверюсь тебе и я. Возможность была. Точно. В 1170-й день или около того.
Итак, здесь, в далеком Аллэбане, найдено решение загадки.
Карэмэн вздохнул:
— Это мой промах, хотя кое-какие оправдания у меня имеются.
— Выходит, в Счагэрне королева Мэйала предала своего мужа и повелителя?
— Не там, поблизости. И я не назвал бы это предательством, дружище Тень. Я, понимаешь ли, романтик, во всяком случае, тогда я был им. Трагическая история, трагическая пара. Он знатен, она королевской крови. Он красавец мужчина, она сказочно прекрасна. Они любили друг друга так, как редко любят люди, как любят только орлы; а судьба подарила им лишь несколько восхитительных часов, а потом разлучила навеки.
Устраивалась официальная политическая встреча. Отец Мэйалы только что умер, она претендовала на трон Аллэбана, и поэтому я попросил взять ее с собой. Оролрон отказался: он, мол, будет говорить за королеву как муж и сюзерен. Я не возражал. И вот переговоры окончились, и после подъема мы намеревались отправиться восвояси. Но Фон отвел меня в сторону и сказал, что все готово для нашей с королевой встречи. Я сказал, что теперь это не имеет значения, он настаивал; и я смекнул, в чем дело. Уверяю тебя, дом был набит стражей, но они присматривали в основном за гнездом и конюшнями. Мы вдвоем сели на велосипеды и ускользнули — поехали в соседнее поместье.
Сэлд так сжимал ручку кружки, что побелели костяшки пальцев, туман в голове рассеялся, от опьянения не осталось и следа.
— Там не было никого, кроме хозяина. — Карэмэн помедлил с минуту, вперив взгляд в пустоту. — Ни одного слуги. Королева говорила со мной, подтвердила нашу договоренность, а сама глаз не отрывала от Альво. Хозяин тактично предложил мне прогуляться — осмотреть поместье. Мы прошлись немного, вскоре я сослался на усталость, необходимость отдохнуть перед дальней дорогой, покинул его и вернулся в Счагэрн. Мы все проспали до подъема, а когда проснулись, герцог тоже был на месте. Увидев принца, я сразу подумал — не досмотрел. Забавно, может, я нарочно подложил Оролрону такую свинью.
— Что же это за поместье?
— О, прелестный уголок, — вздохнул Карэмэн. — Старый-престарый замок, захудалый, обедневший род. Лесистая лощина, перед домом небольшое озерцо… плющ, остроконечные крыши, полевые цветы… Идиллия, из тех, «то описаны в древних книгах. Нет, то было не предательство, не измена, то была любовь, а любовь не Требует оправданий.
«Его происхождение имеет прямое отношение к делу», — писал король. Значит, король знал и дал понять герцогу, что знает. И тот намек на долг герцога…
— Еще там была голубятня и розовый куст во дворе? — спросил Сэлд. — И голуби ворковали на крыше?
Карэмэн оглянулся; слезы катились по лицу Тени.
— Тебе знакомо это место?
— Хиандо-Кип. Я тоже был зачат там.
Потро, младшему внуку Карэмэна, едва минуло три тысячи дней. Парнишка бегал голышом, в одних трусиках, и загорел почти дочерна, волосы выцвели на солнце и вихрами торчала во все стороны — пародия на дедушкину шевелюру. Целыми днями он, не останавливаясь ни на секунду, точно орленок, вертелся возле дома, и в воздухе звенел его дерзкий, веселый смех.
Мальчишка, сказал Карэмэн, недурно понимает по-птичьи. Накормив Сэлда и дав ему передохнуть, старик усадил гостя на траву под деревом и подозвал внука. Начался первый урок.
— Ну! — Потро уселся рядом, скрестив ноги. — Значит так, гребешок у птицы восьмиконечный, верно? — Он поднял над головой тощие ручонки и, согнув большие пальцы, изобразил орлиный гребень.
— Верно.
— Слушай, ты случаем не играешь на флейте? — поинтересовался Потро.
— Да вроде нет.
— Жаль. Я как-то учил одного флейтиста, он здорово схватывал, прямо на лету. — Паренек тараторил без умолку, словно птичка. — Ну, каждый зубчик гребня может сгибаться вправо, влево или выпрямляться вот эдак… Согласен? Это все и мы можем. У птиц, конечно, много других знаков, оттенков, ну, чтобы пошутить, подразниться и все такое прочее. Кое-какие я понимаю, но не много.
Назад у нас пальцы не гнутся… Ладно, давай попробуем. Налево, прямо, сильно вправо. Фу, до чего же ты нескладный, пальцы будто деревянные. Итак, восемь зубчиков для одного слова, односложного. Это значит «клюв». — И Потро показал, как правильно поставить пальцы.
Принц Тень выругался про себя и попытался повторить его жест.
— Птицы-то, конечно, не держат их столько времени в одном положении, они ими шевелят быстро-быстро, не успеют одно слово кончить, начинают другое. Чтобы вопрос задать, сперва задними зубчиками двигают, а потом уж передними. Так, это, значит, односложные слова. Поехали дальше. «Вода» у них из трех слогов — так, так и так.
— Я не поспеваю за тобой.
— Но это ж медленно, очень медленно! — воскликнул Потро. — Им тоже приходится приспосабливаться к нам, говорить помедленней. Твоего Острого Когтя даже дедушка с трудом понимает. Ничего, научится. Но по дороге сюда он наверняка переговаривался с дикими орлами, которых ты и не замечал вовсе. За минуту-другую он успевал рассказать им, кто он и кто ты, куда вы и откуда, всю свою жизнь от яйца до сегодня. За минуту орлы столько наговорят, нам и за день не успеть. Конечно, если захотят. Но больше они любят петь. Они слагают стихи и поэмы, длинные-длинные. Сутки напролет могут расписывать, к примеру, эту гору, какая она прекрасная и все такое. Они как разболтаются, бывает, ой-ой-ой!
У Сэлда уже руки затекли.
— Сложи обе вместе. Два пальца прямо: это Ба. Первый согни — Бе. Еще согни — Бо. Так, теперь первый выпрями, а второй согни — На. Всего девять: Ба, Бе, Бо, На, Не, Но, Са, Се, Со. Вот, смотри, «клюв»… нет, не так, я ведь показывал. «Клюв» — санеНЕсо!
Восемь пальцев разом — четыре слога, верно? И девять способов составить слог.
— Почему? Почему эта фигура означает Бо?
Потро нетерпеливо передернул плечами:
— Люди-то запоминают звуки, а не жесты, не знаки. Дед так говорит, он это все и придумал. СанеНЕсо легче запомнить, чем эдакую каракатицу. Выучиваешь сперва звуки, а потом фигуры; или наблюдаешь за птицами, что они выделывают и запоминаешь звуки и значения. Как «вода» будет, помнишь? БобоНЕса — бесеСЕна — сосоНАбо.
— А может, сразу учить орлов читать? — ехидно спросил Принц Тень.
Потро всплеснул ручонками:
— Ты хочешь учиться — или нет?
— Да, да, извини.
— Тогда не дури. Прочесть они прочтут, а написать ответ не смогут. Слушай: Ба, Бе, Бо, На, Не, Но, Са, Се, Со.
— Ба, Бе, Бо, На, Не, Се… Са, — запинался Сэлд.
— Нет! Ба, Бе, Бо, На, Не, Но, Са, Се, Со.
Минут через пять Потро вскочил.
— Хватит на первый раз, а то запутаешься. Выучи звуки и фигуры, а завтра возьмемся за слова. И разрабатывай пальцы, они у тебя страсть до чего негибкие. Я хуже не встречал. Пока!
Он задрал голову, помахал кому-то рукой, побежал к стене-насесту и вскарабкался на нее. Еще секунда — в воздухе мелькнула огромная крылатая тень, а мальчишка исчез. Сэлд с трудом удержался от крика — и тут появилась птица, она спокойно парила в небе, а на когтистой лапе, ухватившись за орлиную ногу и вытянув вперед собственные тонкие, как спички, ножки, восседал Потро. Вскоре орел со своим маленьким приятелем скрылся из виду.
Ни одно дело в Аллэбане не обходилось без этого крошечного сморщенного старичка. Бывший крестьянин, бывший священник, Карэмэн стал духовным отцом всей страны. Все шли к нему за советом — политики и священники, соседи и птицы. Он не имел титула, не занимал официального поста, но ничего без него не решалось. Спокойная, все понимающая усмешка старика была повсюду, подбадривала всех. Невозмутимым, грубоватым назвал его Укэррес, а Укэррес знал Карэмэна куда ближе, чем хотел показать.
Но стоило завести речь о птицах… Впервые Тени довелось присутствовать при этом представлении на тринадцатый день жизни в Аллэбане. Они с Карэмэном и несколько местных сидели на веранде, попивали сидр и обсуждали поездку Сэлда в Найнэр-Фон. Два старших внука Карэмэна отправятся с ним переводчиками, потому что Тень еще плоховато понимает по-птичьи. Освободить Ледяную Молнию — пустяковая задачка. Они спрячутся в горах и подождут, пока орлы доложат, что людей в гнезде нет. Тогда они прилетят и заберут орлицу с собой — ее же предупредят заранее.
Передать письмо Виндакса сложнее. Если оно попадет в руки Укэрреса или Элосы, даже самого герцога, потом концов не сыщешь. Найномэр не утаит послание принца, графиня тоже, но, вполне вероятно, их уже нет в замке, да и от несчастного случая никто не застрахован. Принц Тень должен оповестить о спасении Виндакса как можно больше людей. Значит, надо привлечь внимание. А привлечь внимание значит подвергнуться опасности.
Карэмэн предложил такой вариант: пусть Тень заберется на насест и станет рядом с Ледяной Молнией. Это будет впечатляюще! Острый Коготь, продолжал старик, подождет внизу, в поднимающемся вверх воздушном потоке. Если Сэлду придется спешно покинуть гнездо, орел подхватит его в воздухе.
Принц Тень судорожно сглотнул.
— А орел разберется, что к чему, на него можно положиться? — робко осведомился он.
И тут разразилась настоящая буря. Тихий старичок превратился в пламенного пророка. Он шагал взад-вперед по веранде, и потоком лились горькие, гневные слова. Судя по лицам остальных, для них все это было не внове, для них, но не для Сэлда. Он впервые слышал оратора, чье красноречие свергло с престола королей Аллэбана.
— Разберется?! Они не глупее нас. Умнее, гораздо умнее! Перестань считать их животными! Они — разумные существа, такие же разумные, как люди.
Это их мир, их, а не наш. Раскрой глаза — они же созданы для него, а мы нет. Орлы, и только орлы, правили миром и были счастливы — пока не явились люди.
Они не понимали, да и не могли понять. Мы стали охотиться на их дичь, вырывать у них пищу изо рта. Орлы щедры, и сначала они не возражали: ущерб был невелик. Но люди строили изгороди, засевали поля, и дичь больше не водилась в тех местах. Люди начали разводить скот. Как птицы могли понять, что это чужая собственность? Они сроду не знали другой собственности, кроме яиц. Они не понимали, что на этих новых зверей нельзя охотиться, они не могли нас слышать, люди же не умели читать по их гребням. Виноваты мы, потому что у орлов нет слуха, а у нас есть зрение. Люди и птицы стали врагами.
Потом люди открыли, что птица в колпачке беспомощна и безобидна. Как мы догадались? Наверное, узнали из древних книг Священного Ковчега. А может, нас надоумил счастливый случай — счастливый для людей.
Они свободно парили над своим миром… Знаешь ли ты, что орел может несколько дней не спускаться на землю? Самцы и самки, все вместе — и пели песни радости и красоты. Да, орлам многое недоступно. Бесполезно говорить с ними о несчастной любви, об украшении жилищ, о музыке, о кулинарии и налогах. Они считают, что в голове у нас чертовски много мусора. Но послушай их суждения о красоте, о философии… чести… долге… верности… логике… и радости жизни! У нас одно скучное слово «ветер», а у птиц для этого сотни разных слов — они пробуют ветер на вкус, играют с ним, танцуют в нем, используют его. Они — духи воздуха, а мы приковали их к земле!
Время для орла — не то, что для человека. Они гораздо стремительнее нас и гораздо медлительнее. Твой Острый Коготь и его подруга полюбили друг друга с первого взгляда, хватило нескольких минут — но они будут вместе, и когда внуки твои уже состарятся. Они передают информацию в сотни раз быстрее, чем мы, но способны многие дни обсуждать одну охоту. Они считают лишь до восьми — число концов орлиного гребня. Каждая птица мечтает иметь восемь правнуков — ни больше ни меньше. Но им доступны такие математические тонкости, такая глубина в понимании пространства и времени, которых нам никогда не достичь.
И мы смеем нахлобучивать на них колпаки, ослеплять их! Пленная птица влачит жалкое существование… или делает, что велит всадник. Даже с узниками в темницах мы обходимся не столь жестоко: ведь орлы могут видеть своих собратьев, говорить с ними — но никогда, никогда пленникам не вырваться на свободу, не присоединиться к вольной стае.
Брак для них — нечто священное, а люди запирают вместе самца и самку, навязывают им свой выбор. Мы пичкаем их всякой дрянью, возбуждающими средствами, заставляем спариваться. Между тем секс для них мало что значит, просто необходимая для размножения операция. Все равно как для нас строительство дома. Однако операция очень интимная, требующая уединения. Люди лишают их и этого. Какими же дикарями, безумцами представляемся мы птицам!
Короче, люди обращаются с орлами как с животными, порабощают их.
Хриплый голос Карэмэна возвысился почти до крика.
— И мы наказаны — мы сами стали рабами!
Самые ловкие из людей научились летать верхом на птицах. Они отражали нападение диких орлов и защищали остальных. Те платили им: кормили, давали кров, обслуживали.
Поначалу это было только справедливо. Но плата все возрастала, летуны постепенно захватывали власть. Защитники превратились в вожаков, вожаки — в лордов. Людям свойственна жажда власти. Птицам нет.
Мы позволили летунам поработить птиц, мы поощряли их. Летуны воспользовались орлами и поработили нас!
Черт побери, мы получили по заслугам.
Рил Карэмэн
На следующий по прибытии в Аллэбан день Принц Тень вместе с Карэмэном полетел в Феми на встречу с принцем Виндаксом.
Карэмэн предупреждал Сэлда, но слова оказались бессильны. Разве могли они передать тошнотворное зловоние гниющего заживо тела или тот отпечаток безумия, что накладывают на человека невыносимые страдания? Лицо принца под повязками было абсолютно плоским: отмороженный нос пришлось ампутировать. Зловещая ирония! Теперь Виндакс не был похож на герцога Фонского; он вообще не был похож на человека.
И еще одна насмешка судьбы. Вместо кистей рук у принца остались лишь жалкие обрубки, но ступни и все пальцы на них уцелели. Но при этом руки до плеч не были задеты, а ноги от бедра до ступней полностью парализованы. «Небесная болезнь» — это прежде всего болезнь крови, — сослался Карэмэн на древние источники. В какой-то момент обезумевшая Покорительница Ветров спустилась почти до самой пустыни, в «красный воздух». Потом она, надо полагать, опять поднялась наверх. Орлы без ущерба переносят подобные перепады давления — орлы, но не люди. В Феми чрезвычайно благоприятный климат, но было уже слишком поздно.
Врачи полагали, что пациент выживет, хотя наверняка ничего сказать нельзя.
Молча глядя на беспомощный тюк на кровати, Принц Тень про себя молил Господа даровать Виндаксу смерть. Укэррес — счастливчик по сравнению с ним.
Но чувство долга заставило Сэлда окликнуть принца по имени; глаза — на опутанном повязками лице оставались лишь крошечные щелки — приоткрылись; в первый момент они казались совсем пустыми, без проблеска разума. Затем губы растянулись в подобии улыбки.
— Я знал, что ты придешь, — прошептал Виндакс.
Тут слезы застлали Сэлду глаза, и он больше не видел ужасных подробностей.
Карэмэн вскоре прекратил свидание; они медленно пустились в обратный путь. Старик частенько приземлялся рядом с уединенными сельскими домиками поболтать с приятелями. «Гражданин Тень» был представлен множеству друзей Карэмэна, и все предлагали им пищу, кров и горели желанием вспомнить добрые старые времена. Но остановки эти не только ради общения, заверил Сэлда Карэмэн — древние книги учат, что постепенный подъем куда полезнее для здоровья. Но Сэлд был слишком удручен и ни на что не обращал внимания.
Этот легкомысленный деревенский народец не отмечал трети суток звоном колоколов. Наконец они добрались до дома и расположились отдохнуть на веранде. Карэмэн вновь уселся на старую качалку, Принц Тень без сил повалился на кушетку. Время-то шло, хотя ход его ничем не отмечался, тело Сэлда ныло и подсказывало ему, что пора спать. Но сможет ли он заснуть? Сейчас или вообще когда-нибудь? С крыльца открывался прекрасный вид на поля и фруктовый сад, а перед глазами мелькало ужасное видение — неузнаваемая перевязанная голова и безумный взгляд Виндакса.
Карэмэн ненадолго отлучился и вернулся с двумя кружками и несколькими глиняными кувшинами:
— Мы здесь делаем отличный сидр.
— Да уж, выпить не помешает, — пробурчал Сэлд.
— Я о том и толкую, — усмехнулся старик.
Они сидели, прихлебывали сидр и беседовали. Карэмэн рассказывал всякие небылицы, но почему-то, сдобренные его беззлобными шуточками, они звучали как правда. Принц Тень осушил три полные кружки; и постепенно разговор перешел на политику и покушение на жизнь Виндакса. Орлиная Вышка не представлялась больше чем-то запретным, о чем не положено упоминать, а кошмарное видение потихоньку бледнело.
— Когда же родился принц? — спросил Карэмэн.
— А что? — насторожился Сэлд.
Проницательные глаза на морщинистом лице смущенно моргнули; старик смекнул, что Принц Тень не так уж и пьян.
— Просто любопытно. Он так похож на герцога.
— Был похож! — согласился Сэлд. — Но герцог утверждает, что вы никогда не встречались.
— Значит, один из нас — лжец, — отозвался Карэмэн. — Считай, что я: так безопаснее. Оролрон наверняка заметил сходство. Почему он не отрекся от принца? Это не в характере короля!
— Он никогда не встречался с герцогом, — сказал Сэлд и тут же засомневался: а вдруг это тоже ложь, вспомнить хотя бы то странное письмо, которое показал ему Укэррес.
Карэмэн улыбнулся:
— Я провел несколько дней в их обществе. В обществе их обоих. Впрочем, поскорее назови меня старым вруном, ведь не можешь же ты не верить своему королю.
Встреча короля с мятежником? Сэлд торопливо соображал. Конечно, это хранили в строжайшей тайне. Странно, оборванный старик вызывал у него куда больше доверия, чем Оролрон и высокорожденный герцог Альво.
— Где? В Найнэр-Фоне, на Рэнде?
Карэмэн покачал головой и вновь протянул руку к кувшину.
— На Рэндже, в местечке под названием Счагэрн.
— Знаю, — удивленно хмыкнул Сэлд. — Одно из королевских поместий. Он ездил туда на охоту, пока не отказался от полетов.
— Верно, — кивнул Карэмэн. Некоторое время они молча смотрели на горы, каждый ждал, что другой заговорит первым.
— Королева тоже была там? — наконец спросил Сэлд.
Карэмэн опять прищурился:
— Нет. Мы с тобой просто парочка старых сплетников, дружище Тень.
Сэлд пьяно ухмыльнулся, потом посерьезнел вновь:
— Насколько известно Виндаксу, герцог не может быть его отцом. Принц родился в 1374-й день.
Они погрузились в молчание, прервал его Карэмэн:
— Никому другому я не стал бы этого говорить, но ты заслужил доверие Виндакса, доверюсь тебе и я. Возможность была. Точно. В 1170-й день или около того.
Итак, здесь, в далеком Аллэбане, найдено решение загадки.
Карэмэн вздохнул:
— Это мой промах, хотя кое-какие оправдания у меня имеются.
— Выходит, в Счагэрне королева Мэйала предала своего мужа и повелителя?
— Не там, поблизости. И я не назвал бы это предательством, дружище Тень. Я, понимаешь ли, романтик, во всяком случае, тогда я был им. Трагическая история, трагическая пара. Он знатен, она королевской крови. Он красавец мужчина, она сказочно прекрасна. Они любили друг друга так, как редко любят люди, как любят только орлы; а судьба подарила им лишь несколько восхитительных часов, а потом разлучила навеки.
Устраивалась официальная политическая встреча. Отец Мэйалы только что умер, она претендовала на трон Аллэбана, и поэтому я попросил взять ее с собой. Оролрон отказался: он, мол, будет говорить за королеву как муж и сюзерен. Я не возражал. И вот переговоры окончились, и после подъема мы намеревались отправиться восвояси. Но Фон отвел меня в сторону и сказал, что все готово для нашей с королевой встречи. Я сказал, что теперь это не имеет значения, он настаивал; и я смекнул, в чем дело. Уверяю тебя, дом был набит стражей, но они присматривали в основном за гнездом и конюшнями. Мы вдвоем сели на велосипеды и ускользнули — поехали в соседнее поместье.
Сэлд так сжимал ручку кружки, что побелели костяшки пальцев, туман в голове рассеялся, от опьянения не осталось и следа.
— Там не было никого, кроме хозяина. — Карэмэн помедлил с минуту, вперив взгляд в пустоту. — Ни одного слуги. Королева говорила со мной, подтвердила нашу договоренность, а сама глаз не отрывала от Альво. Хозяин тактично предложил мне прогуляться — осмотреть поместье. Мы прошлись немного, вскоре я сослался на усталость, необходимость отдохнуть перед дальней дорогой, покинул его и вернулся в Счагэрн. Мы все проспали до подъема, а когда проснулись, герцог тоже был на месте. Увидев принца, я сразу подумал — не досмотрел. Забавно, может, я нарочно подложил Оролрону такую свинью.
— Что же это за поместье?
— О, прелестный уголок, — вздохнул Карэмэн. — Старый-престарый замок, захудалый, обедневший род. Лесистая лощина, перед домом небольшое озерцо… плющ, остроконечные крыши, полевые цветы… Идиллия, из тех, «то описаны в древних книгах. Нет, то было не предательство, не измена, то была любовь, а любовь не Требует оправданий.
«Его происхождение имеет прямое отношение к делу», — писал король. Значит, король знал и дал понять герцогу, что знает. И тот намек на долг герцога…
— Еще там была голубятня и розовый куст во дворе? — спросил Сэлд. — И голуби ворковали на крыше?
Карэмэн оглянулся; слезы катились по лицу Тени.
— Тебе знакомо это место?
— Хиандо-Кип. Я тоже был зачат там.
Потро, младшему внуку Карэмэна, едва минуло три тысячи дней. Парнишка бегал голышом, в одних трусиках, и загорел почти дочерна, волосы выцвели на солнце и вихрами торчала во все стороны — пародия на дедушкину шевелюру. Целыми днями он, не останавливаясь ни на секунду, точно орленок, вертелся возле дома, и в воздухе звенел его дерзкий, веселый смех.
Мальчишка, сказал Карэмэн, недурно понимает по-птичьи. Накормив Сэлда и дав ему передохнуть, старик усадил гостя на траву под деревом и подозвал внука. Начался первый урок.
— Ну! — Потро уселся рядом, скрестив ноги. — Значит так, гребешок у птицы восьмиконечный, верно? — Он поднял над головой тощие ручонки и, согнув большие пальцы, изобразил орлиный гребень.
— Верно.
— Слушай, ты случаем не играешь на флейте? — поинтересовался Потро.
— Да вроде нет.
— Жаль. Я как-то учил одного флейтиста, он здорово схватывал, прямо на лету. — Паренек тараторил без умолку, словно птичка. — Ну, каждый зубчик гребня может сгибаться вправо, влево или выпрямляться вот эдак… Согласен? Это все и мы можем. У птиц, конечно, много других знаков, оттенков, ну, чтобы пошутить, подразниться и все такое прочее. Кое-какие я понимаю, но не много.
Назад у нас пальцы не гнутся… Ладно, давай попробуем. Налево, прямо, сильно вправо. Фу, до чего же ты нескладный, пальцы будто деревянные. Итак, восемь зубчиков для одного слова, односложного. Это значит «клюв». — И Потро показал, как правильно поставить пальцы.
Принц Тень выругался про себя и попытался повторить его жест.
— Птицы-то, конечно, не держат их столько времени в одном положении, они ими шевелят быстро-быстро, не успеют одно слово кончить, начинают другое. Чтобы вопрос задать, сперва задними зубчиками двигают, а потом уж передними. Так, это, значит, односложные слова. Поехали дальше. «Вода» у них из трех слогов — так, так и так.
— Я не поспеваю за тобой.
— Но это ж медленно, очень медленно! — воскликнул Потро. — Им тоже приходится приспосабливаться к нам, говорить помедленней. Твоего Острого Когтя даже дедушка с трудом понимает. Ничего, научится. Но по дороге сюда он наверняка переговаривался с дикими орлами, которых ты и не замечал вовсе. За минуту-другую он успевал рассказать им, кто он и кто ты, куда вы и откуда, всю свою жизнь от яйца до сегодня. За минуту орлы столько наговорят, нам и за день не успеть. Конечно, если захотят. Но больше они любят петь. Они слагают стихи и поэмы, длинные-длинные. Сутки напролет могут расписывать, к примеру, эту гору, какая она прекрасная и все такое. Они как разболтаются, бывает, ой-ой-ой!
У Сэлда уже руки затекли.
— Сложи обе вместе. Два пальца прямо: это Ба. Первый согни — Бе. Еще согни — Бо. Так, теперь первый выпрями, а второй согни — На. Всего девять: Ба, Бе, Бо, На, Не, Но, Са, Се, Со. Вот, смотри, «клюв»… нет, не так, я ведь показывал. «Клюв» — санеНЕсо!
Восемь пальцев разом — четыре слога, верно? И девять способов составить слог.
— Почему? Почему эта фигура означает Бо?
Потро нетерпеливо передернул плечами:
— Люди-то запоминают звуки, а не жесты, не знаки. Дед так говорит, он это все и придумал. СанеНЕсо легче запомнить, чем эдакую каракатицу. Выучиваешь сперва звуки, а потом фигуры; или наблюдаешь за птицами, что они выделывают и запоминаешь звуки и значения. Как «вода» будет, помнишь? БобоНЕса — бесеСЕна — сосоНАбо.
— А может, сразу учить орлов читать? — ехидно спросил Принц Тень.
Потро всплеснул ручонками:
— Ты хочешь учиться — или нет?
— Да, да, извини.
— Тогда не дури. Прочесть они прочтут, а написать ответ не смогут. Слушай: Ба, Бе, Бо, На, Не, Но, Са, Се, Со.
— Ба, Бе, Бо, На, Не, Се… Са, — запинался Сэлд.
— Нет! Ба, Бе, Бо, На, Не, Но, Са, Се, Со.
Минут через пять Потро вскочил.
— Хватит на первый раз, а то запутаешься. Выучи звуки и фигуры, а завтра возьмемся за слова. И разрабатывай пальцы, они у тебя страсть до чего негибкие. Я хуже не встречал. Пока!
Он задрал голову, помахал кому-то рукой, побежал к стене-насесту и вскарабкался на нее. Еще секунда — в воздухе мелькнула огромная крылатая тень, а мальчишка исчез. Сэлд с трудом удержался от крика — и тут появилась птица, она спокойно парила в небе, а на когтистой лапе, ухватившись за орлиную ногу и вытянув вперед собственные тонкие, как спички, ножки, восседал Потро. Вскоре орел со своим маленьким приятелем скрылся из виду.
Ни одно дело в Аллэбане не обходилось без этого крошечного сморщенного старичка. Бывший крестьянин, бывший священник, Карэмэн стал духовным отцом всей страны. Все шли к нему за советом — политики и священники, соседи и птицы. Он не имел титула, не занимал официального поста, но ничего без него не решалось. Спокойная, все понимающая усмешка старика была повсюду, подбадривала всех. Невозмутимым, грубоватым назвал его Укэррес, а Укэррес знал Карэмэна куда ближе, чем хотел показать.
Но стоило завести речь о птицах… Впервые Тени довелось присутствовать при этом представлении на тринадцатый день жизни в Аллэбане. Они с Карэмэном и несколько местных сидели на веранде, попивали сидр и обсуждали поездку Сэлда в Найнэр-Фон. Два старших внука Карэмэна отправятся с ним переводчиками, потому что Тень еще плоховато понимает по-птичьи. Освободить Ледяную Молнию — пустяковая задачка. Они спрячутся в горах и подождут, пока орлы доложат, что людей в гнезде нет. Тогда они прилетят и заберут орлицу с собой — ее же предупредят заранее.
Передать письмо Виндакса сложнее. Если оно попадет в руки Укэрреса или Элосы, даже самого герцога, потом концов не сыщешь. Найномэр не утаит послание принца, графиня тоже, но, вполне вероятно, их уже нет в замке, да и от несчастного случая никто не застрахован. Принц Тень должен оповестить о спасении Виндакса как можно больше людей. Значит, надо привлечь внимание. А привлечь внимание значит подвергнуться опасности.
Карэмэн предложил такой вариант: пусть Тень заберется на насест и станет рядом с Ледяной Молнией. Это будет впечатляюще! Острый Коготь, продолжал старик, подождет внизу, в поднимающемся вверх воздушном потоке. Если Сэлду придется спешно покинуть гнездо, орел подхватит его в воздухе.
Принц Тень судорожно сглотнул.
— А орел разберется, что к чему, на него можно положиться? — робко осведомился он.
И тут разразилась настоящая буря. Тихий старичок превратился в пламенного пророка. Он шагал взад-вперед по веранде, и потоком лились горькие, гневные слова. Судя по лицам остальных, для них все это было не внове, для них, но не для Сэлда. Он впервые слышал оратора, чье красноречие свергло с престола королей Аллэбана.
— Разберется?! Они не глупее нас. Умнее, гораздо умнее! Перестань считать их животными! Они — разумные существа, такие же разумные, как люди.
Это их мир, их, а не наш. Раскрой глаза — они же созданы для него, а мы нет. Орлы, и только орлы, правили миром и были счастливы — пока не явились люди.
Они не понимали, да и не могли понять. Мы стали охотиться на их дичь, вырывать у них пищу изо рта. Орлы щедры, и сначала они не возражали: ущерб был невелик. Но люди строили изгороди, засевали поля, и дичь больше не водилась в тех местах. Люди начали разводить скот. Как птицы могли понять, что это чужая собственность? Они сроду не знали другой собственности, кроме яиц. Они не понимали, что на этих новых зверей нельзя охотиться, они не могли нас слышать, люди же не умели читать по их гребням. Виноваты мы, потому что у орлов нет слуха, а у нас есть зрение. Люди и птицы стали врагами.
Потом люди открыли, что птица в колпачке беспомощна и безобидна. Как мы догадались? Наверное, узнали из древних книг Священного Ковчега. А может, нас надоумил счастливый случай — счастливый для людей.
Они свободно парили над своим миром… Знаешь ли ты, что орел может несколько дней не спускаться на землю? Самцы и самки, все вместе — и пели песни радости и красоты. Да, орлам многое недоступно. Бесполезно говорить с ними о несчастной любви, об украшении жилищ, о музыке, о кулинарии и налогах. Они считают, что в голове у нас чертовски много мусора. Но послушай их суждения о красоте, о философии… чести… долге… верности… логике… и радости жизни! У нас одно скучное слово «ветер», а у птиц для этого сотни разных слов — они пробуют ветер на вкус, играют с ним, танцуют в нем, используют его. Они — духи воздуха, а мы приковали их к земле!
Время для орла — не то, что для человека. Они гораздо стремительнее нас и гораздо медлительнее. Твой Острый Коготь и его подруга полюбили друг друга с первого взгляда, хватило нескольких минут — но они будут вместе, и когда внуки твои уже состарятся. Они передают информацию в сотни раз быстрее, чем мы, но способны многие дни обсуждать одну охоту. Они считают лишь до восьми — число концов орлиного гребня. Каждая птица мечтает иметь восемь правнуков — ни больше ни меньше. Но им доступны такие математические тонкости, такая глубина в понимании пространства и времени, которых нам никогда не достичь.
И мы смеем нахлобучивать на них колпаки, ослеплять их! Пленная птица влачит жалкое существование… или делает, что велит всадник. Даже с узниками в темницах мы обходимся не столь жестоко: ведь орлы могут видеть своих собратьев, говорить с ними — но никогда, никогда пленникам не вырваться на свободу, не присоединиться к вольной стае.
Брак для них — нечто священное, а люди запирают вместе самца и самку, навязывают им свой выбор. Мы пичкаем их всякой дрянью, возбуждающими средствами, заставляем спариваться. Между тем секс для них мало что значит, просто необходимая для размножения операция. Все равно как для нас строительство дома. Однако операция очень интимная, требующая уединения. Люди лишают их и этого. Какими же дикарями, безумцами представляемся мы птицам!
Короче, люди обращаются с орлами как с животными, порабощают их.
Хриплый голос Карэмэна возвысился почти до крика.
— И мы наказаны — мы сами стали рабами!
Самые ловкие из людей научились летать верхом на птицах. Они отражали нападение диких орлов и защищали остальных. Те платили им: кормили, давали кров, обслуживали.
Поначалу это было только справедливо. Но плата все возрастала, летуны постепенно захватывали власть. Защитники превратились в вожаков, вожаки — в лордов. Людям свойственна жажда власти. Птицам нет.
Мы позволили летунам поработить птиц, мы поощряли их. Летуны воспользовались орлами и поработили нас!
Черт побери, мы получили по заслугам.
14
Мать — лучший друг юноши.
Старинная поговорка
Джэркадон оставил Короля Тень и охрану за дверью, а сам прошел на террасу к матери. За последние дни Мэйала словно съежилась, она казалась совсем крошечной, раза в два меньше, чем раньше. Волосы окончательно поседели, ни единого золотистого волоска, а личико ссохлось и сморщилось. Она сидела и смотрела на раскинувшийся внизу парк, но вряд ли видела его.
— Ясного неба, матушка, — поздоровался Джэркадон и пододвинул себе стул.
Она обернулась, скользнула взглядом по связке бумаг в руке сына:
— Тебе также, сынок.
— Все хандрите, матушка? Вы бы занялись чем-нибудь, шитьем например. Или книжку почитали б. Чего зря высиживать, только хуже от этого.
— Возможно, я буду брать уроки анатомии, — прошептала Мэйала, отвернулась и снова уставилась в пустоту.
Джэркадон подавил раздражение и устроился поудобнее.
— Я пришел попросить вас кое о чем.
— Что еще? Я и так никого не принимаю.
Да, видно, придется набраться терпения.
— Матушка! Оказывайте мне должные знаки почтения, и ваше недомогание сразу же пройдет.
Королева промолчала.
Джэркадон вздохнул:
— Я хочу, чтобы вы рассказали мне о Счагэрне.
Она вздрогнула, глаза забегали.
— Я никогда не бывала в Счагэрне.
— Да, вы в основном находились в Коллиноре.
Мэйала нахмурилась и покачала головой:
— Твой отец залил кровью всю страну, лишь бы сохранить это в тайне. Спроси кого-нибудь другого.
Джэркадон передернул плечами:
— У меня есть новости от Виндакса.
— Что?! Какие новости?
— А вы мне расскажите о Счагэрне?
Мэйала презрительно скривила губы:
— Хорошо. Расскажу, что знаю. Когда ты получил это известие?
— Два дня назад. Он жив.
Она закрыла лицо руками и неслышно, про себя вознесла хвалу Господу.
— Скорее всего жив. Я получил письмо, видимо, продиктованное Виндаксом и запечатанное его печатью. Значит, нашли по крайней мере его тело. Фон думает, что письмо подлинное. Вот, прочтите.
— Прочти ты.
Джэркадон повиновался. Мэйала долго сидела неподвижно, потом спросила:
— Кто же виновник преступления?
Джэркадон окинул мать внимательным взглядом:
— Найномэр по-прежнему считает, что произошел несчастный случай. Но если это действительно покушение на убийство, виновата Элоса, дочь герцога.
Королева разрыдалась. Джэркадон ждал, нетерпеливо ерзая на стуле.
Мэйала утерла слезы тыльной стороной ладони:
— Теперь ты, выходит, из короля превратишься в регента?
Джэркадону не хотелось злить ее, но он не удержался от смеха:
— Маменька! Ты же меня знаешь. Фон спешит сюда изо всех сил, аж перья горят. Волнуется насчет мятежников — и Счагэрна. Я не обнародую вестей о моем драгоценном сводном братце, пока мы воочию не узрим здесь физиономию герцога Фонского. Это будет посильнее любых аргументов.
Мэйала, похоже, испугалась:
— Если ты объявишь своего брата незаконнорожденным, меня, полагаю, ждет участь Тени Оролрона?
— Нет-нет, маменька, это решительно невозможно, — весело возразил Джэркадон. — Тебе этого не выдержать. А он-то каков! Молодчага! Верно говорят — не судите по внешности, никто и не ожидал, что барон окажется таким крепышом. Я получил массу удовольствия. — Многообещающий юноша потрепал мать по плечу. — Маменька, я знаю, что не лишен недостатков. Но положа руку на сердце разве я первый из королей Ранторры захватил трон ценой небольшого кровопролития? Да, кое-кто из моих приятелей на наших дружеских пирушках порой дает волю рукам и вообще ведет себя не совсем хорошо, но ведь вы — мать короля. И ваш, пусть очень скверный, сын ничего такого не допустит. Обещаю.
Однако слова его не убедили королеву.
— А твой отец?
— Ну, он хотел отречься от меня. Ладно, после обсудим. Сперва Счагэрн. Итак?
— Альво спас нас и вывез из Аллэбана, — заговорила королева, обращаясь не к Джэркадону, а к далекому голубому небу. — Меня вызвали во дворец и приказали выйти замуж за твоего отца. Впрочем, тебе это все известно. Мы думали, Карэмэн теперь нападет на Ранторру, и Оролрон готовился к войне. И тут Карэмэн предложил заключить перемирие. Альво сказал, что на слово этого мятежника можно положиться. Он обеспечил надежную охрану, провез Карэмэна через Рэнд и организовал его встречу с твоим отцом. В Счагэрне. Они заключили перемирие — на весь срок, отпущенный Оролрону Богом, до самой его смерти. Граница проходила по Орлиной Вышке, ни одна из сторон не имела права пересекать ее. Все.
Джэркадон с сомнением взглянул на нее:
— Не сохранилось никаких записей, протоколов?
— Конечно, нет. Короли не вступают в переговоры с бунтовщиками.
Джэркадон подумал с минуту.
— Но зачем же такая секретность?
— Короли не вступают в переговоры с бунтовщиками, — повторила Мэйала.
Нет, она определенно что-то скрывает.
— А на слова у папеньки была весьма, избирательная память, — заметил Джэркадон. — Но этого не достаточно. Ты права насчет крови — свидетелей не осталось. Но перемирие можно было заключить письменно. Почему потребовалась встреча?
— Приедет Альво, спроси у него.
— Нет!!! — заревел Джэркадон. — Я хочу знать сейчас! Сейчас же!
Королева устало махнула рукой:
— В летописях все, что касается Аллэбана, — сплошная подделка. Ты думаешь, мятежники были летунами? Думаешь, Карэмэн — могучий воин? Ничего подобного. Он — священник, обходительный слабосильный человечек. По ту сторону Вышки вообще нет летунов, только крестьяне, ремесленники и духовенство. И орлы.
— Шутишь!
— Нет, — отрезала Мэйала. — Не шучу. То был не политический мятеж, то был религиозный бунт, а возглавлял и вдохновлял его проповедник Карэмэн. — Теперь она развернулась и смотрела прямо в глаза Джэркадону. — Орлы — разумные существа.
Старинная поговорка
Джэркадон оставил Короля Тень и охрану за дверью, а сам прошел на террасу к матери. За последние дни Мэйала словно съежилась, она казалась совсем крошечной, раза в два меньше, чем раньше. Волосы окончательно поседели, ни единого золотистого волоска, а личико ссохлось и сморщилось. Она сидела и смотрела на раскинувшийся внизу парк, но вряд ли видела его.
— Ясного неба, матушка, — поздоровался Джэркадон и пододвинул себе стул.
Она обернулась, скользнула взглядом по связке бумаг в руке сына:
— Тебе также, сынок.
— Все хандрите, матушка? Вы бы занялись чем-нибудь, шитьем например. Или книжку почитали б. Чего зря высиживать, только хуже от этого.
— Возможно, я буду брать уроки анатомии, — прошептала Мэйала, отвернулась и снова уставилась в пустоту.
Джэркадон подавил раздражение и устроился поудобнее.
— Я пришел попросить вас кое о чем.
— Что еще? Я и так никого не принимаю.
Да, видно, придется набраться терпения.
— Матушка! Оказывайте мне должные знаки почтения, и ваше недомогание сразу же пройдет.
Королева промолчала.
Джэркадон вздохнул:
— Я хочу, чтобы вы рассказали мне о Счагэрне.
Она вздрогнула, глаза забегали.
— Я никогда не бывала в Счагэрне.
— Да, вы в основном находились в Коллиноре.
Мэйала нахмурилась и покачала головой:
— Твой отец залил кровью всю страну, лишь бы сохранить это в тайне. Спроси кого-нибудь другого.
Джэркадон передернул плечами:
— У меня есть новости от Виндакса.
— Что?! Какие новости?
— А вы мне расскажите о Счагэрне?
Мэйала презрительно скривила губы:
— Хорошо. Расскажу, что знаю. Когда ты получил это известие?
— Два дня назад. Он жив.
Она закрыла лицо руками и неслышно, про себя вознесла хвалу Господу.
— Скорее всего жив. Я получил письмо, видимо, продиктованное Виндаксом и запечатанное его печатью. Значит, нашли по крайней мере его тело. Фон думает, что письмо подлинное. Вот, прочтите.
— Прочти ты.
Джэркадон повиновался. Мэйала долго сидела неподвижно, потом спросила:
— Кто же виновник преступления?
Джэркадон окинул мать внимательным взглядом:
— Найномэр по-прежнему считает, что произошел несчастный случай. Но если это действительно покушение на убийство, виновата Элоса, дочь герцога.
Королева разрыдалась. Джэркадон ждал, нетерпеливо ерзая на стуле.
Мэйала утерла слезы тыльной стороной ладони:
— Теперь ты, выходит, из короля превратишься в регента?
Джэркадону не хотелось злить ее, но он не удержался от смеха:
— Маменька! Ты же меня знаешь. Фон спешит сюда изо всех сил, аж перья горят. Волнуется насчет мятежников — и Счагэрна. Я не обнародую вестей о моем драгоценном сводном братце, пока мы воочию не узрим здесь физиономию герцога Фонского. Это будет посильнее любых аргументов.
Мэйала, похоже, испугалась:
— Если ты объявишь своего брата незаконнорожденным, меня, полагаю, ждет участь Тени Оролрона?
— Нет-нет, маменька, это решительно невозможно, — весело возразил Джэркадон. — Тебе этого не выдержать. А он-то каков! Молодчага! Верно говорят — не судите по внешности, никто и не ожидал, что барон окажется таким крепышом. Я получил массу удовольствия. — Многообещающий юноша потрепал мать по плечу. — Маменька, я знаю, что не лишен недостатков. Но положа руку на сердце разве я первый из королей Ранторры захватил трон ценой небольшого кровопролития? Да, кое-кто из моих приятелей на наших дружеских пирушках порой дает волю рукам и вообще ведет себя не совсем хорошо, но ведь вы — мать короля. И ваш, пусть очень скверный, сын ничего такого не допустит. Обещаю.
Однако слова его не убедили королеву.
— А твой отец?
— Ну, он хотел отречься от меня. Ладно, после обсудим. Сперва Счагэрн. Итак?
— Альво спас нас и вывез из Аллэбана, — заговорила королева, обращаясь не к Джэркадону, а к далекому голубому небу. — Меня вызвали во дворец и приказали выйти замуж за твоего отца. Впрочем, тебе это все известно. Мы думали, Карэмэн теперь нападет на Ранторру, и Оролрон готовился к войне. И тут Карэмэн предложил заключить перемирие. Альво сказал, что на слово этого мятежника можно положиться. Он обеспечил надежную охрану, провез Карэмэна через Рэнд и организовал его встречу с твоим отцом. В Счагэрне. Они заключили перемирие — на весь срок, отпущенный Оролрону Богом, до самой его смерти. Граница проходила по Орлиной Вышке, ни одна из сторон не имела права пересекать ее. Все.
Джэркадон с сомнением взглянул на нее:
— Не сохранилось никаких записей, протоколов?
— Конечно, нет. Короли не вступают в переговоры с бунтовщиками.
Джэркадон подумал с минуту.
— Но зачем же такая секретность?
— Короли не вступают в переговоры с бунтовщиками, — повторила Мэйала.
Нет, она определенно что-то скрывает.
— А на слова у папеньки была весьма, избирательная память, — заметил Джэркадон. — Но этого не достаточно. Ты права насчет крови — свидетелей не осталось. Но перемирие можно было заключить письменно. Почему потребовалась встреча?
— Приедет Альво, спроси у него.
— Нет!!! — заревел Джэркадон. — Я хочу знать сейчас! Сейчас же!
Королева устало махнула рукой:
— В летописях все, что касается Аллэбана, — сплошная подделка. Ты думаешь, мятежники были летунами? Думаешь, Карэмэн — могучий воин? Ничего подобного. Он — священник, обходительный слабосильный человечек. По ту сторону Вышки вообще нет летунов, только крестьяне, ремесленники и духовенство. И орлы.
— Шутишь!
— Нет, — отрезала Мэйала. — Не шучу. То был не политический мятеж, то был религиозный бунт, а возглавлял и вдохновлял его проповедник Карэмэн. — Теперь она развернулась и смотрела прямо в глаза Джэркадону. — Орлы — разумные существа.