Ровно через десять дней после тревоги, которую подняли на Рамо одиночки из Найнэр-Фона, Ролсок весьма неучтиво растолкал маршала посреди третьей четверти. На юном полковнике лица не было.
   — Одиночки из Подрилта! — Его и всегда-то тонкий голосок походил на писк.
   — Сколько? — Найномэр сел в постели.
   Мальчишеское лицо Ролсока побледнело как мел, на лбу блестели бусинки пота.
   — Тридцать три, мне сказали. И все прибывают.

 
   — Как они это делают? — в третий или четвертый раз вопрошал король.
   На заседание совета в кабинет Джэркадона были вызваны все старшие офицеры гвардии, а также лорды — канцлер, управляющий двором и даже королевский птицевод и главный тюремщик. Они молча переминались с ноги на ногу — волосы взъерошены, взор затуманен.
   В третий или четвертый раз король не получал ответа. Добрая половина одиночек вернулась назад, и число это все увеличивалось. У большинства орлов на когтях или крыльях обнаружили следы засохшей крови. Но у самих птиц — ни царапины.
   У многих к ноге был привязан конверт — между тем ни один нормальный орел не стал бы долго таскаться с таким неудобным довеском. Все послания гласили одно: «Сдавайтесь, выпускайте птиц из гнезд и ждите моих распоряжений в Зале Церемоний. Король Виндакс VII». Записок было много — не утаить. Любой житель Рамо видел их или хотя бы слышал текст.
   Джэркадон перестал шагать из угла в угол, сел за стол, окинул советников внимательным взглядом. Пожилые люди с большим летным опытом — по крайней мере в прошлом. Вряд ли кто в Ранторре разбирается в орлах лучше, чем они.
   — Ну? Спрашиваю еще раз. Как это может быть — всадник убит, а скакун невредим? Какой болван полетит в бой, натянув вожжи? Как они это делают? Фон рассказал мне об аллэбанских боях. В то время мятежники не проделывали ничего подобного. Как они это делают сейчас?
   Молчание.
   Найномэр только смущенно пыхтел. Задачка ему не по зубам. Если уж Джэркадон с Ролсоком не находят решения… Интересно, каково мнение Фона? Герцогу следовало бы быть здесь. Вообще-то ему следовало бы стоять во главе войска. Но Альво содержится под арестом, его заперли в питомнике. Если слухи о молоденькой герцогине верны, вряд ли он скоро вернется ко двору. Джэркадон сам создает себе проблемы… Но — молчок! Такие мысли — уже измена.
   В комнату без доклада вошел курьер, поклонился королю.
   — Сто восемьдесят, сир — сказал он, повернулся и вышел, не дожидаясь ответа.
   — Будет двести, — с кислой миной заметил Джэркадон. — Хотите пари?
   — Ваше величество, — тихо заговорил Ролсок, — армии пора выступать.
   Его царственный приятель испепелил юношу взглядом.
   — Ни в коем случае, пока не узнаем, как они ведут бой, — прорычал король.
   Ролсок с надеждой глянул на молчавшего Найномэра. Никто не назовет его трусом, но сто восемьдесят из двухсот? Все эти люди, несомненно, погибли.
   — Ваше величество, — проскрипел командующий воздушными силами, дряхлый маршал Куортир, номинальный командир гвардии, — я согласен с полковником. После Адского Перескока задержать мятежников практически невозможно.
   — Может быть, они спрячутся в горах, будут грабить и разбойничать, — предположил Повелитель Перьев.
   — Стоит им захватить воздушные потоки вокруг дворца — и мы в осаде, — пробормотал управляющий двором.
   — И численность нашего войска не имеет значения, — добавил лорд-канцлер.
   «Не солдаты, не настоящие солдаты, жалкие любители, тыловые крысы. Им одного хочется — чтобы мятежники держались подальше от Рамо».
   — Если армию постигнет участь посланного в Подрилт отряда, некому будет охранять дворец, — процедил король. — У нас не останется орлов. В гнездах они по крайней мере надежно заперты.
   — Корм на исходе, — возразил Ролсок. — Они протянут дней пять, не больше. И мы тоже.
   Джэркадон побарабанил пальцами по столу, закусил губу. Решать ему. «А ведь у мальчишки нет никакого опыта в управлении государством», — вдруг осознал Найномэр. Если на сей раз он ошибется, то такой опыт уже никогда и не появится.
   — Я хочу знать, что случилось с теми людьми! — воскликнул король.
   — Их убили орлы, — отозвался Ролсок. — От ранений стрелой не бывает столько кровищи.
   — Ну? — кивнул Джэркадон.
   — Ну, выходит, наши орлы должны атаковать их сверху. Выиграть высоту мы можем в одном месте — на Адском Перескоке.
   Король что-то проворчал себе под нос. Потом решительно повернулся к Найномэру:
   — Вы — главнокомандующий! Как вы намерены поступить?
   Совсем другое дело. Пора настоящим профессионалам вступить в игру. Приятно видеть, как разочарованно вытянулась мордашка Ролсока. Найномэр тщательно взвесил все «за» и «против». В его распоряжении колоссальное войско — четырнадцать тысяч человек. Но разве честно вести их в бой с неведомым врагом?
   — Я хотел бы посоветоваться с владыкой Рэнда, поскольку…
   — Нет! — рявкнул Джэркадон.
   Итак, помощи ждать неоткуда. Предположим, он приведет армию к Ракарру, а мятежники не появятся? Сколько времени люди смогут продержаться в воздухе? Где найти насесты, чем накормить птиц и людей?
   Найномэр расправил плечи:
   — Я придерживаюсь того же мнения, что ваше величество. Оставим птиц в гнездах.
   — Значит, я ошибался, — сказал король. — Выводим войска.

 
   Ракарр — небольшая горка, даже на вершине ее можно дышать. Там и стоял маршал Найномэр, ежась от ветра и обозревая свое войско. Несмотря на смертельную усталость и напряжение, его распирало от гордости. Ни один маршал не командовал армией в 14248 человек, по официальным спискам. Кое-кто наверняка «отлучился», но о трусах и жалеть не стоит.
   Скажем, четырнадцать тысяч. Соблюдать строй при такой численности невозможно. С солнечной стороны небо было черно от кружащихся, перелетающих с места на место птиц и всадников. Конец колонны терялся в вышине, а начиналась она над самыми полями и террасами солнечной стороны Ракарра.
   Солдаты, которым посчастливилось занять лучшую часть теплого воздушного потока, держали высоту, но из-за толкучки, кого-нибудь все время вытесняли к краю. Им приходилось опускаться, а потом опять пробивать себе путь наверх. У основания колонны порывы холодного ветра темной стороны окончательно сбили строй; всадников — с вершины они казались крошечными точками — мотало туда-сюда, вверх-вниз. Зрелище приятное для глаз, но наездникам, наверное, приходится туговато. Чертовски туго. Попавшим в Верхнюю часть воздушной струи — она поворачивала и поднималась вверх, выше следующего пика, тех далеких всадников Найномэр вообще почти не видел — не повезло по другой причине: они задыхались. Несколько раз маршал замечал торопливо спускающихся орлов: их хозяева спешили вниз, чтобы спасти себе жизнь. Иногда слишком поздно.
   Жаль, что воздушные потоки вечно как-то извиваются, загибаются: Найномэру надлежало бы находиться впереди армии. Он так и собирался сделать — мужественно встретить грудью врага.
   Но Ролсок тактично намекнул, что тогда он не увидит противника, не сможет подать сигнал к наступлению, вовсе; не сможет командовать.
   Смышленый парень этот Ролсок; Найномэр обязательно проследит, чтобы его наградили какой-нибудь медалью. После сражения.
   Но он тоже не промах: нашел-таки подходящее, достойное маршальского звания местечко. Устроил штаб-квартиру на самом Ракарре, на одной из остроконечных вершин. Здесь он обосновался вместе с Ролсоком, несколькими помощниками и их орлами. Птицы, разумеется, в колпачках и надежно привязаны. Не помешали бы и палатки. Но что делать — ветер, спешка, лишний груз… С солнечной стороны ждет его армия. Вокруг горы клубятся сгустки тумана, они просачиваются через щели между хребтами и испаряются на солнце. А над головой — пустой небосвод. Наветренную темную сторону пика окутывает одеяло из облаков, а сквозь них видны Адский Перескок, Рэнд, Крэнт — и вражеское войско.
   Да, враги приближаются. Во всяком случае, так утверждают остроглазые юнцы из его свиты.
   Сам Найномэр ровным счетом ничего не видел. Но Ролсок уверил его, что примерно полчаса назад в воздушном потоке над Крэнтом показались первые вражеские птицы.
   Найномэр отправил гонца во дворец. Потопал ногами, похлопал руками, пытаясь согреться. «Черт, как слезятся глаза. Надо бы поговорить с мальчишками, — подумал маршал. — Расставить все по своим местам, показать, кто здесь настоящий командир». Но он не знал, с чего начать.
   — Что-нибудь еще видите, адъютант? — спросил он.
   — Нет пока, лорд. — Ролсок протер глаза. — Наверное, просто дым — кто-то поджег кустарник. Или их много, чертовски много. — Голос его невольно дрогнул.
   Найномэр решил повеселить приунывших офицеров.
   — Не высматривайте всадников, — сказал он. — В Аллэбане не летают верхом. Люди, словно вязанки дров, болтаются у орлов в клювах.
   На всех лицах выразилось вежливое недоумение, недоверие.
   — Да, да! Герцог Фонский дрался с ними много лет назад. Он и рассказал мне об этом. Я и сам однажды видел летный костюм с такими причиндалами. Просто толстые канаты. — Маршалу наконец представился случай выказать себя опытным, бывалым воякой. — Конечно, нельзя не отдать им должное, птиц они дрессировать умеют. Но лично мне не нравится. Что, если проклятая скотина вдруг чихнет?
   Молодые люди заулыбались.
   — И стрелять неудобно, ваше лордство.
   — Очень неудобно, — согласился Найномэр. — Ни малейшего риска. Сегодня мы доверху заполним Адский Перескок телами мятежников. Пастухи будут гнать по ним скот.
   Когда же скомандовать атаку? У мятежников нет выбора: за время планирования они потеряют высоту и вынуждены будут войти в идущую вверх холодную струю. Выбора нет и у него. Королевскому войску надо покинуть воздушный поток над солнечной стороной Ракарра, пролететь прямо над его головой и кинуться вниз, в ущелье. Самое трудное — рассчитать скорость. Их задача — не дать мятежникам развернуться. Поэтому основное сражение разгорится у ближайшего края ущелья. Многим придется расстаться там со своими орлами. Не худо было бы организовать спасательные команды. Впрочем, сейчас уже слишком поздно.
   Его солдаты должны лететь гораздо быстрее. Значит, он даст команду, когда будет видеть птиц мятежников так же ясно, как своих собственных. Проще простого.
   — Ковчег Господень! — побелевшими губами прошептал Ролсок, и шепот его был страшнее истошного вопля.
   Найномэр решил, что у него неладно с глазами. Или поднялась какая-то странная пыльная буря?
   Он обернулся, взглянул на свое войско. Потом опять на Адский Перескок.
   У него четырнадцать тысяч солдат — а на той стороне тридцать, даже сорок тысяч. Найномэр затрясся, Жуткий холод на этой проклятой горе.
   Неудивительно, что двести разведчиков не вернулись из Подрилта.
   Что это? Неужели все прибывают? Пыльные тучи сгущаются. Неужели на свете так много птиц?
   Найномэр не мог определить, сколько же их на самом деле. Шестьдесят тысяч? Восемьдесят? Во много, много раз больше, чем у него.
   — Они блефуют! Людей всего несколько тысяч. Остальные — дикие орлы.
   Но дикие орлы тоже нападают на всадников, и они гораздо подвижнее, с ними труднее справиться.
   — Дикари перебьют и мятежников! — вскричал маршал.
   — Чего ж они медлят? — еле слышно шепнул Ролсок.
   Дикие орлы, видимо, охраняли других птиц, которые в когтях несли подвешенных на стропах людей. Может, поэтому они используют такой способ передвижения? Потому что он не раздражает дикарей? Но как мятежникам удалось заставить диких орлов сопровождать их?
   Теперь глаза маршала различали огромную стаю птиц. Те, с «плетенками» в когтях, летели ниже остальных, но все же выше, чем ожидалось. А за ними еще и еще, нет сметные множества черных точек. Господи Боже, откуда они взялись?!
   Найномэр выпрямился. Час пробил.
   — Вперед! В атаку!
   Офицеры очнулись от оцепенения. Они достали зеркала и повернули их против солнца. Сотни солнечных зайчиков заплясали на вершине Ракарра. Заждавшиеся солдаты встрепенулись — и птицы королевской гвардии начали планирование.
   Всадникам из нижней части колонны еще предстояло набрать высоту, они продолжали кружиться.
   Верхней части лететь дальше, зато скорость у них больше. Об этом Найномэр не подумал: две трети его войска окажутся над Ракарром практически одновременно; начнется давка. Проклятие! Ему не дали время все как следует рассчитать.
   Маршал оглянулся на Адский Перескок. Он уже ясно видел передние ряды, а облако становилось все гуще. Орлов, что пчел в улье. Двести тысяч? Четыреста? Не стоит гадать. Но откуда, откуда они взялись?
   Об этом же думали и окружавшие его офицеры.
   — Если каждый солдат каждой стрелой попадет в птицу… — сказал чей-то голос.
   Все равно в целой армии не наберется столько стрел.
   — Остановите их! — крикнул Найномэр.
   Если дикие орлы не камуфляж, если они будут сражаться на стороне мятежников, от армии его лордства маршала Найномэра только перья полетят.
   Это не сражение — это побоище.
   Солнце померкло. Найномэр поднял голову. Тысячи Птиц бестолково копошились в небе, массы птиц, лес крыльев; некоторые летели так низко, что маршалу захотелось присесть, спрятаться, закрыть лицо руками от стыда. Люди кричали и ругались, а соседи все напирали, толкали их сверху и снизу. Всюду промахи, непростительные ошибки.
   Но несмотря ни на что, лорд Найномэр гордился, восхищался своим отважным воинством, королевской армией, его армией. Летуны, властители ветров!
   «Храбрые парни! Многие из вас не вернутся из сегодняшнего сражения, — думал он. — В неравный бой посылаю я вас. Но вы исполните свой долг. Я сделал, что мог. Настал черед короля Джэркадона».
   Стая орлов промчалась над вершиной Ракарра, на огромной скорости кинулась вниз, навстречу ветру.
   И тут случилось нечто очень странное, никем не предвиденное.
   Каждая птица подняла ногу и наклонила голову — никому из летунов не доводилось наблюдать такого движения. Каждая птица. Все разом.
   В унисон вскрикнули четырнадцать тысяч глоток.
   В кровавый цвет окрасилось небо.


19


   «Последний из племени летунов».
   Сэр Укэррэс
   Королевский дворец на Рамо был великолепнейшим жилищем, какое только может вообразить себе человек. Королевский орлиный питомник не уступал дворцу. Оролрон не скупился. Постройка, оборудование были выше всяких похвал. Несмотря на подавленность, на охватившее его безразличие, герцог Фонский был потрясен. Ни в каких исправлениях, улучшениях питомник не нуждался. Все возможное делалось или было сделано. Впрочем, не за тем его здесь и заперли. Герцог знал, что сопротивление бесполезно, остается лишь подчиниться.
   Он выгнал главного птицевода из его благоустроенных покоев и поселился в них сам. Заказал побольше первосортного вина, нанял четверку покладистых девиц и целыми днями валялся с ними в постели и пьянствовал. Или же погружался в мрачное раздумье.
   В первый же день Альво получил коротенькую записку от маркизы: король, мол, весьма доволен Элосой, но она приустала с дороги, и доктора прописали ей постельный режим. Герцог сжег письмецо и кликнул очередную девку.
   Скучно тянулись дни. При дворе у Альво не было друзей, никто не приносил свежие сплетни. Властитель Рэнда превратился в парию; сам вид его служил уликой, обличал изменника. Одиночество стало уделом герцога с тех пор, как он покинул Найнэр-Фон. Теперь изменилась лишь обстановка. Если б не титул, Джэркадон вверг бы его в темницу. Настоящие его покои, что ни говори, все-таки лучше. Вполне терпимо устроился.
   Он размышлял. Он вспоминал свои ошибки. Много их было, слишком много.
   Он упустил Мэйалу, а такая страсть приходит только раз в жизни. Только раз. Но герцогу и принцессе, чтобы заключить брак, необходимо разрешение короля. Оролрон отказал и вытребовал ее ко двору. Фон мог воспротивиться, но тогда бы он оказался между двух огней: мятежниками с одной стороны и разъяренным повелителем — с другой. Это означало новый бунт, а государству и без того угрожала опасность. Он покорился. Что это было — верность короне или трусость?
   Он способствовал перемирию между королем и Карэмэном. До сих пор герцог Фонский верил, что мирный договор был шедевром дипломатического искусства. Но не был ли он второй ошибкой?
   Ему не следовало жениться на Фэннимоле. Она принесла ему земли, но он не желал ее, а любил и того меньше.
   И тут мысли герцога Альво неизменно возвращались к Элосе. Элоса? Четвертый куплет его погребальной песни, четвертая ошибка. Алмаз ярче сверкает на Черном бархате; даже самому сильному, самому суровому человеку необходимы тепло и ласка. Необходима хоть какая-то отдушина. Всего этого он лишился, потеряв Мэйалу; не нашел в Фэннимоле; а неприступные скалы Рэнда — его владений — не согревали душу. Всю нежность, на которую был способен, отдал он Элосе, он потакал всем капризам девчушки. И что же? Бархат исчез, остался один алмаз — твердый, острый, холодный. Элоса, птичка моя!
   Еще бутылочку.
   Хиандо-Кип? Даже не ошибка — безумие. Но она клялась, что беременна и ребенок родится в срок. Когда весть о рождении наследника достигла Найнэр-Фона, он подсчитал дни и успокоился. Вспоминал только проведенные с нею часы — его звездный час на пути к смерти. О Мэйала!
   Но потом Фэннимола отправилась во дворец. Она и всегда-то была унылой стервой, а вернулась просто мрачнее тучи, темнее Темной стороны. «Посади наследника рядышком с кухаркиным ублюдком Рорином — и различить их можно только по возрасту, — заявила герцогиня. — Объясните-ка это королю, объясните народу, ваша светлость».
   С тех пор связь между Найнэр-Фоном и Рамо практически прервалась.
   Сколько же ошибок он насчитал? Пять? Как правило, считать дальше не хватало сил. Он бывал уже чересчур пьян.
   Приезд Виндакса? Роковая ошибка — но не его.
   Он утаил от Виндакса письмо короля, отложил до окончания охоты. И вот произошел тот… тот несчастный случай. Небрежность, ошибка или же просто попытка совершить доброе дело? В конце концов письмо ничего не изменило бы.
   Значит, пока пять. Обычно с возрастом люди умнеют, его же ошибки становились все серьезнее.
   Шестая ошибка — неверное решение, которое он принял в гнезде, когда тот выскочка-плебей, Принц Тень, потребовал сделать выбор между Виндаксом и Джэркадоном. Правда, он защищал Элосу. И разве может человек чести позволить своему внебрачному сыну сесть на чужой трон? Законы чести? Гм…
   Новая бутылка и новая девка, та что под рукой, до которой легче дотянуться губами.
   Шестая ошибка самая страшная. Десять минут с Джэркадоном — и у герцога не осталось ни капли сомнения. Он — первый вельможа государства — получил весть о том, что старший принц жив. Он мог повернуть ветер, мог вернуть Виндаксу корону. А он, он отдал королевство на растерзание садисту и деспоту, неуправляемому похотливому юнцу, у которого одно на уме — высечь кого попало и развлечься с малолетними девчонками.
   Джэркадон небось воображает, что совратит и Элосу. Дудки! Она сумеет дать отпор. На сей раз короля ждет разочарование.

 
   Девять дней самобичевания и разврата. На десятый герцог протрезвел, сверился с календарем и принудил себя написать королю. Альво униженно молил позволить ему посетить дворец по случаю совершеннолетия дочери. Ответила вновь маркиза: король в честь дня рождения Элосы хочет устроить вечер, небольшую, но чудесную вечеринку только для близких друзей, ровесников девушки. Герцога не пригласили.
   Однако он порадовался, что у дочки появились друзья, и послал ей письмо с поздравлениями и наилучшими пожеланиями. Ответа не последовало.
   На следующий день произошли некоторые изменения. Во-первых, у дверей поставили стражу. Солдаты не выпускали герцога и никаких объяснений не давали. Во-вторых, гнезда начали быстро пополняться. Его апартаменты были удобным наблюдательным пунктом. Прибывали новые и новые птицы.
   Герцог сразу же догадался, что происходит, хотя смотры летунов уже давным-давно не проводились. Он надеялся, что его призовут на помощь — все лучше, чем полное бездействие, но никто не приходил, и с горя Альво вернулся к шлюхам и попойкам.

 
   Посреди третьей четверти герцог вдруг открыл глаза: что-то пронеслось мимо, затмило солнце. Он выглянул в окно и увидел тучи орлов, поднимающихся ввысь, словно столб дыма — дыма от погребального костра?
   Бунт. Мятежники идут. Возможно, и Виндакс с ними. Герцог так и не решил, на чьей же он стороне, чья победа порадует его больше, и улегся опять, захватив две бутылки и отослав всех девиц.

 
   Когда он проснулся, вокруг было до странности тихо. В гнездах осталось всего несколько птиц. Путь был свободен: стражники испарились. Альво побрился, умылся и оделся, сам нашел, что пожевать — слуги тоже исчезли.
   Потом он прошел в ближайшее к дому птицевода гнездо. Выбор небогат — совсем уж древние экземпляры и беременные самки, непригодные к боевому полету. Седло и шлем он отыскал с трудом.
   У дворцовой стены часовой окликнул его, но, увидев, что Альво безоружен, махнул рукой. На весь дворец было человек пять стражников, не больше.
   Герцог приземлился на насест нижнего яруса главного гнезда. Сэкономил лишние две минуты. Ни одного грума. Фон сам надел на свою птицу колпачок, чтобы расседлать ее, — и тут заметил, как меняется все вокруг. Он увидел, как орлы стражников разрывают ремни. Увидел трупы стражников. Увидел, как птицы садятся на лужайки и избавляются от сбруи.
   Герцог Фонский узнал правду об орлах еще до Счагэрна. Укэррес тогда бежал по Дороге Мертвеца и рассказал о восстании, о положении придворных, запертых в аллэбанском дворце. Знал герцог и о том, что любая весть облетает всех орлов со скоростью ветра, со скоростью мысли. Он догадался немедленно.
   Пять стражников разделили участь королевской армии. Мятежники победили, не потеряв ни единого человека, ни единой птицы. Отношения Карэмэна с орлами плюс трюк, простой, как все гениальное, — и дело сделано. Но изобрести этакую штуку мог только летун, чертовски ловкий летун, дьявольски ловкий.
   Он промазал, не подстрелил эту верткую Тень. То была седьмая ошибка Альво Фонского, худшая из всех.

 
   Он обыскал весь дворец, но Элосы нигде не было. Дворец быстро превращался в желтый дом. Когда герцог покинул гнездо, над садом кружилось с дюжину орлов; через несколько минут — не меньше сотни; а через час — тучи и тучи.
   Балконы, террасы, сады, дворики — все открытые помещения — не имели никакой защиты от птиц. Прорваться к воротам не мог никто: орлы осадили дворец. Крытые переходы и залы были до отказа забиты ополоумевшими толпами. Солдат не было — все ушли в бой. Герцог знал, что ни один из них не вернется.
   Стражников тоже не осталось. Во многих внутренних покоях были огромные
   — от пола до потолка — окна. Хищные чудовища гигантскими клювами, словно ножницами, разрезали ставни, разбивали стекла. Люди оборонялись, рубили орлов мечами, поэтому более терпеливые птицы предпочитали не рисковать и ждать снаружи. Мужчины и женщины с визгом метались по коридорам, забивались в подвалы, в шкафы, в каморки слуг. Копившаяся годами ненависть вырвалась на волю, лавиной обрушилась на столицу Ранторры.
   С неба падали камни.
   Крыши могли защитить разве что от солнечных лучей. Некоторые снаряды сразу же пробивали пол и летели дальше, в нижние этажи. Гром канонады разносился по всему дворцу.
   Все больше погибших. И все сильнее ужас уцелевших.
   В ход шли не только камни. Скамьи, тачки, жернова, статуи, колпаки дымовых труб, маслобойки летели с невероятной высоты; и — самое кошмарное, самое нестерпимое — орлы начали швыряться обезглавленными трупами; Впрочем, это быстро прекратилось: их, видно, призвали к порядку.
   Герцог прокладывал себе путь через дворцовые переходы, подвалы и наконец в яйцеобразном кабинете Джэркадона он нашел членов правительства. Пепельно-бледный юнец съежился за столом, вокруг стояли старики, наверное, человек двенадцать. Они дрожали крупной дрожью и просто помирали со страху. Судя по запаху, некоторые не выдержали и наложили в штаны. Лорд-канцлер, архиепископ, лорд управляющий двором, командующий воздушными силами, министры…
   Фон прорвался к Джэркадону, стал рядом с ним, скрестил руки на груди и молча ждал; молчали и остальные.
   — Бог да хранит короля Виндакса, — отчеканил Альво.
   Старики что-то промямлили в ответ.
   Герцог схватил Джэркадона за волосы, рывком повернул к себе:
   — Как вам велено сдаться? Каковы условия?
   Обезумевшие синие глаза яростно сверкнули. Джэркадон разразился непристойной бранью. Герцог с размаху шлепнул его по щеке.
   — Я готов клещами вытянуть их из тебя, щенок, — проскрежетал он. — Говори же!
   — Все видели письма, — сказал Король Тень.
   Герцогу пересказали содержание посланий Виндакса.

 
   Альво ворвался в гнездо. Он обшарил три яруса и лишь на четвертом обнаружил птиц. Шесть орлов и шесть бойцов аллэбанской армии. Шесть стрел нацелились в грудь герцога. Он остановился на верхней ступени лестницы.
   — Чего надо? — спросил предводитель. Голос у него был молодой, выговор деревенский, а тон презрительный.
   Сквозь прутья в глаза герцогу било солнце, и разглядеть как следует он не мог, но заметил, что они устало горбятся, а натянутая тетива луков дрожит. Наверное, одиннадцатидневный перелет из Найнэр-Фона до Рамо здорово измотал их.