Во время этой речи он приблизился к Асвальду шагов на пять, но тут Рэв и Бранд склонили наконечники длинных копий, намекая, что славному конунгу следует остановиться. Гримкель послушно остановился, глядя на копья с таким выразительным недоумением, будто никогда в жизни не видел этих длинных палок с острыми железками на концах и вообразить не может, для чего они предназначены.
– Да, ты меня не ждал, – ледяным голосом ответил Асвальд, когда Гримкель наконец умолк. – Это единственные слова правды во всех твоих речах. Во всем остальном ты пытался меня обмануть, и ты стоишь того, чтобы тебе в глотку забили твой Волчий Камень, которым ты клялся! Ты говорил, что Медный Лес не платит тебе дань!
– Не платит! – воскликнул Гримкель. – И я не думаю, доблестный ярл, чтобы он что-то заплатил тебе! Зачем ты меня не дождался! Посмотри, у меня почти полторы сотни человек! Я наконец сумел их собрать, поверь, это стоило немалого труда! Я вел их к тебе на помощь, потому что с тамошним народом и тамошними ведьмами нужно сражаться большими силами, сообща!
– Прекрати эту женскую болтовню! – резко прервал его Асвальд, не в силах сдержать раздражения. Опять увертки, ухмылки, выдумки! – Довольно я тебя слушал! В Медном Лесу я встретил Гутхорма Длинного, сына Адильса, твоего ярла! Он собирал дань по твоему приказу!
– Не может быть! – ахнул Гримкель конунг.
По толпе квиттов рядом с ним прошла дрожь, лица выражали недоумение. Гримкелю никто из фьяллей не верил даже на селедочный хвост, но все остальные не могли притвориться так искусно.
– Я давно уже не слышал о Гутхорме и не ждал его назад! – вполне искренне уверял Гримкель. – Скажу тебе правду, ярл: я посылал его собирать дань с Медного Леса, но так ничего и не получил! Я думал…
– Ты не думал, что он повстречает меня и вся его дань достанется мне! – перебил Асвальд.
– Дань! – Теперь на лице Гримкеля отразилось возмущение, брови задергались. – Этот мерзавец! Он самовольно ходил по Медному Лесу и притворялся моим ярлом! Он такой же ярл, как я – вещая вёльва!
– Да уж, мудрости предсказывать будущее тебе не дано! – презрительно ответил Асвальд. – Иначе ты не считал бы меня дураком, который даст подстеречь себя в засаде. Это ты глупо придумал, Гримкель Черная Борода. Ты предал меня и будешь наказан за предательство!
– Я не предавал тебя! – завопил Гримкель и сделал вид, что хочет шагнуть ближе, но наконечники копий в руках фьяллей угрожающе дрогнули. – Я шел к тебе на помощь!
– Я не просил тебя о помощи! – гневно крикнул Асвальд. – И я не верю ни одному твоему слову! Ты предал меня, а сейчас предаешь и своего человека, Гутхорма Длинного! Теперь выбирай: или ты добровольно сдаешься и я везу тебя к Торбранду конунгу, или… можешь попытаться с оружием отстоять свою честь и свободу!
– Нет, нет! – выкрикнул Гримкель.
Отговорки не помогали, Асвальд Сутулый упрямо не желал быть тем дураком, который требовался Гримкелю, и теперь он по-настоящему испугался: его лицо побледнело, рот задрожал, глаза забегали и заморгали. Обе предложенные возможности совершенно его не устраивали. Ехать к Торбранду конунгу! Да оттуда он никогда не выберется и проживет жизнь если не рабом, то бесправным заложником! А драться… Драться с фьяллями, уступая им числом… Безумие!
– Нет, нет! – твердил Гримкель, безумно ворочая глазами от земли к небу и лихорадочно отыскивая выход. Казалось, сейчас он весь расползется от страха и растерянности, и фьялли, невозмутимые и неподвижные, как железные, смотрели на него с явным презрением. – Не нужно! Мы придумаем что-нибудь другое! Мы же друзья с тобой, Асвальд ярл! Мы всегда были друзьями и останемся друзьями! – Он сам уже не знал, что несет. – Возьми залог… Возьми половину моей дани…
– Половину твоей дани я возьму и так, – пообещал Асвальд. – Я не собираюсь проделать такой путь понапрасну. А какой же залог лучше самого конунга? Хотя, конечно, конунгом ты теперь будешь недолго. Я так понял, драться ты не хочешь? А жаль! Тогда ты прямо сегодня смог бы повидаться с твоим другом Гутхормом!
Асвальд стремительно вскинул руку и швырнул в лицо Гримкелю что-то маленькое, блестящее. Гримкель вздрогнул от неожиданности и закрыл голову руками; несколько хирдманов рядом вскинули щиты и с грохотом сшибли их над головой своего конунга. Фьялли расхохотались. На земле у ног Гримкеля лежал квиттинский амулет в виде кисти руки, отлитой из серебра, – в память о правой руке Тюра, откушенной Фенриром Волком*. Эта вещь принадлежала Гутхорму Длинному и была снята с его тела.
– Куда ему драться! – смеялись фьялли, откровенно издеваясь над противником. – Ему годится только свинарники чистить! Только собак кормить да хворост таскать! Ай да конунг у квиттов!
– Ты сам не понимаешь своей пользы, Асвальд ярл, а ведь ты очень умный человек! – говорил тем временем Гримкель, оправляясь от испуга. Своим смехом фьялли невольно подбодрили его. – Я ведь хочу помочь тебе! Мы должны быть вместе, вместе бороться с ведьмами Медного Леса, с тамошним упрямым народом, который не желает платить дань своему законному конунгу, с этими разбойниками, которые самовольно собирают дань, прикрываясь моим именем…
– Что ты там бормочешь? – крикнул Асвальд, который за смехом собственной дружины не мог разобрать слов поверженного противника. – Потише! – Он резко махнул рукой своим людям.
– Я говорю, что мы должны устроить совместный поход на Медный Лес! – торопливо заговорил Гримкель, обрадовавшись, что его слушают. – Ты и я… Или я и Торбранд конунг. Против двух могущественных конунгов тамошние ведьмы и прочий сброд не устоят. Подумай, разве я не хочу вам добра? Да, я пытался собирать дань с Медного Леса, но ведь я обязан поделиться ею с вами, с Торбрандом конунгом. Я об этом не забыл. Это мое горячее желание! И теперь я предлагаю вам совместный поход. Ты ведь понимаешь и сам, как человек умный и сведущий, что глупо нам ходить в это проклятое место поодиночке да еще и убивать друг друга! – Гримкель показал на амулет, все еще лежавший среди камешков у него под ногами. – А вместе… Вместе мы совершим славные подвиги и возьмем большую добычу! Подумай, ведь мои люди гораздо лучше знают Медный Лес! Мы знаем входы и выходы из него, знаем усадьбы, знаем, в каких местах есть руда, а в каких нет. Самые богатые залежи – возле Кремнистого Склона, усадьбы старого предателя Фрейвида Огниво. А разве вы знаете туда дорогу? Нам нужно идти вместе! Торбранд конунг, как человек умный, поймет это! Ты ведь не откажешься отвезти ему мое предложение?
– Как ловко повернул! – восхитился Исбьёрн сын Стейнара. – Мое предложение! Два могущественных конунга! Мне сдается, тут сейчас нет ни одного конунга!
Асвальд ответил не сразу. Многочисленные льстивые возгласы не затуманили ему головы, но какая-то правда в словах Гримкеля была. Квитты действительно лучше фьяллей знают Медный Лес. Знают, где и что можно взять, а где и искать нечего. «Горячая палочка» Сёльви и Слагви, конечно, хороша, но нельзя обходиться только ею. Об этом предложении стоит подумать.
– Гейрбранд ярл, – поизнес Асвальд, не сводя взгляда с Гримкеля, – забери меч у конунга квиттов.
– Что? – Гримкель двинул бровями, не веря своим ушам. Все ведь стало так хорошо получаться!
– Я буду с тобой разговаривать только после того, как ты и твои люди сложат оружие, – с надменной твердостью ответил Асвальд.
Гейрбранд Галка тем временем шагнул к строю квиттов и протянул руку. Внутренне он был готов к защите, если злосчастный конунг попытается «вручить» ему свой меч не тем концом.
Гримкель колебался. Отдать оружие на глазах у дружины означало окончательный позор. Запутавшись во лжи, которую считал оружием слабых, он все же не решался расстаться с оружием сильных, которое делало его конунгом и мужчиной.
– Ну! – резко и требовательно крикнул Асвальд. Его глаза яростно сверкнули, рука легла на рукоять собственного меча. – Отдавай или возьми в руки и защищайся, тролль тебя дери! – Он резко мотнул головой в сторону, где имелось свободное место для поединка. Ему надоело ждать.
Гримкель расстегнул перевязь и протянул Гейрбранду меч вместе с ножнами и ремнем. «Я буду с тобой разговаривать…» – было сказано ему, и за возможность разговаривать, а не биться приходилось платить.
Гейрбранд взял меч. По рядам фьяллей и квиттов пробежало движение: фьялли усмехнулись, кое-кто из квиттов спрятал лицо под щитом от такого позора.
– Кто остается со своим конунгом – то же самое! – распорядился Асвальд, скользя взглядом по рядам квиттов. – А кто не хочет – назад, в Медный Лес. Путь свободен. И чтобы на Остром мысу никого не осталось.
Ряды квиттов заколебались. Гримкель обернулся, и на лице его теперь был настоящий ужас. Квитты переглядывались, кое-кто, с молчаливой решимостью сжимая рукоять меча, отступал назад. Асвальд молчал, стиснув зубы, хотя ему очень хотелось крикнуть: «Быстрее!» Пусть думают, стоит ли им оставаться с таким конунгом. Тяжелое даже для зрителей, это зрелище подрывает душевные силы тех квиттов, кто еще не утратил способности сопротивляться. Пусть пьют свой позор глоток за глотком. Отравленные унижением души воспрянут не скоро. Пусть идут и расскажут всем, кто этого не видел. Это даже лучше, чем на месте перебить всех, как сделал бы Хродмар сын Кари.
Человек тридцать шагнули вслед за своим конунгом, снимая мечи. Эти считали, что они должны жить и умереть с тем, кому однажды клялись в верности. Другие остались стоять: эти клялись не Гримкелю, а Одину и отдать меч, его драгоценнейший дар, согласились бы только вместе с жизнью.
– Я верю, Асвальд сын Кольбейна, что ты не прикажешь бить в спины, – сказал один из квиттов, и все вокруг оглянулись, услышав его голос.
Асвальд быстро глянул в ту сторону и увидел мужчину лет сорока, с темными волосами и грубоватыми чертами лица. Глаза у него были узкие и чуть заметно косили внутрь; внешний конец густых черных бровей был шире, чем внутренний. Все вместе это делало взгляд синих глаз острым и метким, как стрела, бьющая точно в цель. Рука с широкой сильной кистью крепко сжимала рукоять меча, и Асвальд осознал как упущение то, что не знает этого человека. Ведь это их новый вождь, по всему видно.
– Я предоставил вам выбор и не отступлюсь от своих слов, – ответил Асвальд, меряя собеседника оценивающим взглядом. – Как твое имя?
– Я – Ингвид сын Борга, – ответил квитт. – Если тебе это любопытно, то я в родстве с Гримкелем конунгом: моя сестра Асгерд была женой его двоюродного брата Халькеля Бычьего Глаза.
– Я вижу, ты отступился от родича, – уколол его Асвальд, но в душе знал, что тот поступил как должно.
– Нет, это он отступился от нас, – твердо ответил Ингвид. – От нас, от предков и от богов. Так и скажи твоему конунгу.
Он повернулся и пошел прочь. Квитты, не пожелавшие расстаться с оружием, сплотились вокруг него, и привычный глаз Асвальда отметил, что они закрывают нового вожака сзади. Что ж, такого человека следует беречь. Этот, уходящий, был бы гораздо более ценной добычей, чем тот, остающийся.
Этим вечером на хозяйском месте в гриднице Лейрингов сидел Асвальд ярл, а Гримкель конунг должен был почитать себя счастливым, что ему досталось почетное гостевое место напротив хозяйского. И женщины подносили мед и пиво сначала Асвальду и лишь потом Гримкелю.
Впрочем, Асвальд пил мало, поскольку понимал, что сегодня требуется особая осторожность. Дозоры были расставлены вокруг усадьбы и прохаживались по всему Острому мысу, чтобы в случае опасности мгновенно поднять тревогу. Все семь кораблей вытащили из сараев к воде и полностью приготовили в дорогу. Почти все, что Асвальд посчитал нужным забрать из усадьбы Лейрингов – в основном меха и зерно из Гримкелевой части дани, – уже было погружено. Но от нынешнего конунга квиттов можно ожидать чего угодно, и Асвальд, прежде чем отпить от кубка, приказал поднять уголек с очага и двумя короткими движениями начертил на ладони руну «науд», предохраняющую от ядов. Конечно, серебряный кубок от этого не разлетится в осколки, но если яд будет, «науд» даст знать.
– Я согласен отдать Торбранду конунгу еще половину дани! – говорил со своего места Гримкель конунг, хотя его согласия никто не спрашивал. Его бледное лицо отражало смесь лихорадочного беспокойства и торжества: себя он тоже считал победителем и в определенном смысле был прав. – Мне будет нелегко пережить зиму, но я готов на любые лишения, только бы… доказать Торбранду конунгу мою дружбу. Весной или даже зимой, если зима выдастся сухая, можно будет устроить поход и показать этим подлецам в Медном Лесу, кто их хозяин, я… мы или какая-то ведьма. Нам обоим это будет очень выгодно, и мне, и Торбранду конунгу. Клянусь столбами Тюрсхейма!
«Вот как, уже столбами Тюрсхейма!» – отметил про себя Асвальд, одним ухом прислушиваясь к болтовне квиттинского конунга. Значит, понял, что клятвы Волчьим Камнем больше в счет не идут. Но и столбы святилища Тюрсхейм фьяллям тоже ни к чему. Их ведь не вывернешь из земли и с собой не увезешь. Да и разрушать святилище Тюра было бы неумно, мягко говоря. Хоть он и покровитель племени квиттов, однако тоже сын Одина, как и Тор, покровитель фьяллей. И Тюру во Фьялленланде по праздникам тоже приносят жертвы.
Короче, залог нужен другой. Покатывая в ладонях уже знакомый кубок-дракон, Асвальд окидывал взглядом гридницу и размышлял. Да уж, взять тут больше нечего. Везти с собой самого Гримкеля, пожалуй, не стоит. Если увезти его с Острого мыса, сюда немедленно вернется Ингвид Синеглазый и квитты с готовностью объявят конунгом его. Им теперь недолго собирать тинг – слишком мало их осталось. И Гримкеля можно будет разве что послать за хворостом… только какой из него работник? Только и умеет, что давать лживые клятвы! Нет уж, пусть сидит здесь и как умеет бережет свою власть. Сильный духом квиттинский конунг фьяллям ни к чему…
– Давай быстрее! Не видишь, у ярла кубок пуст! – ворчала где-то рядом старая Йорунн. Убедившись, что дело еще можно поправить, мать конунга деятельно взялась за хозяйство и угощала фьяллей почти с тем же сварливым усердием, что и в их первый приезд.
Борглинда дочь Халькеля подошла к Асвальду с маленьким ковшиком меда. Румяная то ли от волнения, то ли от гнева, она совсем не поднимала глаз. На ее лице застыла замкнутая гордость, даже надменность, как бы стоявшая стеной между нею и всем вокруг. Асвальд по себе знал, откуда берется такое выражение. Под этой неподвижностью кипела настоящая лава. Борглинде дочери Халькеля было отчаянно стыдно за свою родню по отцу, так стыдно, что весь свет вызывал отвращение, начиная с себя самой и кончая далеким Торбрандом конунгом.
Кубок Асвальда был полон больше чем наполовину, но он подставил его Борглинде, чтобы посмотреть на нее. Она тоже видела, что добавок пока не требуется, но старательно перелила мед из ковшика в кубок, так что золотистая жидкость поднялась вровень с бледно-позолоченными краями и несколько капель потекло на колени к фьяллю. Асвальд усмехнулся: ему было не жаль штанов, его забавляло это молчаливое сопротивление упрямой девочки.
Борглинда почувствовала его усмешку и подняла глаза. Они оказались карими и смотрели с угрюмым вызовом. «Мне все равно, что ты обо мне думаешь! – говорили эти глаза. – Можешь меня презирать, а мне наплевать на тебя и твое мнение!» Дети в таких случаях говорят «сам дурак». Простенько, а помогает.
Асвальд придержал ее за локоть, Борглинда сердито отстранилась, будто его рука была в грязи.
– Могу я попросить высокородную деву отпить из моего кубка? – вежливо спросил Асвальд. Предложение имело двоякий смысл: его можно понять и как знак дружбы, и как предосторожность против отравления.
Брови девушки гневно дрогнули: она сразу подумала о второй возможности.
– У тебя есть причины не уважать моего родича ко… Гримкеля, – дрожащим от негодования голосом ответила она. – Но у тебя нет причин не уважать меня!
– А ты пошла в материнскую родню, – определил Асвальд и снова вспомнил гордого Ингвида.
– Что ты знаешь о моей материнской родне? – гневно воскликнула Борглинда, точно в этих словах заключалось какое-то оскорбление. – Какое тебе до нее дело?
– Большее, чем ты можешь предположить! – почти весело ответил Асвальд. Ему пришла в голову блестящая мысль. Такая замечательная во всех отношениях, что он развеселился и уже без опаски отхлебнул из кубка. – Скажи-ка: у тебя есть родные братья или сестры?
– Нет, – отрезала Борглинда, как будто отказывала ему в чем-то. – У меня были два брата, Льот и Свейн, они оба погибли в Битве Конунгов.
Про Хагира она предпочла забыть: мальчик ушел обратно в Медный Лес с Ингвидом Синеглазым и для фьяллей стал недосягаем. И мысль о нем подбадривала Борглинду, точно брат был частью ее самой, свободной и способной сражаться. Неважно, что ему всего одиннадцать лет. Он уже доказал, что может зваться мужчиной и не опозорит своих предков.
– А у них остались дети? – снова спросил Асвальд.
– У Свейна остался сын. Но ты можешь не тревожиться: он еще не скоро возьмет в руку меч. Ему год и три месяца.
– Отлично! Твои речи необычайно порадовали меня, о знатная и учтивая дева! – Асвальд подмигнул Борглинде, хотя вообще-то за ним такой привычки не водилось. – И думаю, что скоро ты услышишь кое-что неожиданное. Хватит тебе жить в этой убогой усадьбе среди этих недостойных людей. Твой род и твой высокий дух заслужили более почетную участь.
– Ты спятил, – прямо ответила Борглинда и отошла.
Асвальд с удовольствием рассмеялся. Лейринги – они и есть Лейринги, надменные и своевольные, поступающие так, как им хочется, и не думающие ни о ком другом.
– Я решил принять твое предложение, Гримкель сын Бергтора, – громко обратился Асвальд к конунгу квиттов, и вся гридница утихла, слушая его решение. – Я предложу Торбранду конунгу от твоего имени совместный поход в Медный Лес. А чтобы я и Торбранд конунг верили тебе, я возьму у тебя хороший залог.
Гримкель конунг всем видом изобразил готовность отдать половину всего, что имеет:
Доспехов, мечей,
скота и приплода,
сокровищ казны,
жерновов скрипящих,
рабов и рабынь
с их ребятами вместе,
и лес знаменитый,
что Мюрквид зовется…[13]
– Мне не нужен ни священный камень, ни столбы святилища, – ответил Асвальд на его немой вопрос. – Я возьму в заложники твою молодую родню. Твою родственницу Борглинду дочь Халькеля, а еще его внука Свейна. Ты можешь поверить, что у Торбранда конунга их будут содержать и обращаться с ними так, как того требует их высокий род. Я поклянусь тебе в этом молотом Тора, – Асвальд положил руку на серебряную гривну с молотом у себя на груди, – и других клятв не потребуется.
Гридница негромко гудела: фьялли выражали полное одобрение замыслу своего вожака. Квитты молчали. Борглинда дочь Халькеля стояла возле дверей в кухню, изумленно глядя на Асвальда, и, похоже, не верила своим ушам. Вокруг нее гудел какой-то ветряной поток, холодил кожу, и чудилось, что она летит куда-то, вверх или вниз, не поймешь от неожиданности.
Гельд Подкидыш, о чем-то увлеченно перед этим повествовавший соседям по столу, замер с открытым ртом. Рот он вскоре закрыл и только переводил взгляд с Асвальда на Борглинду и обратно. Да уж, тут Асвальд ярл обошелся без чужих советов. И здорово придумал, да возьмут его тролли! Гримкель конунг не слишком достоин доверия, но пренебречь будущим своего рода не сможет даже он. А если он так или иначе перестанет быть конунгом, то Борглинда и Свейн – близкие родичи Ингвида Синеглазого, которого квитты пока еще уважают. Родичи по женской линии! Он скорее самого себя отдаст в жертву, но не их. И будет у Торбранда конунга как пес на веревочке, уйди он хоть в тот лес Мюрквид, что в земле великанов. Ай да Асвальд ярл! Вот придумал!
Взгляд Борглинды наконец оторвался от Асвальда, рассеянно пополз по гриднице и задержался на лице Гельда. Похоже, она только его и узнала. Гельд виновато повел плечами: не вышло, уж прости! Он забыл, что Борглинда не знала о его старом замысле: попросить ее себе в качестве добычи, если дело на Остром мысу дойдет до пожаров. Не вышло! Надменный хитрец Асвальд ярл сам взял эту добычу. Впрочем, она не будет рабыней. Как заложница, она сохраняет ценность только до тех пор, пока сохранена ее честь. Так что она в безопасности, и защита его, Гельда, ей не требуется. И слава богам! Что ему, своих забот мало?
[14]
При этом Гельд кивнул затылком на Асвальда, но смотрел на Борглинду, так что она могла подумать, что это относится к ней. Девушка мигом приподняла повыше кончик носа: ее род и правда не хуже всяких там ярлов из Висячей Скалы! Разве Асвальд состоит в родстве с двумя конунгами сразу?
Гельд радостно рассмеялся: именно этого он и хотел добиться. Борглинда спохватилась и опустила глаза. Ее задевало то, что разговорчивый торговец вертит ее настроением, но в то же время она понимала, что он искренне хочет ей добра, и не обижалась. Досадно было то, что она, дочь Лейрингов, нуждается в покровительстве какого-то безродного подкидыша. Но ей сравнялось всего пятнадцать лет, и она находилась совсем одна во власти враждебного племени. Иных друзей сейчас не находилось, и Борглинда радовалась, что у нее есть хотя бы Гельд. А что будет потом, в конце пути? Как ее там встретят?