– Как тебя не узнать, старый обманщик? – с выразительным презрением ответил тот же голос. – Опять бродишь по чужим домам и вынюхиваешь чужие тайны? Тут для тебя поживы не будет! Убирайся-ка прочь!
Бьёрн подвигал бровями и почесал толстый кончик своего носа, намекая на то, что его пророчества сбываются. Рам подмигнул Гельду:
– Слышишь? У кого маловато тайн, тот только и думает, как бы их не украли.
– Что ты там бормочешь? – осведомился тот же голос из-за ворот. – Заклинания? И не надейся! Твои жалкие заклинания не помогут против моих! Этих ворот тебе не отпереть!
– Где уж мне! – добродушно согласился Рам. – Я-то думал, может, мне удастся кое-чему поучиться у такого сильного колдуна, как ты!
Опять подмигнув Гельду – кузнец необычайно развеселился от этого разговора, – Рам вынул откуда-то маленький уголек и тремя быстрыми движениями начертил на створке ворот руну «фенад», сметающую преграды. Гельд смотрел с большим любопытством, ожидая, что сейчас ворота раскроются сами собой, а зловредный Кар будет висеть на створке, визжа от досады и болтая в воздухе коротенькими ножками. Он представлялся Гельду маленьким и толстым, заросшим дремучей черной бородой и вообще похожим на темного альва.
Но ничего такого не произошло.
– С кем ты там споришь, Кар? – раздался изнутри женский голос. – Кто там стучится? Рам Резчик? Что же ты, Кар? Зачем ты держишь за воротами такого знатного гостя? Его надо принять как следует. Открывайте ворота, что вы застыли, чурбаны?
С той стороны ворот послышался стук засова и быстрая перебранка шепотом. Гельд сжал кулаки от удовольствия: в нем ожила сладкая жуть далекого детства, когда Альв Попрыгун рассказывал приемному сыну лживые саги о свартальвах и их злобной повелительнице. Сейчас он увидит ее. Гельд не встречал кюны Далла с тех пор, как она овдовела, и ему было до жути любопытно, какой она стала.
Ворота раскрылись. Гости въехали в дом, служивший сараем и конюшней: в одной половине стояло несколько лошадей, а в другой громоздились кучи ломаной утвари и мусора. Напротив внешних ворот располагался вход во внутренний двор, и гости, сойдя с коней, снова вышли на свет.
Кюна Далла стояла посреди двора, придерживая на груди края наброшенного плаща, но так, чтобы видны были и нарядное платье, и серебряные застежки с цепями, и серебряные обручья на запястьях. Ее голова была горделиво поднята, маленькое личико величественно и настороженно разом. Да, она сильно изменилась, хотя и не сознавала этого. Она так отвыкла от людей, что при встрече с ними чувствовала себя неуверенно и робела, несмотря на всю свою напускную гордость. Чувства заброшенности, безнадежности, одиночества гораздо сильнее отпечатались на ее бледном лице, и она выглядела скорее жалко. Гельд отметил, что последние годы сильно состарили ее – в свои двадцать четыре или двадцать пять лет она выглядела на все тридцать.
Увидев рядом с Рамом Резчиком незнакомого светловолосого парня, Далла в первый миг растерялась и впилась глазами в лицо Гельда, забыв о тех величавых словах, которые наверняка приготовила гостю. Гельд дружески подмигнул ей и широко улыбнулся. С первого взгляда это бледноватое женское личико показалось ему таким жалким и несчастным, что желание подбодрить и повеселить сработало помимо разума. В следующий миг он прикусил язык в порядке наказания: забыл, что ли, треска бестолковая, перед кем стоит? Да она сейчас прикажет их выгнать – за дерзость.
Кюна Далла дернула головой, вытаращила глаза еще шире, потом перевела взгляд на Рама.
– Кого ты привел, Резчик? Чего ему тут нужно? – прикрикнула она, но тут же овладела собой и милостиво улыбнулась: – Я рада тебе, Рам. Хорошо, что ты вспомнил обо мне. Проходите в дом. Там ты мне расскажешь, кто это с тобой.
Она уколола Гельда ехидным взглядом, и торговец перевел дух: он задел ее любопытство, а значит, она не выгонит незваных гостей. Или хотя бы выгонит не сразу.
Скромно поклонившись, Гельд вслед за кузнецом прошел в дом. Лицо он держал серьезным, но на самом деле ему было весело: он чувствовал себя тем мальчиком-пастушком, который провалился в подземный ход свартальвов и попал в гости к их конунгу. Видно, кюна Далла соскучилась по людям. Это тебе не Острый мыс, где при Стюрмире Метельном Великане лишних гостей разводили по корабельным сараям. Любопытно: вспомнит она его или нет? Да нет, едва ли. Эта женщина выходила на люди не поглядеть других, а показать себя.
По пути Гельд украдкой оглядывался в поисках Кара Колдуна. Того не стоило труда опознать по нахмуренному, недовольному лицу. Больше он ничем не выделялся: обыкновенный человек лет сорока с небольшим, довольно-таки хилого сложения, с огромным выпуклым лбом и рыжеватой бородкой. Крупный нос и настороженные, пронзительные глаза придавали лицу Кара некоторую значительность, но она казалась напускной и стоящей ему немалых усилий. Бесшумно, словно бы крадучись, он пробирался в дом следом за гостями и держал зачем-то обе ладони с растопыренными пальцами над полом. Гельду было так любопытно, что он несколько раз оглянулся, не скрываясь: Кар выглядел сосредоточенным, его правая бровь резко дергалась, а левый глаз жмурился. Справа перед ним шел Рам.
Далла провела гостей в один из длинных домов, который теперь служил ей сразу и гридницей, и девичьей: в ближайшем к дверям конце стояли скамьи, а подальше располагались лежанки. Помещение выглядело слишком большим и гулким, из-под кровли тянуло ветром. Казалось, этот дом построили великаны, а потом исчезли или вымерли, навсегда оставив в нем дух заброшенности и опустения. Сразу складывалось впечатление, что человек пришел сюда ненадолго и скоро уйдет.
На скамьях сидело с десяток женщин, занятых прядением черной и серой овечьей шерсти. Возле двух очагов (в третьем, дальнем, огня не было) челядинцы ковырялись с разными мелкими починками, несколько служанок занималось стряпней. Из большого котла на железных цепях поднимался пар с запахом вареной баранины, а вода кипела так бурно и яростно, что Гельд про себя отметил: не иначе, котел выкован из «злого железа». Все здешние жители смотрели на гостей настороженно и даже с подозрением. Гельд окинул их лица приветливым взглядом, и у него осталось впечатление, что все они похожи на свою хозяйку Даллу.
Высокое хозяйское сиденье было покрыто длинным куском крашеного холста, красного с тонкими синими полосками. Служил он, как видно, не первый год и так выцвел, что в нем осталось только полцвета. Сверху лежала подушка, обшитая вылинявшими обрывками старого ковра, – Гельд успел мельком заметить чьи-то руки с мечами, прежде чем хозяйка уселась на нее. Положив руки на резные, но изрядно щербатые подлокотники, Далла из рода Лейрингов посмотрела на гостей сверху вниз. Гельд подумал, что вот теперь она заняла свое настоящее место: вдова конунга сразу стала выглядеть почти величественно. С отработанным за годы умением она придала лицу горделивое выражение, но в глазах отражалось любопытство с большой примесью тревоги. У нее слишком редко появлялись гости, а из внешнего мира она не ждала хороших новостей.
– С чем ты приехал? – принялась она допрашивать Рама, не дотерпев даже до того, как служанка принесет гостям пива. – Ты знаешь, Рам, я рада тебе всегда, но ведь ты не проделал такой долгий путь просто для того, чтобы поглядеть на меня?
– Я – нет, – спокойно подтвердил Рам, не боясь разочаровать ее этим ответом. – Но вот этот Бальдр меча – как раз за этим. Я приехал для того, чтобы привезти к тебе этого молодого лосося!
– Вот как? – Далла глянула в лицо Гельду, и он слегка улыбнулся. – Чего же он хочет?
– Это Гельд воспитанник Альва, из Барланда, – едва успел выговорить Рам, как Гельд сам вступил в беседу.
– Прежде всего я хотел повидать тебя, Далла дочь Бергтора! – радостно сказал он, всем видом выражая, что сбылось его давнее горячее желание. – Мы встречались с тобой и прежде, но едва ли ты помнишь такого незначительного человека, как я! А ведь я нередко бывал с разными товарами на Остром мысу, когда ты жила там!
– А! Ты торговец? – сказала Далла. – Немало гостей у меня бывало в прежние времена. Надо иметь такую память, как у самого Одина, чтобы всех запомнить. Это теперь я живу одна, никого не вижу…
– То, что ты никого не видишь, еще не большая беда, – учтиво добавил Гельд. – Гораздо хуже то, что никто не видит тебя. На Остром мысу совсем не осталось красивых женщин!
– Кому уж там остаться! – довольная похвалой Далла небрежно повела плечом. – Одна мать… Ты не видел моей матери?
– Конечно, видел! – Гельд вспомнил старую Йорунн. – Она по-прежнему бодра и остается достойным противником любому фьялльскому ярлу. Еще я видел твою родственницу Борглинду дочь Халькеля.
– Ах, да! – вспомнила Далла. – Она же была совсем девчонкой, когда… Ну, и что она теперь? Сколько же ей лет, Светлые Асы?
– Мне сдается, что пятнадцать. И похоже, что шестнадцать ей исполнится в Аскефьорде…
– Исполнилось – она родилась дней за десять до Середины Зимы… Что ты сказал? – спохватилась Далла.
– В Аскефьорде. Фьялли взяли ее в заложницы. Асвальд сын Кольбейна…
– Бедная Борглинда! – не дослушав, Далла качнула головой с таким видом, будто не жалеет девушку, а упрекает в глупости. – Впрочем, что с них взять? Ее мать всегда была глупой гусыней, ничего сама не могла решить, а Халькеля убили первым. Сам Торбранд Тролль всадил ему в грудь копье. А другие все думали только о себе! Когда Мальфрид уезжала, она забрала все свои сундуки и всех своих служанок, а про сестру забыла!
Казалось, вдове конунга доставляет удовольствие обличать бессовестность родни, и Гельд усердно изображал удивление подобным себялюбием. Добрая кюна позабыла, что сама уплывала тогда с Острого мыса на одном корабле с бессердечной Мальфрид.
– Может быть, ее еще выкупят, – пожелала Далла, проявив таким образом участие к родне.
– Я мог бы помочь в этом деле, – осторожно намекнул Гельд. – Если бы ты располагала средствами…
– Я не располагаю средствами! – отрезала Далла. – А ей у Торбранда будет лучше. Там с ней уже ничего не случится. Пусть там и живет. Может, ее там выдадут замуж за какого-нибудь рябого ярла, и она до самой смерти ни в чем не будет знать нужды.
– Похоже, что так и будет, – подтвердил Гельд.
На лице Даллы промелькнуло что-то похожее на завистливую досаду. Полтора года назад она отчаянно боялась попасть к фьяллям, но сейчас почти позавидовала сестре. Кюна Далла была бедной женщиной не по состоянию, а по своему складу: чужая участь всегда казалась ей привлекательнее собственной.
Глава 10
Кюна Далла не настолько доверяла приезжим, чтобы держать их в собственном жилище. Поэтому для ночлега спутникам Рама Резчика отвели один из необитаемых домов, стоявший на запоре. Кар Колдун долго возился с полузаржавленным замком, кряхтел и шепотом бранился; замок лязгал и пронзительно скрипел, как будто призываемые тролли отвечают бранью на брань. Раму, при виде такого издевательства над железным изделием, хотелось вмешаться, но он сдерживался и подмигивал Гельду за спиной колдуна: пусть помучается. Впредь будет следить за своим хозяйством. Гельд переминался с ноги на ногу под мелким дождем и жаждал поскорее оказаться под крышей.
– Что же такой большой дом стоит у вас запертым? – спросил он у колдуна-управителя. – Неужели никто не приезжает? Я видел на побережье пропасть бездомного народу с Запада и Севера: даже в банях живут, а когда хозяева надумают мыться, со всеми пожитками пережидают во дворе. Неужели у вас никто не просил приюта? Веселее было бы…
– А у тебя никто не просил совета! – резко ответил Кар. – Вы сами пока ничем не лучше бродяг! У нас тут не гостиный двор!
– Зачем же людям богатство, если они не принимают гостей? – уверенно возразил Гельд, поскольку повторял общепризнанную и особо свято чтимую истину. – Гостеприимство придает дому блеск, а хозяевам делает честь! Ты же не будешь уверять, что управляешь бедной усадьбой?
– Если бы спросили меня, я бы вас на порог не пустил! – ответил Кар, не оборачиваясь. – Вы один другого стоите! Где ты раскопал своего побочного сынка, Рам?
Рам захохотал, посчитав это за дружескую шутку, и добродушно хлопнул Кара по спине. Тот дернулся, стремясь избежать этого выражения чувств, но не избежал: тяжелая ладонь кузнеца почти прибила хиловатого колдуна к двери дома, замок издал оглушительный железный лязг, и кованая дужка выскочила из трубки. Гельд засмеялся: пожалуй, без помощи Рама Кар не справился бы никогда.
С дверью тоже пришлось повоевать: разбухнув, она почти вросла в косяки, и Рам, пытаясь ее отворить, едва не вырвал с корнем старое медное кольцо. Пока барландцы заходили и вносили свою поклажу, Гельд прошелся посередине между трухлявыми помостами, перешагивая через закаменевшие от холода черные пятна очагов. С крыши капало, в нескольких местах на земляном полу стояли лужицы. Деревянные спальные помосты почернели, развалились. Внутри было холодно и душно, стоял сильный запах затхлой гнили, так что по спине бегали мурашки. Пустой холодный дом казался очень большим и гулким, как пещера великана. Великан имелся: чуть мелковатый, но зловредный совсем как в лживой саге. Только кем будет Далла – похищенной красавицей или великаншей? Гельд усмехнулся своим мыслям: как видно, первая, осенняя, поездка в Медный Лес так его впечатлила, что теперь везде мерещатся чудеса. Хотя, конечно, до многоликой Хёрдис Колдуньи кюне Далле далеко… Спасибо Светлым Асам! Гельд задумчиво посвистывал, в темноте пытаясь разглядеть крышу дома. На балках висели какие-то темные свертки – любопытно, это летучие мыши или оборотни?
– Где ты там? Тебя тролли не взяли? – окликнул его от двери Бьёрн. – Пошли за дровами. Меня что-то не тянет углубляться в эту пещеру без огня.
Обойдя нагорье, барландцы вошли в рощицу, где перемешались дуб, ясень, облетевшая береза и бодрая зеленая ель. Уже начало темнеть, а еще предстояло запастись дровами на всю ночь и еловым лапником для лежанок, поэтому барландцы усердно работали. Рам Резчик махал топором, как настоящий великан, и каждым ударом делал больше, чем остальные – тремя. Ясеневый ствол, твердый, как железо, поддавался ему с той же легкостью, что и трухлявая береза. Барландцы посматривали на него с уважением и завистью.
– Что, завидно? – весело крикнул Рам, поймав взгляд Гельда. Стоя над поваленным стволом, он так ловко раскалывал его, что только щепки летели. – А все оно – «злое железо»!
– Да ну?
– Да ну! – передразнил Рам. – Смотри!
Он подошел к Гельду и показал ему свой топор, захваченный из дома.
– Смотри! – Рам положил свое орудие рядом с топором Гельда, который тот возил с собой. – Видишь?
Топор Рама казался темнее, он был почти черным с каким-то особенно острым синеватым отливом.
– «Злое железо» – вот такое, – пояснил кузнец. – Как зуб дракона. Только с ним надо уметь обращаться. Не знаю, сумеешь ли ты с ним совладать, даже если уговоришь хозяйку продать.
– Я надеюсь, крицы не кусаются, – засмеялся Гельд. – А ковать его буду не я, и воевать им тоже не я.
Он уже думал об этом, но полагался на Стуре-Одда. Ради такого случая тролль из Дымной горы не откажется помочь соседу, верно?
– Крицы не кусаются, – согласился Рам. – Но любят придавливать ноги. Так что ты поосторожнее все же.
Вернувшись в усадьбу, барландцы разожгли огонь на ближайшем к двери очаге, вставили факелы в уцелевшие на стенах железные кольца и при их свете принялись устраиваться: выбрали места, над которыми не текла крыша, разломали совсем негодные помосты, на землю положили доски, на доски – еловый лапник, а сверху – свои походные постели. Щедрая хозяйка прислала хлеба и сушеной брусники в добавление к их собственным запасам, так что в конце концов, ложась спать, барландцы чувствовали себя не хуже обычного.
Гельд заснул не сразу: за день у него набралось столько впечатлений, что их требовалось осмыслить. Можно считать, что после двухмесячных поисков он наконец-то у цели. Железо, такая простая вещь, нужная как воздух и войне, и миру, меч воина, серп земледельца, стрела охотника, крючок рыбака, игла женщины – оно здесь, рядом. Но получится ли взять его из-под охраны здешнего Фафнира – тщедушного и залысого?
Рам лежал поблизости; он не ворочался и не вздыхал, но Гельд почему-то знал, что тот тоже не спит.
– Послушай, Рам! – тихо окликнул он кузнеца. Ему не давал покоя самый главный вопрос. – Я пока еще не понял: кто у них в доме хозяин?
Рам насмешливо хмыкнул:
– Тебе нужно знать, с кем иметь дело? Можно и с тем, и с другим: при случае каждый из них в силах переспорить другого. И Кар, и Далла – большие хитрецы. А хитрецы бывают разные. Кар хитер и всех вокруг подозревает в разных плутнях. А Далла хитра и считает себя хитрее всех: ее, дескать, никто не обойдет, она всех насквозь видит. Кар тебе ни за что не поверит, потому что не верит даже самому себе. А Далле ты можешь понравиться, если постараешься притвориться простачком.
– А у меня получится? – с сомнением спросил Гельд.
– Еще как. Покажи, что тебе нет дела ни до чего, кроме ее красоты. В это любая поверит, а Далла всегда была тщеславна, как пять женщин и пять конунгов разом. Ну, ты знаешь, ты ее раньше встречал.
Гельд кивнул в темноте, хотя Рам не мог этого видеть.
– Определяйся быстрее, – прибавил кузнец. – Мне пора домой, в Речной Туман. Я не так уж люблю Кара, чтобы гостить у него целую зиму. Если она пригласит тебя зимовать, то я сразу уеду. А если нет, то вам хорошо бы успеть со мной обратно.
– Ну, обратную-то дорогу мы найдем.
– Как сказать! Здесь это не так просто. Если ты благополучно проехал туда, это не значит, что обратный путь сойдет так же гладко. Что ты вообще найдешь его, этот обратный путь, а не будешь блуждать кругами, пока хватит ног. Ведь это – Медный Лес!
Сказав это, Рам замолчал, и Гельд больше ничего не спрашивал. Он своими глазами видел одного такого, что блуждал по Медному Лесу и не находил выхода. Помнится, звали его Гутхорм Длинный.
Наутро Гельд взялся за дело. После утренней еды он предложил хозяйке посмотреть их товары и, когда она согласилась, велел перенести сундуки в хозяйский дом. Челядь отогнали от очагов, несколько сундуков поставили рядом. Пока Бьёрн отпирал замки, Далла стояла рядом и притоптывала от нетерпения. Ее маленькое личико оживилось, глаза заблестели, белые зубки покусывали нижнюю губу.
Давно уже древний дом не видел такого великолепия. Гельд нарочно отбирал в эту поездку те товары, которые занимали немного места, но стоили дорого. Вскоре ближайшие две лежанки оказались завалены цветными тканями, связками блестящих мехов – черных, огненно-рыжих, белых, бурых с легким золотистым отливом. На приступках спальных помостов стояли бронзовые светильники, чаши, блюда, резные деревянные ларчики с бусами из стекла и цветных камней. Челядь толпилась вокруг, раскрыв рты от изумления: привычный и неприглядный дом разом превратился в жилище богов, полное сокровищ.
Сама хозяйка была потрясена не меньше рабынь: она кидалась к каждой новой вещи, что появлялась из сундука, хватала то одно, то другое, восклицала и охала; пальцы еще сжимали плетенный из цветной тесьмы пояс, а глаза уже бежали к серебряным застежкам в руках Гельда.
– Это откуда? Это чья работа? А за это сколько просишь? – тараторила Далла.
Ей все нравилось, она хотела все и не могла выбрать ничего. К ней слишком давно не заезжали торговцы издалека, и уже несколько лет она довольствовалась тем, что привезла с собой с Острого мыса, или даже тем, что соткали руки ее собственных рабынь. Ее крашеные платья выцвели, вышивка полиняла, тесьма пообтерлась, меха повылезли, и сейчас, увидев новые вещи, она преисполнилась отвращением к старым.
– Я возьму это! – твердила Далла, но тут же меняла решение: – Нет, это!
Наконец она успокоилась и села на лежанку, держа на коленях развернутый кусок шелка. Эта ткань поразила ее больше всего прочего: так и казалось, что ее сотворили руки волшебников, ибо неуклюжие человеческие руки такого чуда сотворить не могут, сразу ясно. Тонкий, как полоски невесомой пленочки с поверхности березовой коры, гладкий и блестящий, как свежий лед, шелк пламенел ярчайшим красным цветом, по которому вились мелкие узоры из золотисто-желтых нитей: какие-то невиданные цветы, травы, бутоны, почки. Сады Асгарда, не иначе!
– Это самое дорогое, что у меня есть, и это достойно только тебя! – приговаривал Гельд. – Я всю свою поездку берег этот шелк для истинно знатной женщины. Ты знаешь, это привозят через говорлинские земли с другого конца света, где всегда тепло и люди черные, как свартальвы. Я одного такого встречал в Ветроборе: он все смотрел вокруг и изумлялся. «Какой тут странный народ! – говорил. – Все до одного родятся седыми!»
Гельд тряхнул собственными волосами, светлыми до серебряного отлива. Далла тоже засмеялась, но едва ли она слышала больше половины: все ее внимание было поглощено шелком.
– Сколько ты за него просишь? – жадно спросила она, подняв глаза, но цепко держа ткань обеими руками. На лице ее отражалась решимость не расставаться с этим чудом ни за что!
– Как всегда. – Гельд пожал плечами, показывая, что лишь подчиняется общему обычаю. – За шелк такого рода везде берут за локоть сотню локтей простого шерстяного полотна. Или ту же цену в серебре, в зерне, в железе, в мехах и шкурах – в чем хочешь. В серебре, конечно, мне было бы лучше – легче везти. Ты, понимаешь ли, далеко забралась – только до моря тут три дня ехать. Если ты захочешь заплатить мне ячменем, я, конечно, с удовольствием возьму, но вывезти его отсюда мне будет трудновато – у меня ведь всего десять человек и четырнадцать лошадей. И то лошади не мои, а Эйвинда Гуся, так что излишне их нагружать мне может встать себе дороже. Но ты, конечно, сама все это понимаешь.
Далла молчала, разглаживая ладонями и без того гладкий шелк. Гельд учтиво ждал, давая ей время подумать. Он лучше нее самой знал, что ей негде взять столько серебра, полотна или мехов, и даже зерна. У нее маловато людей, и в окрестностях усадьбы он заметил не так уж много полевых наделов. Правда, овец на зимних пастбищах может быть предостаточно, но ткацких станов всего три, и едва ли кюна припасла ненужных десять сотен локтей полотна. Но повторять намек на железо ни к чему: она сама услышит, если здесь это имеет смысл.
– Посмотри, какая красота! – голосом соблазнителя добавил Гельд чуть погодя, устав ждать ответа. – Посмотри, как блестит! Сам огонь побледнеет со стыда рядом с этим шелком!
Он наклонился и потянул за край шелкового полотна, чтобы показать Далле его блеск в движении. Вдруг она схватила его за руку.
– Что это? – охнула она.
– Что? – удивленно повторил Гельд. Она не давала ему разогнуться, и ему пришлось смотреть ей в лицо с очень близкого расстояния.
– Вот это! – Далла перехватила его руку чуть повыше запястья и ткнула пальцем в обручье. – А! Я подумала… Мне показалось… – не слишком вразумительно забормотала она. – Я однажды видела похожее обручье.
– Я получил его от одного вандра. Оно стоило тысячу локтей крашеного полотна. Неужели ты где-то видела лучше?
Далла водила кончиками пальцев по золотым завитушкам вдоль края обручья и иногда задевала руку Гельда. Нечаянно, конечно.
– Я видела лучше… – тихо ответила она, точно разговаривала сама с собой. – Я видела такое, чего другим не увидеть и во сне! То обручье было прекраснее солнца и луны. Это был золотой дракон: с одной стороны хвост, а с другой голова, и в глазах горели два белых камешка, как льдинки, как звезды! И на его теле было видно каждую чешуйку, каждый коготь на лапах, каждый зуб в пасти. Всякому, кто его надевал, оно приходилось по руке. Это был дар любви… тогда оно приносило великое счастье и невиданную удачу. Я лишилась его… Лишилась, и от этого пошли все мои несчастья!
Далла закрыла лицо руками и низко опустила голову. Гельд теперь смог разогнуться и стоял над ней, прикидывая, в какой мере ему прилично утешать вдову конунга. Похоже, она говорит о том самом обручье, слухами о котором полнится весь Морской Путь. Оно было подарено молодому Вильмунду конунгу отцом его невесты, Фрейвидом Огниво, в день обручения. Потом оно попало к Торбранду конунгу и, похоже, у него и осталось. Сёльви и Слагви видели, как его вручили Торбранду, но больше никогда и ничего о нем не слышали. Кажется, оно носило прозвание Дракон Судьбы. Оно никогда не принадлежало кюне Далле, и она не имела на него никаких прав.
– Это удел всех знатных и доблестных людей! – с почтительной грустью сказал Гельд, обращаясь к склоненной голове хозяйки, покрытой серым вдовьим покрывалом. – Вспомни, даже валькирии, Брюнхильд* или Свава*, терпели в жизни много горестных испытаний. И Гьёрдис дочь Эйлими* пережила немало, но зато она вырастила величайшего героя…
Далла подняла голову. Гельд нечаянно угадал именно ту сагу, которой она поддерживала в себе бодрость духа.
– Да! – воскликнула она, снизу вверх глянув в лицо Гельду даже с каким-то вызовом. – Да! Гьёрдис спасла своего сына Сигурда и тем дала людям величайшего из героев! Героя, который победил Фафнира, добыл сокровища, прошел сквозь огонь, совершил множество подвигов и покрыл свое имя и род вечной славой! И мой сын сделает то же! Его имя будет вечно жить, покрытое славой! Он вернет себе наследство отца и всю его власть! Он будет править квиттами так долго и славно, как никто до него! Мой сын получит все то, что ему причитается по праву! Получит, даже если мне придется для этого умереть! Я ни перед чем не остановлюсь! Так и запомни! – кричала она в лицо Гельду, как будто именно он воплощал всех ее врагов и саму ее злую судьбу. – Я сделаю все, все! И когда люди будут обо мне вспоминать, ты им скажешь, что твердости моего духа могла бы позавидовать Гьёрдис! И Брюнхильд тоже! И Гудрун*!