Страница:
— Нет. — Даг помотал головой. — Ничего такого у нас не бывает. Только эти застежки вызвали слишком много раздоров. Зачем мне везти домой чужой раздор? Нам бы справиться со своим собственным!
Наследник мягко усмехнулся. Несмотря на все свои сомнения, Даг не мог чувствовать к нему вражды. Вопреки шумящим вокруг бурям, Наследник сохранял в себе уверенный покой и усмирял любое смятение одним своим видом.
— Послушай! — Наследник мягко прикоснулся к локтю Дага. — Во многих сагах проклятия и неудача передаются через вещи, но я не думаю, что в этом много правды. Серебро и золото само по себе мертво. Всем движет воля богов, судьба, а еще — человеческие помыслы и поступки. Застежки несли раздор, пока были во вздорных руках. Я дарю их тебе в знак дружбы, и ты получишь с ними мою дружбу. А она тебе пригодится. Я вижу, что ты смелый, преданный, честный и достойный человек.
Даг опустил глаза: похвала, произнесенная мягким и уверенным голосом Наследника, так согрела его сердце, что ему было даже стыдно показать это. За немногие дни сын чужого конунга приобрел над ним невидимую, но ощутимую власть, и Даг удивлялся ей, как удивлялся всему, что не мог объяснить рассудком. Хельге легче — она просто принимает все как есть…
— Я не ясновидящий, но сдается мне, что у Стюрмира конунга впереди осталось не так много удачи, — тихо продолжал Наследник. — И те, кто пойдет с ним, имеют мало надежды уцелеть. Если ты хочешь со славой погибнуть, то он — твой конунг. Но если у тебя за спиной есть дом, родичи, люди, которые тебе верят и нуждаются в твоей защите — забудь о нем.
Это были не слишком достойные слова, по сути, призывавшие Дага совершить предательство. Но он молча слушал, не перебивая, не поднимая глаз и даже не чувствуя в душе заметного возмущения. Хеймир сын Хильмира выглядел слишком достойным человеком, чтобы предлагать недостойное. Просто Даг чего-то еще не понял и молча ждал, когда поймет.
— Каждый получает то, к чему стремится, — закончил Наследник. — И если не бывает счастлив, значит, цель была выбрана неверно. Если восточное побережье Квиттинга хочет мира — пусть оно стоит в стороне от Стюрмира и его войны. Если Стюрмир конунг не хочет союза с нами — может быть, среди квиттов найдутся люди поумнее его. Потому я и дарю тебе эти застежки. Пусть вороны Одина напоминают тебе о нас. Отдашь матери.
— Моя мать умерла, — сказал Даг.
— Ну, наверняка в твоем роду найдется какая-нибудь женщина, достойная их носить.
— Да. — Даг вспомнил о Хельге (подарка ей он так и не нашел) и кивнул. — У меня есть сестра.
— Сестра? — оживленно переспросил Наследник. — Дочь твоего отца? Сколько ей лет?
— Шестнадцать.
— Она не замужем?
— Нет. — Даг мотнул головой. Про обручение Хельги и Брендольва он как-то не вспомнил.
— Вот и отлично! — Наследник улыбнулся и положил руку на плечо Дагу. — Отдашь ей.
— Лучше бы ты вместо пары женских застежек отдал мне твою сестру. Это было бы более верное средство союза.
— Да. — Хеймир кивнул. После этой ночи, убедившись, что заключить союз со Стюрмиром и укрепиться на всем Квиттинге не выйдет, он готов был удовольствоваться его восточным побережьем, но увы. — Это было бы верным средством союза. Но мне придется отдать ее Рагнвальду Наковальне. Я ранил его, и никак иначе примириться с ним не получится. А если я не помирюсь с ним, то и вам от меня будет немного помощи. Ты понимаешь?
Даг кивнул, не настаивая. Именно ранением Рагнвальда Наследник, когда Даг все обдумал, убедил его в честности своих намерений. Чтобы поднять меч на своего, надо иметь очень серьезные основания. А не имея мира со своими, чужим не поможешь.
— Но в Эльвенэсе сеть немало красивых и знатных девиц, которые могли бы… — начал Наследник, но Даг слегка отмахнулся. Поиск невесты его пока не занимал. Гораздо больше его мучил другой вопрос.
— Послушай! — сказал он и посмотрел в лицо Наследнику. — Если ты хочешь мира с нами — зачем ты свалили вину за этот пожар на квиттов? Квитты здесь ни при чем. И ты достаточно умен, чтобы это понять…
Лицо Наследника застыло. Даг видел, что тому не понравился его вопрос, но не жалел, что задал его. От ответа Наследника будет зависеть, поверит он ему окончательно или нет.
— Вопрос не из самых приятных, но я его заслужил. — Помедлив несколько мгновений, Наследник заставил себя усмехнуться. — Я сказал так, чтобы твой доблестный конунг не утратил веру в последнего союзника. Мы будем помогать ему только при том условии, что он наведет порядок у себя дома. И не вздумает делить власть с сыном. Если в стране два конунга — она погибла. А теперь прощай, — вдруг добавил он, бросив взгляд куда-то за спину Дагу. — «Рогатый Волк» скоро будет здесь… Надеюсь, ты сам поймешь, что не надо рассказывать Стюрмиру конунгу о нашей беседе?
Даг кивнул. Глядя в спину уходящему Наследнику, которую временами заслоняли спины хирдманов, он думал о том, что нашел здесь совсем не то, что искал. Но так бывает часто: путь человеческой судьбы сложен, извилист и прихотлив. Альвборг… Вот уж чего он не думал здесь найти, так это невесту, а ведь вполне мог бы жениться… Не будь этот Рагнвальд таким бешеным… Да ну их! Довольно скоро Дагу предстояло вновь увидеть Атлу, и ожидание встречи с некрасивой и острой на язык служанкой вполне утешило его в потере дочери конунга, прекраснейшей из женщин Морского Пути. Каждому свое…
Перебирая в памяти события последних дней, Даг задавал себе только один вопрос: не пошел ли он в чем-нибудь против совести, против достоинства настоящего человека? Это — самое важное. И если нет, то никакие серебряные вороны не привлекут на него неудачи. Судьба и боги верны тому, кто верен себе.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Наследник мягко усмехнулся. Несмотря на все свои сомнения, Даг не мог чувствовать к нему вражды. Вопреки шумящим вокруг бурям, Наследник сохранял в себе уверенный покой и усмирял любое смятение одним своим видом.
— Послушай! — Наследник мягко прикоснулся к локтю Дага. — Во многих сагах проклятия и неудача передаются через вещи, но я не думаю, что в этом много правды. Серебро и золото само по себе мертво. Всем движет воля богов, судьба, а еще — человеческие помыслы и поступки. Застежки несли раздор, пока были во вздорных руках. Я дарю их тебе в знак дружбы, и ты получишь с ними мою дружбу. А она тебе пригодится. Я вижу, что ты смелый, преданный, честный и достойный человек.
Даг опустил глаза: похвала, произнесенная мягким и уверенным голосом Наследника, так согрела его сердце, что ему было даже стыдно показать это. За немногие дни сын чужого конунга приобрел над ним невидимую, но ощутимую власть, и Даг удивлялся ей, как удивлялся всему, что не мог объяснить рассудком. Хельге легче — она просто принимает все как есть…
— Я не ясновидящий, но сдается мне, что у Стюрмира конунга впереди осталось не так много удачи, — тихо продолжал Наследник. — И те, кто пойдет с ним, имеют мало надежды уцелеть. Если ты хочешь со славой погибнуть, то он — твой конунг. Но если у тебя за спиной есть дом, родичи, люди, которые тебе верят и нуждаются в твоей защите — забудь о нем.
Это были не слишком достойные слова, по сути, призывавшие Дага совершить предательство. Но он молча слушал, не перебивая, не поднимая глаз и даже не чувствуя в душе заметного возмущения. Хеймир сын Хильмира выглядел слишком достойным человеком, чтобы предлагать недостойное. Просто Даг чего-то еще не понял и молча ждал, когда поймет.
— Каждый получает то, к чему стремится, — закончил Наследник. — И если не бывает счастлив, значит, цель была выбрана неверно. Если восточное побережье Квиттинга хочет мира — пусть оно стоит в стороне от Стюрмира и его войны. Если Стюрмир конунг не хочет союза с нами — может быть, среди квиттов найдутся люди поумнее его. Потому я и дарю тебе эти застежки. Пусть вороны Одина напоминают тебе о нас. Отдашь матери.
— Моя мать умерла, — сказал Даг.
— Ну, наверняка в твоем роду найдется какая-нибудь женщина, достойная их носить.
— Да. — Даг вспомнил о Хельге (подарка ей он так и не нашел) и кивнул. — У меня есть сестра.
— Сестра? — оживленно переспросил Наследник. — Дочь твоего отца? Сколько ей лет?
— Шестнадцать.
— Она не замужем?
— Нет. — Даг мотнул головой. Про обручение Хельги и Брендольва он как-то не вспомнил.
— Вот и отлично! — Наследник улыбнулся и положил руку на плечо Дагу. — Отдашь ей.
— Лучше бы ты вместо пары женских застежек отдал мне твою сестру. Это было бы более верное средство союза.
— Да. — Хеймир кивнул. После этой ночи, убедившись, что заключить союз со Стюрмиром и укрепиться на всем Квиттинге не выйдет, он готов был удовольствоваться его восточным побережьем, но увы. — Это было бы верным средством союза. Но мне придется отдать ее Рагнвальду Наковальне. Я ранил его, и никак иначе примириться с ним не получится. А если я не помирюсь с ним, то и вам от меня будет немного помощи. Ты понимаешь?
Даг кивнул, не настаивая. Именно ранением Рагнвальда Наследник, когда Даг все обдумал, убедил его в честности своих намерений. Чтобы поднять меч на своего, надо иметь очень серьезные основания. А не имея мира со своими, чужим не поможешь.
— Но в Эльвенэсе сеть немало красивых и знатных девиц, которые могли бы… — начал Наследник, но Даг слегка отмахнулся. Поиск невесты его пока не занимал. Гораздо больше его мучил другой вопрос.
— Послушай! — сказал он и посмотрел в лицо Наследнику. — Если ты хочешь мира с нами — зачем ты свалили вину за этот пожар на квиттов? Квитты здесь ни при чем. И ты достаточно умен, чтобы это понять…
Лицо Наследника застыло. Даг видел, что тому не понравился его вопрос, но не жалел, что задал его. От ответа Наследника будет зависеть, поверит он ему окончательно или нет.
— Вопрос не из самых приятных, но я его заслужил. — Помедлив несколько мгновений, Наследник заставил себя усмехнуться. — Я сказал так, чтобы твой доблестный конунг не утратил веру в последнего союзника. Мы будем помогать ему только при том условии, что он наведет порядок у себя дома. И не вздумает делить власть с сыном. Если в стране два конунга — она погибла. А теперь прощай, — вдруг добавил он, бросив взгляд куда-то за спину Дагу. — «Рогатый Волк» скоро будет здесь… Надеюсь, ты сам поймешь, что не надо рассказывать Стюрмиру конунгу о нашей беседе?
Даг кивнул. Глядя в спину уходящему Наследнику, которую временами заслоняли спины хирдманов, он думал о том, что нашел здесь совсем не то, что искал. Но так бывает часто: путь человеческой судьбы сложен, извилист и прихотлив. Альвборг… Вот уж чего он не думал здесь найти, так это невесту, а ведь вполне мог бы жениться… Не будь этот Рагнвальд таким бешеным… Да ну их! Довольно скоро Дагу предстояло вновь увидеть Атлу, и ожидание встречи с некрасивой и острой на язык служанкой вполне утешило его в потере дочери конунга, прекраснейшей из женщин Морского Пути. Каждому свое…
Перебирая в памяти события последних дней, Даг задавал себе только один вопрос: не пошел ли он в чем-нибудь против совести, против достоинства настоящего человека? Это — самое важное. И если нет, то никакие серебряные вороны не привлекут на него неудачи. Судьба и боги верны тому, кто верен себе.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
МУДРОСТЬ МАЛЫХ ВОЛН
Брендольв, сын Гудмода, лежал в спальном покое усадьбы Малый Пригорок, что над озером Фрейра, смотрел в переплетение закопченных потолочных балок и ждал вечернего пира. Хозяин, Гудфинн Мешок Овса, не так давно кормил своих гостей и домочадцев завтраком, но Брендольв уже ждал ужина, и не потому, что завтрак был плох, а потому, что другого занятия все равно не имелось. На озере Фрейра, куда он приехал больше полумесяца назад в поисках молодого Вильмунда конунга, заняться было решительно нечем. С той же самой благородной целью — совершить подвиги, прогнать фьяллей и навек прославить себя и свой род — сюда съехалось довольно много знатных людей с дружинами почти со всего Квиттинга. Но Вильмунд конунг выжидал. Его будущий тесть, Фрейвид Огниво, еще до приезда Брендольва отправился собирать войско западного побережья, а Гримкель Черная Борода, брат кюны Даллы, собирал войско южной четвер-ти страны. А пока они не собраны, с подвигами приходилось повременить.
Заскрипела дверь, в нее пролезло длинное и тощее тело Асмунда, сына Хродгарда. Они с Брендольвом были ровесниками, их привели сюда одни и те же побуждения, и они сдружились за время бесполезного ожидания. Вместе они принимали участие во всех играх и развлечениях, которые только могли выдумать, вместе с полусотней других героев соревновались во всех девяти искусствах, кроме плавания (и то потому, что озеро Фрейра замерзло).
— Лежишь? — спросил Асмунд. Брендольв не ответил, потому что и так было видно. И сегодня южный выговор Асмунда раздржал его как-то больше обычного.
— Ну лежи, — позволил Асмунд и сел на край лежанки.
После вчерашнего пира его длинное лицо со впалыми щеками и высокими скулами выглядело помятым, но выспаться он просто не мог, потому что имел нерушимую привычку подниматься до рассвета. Дома у него было обширное хозяйство, требовавшее постоянного присмотра, а поскольку других взрослых мужчин в роду не имелось, все заботы висели на узких, но как из железа отлитых плечах Асмунда. Соскучившись среди работников и скотины, он с восторгом по первой же вести устремился к молодому конунгу и теперь скучал вдвое сильнее, беспокоясь о напрасно оставленном хозяйстве. Именно он придумывал большую часть развлечений.
— Может, съездим поохотимся? — предложил Асмунд чуть погодя. — Снег ночью выпал, следы видно.
Брендольв повернул голову и нашел взглядом их третьего товарища, Эрнгельда. Это был плотный круглолицый крепыш с короткой русой бородкой, года на два старше их с Асмундом. Сидя на краю лежанки возле самого очага, он обломанным наконечником стрелы выцарапывал на широкой костяной ручке ножа какой-то рисунок.
— Пойдем на охоту? — спросил его Брендольв.
— Да ну! — хмуро отозвался Эрнгельд. —Всех зверей распугали. Тут каждый день в одной роще охотится по три дружины. Скоро будем на деревья кидаться. Даже удобней — они никуда не убегают.
Асмунд рассмеялся:
— Можно, если так, и на быков поохотиться. Тут народ богатый, скотины много. А, Брендольв?
Он слегка подтолкнул товарища, и Брендольв усмехнулся, подвигал плечом. Два дня назад в соседской усадьбе, которая гордо именовалась Большим Пригорком, поскольку стояла на берегу чуть повыше, из хлева вырвался бык. В другое время это посчитали бы большой неприятностью, но сейчас два десятка молодых героев с восторгом накинулись на него, потрясая копьями и издавая боевые кличи, точно это был сам дракон Фафнир. Несчастное животное поспешило укрыться в хлеву, но перед этим успело-таки чуть задеть рогом Брендольва, который оказался к нему ближе всех. Брендольв прокатился по земле и ударился плечом окучу поленьев, и несильный ушиб следовало считать боевой раной. Его в шутку хвалили, он в шутку гордился.
— А еще говорят… — опять начал Асмунд. — Заходил один парень из Утиного Пруда, так он сказал, что у них один хёльд из северян ездил на охоту и видел старый курган. Может, съездим, пошарим? Может, там лежит что-нибудь забавное?
—Ну, вы совсем сдурели! — в сердцах бросил от очага Эрнгельд. — Курган! Вы бы у северян спросили, как копать курганы! Они бы вам рассказали, как у них мертвец из кургана передавил сто человек, так что потом воевать стало некому! У вас от безделья мозги усохли! Курган им! Хотите, чтобы и нас тут всех мертвец передавил?
— Да ну, не ворчи! — закричали в один голос Брендольв и Асмунд. — На севере было не так!
Никого у них мертвец не передавил! Они сами его задавили! И еще отняли копье, которое пробивает десять человек разом! Где ты был, когда рассказывали?
— Ну и где же оно, это чудесное копье? — Эрнгельд бросил наконечник стрелы и повернулся к товарищам. Его круглое лицо было раздраженным, почти злым. — Где же оно? Где оно было, когда фьялли и рауды разоряли север? Женщины на него мотали шерсть? Рабы на нем сушили рыбу? Я слышал, тамошний хёвдинг теперь рассказывает совсем о другом!
Общее безделье досаждало Эрнгельду тем сильнее, что в поход он отправился не по своей воле. Его чуть ли не силой вытолкали из дому мать и молодая жена. Жена даже пригрозила, что вернется назад к родичам, если ее муж покажет себя рохлей и трусом. Эрнгельд не был ни тем, ни другим, зато сильно подозревал, что его отъезд молодой хозяйке нужен для того, чтобы было удобнее любезничать с торговцем Торлейком Красавчиком. Тот всю зиму разъезжал по округе со своими товарами, жил то в одной усадьбе, то в другой, и Эрнгельд готов был заложить хоть голову, что сейчас любимец всех окрестных женщин расположился именно в его доме. И ради чего он допускает такой позор? Чтобы сражаться с быками и выслушивать глупости?
— Ну его! — Асмунд встал и потянул Брендольва за рукав. — Пойдем в Конунгагорд. Может, есть новости.
В усадьбу конунга Брендольв ходил каждый день. Бормоча что-то, он принялся одеваться с таким видом, будто его зовут на тяжелую и скучную работу. Смысл его бормотания сводился к тому, что новостей никаких он не ждет, но он все равно собирался, потому что идти все же веселее, чем лежать и смотреть в потолок.
На дворе перед хозяйским домом двое парней боролись, собравшиеся кружком гости подбадривали их криками. Брендольв и Асмунд обошли толпу — подобное зрелище повторялось каждый день и им надоело. От ворот усадьбы видна была усадьба конунга, стоявшая южнее по берегу озера» и к ней уводили цепочки следов на свежем снегу. Асмунд и Брендольв побрели по следам. Идти было не так уж далеко, и они не спешили, с удовольствием после духоты и дыма жилых покоев вдыхая свежий прохладный воздух. За прошедшие дни, длинные и однообразные, они так привыкли к озеру Фрейра, точно провели на нем всю жизнь. Как будто всегда с ними были эти длинные холмистые берега заснеженные и покрытые густым кустарником, эти дерновые крыши окрестных усадеб и дворов, рыбацкие лодочки возле холодной воды. И будет ли этому когда-нибудь конец?
На дворе Конунгагорда им навстречу сразу вышла Глатта — дочка одного из здешних хирдманов, пятнадцатилетняя девица с глупеньким, миловидным личиком, на котором всегда играла шаловливая улыбка. Женщины недолюбливали Глатту, зато мало кто из мужчин мог спокойно пройти мимо. При взгляде на Глатту каждому казалось, что она хочет что-то ему сказать, и каждый, не дождавшись, заговаривал с ней сам. А она только смеялась и играла глазами в ответ на всякую речь, так что любой дурак, чувствовал себя рядам с ней мудрым и доблестным мужем. Увидев знакомую фигурку с прижатым к боку деревянным корытом, оба молодых героя разом замедлили шаг и заулыбались. Встречи с Глаттой заметно скрашивали здешнюю жизнь им обоим. Девушка поставила корыто на землю и улыбнулась обоим сразу так открыто и располагающе, будто с Утра только и мечтала об этой встрече. А светлый, трогательный и пустоватый, как у котенка, взгляд скользил с одного на другого, выбирая, как ком сосредоточить внимание. — Ну, как поживаешь? — осведомился Асмунд взял Глатту за руку. Еще не ответив, она потянула руку назад, но не слишком сильно. Асмунд тянул ее руку к себе, а она — к себе; не произнося ни слова, они состязались так некоторое время, и со стороны можно было подумать, что в этом содержится что-то очень важное.
Наконец, Глатта отняла руку. — Что видела во сне? — спросил Брендольв. — Не белого медведя?
— А к чему это белый медведь? — Глатта проявила похвальную любознательность. — К северному ветру?
— К битвам и сражениям! — грозно прорычал Брендольв и оскалил зубы, изображая Фенрира Волка.
Глатта фыркнула, потом скривила личико в несерьезной обиде:
— Наша Исгерд, старая коровища, так храпела, что не заснешь! Хоть беги из девичьей!
— А ты бы бежала к нам! — предложил Асмунд и подмигнул. — У нас никто не храпит!
— Знаю я, как у вас никто не храпит! — Глатта качала головой, а игривый блеск глаз выдавал, что она отлично понимает намеки. — Отсюда слышно!
— Ну что ты! — возразил Брендольв. — У нас все тихие-тихие! Вот разве что он похрапит немного, — Брендольв подтолкнул локтем Асмунда, — и то так тоненько-тоненько, словно соловей поет. Тьу-тьу! — просвистел он, и Глатта залилась хохотом.
— А у нас новости! — сказала она, отсмеявшись.
— Да ну? — воскликнули разом оба друга. Асмунд подумал о Фрейвиде хёвдинге, а Брендольв — о Стюрмире конунге. — Что же ты молчишь! Какие? Откуда гонец? Выступаем?
— Вчера у нас был Хёгни из Каменного Мыса, предложил устроить бой коней. Конунг согласился. Вы будете участвовать? Или у вас нет подходящих коней?
— Тьфу! — Асмунд махнул рукой и отбросил руку Глатты, которая шаловливо поправляла ему застежку плаща. От разочарования у него пропало всякое желание шутить. — Новости! Да разве это новости! Тролли бы побрали этого Хёгни со всеми его конями!
В гриднице конунга сидело много народу, но самого Вильмуяда не было видно. Зато здесь имелся Ингстейн Осиновый Шест, хёвдинг Квиттинского Севера. Он все еще назывался хёвдингом, хотя Квиттинский Север уже почти весь был захвачен фьяллями и раудами. Ингстейн напрасно пытался собрать войско для отпора, был разбит в нескольких битвах и привел на озеро Фрейра едва полсотни воинов, зато сотни три беженцев, женщин, детей и неспособных к битвам стариков, которых теперь надо было где-то размещать и чем-то кормить. Его-то не занимали ни охота, ни девушки, ни саги, ни тавлеи. У него была только одна мысль: скорее выйти с оружием навстречу врагам и отбить свою землю назад, так что ни о чем другом он не говорил.
— Фрейвид хёвдинг слишком долго собирает войско! — горячо рассуждал Ингстейн, потрясая сжатым жилистым кулаком, и на его высоком залысом лбу лежали три глубокие мрачные морщины. Ему было лет сорок пять, но лицо его так осунулось, что ему можно было дать гораздо больше. — Если он в ближайшие дни не даст о себе знать, его можно будет счесть трусом и предателем!
— Не говори так! — возражал ему кто-то из хёльдов. — Западное побережье велико, так быстро его не объедешь. И помни, что говоришь о родиче нашего конунга!
Мне больше хотелось бы знать, что думает Делать Хельги Птичий Нос? — подал голос кто-то еще, и Брендольв прищурился, пытаясь в полутьме гридницы разглядеть говорившего. — Под его властью целая четверть страны. Он-то думает присылать войско? Ведь восточный берег — самая спокойная земля. Туда враги еще и близко не подходили.
— Тут есть кое-кто, кто нам ответит, — сказал Ингстейн, поглядев на Брендольва. — Ваши люди думают воевать или предпочитают отсидеться с женщинами?
Брендольв покраснел: его сильно задевали сомнения в верности и смелости людей с восточного побережья, но достойный ответ он находил с трудом. Он был здесь единственным, кто привел оттуда дружину, и с него спрашивали за всех, кто этого не сделал.
— Хельги хёвдинг строит корабли и собирает войско, — ответил Брендольв то, что и всегда. — А если он его не прислал, так это потому, что конунг не просил его это сделать. Как только конунг пошлет к нему гонца, он сразу…
— К нему послали гонца! — перебило Брендольва сразу несколько голосов. — Еще на Середине Зимы! Сразу после тинга! А ответа все не слышно!
Брендольв пожал плечами:
— Может, гонец не доехал. Или войско не успело дойти.
— Или Хельги хёвдинг не слишком посчитался с волей Вильмунда конунга! — проворчал какой-то старик на краю скамьи.
Брендольв предпочел бы этого не слышать. Внутренний голос говорил ему, что так оно и есть, и вот здесь он никак не мог оправдать будущего родича. Да и зачем его оправдывать? Пока восточное побережье не созвало тинг и не признало нового конунга, его распоряжения необязательны. Хельги хёвдинг не обязан присылать войско. Только если люди сами захотят. А они, выходит, не хотят.
— Ко всем троллям! — Брендольв хмуро махнул рукой. — Что толку молотить обмолоченную солому! Новостей получше мы тут, как видно, не найдем!
Досадливо пиная двери, Брендольв и Асмунд пошли назад на двор. В сенях они услышали смех Глатты: она стояла, прижавшись спиной к стене, а какой-то высокий светловолосый парень что-то шептал ей и поигрывал цепочками у нее на груди. Услышав шаги, Глатта в притворном смущении хихикнула, извернулась и выбежала за дверь. Парень обернулся, и Брендольв узнал Вильмунда конунга.
— А, это ты! — приветствовал он Брендольва. — Что там — опять Ингстейн созывает домашний тинг? Если бы еще можно было собрать домашнее войско и победить домашнего врага, ему бы цены не было!
Асмунд фыркнул — его легко было насмешить. Но Брендольв даже не улыбнулся. У него вдруг раскрылись глаза на все положение дел, и он чуть не завыл от досады. Фьялли разоряют север Квиттинга, с каждым днем подходят все ближе, а у квиттов нет войска, люди маются от безделья. А молодой конунг заигрывает со служанкой! Брендольв все никак не мог примириться с мыслью, что приписал Вильмунду свои собственные стремления к славе и скорейшей победе. Того, как видно, занимало что-то другое.
— Слышали — Хёгни предлагает бой коней! — продолжал Вильмунд конунг. — Будете участвовать? Если у тебя, Брендольв, нет подходящего коня, я тебе одолжу.
— Спасибо, конунг! — весело и учтиво ответил Асмунд. — Конечно, мы будем участвовать. И если Мой конь победит, то и славу поделим пополам!
Хороша слава! Но Асмунд был очень счастливо, устроен — он имел много маленьких, легко выполнимых желаний, и потому почти всегда был доволен жизнью.
Бой коней в усадьбе Каменный Мыс удался на славу. Все окрестные жители и их отважные гости обрадовались приглашению и в назначенный день съехались к Хёгни-хёльду. Набралось целых шесть коней, годных принять участие в схватке. Они бились друг с другом по парам, и в конце концов Брендольв с жеребцом по кличке Виндвин — Друг Ветра — вышли победителями. Они были друг другу под стать: вороной огненноглазый жеребец оказался сильным и злобным, а Брендольв еще дома, в Хравнефьорде, не раз участвовал в этой забаве и знал в ней толк. Ему хватало и силы, и умения, и азарта, чтобы вовремя придержать жеребца за хвост, вовремя толкнуть шестом, побуждая кусаться злее. Правда, Виндвин не нуждался в подталкивании, и даже в последней схватке, к которой оба бойца подустали, выглядел свежее противника.
Зрители, тесной толпой обступившие луговину возле усадьбы Каменный Мыс, были в восторге. Не меньше был рад и сам Брендольв. Шум, воодушевление, общее внимание всегда нравились ему, и сейчас он был в своей стихии. Довольный, гордый собой и уверенный, он лишь изредка бросал взгляды в ту сторону, где стоял настоящий хозяин коня — Вильмунд конунг. Тот нарядился ради этого веселья в лучшее платье, в плащ, покрытый зеленым шелком, с красной полосой вдоль всего края, а на руке его ослепительно сверкало золотое обручье в виде дракона со льдистыми камешками в глазах. Про это обручье рассказывали много всякого невероятного, но Брендольв ни на какое сокровище не променял бы удовольствие — на глазах у двух сотен зрителей показать, на что способен! А это не так уж мало!
Поглядывая в сторону конунга, Брендольв почти не замечал его самого. Возле Вильмунда пестрели наряды женщин, и взгляды Брендольва неодолимо притягивала к себе стройная, невысокая, но величавая фигурка девушки с длинными, прямо лежащими светло-русыми волосами. Это была Ингвильда, дочь Фрейвида хёвдинга и невеста Вильмунда конунга. Брендольв изредка видел ее на пирах в усадьбе конунга — она выходила в грндницу не каждый день — и любовался, затаив дыхание и забывая о еде. Именно такой и должна быть невеста конунга! Даже этого боя коней Брендольв ждал не без тайной надежды, что Ингвильда придет, и сейчас был вдвое счастливее от сознания, что она тоже видит его торжество,
В последней схватке Брендольву с Виндвином достался в противники рыжий жеребец с черной гривой, из здешних, из какой-то усадьбы на берегу. Его хозяин, Гаутберг Свиная Голова, такой же рыжий, точно они с жеребцом состояли в родстве, был очень недоволен успехами восточного пришельца. Во время боя Гаутберг все лез со своим шестом вперед, и Брендольв не мог бы поклясться, что тот не отпихивал шестом Виндвика. Но, если и так, жеребец ничего не замечал и решительно теснил противника. Над луговиной возле усадьбы Каменный Мыс висело шумное облако конского ржания, хруста промерзшей земли, криков зрителей; клочья мерзлой травы, выбиваемой копытами, взлетали в воздух, ветер с близкого озера трепал волосы и гривы, освежал пылающие лица. Веселый, торжествующий, полный упоительного осознания своей силы, Брендольв вился и прыгал возле скачущего Виндвина, ударами шеста понуждая его: скорее вперед, к победе!
— Э, так не пойдет! Нечестно! — вдруг завопил Гаутберг. — Он отталкивает моего коня! Отталкивает своим шестом! Вот тебе!
Брендольв едва успел открыть рот, чтобы отвергнуть несправедливое обвинение, а Гаутберг уже толкнул Виндвина в грудь концом шеста. Жеребец взвился, а разъяренный Брендольв бросился вперед.
— Эй рохля! Не любишь проигрывать! — заорал он и со всего размаха ударил противника своим том.
Тот увернулся, и вместо головы удар пришелся в плечо. Толпа вокруг площадки закричала громче: бой коней превращался в бой людей. Оба жеребца, выпущенные хозяевами, рванулись в сторону: Виндвин гнал рыжего и бил копытами Они мчались прочь, а Брендольв и Гаутберг остались вдвоем на месте схватки, сжимая в руках шесты.
— Давайте! А ну, кто кого! Это смелые мужи! — радостно вопили зрители.
— Давай, Брендольв! Не отступай! Покажи им, как надо биться до конца! — донесся до ушей Брендольва чей-то крик, и на него точно в духоте продымленного покоя повеяло свежим ветром.
Это был голос женщины: молодой, звучный Один-единственный на свете, который Брендольву удавалось услышать так редко и которого он не ждал услышать сейчас. Не оглядываясь, он знал, что это она — Ингвильда, дочь Фрейвида. Она сама подбадривает его! Брендольв не ждал такой чести, даже не думал, что она знает его имя. И один этот выкрик влил в него больше сил, чем рев всей толпы; чувствуя в себе мощь и азарт настоящего берсерка, он бросился на Гаутберга, как Тор на великана Хрунгнира.
Тот едва успел поднять свой шест, чтобы защититься, но против Брендольва сейчас не устоял бы и более серьезный противник. Несколькими сильными и точными ударами Брендольв выбил шест из рук Гаутберга, а самого его бросил на землю. В мыслях мелькнуло воспоминание, как Вальгард вот так же опрокинул Ауднира и потом… Брендольв отскочил и потряс головой. Хватит. И так ясно, за кем осталась победа.
— Молодец! Вот это мужчина! Вот как надо! С такими воинами нам любые фьялли нипочем, а? — кричали вокруг. — Теперь его надо звать Гаутберг Битая Голова!
Заскрипела дверь, в нее пролезло длинное и тощее тело Асмунда, сына Хродгарда. Они с Брендольвом были ровесниками, их привели сюда одни и те же побуждения, и они сдружились за время бесполезного ожидания. Вместе они принимали участие во всех играх и развлечениях, которые только могли выдумать, вместе с полусотней других героев соревновались во всех девяти искусствах, кроме плавания (и то потому, что озеро Фрейра замерзло).
— Лежишь? — спросил Асмунд. Брендольв не ответил, потому что и так было видно. И сегодня южный выговор Асмунда раздржал его как-то больше обычного.
— Ну лежи, — позволил Асмунд и сел на край лежанки.
После вчерашнего пира его длинное лицо со впалыми щеками и высокими скулами выглядело помятым, но выспаться он просто не мог, потому что имел нерушимую привычку подниматься до рассвета. Дома у него было обширное хозяйство, требовавшее постоянного присмотра, а поскольку других взрослых мужчин в роду не имелось, все заботы висели на узких, но как из железа отлитых плечах Асмунда. Соскучившись среди работников и скотины, он с восторгом по первой же вести устремился к молодому конунгу и теперь скучал вдвое сильнее, беспокоясь о напрасно оставленном хозяйстве. Именно он придумывал большую часть развлечений.
— Может, съездим поохотимся? — предложил Асмунд чуть погодя. — Снег ночью выпал, следы видно.
Брендольв повернул голову и нашел взглядом их третьего товарища, Эрнгельда. Это был плотный круглолицый крепыш с короткой русой бородкой, года на два старше их с Асмундом. Сидя на краю лежанки возле самого очага, он обломанным наконечником стрелы выцарапывал на широкой костяной ручке ножа какой-то рисунок.
— Пойдем на охоту? — спросил его Брендольв.
— Да ну! — хмуро отозвался Эрнгельд. —Всех зверей распугали. Тут каждый день в одной роще охотится по три дружины. Скоро будем на деревья кидаться. Даже удобней — они никуда не убегают.
Асмунд рассмеялся:
— Можно, если так, и на быков поохотиться. Тут народ богатый, скотины много. А, Брендольв?
Он слегка подтолкнул товарища, и Брендольв усмехнулся, подвигал плечом. Два дня назад в соседской усадьбе, которая гордо именовалась Большим Пригорком, поскольку стояла на берегу чуть повыше, из хлева вырвался бык. В другое время это посчитали бы большой неприятностью, но сейчас два десятка молодых героев с восторгом накинулись на него, потрясая копьями и издавая боевые кличи, точно это был сам дракон Фафнир. Несчастное животное поспешило укрыться в хлеву, но перед этим успело-таки чуть задеть рогом Брендольва, который оказался к нему ближе всех. Брендольв прокатился по земле и ударился плечом окучу поленьев, и несильный ушиб следовало считать боевой раной. Его в шутку хвалили, он в шутку гордился.
— А еще говорят… — опять начал Асмунд. — Заходил один парень из Утиного Пруда, так он сказал, что у них один хёльд из северян ездил на охоту и видел старый курган. Может, съездим, пошарим? Может, там лежит что-нибудь забавное?
—Ну, вы совсем сдурели! — в сердцах бросил от очага Эрнгельд. — Курган! Вы бы у северян спросили, как копать курганы! Они бы вам рассказали, как у них мертвец из кургана передавил сто человек, так что потом воевать стало некому! У вас от безделья мозги усохли! Курган им! Хотите, чтобы и нас тут всех мертвец передавил?
— Да ну, не ворчи! — закричали в один голос Брендольв и Асмунд. — На севере было не так!
Никого у них мертвец не передавил! Они сами его задавили! И еще отняли копье, которое пробивает десять человек разом! Где ты был, когда рассказывали?
— Ну и где же оно, это чудесное копье? — Эрнгельд бросил наконечник стрелы и повернулся к товарищам. Его круглое лицо было раздраженным, почти злым. — Где же оно? Где оно было, когда фьялли и рауды разоряли север? Женщины на него мотали шерсть? Рабы на нем сушили рыбу? Я слышал, тамошний хёвдинг теперь рассказывает совсем о другом!
Общее безделье досаждало Эрнгельду тем сильнее, что в поход он отправился не по своей воле. Его чуть ли не силой вытолкали из дому мать и молодая жена. Жена даже пригрозила, что вернется назад к родичам, если ее муж покажет себя рохлей и трусом. Эрнгельд не был ни тем, ни другим, зато сильно подозревал, что его отъезд молодой хозяйке нужен для того, чтобы было удобнее любезничать с торговцем Торлейком Красавчиком. Тот всю зиму разъезжал по округе со своими товарами, жил то в одной усадьбе, то в другой, и Эрнгельд готов был заложить хоть голову, что сейчас любимец всех окрестных женщин расположился именно в его доме. И ради чего он допускает такой позор? Чтобы сражаться с быками и выслушивать глупости?
— Ну его! — Асмунд встал и потянул Брендольва за рукав. — Пойдем в Конунгагорд. Может, есть новости.
В усадьбу конунга Брендольв ходил каждый день. Бормоча что-то, он принялся одеваться с таким видом, будто его зовут на тяжелую и скучную работу. Смысл его бормотания сводился к тому, что новостей никаких он не ждет, но он все равно собирался, потому что идти все же веселее, чем лежать и смотреть в потолок.
На дворе перед хозяйским домом двое парней боролись, собравшиеся кружком гости подбадривали их криками. Брендольв и Асмунд обошли толпу — подобное зрелище повторялось каждый день и им надоело. От ворот усадьбы видна была усадьба конунга, стоявшая южнее по берегу озера» и к ней уводили цепочки следов на свежем снегу. Асмунд и Брендольв побрели по следам. Идти было не так уж далеко, и они не спешили, с удовольствием после духоты и дыма жилых покоев вдыхая свежий прохладный воздух. За прошедшие дни, длинные и однообразные, они так привыкли к озеру Фрейра, точно провели на нем всю жизнь. Как будто всегда с ними были эти длинные холмистые берега заснеженные и покрытые густым кустарником, эти дерновые крыши окрестных усадеб и дворов, рыбацкие лодочки возле холодной воды. И будет ли этому когда-нибудь конец?
На дворе Конунгагорда им навстречу сразу вышла Глатта — дочка одного из здешних хирдманов, пятнадцатилетняя девица с глупеньким, миловидным личиком, на котором всегда играла шаловливая улыбка. Женщины недолюбливали Глатту, зато мало кто из мужчин мог спокойно пройти мимо. При взгляде на Глатту каждому казалось, что она хочет что-то ему сказать, и каждый, не дождавшись, заговаривал с ней сам. А она только смеялась и играла глазами в ответ на всякую речь, так что любой дурак, чувствовал себя рядам с ней мудрым и доблестным мужем. Увидев знакомую фигурку с прижатым к боку деревянным корытом, оба молодых героя разом замедлили шаг и заулыбались. Встречи с Глаттой заметно скрашивали здешнюю жизнь им обоим. Девушка поставила корыто на землю и улыбнулась обоим сразу так открыто и располагающе, будто с Утра только и мечтала об этой встрече. А светлый, трогательный и пустоватый, как у котенка, взгляд скользил с одного на другого, выбирая, как ком сосредоточить внимание. — Ну, как поживаешь? — осведомился Асмунд взял Глатту за руку. Еще не ответив, она потянула руку назад, но не слишком сильно. Асмунд тянул ее руку к себе, а она — к себе; не произнося ни слова, они состязались так некоторое время, и со стороны можно было подумать, что в этом содержится что-то очень важное.
Наконец, Глатта отняла руку. — Что видела во сне? — спросил Брендольв. — Не белого медведя?
— А к чему это белый медведь? — Глатта проявила похвальную любознательность. — К северному ветру?
— К битвам и сражениям! — грозно прорычал Брендольв и оскалил зубы, изображая Фенрира Волка.
Глатта фыркнула, потом скривила личико в несерьезной обиде:
— Наша Исгерд, старая коровища, так храпела, что не заснешь! Хоть беги из девичьей!
— А ты бы бежала к нам! — предложил Асмунд и подмигнул. — У нас никто не храпит!
— Знаю я, как у вас никто не храпит! — Глатта качала головой, а игривый блеск глаз выдавал, что она отлично понимает намеки. — Отсюда слышно!
— Ну что ты! — возразил Брендольв. — У нас все тихие-тихие! Вот разве что он похрапит немного, — Брендольв подтолкнул локтем Асмунда, — и то так тоненько-тоненько, словно соловей поет. Тьу-тьу! — просвистел он, и Глатта залилась хохотом.
— А у нас новости! — сказала она, отсмеявшись.
— Да ну? — воскликнули разом оба друга. Асмунд подумал о Фрейвиде хёвдинге, а Брендольв — о Стюрмире конунге. — Что же ты молчишь! Какие? Откуда гонец? Выступаем?
— Вчера у нас был Хёгни из Каменного Мыса, предложил устроить бой коней. Конунг согласился. Вы будете участвовать? Или у вас нет подходящих коней?
— Тьфу! — Асмунд махнул рукой и отбросил руку Глатты, которая шаловливо поправляла ему застежку плаща. От разочарования у него пропало всякое желание шутить. — Новости! Да разве это новости! Тролли бы побрали этого Хёгни со всеми его конями!
В гриднице конунга сидело много народу, но самого Вильмуяда не было видно. Зато здесь имелся Ингстейн Осиновый Шест, хёвдинг Квиттинского Севера. Он все еще назывался хёвдингом, хотя Квиттинский Север уже почти весь был захвачен фьяллями и раудами. Ингстейн напрасно пытался собрать войско для отпора, был разбит в нескольких битвах и привел на озеро Фрейра едва полсотни воинов, зато сотни три беженцев, женщин, детей и неспособных к битвам стариков, которых теперь надо было где-то размещать и чем-то кормить. Его-то не занимали ни охота, ни девушки, ни саги, ни тавлеи. У него была только одна мысль: скорее выйти с оружием навстречу врагам и отбить свою землю назад, так что ни о чем другом он не говорил.
— Фрейвид хёвдинг слишком долго собирает войско! — горячо рассуждал Ингстейн, потрясая сжатым жилистым кулаком, и на его высоком залысом лбу лежали три глубокие мрачные морщины. Ему было лет сорок пять, но лицо его так осунулось, что ему можно было дать гораздо больше. — Если он в ближайшие дни не даст о себе знать, его можно будет счесть трусом и предателем!
— Не говори так! — возражал ему кто-то из хёльдов. — Западное побережье велико, так быстро его не объедешь. И помни, что говоришь о родиче нашего конунга!
Мне больше хотелось бы знать, что думает Делать Хельги Птичий Нос? — подал голос кто-то еще, и Брендольв прищурился, пытаясь в полутьме гридницы разглядеть говорившего. — Под его властью целая четверть страны. Он-то думает присылать войско? Ведь восточный берег — самая спокойная земля. Туда враги еще и близко не подходили.
— Тут есть кое-кто, кто нам ответит, — сказал Ингстейн, поглядев на Брендольва. — Ваши люди думают воевать или предпочитают отсидеться с женщинами?
Брендольв покраснел: его сильно задевали сомнения в верности и смелости людей с восточного побережья, но достойный ответ он находил с трудом. Он был здесь единственным, кто привел оттуда дружину, и с него спрашивали за всех, кто этого не сделал.
— Хельги хёвдинг строит корабли и собирает войско, — ответил Брендольв то, что и всегда. — А если он его не прислал, так это потому, что конунг не просил его это сделать. Как только конунг пошлет к нему гонца, он сразу…
— К нему послали гонца! — перебило Брендольва сразу несколько голосов. — Еще на Середине Зимы! Сразу после тинга! А ответа все не слышно!
Брендольв пожал плечами:
— Может, гонец не доехал. Или войско не успело дойти.
— Или Хельги хёвдинг не слишком посчитался с волей Вильмунда конунга! — проворчал какой-то старик на краю скамьи.
Брендольв предпочел бы этого не слышать. Внутренний голос говорил ему, что так оно и есть, и вот здесь он никак не мог оправдать будущего родича. Да и зачем его оправдывать? Пока восточное побережье не созвало тинг и не признало нового конунга, его распоряжения необязательны. Хельги хёвдинг не обязан присылать войско. Только если люди сами захотят. А они, выходит, не хотят.
— Ко всем троллям! — Брендольв хмуро махнул рукой. — Что толку молотить обмолоченную солому! Новостей получше мы тут, как видно, не найдем!
Досадливо пиная двери, Брендольв и Асмунд пошли назад на двор. В сенях они услышали смех Глатты: она стояла, прижавшись спиной к стене, а какой-то высокий светловолосый парень что-то шептал ей и поигрывал цепочками у нее на груди. Услышав шаги, Глатта в притворном смущении хихикнула, извернулась и выбежала за дверь. Парень обернулся, и Брендольв узнал Вильмунда конунга.
— А, это ты! — приветствовал он Брендольва. — Что там — опять Ингстейн созывает домашний тинг? Если бы еще можно было собрать домашнее войско и победить домашнего врага, ему бы цены не было!
Асмунд фыркнул — его легко было насмешить. Но Брендольв даже не улыбнулся. У него вдруг раскрылись глаза на все положение дел, и он чуть не завыл от досады. Фьялли разоряют север Квиттинга, с каждым днем подходят все ближе, а у квиттов нет войска, люди маются от безделья. А молодой конунг заигрывает со служанкой! Брендольв все никак не мог примириться с мыслью, что приписал Вильмунду свои собственные стремления к славе и скорейшей победе. Того, как видно, занимало что-то другое.
— Слышали — Хёгни предлагает бой коней! — продолжал Вильмунд конунг. — Будете участвовать? Если у тебя, Брендольв, нет подходящего коня, я тебе одолжу.
— Спасибо, конунг! — весело и учтиво ответил Асмунд. — Конечно, мы будем участвовать. И если Мой конь победит, то и славу поделим пополам!
Хороша слава! Но Асмунд был очень счастливо, устроен — он имел много маленьких, легко выполнимых желаний, и потому почти всегда был доволен жизнью.
Бой коней в усадьбе Каменный Мыс удался на славу. Все окрестные жители и их отважные гости обрадовались приглашению и в назначенный день съехались к Хёгни-хёльду. Набралось целых шесть коней, годных принять участие в схватке. Они бились друг с другом по парам, и в конце концов Брендольв с жеребцом по кличке Виндвин — Друг Ветра — вышли победителями. Они были друг другу под стать: вороной огненноглазый жеребец оказался сильным и злобным, а Брендольв еще дома, в Хравнефьорде, не раз участвовал в этой забаве и знал в ней толк. Ему хватало и силы, и умения, и азарта, чтобы вовремя придержать жеребца за хвост, вовремя толкнуть шестом, побуждая кусаться злее. Правда, Виндвин не нуждался в подталкивании, и даже в последней схватке, к которой оба бойца подустали, выглядел свежее противника.
Зрители, тесной толпой обступившие луговину возле усадьбы Каменный Мыс, были в восторге. Не меньше был рад и сам Брендольв. Шум, воодушевление, общее внимание всегда нравились ему, и сейчас он был в своей стихии. Довольный, гордый собой и уверенный, он лишь изредка бросал взгляды в ту сторону, где стоял настоящий хозяин коня — Вильмунд конунг. Тот нарядился ради этого веселья в лучшее платье, в плащ, покрытый зеленым шелком, с красной полосой вдоль всего края, а на руке его ослепительно сверкало золотое обручье в виде дракона со льдистыми камешками в глазах. Про это обручье рассказывали много всякого невероятного, но Брендольв ни на какое сокровище не променял бы удовольствие — на глазах у двух сотен зрителей показать, на что способен! А это не так уж мало!
Поглядывая в сторону конунга, Брендольв почти не замечал его самого. Возле Вильмунда пестрели наряды женщин, и взгляды Брендольва неодолимо притягивала к себе стройная, невысокая, но величавая фигурка девушки с длинными, прямо лежащими светло-русыми волосами. Это была Ингвильда, дочь Фрейвида хёвдинга и невеста Вильмунда конунга. Брендольв изредка видел ее на пирах в усадьбе конунга — она выходила в грндницу не каждый день — и любовался, затаив дыхание и забывая о еде. Именно такой и должна быть невеста конунга! Даже этого боя коней Брендольв ждал не без тайной надежды, что Ингвильда придет, и сейчас был вдвое счастливее от сознания, что она тоже видит его торжество,
В последней схватке Брендольву с Виндвином достался в противники рыжий жеребец с черной гривой, из здешних, из какой-то усадьбы на берегу. Его хозяин, Гаутберг Свиная Голова, такой же рыжий, точно они с жеребцом состояли в родстве, был очень недоволен успехами восточного пришельца. Во время боя Гаутберг все лез со своим шестом вперед, и Брендольв не мог бы поклясться, что тот не отпихивал шестом Виндвика. Но, если и так, жеребец ничего не замечал и решительно теснил противника. Над луговиной возле усадьбы Каменный Мыс висело шумное облако конского ржания, хруста промерзшей земли, криков зрителей; клочья мерзлой травы, выбиваемой копытами, взлетали в воздух, ветер с близкого озера трепал волосы и гривы, освежал пылающие лица. Веселый, торжествующий, полный упоительного осознания своей силы, Брендольв вился и прыгал возле скачущего Виндвина, ударами шеста понуждая его: скорее вперед, к победе!
— Э, так не пойдет! Нечестно! — вдруг завопил Гаутберг. — Он отталкивает моего коня! Отталкивает своим шестом! Вот тебе!
Брендольв едва успел открыть рот, чтобы отвергнуть несправедливое обвинение, а Гаутберг уже толкнул Виндвина в грудь концом шеста. Жеребец взвился, а разъяренный Брендольв бросился вперед.
— Эй рохля! Не любишь проигрывать! — заорал он и со всего размаха ударил противника своим том.
Тот увернулся, и вместо головы удар пришелся в плечо. Толпа вокруг площадки закричала громче: бой коней превращался в бой людей. Оба жеребца, выпущенные хозяевами, рванулись в сторону: Виндвин гнал рыжего и бил копытами Они мчались прочь, а Брендольв и Гаутберг остались вдвоем на месте схватки, сжимая в руках шесты.
— Давайте! А ну, кто кого! Это смелые мужи! — радостно вопили зрители.
— Давай, Брендольв! Не отступай! Покажи им, как надо биться до конца! — донесся до ушей Брендольва чей-то крик, и на него точно в духоте продымленного покоя повеяло свежим ветром.
Это был голос женщины: молодой, звучный Один-единственный на свете, который Брендольву удавалось услышать так редко и которого он не ждал услышать сейчас. Не оглядываясь, он знал, что это она — Ингвильда, дочь Фрейвида. Она сама подбадривает его! Брендольв не ждал такой чести, даже не думал, что она знает его имя. И один этот выкрик влил в него больше сил, чем рев всей толпы; чувствуя в себе мощь и азарт настоящего берсерка, он бросился на Гаутберга, как Тор на великана Хрунгнира.
Тот едва успел поднять свой шест, чтобы защититься, но против Брендольва сейчас не устоял бы и более серьезный противник. Несколькими сильными и точными ударами Брендольв выбил шест из рук Гаутберга, а самого его бросил на землю. В мыслях мелькнуло воспоминание, как Вальгард вот так же опрокинул Ауднира и потом… Брендольв отскочил и потряс головой. Хватит. И так ясно, за кем осталась победа.
— Молодец! Вот это мужчина! Вот как надо! С такими воинами нам любые фьялли нипочем, а? — кричали вокруг. — Теперь его надо звать Гаутберг Битая Голова!