Страница:
Завладев щит, Трюмпа восхищенно захихикала, бешено потирая руки, потом подпрыгнула, как девочка.
— Ты пришел ко мне, мерзавец, ты пришел! — заверещала она, приплясывая вокруг лежащего на земле щита. Железный умбон мрачно сверкал в отблесках багрового пламени троллей, как враждебный глаз, но Трюмпа, видя своего противника бессильно распростертым у своих ног, ликовала. — Ты пришел! Ты никуда от меня не делся! Куда же ты денешься? Я сплела хорошую сеть! Теперь тебе не выпутаться! Теперь ты сам пойдешь к троллям и расплатишься с ними за все, что ты наделал!
Топая ногами по камню, Трюмпа двинулась вокруг щита и запела заклинание. Визгливый рой духов кружился вокруг нее, трепал седые волосы старой колдуньи, рвал и бросал в небо пряди багрового пламени. С неожиданной силой подхватив щит, Трюмпа втолкнула его в огонь. Придавленное пламя опало, и старуха отвалено вскочила прямо в костер, встала на щит и запрыгала на нем,
— Теперь ты сгорел, мерзавец, ты сгорел! — визжала и выла она. — Больше у тебя не будет сил противиться мне! Скоро ты сам приползешь и подставишь мне шею, чтобы я могла на ней ездить!
Языки багрового пламени, как змеи, выползали из-под щита и лизали его края. Железная полоса сама стала багровой, красная кожа быстро темнела и с жестким треском лопалась, шел дым. Трюмпа кашляла, хрипела, задыхалась, но не желала выскочить из костра, а продолжала топтать ногами щит.
— Гори, мерзавец, гори! — истошно заклинала она. — Вся твоя сила сгорает, сгорает!
Но щит не сгорал. Уже языки пламени, как лучи вокруг солнца, вырвались на волю вокруг него, но сам круглый щит оставался свободен; пламя жгло Трюмпу, и она, не выдержав, выскочила из огненного круга и завертелась, сбивая пламя с одежды.
— Гори, мерзавец, гори! — со злобой уже не торжествовала, а требовала она, потрясая сжатыми кулаками. На ее закопченном лице дико горели глаза, а них отражалось багровое пламя, серые волосы разметались и вились на ветру.
Но щит не сдавался. Багровый огонь опадал, сожрав всю свою пищу, а щит лежал в его середине, все такой же несокрушимый. Все злобные духи, призванные Трюмпой, ничего не могли поделать с защитой Отца Колдовства.
— Ах так, мерзавец! — зашипела старуха, когда огонь почти угас. — Погоди же! Я тебе еще покажу! Я тебе найду место!
Сообразив, она кинулась на щит, схватила за край и взвыла, потрясая обожженной рукой. Но боль не охладила ее пыла, и вот уже старуха, обернув край щита плащом, волокла его по земле к обрыву.
— Ты у меня узнаешь! — задыхаясь от непомерного усилия, шипела она на ходу. — Ты очень разогрелся, мерзавец, тебе надо остудиться! Ступай к морским великаншам! Ты для них достойный муж! Ступай к ним! Твоя сила утонет, и больше ты не будешь мне вредить!
Подтащив щит к самому краю обрыва, Трюмпа с трудом столкнула его в море. Стукнув краем по камню, щит сорвался в темную бездну. Трюмпа слушала, вытянув тонкую шею. Спустя долгое время снизу донесся глухой всплеск.
— Теперь ты пропал, мерзавец! — тихо, словно истощила в борьбе со щитом все силы, просипела старуха. — Теперь ты мне не помешаешь.
Медленно, согнувшись и уронив голову, она вернулась на вершину горы и села прямо на землю возле угасающего костра. Пламени уже не было, только багровый круг тихо мерцал на черном камне. Старуха бросила на угли пучок трав, наклонилась, жадно вдыхая беловатый дымок. Ее голова клонилась все ниже, ниже, потом старуха сильно вздрогнула и мягко опустилась на камень возле самых углей. Она казалась спящей. А дух ее, вырвавшись из тела, невидимо взмыл в темное небо.
Во сне Хельге вдруг показалось, что ее ударили. Резко открыв глаза, она сразу услышала рядом с изголовьем шорох. Какое-то брезгливое, отвратительное чувство толкнуло ее вскочить и повернуться: так и казалось, что рядом возится крыса.
Но это была не крыса. Возле ее изголовья на полу прыгало странное существо, похожее на птицу, на маленькую, меньше обычной, ворону. Но за ворону ее принять было нельзя: ее глаза горели красным, серые жесткие перья торчали во все стороны, а на лице — так и подумалось, хотя какое же у птицы лицо! — было какое-то осмысленное и этим жуткое выражение. В клюве кошмарного существа была зажата серебряная цепочка, второй конец которой уходил под подушку Хельги.
Вскрикнув, Хельга отшатнулась, толкнула спиной спящую Сольвёр; птица сильно дернула клювом цепочку, и из-под подушки со звоном выпала на пол серебряная застежка. Хельга с криком подалась вперед и схватила застежку. Жуткая ворона дернула, Хельга вскрикнула от боли — края царапали ей ладонь, но не выпустила застежку. Чудовищная птица тянула цепочку к себе с такой невиданной силой, что Хельга поползла к лежанки на пол, голова ее свесилась вниз, волосы упали на земляной пол. Казалось, сами тролли тащат ее в темное подземелье! Почти вися вниз головой, Хельга ничего не видела и кричала от ужаса и боли, но не выпускала застежки, а ворона тянула на себя, смутно повизгивая. Это не могла быть ворона, никак не могла! Хельга знала, что это существо — не в себе, не на своих путях, его сотворило колдовство и связываться с ним — смертельно опасно! Но выпустить застежку, одного из воронов, подарок Хеймира! Это все равно, что отдать троллям свою душу!
За ее спиной раздался крик, потом другой, ее схватили за плечи, потащили назад; разрываемая на части, Хельга вопила не своим голосом, вопила Сольвёр, едва проснувшаяся и напуганная, кричали женщины, разом вспомнившие, как однажды, такой же темной ночью, к ним явился мертвец. Сольвёр изо всех сил тянула Хельгу назад на лежанку, ворона тянула к себе. И вдруг цепочки лопнули, сила разрыва отбросила Хельгу назад, она повалилась спиной на Сольвёр, а над ней ринулся невидимый черный вихрь.
— Ворона, ворона! — задыхаясь, невнятно кричала она. — Ворона! Моя застежка! Она унесла! Ворона!
Вся девичья поднялась, в доме заскрипели двери, застучали шаги. Мертвой хваткой сжимая в руке спасенную застежку, Хельга рыдала в объятиях Сольвёр, а фру Мальгерд напрасно пыталась разжать ее окровавленные пальцы. Домочадцы с факелами ползали по полу, собирая рассыпанные звенья серебряных цепей. Наконец Рзвунг принес последнее.
— Под дымовиком в кухне! — гордо доложил он, даже довольный этим забавнейшим происшествием. — Туда, значит, улетела.
— Это была ведьма, ведьма! — твердили женщины. — Ведьма в обличье птицы! Мы о таком слышали! Да кто же не слышал! Она хотела нас погубить!
— Она украла… унесла одну застежку, — рыдала Хельга и никак не могла остановиться.
— Ну и что? — утешали ее родичи, предлагая воды в ковшике и наперебой гладя по голове. — Подумаешь, застежка? Тебе что, нечем заколоть платье?
— Было бы хуже, если бы она взяла прядь волос или рубашку! — говорила фру Мальгерд. — Через это можно колдовством погубить человека. А через серебро — нельзя. Серебро само защищает и себя, и того, кто его носил. Не бойся ничего.
— У тебя же вторая осталась! — говорил Хельги хёвдинг, косясь на застежку в руках Дага, с которой тот подолом рубахи стирал кровь. — Мы закажем вторую точно такую же. И камушки вставим. Хочешь, зеленые, как были, а хочешь, красные, чтобы все было одинаково.
— Оставь эту для плаща, а на платье я подарю тебе другие, — говорил Хеймир.
Это был не первый ночной переполох, который ему пришлось пережить за последние месяцы, но сейчас он был по-настоящему взволнован. Тот ужас потери, который он пережил вместе со всеми в ту памятную ночь, все никак не проходил и заново вспыхивал при малейшем беспокойстве. Полуодетый, разлохмаченный, с нервно блестящими глазами, он был непохож на себя, но именно сейчас, видя его волнение, домочадцы Тикгвалля впервые по-настоящему признали его за своего и толкали локтями, не замечая и не прося прощения. Впрочем, он тоже ничего не замечал, думая только о том, как бы пробиться к невесте через толпу женщин.
— Но ведь говорят… — услышав его голос, Хельга поспешно вытерла лицо и несколько раз глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться, но голос ее все равно оставался ломки и густым от плача, — ведь говорят, что эти застежки заколдованные… И ты любишь ту, кто их носит. А вдруг теперь ведьма заворожит тебя? Это так страшно!
— Ох! — Хеймир перевел дух и усмехнулся. — Надеюсь, не настолько, чтобы я вдруг влюбился в эту ворону. Хороша же невеста для меня! Всю жизнь о такой мечтал!
Даг фыркнул первым, потом захихикал кто-то из женщин, и вскоре уже смеялась вся девичья. Видя спокойствие Хеймира, все остальные успокоились тоже, и даже Хельге ее страх показался глупым. Отблески факелов освещали десятки хохочущих лиц, одно подле другого, поскольку в покой набилось чуть ли не все население усадьбы и он сразу стал очень тесным. Смеялись женщины и хирдманы, Мальгерд хозяйка и Рэвунг, Сторвальд и Атла, Хельги хёвдинг и маленькая Векке. Вальгард хохотал гулко и громко, как настоящий великан. На таком уж счастливом месте стояла усадьба Тингвалль, что все самое страшное для нее в конце концов оборачивалось смехом.
Через несколько дней две служанки и пастух, рано утром вышедшие выгонять коров, увидели на юге два дымовых столба. Держась за дверь хлева, Гейсла застыла, приоткрыв рот и не сводя глаз с двух серых, туманных деревьев, растущих от земли до бледного рассветного неба. Два дымовых столба! Сколько о них твердили в Хравнефьорде за последние месяцы, как все ждали и боялись увидеть их, так ждали и так боялись, что под конец уже не верилось, что когда-нибудь знак действительно будет подан.
— Альдис! Грьот! — крикнула Гейсла, все еще не в силах оторвать глаз от неба. — Люди! Смотрите! Дым! Дым! — завопила она, сообразив наконец, что надо поднимать шум. — Дым на юге! Два столба! Как говорили! Хёвдинг! Скорее скажите хёвдингу!
Усадьба Тингвалль мигом поднялась и наполнилась суетой. Два дымовых столба днем или два костра рядом ночью означали, что на восточном побережье появились фьялли. То, что они явились с юга, а не с севера, как ждали осенью и зимой, подтвердило предположения Хеймира ярла, который еще после Битвы Конунгов предрек, что теперь фьялли пойдут через захваченное западное побережье к югу Квиттинга, а уже оттуда переберутся на восточный берег. И вот они почти здесь, враги, которых так долго ждали!
Не дожидаясь приказа, несколько хирдманов верхом помчались на Вершину и разложили там два таких же костра, набросав в них влажных веток и прошлогодней травы. Дымовые столбы понесли тревожную весть дальше, а усадьба хёвдинга уже приготовилась действовать.
— Сначала пойдет вперед мой сын с нашей дружиной! — раз за разом объяснял Хельги хёвдинг соседям, которые сходились в усадьбу со всех сторон с оружием в руках и с мешками за спиной. — Он разузнает, много ли врагов и как они себя ведут. Он сдержит их первый натиск, а тем временем сюда подойдут отряды с северных рубежей. И мы встретим Торбранда Тролля хорошим сильным войском! Я рад видеть, что в вас столько боевого духа!
— Хорошо бы еще до тех пор подошли слэтты! — говорили соседи и вопросительно посматривали на Хеймира.
Он стоял рядом с хёвдингом, и на его чеканном лице не отражалось никакого беспокойства.
— Слэтты должны быть здесь уже скоро, — отвечал он, и никто не догадывался, как трудно ему было сейчас сохранять невозмутимость. — Теперь их можно ждать каждый день. В любом случае у нас есть какое-то время до битвы.
Он говорил «у нас», и само его присутствие казалось достаточным залогом, что обещанная помощь действительно подойдет. Если не ради квиттов, то ради собственного сына конунг слэттов ведь пришлет войско! В глубине души люди верили, что с сыновьями конунгов не случается ничего плохого. Ну и с теми, кто рядом, заодно.
Дружина хёвдинга собиралась в дорогу быстро и четко, поскольку все было приготовлено и обговорено заранее, Только Вальгард вышел из оружейной мрачный, как инеистый великан весной.
— Мой щит пропал! — глухо бросил он. — Я было думал, что сам отнес в оружейную. Его нигде нет.
Те, у кого оставалось время над этим задуматься, качали головами.
— Но как же без щита? — испуганно ахнула Хельга. Она и так не находила себе места от беспокойства, а тут еще такая пропажа! Более дурного знамения и не придумаешь — разве что упасть с лошади в самых воротах! — Как же без щита? Ведь твой — особенный…
Она отлично помнила и Седловую гору, и пожар Волчьих Столбов, о котором рассказывал Даг, — когда именно щит и заклинание Вальгарда спасли квиттов и позволили им выдержать жестокий бой без раненых и убитых. И сейчас, когда Даг шел навстречу вражеским мечам… Уж его-то Ворон не выведет обратно!
— Ничего! — бодро ответил сам Даг. — Я думаю, что Вальгард и без щита стоит нескольких человек. Ведь твои заклинания остались при тебе?
— Да. — Вальгард мрачно кивнул. Его лицо потемнело и стало страшным, как у великана. — Но сейчас я не пойду с тобой. Я должен знать, кто вредит мне. Если я буду с тобой, то плохо будет всему войску. Я останусь и сам найду своего врага.
Никто не стал спорить с его решением. Заподозрить берсерка в трусости не смог бы даже глупый мальчишка, а не тащить свою неудачу вслед за всеми, как заметила Троа, было очень даже мудро.
Дружина Дага из сорока собственных хирдманов и двадцати человек из округи ушла еще до полудня. Даг надеялся, что по пути им удастся лучше разузнать, что произошло, и обещал присылать гонцов при каждой возможности.
Брендольв узнал новости, только когда Даг с дружиной уже ушел. За ним не присылали, но Блекнир рыбак, возвращаясь домой, зашел в Лаберг. Выслушав его, Брендольв закусил губу. Его самолюбие понемногу оправлялось, и уже показалось обидным, что к ним не послали сразу же. Все-таки хёвдинг ему не доверяет! Конечно, есть причины… Но раз уж они при всех объявили о прекращении вражды, то не позвать его в битву значит обидеть заново!
Впрочем, Брендольв еще недостаточно оправдался в собственных глазах, чтобы дать обиде волю. А к тому же его смутила весть о том, что из-за пропажи щита Вальгард не пошел с дружиной. Ведь он тоже знал, как много значил и какую силу имел красный щит берсерка в руках хозяина. И Седловая гора, и Волчьи Столбы… и равнина Битвы Конунгов, с которой Вальгард тоже ушел невредимым… А теперь Даг, его дружина, все будущее войско восточного побережья лишено защиты, которую могло бы иметь. Заклинание Вальгарда могло бы сделать их неуязвимыми! Тогда Торбранду Троллю пришлось бы убраться восвояси, поджав хвост! Выходило, что в этом деле сам Брендольв распорядился не лучше Стюрмира конунга, когда тот убил Фрейвида Огниво, то есть сам выбил опору у себя из-под ног. Брендольву было стыдно, что он не сообразил всего этого раньше. Тролли его околдовали! Мрачный, он сидел в гриднице и думал, не отдаст ли Трюмпа щит обратно. Но надежды на это было маловато. Если даже он, воин, не сообразил, как это важно, то уж конечно, безумная колдунья не слишком обеспокоится тем, что войско осталось без защиты.
Раздумья его прервала Далла, внезапно присевшая на скамью рядом.
— Смотри, что ты натворила! — злобно бросил Брендольв, злясь и на эту женщину, которая первой была во всем виновата, и на себя, что ее послушался. — Мы сами себя оставили без щита! А пользы от застежки что-то не видно!
— Тише! — почти свистнула Далла. Вот уж кому не приходилось в чем-то себя обвинять! — Это потому, что застежка одна. На одной и платье не удержится, не то что ворожба! Нужно добыть вторую…
Брендольв сделал движение досады: фьялли уже на пороге, а она все плетет свои козни!
А она плела их особенно тщательно, именно потому, что фьялли были на пороге.
— И получить обратно ваш щит! — быстро добавила Далла.
Брендольв недоверчиво покосился на нее.
— Мы получим и то, и другое, — продолжала Далла. — У меня будет две застежки, а у тебя — Хельга. А уж берсерк пусть сам добывает свой щит, ему и не такое под силу. Сейчас ты поедешь в Тингвалль и скажешь, что щит брошен в море со скалы, где вершина фьорда. Пусть ныряет. А за то, чтобы это сказать, ты возьмешь вторую застежку. Скажешь, что эту весть прислала Трюмпа, и вторую застежку требует она. А принесешь мне. Понял?
Брендольв не ответил, стараясь подавить досаду и осмыслить все сказанное. Его раздражало то, что Далла обращается с ним, как с рабом, но только она и указывала ему путь. А Далла ждала, готовая в любой миг продолжить спор. Проснувшись тем утром и обнаружив возле себя одну застежку с оборванными цепочками, она вознегодовала, как мог бы вознегодовать дракон Фафнир, если бы у него тайком украли все его сокровища. Ведь ей были обещаны две! Хотя Далла расплачивалась не своим, а чужим имуществом и трудом, плоды-то должна была пожинать она, и половинный «урожай» показался ей жестоким ударом судьбы!
— Мерзкая троллиха! — шепотом бранилась она, кусая губы и сжимая в кулаке застежку. — Дрянная крыса! Я же сказала: две! Надо было отрубить половину щита! Я с нее голову сниму!
Но ехать к Трюмпе второй раз она все же не решилась: ее могли увидеть, а в Тингвалле у многих хватит ума связать ночное появление ведьмы с поездкой Даллы. Лучше пока обождать.
— Все равно они знают, что застежку украла ведьма, — добавила Далла, видя что Брендольв колеблется. — Щит им нужен гораздо больше — они отдадут вторую. И наше дело будет сделано!
— А они Трюмпе шею не свернут? — бросил Брендольв.
— А тебе ее очень жалко? — язвительно спросила Далла. — Некому будет насылать бешеных духов? Поезжай. Скажешь сначала, что хочешь отправиться с войском — ты же правда этого хочешь? А потом расскажешь про щит.
Брендольв сидел на скамье, глядя в пол между колен и чувствуя вокруг себя невидимую, но вязкую трясину. Он и сам не мог понять, каким образом эта маленькая женщина затянула его в паутину, так что сам он себе казался не лучше колдуна, обряженного в женское платье.
После того как дружина Дага ушла, служанка вызвала Хеймира из дома.
— Там к тебе пришли… кое-кто из Лаберга, — сказала женщина. На лице ее было написано явное неодобрение.
Хеймир неохотно поднялся и пошел к дверям. Из Лаберга к нему могла прислать только Далла, а выслушивать приветы от нее он совершенно не хотел. Его выбор был сделан.
Увидев гостя, Хеймир поначалу поверил в правильность своей догадки. Это оказалась Мальфрид, сестра бывшей кюны.
— Пойдем, Хеймир ярл, поговорим, — загадочно шепнула она. — Так, чтобы нас никто не слышал. Я расскажу тебе кое-что забавное.
Озираясь, она вывела Хеймира из дома и свернула за угол, где их никто не мог увидеть. Убедившись, что поблизости никого нет, Мальфрид повернулась к молча ждущему Хеймиру.
— Ах, Хеймир ярл! — негромко воскликнула девушка. — Я пришла, чтобы предупредить тебя о злых кознях, которые против тебя плетутся!
При этом она бросила на Хеймира взгляд, полный такого пылкого восхищения и безоговорочной преданности, что он улыбнулся. Игра была так откровенна, что Мальфрид и сама не пыталась придать ей вид правдоподобия.
— Я с удовольствием выслушаю такую знатную и учтивую деву! — заверил ее Хеймир. — С чем ты пришла и почему этого нельзя слышать всем?
— Потому что речь идет о моей родственнице. Я полагаюсь на твое благородство, Хеймир ярл. Ты, конечно, понимаешь, что моя родственница Далла хотела бы выйти за тебя замуж?
Хеймир кивнул, постепенно погасил улыбку,
— Для этого она хотела разлучить тебя с твоей невестой и выкрасть заколдованные застежки, — продолжала Мальфрид, честно и испуганно расширив свои и без того большие глаза. — Она хотела, чтобы ты перестал любить Хельгу, а она тебя, и тогда она досталась бы Брендольву, сыну Гудмода. Но я не хочу, чтобы такие благородные люди пострадали из-за ее зависти. Я принесла тебе эту застежку назад, и я отдам ее тебе, если ты пообещаешь помочь мне…
— Что ты хочешь? — тут же спросил Хеймир. Все сказанное ничуть его не удивило, а только подтвердило собственные догадки. Он еще той ночью подумал, что исчезновение застежек Хельги сыграло бы на руку Далле, но не мог вообразить, что эта маленькая женщина — колдунья, способная превратиться в ворону. Все-таки здесь не «Песнь о Хельги Убийце Хундинга»!
— А я хочу… — Мальфрид с показной скромностью отвела глаза, повертела в пальцах край плаща. — Я хочу, чтобы ты, если так случится, помог мне самой стать женой Брендольва, сына Гудмода. Он обещал жениться на мне еще на Остром Мысу. Но потом была эта битва и все такое, а теперь Далла отвлекает его, чтобы он слушался ее одну.
Уж конечно, Далла напрасно упустила из виду свою сестру. Мальфрид отлично знала обо всем, что происходит в усадьбах Лаберг и Тингвалль, и только выжидала удобного случая вмешаться. Уж ей-то было ни к чему возвращение любви между Брендольвом и Хельгой, Ей нужно было устраивать свою судьбу. На Хеймира ярла или на Дага Мальфрид не покушалась, понимая, что такие люди ей не по зубам, но Брендольва, раз уж он никуда не уехал и помирился с хёвдингом, не намерена была выпускать из рук. Уставший и несчастный, он станет легкой добычей девушки, которая вовремя его приласкает. А Далла пускай себе злится. Сестра пренебрегла ее пользой, и Мальфрид с готовностью отплатила ей тем же.
— Это я могу тебе пообещать, — с самой приветливой улыбкой ответил ей Хеймир. — По-моему, Брендольв, сын Гудмода, нигде не найдет жены лучше тебя.
Хеймир без особого труда восстановил ход мысли Мальфрид. Почему бы не пообещать ей содействие, если мешать он уж точно не намерен? А со всем остальным она справится и сама. Эта девушка не ждет, что подскажут сны!
— Спасибо тебе, Хеймир ярл! — мягко, с кошачьей ласковостью протянула Мальфрид, игриво блеснув глазами. — Твое слово стоит клятв над жертвенником. Только не говори никому, что это я отдала тебе застежку.
Она вынула из-под плаща руку и вложила в ладонь Хеймира застежку в виде ворона, с тремя оборванными цепочками. Хеймир повернул застежку к свету: под лучами яркого весеннего солнца, которое знать не знало ни о какой войне, искрились густым темно-зеленым светом камешки в глазах воронов. В который раз он держит эту вещь в руках, и каждый раз удивляется прихотливости судьбы, выпавшей на их долю. Ссора Стюрмира и Рагневальда — пир в усадьбе Эльвенэс — плачущая Альвборг в белой рубахе — Сторвальд с обожженными концами волос — хмурое и удивленное лицо Дага на берегу возле «Волка» — отблеск факела на темном дворе, играющий на изумленном лице девушки, которую он узнал сначала по этим застежкам, а уже потом по сходству с Дагом… Нет, пожалуй, он был не прав, когда сказал, что всем движут только человеческие помыслы. Иной раз и вещи имеют судьбу. А впрочем… как знать? Так много истин рождается для одного-единственного случая и тут же умирает, но от этого не перестает быть истиной.
— Так я на тебя надеюсь, — шепнула Мальф-рид, придвинувшись ближе к нему.
— Брендольв, сын Гудмода, приехал! — завопили вдруг голоса мальчишек. Возле ворот слышался топот. — Хёвдинг! Брендольв из Лаберга приехал!
Мальфрид испуганно обернулась, прижалась к Хеймиру плечом, точно в поисках защиты. Хеймир подобрал обрывки цепочек, сжал застежку в ладони, быстро поцеловал Мальфрид в висок. Она заслужила награду. И забота о собственной пользе становится добродетелью, когда идет на благо кому-то еще. Пряча руку под плащ, Хеймир пошел к крыльцу.
— Здравствуй, Брендольв! Я ждал, что ты приедешь! — торопливо и радостно говорил Хельги хёвдинг, устремляясь навстречу воспитаннику. — Я так и знал: когда запахнет настоящим делом, ты не заставишь себя долго ждать! Ты уже слышал? Когда ваша дружина будет готова? Я хотел бы, чтобы ты или твой отец побыстрее отправились вслед за Дагом. Может случиться, что ему понадобится поддержка уже скоро. Хотя, конечно, по пути к нему присоединятся люди. У нас все условлено. Он приведет к южному рубежу человек двести, но войска никогда не бывает слишком много…
— Я готов отправиться хоть завтра, — ответил Брендольв. В этих словах он усмотрел прощение и воспрянул духом. Приятно, когда тебе верят в таком важном деле и надеются на тебя, как на мужчину. — Но я слышал, что у вас не все благополучно…
— Ты говоришь о щите Вальгарда? Да, эта новость не из приятных! — Хёвдинг нахмурился. — Но все же, ты знаешь, я думаю, что мы и с простыми щитами покажем себя не худшим образом.
— Но этот щит мог бы сберечь людей от ран и смерти. И… может быть, я знаю, как его вернуть.
По гриднице пробежал ропот. Толпа домочадцев, сбежавшихся послушать, что в этот тревожный день скажет Брендольв, сомкнулась вокруг него плотнее. Из сеней пролез Вальгард с воинственно-настороженным лицом, и женщины проворно отскакивали в сторону, давая ему дорогу. У Брендольва задрожало что-то внутри: берсерк показался великаном, способным мгновенно растоптать. Но он продолжал, краснея и с усилием выталкивая из себя ложь, каждое мгновение ожидая, что все вокруг поймут правду:
— К нам пришел один человек из родичей старой Трюмпы… Не знаю, кем ей приходится этот чумазый тролль… Он сказал, что знает, куда старуха задевала щит Вальгарда. Это она его украла, потому что зла на него еще с зимы, когда он послал на нее духов. Этот тролль хочет получить застежку… которая с вороном.
— Ты пришел ко мне, мерзавец, ты пришел! — заверещала она, приплясывая вокруг лежащего на земле щита. Железный умбон мрачно сверкал в отблесках багрового пламени троллей, как враждебный глаз, но Трюмпа, видя своего противника бессильно распростертым у своих ног, ликовала. — Ты пришел! Ты никуда от меня не делся! Куда же ты денешься? Я сплела хорошую сеть! Теперь тебе не выпутаться! Теперь ты сам пойдешь к троллям и расплатишься с ними за все, что ты наделал!
Топая ногами по камню, Трюмпа двинулась вокруг щита и запела заклинание. Визгливый рой духов кружился вокруг нее, трепал седые волосы старой колдуньи, рвал и бросал в небо пряди багрового пламени. С неожиданной силой подхватив щит, Трюмпа втолкнула его в огонь. Придавленное пламя опало, и старуха отвалено вскочила прямо в костер, встала на щит и запрыгала на нем,
— Теперь ты сгорел, мерзавец, ты сгорел! — визжала и выла она. — Больше у тебя не будет сил противиться мне! Скоро ты сам приползешь и подставишь мне шею, чтобы я могла на ней ездить!
Языки багрового пламени, как змеи, выползали из-под щита и лизали его края. Железная полоса сама стала багровой, красная кожа быстро темнела и с жестким треском лопалась, шел дым. Трюмпа кашляла, хрипела, задыхалась, но не желала выскочить из костра, а продолжала топтать ногами щит.
— Гори, мерзавец, гори! — истошно заклинала она. — Вся твоя сила сгорает, сгорает!
Но щит не сгорал. Уже языки пламени, как лучи вокруг солнца, вырвались на волю вокруг него, но сам круглый щит оставался свободен; пламя жгло Трюмпу, и она, не выдержав, выскочила из огненного круга и завертелась, сбивая пламя с одежды.
— Гори, мерзавец, гори! — со злобой уже не торжествовала, а требовала она, потрясая сжатыми кулаками. На ее закопченном лице дико горели глаза, а них отражалось багровое пламя, серые волосы разметались и вились на ветру.
Но щит не сдавался. Багровый огонь опадал, сожрав всю свою пищу, а щит лежал в его середине, все такой же несокрушимый. Все злобные духи, призванные Трюмпой, ничего не могли поделать с защитой Отца Колдовства.
— Ах так, мерзавец! — зашипела старуха, когда огонь почти угас. — Погоди же! Я тебе еще покажу! Я тебе найду место!
Сообразив, она кинулась на щит, схватила за край и взвыла, потрясая обожженной рукой. Но боль не охладила ее пыла, и вот уже старуха, обернув край щита плащом, волокла его по земле к обрыву.
— Ты у меня узнаешь! — задыхаясь от непомерного усилия, шипела она на ходу. — Ты очень разогрелся, мерзавец, тебе надо остудиться! Ступай к морским великаншам! Ты для них достойный муж! Ступай к ним! Твоя сила утонет, и больше ты не будешь мне вредить!
Подтащив щит к самому краю обрыва, Трюмпа с трудом столкнула его в море. Стукнув краем по камню, щит сорвался в темную бездну. Трюмпа слушала, вытянув тонкую шею. Спустя долгое время снизу донесся глухой всплеск.
— Теперь ты пропал, мерзавец! — тихо, словно истощила в борьбе со щитом все силы, просипела старуха. — Теперь ты мне не помешаешь.
Медленно, согнувшись и уронив голову, она вернулась на вершину горы и села прямо на землю возле угасающего костра. Пламени уже не было, только багровый круг тихо мерцал на черном камне. Старуха бросила на угли пучок трав, наклонилась, жадно вдыхая беловатый дымок. Ее голова клонилась все ниже, ниже, потом старуха сильно вздрогнула и мягко опустилась на камень возле самых углей. Она казалась спящей. А дух ее, вырвавшись из тела, невидимо взмыл в темное небо.
Во сне Хельге вдруг показалось, что ее ударили. Резко открыв глаза, она сразу услышала рядом с изголовьем шорох. Какое-то брезгливое, отвратительное чувство толкнуло ее вскочить и повернуться: так и казалось, что рядом возится крыса.
Но это была не крыса. Возле ее изголовья на полу прыгало странное существо, похожее на птицу, на маленькую, меньше обычной, ворону. Но за ворону ее принять было нельзя: ее глаза горели красным, серые жесткие перья торчали во все стороны, а на лице — так и подумалось, хотя какое же у птицы лицо! — было какое-то осмысленное и этим жуткое выражение. В клюве кошмарного существа была зажата серебряная цепочка, второй конец которой уходил под подушку Хельги.
Вскрикнув, Хельга отшатнулась, толкнула спиной спящую Сольвёр; птица сильно дернула клювом цепочку, и из-под подушки со звоном выпала на пол серебряная застежка. Хельга с криком подалась вперед и схватила застежку. Жуткая ворона дернула, Хельга вскрикнула от боли — края царапали ей ладонь, но не выпустила застежку. Чудовищная птица тянула цепочку к себе с такой невиданной силой, что Хельга поползла к лежанки на пол, голова ее свесилась вниз, волосы упали на земляной пол. Казалось, сами тролли тащат ее в темное подземелье! Почти вися вниз головой, Хельга ничего не видела и кричала от ужаса и боли, но не выпускала застежки, а ворона тянула на себя, смутно повизгивая. Это не могла быть ворона, никак не могла! Хельга знала, что это существо — не в себе, не на своих путях, его сотворило колдовство и связываться с ним — смертельно опасно! Но выпустить застежку, одного из воронов, подарок Хеймира! Это все равно, что отдать троллям свою душу!
За ее спиной раздался крик, потом другой, ее схватили за плечи, потащили назад; разрываемая на части, Хельга вопила не своим голосом, вопила Сольвёр, едва проснувшаяся и напуганная, кричали женщины, разом вспомнившие, как однажды, такой же темной ночью, к ним явился мертвец. Сольвёр изо всех сил тянула Хельгу назад на лежанку, ворона тянула к себе. И вдруг цепочки лопнули, сила разрыва отбросила Хельгу назад, она повалилась спиной на Сольвёр, а над ней ринулся невидимый черный вихрь.
— Ворона, ворона! — задыхаясь, невнятно кричала она. — Ворона! Моя застежка! Она унесла! Ворона!
Вся девичья поднялась, в доме заскрипели двери, застучали шаги. Мертвой хваткой сжимая в руке спасенную застежку, Хельга рыдала в объятиях Сольвёр, а фру Мальгерд напрасно пыталась разжать ее окровавленные пальцы. Домочадцы с факелами ползали по полу, собирая рассыпанные звенья серебряных цепей. Наконец Рзвунг принес последнее.
— Под дымовиком в кухне! — гордо доложил он, даже довольный этим забавнейшим происшествием. — Туда, значит, улетела.
— Это была ведьма, ведьма! — твердили женщины. — Ведьма в обличье птицы! Мы о таком слышали! Да кто же не слышал! Она хотела нас погубить!
— Она украла… унесла одну застежку, — рыдала Хельга и никак не могла остановиться.
— Ну и что? — утешали ее родичи, предлагая воды в ковшике и наперебой гладя по голове. — Подумаешь, застежка? Тебе что, нечем заколоть платье?
— Было бы хуже, если бы она взяла прядь волос или рубашку! — говорила фру Мальгерд. — Через это можно колдовством погубить человека. А через серебро — нельзя. Серебро само защищает и себя, и того, кто его носил. Не бойся ничего.
— У тебя же вторая осталась! — говорил Хельги хёвдинг, косясь на застежку в руках Дага, с которой тот подолом рубахи стирал кровь. — Мы закажем вторую точно такую же. И камушки вставим. Хочешь, зеленые, как были, а хочешь, красные, чтобы все было одинаково.
— Оставь эту для плаща, а на платье я подарю тебе другие, — говорил Хеймир.
Это был не первый ночной переполох, который ему пришлось пережить за последние месяцы, но сейчас он был по-настоящему взволнован. Тот ужас потери, который он пережил вместе со всеми в ту памятную ночь, все никак не проходил и заново вспыхивал при малейшем беспокойстве. Полуодетый, разлохмаченный, с нервно блестящими глазами, он был непохож на себя, но именно сейчас, видя его волнение, домочадцы Тикгвалля впервые по-настоящему признали его за своего и толкали локтями, не замечая и не прося прощения. Впрочем, он тоже ничего не замечал, думая только о том, как бы пробиться к невесте через толпу женщин.
— Но ведь говорят… — услышав его голос, Хельга поспешно вытерла лицо и несколько раз глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться, но голос ее все равно оставался ломки и густым от плача, — ведь говорят, что эти застежки заколдованные… И ты любишь ту, кто их носит. А вдруг теперь ведьма заворожит тебя? Это так страшно!
— Ох! — Хеймир перевел дух и усмехнулся. — Надеюсь, не настолько, чтобы я вдруг влюбился в эту ворону. Хороша же невеста для меня! Всю жизнь о такой мечтал!
Даг фыркнул первым, потом захихикал кто-то из женщин, и вскоре уже смеялась вся девичья. Видя спокойствие Хеймира, все остальные успокоились тоже, и даже Хельге ее страх показался глупым. Отблески факелов освещали десятки хохочущих лиц, одно подле другого, поскольку в покой набилось чуть ли не все население усадьбы и он сразу стал очень тесным. Смеялись женщины и хирдманы, Мальгерд хозяйка и Рэвунг, Сторвальд и Атла, Хельги хёвдинг и маленькая Векке. Вальгард хохотал гулко и громко, как настоящий великан. На таком уж счастливом месте стояла усадьба Тингвалль, что все самое страшное для нее в конце концов оборачивалось смехом.
Через несколько дней две служанки и пастух, рано утром вышедшие выгонять коров, увидели на юге два дымовых столба. Держась за дверь хлева, Гейсла застыла, приоткрыв рот и не сводя глаз с двух серых, туманных деревьев, растущих от земли до бледного рассветного неба. Два дымовых столба! Сколько о них твердили в Хравнефьорде за последние месяцы, как все ждали и боялись увидеть их, так ждали и так боялись, что под конец уже не верилось, что когда-нибудь знак действительно будет подан.
— Альдис! Грьот! — крикнула Гейсла, все еще не в силах оторвать глаз от неба. — Люди! Смотрите! Дым! Дым! — завопила она, сообразив наконец, что надо поднимать шум. — Дым на юге! Два столба! Как говорили! Хёвдинг! Скорее скажите хёвдингу!
Усадьба Тингвалль мигом поднялась и наполнилась суетой. Два дымовых столба днем или два костра рядом ночью означали, что на восточном побережье появились фьялли. То, что они явились с юга, а не с севера, как ждали осенью и зимой, подтвердило предположения Хеймира ярла, который еще после Битвы Конунгов предрек, что теперь фьялли пойдут через захваченное западное побережье к югу Квиттинга, а уже оттуда переберутся на восточный берег. И вот они почти здесь, враги, которых так долго ждали!
Не дожидаясь приказа, несколько хирдманов верхом помчались на Вершину и разложили там два таких же костра, набросав в них влажных веток и прошлогодней травы. Дымовые столбы понесли тревожную весть дальше, а усадьба хёвдинга уже приготовилась действовать.
— Сначала пойдет вперед мой сын с нашей дружиной! — раз за разом объяснял Хельги хёвдинг соседям, которые сходились в усадьбу со всех сторон с оружием в руках и с мешками за спиной. — Он разузнает, много ли врагов и как они себя ведут. Он сдержит их первый натиск, а тем временем сюда подойдут отряды с северных рубежей. И мы встретим Торбранда Тролля хорошим сильным войском! Я рад видеть, что в вас столько боевого духа!
— Хорошо бы еще до тех пор подошли слэтты! — говорили соседи и вопросительно посматривали на Хеймира.
Он стоял рядом с хёвдингом, и на его чеканном лице не отражалось никакого беспокойства.
— Слэтты должны быть здесь уже скоро, — отвечал он, и никто не догадывался, как трудно ему было сейчас сохранять невозмутимость. — Теперь их можно ждать каждый день. В любом случае у нас есть какое-то время до битвы.
Он говорил «у нас», и само его присутствие казалось достаточным залогом, что обещанная помощь действительно подойдет. Если не ради квиттов, то ради собственного сына конунг слэттов ведь пришлет войско! В глубине души люди верили, что с сыновьями конунгов не случается ничего плохого. Ну и с теми, кто рядом, заодно.
Дружина хёвдинга собиралась в дорогу быстро и четко, поскольку все было приготовлено и обговорено заранее, Только Вальгард вышел из оружейной мрачный, как инеистый великан весной.
— Мой щит пропал! — глухо бросил он. — Я было думал, что сам отнес в оружейную. Его нигде нет.
Те, у кого оставалось время над этим задуматься, качали головами.
— Но как же без щита? — испуганно ахнула Хельга. Она и так не находила себе места от беспокойства, а тут еще такая пропажа! Более дурного знамения и не придумаешь — разве что упасть с лошади в самых воротах! — Как же без щита? Ведь твой — особенный…
Она отлично помнила и Седловую гору, и пожар Волчьих Столбов, о котором рассказывал Даг, — когда именно щит и заклинание Вальгарда спасли квиттов и позволили им выдержать жестокий бой без раненых и убитых. И сейчас, когда Даг шел навстречу вражеским мечам… Уж его-то Ворон не выведет обратно!
— Ничего! — бодро ответил сам Даг. — Я думаю, что Вальгард и без щита стоит нескольких человек. Ведь твои заклинания остались при тебе?
— Да. — Вальгард мрачно кивнул. Его лицо потемнело и стало страшным, как у великана. — Но сейчас я не пойду с тобой. Я должен знать, кто вредит мне. Если я буду с тобой, то плохо будет всему войску. Я останусь и сам найду своего врага.
Никто не стал спорить с его решением. Заподозрить берсерка в трусости не смог бы даже глупый мальчишка, а не тащить свою неудачу вслед за всеми, как заметила Троа, было очень даже мудро.
Дружина Дага из сорока собственных хирдманов и двадцати человек из округи ушла еще до полудня. Даг надеялся, что по пути им удастся лучше разузнать, что произошло, и обещал присылать гонцов при каждой возможности.
Брендольв узнал новости, только когда Даг с дружиной уже ушел. За ним не присылали, но Блекнир рыбак, возвращаясь домой, зашел в Лаберг. Выслушав его, Брендольв закусил губу. Его самолюбие понемногу оправлялось, и уже показалось обидным, что к ним не послали сразу же. Все-таки хёвдинг ему не доверяет! Конечно, есть причины… Но раз уж они при всех объявили о прекращении вражды, то не позвать его в битву значит обидеть заново!
Впрочем, Брендольв еще недостаточно оправдался в собственных глазах, чтобы дать обиде волю. А к тому же его смутила весть о том, что из-за пропажи щита Вальгард не пошел с дружиной. Ведь он тоже знал, как много значил и какую силу имел красный щит берсерка в руках хозяина. И Седловая гора, и Волчьи Столбы… и равнина Битвы Конунгов, с которой Вальгард тоже ушел невредимым… А теперь Даг, его дружина, все будущее войско восточного побережья лишено защиты, которую могло бы иметь. Заклинание Вальгарда могло бы сделать их неуязвимыми! Тогда Торбранду Троллю пришлось бы убраться восвояси, поджав хвост! Выходило, что в этом деле сам Брендольв распорядился не лучше Стюрмира конунга, когда тот убил Фрейвида Огниво, то есть сам выбил опору у себя из-под ног. Брендольву было стыдно, что он не сообразил всего этого раньше. Тролли его околдовали! Мрачный, он сидел в гриднице и думал, не отдаст ли Трюмпа щит обратно. Но надежды на это было маловато. Если даже он, воин, не сообразил, как это важно, то уж конечно, безумная колдунья не слишком обеспокоится тем, что войско осталось без защиты.
Раздумья его прервала Далла, внезапно присевшая на скамью рядом.
— Смотри, что ты натворила! — злобно бросил Брендольв, злясь и на эту женщину, которая первой была во всем виновата, и на себя, что ее послушался. — Мы сами себя оставили без щита! А пользы от застежки что-то не видно!
— Тише! — почти свистнула Далла. Вот уж кому не приходилось в чем-то себя обвинять! — Это потому, что застежка одна. На одной и платье не удержится, не то что ворожба! Нужно добыть вторую…
Брендольв сделал движение досады: фьялли уже на пороге, а она все плетет свои козни!
А она плела их особенно тщательно, именно потому, что фьялли были на пороге.
— И получить обратно ваш щит! — быстро добавила Далла.
Брендольв недоверчиво покосился на нее.
— Мы получим и то, и другое, — продолжала Далла. — У меня будет две застежки, а у тебя — Хельга. А уж берсерк пусть сам добывает свой щит, ему и не такое под силу. Сейчас ты поедешь в Тингвалль и скажешь, что щит брошен в море со скалы, где вершина фьорда. Пусть ныряет. А за то, чтобы это сказать, ты возьмешь вторую застежку. Скажешь, что эту весть прислала Трюмпа, и вторую застежку требует она. А принесешь мне. Понял?
Брендольв не ответил, стараясь подавить досаду и осмыслить все сказанное. Его раздражало то, что Далла обращается с ним, как с рабом, но только она и указывала ему путь. А Далла ждала, готовая в любой миг продолжить спор. Проснувшись тем утром и обнаружив возле себя одну застежку с оборванными цепочками, она вознегодовала, как мог бы вознегодовать дракон Фафнир, если бы у него тайком украли все его сокровища. Ведь ей были обещаны две! Хотя Далла расплачивалась не своим, а чужим имуществом и трудом, плоды-то должна была пожинать она, и половинный «урожай» показался ей жестоким ударом судьбы!
— Мерзкая троллиха! — шепотом бранилась она, кусая губы и сжимая в кулаке застежку. — Дрянная крыса! Я же сказала: две! Надо было отрубить половину щита! Я с нее голову сниму!
Но ехать к Трюмпе второй раз она все же не решилась: ее могли увидеть, а в Тингвалле у многих хватит ума связать ночное появление ведьмы с поездкой Даллы. Лучше пока обождать.
— Все равно они знают, что застежку украла ведьма, — добавила Далла, видя что Брендольв колеблется. — Щит им нужен гораздо больше — они отдадут вторую. И наше дело будет сделано!
— А они Трюмпе шею не свернут? — бросил Брендольв.
— А тебе ее очень жалко? — язвительно спросила Далла. — Некому будет насылать бешеных духов? Поезжай. Скажешь сначала, что хочешь отправиться с войском — ты же правда этого хочешь? А потом расскажешь про щит.
Брендольв сидел на скамье, глядя в пол между колен и чувствуя вокруг себя невидимую, но вязкую трясину. Он и сам не мог понять, каким образом эта маленькая женщина затянула его в паутину, так что сам он себе казался не лучше колдуна, обряженного в женское платье.
После того как дружина Дага ушла, служанка вызвала Хеймира из дома.
— Там к тебе пришли… кое-кто из Лаберга, — сказала женщина. На лице ее было написано явное неодобрение.
Хеймир неохотно поднялся и пошел к дверям. Из Лаберга к нему могла прислать только Далла, а выслушивать приветы от нее он совершенно не хотел. Его выбор был сделан.
Увидев гостя, Хеймир поначалу поверил в правильность своей догадки. Это оказалась Мальфрид, сестра бывшей кюны.
— Пойдем, Хеймир ярл, поговорим, — загадочно шепнула она. — Так, чтобы нас никто не слышал. Я расскажу тебе кое-что забавное.
Озираясь, она вывела Хеймира из дома и свернула за угол, где их никто не мог увидеть. Убедившись, что поблизости никого нет, Мальфрид повернулась к молча ждущему Хеймиру.
— Ах, Хеймир ярл! — негромко воскликнула девушка. — Я пришла, чтобы предупредить тебя о злых кознях, которые против тебя плетутся!
При этом она бросила на Хеймира взгляд, полный такого пылкого восхищения и безоговорочной преданности, что он улыбнулся. Игра была так откровенна, что Мальфрид и сама не пыталась придать ей вид правдоподобия.
— Я с удовольствием выслушаю такую знатную и учтивую деву! — заверил ее Хеймир. — С чем ты пришла и почему этого нельзя слышать всем?
— Потому что речь идет о моей родственнице. Я полагаюсь на твое благородство, Хеймир ярл. Ты, конечно, понимаешь, что моя родственница Далла хотела бы выйти за тебя замуж?
Хеймир кивнул, постепенно погасил улыбку,
— Для этого она хотела разлучить тебя с твоей невестой и выкрасть заколдованные застежки, — продолжала Мальфрид, честно и испуганно расширив свои и без того большие глаза. — Она хотела, чтобы ты перестал любить Хельгу, а она тебя, и тогда она досталась бы Брендольву, сыну Гудмода. Но я не хочу, чтобы такие благородные люди пострадали из-за ее зависти. Я принесла тебе эту застежку назад, и я отдам ее тебе, если ты пообещаешь помочь мне…
— Что ты хочешь? — тут же спросил Хеймир. Все сказанное ничуть его не удивило, а только подтвердило собственные догадки. Он еще той ночью подумал, что исчезновение застежек Хельги сыграло бы на руку Далле, но не мог вообразить, что эта маленькая женщина — колдунья, способная превратиться в ворону. Все-таки здесь не «Песнь о Хельги Убийце Хундинга»!
— А я хочу… — Мальфрид с показной скромностью отвела глаза, повертела в пальцах край плаща. — Я хочу, чтобы ты, если так случится, помог мне самой стать женой Брендольва, сына Гудмода. Он обещал жениться на мне еще на Остром Мысу. Но потом была эта битва и все такое, а теперь Далла отвлекает его, чтобы он слушался ее одну.
Уж конечно, Далла напрасно упустила из виду свою сестру. Мальфрид отлично знала обо всем, что происходит в усадьбах Лаберг и Тингвалль, и только выжидала удобного случая вмешаться. Уж ей-то было ни к чему возвращение любви между Брендольвом и Хельгой, Ей нужно было устраивать свою судьбу. На Хеймира ярла или на Дага Мальфрид не покушалась, понимая, что такие люди ей не по зубам, но Брендольва, раз уж он никуда не уехал и помирился с хёвдингом, не намерена была выпускать из рук. Уставший и несчастный, он станет легкой добычей девушки, которая вовремя его приласкает. А Далла пускай себе злится. Сестра пренебрегла ее пользой, и Мальфрид с готовностью отплатила ей тем же.
— Это я могу тебе пообещать, — с самой приветливой улыбкой ответил ей Хеймир. — По-моему, Брендольв, сын Гудмода, нигде не найдет жены лучше тебя.
Хеймир без особого труда восстановил ход мысли Мальфрид. Почему бы не пообещать ей содействие, если мешать он уж точно не намерен? А со всем остальным она справится и сама. Эта девушка не ждет, что подскажут сны!
— Спасибо тебе, Хеймир ярл! — мягко, с кошачьей ласковостью протянула Мальфрид, игриво блеснув глазами. — Твое слово стоит клятв над жертвенником. Только не говори никому, что это я отдала тебе застежку.
Она вынула из-под плаща руку и вложила в ладонь Хеймира застежку в виде ворона, с тремя оборванными цепочками. Хеймир повернул застежку к свету: под лучами яркого весеннего солнца, которое знать не знало ни о какой войне, искрились густым темно-зеленым светом камешки в глазах воронов. В который раз он держит эту вещь в руках, и каждый раз удивляется прихотливости судьбы, выпавшей на их долю. Ссора Стюрмира и Рагневальда — пир в усадьбе Эльвенэс — плачущая Альвборг в белой рубахе — Сторвальд с обожженными концами волос — хмурое и удивленное лицо Дага на берегу возле «Волка» — отблеск факела на темном дворе, играющий на изумленном лице девушки, которую он узнал сначала по этим застежкам, а уже потом по сходству с Дагом… Нет, пожалуй, он был не прав, когда сказал, что всем движут только человеческие помыслы. Иной раз и вещи имеют судьбу. А впрочем… как знать? Так много истин рождается для одного-единственного случая и тут же умирает, но от этого не перестает быть истиной.
— Так я на тебя надеюсь, — шепнула Мальф-рид, придвинувшись ближе к нему.
— Брендольв, сын Гудмода, приехал! — завопили вдруг голоса мальчишек. Возле ворот слышался топот. — Хёвдинг! Брендольв из Лаберга приехал!
Мальфрид испуганно обернулась, прижалась к Хеймиру плечом, точно в поисках защиты. Хеймир подобрал обрывки цепочек, сжал застежку в ладони, быстро поцеловал Мальфрид в висок. Она заслужила награду. И забота о собственной пользе становится добродетелью, когда идет на благо кому-то еще. Пряча руку под плащ, Хеймир пошел к крыльцу.
— Здравствуй, Брендольв! Я ждал, что ты приедешь! — торопливо и радостно говорил Хельги хёвдинг, устремляясь навстречу воспитаннику. — Я так и знал: когда запахнет настоящим делом, ты не заставишь себя долго ждать! Ты уже слышал? Когда ваша дружина будет готова? Я хотел бы, чтобы ты или твой отец побыстрее отправились вслед за Дагом. Может случиться, что ему понадобится поддержка уже скоро. Хотя, конечно, по пути к нему присоединятся люди. У нас все условлено. Он приведет к южному рубежу человек двести, но войска никогда не бывает слишком много…
— Я готов отправиться хоть завтра, — ответил Брендольв. В этих словах он усмотрел прощение и воспрянул духом. Приятно, когда тебе верят в таком важном деле и надеются на тебя, как на мужчину. — Но я слышал, что у вас не все благополучно…
— Ты говоришь о щите Вальгарда? Да, эта новость не из приятных! — Хёвдинг нахмурился. — Но все же, ты знаешь, я думаю, что мы и с простыми щитами покажем себя не худшим образом.
— Но этот щит мог бы сберечь людей от ран и смерти. И… может быть, я знаю, как его вернуть.
По гриднице пробежал ропот. Толпа домочадцев, сбежавшихся послушать, что в этот тревожный день скажет Брендольв, сомкнулась вокруг него плотнее. Из сеней пролез Вальгард с воинственно-настороженным лицом, и женщины проворно отскакивали в сторону, давая ему дорогу. У Брендольва задрожало что-то внутри: берсерк показался великаном, способным мгновенно растоптать. Но он продолжал, краснея и с усилием выталкивая из себя ложь, каждое мгновение ожидая, что все вокруг поймут правду:
— К нам пришел один человек из родичей старой Трюмпы… Не знаю, кем ей приходится этот чумазый тролль… Он сказал, что знает, куда старуха задевала щит Вальгарда. Это она его украла, потому что зла на него еще с зимы, когда он послал на нее духов. Этот тролль хочет получить застежку… которая с вороном.